Инкуб. Строптивая добыча

Глава 13.

Так и не смогла вспомнить, чей же был голос. Да и не важно.

Репутация, мнение света, карьера, которая висела на волоске и вот-вот могла полететь к чёрту под хвост… всё, чему я придавала самое большое значение, всё, чем дорожила, стремительно теряло своё значение.

Это было неправильно, глупо, страшно… но я совершенно не представляла, что с этим делать. Это просто было.

Как будто нарисованный моею рукой цветастый рисунок, забытый под дождём. С него слезами стекала краска. Стиралось то, что я сама посчитала самым главным стремлением в своей жизни, что нанесла твёрдой рукой давным-давно. И обнажалось другое, настоящее, что скрывалось под этой мишурой. Но мне не хватало отваги всмотреться в очертания на холсте, которые проявляла беспощадная стихия.

Мои настоящие желания.

Мои истинные мечты.

А тело сходило с ума и требовало дать ему инкуба. Прямо сейчас, срочно, и всего-всего. Каждый дюйм истерзанной лаской плоти, внутри и снаружи, на коже и под кожей – там, где с каждым толчком крови звенело требовательное «дай!».

Какая жестокая вышла месть.

И теперь я действительно прониклась. Если он себя хоть в половину так же чувствовал после моего побега… пожалуй, ему есть за что мстить. Потому что это просто невыносимо.

Не знаю, где нашла столько сил, чтоб подняться и выбраться из своего маленького убежища, где кажется, даже воздух пах страстью и Пламенем, которое бушевало и сжигало наши тела здесь так недавно.

Однако, пришлось. Нельзя было прятаться бесконечно.

И я была уже внутренне готова к тому, что бреду как на плаху в бальный зал для того, чтобы выслушать, что меня увольняют.

На удивление, обошлось. Должно же и в моей бестолковой жизни быть место капельке везения.

Баронет настолько оказался очарован невестой, что болезненность её гувернантки не перевесила очевидных достоинств самой девицы. Я так поняла, что во всё время моего отсутствия потенциального жениха так плотно взяли в обработку невеста и её родители, что жених к моменту моего возвращения уже оказался действующим. Как я узнала позднее, сыграл роль тонко и к месту сделанный намёк на то, что у прелестницы уйма кавалеров помоложе и промедлив, можно не успеть.

В общем, как выяснилось, всем было не до меня. Хозяин даже милостиво разрешил удалиться и дождаться остальных в карете. Думаю, не последнюю роль сыграл мой и правда болезненно-встрёпанный вид и алеющее, как при температуре, лицо. Я успела оценить сей шедевр в одном из ростовых зеркал в зале. Никому не хотелось заразить престарелого жениха до того, как он станет мужем и в перспективе наследодателем.

В тёмной стылой карете я долго сидела, сжавшись в комок, и ждала.

Пыталась разобрать мысли и чувства по полочкам, но этот хаос было утихомирить совершенно не возможно. Так что в конце концов, я сдалась.

Будь что будет.

В последующие две недели мне было вообще не до чего. Всё время с избытком занимали хлопоты по подготовке к свадьбе. Жених спешил, по понятным причинам, родители невесты спешили ещё пуще, чтоб не передумал. Так что назначили торжество на самый близкий день из тех, что допускались светским этикетом с учетом недавнего траура вдовца, а также сроков помолвки. Через месяц.

И вот половина от этого месяца уже прошла.

Каждое утро к нам на чай являлся баронет, после чего брал Лили на прогулку. Я должна была следовать за ними в приличном отдалении из соображений благопристойности. Далее весь день до вечера заполнялся хлопотами с подготовкой приданого, гардероба невесты и матушки невесты, заказом приглашений на серебристой бумаге с завитушками и прочего, прочего, что сочли достойным уровня будущей баронессы.

В некоторые из вечеров мы приглашались в театр, на балет или концерт скрипичной музыки, до которых лорд был куда как охоч. В один из таких вечеров он в антракте затащил Лили в укромный уголок. Судя по всему, лез целоваться. И судя по всему, вполне успешно.

Весь остаток вечера она была непривычно тиха и молчалива. А ночью я слышала из комнаты Лили истеричные рыдания и звук бьющегося хрусталя.

