Имзади навсегда

Внезапное движение одного из охранников привлекло его внимание. Он повернулся, чтобы справиться с непосредственной угрозой, и, как следствие, не увидел приклад ромуланского бластера, который с обычной ромуланской яростью обрушился на его череп. Звезды взорвались перед его глазами, и Райкер опустился на одно колено. Он потянулся, словно пытаясь найти невидимую опору, на которую он мог бы потянуться. Второй удар по голове положил конец всякой надежде на освобождение, когда Райкер сполз на пол. Он почувствовал, как его охватывает волна тошноты. Теперь у него был новый план — он хотел прожить достаточно долго, чтобы его вырвало на чьи-то ботинки. Это, казалось, все, на что он был способен в тот момент, но, по крайней мере, это имело ценность в виде протеста.

И тут громкий, строгий голос сказал:

— Оставьте его в покое!

Райкер не мог поверить в происхождение голоса. Пробиваясь сквозь дымку, окутавшую его череп, он смог увидеть, что женщина-ромуланка тоже была удивлена. Она смотрела на Сакета, который собирался покинуть транспортную, когда началась драка.

— Оставьте его в покое, — повторил Сакет, каждое слово давалось ему с явным усилием. — Он, спас мне жизнь, Села. Я ему обязан. И ты тоже. Если бы не он, твое спасение было бы напрасным.

— Но...

— Без «но», Села. Я знаю тебя слишком долго. Я знал твою мать, и она...

Затем колени Сакета начали полностью подгибаться под ним. Ромуланцы, которые его поддерживали, застыли на месте, явно не зная, что делать.

— Уведите его отсюда, немедленно! — приказала женщина, которую он называл «Села». Сакета быстро унесли, слабые протесты все еще были слышны из его уст.

Райкер ничего этого не видел, потому что стоял на четвереньках, а мир все еще кружился вокруг него. Пара обутых в сапоги ног медленно вошла в его узкий обзор окружающей среды, и он задался вопросом, будут ли это те счастливые сапоги, на которые его собирается вырвать.

— Что ты здесь делаешь, Райкер?

Гневный и презрительный вопрос пронзил его насквозь.

«Она знает меня?» — с удивлением подумал Райкер, и тут же ему стало ясно. Она знала Уилла Райкера, его двойника и близнеца. По тону голоса она имела с ним дела, которые не прошли для нее особенно хорошо. Логичным было бы сказать ей, что он, на самом деле, вовсе не Уилл Райкер, а Том Райкер. Том Райкер...

Невозможно отличить идентичного и генетически похожего близнеца Уилла Райкера, созданного в результате несчастного случая на транспортере, который случается один раз на миллион.

О да. Это должно было сработать.

Именно так и нужно поступить, когда тебя окружал непримиримый враг — сотворить нелепую историю, которая, скорее всего, будет встречена с полным презрением. Он почти мог слышать реакцию в своем воображении:

— Ты ожидаешь, что мы поверим в это? Ты что, с ума сошёл? За каких дураков ты нас принимаешь? — и за этим немедленно последовало ещё больше пинков, ещё больше ударов, его голова прогибалась, и он, Райкер, доходил до состояния, когда он был либо слишком жалок, чтобы беспокоиться о том, чтобы оставаться в живых, либо был таким отвратительным, что смерть была бы предпочтительнее.

Но он не знал, что еще сказать.

Поэтому он ничего не сказал. Он просто скорчился на полу, пытаясь бороться с волной тошноты, которая его захлестнула, но не поддавался ей.

— Сильный, молчаливый ублюдок. Как это типично, — сказала Села. Она помедлила мгновение, взвешивая его судьбу, а затем резко сказала: — Заприте его. Мы разберемся с ним позже.

Это, конечно, было лучше, чем «убейте его». Его не рвало, и его собирались взять в плен ромуланцы, чье обращение с пленными было легендарным по своей жестокости.

Похоже, это был его счастливый день.

Села стояла рядом с Сакетом, крепко держа его за руку, пока старший ромуланец лежал на столе в медицинском отделении. Ромуланские медицинские учреждения изначально были не очень хороши. Основная философия ромуланцев заключалась в выживании сильнейших, и тем, кто был слишком ранен, чтобы выжить, обычно позволяли умереть как само собой разумеющееся. Но ситуация с Сакетом была совсем другой, по крайней мере, насколько это касалось Селы. Она посмотрела на врача, который просто покачал головой. Он не мог ни черта сделать. Ущерб был слишком обширным. По правде говоря, Сакет изначально не имел права быть живым.

— Я видел, как ты летала на этом истребителе, — прошептал Сакет. Несмотря на свой острый слух, Селе все равно пришлось наклониться вперед, чтобы услышать все, что он говорил. — Это была ты, не так ли?

— Я бы никому другому не позволила это сделать, — сказала Села. — Все мои люди говорили, что я сумасшедшая.

— Так и есть. Я всегда знал это. Иногда я думаю, что это был мой главный вклад в твое обучение, — он закашлялся все сильнее и сильнее, а затем, казалось, взял себя в руки исключительно силой воли.

— Лежи спокойно, Сакет.

— И умереть тихо? Нет, — он покачал головой.

— Сакет, где ты его спрятал? — спросила она. — Скажи мне, где. Он у тебя с собой? Он остался на Лазоне II?

Сакет, казалось, не слышал ее. Вместо этого его мысли были в другом месте.

— Райкер, он хороший человек, используй его на своей стороне, я выращивал его для тебя, знал, что ты придешь за мной. Он мое последнее наследие для тебя.

— Как его использовать? — спросила Села. — Для плана? Нам нужен ты! Он нам не нужен.

— Нет. Мы не... Но подумай, насколько это эффективнее...

Медленно до нее начал доходить смысл того, что он говорил.

— Да, да, возможно так и было бы, наверное.

— Начинаешь видеть... Всегда быстро схватывала. Вы с Райкером хорошая команда, хорошая пара.

Несмотря на серьезность ситуации, Селе пришлось подавить желание рассмеяться.

— Хорошая пара? Немного поздновато для тебя начинать новую карьеру свахи, не так ли, Сакет?

Сакет ничего не сказал.

Она снова позвала его по имени, слегка встряхнула его. Но даже когда она это сделала, она уже знала. Знала без всяких сомнений, что он умер.

Чувства начали накрывать ее, как прилив накатывает на берег. Она оттолкнула их. Они были для нее проклятием. У нее не было на это времени.

— Он не сказал нам, где это находится, — сказал медицинский офицер, плотный ромуланец по имени Ток. — Он испытывал слишком сильную боль и не мог сосредоточиться на том, что было важно.

— Либо так, — задумчиво произнесла Села, — либо он был уверен, что мы сможем найти его без его помощи, и хотел использовать оставшиеся силы для решения других вопросов.

— Например, как Райкер?

— Видимо, да, — она повернулась на каблуках и направилась к выходу.

— А как же Сакет? — спросил Ток.

— Проведите полную диагностику его датчиками. Разберите его на части, орган за органом, если понадобится. Если образец на нем, он мне нужен.

С этими словами Села покинула медицинский отсек, оставив Тока заниматься своей работой.

Когда она шла по коридору, она была напряжена, не глядя ни налево, ни направо, как будто ей было все равно на окружающих. Внешне она излучала полное спокойствие и контроль. Внутри она была бушующим потоком. Сакет умер. Образец все еще не найден. И у нее был Уилл Райкер.

Что она собиралась с ним делать?

Это ей предстояло определить, и небольшая беседа, которая ей предстояла с заключенным, поможет ей принять то или иное решение.

Три раза Райкер пытался сесть, и каждый раз его охватывала тошнота. Но на четвертый раз ему все же удалось взять себя в руки и сесть без каких-либо помех.

— А теперь мой следующий трю... — пробормотал он, прежде чем собраться с духом и встать. Ему удалось это сделать, прислонившись к суровой металлической стене, сделав несколько глубоких вдохов и, наконец, медленно обойдя периметр ромуланской камеры. Ему не потребовалось много времени, чтобы ощутить окружающую обстановку. Шесть шагов в любом направлении практически покрывали ее. Там была твердая горизонтальная доска, которая служила единственным предметом мебели в этом месте — диван и кровать в одном целом. Если ему нужно было облегчиться или избавится от пищи, которую ему давали, его под вооруженной охраной отводили в помещение по коридору, а затем быстро возвращали обратно. Это было вся его реальность.

Естественно, было силовое поле, преграждающее ему выход, и еще охранник, уверенно стоявший на месте. Охранник даже не соизволил посмотреть в сторону Райкера, что более или менее устраивало Райкера. В любом случае, он не был особенно болтлив в тот момент.

Он услышал торопливые шаги, приближающиеся к нему, и задался вопросом, будет ли это ромуланский карательный отряд или кто-то еще, кого пошлют, чтобы прикончить его. Или, может быть, они сначала будут пытать его, чтобы получить информацию. Вот это был бы кусочек рая.

Том рассудил, что окно возможностей для него закрылось, чтобы сообщить своим похитителям, кем он был на самом деле. Хотя он все еще серьезно сомневался, что такое начинание увенчалось бы хоть малейшим успехом. Ромуланцы были вспыльчивым народом, и они с такой же вероятностью могли подумать, что он пытается сделать из них дураков, как и все остальное. Кроме того, единственный шанс на выживание у него мог быть, если бы они думали, что он много знает или что он более ценен, чем он есть на самом деле.

Также был вопрос о выкупе. Вполне возможно, что они попытаются что-то выменять в обмен на него, действуя под верой, что у них в распоряжении легендарный коммандер Уильям Райкер. Уилл Райкер действительно мог быть полезной разменной монетой. Том Райкер, с другой стороны, был бесполезен.

Тому было тяжело с этим смириться, но это было так. Том Райкер был тем, чей захват и возможная смерть в плену не имели никакого значения ни для кого. Он уже был опозоренным предателем. Кто в Звездном Флоте мог бы рискнуть собой ради него? Он был капризом природы, неисправностью транспортера с душой, чьей-то чужой душой. У него не было ничего. Ни свободы, ни чести, ни даже самого фундаментального свойства, которым обладает каждое живое существо, разумное или нет, в известной галактике — уникальности. Где-то там, свободно бродя по галактике, был кто-то, кто был во всем идентичен, за исключением карьеры и уважения со стороны его коллег. В этих вопросах он был намного лучше.

И Том Райкер, пытаясь найти свою нишу в галактике, дорого за это заплатил. Жизнью в кардассианском трудовом лагере, и это в рамках смягченного приговора.

«Лучше бы они меня убили», — мрачно подумал он.

Именно в тот момент, когда он был в таком мрачном настроении, к нему вошла Села.

Она стояла по другую сторону силового поля, разглядывая его на мгновение, пока он сидел на своем неудобном предмете мебели. Затем она кивнула охраннику, который деактивировал силовое поле. Она прошла и встала там по центру комнаты, скрестив руки, в ожидании.

Том ничего не сказал.

Села тоже.

Так они молчали десять минут. Затем Села повернулась на каблуках и вышла, не обменявшись с ним ни словом.

То же самое произошло и на следующий день, все произошло точно так же, только на этот раз это длилось двадцать минут.

На следующий день — тридцать.

Но между ними не было произнесено ни слова. Это стало почти извращенным испытанием воли. Она стояла там, а он сидел на койке, и это было пределом их взаимодействия. Если бы они были телепатами, это могло бы иметь какой-то смысл. А так даже охранник казался озадаченным. Каждый раз, когда Села выходила из камеры, он вопросительно смотрел на нее, но она даже не отвечала на его взгляд.

Во время третьего визита, когда Села собиралась уходить, Том решил развлечься. Как раз когда она начала отворачиваться, Райкер подмигнул ей. Она оглянулась на него, но его лицо снова стало бесстрастным. Ни единой трещины в каменном фасаде, который он так тщательно для себя создал. Она немного поколебалась, а затем снова вышла.

Когда она вернулась в четвертый раз, то уже с предложением.

— Мы нашли.

По правде говоря, Току не потребовалось много времени. Он нашел его в течение двенадцати часов после начала вскрытия, и он мысленно ругал себя за то, что это заняло так много времени.

Части тела Сакета были разложены по отсеку для вскрытия, но внимание Селы было приковано к глазу, который смотрел на нее (конечно, не мигая).

— Его левый глаз, если быть точным, — гордо сказал Ток. — Это была уникальная конструкция, изготовленная из настоящей живой ткани. Разработанная так, чтобы ее нельзя было обнаружить даже самыми передовыми методами. Полностью функциональная и неотличимая от живого глаза. Вы никогда не узнаете, какой из них поддельный.

— В его глазах, — удивленно сказала Села.

Ток с готовностью кивнул и, используя свои медицинские инструменты, осторожно перевернул глаз. Используя скальпель, он заставил гармоники внутри вибрировать на определенной частоте, которая, по-видимому, была закодирована в микросхеме глаза. Через несколько мгновений раздался очень тихий, едва слышимый «щелчок», а затем задняя часть глаза открылась. Очень деликатно Ток удалил чип, который блестел серебром, за исключением одной области, которая была темно-синей.

— Это оно? — спросила Села. Она старалась, чтобы ее голос звучал спокойно и нейтрально, но в ее тоне явно слышалось волнение.

— Я полагаю. Да, определенно. Схема чипа сохраняет химический образец в своего рода стазисе, инертном и безвредном.

— Он добился этого, — в ее голосе были зависть и благоговение. Она посмотрела в сторону его сердца, которое стояло отдельно на серебряном подносе. — Сакет, старый ублюдок, ты действительно сделал это. Ты нашел его. Я не думала, что это возможно, но если кто-то и мог это сделать, то только ты, — она подумывала съесть сердце из чувства уважения к Сакету, но решила, что сейчас, вероятно, неподходящее время для таких действий.

Она бросила взгляд через плечо, как будто каким-то образом она могла увидеть кардассианцев, их родной мир или их тюрьму из медицинского отсека ромуланской боевой птицы.

— Сколько времени тебе понадобится, чтобы синтезировать это? — спросила она Тока, не глядя на него. — Синтезируй и проверь.

