Инкуб. Строптивая добыча

Глава 19.

«Ходят легенды о нечеловеческой силе инкубов.

Правда, в нынешние времена они стараются её не демонстрировать всуе, однако нам удалось собрать некоторые свидетельства эпохи первоначального явления этих существ в наш мир.

Так, некая вдова гончара, почтенная госпожа Х., сообщает в протоколе опроса свидетелей, как на её глазах инкуб, которому отказались уступить дорогу, голыми руками остановил на полном скаку и отшвырнул со своего пути лошадь вместе с каретой, в которую она была запряжена.

Другой очевидец, бургомистр городка С.-тон, что в верхнем течении реки М., в своих мемуарах рассказал нам весьма прелюбопытную историю о том, как во вверенном его попечению городе случился скандал в виде пяти трупов, которые найдены были однажды утром в одном из тёмных переулков города. Сгоряча решили было, что в городе орудует новая банда, по приказу бургомистра поднята была вся местная жандармерия. Каково же было удивление почтенного джентльмена, когда вину за произошедшее совершенно невозмутимо и без малейшего раскаяния принял на себя случайно проезжавший мимо и остановившийся в одной из городских таверн инкуб!

По словам этого последнего, местные преступные элементы остановили его во время ночного променада по городу, который он совершал в поисках очередной добычи и, не разобравшись, с кем имеют дело, попытались силой отобрать кошелёк. Допросить потерпевших на предмет того, правду ли говорит инкуб, само собой уже никакой возможности не было, по причине множественных переломов, несовместимых с дачей свидетельских показаний и с жизнью - в том числе переломов шеи.

Как бы то ни было, очевидно, что злить инкубов категорически не рекомендуется. Не исключено, что человеческие уголовные законы они соблюдают лишь постольку, поскольку те не противоречат их собственным убеждениям и правилам поведения. Во всех прочих случаях они оставляют за собою полное право действовать так, как заблагорассудится. И нам не известно ни одного случая, когда инкуб понёс хоть какое-то официальное наказание.

По человеческим законам.

Что творится в загадочной системе Ордена Охотников, по-прежнему покрыто непроницаемой тайной».

Леди Мэри Сазерленд. Отрывок из трактата «Об инкубах».

Когда я очнулась, долго не могла понять, почему мир вокруг больше не качается.

Ах да. Кажется, я больше не в карете.

Тело было таким тяжёлым, будто свинцом налито. Я с трудом подняла веки. К ресницам словно гири привязали. Во рту железный привкус.

Прислушалась к ощущениям. Кажется, лежу на широкой постели и укрыта сверху тяжёлым стёганым одеялом. Скосила взгляд… белоснежный переливчатый атлас. Ничего более непрактичного в жизни не видела. Интересно, кто это всё будет стирать?

Взгляд с трудом слушается, но всё же скользит выше… так, ноги мои… изножье постели – резное, красного дерева, по углам витые столбики… стало быть, надо мной балдахин. Чуть поодаль, сфокусировавшись получше, взгляд различил стену, обтянутую дорогой муаровой тканью цвета запёкшейся крови.

Я расслабила занывшие мышцы напряжённой шеи, откинулась на высоких подушках.

Дальше можно не смотреть, и так понятно.

Инкуб дотащил меня-таки до своего логовища. Жаль, не могу посмотреть, есть ли он сам поблизости. Тело не слушается. При попытках повернуть голову, затылок прострелило болью.

- Хотите чаю, леди? Или супчику?

А вот этот участливый голос мне определённо знаком. Как же его… Гарри? Джонни?

Генри.

- Спасибо, Генри! – выдавила я из себя слабо. – Ничего не хочу.

- Господин доктор так и сказал. Что скорее всего аппетита не будет. Велел хотя бы чаю влить. Вы давно не ели и не пили. Так что надо, голубушка, надо!

Я согласилась обречённо.

Попыталась подняться – мне помогли, подхватили за плечи, уставили подушки вертикально и меня тоже к ним прислонили, чтоб не сваливалась обратно в положение дохлой подбитой белочки. Которая так счастлива, что можно просто лежать, прикрывшись хвостиком, и ничего никому от неё больше не надо.

К губам поднесли прохладный хрупкий фарфоровый ободок.

Я сделала над собой усилие и проглотила полчашки какого-то крайне гадостного травяного отвара, который чаем-то назвали, скорее всего, только для усыпления моей бдительности.

Чуть не вывернуло наизнанку.

Мысли сфокусировать было ещё труднее, чем взгляд. Но в конце концов и это мне удалось.

- Где… - я поперхнулась и закашлялась. Горло саднило.