Но утром она как ни в чём не бывало с приветливой улыбкой встречала баронета за чаем в парадной гостиной тёти.

В общем, ситуация плавно вела к своему логическому разрешению – успешное завершение мною карьеры гувернантки в этой семье и новый этап. Поиск работы с отличными рекомендациями в кармане.

О Велиаре я даже не слышала.

Только во снах он приходил ко мне. Каждую ночь. Каждую чёртову ночь.

Я просыпалась в слезах.

А однажды проснулась среди ночи, будто меня толкнули. Вскочила и бросилась к окну. Старое, скрипучее, маленькое – я едва смогла его открыть. Мне захотелось свежего воздуха. Невыносимо. Было такое чувство, что задохнусь, если не распахну настежь.

Моя комнатушка была на втором этаже. Окно выходило на улицу, и я любила наблюдать, прислонившись лбом к стеклу, как по неё снуют экипажи, цокают копытами лошади, торопятся прохожие. Суета затихала лишь с приходом темноты, и то не сразу – в столице везде горели газовые фонари, которые заправляли ушлые фонарщики с фитилями на длинном тонком шесте. Раньше, говорят, по улицам сновали специальные факельщики – часто мальчишки из бедноты – и освещали путь прохожим. Но потом участились случаи, когда такие безобразники заводили людей прямиком в тёмные переулки к своим взрослым подельникам, и губернатор наконец-то раскошелился на полноценное освещение.

Прогресс двигался семимильными шагами, в столице это было особенно заметно. Изобретались всё новые и новые механизмы. Всё меньше и меньше места оставалось человеку. Поговаривали, что один безумный учёный научился укрощать силу грозы и клялся, что скоро ни одного газового фонаря не останется. В каждом будет гореть маленькая молния. Как бы не оказалось так, что профессия фонарщика окажется вымирающей.

Интересно, грозит ли когда-нибудь нечто похожее гувернанткам?

Я ещё раз глубоко вдохнула ночного воздуха полной грудью.

В столбах фонарного света медленно кружился первый снег. Как же хорошо. Я любила это мгновение, особое, приходящее всего раз в году, когда кажется, что белая пелена укроет все проблемы и беды прошлого и на девственно-чистом холсте теперь можно проложить новые пути.

Обычно это оказывалось иллюзией, и первый снег очень быстро пачкался грязью множества ног.

Но сегодня ночью все спали и это сделать было некому.

Все. Кроме меня. И того человека, чёрный силуэт которого в тени противоположного дома я разглядела не сразу. Но тотчас узнала. По горячей волне, омывшей сердце и заставившей его биться чаще.

Мой кошмар, моё наваждение, моя боль, моя любовь.

Я замерла, вцепившись в подоконник пальцами до боли. Мои распущенные волосы развевал ветер с колкой примесью снежной пыли. Холодил голые плечи.

Не знаю, как долго он там стоял. Зачем приходил. И откуда у меня внутри родилось совершенно безумное и дикое предположение, что место прямо напротив моего окна было не случайным.

Я только одно знала точно. Если бы он сейчас перешёл дорогу и по белоснежному полотну проложил свой первый в эту ночь путь – ко мне… я бы впустила. Без колебаний и сожалений.

И на мгновение мне даже показалось, что силуэт колеблется и движется в мою сторону… но только на мгновение.

Почувствовав мой взгляд, инкуб отступил в темноту и растворился в ней.

Я смела снежинки с подоконника, затворила окно и свернулась клубком под одеялом в остывшей постели.

На следующий день баронет вытащил нас с Лили на прогулку по центральному проспекту города. Под предлогом некоторых необходимейших покупок к свадьбе, а как я догадывалась – просто покрасоваться молоденькой и хорошенькой во всех отношениях невестой. Разумеется, она не была против, тем более, что суммы, которые радостный жених выбрасывал по одному лишь движению её брови в каждую такую прогулку, кратно превышали годовой лимит её трат на ленты и шляпки от батюшки.

Ну а мне полагалось уныло тащиться сзади – достаточно близко, чтобы благочестиво держать в поле зрения свою подопечную, и достаточно далеко, чтобы дать им иллюзию уединённости.