— У меня нет возможности узнать, Села, — извиняющимся тоном сказал Ток. — Просто слишком много неизвестных. Поскольку я не знаю, из чего состоит это соединение, я не могу точно сказать, что потребуется для его синтеза, и сработает ли оно или нет, для начала требуется полное моделирование на компьютере. Если, конечно, — добавил он, — вы добровольно не протестируете его сами.

— Не ехидничай, Ток, если не хочешь, чтобы я выбрала тебя в качестве подопытного.

Ее голос затих, и она задумчиво посмотрела в пространство.

Села часто была загадкой для Тока, но на этот раз он подумал, что догадывается, о чем она думает.

— Райкер? — догадался он. — Ты думаешь, что мы могли бы провести испытания на Райкере?

Она посмотрела на него так, что стало ясно, что он снова полностью упустил из виду то, что она обдумывала.

— Ты слишком узко мыслишь, Ток. Нет, мы не будем тестировать это на Райкере. Это было бы чрезвычайной тратой материала. Не торопись, Ток. Мы никуда не торопимся. Никто никуда не денется. Что касается Райкера, то у меня на него другие планы.

Она нашла его весьма любопытным экземпляром. Когда она впервые пришла к нему, пока он был в плену, она понятия не имела, что им будет настолько трудно даже просто выйти за рамки первоначального контакта. Но каким-то образом она просто ожидала, что Райкер собирется с мужеством. Что он начнет угрожать, или уговаривать, или умолять, или хвастаться, что угодно, что было бы о-о-очень типично для высокомерного второго офицера «Энтерпрайза».

Вместо этого не было ничего. Возможно, он пытался показать ей, что он относился к ней с таким презрением, что у него не было желания с ней разговаривать, или это было грандиозное проявление бравады, или ему действительно было просто наплевать. Все эти варианты, казалось, изобиловали массой возможностей.

Но она поняла, что ничего не добьется, если все будет продолжаться так, как есть. Поэтому ей придется что-то сделать, чтобы перевести их на следующий уровень, поскольку становилось очевидным, что Райкер не собирается ничего делать.

— Сакет мертв, если тебе интересно.

Он почти подпрыгнул, когда она заговорила, так как это был первый раз, когда она это сделала. Но он очень быстро восстановил свое внешнее спокойствие.

— Я задавался этим вопросом. Спасибо, что рассказала мне, — он помолчал, а затем добавил как ни в чем не бывало: — Я считал его другом. Мои соболезнования вам, какими бы ни были ваши отношения с ним.

— И как же ты там оказался?

— Там? Где?

— В кардассианском трудовом лагере, дурачок, — раздраженно сказала Села. Она, казалось, неторопливо прислонилась к одной из стен камеры Райкера. Но у Райкера было ощущение, что она на самом деле готова к бою. Если он сделает хоть малейшее неверное движение, она будет готова разобрать его на части. По крайней мере, она, вероятно, предполагала, что сможет. Сможет ли она действительно совершить этот подвиг — другой вопрос, хотя, учитывая состояние Райкера после всех этих месяцев, он бы не хотел делать ставку против нее.

Он также заметил еще одного ромуланца, будто невзначай стоящего в коридоре с видом, что у него не было особой причины находиться там. Он был выше среднего ромуланца, с высоким лбом и необычно темными глазами, которые плавали на довольно бледном лице. Когда ромуланец, казалось, заметил, что привлек внимание Райкера, он поторопился выйти из поля зрения заключенного, но Райкер был уверен, что он все еще там. И кем бы ни был этот ромуланец, Райкер ни на секунду не поверил, что он оказался там чисто случайно. Ромуланцы были слишком методичным народом. Каждое слово, вылетающее из их уст, было тщательно выверено, и каждое действие, которое они предпринимали, было сделано с тщательным планированием. Ромуланца с бледным лицом раньше там не было, а теперь он был. Определенно, в этом была цель.

Любопытно, что Райкер был удивлен, обнаружив, что ему было не так уж и важно, кто это был. Следить нужно было за Селой. С этой целью он сосредоточил свои мысли исключительно на текущем разговоре, не позволяя себе отвлекаться на ментальные закоулки. Для него это было несложно. Много лет назад Диана провела долгие часы, обучая его ментальной дисциплине, которую бетазоиды отточили до очень тонкого искусства. Райкер едва ли был телепатом, хотя он мог общаться с Трой мысленно, когда обстоятельства были подходящими, и даже тогда это было бессистемным общением. Однако ментальная сосредоточенность Райкера была непревзойденной. Когда он был сосредоточен на чем-то, ничто не могло его отвлечь. Он ни за что не собирался позволить Селе обмануть его, чтобы он раскрыл то, что он не хотел, чтобы она знала. Хитрость была в том, чтобы быть осторожным, чтобы не было сказано ничего неправильного, но и у Селы не создавалось впечатления, что он не был с ней откровенен.

— Я был на задании, — сказал Райкер. — Задание, которое должно было стать крупным ударом по кардассианцам.

— От имени Звездного Флота и Федерации? — спросила она.

Он попытался казаться мрачно-юмористичным.

— Скажем так, они не одобряли.

Это было правдой. В то время, когда Том Райкер перешел на сторону Маки, подпольной террористической группировки, объявившей частную войну кардассианцам вопреки договорам Федерации, Звездный Флот не знал, что он не находится на своем новом посту на звездолете «Ганди». Поэтому, конечно, они не одобряли.

Села медленно кивнула.

— А. Дай-ка угадаю: «удачи тебе, Райкер, а если все пойдет не так надо, не жди, что мы тебе поможем».

Он ничего не сказал. Он решил, что ему будет полезнее держать язык за зубами и позволить Селе выдвигать предположения. Это было даже легче, чем пытаться взвешивать каждое слово.

— И кардассианцы поймали тебя.

— Полагаю, что да.

— И Федерация ничего не сделала, чтобы помочь тебе?

— Полагаю, что нет.

— Ну конечно, — сказала Села, шагая со странной развязностью, — если бы тебе пришлось этим заниматься, ты бы сделал то же самое. Потому что ты предан своему любимому Звездному Флоту, не так ли, Райкер?

— Разве это не тот момент, когда ты должна направить мне в лицо яркий свет и разрушить мою преданность?

Она осмотрела его ровным взглядом, и легкая улыбка действительно заиграла в уголках ее рта.

— Это то, чего ты хотел бы?

Он снова ничего не сказал.

— Это то, что нужно, — продолжила она, — разрушить твою верность Звездному Флоту?

Он знал, что такой вопрос, скорее всего, последует. Он не колебался, вместо этого говоря со спокойной, обдуманной откровенностью.

— Правда в том, — медленно произнес он, — что у меня было время, чтобы много поразмыслить о своей жизни. И если бы мне пришлось все начать сначала, я бы многое сделал по-другому.

— Правда? Что-то, связанное с Дианой?

Этот, казалось бы, безобидный, небрежный комментарий застал Райкера врасплох. Том посмотрел на нее, пораженный. Он не пытался скрыть свое замешательство.

— Откуда ты знаешь?

— Ты разговариваешь во сне. Тебе никто этого не говорил? Две ночи назад, во время твоего пребывания здесь, ты пробормотал имя «Диана». Пробормотал его как-то невнятно. Поначалу нам было трудно тебя понять. Это случайно не Диана Трой?

На этот раз он не спросил, откуда она знает. Но она все равно дала ответ:

— Всегда нужно иметь базовые знания о том, кто твои враги. Она доставила немало неприятностей нашей разведке, Тал Шиар. Не так давно мы поймали диссидента, и он рассказал нам несколько историй в надежде, что его жизнь будет сохранена. Одна из них была о некой Диане Трой со звездалета «Энтерпрайз» — вашего судна, насколько я помню, — которая выдавала себя за члена Тал Шиар и помогла М'рету и нескольким главным помощникам избежать их предполагаемых преследований со стороны нашего правительства. О да, Диана Трой произвела на нас большое впечатление, уверяю тебя. Так что... — и она сложила руки и посмотрела на него с удивленным, даже слегка самодовольным видом, — ты влюблен в нее? Это так? Твои опасения по поводу нее...

— Только мои опасения, — резко сказал Райкер, настолько резко, что охранник за дверью автоматически занял оборонительную позицию, как будто ожидал неприятностей. Райкер сдержался и затем сказал с впечатляющим спокойствием: — Она была не тем, о ком я говорил.

— Чем же тогда?

Вот оно. Он глубоко вздохнул и сказал:

— Я ничего не должен Звездному Флоту. Мне приходилось наблюдать, как другие заслуживают большего, чем я, всех этих жизненных удач, в то время как со мной обращались так, будто я не был чем-то особенным. Мне выпадали одни паршивые карты за другими, и если я больше никогда не буду иметь ничего общего со Звездным Флотом, мне действительно наплевать.

Он сказал все это на одном дыхании, как будто не мог дождаться, чтобы выплеснуть это из своей системы. Когда он замолчал, он просто посмотрел на нее в течение нескольких мгновений.

— Это то, что ты хотела услышать? — наконец спросил он ее.

— Я хочу услышать правду.

— Ты услышала ее.

Она подошла к нему с той же развязностью, которая у нее так хорошо получалась. С каждым шагом она колебалась всего мгновение, прежде чем поставить ногу, словно пытаясь почувствовать, не заложена ли в пол мина или что-то подобное.

— Ты хочешь сказать, что ты будешь не против немного отплатить Федерации? Что ты чувствуешь, будто ничего им не должен?

— О, я знаю, что я им ничего не должен. Если я чему-то и научился, так это тому, что я должен прокладывать свой собственный путь в этой галактике. Я должен быть сам по себе, чего бы это ни стоило, и я определенно не смогу достичь того, чего должен, если останусь в Звездном Флоте.

Она кивнула, выглядя довольно уклончиво. Он задавался вопросом, что происходит в ее голове, но ее лицо была нечитаемо.

— А если бы ты мог нанести ответный удар Звездному Флоту, — резко сказала она, — и Федерации, сделав что-то, что навредит их интересам, ты бы это сделал?

— Это зависит от того, что ты предлагаешь, — сказал он.

— Ммм, — она снова кивнула, но на этот раз она выглядела одобрительно. — Хороший ответ. Если бы ты просто сказал: «Да», я бы знала, что ты лжешь или отчаянно пытаешься сказать что угодно, чтобы расположить меня к себе, независимо от правды. Ты человек раздражающе глубоко укоренившейся морали, Райкер, насколько я знаю. Большинство тебе подобных такие же, даже недовольные, такие как ты. Ты знаешь, каковы могут быть границы этого «зависит»?

— Я не могу сказать наверняка. Думаю, я бы понял это, столкнувшись с ситуацией.

— Граница будет проведена, если речь будет идти про убийство?

Он не колебался в своем ответе.

— Я убивал, когда мне приходилось. Я бы убил снова. Если бы я справился, то миссия, которая привела меня в тюрьму, привела бы к огромному количеству мертвых кардассианцев, если бы мне удалось это сделать.

— Ты бы мог убить Пикарда?

По какой-то причине Райкер поднялся со своей кушетки, как будто одно только упоминание Пикарда требовало, чтобы он встал в положение, хоть немного напоминающее «смирно».

— Если бы мне пришлось, — сказал он через мгновение. — Я бы предпочел не... Он достаточно порядочный человек, — мысленно он пнул себя, так как чуть не оступился, сказав: — Он кажется достаточно порядочным человеком, — такая фраза вполне могла бы насторожить ее или, по крайней мере, вызвать у нее подозрения. Быстро придя в себя, он добавил: — Впрочем, я не чувствую к нему никакой подавляющей преданности. Иногда мне кажется, что я едва знаю этого человека.

Она, казалось, приняла все это. И затем, не говоря ни слова, она повернулась и вышла. Когда она проходила мимо охранника, она слегка кивнула, и он снова активировал силовое поле.

Райкер снова сел на свой неудобный диван. Но все прошло не так плохо, как ожидалось.

Села что-то задумала, в этом он был уверен. Сакет много раз говорил о своей любимой ученице, своей лучшей ученице, но он никогда не упоминал ее имени. Райкер списывал это на осторожность, которая практически въелась в Сакета. Но он определенно описал эту таинственную ученицу достаточно подробно, чтобы Райкер почувствовал, будто знает ее. С тех пор Райкеру стало ясно, что эта Села и есть та самая ученица, и более того, что Села имела дела с Пикардом, Уиллом Райкером и «Энтерпрайзом».

Более того, он был уверен, что она не организовала бы побег, если бы у нее не было какой-то цели. И если это так, то Том Райкер должен был в этом участвовать. Конечно, если бы это была атака или план, направленный на кардассианцев, он бы ревностно участвовал с чистой совестью. С другой стороны, если это была действительно миссия, направленная на Федерацию, то ему пришлось бы сделать все возможное, чтобы остановить ее.

Разве?

Эта темная мысль мелькнула у него в голове на доли секунды, а затем Том Райкер решительно отбросил ее. Конечно, он остановит ее, если она каким-то образом навредит Звездному Флоту или Федерации. В этом не было никаких сомнений.

И он провел остаток дня и большую часть ночи, убеждая себя в этом.

Села сидела в своей каюте, нетерпеливо барабаня пальцами по столу. И тут в дверь позвонили.

— Войдите, — сказала она.

Дверь с шипением открылась, и вошел высокий, довольно бледный ромуланец, который топтался в коридоре снаружи камеры. Он слегка наклонил голову в знак приветствия. Села, со своей стороны, не была особенно заинтересована в любезностях.

— Ну? — спросила она.

Ромуланца, к которому она обращалась, звали Крессн, и он был эмпатом.

Было любопытно, что ромуланцы, ответвление вулканской расы, не обладали ни одной из грозных сил разума, которые их раса основателей демонстрировала с такой легкостью. Никто не был полностью уверен, почему это так. Некоторые считали, что это вопрос простой генетики, но это не казалось удовлетворительным ответом. Для других это больше сводилось к вопросу общественного воспитания.

В далеком прошлом вулканцы были кровожадной, дикой и воинственной расой. В то время как вулканцы, чтобы спасти себя и не уничтожить всю свою расу бесконечным кровопролитием, превратились в образцы логики, ромуланцы выбрали совершенно иное направление. Они сохранили большую часть агрессивности и стремления к завоеванию, которые едва не привели их предков к полному вымиранию. Поскольку они так и не стали теми, кого кто-либо мог бы назвать созерцательной расой, они так и не нашли внутренней силы разума, которая была у вулканцев, и им не удалось раскрыть потенциал телепатических способностей, которые давали вулканцам возможность слияния разумов.