Меня заботливо похлопали по спине.

- Господин Велиар в своих покоях.

В покоях, значит. Покою предаётся.

И это в то время, когда он мне так нужен, что кончики пальцев немеют от желания обнять.

Задушила бы от обиды, попадись мне сейчас под руку.

Генри помолчал, потом вздохнул и добавил:

- Не моё это дело, конечно. И я не должен бы рта открывать… хозяйские дела, всё такое… надеюсь, леди, вы не станете рассказывать, что я вам рассказывал…

- Короче, Генри, - поморщилась я, сползая обратно в блаженную горизонталь. – Того и гляди, засну снова. И ты не успеешь договорить.

Очередной вздох. Да сколько их в запасе у этого человека?

- Плохо ему. Очень. С самого прибытия, как вас сюда притащил. На руках нёс, между прочим, никому не давал. Вы ж всё не просыпались. Никогда мы его таким не видели. Даже врача не хотел к вам пускать сначала. Знаете, как птичка, у которой птенчик помер, а она всё не хочет верить. И клюёт, если кто полезет забрать.

- Спасибо, Генри! – С чувством поблагодарила я. – Если раньше мне было просто паршиво, то теперь вообще хоть в гроб ложись!

- Лучше не надо! – торопливо поспешил перебить Генри.

- Ну и где… этот ваш господин, когда у него птенчик наконец-то очухался?

- Э-э-э…

Я всё-таки сделала над собой усилие и повернула голову на подушке. Чуть сознание не потеряла от такого простого действия, но всё же посмотрела в упор на человека, сгорбившегося рядом с постелью на стуле.

- Послушайте, Генри. У меня такое чувство, будто мы друг друга всю жизнь уже знаем. Давайте без прикрас! Всё, как есть. Мне важно.

Очередной сокрушённый вздох. Я терпеливо ждала.

- Как только врач сказал, что ваша жизнь вне опасности, ушёл к себе. Закрылся. Не ест, не пьёт, никуда не выходит. На стук рычит, так что страшно становится. Ну, мы под дверью-то подслушивали… кажется, мебель ломает и бьёт всё, что под руку попадётся.

- Понятно.

Я снова отвернулась.

Бесится, потому что понимает, что мы в тупике. И не знает, как нам из него выбираться. Я вот тоже не знаю.

Что ж… как говорила моя наставница на гимназистских курсах, «в любой непонятной ситуации – поешь. Если не помогает – ложись спать».

Кажется, пора последовать мудрому совету.

- Генри, я спать. Разбуди меня, если господин инкуб соизволит покинуть своё добровольное заточение.

- Это вряд ли, - в очередной раз вздохнул Генри и тихонько, на цыпочках, вышел из комнаты.

Где-то на третий день я смогла встать на ноги – не без помощи чудесной жены Генри, правда. В порядке исключения её допустили в особняк, раз уж тут появилась девушка, которой нужна женская помощь в переодевании и прочем.

На пятый смогла без чьей-то руки путешествовать по особняку, который полностью оправдывал своё имя. «Пустое гнездо» пропитывала удручающая атмосфера дома, в котором никто не живёт. И это несмотря на то, что его поддерживали в идеальной чистоте – круглый год, на случай наездов хозяина, которые всегда внезапны, пояснили мне.

И всё-так дух покинутого жилища всегда чувствуется. Мне такой был знаком.

Нетрудно догадаться, куда я направила свои стопы первым же делом, как только почувствовала в себе достаточно сил.

Высокие двойные двери белого дерева были чуть потёрты по углам. Через огромные окна от пола до потолка из-за моей спины лил бледный дневной свет.

Я решительно постучала.

Тишина за дверью никак не отреагировала.

Мне захотелось пойти за здоровенным молотком. Сначала разломать к чертям эту дурацкую дверь, потом наделать лишних дырок в одной тупой голове.

С чего он решил вообще, что после всего, что было, может вот так от меня закрываться?!

Я устало прислонилась к двери спиной, а потом съехала вниз.

- Буду приходить каждый день, пока не откроешь! – прокричала я.

- Не трудись понапрасну, - проговорила дверь тихо у самого моего уха.

Я чуть на месте не подскочила. Развернулась на все сто восемьдесят и легла щекой на дверь.

- Прекрати разыгрывать эту глупую трагикомедию, слышишь?! Со мной всё в полном порядке!

- Я заметил.

А вот судя по его голосу – с ним не очень.

До такой степени не очень, что меня в холодный пот кинуло. Накатил приступ отчаяния. Я стиснула кулаки. Не поддавайся, Эрни. Не паникуй.