В конечном итоге, всё это вышло боком мне. Потому что иллюзия уединённости у них как-то незаметно переросла в совершенно неиллюзорное чувство одиночества у меня.

Я шла по чужим следам, а всё, о чем могла думать – это девственно-белый снег минувшей ночью. Который так и не был нарушен.

Вся эта снежно-бестолковая грязь под ногами была исчерчена цепочками следов. Кто-то к кому-то спешил, торопился, ругал непогоду или скользкий, неудобный путь… спотыкался, поскальзывался, оставлял такие неровные овалы чёрных следов… И лишь ко мне – никто.

Я обнаружила себя стоящей посреди тротуара. Лили и её баронет уходили всё дальше, терялись в толпе, а я не могла найти в себе сил сдвинуться с места. Зачем мне туда? Я там не нужна. Им лучше без меня.

Выбившиеся из капора завитки взметнул холодный вихрь. Я поёжилась. Так и не купила ещё зимнего пальто.

А потом оказалось, что это был не ветер.

Всадник на вороном коне летел во весь опор по мостовой мимо, вгрызаясь шипастыми подковами в обледенелые камни. Мелкое крошево из-под них взбрызгивало во все стороны.

Но едва обогнав меня, конь встал на дыбы. Это всадник рванул повод. И повернул его назад.

Могучее, грациозное животное гарцевало надо мной, кося сверкающий чёрный глаз. А я медленно скользила взглядом вверх, по высоким жокейским сапогам, крепким мускулистым бёдрам, подтянутому торсу в тёмно-синем сюртуке…

Велиар смотрел на меня оттуда, сверху, не отрываясь. Пожирал глазами. Под тёмными нахмуренными бровями этот, чуть с прищуром, взгляд гвоздил меня к месту, сковывал по рукам и ногам. Я чувствовала себя совсем маленькой, запрокинув голову, подставляя лицо студёному жалящему ветру.

Кажется, он хотел что-то сказать. Или ждал каких-то слов от меня… но я стояла как вкопанная, и молчала, бессильно уронив руки. А вороной конь бил копытом, не понимал промедления, требовал продолжения стремительного полёта выпущенной из тугого лука стрелы.

- О, лорд Велиар! Какая неожиданная встреча! А я слышала, вы продолжили…м-м-м… путешествие в провинции. Весьма странными маршрутами.

Он резко обернулся и бросил раздражённый взгляд куда-то в сторону. Пришпорил коня и умчался прочь.

Я вздрогнула и обернулась тоже.

В трёх шагах от меня стояла леди Ормунд. В шикарном изумрудном платье и шляпке таких размеров, что на полях вполне можно было свить парочку птичьих гнёзд. Тем более, и материала для этого в украшениях её головного убора было предостаточно.

Вот теперь я узнала, чей голос был у женщины давеча на балу, когда я ревела за шторкой. Голос, что показался мне таким знакомым.

Приподняв точёную бровь, леди изучала меня таким взглядом, будто я была противное насекомое. Этот взгляд пробрал меня до самых костей почище холодного ветра.

Я присела в книксене.

- Добрый день, миледи!

- А я вас помню. Вы тоже были на моём балу в Кроуфорде.

- Вы очень любезны, чтобы запомнить меня, миледи. Я сопровождала воспитанницу, мисс Лили Льюис. Кстати, вот она – как раз заходит со своим женихом в лавку свадебных платьев. Простите мне мою дерзость, но я должна спешить, чтобы выполнять свои профессиональные обязанности.

Я повторила книксен и осторожно, по широкой дуге, обогнула леди.

Та проводила меня взглядом, пряча ладони в меховую муфту. Ослепительно прекрасная и идеальная в каждой черте. От жемчужных серег до тугого завитка тщательно уложенных локонов.

А они были бы идеальной парой. Оба как с картинки. Вот такая леди ему подходит. Не серая мышка, а грациозная игривая кошечка.

Но он всё кружит вокруг меня, словно коршун над добычей. Только почему-то не приближается для последнего броска. И кажется, у меня не осталось больше сил всё это выносить.