Тем не менее, нельзя было обоснованно утверждать, что не было генетической предрасположенности к силам разума. Они не могли появиться из ниоткуда. В таком случае потенциал для умственных способностей должен был существовать в равной степени как у ромуланцев, так и у вулканцев. В то время как вулканцы максимально использовали свой потенциал, ромуланцы позволили этому же потенциалу в себе увять и умереть. Возможно, потому что их контакт с вулканцами был прерван более чем тысячелетием ранее, во времена Сурака. Не присутствуя при великом путешествии открытий, в которое отправились вулканцы, ромуланцы просто не знали, как раса, на что они способны. Однако, как только они осознали это, когда они начали военную кампанию против Федерации столетием ранее, возникло движение, чтобы попытаться сыграть в своего рода игру в «догонялки» со своими кузенами.

До сих пор это не было подавляющим успехом. Однако было несколько небольших побед здесь и там. Одним из таких триумфов оказался Крессн. Прошедший тестирование в юном возрасте и обнаруживший определенный пси-потенциал, Крессн был взят у родителей и передан Тал Шиар. В ходе многолетнего обучения Крессн обнаружил три основных сильных стороны.

Во-первых, он был одаренным эмпатом, способным различать правду или ложь в утверждениях субъекта, а также ряд других эмоций.

Во-вторых, у него был талант к шпионажу. Это требовало от него большой концентрации, но при соответствующих обстоятельствах он мог скрыть свое присутствие от других в комнате, как старые земные ниндзя или легендарные призрачные люди Ку'уана. Он просто «убеждал» наблюдателя смотреть в сторону, отличную от той, где находился Крессн. Эта способность имела ограниченное применение: он не мог использовать свои эмпатические способности в такие моменты, поскольку сохранение его «плаща», как он любил это называть, требовало всей его концентрации. Более того, если это была очень людная комната, рано или поздно кто-то натыкался на него и не мог не заметить его. А если там была камера наблюдения, миссия мометально оказывалась провалена.

И в-третьих, он был представителем довольно редкой породы — проецирующим эмпатом, способным вкладывать ключевые эмоции в людей и «проталкивать» эти эмоции туда, куда ему хотелось.

Короче говоря, у Крессона были свои особенности и плюсы, о которых Села узнала не понаслышке.

— Ну? — снова сказала она. Иногда Крессн, казалось бы, находящийся в своих мыслях, не отвечал без повторных подсказок.

— Он что-то скрывает. В этом я уверен. Ты уверена, что он тот, за кого ты его принимаешь?

— Конечно, это он, — она встала из-за стола и обошла комнату. — Помимо того, что я узнала его с первого взгляда, Сакет называл его Райкером. И когда я впервые столкнулась с «Энтерпрайзом», я полностью изучила весь его старший состав офицеров. Райкер был единственным ребенком. И я провела полное сканирование его молекулярной структуры по нашим собственным записям транспортера. Он полностью человек, то есть он не оборотень. Так что, если только ему каким-то образом не удалось вытащить брата-близнеца из воздуха за последние пару лет, это Уильям Райкер.

— Очень хорошо. Но он все еще что-то скрывает.

— А разве мы нет? — сухо заметила Села.

— Возможно, — тон Крессна понизился до чего-то, приближающегося к заговорщицкому. — Возможно, его присутствие там было какой-то ловушкой. Попыткой внедриться в нашу операцию.

По ее общему поведению было ясно, что она не особенно принимает эту идею.

— Ты просишь меня поверить, что Звездный Флот отправил одного из своих лучших офицеров в кардассианский исправительно-трудовой лагерь, в надежде, что, возможно, он сможет подружиться с ромуланцем? Ромуланцем, которого я знаю всю свою жизнь и который обладает сверхъестественным даром видеть двуличие? На тот случай, если ромуланца спасут, Райкер сможет пережить нападение и спасти жизнь ромуланца? Рассчитывая на то, что его новые похитители не убьют его? Это та извращенная логика, в которую ты просишь меня поверить, Крессн?

— Я просто прошу вас понять, что не все обязательно так, как кажется .

— Очень хорошо, — нетерпеливо сказала Села. — Считай это данностью. Оставим этот факт в стороне. Что насчет того, что он сказал? Он говорил правду?

— Он, конечно, верил в то, что говорил. Это определенно была правда, поскольку он в это верил. Однако его мысли тонко настроены.

— Что это значит? Что он телепат?

— Нет. Нет, ничего настолько особенного. Но он прошел подготовку в области ментальных дисциплин, которая превосходит все, что сейчас предлагает Звездный Флот. Это означает, что, если у него есть что-то, что он хотел бы скрыть, он вполне мог бы сделать это таким образом, что ничем, кроме глубокого зондирования, нельзя было бы это выкопать.

— Ты сможешь это сделать?

Он покачал головой.

— Боюсь, это выше моих возможностей. У нас есть технология, которая может извлечь информацию, но он вполне может оказать такое сопротивление, что все, что от него останется, когда мы закончим, будет бесполезно.

— Мы тут ходим по кругу, Крессн, — нетерпеливо сказала Села. — Дай мне свою окончательную оценку. Дай мне что-то, с чем я смогу работать.

— Очень хорошо. Он, без сомнения, злой и разочарованный человек. Он не чувствует особой привязанности к Звездному Флоту. Если он что-то и чувствует к кому-то, так это к этой Диане, о которой вы упомянули. Когда вы упомянули ее имя, это определенно вызвало у него ментальный всплеск. Его чувства к ней чрезвычайно сильны.

— Сакет всегда говорил мне, что сырье — самое ценное, так как из него можно сделать множество разных вещей, — заметила Села. Она откинулась на спинку стола, задумчиво поглаживая подбородок. — Что-нибудь еще?

— Да, — Крессн прочистил горло и сказал с легким смущением в голосе: — Он находит тебя довольно привлекательной.

— Неужели? — она ухмыльнулась. — Ну, если и были какие-то сомнения относительно того, действительно ли он Уильям Райкер, то это, безусловно, решило их. Это было частью его психологического профиля, когда я впервые исследовала его. Он считает себя настоящим дамским угодником. Видимо, многие дамы разделяют эту оценку.

— И ты будешь одной из них?

Она посмотрела на него, ее взгляд стал жестче.

— Ты переступаешь черту, Крессн.

Он слегка поклонился.

— Сейчас другие времена, Крессн, — она отошла от стола. — Другие времена требуют других действий. Скажи мне, Крессн. Если бы мы включили Уильяма Райкера в наш план, и именно он был бы ответственен за смерть целой расы, как, по-твоему, это отразилось бы на Звездном флоте и Федерации?

— Тебе не нужно спрашивать меня об этом, — мягко сказал он ей. — Ты уже знаешь ответ.

— Даааа, — она улыбнулась. — И я думаю, что это вариант, который нам определенно было бы полезно изучить. Я думаю, что мы с Уильямом Райкером сможем быть очень полезны друг другу.

— Я не сомневаюсь, Села, — сказал Крессн. — Я нисколько не сомневаюсь.

Глава седьмая

Диана хотела сделать сюрприз своей матери, но это оказалось несколько проблематично. В тот момент, когда она прибыла на Бетазед, ее заметил давний друг семьи, Сильван, который передал информацию телепатически другому другу, и так далее по цепочке. Бетазоиды в большинстве своем обладали телепатией ограниченного диапазона, но с появлением чего-то столь важного, как возвращение Дианы Трой на Бетазед, новости последовали по быстрой цепочке телепатических рикошетов, так что новости достигли порога Луаксаны Трой примерно через сорок пять секунд после того, как Диана ступила на ее родную землю. Как следствие, у Луаксаны было достаточно времени, чтобы подготовиться к прибытию дочери.

Она немедленно связалась со 135 гостями, готовясь к банкету в честь визита своей дочери. Она также сообщила нескольким очень завидным холостякам-бетазоидам о том, что ее своенравная дочь вернулась и что она, знаете ли, не молодеет. Конечно, течение времени никак не повлияло на красоту ее дочери, ее прекрасную фигуру и другие достоинства, которые, в целом, делали ее превосходной добычей, и тот факт, что она так долго оставалась незамеченной, только сыграл на руку джентльменам, потому что в этот момент Диана, должно быть, начала понимать, что время и супружество никого не ждут, даже Дочь Пятого Дома. Короче говоря, была вся вероятность, что в эти дни она может быть намного менее разборчивой, и это было на пользу всем.

И, конечно же, любой, кто женился бы на Диане, удостоился бы большой чести иметь в качестве свекрови знаменитую Луаксану Трой.

Когда она это сообщила, у Луаксаны возникло странное чувство. Это был звук в ее голове эдакого телепатического хлопанья дверей. Она не была полностью уверена, почему это так, но она была готова отмахнуться от этого, как от не имеющего особого значения.

Следует отметить что, когда Сильван отправил первоначальный мыслеобраз Луаксане, он заметил, что Диана, похоже, вела оживленную и приятную беседу с теми, кто, по всей видимости, являлись отцом и сыном-клингонами, путешествующими вместе. Однако само по себе это не казалось особенно значимым, и в результате Сильван не передал этого в сообщении. К сожалению, так как это могло бы дать Луаксане хотя бы какой-то намек. В результате у нее его не было. Поэтому, когда она приветствовала свою странствующую дочь в большом фойе дома Трой, она была совсем не готова к тому, что должно было произойти.

Мистер Хомн, высокий слуга Луаксаны, отступил в сторону, когда Луаксана почти налетела на него, чтобы добраться до своей дочери.

— Малышка! — громко сказала она, зная, что по какой-то странной причине Диане крайне неприятно разговаривать мысленно. — Ты не сказала мне, что придешь! Или я забыла? — она обняла Диану за плечи и пошла с ней в главную гостиную, потянув ее за собой, как будто боялась, что Диана в любой момент сбежит. — Я знаю, знаю, я уже в годах. Ты могла бы предупредить меня, что придешь в гости, а я просто забыть.

— Мама, ты знаешь лучше, — мягко отчитала ее Диана. — Ты ничего не забываешь. Твой ум такой же острый, как и прежде.

Луаксана рассмеялась, и это прозвучало на удивление по-девичьи, учитывая, что годы ее молодости давно прошли.

— Есть некоторые люди, — заметила она, словно делясь нехорошим секретом, — которые скажут, что это не очень-то похоже на комплимент.

— Нам жаль этих людей, — невозмутимо заявила Диана.

— Мистер Хомн, чаю... Эрл Грей, очень горячий. Жан-Люк подсадил меня на эту штуку, — сказала она Диане, выглядя немного смущенной, — и теперь я просто не знаю, что делать. Сюда, на Бетазед, нелегко его привезти, хотя у меня есть свои методы и для дальних расстояний. Иди, садись на...

Затем Луаксана внезапно прекратила свое веселое бормотание и уставилась на свою дочь так, словно у Дианы вырос нос посреди лба. Она сложила руки и, приняв слегка обеспокоенное выражение, сказала:

— Ладно, Малышка. Что ты боишься мне рассказать?

— Мама! — Диана не пыталась скрыть свое раздражение, хотя это и не помогло бы, если бы она попыталась. — Ты же знаешь, я это ненавижу! Ненавижу, когда ты выхватываешь мысли из моей головы! Я хочу тебе что-то сказать, сделать тебе сюрприз, а ты даже не даешь мне дойти до этого в свое время.

— Ладно, — Луаксана выглядела так, словно прилагала физические усилия, чтобы втащить что-то невидимое обратно в свою голову. — Ладно. Давай. Расскажи мне.

— Ты, должна быть рада этому, на самом деле, — сказала Диана. — Что-то, ну... Что-то произошло, и я знаю, что это было для тебя важно уже довольно долгое время.

Луаксана хлопнула в ладоши, ее темные глаза расширились от волнения.

— Ты выходишь замуж!

— Мама! Ради всего святого!

— Я не подглядывала! — Луаксана выпрямилась, словно ее честь была поставлена ​​под сомнение, расправила плечи и посмотрела на дочь, словно бросая ей вызов, если она попытается обвинить ее в обратном. — Диана, я не дура. Я поняла это из того, что ты только что сказала! По крайней мере, я думаю, что поняла. Я, правильно поняла?

Тут Диана не смогла сдержать смех. Луаксана Трой была сейчас совсем не похожа на ту степенную личность, которую можно было бы встретить при нормальных обстоятельствах. Ну, эти обстоятельства были далеки от нормальных. Не желая больше держать свою мать в напряжении, Диана сказала:

— Да, мама, ты правильно поняла. Я помолвлена.

Луаксана тут же легонько шлепнула ее по лицу.

Диана на мгновение вздрогнула и почувствовала легкое покалывание в щеке, скорее от удивления, чем от чего-либо еще. Но затем Луаксана тут же наклонилась вперед и поцеловала другую щеку, и тогда Диана вспомнила.

— Пощечина, чтобы напомнить тебе о боли супружеской жизни, — сказала Луаксана, — а поцелуй, чтобы напомнить тебе, что с любовью все можно решить. Поздравляю, Малышка!

— К счастью, я вспомнила об этой традиции после того, как ты меня шлепнула, — сказала Диана, потирая больное место. — Но в следующий раз предупреди меня, ладно?

— Ой, не жалуйся. Ты теперь помолвленная женщина, так что не жалуйся на небольшую боль. Так, — она взяла руки Дианы в свои и усадила их обеих на роскошный диван. Он был ярко-оранжевого цвета с зелеными диагональными полосами. Диана ненавидела этот диван с юности. Однажды она предложила выкупить его у своей матери, просто чтобы разбирать его по одной молекуле за раз через утилизатор. Но ее мать была не слишком рада и не хотела расставаться с ним. — Так вы с Райкером назначили дату?

— Что? — спросила Диана в недоумении.

— Райкер. Ты и Уилл Райкер. Твой жених. Я знаю, что это Райкер; ты думала о нем, когда сказала мне, что помолвлена. Ой, прости, я знаю, что не должна совать нос в чужие дела, но это плохая привычка, от которой я пытаюсь избавиться...