- Может есть какое-то лекарство? Вел, не может быть, чтобы инкубы не изобрели…

- Есть только одно лекарство, Мышка.

- Тогда…

- Исключено. Уходи.

Я сердито ударила дверь кулаком. Зашипела от боли, отдёрнула кисть и потрясла.

- Может, мне теперь вообще уехать, раз ты так решил?! А что – какой смысл оставаться? И так и так помирать старой девой, судя по всему!

Дверь ответила долгим молчанием.

- Уезжай. Так будет лучше. Я сам не смогу от тебя оторваться. Больше нет. Может, у тебя получится. Только давай без прощаний. Пожалуйста.

Уткнув лицо в колени, я лихорадочно соображала. Что же делать? Что делать?

- Вернусь позже. С тараном, - пообещала я.

Дверь ответила коротким грустным смешком.

***

Я задумчиво водила чайной ложечкой по десерту, сидя за длинным пустым обеденным столом и смотрела за окно, где тихо падал снег.

Иногда решение проблемы приходит, если отвлечься от поисков. Основательно прочистить мозги.

Чем бы себя занять?

Миссис Генри хлопотала, собирая со стола недоеденный мною завтрак.

- Кстати, а где мы вообще находимся? – меланхолично спросила я. Любопытно было узнать, куда меня на этот раз занесло. Даже странно, что за всё время пребывания здесь этот вопрос ни разу не посещал мою голову.

- Простите, мисс?

- Территориально. Где в королевстве стоит ваше «Пустое гнездо»? Мне хотя бы примерно представлять. Можно без широты и долготы.

- Так ведь к югу от столицы. Милях в семи мы, наверное. Хорошее место, удобно хозяину выезжать… по делам.

Угу, угу. Знаем мы, какие у него дела.

- Опять-таки, к югу климат хороший. Сады у нас цветут весной такие – райские кущи просто!

- Да, я знаю… - рассеянно отозвалась я, отложила ложечку и понесла чашку к губам. – Сады в этой местности отменные…

- С соседями вот тоже повезло! По левую руку Де Бирсы, почтенное семейство и отлично воспитанное. Никогда не досаждают хозяину с визитами. По правую – Вандермейеры. Там вообще много лет никто не живёт, поместье заброшено, так что тоже тишина…

Чашка выпала из моих рук и упала на пол.

Разлетевшись на сотню мелких осколков.

На кремовом ковре растеклась безобразная коричневая лужа.

- Кто, вы сказали?

- Вандермейеры… кажется, так их звали. А что, вы таких знаете?

Я закрыла лицо руками. Мои плечи вздрагивали. Миссис Генри даже подумала, что я плачу. Но я смеялась. Это был нервный смех, наверное.

Знаю ли я?

Знаю ли?

Какая невероятная, какая странная ирония судьбы!

С самого моего детства. Так близко. На расстоянии вытянутой руки. Он всегда был рядом со мной.

Чёртов инкуб.

Я медленно, очень медленно поднялась и подошла к окну. По правую руку, она сказала?

Отвела тёмный бархат штор и всмотрелась в серый горизонт, исчерченный снежной круговертью. Время едва перевалило за полдень – а пасмурно, будто в сумерках.

И так же тяжело и мрачно у меня на душе от нахлынувших воспоминаний.

Быть может, то была игра моего воображения, но мне стало казаться, что я и впрямь различаю в зубчатом рельефе кромки деревьев что-то знакомое. Вон те высокие ели – разве не под ними я в детстве собирала шишки?..

Нет, глупости. У всех ёлок одинаковые верхушки. Я сейчас принимаю желаемое за действительное.

И всё же всколыхнувшийся со дна моей памяти мутный поток было не остановить.

Вандермейер.

Сколько всего для меня в этой фамилии!

В том саквояже я потеряла не только деньги, но и все документы. Как символично, оказывается. Неужели это случилось только для того, чтобы я вспомнила о той половине себя, которую всеми силами пыталась забыть столько лет?

Кухарка продолжала что-то рассказывать, но в моих ушах стоял тонкий непрекращающийся звон. Я совершенно её не слышала. Только стук собственного сердца.

В конце концов, я поняла, что сойду с ума, если не узнаю наверняка. Она сказала, что дом пустует? Значит, ничего страшного не случится. Я только туда и обратно.

- Миссис Генри, если меня будут искать – я вышла на прогулку, - нервно сказала я и бросилась проверять, куда подевали мою мантилью. Со времени прибытия сюда я ещё носу не показывала на холод. И конечно, белый мех – самый неудачный выбор для того, чтобы лазать по кустам и заросшим полям. Но я не хотела, чтобы кто-либо знал, куда и зачем я иду. Поэтому с порога отбросила соблазнительную мысль попросить Генри отвезти меня – пусть и в круг, по петляющим просёлочным дорогам…

Нет. Только пешком. Я найду сама. Мне нужны эти ответы.