Через неделю всю столицу облетела новость, всколыхнувшая культурную жизнь и обещавшая событие, способное скрасить долгие зимние вечера.

В Королевском театре состоится премьера оперы «Запретная страсть или Инкумания». Впервые на сцене одним из героев должны были изобразить инкуба. Все знают, как щепетильно они относятся к чувству собственного достоинства. А посему был немалый риск, что если кому-то из-них что-то не понравится в сюжете, на премьере всё и закончится. Ажиотаж из-за этого был небывалый. Тем более, что либретто к опере написал не кто-нибудь, а знаменитая леди Мэри Сазерленд, перу которой принадлежит наиболее полное научное исследование по теме и которая знает об инкубах, наверное, больше всех в нашем мире.

Разумеется, Лили изъявила желание пойти. Счастливый жених не мог отказать невесте – и даже выкупил ради неё целую ложу. Мне как гувернантке полагалось сопровождать, дабы не допустить компрометирующего уединения двух «влюблённых».

Чем ближе была дата премьеры, тем сильнее внутри меня всё переворачивалось.

Ходили слухи, что посмотреть на «Инкуманию» соберутся все инкубы столицы, а возможно, и не только.

День премьеры надвигался неумолимо, и вместе с тем меня накрывала приливная волна нервозности с лёгким оттенком паники.

Он же там будет? Не может не быть.

Вернулось подзабытое уже чувство мандража гимназистки перед экзаменом. Я была совершенно выбита из колеи, все мысли крутились только вокруг предстоящего спектакля. И я нещадно ругала себя по этому поводу, увещевала, призывала свою совесть, но тщетно. И совесть, и здравый смысл, и всё остальное сложили лапки в капитуляции. Я волновалась и дёргалась как… как… перед свиданием с мужчиной, в которого безумно влюблена.

И в конце концов нервы мои не выдержали. За день до премьеры я совершила невообразимо глупый поступок.

Купила себе платье.

Я. Купила. Себе. Платье.

Не коричневое, не чёрное и не серое. А легкомысленного для гувернантки тёмно-синего цвета, который мне очень шёл и делал мои голубые глаза ярче. Кипенно-белое тонкое кружево у ворота и на подоле довершило моё падение.

И на это вот всё безобразие я истратила часть своих сбережений. Нет, конечно, оно не было дорогим, ткань самая обыкновенная и лавку специально искала подальше от центрального проспекта… И всё-таки.

Моя дорогая Эрнестина, поздравляю! Ты стремительно катишься по наклонной и сходишь с ума. Так я думала, когда вносила свёрток с платьем с чёрного хода, чтоб не попасться на глаза кому-нибудь раньше времени и не отвечать на неудобные вопросы. Правда, к чему была нужна такая конспирация, если в день премьеры всё равно его надену, - это я не могла объяснить даже самой себе.

Как бы я ни хотела задержать время, воскресенье всё же наступило тогда, когда ему и было положено по календарю. Понедельник ни в какую не хотел меняться и становиться на его место, увы.

Мистер и миссис Льюис в последний момент отказались нас сопровождать – хозяйку замучал радикулит, и она весь день лежала в постели, обмотав поясницу шалью, а хозяин поспешил заявить, что у него есть другие дела в городе. Он, дескать, собирается провести вечер в «клубе джентльменов». Догадывалась я, что за клуб там был. С недавних пор мой разум стал очень развращённым, благодаря кое-коему. Так что у меня закрались подозрения, что скорее всего, пользуясь тем, что все домочадцы заняты, благочестивый мистер Льюис решил наведаться в бордель, коих в столице было немало.

Тётушка Лили, в свою очередь, решила дать жениху и невесте «побыть вдвоём», что негласно старались делать при каждом удобном случае. То, что я была вообще-то третьей, как-то упускалось при этом из виду, как будто я была пустым местом. Чем-то вроде мебели. По статусу положено, однако примелькалось и глаз замылился об эту гувернантку. Тем более, все понимали, что во мне уже вот-вот не будет необходимости.

Сумерки сгустились – уже совсем по-зимнему ранние, в серебряных блёстках падающих медленно снежинок.