— Мама, я не думала об Уилле.

— Как же, ты думала. Он был центре в твоих мыслей...

— Это потому, что мои более глубокие слои занимают другие мысли.

Луаксана, казалось, была в полном замешательстве.

— Ты хочешь сказать... Что выходишь замуж не за Райкера?

— Ты кажешься разочарованной. Я не знала, что ты всерьез рассматриваешь его в роли моего мужа...

— Ну, вы же Имзади, в конце концов, и вы уже столько времени вместе, и ты не писала мне и не говорила, что у тебя отношения с кем-то еще.

— Мама, я ведь не обязана держать тебя в курсе каждый раз, когда у меня новые отношения, не так ли?

— Нет, конечно, нет, — Луаксана посмотрела на нее с открытым любопытством. — Хотя теперь, когда мы заговорили об этом, со сколькими мужчинами у тебя были отношения за последние годы?

— Ни одного, — невозмутимо ответила Диана. — За все эти годы у меня не было ни одного мужчины. На самом деле, у меня даже никогда не было секса с Уиллом, никогда. Я все еще девственница.

— Ты, конечно, знаешь, что хочет услышать мать, — сказала ей Луаксана, улыбаясь и весело сверкнув глазами. — Серьезно, Диана... Если не Райкер, то кто? Не Жан-Люк?! — она вдруг показалась ошеломленной.

— Нет, мама.

— Этот славный инженер с большой заколкой на глазах?

— Его зовут Джорди, и это называется визор, и нет, это не он.

— Ну, я сомневаюсь, что это андроид, — она на мгновение замерла, чтобы взглянуть на Диану для подтверждения своего предположения. Диана тихо покачала головой. — Тогда кто?.. — внезапно она показалась ошеломленной. — Диана, не говори мне, что это унтер-офицер?

— Не бойся, мама. Тебе не нужно беспокоиться о том, что ты станешь изгоем в приличном обществе. Он не унтер-офицер, — она глубоко вздохнула, а затем сказала: — На самом деле, это... Это Ворф.

Наступила мертвая тишина. Луаксана просто смотрела на нее.

— Ворф Роженко... офицер безопасности, — подсказала Диана. — Вы вместе сидели в грязевой ванне, помнишь?

Снова гробовое молчание.

— У него есть сын. Такой милый, как...

Затем Луаксана начала смеяться. Это не показалось Диане нормальным.

Смех начался тихо, а затем стал нарастать, все громче и громче, пока она не затряслась такими спазматическими сокращениями груди, что Диана на мгновение забеспокоилась, что Луаксана буквально лопнет от смеха. Только серьезная умственная подготовка Луаксаны смогла помочь ей, когда она сумела взять себя в руки. К сожалению, только на то время, пока еще один взрыв смеха не заполнил особняк, и ей снова потребовалось время, чтобы восстановить равновесие.

— О, Диана, — сказала она, наконец, — ты определенно знаешь, как развлечь свою старую мать. Ты и мистер Вуф... Боги, детка, на мгновение ты меня разыграла. Уииииии! — она откинулась на спинку стула, потирая ребра, словно беспокоясь, что одно из них могло сломаться во время ее смеха.

— Мама, я не шучу.

— Нет, конечно, нет, — она ласково похлопала Диану по руке.

— Мама, не разговаривай со мной таким тоном. Это оскорбительно для меня. Если ты мне не веришь, пожалуйста, — и она внезапно ослабила напряжение, — давай просто перепрыгнем через протесты и убеждения и перейдем прямо к делу. Вот. Загляни в мой разум. Узнай, чего ты хочешь, и тогда поговорим.

Луаксане не нужно было особого приглашения. Ее тело немного расслабилось, когда она спроецировала свои грозные способности чтения мыслей на голову Дианы. Ей потребовалось всего лишь небольшое мгновение, чтобы найти информацию, которую она искала.

В тот момент, когда она это сделала, у нее отвисла челюсть. Диана не думала, что когда-либо видела свою мать настолько изумленной.

— Ты несерьезно, — сказала она, но говорила она от удивления, потому что уже прекрасно понимала, что Диана нисколько не шутит. — Диана, что... О чем ты думала? Он совершенно тебе не подходит. Ты, конечно, должна это знать.

— Позволю тебе напомнить, мама, что и Уилл Райкер тебе не понравился, когда я впервые привела его домой.

— Чепуха. Я его обожала.

Диана открыто уставилась на мать.

— Теперь ты не можешь быть серьезна, мама! Ты пригрозила привлечь его к ответственности перед Звездным Флотом, если он продолжит преследовать меня. Это такое твое определение одобрения?

— Ты была молода и слишком легко поддавалась влиянию, — пренебрежительно сказала Луаксана. — Я просто заботилась о твоем же благе. Но как личность я нашла его вполне приемлемым. Даже очаровательным в грубой, бестактной манере. Я просто не хотела, чтобы ты совершила ошибку.

— И какое оправдание теперь, мама? Я на несколько лет старше, чем была тогда. Ты все еще утверждаешь, что я еще недостаточно зрела, чтобы знать, чего я хочу?

— Я просто... — она попыталась успокоить руки, жестикулируя ими, поскольку они дрожали от смущения и разочарования. — Я просто хочу сказать, что я видела мистера Вуфа в действии.

— Ворф! Его зовут Ворф!

— Диана Ворф, — Луаксана содрогнулась от этой мысли.

— Я бы не стала Дианой Ворф. Если бы я решила присоединиться к этому земному обычаю, я бы стала Дианой Роженко.

— О, ну конечно, это все меняет. Ты бы обменяла Трой на Роженко? Пока ты об этом думаешь, почему бы тебе не добавить еще пять слогов к «Диана»? А ты не думала о детях? Как они будут выглядеть? Наполовину бетазоид, наполовину клингон? Наполовину телепат, наполовину воин? Они бы ходили и говорили всем, что думать. Они не будут чувствовать себя как дома нигде в галактике.

— Поздравляю, мама, — сухо сказала Диана. — Мы еще даже не дали никаких клятв, а ты уже заставила нас родить изгоев.

Луаксана пренебрежительно махнула рукой, как властная королева.

— Ты права, это смешно обсуждать. Я не дам на это разрешения.

— Разрешения? — Диана была поражена самонадеянностью матери. — Мама... Я пришла сюда, чтобы поделиться с тобой радостной новостью. Но я пришла не за твоим разрешением. Даже если ты запретишь, я все равно поступлю так, как велит мне мое сердце.

— Тогда твое сердце должно направить тебя к Уиллу Райкеру.

Диана закрыла лицо руками и тихо застонала.

— И это говорит женщина, которая устроила мне свадьбу, когда я была ребенком.

— Диана, — Луаксана взяла руку дочери в свою. — Я не притворяюсь, что не совершала ошибок в свое время. Больше, чем мне положено, если честно. И я не... Я не всегда поступала с тобой правильно. Я знаю это, я признаю это.

— Мама, не будь так строга к себе.

— Но, несмотря на расстояние в несколько лет, я вижу не только свои ошибки, но и твои.

— Как, должно быть, приятно быть всевидящей.

Любой оттенок сарказма в голосе Дианы был абсолютно не замечен. Ну, или просто намеренно проигнорирован Луаксаной.

— Райкер был твоим Имзади, а ты — его. Признаюсь, я злилась из-за этого в то время, но теперь, оглядываясь назад, кажется, что вам было суждено быть парой. Вы дополняли друг друга во многих отношениях. Когда судьба снова свела вас двоих на «Энтерпрайзе», это не было совпадением. Этого не могло быть. Вам двоим было суждено снова быть вместе.

— Мы... просто... друзья, — терпеливо сказала Диана.

— Знает ли Райкер об этой помолвке?

— Да. И он первым поднял бокал в тосте за нас.

Луаксана покачала головой, обескураженная.

— Значит, он такой же глупец, как и ты. С другой стороны, я ожидала от тебя большего.

— Мама, почему ты так против этого?

— Потому что... — она вздохнула. — Диана, ты разговариваешь с женщиной, которая всю жизнь оттачивала свои эмоции и чувства. Для меня они своего рода природный ресурс. Ты должна понять, ты — эмпат. Для меня это просто кажется неправильным. Кажется настолько неправильным, что я даже не могу начать объяснять, почему.

— Ну, разве ты не видишь, мама? Мне это кажется таким же правильным, как тебе — неправильным. Так кто скажет, кто прав?

— Я.

Диана почти рассмеялась, пока не увидела, что Луаксана была категорично серьезна. Внезапно она почувствовала легкий привкус тревоги.

— Мама, что ты имеешь в виду?

— Если ты согласишься на это, — решительно заявила Луаксана, — то на твоей свадьбе тебе не разрешат пить из Священной Чаши Рикса.

Диана была сражена. Это было так, как будто ее мать ударила ее по голове раскаленной кочергой.

— Мама! — вскрикнула она, словно пораженная. — Женщины Пятого Дома пили из Священной Чаши на своих свадьбах более шести столетий! Шесть столетий традиции, мама! Именно тогда чаша передавалась новому держателю!

— Это довольно забавно слышать, — едко заметила Луаксана, — от человека, который когда-то считал Священную Чашу старой глиняной урной.

— «Старым заплесневелым горшком», — поправила Диана, немного огорчившись. — Это то, что он символизирует, мама, независимо от того, на что похож на самом деле. Даже твоя мать, хотя она и не одобряла твой брак с моим отцом, все равно передала Священную Чашу освященным веками способом. Ты стала еще строже, чем она?

— Я сделаю все, что нужно, — ответила Луаксана, — чтобы ты поняла всю глупость происходящего. Малышка, он тебе совсем не подходит.

— Ты сказала, что Уилл Райкер и я дополняли друг друга. Ты когда-нибудь задумывалась, мама, что, возможно, мы с Ворфом также дополняем друг друга?

— Это вопрос крайностей, Диана. Среднего не дано, нет!

— Откуда ты это знаешь? Ты его не знаешь по-настоящему. Хотя ты, конечно, неплохо ладила с его сыном. Насколько я помню, ты обожала Александра.

— Это правда, — медленно, даже нехотя, сказала Луаксана. — Он был самым душевным ребенком. Казалось, он переносил мир боли с полным стоицизмом. Я думаю, что я действительно добилась серьезного прогресса с ним.

— Если это так, то подумай, какого прогресса я могла бы добиться с ним, если бы я была ему матерью. Или, по крайней мере, постоянным положительным женским примером поблизости.

— Временно заботиться о ребенке — это одно, Диана. А стать его постоянной матерью — это совсем другое. Я просто...

На мгновение Луаксана, казалось, лишилась дара речи, и Диана воспользовалась возможностью вмешаться.

— Мама, по крайней мере, дай нам шанс. Поговори с Ворфом. Проведи немного времени с ним и Александром. Прояви немного веры в мои суждения и пойми, что мы действительно подходим друг другу, Ворф и я.

Луаксана тяжело вздохнула, словно выталкивая тяжесть мира.

— Хорошо, — наконец сказала она. — Приведи их сюда на ужин сегодня вечером. Мы устроим милую маленькую интимную встречу, и тогда мы обсудим все вопросы.

— Спасибо, мама, — она поцеловала Луаксану в щеку. — Ты не пожалеешь.

— Я уже это делаю, — сказала Луаксана.

— Маленькая, интимная встреча?

— Так она сказала, — сказала Диана Ворфу. Они были в комнате в близлежащей гостинице. Александр уже обнаружил, что матрас на его кровати невыносимо мягкий, и, устав от всех этих путешествий, просто взял одеяло и уснул на полу.

Ворф смотрел в окно на город. Облака в небе были розовыми и пухлыми. Город был виртуальным гобеленом из плавно интегрированных зданий, которые были практически памятниками симметрии. У него всё чесалось, когда он просто смотрел на это.

— Как красиво, не правда ли? — сказала Диана, заметив, что его взгляд, казалось, был заворожён.

— Да, — ответил Ворф. Желая сменить тему, он сказал: — А реакция твоей матери была... какой? Это все, что вы двое обсуждали? Ты рассказала ей о нашей помолвке, и она пригласила нас на ужин?

— Да, между этим были какие-то общие разговоры, но примерно так все и было.

Ворф хмыкнул. Он, казалось, не был даже отдаленно убежден, в этом, поскольку Диана была одной из худших обманщиков, которых он когда-либо знал. На самом деле, это, возможно, было одним из ее самых привлекательных качеств.

— Будь я твоей матерью... Я бы не был рад этому союзу.

— Ворф! Как ты мог такое сказать?

— Посмотри на меня, Диана. Поставь себя на ее место и посмотри на меня не как на женщина, влюбленная в меня, а как женщина, которая узнала, что я собираюсь жениться на ее дочери. Я не принимаю это на свой счет, но давай будем реалистами: является ли клингон идеальным зятем бетазоида? Для любого другого?

Она нежно положила руку ему на лицо. Не в первый раз она была поражена его грубостью.

— Ты мой первый выбор, и это все, что имеет значение.

Он снова хмыкнул и просто ответил:

— Посмотрим.

Когда вечером они прибыли в особняк, там находилась толпа.

Она не была особенно громкой. На самом деле, было удивительно тихо, поскольку дом был заполнен более чем сотней бетазоидов. Диана изумленно уставилась на огромную толпу людей, которых было видно через дверь, открытую мистером Хомном. Люди, которых она не видела годами, главные знатные особы Бетазеда, все было забито. Мистер Хомн едва удостоил Ворфа взглядом, когда он жестом пригласил клингона следовать за Дианой. Александр, держась рядом с отцом, быстро вошел, словно боясь, что дверь закроется перед его носом.

— Мама! — позвала Диана. По сравнению с тишиной в главном фойе и во всех видимых местах ее голос был подобен грому.

Луаксана поспешила к ней через фойе, ее длинное пышное голубое платье развевалось по полу, а свет сверкал на ослепительном множестве камней на драгоценном колье, блестящем на шее.

— Малышка... Ворф... Александр... как чудесно вас видеть, — она коснулась колье. — Оно новое. Скажите честно, как вы думаете, это слишком? Оно выделяется?

— Абсолютно, — категорически ответил Ворф. — Когда я увидел вас среди этой толпы, первой моей мыслью было «колье».