И я их получила.

Ели оказались на месте. Там же, где были в моём детстве. Гигантские, вековые красавицы, переплетающие ветви, словно взявшись за руки. «Три сестры» - так мы называли их тогда.

Меня едва не разорвало от боли, когда я разглядела на мшистом стволе одной из них пару маленьких досок, прибитых ржавым тонким гвоздём. Всё, что осталось от кормушки для белок. Мама сделала мне её. Только тогда кормушка была на уровне моего лица, и я сыпала в неё орехи, привстав на цыпочки. А сейчас… я с трепетом коснулась серой полуистлевшей доски, что всё ещё каким-то чудом упрямо цеплялась за кору где-то на высоте моей груди.

От парка тоже почти ничего не осталось. Тут и там меня встречали разрушенные статуи – у иных не доставало руки, у иных отколотые головы с упрёком взирали на меня с земли, скаля жуткие улыбки.

Изгороди не было, я совершенно свободно прошла со стороны дороги, преодолев каких-то полмили по сугробам.

И вот – первое воспоминание оживает на моих глазах.

Я собрала всё мужество и отвернулась.

Ещё немного – продраться через разросшиеся кусты ежевики, теряя обрывки ткани с юбки – и вот он, дом, в котором я родилась и выросла.

Полуразрушенная кровля, слепые глазницы окон – целые стёкла сохранились лишь кое-где на втором этаже. Серый кирпич, белые облупленные рамы, трепещущие на зимнем ветру сухие плети дикого винограда.

Эйндховен выглядел как скелет – мрачный остов, в котором с трудом угадывались очертания прошлого великолепия. И где-то там, в тех развалинах, обитали мои личные призраки.

Я стояла и смотрела на дом так долго, что чуть не замёрзла насмерть. Решила, что обязана сделать ещё одно, самое трудное. И тогда можно будет возвращаться.

И тогда я переверну эту страницу навсегда.

Бывают моменты в жизни, когда нужно набраться мужества и встретиться лицом к лицу с тем, кем ты был. Чтобы оценить тот путь, который сумел пройти. Пробежать или проползти, выгрызая каждый дюйм – не важно. Главное, там тебя больше нет.

Когда-то здесь, за домом, цвели розы.

В месте, где мама сказала, что хотела бы уснуть. Я никогда не осмеливалась называть про себя другое слово.

Но сейчас на её могиле – лишь занесённый снегом кусок камня, на котором невозможно прочесть даже надпись. А от розовых кустов не осталось и следа.

Прости меня, что не приходила столько лет! Я боялась, что встречу здесь его. Боялась, что бешенство, которое вызывало во мне одно лишь только его имя, заставит совершить какой-нибудь поступок, о котором пожалею.

Да и какая теперь разница. С близкими надо быть рядом, пока они ещё живы. А я… ты даже не представляешь себе, как жалею теперь, что так редко бывала дома, когда ты во мне нуждалась. Но я так горела желанием поскорее стать взрослой, выучиться, начать зарабатывать… я так хотела заработать достаточно денег, чтобы увезти тебя отсюда! Из этого склепа, который заживо высасывал из тебя все соки. От этого человека, которого ты по непонятной мне причине продолжала любить, несмотря ни на что.

Я так мечтала помочь, что не заметила, что на самом деле тебе нужно. И пропустила даже момент, когда ты ушла. У меня был выпускной экзамен в тот день. Золотая медаль. Первая на курсе ученица. Какая всё это была чушь.

И вот теперь уже поздно. Я могу разговаривать только с этими камнями. Но они мне никогда не ответят.

- Анжелика? Это ты?

Я обернулась так резко, что едва не упала. Попятилась в ужасе, споткнулась о торчащий корень. Как такое возможно? Ведь мне сказали, что дом заброшен. Если б я знала – то никогда, ни за что бы не вернулась!

Этот голос преследовал меня в самых жутких кошмарах.

Его крики, его пьяная ругань, мамины беспомощные слёзы.

Зачем, почему, по какой прихоти судьбы я должна была столкнуться с этим человеком, самым страшным и ненавистным существом в моей жизни, именно сегодня?

Тем более страшным для меня, что частица его жила и во мне. И я вынуждена была с этим смириться.

Но я больше не маленькая девочка! Я не стану его бояться. Я стиснула заледеневшие пальцы в кулаки, пряча их в складках юбки.

- Нет. Это не она. Мамы давно уже нет… отец.