Я стояла в холле у лестницы, ведущей к спальному этажу, и ждала Лили, кутаясь в привычную шаль. Она должна была хоть как-то до поры до времени прикрыть главный мой гувернантский позор, на который я не знаю, как и решилась.

У моего платья был вырез.

Это не была привычная модель под горло, надёжно прикрывающая каждый дюйм кожи. Вырез неглубокий, ничего скандального, вполне приемлемый для вечернего выхода даже такой старой девы, как я. Но он там был. Продавщицы в лавке дружно меня обсмеяли при попытках найти что-то в цвете, но без него. И сказали, что «так уже не носят». А в их взглядах, которыми они меня иронично окидывали с ног до головы, читалось, что они не удивлены, что я ничего не понимаю в нынешних модах. Можно подумать, из меня песок сыплется! Да, мне уже целых двадцать пять. Но не сто двадцать пять же!! Наверное, эти взгляды были последними гвоздями в крышку гроба моей нерешительности.

Я купила платье. На свою голову. И вот теперь ждала, что Лили заметит и станет меня высмеивать. И она действительно бросила на меня крайне удивлённый взгляд и даже чуть не оступилась на лестнице. Но ничего не сказала. Только всю дорогу в карете посматривала подозрительно. Хорошо, я быстро спраталась в пальто – но предательское кружево и цветной край подола это не спасало от внимания моей воспитанницы.

Королевский театр блистал огнями. Гирлянды их увешивали даже деревья с шарообразными кронами по обе стороны от подъездной аллеи.

Моё волнение подскочило до непереносимого градуса.

А может, зря я себя накручиваю? Может, он и вовсе не приедет. Или приедет, но не обратит на меня внимания. Он же отворачивался от меня в каждую нашу встречу за последние недели.

Да и вообще – это ведь такой длинный срок для инкуба! Наверняка он уже нашёл себе альтернативный десерт.

Вот эта последняя мысль придала мне решимости и даже какой-то злости. Ничего страшного не случится. Сопровожу Лили, послушаю, чего там напридумывала эта леди Мэри – наверняка седая сморщенная старушенция, которой больше делать нечего, как только про инкубов и запретные страсти книжонки пописывать, – дождусь, пока баронет выполнит привычный ритуал зажимания невесты в тёмных углах, и не успею оглянуться, как уже буду снова дома.

План на вечер выглядел очень простым и понятным.

Но рушиться начал уже с самого начала.

Например, баронет так и не пришёл. Прислал со слугой записку, в которой просил его извинить, но внезапный приступ гипертонической болезни помешает ему сопроводить свою очаровательную невесту.

В результате в маленькой боковой ложе, рассчитанной на шесть гостей, мы оказались в Лили вдвоём. И похоже, мою подопечную это нисколько не расстроило – при известии о «гипертонической болезни» она брезгливо поморщилась.

Тем временем, оркестр уже настраивал инструменты в яме, публика бурлила далеко внизу, в воздухе витала особая, очаровательная, пахнущая пылью, веерами и легкомыслием атмосфера, какая бывает только в театре.

Лили осматривала партер в бинокль. Я только тут спохватилась, что забыла взять себе, настолько была погружена в собственные переживания. Ну да ладно, всё равно там больше надо слушать, чем смотреть.

Я нервно барабанила пальцами по ограждению несколько минут, прежде чем решилась. Сначала один робкий взгляд вниз… потом… кого я обманываю? Я принялась жадно ищущим взглядом рыскать по толпе гостей. Первый звонок уже был дан, большинство расселось по своим местам, однако группы разряженных дам и кавалеров тут и там ещё не расходились в проходах партера, оживлённо беседуя и…

Один из них, в серебристо-сером, резко поднял голову и посмотрел прямо на меня.

Как будто оборвалась нить, что удерживала маятник моего сердца в груди – и оно застыло на мгновение, чтоб потом рухнуть вниз.

Даже через разделяющее нас расстояние… через всё, что нас разделяло, я почувствовала связь, что по-прежнему была между нами.