Луаксана кивнула головой в знак признательности, а затем на долю секунды задумалась, поняв, что не совсем уверена в том, что он только что сказал. Быстро придя в себя, она сказала:

— Мои извинения, дети, за неожиданную толпу.

— Ты сказала, небольшая, интимная встреча, мама!

— Я знаю, Малышка, и я забыла, что я организовала банкет здесь в твою честь. Приглашения разосланы, еда уже приготовлена, — она величественно пожала плечами, словно обращаясь к вселенной с просьбой решить ее проблемы. — А что еще мне оставалось делать?

— Они очень тихие, — заметил Александр.

— Они общаются телепатически, по большей части. Тебя это не беспокоит?

— Мы можем адаптироваться, — сказал Ворф. — Правда, Александр?

— Да, папа.

— О, нет, тебе не следует этого делать.

— Это правильно, мама, — холодно сказала Диана. — Они не должны.

— Диана!

Крик чистой радости раздался в ее голове, и Диана обернулась, чтобы увидеть стройную блондинку, бегущую к ней с широко раскинутыми руками.

— Чандра! — закричала Диана.

— Диана! — Чандра ответила прямо в голове Дианы. Она горячо обняла ее, затем повернулась к Ворфу и подумала: — И это твой жених?

— Все верно, — сказала Диана, сообщая Ворфу вслух. — Ворф, это Чандра, одна из моих лучших подруг детства. Я была подружкой невесты на ее свадьбе.

Ворф слегка кивнул головой в знак признательности.

— Здравствуйте.

— Откуда ты знаешь, что Ворф мой жених? — спросила Диана.

— Ты шутишь? По всему городу ходят слухи, что ты привезла домой... — она остановилась, повернулась и обаятельно улыбнулась Ворфу. — …жениха.

Ворф болезненно осознавал, что он быстро становится центром внимания. В сверхъестественно тихом собрании все больше и больше бетазоидов, казалось, поглядывали в его сторону. Он, конечно, не мог слышать ничего из разговора, так как все это велось на телепатической основе. Но у Ворфа было довольно хорошее периферическое зрение, и он не мог не заметить, как люди быстро смотрели в его сторону, а затем так же быстро отводили взгляд.

Его это, мягко говоря, раздражало.

— Диана, возможно, нам с Александром лучше вернуться в гостиницу.

Услышав это заявление, лицо Александра тут же потемнело от беспокойства.

— Почему, что я сделал, отец?

— Нет. Нет, это не имеет к тебе никакого отношения.

— А что тогда?

— Да, мистер Ву... Ворф, что бы это могло быть? — спросила Луаксана, взъерошив волосы Александра. — Ты же знаешь, как я обожаю проводить время с тобой и особенно с твоим сыном. Смотри, все готово.

И действительно, так оно и было. Длинные столы уже были уставлены ассортиментом деликатесов бетазоидов. Можно было подумать, что для приготовления, подготовки и установки требуется целая армия слуг. Но вместо этого был только мистер Хомн, который наносил последние штрихи на стол и, по-видимому, невозмутимо справлялся с этим огромным ужином, насколько можно было судить, в одиночку. Сама комната была довольно роскошной, со сверкающей люстрой над головой, которая, весьма вероятно, не случайно соответствовала колье Луаксаны. Портреты предыдущих глав Пятого Дома висели на стенах. Легко было определить порядок восхождения: каждая картина становилась все больше и больше. Ненамного, примерно на десять процентов. Но это было все равно очевидно, когда смотрели все целом. Изображение Луаксаны занимало половину стены. У Ворфа было чувство, что когда придет очередь Дианы, у них не будет выбора, кроме как нарисовать ее портрет на потолке.

— Это явно задумано как воссоединение Дианы, ее друзей и коллег, — заметил Ворф. — Мы бы выглядели не на своем месте.

Наступила минута молчания, и именно Луаксана очень тихо прокомментировала:

— Как скажете, мистер Ворф.

— Отец... — Александр колебался, явно не желая говорить то, что было у него на уме.

Ворф посмотрел на него сверху вниз.

— Что? — спросил он с явным нетерпением.

— Это выглядит как побег.

Слова произвели на Ворфа именно тот эффект, которого можно было ожидать. Он выпрямился, расправил широкие плечи и нахмурился.

— Это не вопрос трусости, — прогрохотал он. — Я просто думаю о том, что в интересах Дианы.

— Если это так, — сказала Диана, — то в моих интересах, насколько я понимаю, чтобы ты остался. Либо это, либо... — и она бросила на мать вызывающий взгляд, — мы все уйдем.

— О, но это было бы ужасно, — сказала Луаксана.

— Пойдем, Ворф... Пойдем, — очевидно, решение было принято, насколько это касалось Дианы. Тишина в комнате все еще жутко давила на Ворфа, напоминая морг. Голос Дианы разнесся по всей большой столовой.

— Ворф, пожалуйста, оставайтесь... Все вы, — в голосе Луаксаны было что-то похожее на искреннюю мольбу. Ворф не был до конца уверен, чего именно она ожидала от этого вечера. Но он был уверен, что уход Дианы не был одним из вариантов, который она могла вообразить.

— Да, конечно, мы останемся, — быстро сказал Ворф.

Дина повернулась к нему.

— Ворф, нам не обязательно оставаться из-за меня.

— Мы останемся, — сказал он ей, — потому что это правильно.

— Спасибо, мистер Ворф, — сказала Луаксана и даже слегка поклонилась, явно без намека на сарказм. Затем она повернулась и громко сказала другим гостям: — Друзья мои, из уважения к нашим гостям сегодня вечером, я бы попросила вас разговаривать вслух этим вечером. Я бы хотела, чтобы они чувствовали себя как дома, насколько это возможно, в соответствии с гостеприимством бетазоидского духа.

Возникло замешательство, как будто все стеснялись первыми открыть рот. Но один за другим они начали говорить, и вскоре послышался скрытый поток вежливой беседы. Едва ли это был шум. Бетазоиды были слишком сдержанны для этого.

— Больше похоже на те звуки, к которым вы привыкли на светских мероприятиях, мистер Ворф? — спросила Луаксана.

— На большинстве клингонских собраний повсюду раздаются звуки ударов костей о кости, — ответил Ворф. — Однако я не считаю необходимым воспроизводить это здесь.

Банкет был задуман как чисто фуршетное мероприятие, со всей едой, приготовленной в виде закусок, чтобы бетазоиды могли легче перемещаться по комнате. Убедившись, что Ворф действительно чувствует себя комфортно в этой обстановке, Диана, не колеблясь, начала серьезно общаться со своими старыми друзьями. Тем временем Луаксана тянулась к Александру и считала необходимым представить юношу. Сначала Ворф отнесся к этому с подозрением, но быстро выбросил это из головы. Было бесспорно, что по какой-то причине Луаксана прониклась симпатией к парню. Она продемонстрировала это, когда встретила его на «Энтерпрайзе», несколько лет назад, и это влечение возрождалось сейчас.

Однако Ворф был убежден, что она была не в восторге от перспективы того, что отец мальчика станет ее родственником в скором времени.

Ворф не был дураком. Несмотря на заявления Дианы, он это понимал, когда он был с Луаксаной. Он говорил себе, что это была ее проблема, а не его, но он не мог не чувствовать, что это был слишком простой ответ.

Он пытался держаться в стороне, чтобы оставаться незаметным, но Диана видела его одиночество и, полагая, что она делает ему одолжение, потянула его за собой, переходя от одной группы людей к другой. С каждой группой Ворфу казалось, что они чувствуют себя неловко, пытаясь быть вежливыми, но при этом не привыкнув выражать свои мысли словами и, уж тем более, иметь дело с клингонами.

Пожилой мужчина с напитком в руке по имени Гарт Ксеркс, представившийся отцом Чандры, спросил у них:

— Так, о чем вы двое разговариваете?

— Разговариваем? — Ворф явно нашел вопрос странным. — Мы говорим о самых разных вещах.

— Ворф чрезвычайно начитан, — сказала Диана.

— Правда? На какие темы вам нравится читать, Ворф?

— Стратегия. Тактика боя. История.

— О, история. Что за истории?

— По большей части, касающаяся войн.

Гарт нахмурился в вежливом недоумении.

— И вы находите это… расслабляющим?

— Цель чтения — не расслабиться, — ответил Ворф. — А учиться. Учиться и планировать любые ситуации, которые могут возникнуть.

— А как насчет клингонских философий и тому подобного? У вас есть что-то подобное?

Ворф тут же ощетинился, а Гарт отступил на шаг, явно пораженный экспрессивностью чувств, которые он испытывал.

— Без обид, — быстро сказал он.

— Ворф... — сказала Диана, положив руку ему на плечо. Как будто ее эмпатические способности еще не подсказали ей его настроение, она почувствовала, как напрягаются его мышцы.

— Наши философии, — сказал Ворф, — так же важны и неотъемлемы для нашего образа жизни, как ваши — для вас. Во многих отношениях мы одинаковы.

— Но... Ваш образ жизни — война. Наш — мир. Они не могут быть более разными. Или вы верите в мир как образ жизни?

— Если бы Ворф не верил в жизнеспособность мира как образа жизни, — сказала Диана Гарту, — то он, конечно же, не выбрал бы Звездный Флот местом своей службы.

— Именно поэтому вы выбрали Звездный Флот? — спросил Гарт.

И на кратчайший из моментов, разум Ворфа вернулся на Китомер. К тому, как его похоронили под обломками, рыдая и злясь на слабость, присущую его страху. В своем мысленном взоре он увидел, как обломки отодвигаются в сторону, увидел человека, которого он назовет отцом, увидел форму, которую он носил, и круглый металлический символ на его форменной куртке. Символ, который станет синонимом жизни, надежды и второго шанса, который он будет желать, как свой собственный.

Но мир?

Его желание служить в Звездном Флоте родилось из акта войны. Мир никогда не принимался во внимание.

Все это пронеслось в его голове в одно мгновение, и в тот момент, когда это произошло, это немедленно стало известно Гарту Ксерксу.

— Как я и думал, — вежливо сказал он и взглянул на Диану, не с каким-то торжеством или самодовольством, а скорее с какой-то отстраненной грустью, как бы говоря «как мало ты знаешь истины».

Ворф почувствовал, как внутри него закипает гнев.

— Жизнь, посвященная только миру, — приятная фантазия для детей. Взрослые знают больше.

Тон Гарта вовсе не был вызывающим или высокомерным. Скорее, он, казалось, поддерживал беседу.

— Вы намекаете, что мы, бетазоиды, дети? Мы знали только мир.

— Тогда вас завоюют.

Тишина окутала комнату, словно на нее набросили одеяло. Ворф понял, что, хотя он и говорил вслух с Гартом, Гарт в свою очередь был «многозадачным», сохраняя ментальную связь с другими, пока он вовлекал Ворфа в разговор. Он вполне мог мысленно болтать с другими о совершенно безобидных вещах, но комментарий Ворфа немедленно привлек внимание всех в комнате.

— Это угроза, Ворф? — спросил Гарт.

— Гарт! Как ты можешь... — начала Диана.

Но Ворф прервал ее жестом.

— Нет. Просто наблюдение. Мир... — он колебался, пытаясь определить лучший, наименее провокационный способ выразить это. — Мир может быть обманчивым.

Словно по волшебству, появился мистер Хомн и протянул напиток Ворфу. Ворф взял его и автоматически сделал глоток... И, к своему удивлению, он заметил, что в бокале был сливовый сок.

— В каком смысле обманчив? — спросил Гарт.

— Во время войны вы знаете своего врага, вы испытываете его на прочность. В мирное время вы обманываете себя, веря, что врага нет. Но он есть. И ваш враг готовится, пока вы обманываете себя, думая, что мир будет вечным. Но это не так. Мир — это роскошь, купленная на короткое время усилиями войны. Сострадание, хотя и похвальное, стало падением ряда рас, которые думали, что у них нет врагов.

— И кто же будет нашим врагом? — спросил Гарт с улыбкой, как будто сама эта идея была более чем нелепой.

— Я не знаю. Но враг есть. Враг есть всегда. Таков порядок вещей.

— Это не наш путь, — тихо сказал Гарт Ксеркс.

— Тогда мне жаль вас. Ведь когда придет враг, вы не будете готовы и будете страдать еще больше.

Последовала еще одна пауза, а затем Гарт немного покрутил содержимое своего стакана и уставился в него, словно надеясь найти в нем тайны вселенной.

— Я думаю, что говорю от имени всех нас, Ворф, говоря, что мы, жители Бетазеда, не чувствуем, что нуждаемся в жалости.

— Я не хотел никого оскорбить, — сказал Ворф.

— О, нет. Развлечь, может быть, но не оскорбить.

Стакан, который держал Ворф, разбился в его руке, когда он рефлекторно сжал его. Когда он заговорил, от него исходили волны едва сдерживаемой ярости, настолько удушающей и подавляющей, что несколько бетазоидов поблизости от него заметно вздрогнули.

— РАЗВЛЕЧЬ? — практически проревел он.

— Ворф, успокойся! — решительно сказала Диана.

— Я здесь не для вашего развлечения! Вы хотели узнать о философии клингонов, и я вам рассказал. Мы верим в бдительность, готовность. Наша философия — это философия силы, и именно она позволила нашему народу выживать на протяжении столетий, в то время как другие расы исчезали под каблуками завоевателей.

— И тут я подумал, — парировал Гарт, впервые проявив след раздражения, — что ваш народ выжил благодаря терпению Федерации и конференции на Китомере сто лет назад. Вспомним время, когда ваша раса была слаба и беспомощна, и члены Федерации были обеспокоены вашими варварскими методами. Будь они с клингонским складом ума, оставили бы вас умирать как расу, и таким образом у них было бы на одного врага меньше, о котором им нужно было бы беспокоиться. И, к вашему сведению, Бетазед в то время заседал в Совете Федерации. Как повезло клингонам, что мы поверили в это похвальное сострадание, которое, по вашим словам, может стать нашей погибелью.

Ворф так яростно сверлил его взглядом, что, казалось, его глаза вот-вот выпрыгнут из черепа.

— Вар… Варварскими... — сказал он с явным оттенком опасности.

Гарт тут же раскаялся.

— Возможно, это было не то слово, и это было очень давно.

— Варварскими!

Диана положила руку ему на плечо и настойчиво сказала:

— Ворф, может быть, нам лучше уйти. У нас было долгое путешествие, и отдых мог бы быть...

— Я думаю, будет лучше, — сказал он холодным, размеренным тоном, — если я уйду. Я не думаю, что мне здесь рады.

— Это неправда...

Он повернулся к ней, и на мгновение, всего лишь на мгновение, в его глазах мелькнула печаль.

— Поверь мне, — он помолчал, затем добавил. — Приведи Александра обратно в гостиницу, когда вечеринка закончится. Тогда и поговорим.

И он быстро ушел, сосредоточившись прямо перед собой, не глядя на Александра и особенно не глядя на Луаксану Трой.

Когда Диана и Александр вернулись в гостиницу вскоре после бесцеремонного ухода Ворфа, Александр быстро удалился в свою спальню, не желая присутствовать при сцене, которая, как он знал, несомненно, должна была последовать.

Диана ожидала, что Ворф будет паковать вещи. Ворф ожидал, что Диана просто вернет Александра, развернется на каблуках и отправится в дом своей матери. Они оба были внутренне рады видеть, что их худшие ожидания не оправдались, но им предстояло пройти долгий путь, чтобы найти общий язык.

— Не хочешь ли ты рассказать мне, что все это значит? — спросила Диана, повернувшись к нему лицом и крепко уперев руки в бедра.

— Философское расхождение во мнениях, — пробормотал он.

— Черт возьми, конечно, нет! — сказала Диана с такой горячностью, что удивление на лице Ворфа было очевидным. — Ты пришел туда, чтобы устроить драку!

— Я пошел туда, ожидая увидеть небольшую группу людей, а не засаду.

— Это была не засада, Ворф! — простонала она, в отчаянии проводя пальцами по волосам. — Мать объяснила, что...

— Ты на ее стороне?

— Я не на чьей стороне!

— Я надеялся, что ты примешь мою. В этом и есть цель брака, не так ли?

— Ворф, если ты считаешь, что цель брака в том, чтобы жена оставила свое мнение за порогом и слепо следовала за мужем по любому пути, который он случайно выберет...

— Он назвал мой народ варварами! — его ярость снова начала нарастать.

Однако Диана не выказывала ни малейших признаков запуганности.

— А как клингоны называли другие расы? Расы, которые они считали более слабыми или созревшими для завоевания? Терраны, бетазоиды, вулканцы... Ты хочешь сказать, что в местах власти Клингонской империи им не давали презрительных прозвищ? Насколько чисты были руки клингонов, Ворф? Насколько чисты твои?

Нехарактерно резкие слова от обычно спокойного советника заставили Ворфа остановиться. Диана, со своей стороны, немедленно почувствовала раскаяние... А затем, к удивлению их обоих, она тихо рассмеялась.

— Что смешного? — раздраженно спросил Ворф.

— Несомненно, я люблю тебя. Если бы я этого не делала, ты бы не смог так меня разозлить. Я профессиональный советник. Я зарабатываю на жизнь тем, что сохраняю спокойствие. Только любимый человек может так сильно вывести из себя.

Ворф покачал головой. Диане показалось, что он был очень далеко, полностью погруженный в себя и в тех демонов, которые его пожирали.

— Ворф... — и она села рядом с ним, пока он холодно смотрел в воздух. — Ворф, ты кажешься таким противоречивым. Даже расстроенным. Ты не можешь сказать мне, о чем ты думаешь?

— Это нелегко...

— Ворф, которого я знаю, никогда не отступал перед вызовом.

— Я действую по-другому, когда я с тобой. Возможно, Ворф, которого ты знаешь, — иллюзия.

— О, Ворф, я знала тебя шесть лет, прежде чем мы стали парой. Я думаю, что у меня довольно точная оценка твоего характера. Пожалуйста, скажи мне, что тебя беспокоит.

— Он чувствовал себя выставленным напоказ.

Они оба резко повернули головы и увидели Луаксану, стоящую в дверях. Для Ворфа было крайне удивительно, что ей удалось так незаметно войти. На самом деле, его это даже встревожило. Диана же была просто раздражена.

— Мама!

Было множество случаев, когда Луаксана Трой производила впечатление легкомысленной. А были и другие случаи, когда она была просто раздражающей, забавной или возмутительной. Но это была не та Луаксана Трой, которую они видели сейчас. Это была женщина, которая привыкла, чтобы ее слушали и ей подчинялись. Диана не смогла вымолвить ни слова, а Ворф даже не пытался.

— Мистер Ворф провел большую часть своего детства, чувствуя себя изгоем, — сказала Луаксана. Ее темные глаза, казалось, сверлили его в затылок. — Он жил в мире, который гордился тем, что перерос расизм, но не колебался подвергать его остракизму из-за того, кем он был, и мир не понимал его лицемерия. Он изолировал себя от этого, присоединившись к Звездному Флоту, но открытые раны его детства всегда присутствуют в нем. На собрании этим вечером он обнаружил себя не в состоянии лейтенант-коммандера Ворфа, а вместо этого с раненым эго молодого Ворфа Роженко, реагируя на каждую насмешку, каждое преследование, каждый вызов его самому наследию, с которым он столкнулся в юности. Ты была права, Малышка. Он рвался в драку, но только потому, что он просто пытался повторить шаблон, который был слишком хорошо знаком ему с детства.

— Убирайтесь из моей головы, — сердито сказал Ворф.

— Ну, это большая голова, там достаточно места для всех.

— Мама!

— О, успокойся, малышка, это была шутка, — она посмотрела на Ворфа, и ее выражение лица, казалось, немного смягчилось. — Ворф, если это имеет значение, я прошу прощения за сегодняшнее легкое фиаско. Я действительно хотела, чтобы на нем были только мы. Но когда моя рассеянность и судьба сговорились, чтобы превратить его в большое собрание, я подумала, что это может быть проще, а не сложнее. Что ты будешь чувствовать себя менее напряженно. Ты будешь просто лицом в толпе. Я думала, что большое собрание будет скрытым благословением.

— Это была превосходная маскировка, — отметил Ворф.

— Итак... Вот что мы сделаем. Мистер Ворф... Вы всё ещё хотите жениться на моей дочери?

К собственному удивлению, Ворф без колебаний сказал:

— Да.

Даже Диана, казалось, была поражена скоростью и резкостью его ответа.

— Очень хорошо. В таком случае, Ворф, чтобы лучше понять нас, вы пройдете полное обучение философии и гармонии Бетазеда. Вы погрузитесь в самые глубины наших определений любви и жертвы. Вам не обязательно разделять эти убеждения, но, по крайней мере, вы поймете их и, возможно, когда-нибудь примете некоторые из них. Я сама займусь вашим погружением в наши принципы.

— Ты? Мама, во-первых, я более квалифицирована, чтобы...

— Ты слишком близка к ситуации, малышка, и кроме того, я Дочь Пятого Дома, хранительница Священной Чаши Риксса и наследница...

— Священных колец Бетазеда, — вместе произнесли Ворф и Диана.

Луаксана, казалось, не обратила внимания на сарказм.

— Дело в том, что я, безусловно, могу передать Ворфу то, что ему нужно знать, и сделать это беспристрастно. Если, конечно, Ворф не считает, что это слишком сложная задача.

— Обратная психология вряд ли необходима, — сообщил ей Ворф. Он повернулся к Диане и спросил: — Если я сделаю, как она просит...

— Я не просила, — сказала Луаксана.

Он взглянул на нее и категорично сказал:

— Да, вы просили.

Луаксана на мгновение открыла рот, а затем снова закрыла его.

— Так и было, — сказала она нейтральным тоном.

— Если я сделаю это, — продолжал он. — Это порадует тебя?

— Только если это доставит тебе удовольствие, — ответила Диана.

— Это меня позабавит, но только если...

Дверь в комнату Александра распахнулась, Александр высунул голову и довольно громко крикнул:

— Отец, сделай это, чтобы ты мог жениться, а я мог немного поспать!

И снова захлопнул дверь.

Взрослые переглянулись.

— Когда мы начнем? — спросил Ворф.

Глава восьмая

Том Райкер сходил с ума от скуки.

Он полностью потерял счет времени, проведенного взаперти в камере ромуланской боевой птицы. День перешел в ночь без четкого разграничения, что могло быть сделано как намеренно, так и с другой целью. Как будто они пытались разрушить его внутренний ритм, сбить его с толку и тем самым сделать более восприимчивым к...

...к чему?

Что они собирались с ним сделать? Что, черт возьми, они затеяли? Они как-то раскусили его игру? Они просто пытались свести его с ума из чистого ромуланского садизма? В чем был их план? У них должен быть план, твердил он себе, должен быть план. Они бы не устроили рейд, чтобы спасти Сакета просто так. Должна была быть причина, должно было быть что-то, чего они хотели.

За исключением того, что Сакет был мертв, была вероятность, что все это было неважно. Он мог быть ключом к тому, что они хотели сделать, и с его уходом дверь заперли наглухо, а ключ исчез. В таком случае они могли быть просто заняты решением, какой способ избавиться от Райкера будет наиболее болезненным.

И вот однажды днем ​​(ночью?) Райкер услышал звук марширующих ног. Поскольку он впервые услышал столь выраженный топот, он мог только предположить, что это делалось ради него. Они хотели, чтобы он знал, что они идут, вероятно, чтобы напугать его до чертиков. Но Том Райкер в тот момент был слишком усталым, раздраженным и просто скучающим, чтобы чувствовать что-то большее, чем нетерпение. Он решил: давайте просто покончим с этим.

Постоянный охранник у его двери отступил в сторону, когда в поле зрения появились еще двое охранников. Один из них потянулся и отключил поле, охраняющее выход. Не говоря ни слова, он жестом пригласил Райкера выйти. На мгновение Том задумался о том, чтобы просто скрестить руки, скрестить ноги и не двигаться с места. Попытаться спровоцировать какую-то реакцию с их стороны. Эта мысль принесла ему небольшое удовлетворение. С другой стороны, мысль о том, что это может побудить их просто проделать в нем дыру размером с солнечное пятно, побудила его проявить осторожность. В результате Том Райкер встал и вышел в коридор.

Они даже не потрудились вытащить свое оружие. Это было несколько самоуверенно, и Райкер не мог не попробовать проверить их на вшивость. Один охранник был впереди, другой позади него. Он постоял мгновение, балансируя на носках, глядя на весь мир так, как будто он был полностью расслаблен.

Затем он сделал свой ход, бросившись к стоявшему перед ним охраннику.

Ему действительно удалось продвинуться на целых три дюйма, прежде чем охранник схватил свой дезинтегратор.

Райкер никогда не видел, чтобы кто-то так быстро выхватывал оружие. И у него было подозрение, что если бы он обернулся, то увидел бы, что охранник позади него тоже наставил на него оружие. Он рискнул обернуться через плечо и, конечно же, увидел дуло бластера. Не двигаясь ни на дюйм, Райкер небрежно взял свою протянутую руку и попытался изящно переместить ее к затылку, который он лениво почесал.

— Вы, ребята, нервные, — заметил он, как будто он вообще не пытался напасть на них.

Они не поверили. Он знал, что они не поверят. Но, похоже, их это тоже не особенно волновало. Без дальнейших задержек со стороны Райкера они пошли по коридорам корабля. Очень быстро Райкер потерял счет тому, какой коридор куда ведет. У него было чувство, что это тоже было сделано намеренно. Последнее, чего они хотели, так это чтобы он научился ориентироваться на корабле. Но они не хотели просто завязывать ему глаза, так как это сделало бы слишком очевидным их беспокойство о том, что он может причинить им вред.

После того, что казалось сотым поворотом за очередным углом, они остановились перед дверью. Она скользнула в сторону, и Райкер, по их настоянию, вошел. Он огляделся в замешательстве. Это была ванная и гардеробная, со звуковым душем в углу и комплектом чистой, отглаженной одежды в ромуланском стиле, накинутой на стул. Хоть и без изысков, но это определенно можно было использовать.

— Для чего это? — спросил он.

— Ты. Прими душ, а потом переоденься.

— Зачем?

— Потому что ты воняешь, — резонно сказал тот из двух охранников, что был пониже ростом. — Вы, люди, источаете запах, который ромуланцы считают неприятным. От тебя прямо-таки разит.

— Извините. Учитывая, что я был в заточении, я, вероятно, вспотел несколько больше, чем обычно.

По общему признанию, попытка пошутить была не лучшей, но Райкер чувствовал, что охранник, по крайней мере, мог попытаться выдавить улыбку. Этому не суждено было сбыться, поскольку он просто неулыбчиво посмотрел на Райкера. Когда он был уверен, что привлек внимание Райкера, он продолжил:

— После того, как вымоешься, ты наденешь эту одежду и последуешь за нами.

— Куда?

Он должен был понять, что получит вместо ответа лишь еще один холодный взгляд. Зная, что нет смысла бороться или спорить по этому поводу, он вошел в комнату и принял душ так быстро, как только мог. Хотя его импульсом было насладиться этим, поскольку это было лучшее, что он чувствовал за последние недели. Он оделся так же быстро, а затем вышел обратно в коридор. Насколько он мог судить, охранники не сдвинулись ни на сантиметр с того места, где они были, когда он их оставил.

Оставшуюся часть пути они прошли молча, а затем охранники остановились перед дверьми. Очевидно, именно сюда им было поручено привести Тома. Райкер не был уверен, чего ожидать, когда вошел, хотя он был морально готов ко всему, вплоть до внезапного залпа фазерного огня. Насколько он знал, это было знаменитое ромуланское чувство юмора, которое вот-вот проявится для его развлечения.

Любопытно, что он не ожидал того, что обнаружил.

Там стоял небольшой элегантно украшенный стол с высокой тонкой свечой, мерцающей посередине. Это был единственный источник света в комнате. Еда была разложена, не в изобилии, но в достаточном количестве, тем не менее, и фактически приготовленная, чтобы казаться вкусной. На дальнем конце стола сидела Села. Она все еще была в форме, но сняла некоторые части доспехов, так что она казалась мягче, если не совсем теплой и милой. И она действительно улыбалась. На мгновение, всего лишь на мгновение, Райкер принял ее за кого-то другого, настолько нежными были черты ее лица. Затем он вспомнил, что она должна была быть полукровкой, рожденной от землянки по имени Таша Яр и ромуланского дворянина. Райкер поймал себя на мысли, что хотел бы знать Ташу Яр, и затем ему пришлось напомнить себе, что Уильям Райкер знал Ташу, и ему было бы неплохо помнить об этом.