Рядом с ним высокий, видный темноволосый мужчина в чёрном что-то оживлённо ему рассказывал, бурно жестикулируя. А Велиар стоял неподвижно, молчал и смотрел на меня. Отсюда я не могла разобрать выражения его лица. Но когда прозвенел второй звонок, он отвернулся и возобновил беседу.

Гасли огни в зале, и вместе с тем гасло моё настроение. Как будто темнело и на душе.

Зачем я вообще тратила деньги на платье. Дура набитая.

Последний звонок.

Внизу – тёмное шелестящее людское море. Ярко освещённая сцена. Звучит увертюра. В нежные звуки флейт вплетается тревожное скрипичное тремоло. Как и положено увертюре, нам пытаются без слов пересказать весь будущий сюжет. И вот в нарастающей мощи звуков я читаю явственно – ничего хорошего не ждёт ту, которую постигнет несчастье влюбиться в инкуба. Полностью согласна с композитором.

Поднимается тяжёлый занавес, алого бархата с золотыми кистями. Пасторальные картины декораций выглядят насмешкой.

Лили переводит бинокль на сцену. За весь вечер она мне не сказала и слова. И села нарочито подальше, хотя тут всего-то по три стула в два ряда. Но она даже отодвинула свой в тот угол, что ближе к сцене, и отвернулась.

Мне стоит огромного труда сосредоточиться на опере, тем более в сложных ариях, которыми певицы и певцы рассказывают свою историю, не всегда бывает понятно разобрать, о чём, собственно, они поют. Наверное, поэтому я больше любила оперы по знакомым произведениям. Тут даже либретто не выдавали до начала спектакля – хранили интригу. Известна только общая канва.

Есть инкуб – вон он, так широко разевает рот в попытках, наверное, обрушить своды театра, что страшно за здоровье его нижней челюсти. Хоть бы актёра подобрали нормального, что ли. Этот обширный господин средних лет совершенно не подходит. Есть девушка – тонны пудры и румян тоже не могут скрыть, что уже не совсем девушка – которая в него безнадёжно влюблена и после единственной ночи мучается жестокими приступами инкумании.

И вот она ему поёт о том, как страдает, он ей поёт о том, что она должна его забыть, ибо он не создан для любви земной женщины… Кто вообще в здравом уме поёт, когда страдает?! Когда сердце разрывается на части, когда молча плачет и сжимается в крохотный комок, когда…

- Добрый вечер! Мы вам не помешаем, если присоединимся, леди?

Этот бархатный густой баритон я бы узнала, даже если б все скрипки оркестра и певцы прнялись одновременно перекрикивать друг друга.

Я резко обернулась, больно стукнувшись локтем.

В нашу тёмную, едва освещённую отбликами софитов ложу вошли двое. Велиар и его спутник. Второй с интересом разглядывал нас – впрочем, на мне его взгляд задержался не долго, второй объект был явно примечательней.

Не дожидаясь ответа опешившей Лили, Велиар уселся позади меня. Я отодвинулась как можно дальше, на самый край стула, чуть не вывалившись к чертям с балкона. Слишком это было неожиданно. Я как-то привыкла уже к расстоянию. А теперь его почти не стало – не стало до такой степени, что я чувствовала до боли знакомый запах его кожи и волос. И все же не могла себя заставить отвернуться, так и продолжила сидеть вполоборота на краешке, в каждую секунду рискуя соскользнуть с сидения.

Велиар же вальяжно откинулся на спинку богато раззолоченного стула и сложил руки на груди. Он не отрываясь смотрел только на меня. В упор.

Темноволосый остался стоять, словно не совсем ещё разобрался в ситуации и предпочитал сохранить обзор.

- О, лорд Велиар… - с придыханием выдала, наконец, Лили, оправившись от первого шока. – Я так счастлива, что вы меня, наконец, нашли!

- И с чего же вы взяли, что я вас искал? – иронично ответил инкуб. На хорошеньком личике Лили отразились замешательство и экстренная работа мысли.

- Но… после столь поспешного отъезда по приказу моего папеньки… я думала… что инкубы не расстаются так просто со своей добычей!

- Всё правильно, не расстаются, - тихо ответил Велиар, и его мерцающий взгляд опустился на мои губы. – Но кто вам сказал, милая, что именно вы были моей добычей?