— Сядь, — сказала она, указывая на место напротив нее. Том так и сделал, не отрывая от нее взгляда. Она рассмеялась, и это был удивительно музыкальный звук. У него было ощущение, что она редко это делала. — Ты никогда не сводишь с меня глаз. Либо ты влюблён в меня по уши, либо ты боишься, что я воткну тебе между рёбер клинок.

— Скажем так, немного и того, и другого.

— Справедливо. Ешь, — увидев его нерешительность, она протянула руку с прибором, подцепила кусок мяса с его тарелки и съела его. — Видишь? Никакого яда.

Он указал на другую часть куска и сказал:

— А вот этот.

Она вздохнула.

— Ты думаешь, я съем «безопасную» часть и оставлю остальное тебе? Я, может, и отчасти человек, но я начинаю подозревать, что ты отчасти ромуланец, — она без колебаний съела указанную часть. — Доволен?

— Конечно, это может быть яд, который действует на людей, но не на ромуланцев.

— Возможно. Но как я только что отметила, я наполовину человек, так что я подвергаюсь риску, — она наклонилась вперед, переплела пальцы и положила на них подбородок. Она на самом деле выглядела почти игривой. — Райкер, это смешно. Нам нужно обсудить вопросы, в которых будет задействовано доверие. Если мы не можем даже пройти мимо основного блюда, какой в ​​этом смысл? Теперь ешь эту чертову еду, или я вышибу тебя через шлюз, хорошо?

Райкер. На самом деле еда была не так уж и плоха. Немного пресновата на его вкус, но определенно съедобна.

— Расскажи мне о моей матери.

Вопрос на мгновение застал его врасплох.

— Ты имеешь в виду Ташу?

Она кивнула.

— Я ненавидела ее много лет за то, что она предала моего отца и бросила меня. Но...

Возможно, ему это показалось, но в тот момент она действительно, похоже, немного потеряла бдительность.

— У меня так мало воспоминаний о ней. Она умерла, когда я была совсем маленькой. Она, рассказывала мне истории. Фэнтезийные истории. Она говорила о великанах, магах и джиннах. Джиннах в бутылке, которую можно было открыть, и все твои желания сбывались, — она помолчала, а затем сказала: — Я знаю, знаю, это очень запутанно. Ваши записи показывают, что Таша Яр умерла на какой-то злополучной планете, и все же она оказалась на мостике «Энтерпрайз-C» лейтенантом Звездного флота, хотя на самом деле родилась всего пару лет назад. Я все это знаю, я это понимаю. Ну… Я думаю, что я это понимаю. Та Таша, с которой вы служили, не обязательно была той же женщиной. Но даже так, должно быть, были какие-то сходства. Так что, расскажи мне, что ты знаешь о ней... Знал о ней.

Проблема была в том, что Райкер не так уж много о ней знал. Уилл Райкер, конечно, знал, но не Том. С другой стороны, не имело значения, что он не уточнил.

— Она была... Превосходным офицером. Храбрым. Преданным. Она была красивой и забавной...

— Забавной? — нахмурилась Села. — Не помню, чтобы она когда-либо была особенно забавной...

— Ну, учитывая то, что ей пришлось пережить... Возможно, к тому времени, как ты появилась на свет, ее настроение несколько… переменилось.

— Нет. Нет, я не думаю, что она бы изменилась, — она выглядела задумчивой. — Расскажи мне... Что-нибудь, что она сделала. Что-нибудь, что ты помнишь.

— Она спасла мне жизнь, и не раз. Был один случай, который я помню...

И он наплел ей целую историю. Он вольно взял за основу реальное событие, которое произошло ранее в его карьере, и сделал несколько замен... В частности, это был сам Том, который спас своего командира. Но он вставил Ташу в роль спасителя, себя в роль командира, и придумал захватывающую историю отваги и жертвенности. Села, как женщина, страдающая от скуки, впитала все это и, казалось, впитала в свою душу.

Он делал ее счастливой.

Это было довольно странное ощущение.

— Расскажи мне еще, — попросила она, когда он закончил свой выдуманный историю о ее матери.

Но Райкер уже доел еду, стоявшую перед ним, и он почувствовал, что сейчас самое время попытаться настоять на своем... Сейчас, когда Села казалась задумчивой и уязвимой.

— Нет.

Она приподняла бровь, выглядя довольно удивленной его резкой переменой в тоне. Когда она ответила, ее голос был шелковистым, с оттенком опасности.

— Нет?

— Зачем я здесь? Что все это значит? Ты собираешься вернуть меня кардассианцам? Держишь меня ради выкупа? Зачем? Я мог бы сидеть здесь всю ночь, вспоминая старые времена и заставляя тебя чувствовать себя хорошо и ностальгировать по твоей матери, но если тебе все равно, я хотел бы притвориться, что мы два профессионала, которые способны обсуждать все, что у нас на уме.

Очень медленно Села свела руки и зааплодировала в размеренной и несколько саркастической манере.

— Очень мило, Райкер. Очень мило. Я дрожу.

Затем она сложила руки на столе и наклонилась вперед на локтях, и Райкер увидел, что получил от нее какую-то реакцию. К сожалению, он не был полностью уверен, что это было, потому что это было так, как будто она накинула маску на лицо и стала совершенно непроницаемой. Для ромуланки у нее был талант к вулканскому покерфейсу.

— Я могла бы попытаться выразить это деликатней, Райкер, чтобы избавить себя от небольшого смущения. Но я считаю, что будет лучше, если мы будем откровенны друг с другом.

— Это, как правило, предпочтительнее.

— Я попала в то, что вы бы назвали «тяжелыми временами». Я была оперативником ромуланского правительства в течение нескольких лет, и у меня была своя доля успехов. Однако мои неудачи были довольно значительными, — приводя каждый пример, она постукивала пальцем по столу, как будто пересчитывая их. — Моя попытка перепрограммировать вашего мистера Ла Форжа так, чтобы он убил клингонского губернатора Вага, не сработала. Как и мои попытки дестабилизировать режим Гаурона, поддерживая семью Дюрас. Однако моей самой значительной неудачей была моя сорванная попытка вторжения на Вулкан с ромуланскими силами. И причину этих неудач всегда можно проследить до «Энтерпрайза». До вашей команды, Райкер, и до тебя. Вы постоянно вмешивались в мои планы, вы подрывали мои попытки поднять Ромуланскую Империю на ее законное место власти в галактике, и вы снова и снова мешали мне раскрыть свой полный потенциал и уровень в ромуланской структуре власти, — она широко развела руки и откинулась на спинку стула. — Но разве я зла? Разве я зла? Разве я так сильно затаила обиду, что она вонзается в меня, как вечный кинжал в мое сердце? Ну? Разве так?

— Эм... Просто попытаюсь угадать... Да?

— Можешь быть уверен, что да, — подтвердила Села. — Провал в завоевании Вулкана был худшим. Это был полностью мой план, от начала до конца. Его провал и последовавшая за ним потеря жизни ромуланца заставили моих начальников сообщить мне, что мои услуги больше не требуются. По сути, меня, скорее всего, должны были уволить, поскольку я, по-видимому, как гласит очаровательная поговорка, пережила свою полезность. Но у меня есть мои сторонники. Люди, которые работают под моим началом и со мной, или были верны моему отцу и, соответственно, мне. Через них и с ними я получила материалы, необходимые для выживания. Я сбежала с Ромула на судне, в котором мы сейчас находимся, а также на нескольких меньших кораблях, которые хранились в ангаре. Ты видел одноместный летательный катер во время побега, да?

— Да, я видел. Очень впечатляющий полет.

— Спасибо, — сказала она и кивнула, как будто выражая искреннюю признательность, хотя по ней это было трудно понять.

Она поднялась с другой стороны стола и медленно, очень медленно обошла его. Райкер заметил, что она, кажется, качает бедрами немного больше, чем раньше. Это было его воображение, или она двигалась в намеренно провокационной манере?

И в комнате становилось жарче?

— Больше всего я помню о своей матери то, что она рассказывала мне истории о старой Земле... Особенно о классах воинов. Она нашла японскую систему чести особенно интригующей и передала это увлечение мне. На данном этапе моей жизни я, как там это называется, — Ронин. Самурай без хозяина. Во мне горит большой гнев, Райкер, гнев на «Энтерпрайз» за то, что они подвели мою мать и бросили ее на произвол судьбы. Гнев за неудачи в моей жизни, которые помешали мне достичь целей, которых, как я всегда чувствовала, я должна была достичь. То, что я пыталась сделать в своей жизни, — это направить этот гнев на цели, которые послужили бы моей карьере и Ромуланской Звездной Империи. Потерпев неудачу в этом, я теперь ищу искупления.

— И я должен помочь тебе с этим искуплением, так ведь?

Она медленно кивнула. Она наклонилась вперед, и ее голос был низким и хриплым, и он не замечал этого раньше, но в ее присутствии было что-то почти опьяняющее.

— Я чувствую в тебе родственную душу, Райкер. Тебя бросил «Энтерпрайз», как и мою мать. Ты отдал все, что мог, своему правительству... Только чтобы правительство обернулось и сказало: «недостаточно». Нам жаль, но ты просто недостаточно сделал. Знать, что все, что ты сделал, было не только недостаточным, но и недооцененным.

— Это, — задумчиво сказал он, — безусловно, верно.

Она провела пальцем по линии его бороды, обводя ее.

— Поначалу у меня могли быть некоторые сомнения на твой счет, Райкер, я открыто признаю это. Но самое важное, что нужно помнить, это то, что Сакет верил в тебя. Я думаю, ты ему даже нравился. И если ты достаточно хорош для Сакета, то ты более чем хорош для меня. Я верю, что ты можешь помочь мне свергнуть правительства, которые я стремлюсь лишить власти.

— Ты хочешь, чтобы я помог тебе лишить правительства власти.

— Именно.

Он старался не смеяться. Но кроме того, он старался не воспринимать это слишком серьезно. Потому что он начал останавливаться на ее словах таким образом, что это почти подразумевало, что они имели смысл, имели какую-то привлекательность. Конечно, нет. Они не имели для него никакого влияния...

Кроме...

...Кроме Федерации и Звездного Флота. На самом деле они бросили его на произвол судьбы, не так ли? Маки или нет, он был прежде всего офицером Звездного Флота. Они могли бы что-то сделать, чтобы вытащить его из этой адской дыры, не так ли? Как долго они собирались оставить его гнить на Лазоне? Вечно? Вероятно. Да, вероятно.

Райкер с трудом боролся, чтобы не потерять контроль над своими эмоциями. Он должен был помнить о цели, которую он себе поставил: выяснить, что задумала Села, и придумать способ помешать ей. И делая это...

И делая что?

Впечатлить Звездный Флот? Как будто они заботились о нем. Но это было еще одно сходство между ним и Селой. Благодаря своей упрямой решимости они оба пытались угодить правительствам, которые отвернулись от них так же, как беспокойные дети сделают все, чтобы угодить маме и папе.

Но он не был ребенком. Он был Уильямом Райкером.

Нет! Он был Томом Райкером.

Но даже когда он думал об этом, он ненавидел реальность этого. Он был Уиллом Райкером, черт возьми. Он был таким же реальным, таким же живым и таким же достойным, как и оригинал, нет, как другой Уилл Райкер.

Восемь долгих лет он провел в одиночестве на Нервале IV. Восемь долгих лет.

Одна из трудностей, с которой простые смертные с трудом справляются, заключается в том, что жизнь действительно продолжается без них. Но насколько же более унизительно для Тома Райкера узнать, что не только жизнь всех остальных продолжалась без него, но и его собственная тоже! И все складывалось гораздо лучше, чем когда-либо могло бы быть у него. Он всегда будет догонять, всегда.

Лучше бы он умер, одинокий и неизвестный, на Нервале IV. Это было просто еще большим разочарованием, что он чувствовал себя лежащим на образном пороге «Энтерпрайза».

— Ты можешь сделать себе одолжение, Райкер, — почти промурлыкала Села. Она сидела совсем близко на краю стола, и от нее исходил опьяняющий запах. Райкер понятия не имел, нанесла ли она его сама или это был ее естественный запах. У него определенно не хватило смелости спросить. — И это будет не только для тебя, это будет и для Федерации.

— О? — он неловко поерзал на стуле.

— Верно. Видишь ли, ты чувствуешь, что твоя Федерация тебя бросила. Я знаю, что моя империя меня бросила. Но мы можем вернуть восхищение обеих групп, уничтожив их общего врага...

— Кардассианцев?

— Ну, на данный момент кардассианцы технически являются союзниками ромуланцев. Конечно, мой небольшой рейд, несомненно, не расположил к себе кадассианцев, но мои люди убедительно докажут, что это был независимый оперативник, действовавший самостоятельно. Нет, когда я говорю об общих врагах, — она понизила голос с явным презрением, — я говорю о клингонах и Клингонской империи.

— Клингоны, — Райкер расхохотался. — Села, я знаю, что ты, возможно, немного не в теме, но в последний раз, когда я проверял, клингоны и Федерация были союзниками.

— Тот, кто не в теме, — это Федерация, — она презрительно фыркнула, сморщив нос от отвращения. Она придвинулась к нему поближе на краю стола, и одна нога болталась в колене в манере, которую лучше всего можно было бы описать как «девчачью». Это было на удивление привлекательно.

Восемь лет.

Восемь проклятых лет... Сам по себе. Без компании, без любимых, без... без женщин.

Это был долгий отрезок времени, восемь лет. Райкер никогда не предполагал, что будет жить безбрачной жизнью монаха. И да, было ужасно короткое воссоединение с Дианой, но обстоятельства ускорили его через эту встречу, и с тех пор никого не было.

У Райкера никогда не было проблем с получением партнерш по постели, когда он этого хотел. Один йомен как-то заметил, что ему следовало бы застраховать блеск в глазах на миллион кредитов. Он серьезно подумывал сделать это, просто чтобы назвать ее бенефициаром, просто ради смеха.

Итак, восемь лет... Переход от пира к голоду, который полностью и всесторонне...

Он громко прочистил горло, возможно, даже слишком громко, но ничего не мог с собой поделать, так как горло было неестественно сдавленным.

Села тем временем все еще говорила о клингонах.

— Они — манипуляторы, — недвусмысленно сказала она. — Они использовали ромуланцев, пока им было это выгодно, а затем они объединились с Федерацией, когда их собственные ресурсы были уничтожены. Ну, теперь в игру вступили другие, могущественные расы, не так ли? Могущественные враги, такие как Доминион и Джем'Хадар. Неизбежно, клингоны объединятся с ними. Это их природа. Они объединятся с Доминионом и оттеснят Федерацию. Хуже того... Они повернутся против Федерации. Цена вступления в галактический клуб Доминиона.

— Ты не знаешь этого наверняка...

— Разве это не человек... Санта-Клаус, кажется, его звали, который сказал, что те, кто не знает историю, обречены на ее повторение?

Райкер попытался прикрыть рот и сдержать смех. У него это не получилось на сто процентов.

— Я... Я думаю, ты имеешь в виду Сантаяну.

— Ох, — Села на мгновение выглядела сбитой с толку, но затем, казалось, мысленно пожала плечами. — Ну, имена похожи. Я была близка.

— О, определенно. Они практически взаимозаменяемы.

— Дело в том, — решительно сказала она, — что ты можешь сыграть важную роль в прекращении союза, который никогда не должен был случиться. Плюс, — и она улыбнулась, — мои планы включают некоего клингона. Того, о чьих действиях ты должен быть слишком хорошо осведомлен.

На мгновение Райкер совершенно не понял, о чем она говорит. Возбуждающий эффект, который ее присутствие на него производил, немного стих, когда он уставился на нее в замешательстве.

— Кого ты имеешь в виду?

— Ворф, — сказала она ровно и посмотрела на него искоса. — Ты хочешь сказать, что не знаешь? Что их участие было осуществлено без твоего ведома?

Ворф. Ворф с «Энтерпрайза». Том был с ней до сих пор, но она говорит сейчас о «вовлеченности»? Райкер внезапно забеспокоился, что приближается к пределу своих возможностей нести свой маскарад. Пытаясь выиграть время, он сказал:

— Ты меня запутала. Ты меня полностью запутала.

— О боже мой. Я начинаю понимать, — она потянулась, взяла свой стул за спинку и задвинула его за себя. Она села так, чтобы оказаться лицом к лицу с Райкером, их колени соприкоснулись. Она взяла его руки в свои, и на ее лице было выражение искреннего сочувствия. — Бесссердечность... Полная бессердечность. Ничто не могло бы лучше подчеркнуть пагубный клингонский образ мышления...

— О чем ты говоришь?

— Ворф и твоя драгоценная Диана Трой, о которой ты говоришь во сне, — они замешаны.

— За… замешаны? — от этой мысли у него закружилась голова. Годами, когда он варился в собственном соку в одиночестве на том богом забытом мире, Диана была заперта в его голове, словно замороженная в янтаре, и он дорожил отношениями, которые у них были. Когда он снова встретился с ней на «Энтерпрайзе», это показалось ему идеальной возможностью исправить то, что он испортил в первый раз. Он не мог поверить, что ее еще никто не увел, особенно... ну... он сам.

А потом он все испортил.

Во время своего пребывания в трудовом лагере он размышлял о своих действиях с момента спасения и, как ни странно, он ни о чем не жалел — даже о действиях, которые стоили ему свободы. Ни о чем, кроме того, как он снова испортил свои отношения со своей Имзади, со своей Дианой. Он поклялся, что, если ему удастся выбраться с кардассианской скалы, которая была его тюрьмой, он каким-то образом спасет эти отношения.

Во всех этих размышлениях ему ни разу не пришло в голову, что ее могут увести, ведь, в конце концов, если судьба оставила ее одинокой на все это время, значит, им определенно суждено быть вместе.

И уведена... Ворфом? Клингонским воином? Что это за безумие? Он был жесток там, где она была нежна, щетинился там, где она была гладка, груб там, где она была нежна...

Безумие...

Он понял, что Села продолжала говорить, и с усилием ему удалось снова сосредоточиться на том, что она говорила.

— ...держали это в тайне, пока вы служили вместе, — предположила Села, недоверчиво качая головой, — а потом, как только тебя взяли в плен, они отбросили необходимость в секретности и выставили свой роман напоказ.

— Это... должно быть ошибка...

— Никакой ошибки. У меня есть... Информация, скажем так.

— О чем ты? Информация откуда?

Она помедлила мгновение, а затем сказала:

— Ладно. Я могу быть откровенной. Наши разведывательные отчеты показали, что в полномасштабной войне с Доминионом Бетазед станет вероятной целью для оккупации Джем'Хадар. И ромуланцы, и кардассианцы держат планету под пристальным наблюдением, с помощью сети информаторов и т. п.

— И?

— И, я, может быть, и самурай без хозяина, но у меня все еще есть хорошо проверенные источники в ромуланской разведывательной сети, по крайней мере. Я слышу о вещах. Как только я узнала о твоем интересе к ней, я проверила последние действия Дианы Трой, просто как само собой разумеющееся. Оказывается, она только что вернулась на Бетазед со своим женихом, мистером Ворфом, на буксире. Мать Дианы, Луаксана Трой, устроила для нее довольно большую встречу буквально на днях, на самом деле. Что-то вроде приветственного мероприятия дома.

Райкер выглядел так, будто его ударили по лицу кирпичом.

— Диана и Ворф. Нет, он... Он ей совсем не подходит... Как он мог это допустить?

— Кто мог это допустить?

У Райкера внезапно перехватило дыхание. Он просчитался, поскольку, конечно же, он имел в виду Уилла Райкера, своего близнеца.

Но Села, не колеблясь, ответила:

— Он клингон, Райкер. Это моя точка зрения. Он позволил этому случиться, потому что хотел, чтобы это произошло. Его не волнует верность или порядочность. Как и все его сородичи, он хочет то, что может взять, потому что он сильнее. Он видит в Диане добычу, не более того.

В голове Тома Райкера стучало, в нем кружился водоворот эмоций. Гнев на Уилла Райкера, ярость на Ворфа, желание к Диане, окрашенное чувством предательства, и необходимость...

Необходимость, как живое существо, само по себе. Потребность любить и быть любимым, потребность держать женщину в своих объятиях, чтобы усилить свою собственную желанность. Потребность броситься в бездну страсти и ощущений, чтобы высвободить эмоции, которые бурлили в нем.

Села как будто почувствовала эту необходимость. Теперь ее рука была у основания его шеи, словно ощущая биение его пульса. Она казалась ему везде: в его разуме, в его душе, и когда она снова заговорила, ее горячее дыхание ласкало внутреннюю часть его уха.

— Ты можешь вернуть ее, — прошептала она. — Ты можешь забрать ее у зверя... Я могу помочь тебе в этом... Я могу помочь тебе во всем, что ты захочешь сделать, потому что мы оба одного рода... Мы оба изгои, забытые... И мы можем помочь друг другу, Райкер... Мы подходим друг другу, у тебя есть потребность, не так ли? Не так ли...

И все же, несмотря на все, что накапливалось в его сознании, в его теле, он не знал, что он прижмет свои губы к ее губам, пока он на самом деле не сделал этого. Он понятия не имел, что схватит ее с яростью, которая поразила даже его, притягивая ее тело к своему, чувствуя ее твердую форму под одеждой, упругость ее плоского живота и стройные мышцы. Он почувствовал, как она ахнула в его губы, а затем ответила на его свирепый поцелуй с не меньшим желанием….

Глава девятая

Ворф не был полностью уверен, чего ожидать по прибытии в дом Луаксаны Трой, но вид Луаксаны в боевом снаряжении определенно не был тем, чего он ожидал.

Утро было довольно теплым, как и большинство на Бетазеде. Трава все еще была мокрой от росы, и Ворф необъяснимо чувствовал определенную пружинистость в своих шагах. По непонятной ему причине он был полон странной веры в то, что все получится. Эта уверенность сохранялась до того момента, как Луаксана открыла дверь, и в этот момент он решил, что все пропало.

Тот факт, что она сама открыла дверь, а не попросила мистера Хомна сделать это, был достаточно удивительным. Но ее одежда и поведение были совсем не похожи на то, к чему привык Ворф. На ней не было макияжа, а ее длинные волосы были завязаны сзади. На ней был облегающий, цельный синий костюм с тяжелой подкладкой вокруг плеч, верхней части груди, предплечий и бедер. В каждой руке она держала длинный посох с чем-то вроде огня на концах каждого посоха. Однако огни не горели.

В дополнение к своей спортивной «броне» она также улыбалась. Ворф не был уверен, что из этого его больше смущало.

Ворф решил прокомментировать менее очевидный из двух необычных моментов наряда Луаксаны Трой, с которыми он столкнулся.

— Доброе утро, миссис Трой. Вы, кажется, сегодня в хорошем настроении.

— Пожалуйста, просто Луаксана. Давай не будем такими формальными. И да, на самом деле, я в очень хорошем настроении. Входи, входи, — и она жестом пригласила его следовать за ней. Он так и сделал, пытаясь определить, действительно ли это Луаксана Трой или вместо нее довольно странный самозванец.

— Причина, по которой я в хорошем настроении, в том, что я только что получила известие от Одо.

— Одо? — он нахмурился. — Начальник службы безопасности Одо?

— О, я должна была догадаться, что ты о нем знаешь. Он работает в той же сфере, что и вы. Он сотрудник службы безопасности на станции «Глубокий космос 9». Вы когда-нибудь там были?

— Да, но я не особо люблю космические станции.

— Правда? — она оглянулась на него через плечо. — Почему нет?

— Мне не нравится находиться на борту неподвижной цели.

— Ах, Ворф, Ворф, Ворф, — вздохнула она, — неужели все с тобой должно определяться военными терминами?

— Да.

— Ну, по крайней мере, ты честен. В любом случае, у нас с Одо довольно... Особые отношения. Я только что получила от него видео сегодня утром. Хочешь посмотреть?

— Нет...

— Тогда я перескажу тебе. «Миссис Трой», — Луаксана процитировала по памяти музыкальным тембром, — «Я получил ваше последнее сообщение. Хотя я уверен, что вы сочли свои замечания лестными, я должен сказать вам, что желания, которые вы выразили, неуместны, и что наша продолжающаяся переписка будет становиться все более неудобной для нас обоих... Особенно, кажется, для меня.» — у нас очень особые отношения, у Одо и меня, — сказала она Ворфу, вернувшись к своему обычному голосу.

«Несмотря на ваши впечатления об обратном, у нас нет никаких отношений, кроме дружеских», — продолжила Луаксана, возвращаясь к своей музыкальной речи. «…и в этот момент, рискуя задеть чувства, я должен сказать, что даже эта связь становится все слабее. Пожалуйста, если вы желаете продолжать эту переписку, сделайте ее более официальной, строго платонической и желательно, с сообщением, которое займет немного меньше времени, чем…» — Луаксана замолчала, вспоминая. — «… девяносто три минуты и восемнадцать секунд».

Закончив, она повернулась к Ворфу и казалась необъяснимо счастливой.

— Ты мог не заметить этого, но это было положительно нежно по сравнению с нашими предыдущими сообщениями. Он определенно начинает приходить в себя. Разве он не чудесен?

— Его откровенность достойна восхищения, хотя и напрасна, — заметил Ворф. — Какого он вида?

— Я не совсем уверена. Я не знаю, знает ли он. Однако он оборотень. И блестящий сотрудник службы безопасности. Если ты когда-нибудь окажешься в трудной ситуации, он ваш человек… Ну... он ваш... не важно, — затем, как будто она быстро выбросила его из головы, она сказала: — Ладно... сюда, Ворф.

Она провела его на открытую площадку с возвышающимися деревьями, которые давали много тени. Там был широкий дворик с выложенной разноцветной мозаикой. Она привлекла внимание Ворфа без какой-либо причины, которую он мог бы отметить. Было в ней что-то, что приковывало взгляд. Однако был один участок, который, казалось, был специально подготовлен. Это была прямоугольная область около шести метров в длину и трех метров в ширину, и в отличие от остальной части дворика, он, казалось, состоял из губчатого, резинового материала. Луаксана шагнула в дальний конец и указала, взмахнув одним из посохов, что Ворфу следует встать на противоположном конце. Он так и сделал, почувствовав тошнотворное чувство, что он знает, к чему это идет.

— Зачем ты здесь, Ворф? — спросила Луаксана. Она стояла в нескольких футах от него и держала два посоха в расслабленном положении так, что они перекрещивались друг с другом.

— Я обещал, что буду.

— Ты счастлив?

— Это неважно.

— Счастье никогда не бывает неважным, Ворф.

— Конечно, так оно и есть. Часто, на самом деле. Первая обязанность жизни — это долг. Счастье не является фактором этого.

— Но если ты не получаешь от этого счастья, то в чем смысл? — она, казалось, была искренне озадачена.

— Счастье, если вы настаиваете на этом термине, приходит от осознания того, что твой долг выполнен.

— Но знать этого недостаточно. Например, долг Дочери Пятого Дома иметь собственную дочь, чтобы продолжить традиции Дома. Но если бы я не была счастлива иметь Диану... Если бы я считала материнство просто выполненным долгом и ничем более, то какой же матерью я была бы?

— Клингонской матерью.

Она вздохнула и покачала головой.

— Ворф... будь честен со мной...

— Разве у меня есть выбор?

— Нет, — сказала она практичным тоном. — Ты думаешь, что ничему не можешь у меня научиться, не так ли?

Он не ответил.

— Ты считаешь, — продолжила она, — что раз бетазоиды любят мир... и самоанализ... то мы слабые.

— Я бы не женился на Диане, если бы считал бетазоидов слабыми.

— Возможно. Или, может быть, ты просто считаешь ее исключением из правил. Или, может быть, ты считаешь ее слабой и неполноценной, и поэтому тебе легко ее контролировать, и она не представляет угрозы твоему господству.