Инкубья дочь

Глава 11. Невеста упыря

Люк, я твой отец!

(С) «Звездные войны»

Он сидел один в полной темноте и терпеливо ждал.

Он делал так каждый день.

Он уже привык к ожиданию и научился безошибочно ориентироваться во времени без часов, без наблюдений за сменой дня и ночи, без каких-либо других намеков и подсказок.

Каждые сутки он ждал того благословенного момента, когда его навестит она – хозяйка заброшенного погреба и его сердца. Белка!

Вчера вечером она приходила к нему, как обычно, и была какой-то подавленной, печальной. Будто хотела сказать что-то плохое, но боялась. Так и не решилась. Так и ушла прочь.

Он тоже не осмелился расспросить, настоять, чтобы все рассказала – побоялся снова разбередить упыря, которого последнее время получилось в себе утихомирить. Теперь жалел…

Время ежедневной встречи прошло, а Белка все не появлялась. Либерти Эй преданно ожидал ее во мраке, ходил от стены к стене, спотыкаясь об обломки упавших со стены полок, закидывал голову, чтобы прислушаться к происходящему наверху. Там было шумно, звучало много голосов – незнакомых и тревожащих.

– Где же ты, любимая? Почему ты никак не приходишь ко мне? – Ныряльщик позвал пустоту, уже без особой надежды, что ему ответят. Он понял, сегодня любимая не придет – в потолке не прорежется полумесяц света и не появится на его фоне волнующий Белкин силуэт.

Время шло, а Либерти Эй все сверлил взглядом незримую крышку люка над головой.

– Где же ты, милая? Я так тебя жду…

– А ну, не ныть! – грянула в ответ темнота за спиной.

Ныряльщик-упырь резко развернулся, врезался взглядом в плотную подземную черноту.

– Не ной, говорю! И не тупи! Время не теряй! – повторил оттуда кто-то.

– Простите, но я вас не вижу, – спокойно произнес Либерти Эй, скрестил руки на груди и выпрямился во весь свой внушительный рост, так, на всякий случай.

Тьма колыхнулась, вспыхнула парой красных глаз, заискрилась, посеченная кистью мельтешащего хвоста. Потом из черного материализовалось красное, будто подсвеченное огнем, лицо: красивое, но нечеловеческое, с какими-то чужими, искаженными пропорциями; с глубокими мутными глазами, переполненными яростью.

– Теперь видишь?

– Вижу. Кто вы?

– Не имеет значения, – отозвался демонический незнакомец.

– Призрак! Вы призрак, – додумался Либерти Эй и протянул к странному созданию руку. На ладони сама собой вспыхнула печать. – Надо же, работает!

– Убери! В нос мне светом своим поганым не тыкай!

– Извините. – Печать погасла. Погреб снова окрасился в алые оттенки.

– То-то же. Без света значительно лучше, – пара алых глаз вновь уставилась на Либерти Эя.

– Вы что-то от меня хотите? – додумался тот.

– Конечно, хочу, – рыкнул в ответ странный визитер.

– Чего же?

– Пока ты тут сидишь, твою милую невесту хотят выдать замуж за другого.

– Какая несправедливость, – Либерти Эй взволнованно посмотрел на крышку люка. – Чувствовал я, что случилось что-то плохое.

– Чувствовал он, – передразнил собеседник, – не чувствовать надо, а действовать. Срочно! А ты тут время тянешь, болван.

– Что же мне делать, – Ныряльщик закрутился на месте, сверля взглядом скрытую темнотой сталь. – Как выбраться отсюда?

– Вот тупица! – еще сильнее рассердился призрак. – Ты мужик или нет? Не ныть должен, а ломать чертову крышку!

– Чем, простите, ломать?

– Головой!

– Я с радостью последую вашему совету, но, боюсь, мощь моего человеческого черепа не сравнится с крепостью стали…

– Ты недооцениваешь темную силу, – призрак подошел вплотную, грозная фигура проступила из мрака целиком. Стало предельно ясно: он – демон.

– Я не темный.

– Ты – нежить! Выпусти мертвую силу, воспользуйся ей! Иначе…

– Не могу, обещал, что смирю в себе зло, – категорично замотал головой Либерти Эй, волосы посекли мрак, метнулись по плечам, как белые ленты.

– Зло опасно, пока необузданно. Ты ведь сильный парень, ты – Эй! Почему сомневаешься? Никто не мешает тебе усмирить упыриную сущность и использовать ее на благо. Ну? Давай! Это твой единственный шанс! Не воспользуешься – проворонишь любимую. Не стой столбом! Вперед – я благословляю. Выручай мою Белку!

Либерти Эй здорово взбодрился, собрался духом, чтобы проломить головой проклятый люк, но последняя фраза совершенно сбила его с толку. Он вопросительно уставился на демона-призрака. А тот вдруг истончился, погас, стал едва различимым в потухающем багрянце.

– Благословляете? Вашу Белку? Простите… но кто вы? Как вас зовут, в конце концов?

– Это уже не имеет большого значения, но ты теперь можешь называть меня «папа»…

Незадолго до этого.

Сваха по-хозяйски ввалилась в калитку и поплыла по дорожке к дому, попутно отталкивая клонящиеся с обеих сторон белые гортензии. Своими размерами и величием она напоминала королевскую ладью, пробивающуюся в шторм через шапки пенных волн.

Добравшись до крыльца, сваха неспешно отряхнула подол от приставших лепестков и громогласно потребовала хозяйку.

Мелиса пулей вылетела на свет, румяная, нарядная, восторженная. Увидев сваху и тех, кто следовал за ней к дому, заулыбалась довольно.

– Здравствуйте. Добро пожаловать, гости дорогие!

Сваха не утрудила себя приветствием, сразу перешла к делу:

– Мы пройдем. Надеюсь, у вас все готово?

– Все! Все! – всплеснула руками Мелиса и резво шмыгнула в сени. Взметнулся за спиной вихрь светлых волос. – Мы вас так ждали!

Гости прошли в дом.

Сваха первая подплыла к накрытому в центральной комнате столу, с размаху бухнулась на своевременно подставленное кресло. Оно обиженно пискнуло под столь тяжким грузом. Следом за свахой прошествовали и остальные: жених, его мать, их сопровождающие.

Женихом оказался тощий мужичок лет под сорок, лысеющий и остроносый, весь какой-то помятый. А ведь сваха уверяла, что внешне он вполне себе, и по возрасту – около тридцати. В принципе, все сходилось, но подобное сходство наводило на мысль о том, что уточнять нюансы следует тщательнее…

Матушка жениха – сухощавая, похожая на мышку дама, не по сезону укутанная в пепельную шерстяную шаль – с ног до головы оглядела Мелису и осталась несказанно довольной.

Каково же было ее разочарование, когда невестой оказалась вовсе не эта красивая молодуха, а бледное, замученное существо, жмущееся во главе стола и совершенно не похожее на обещанную свахой прелестницу. Та, ведь, расписывала «кровь с молоком» – румяную и пышную, как вынутый из печи пирог. А тут что? Нечто полуобморочное, осунувшееся: под глазами черные круги, взгляд – будто били три дня и три ночи. И не кормили. И не мыли. И не чесали.

Жутким существом оказалась Белка. Новость о предстоящей женитьбе выбила ее из колеи. Последнюю неделю Белка почти не ела и не спала. Она дико нервничала. А при таких переживаниях, какое цветение?

Мелиса, воодушевленная удачным сватовством, пропустила дочкины страдания мимо глаз и ушей. Не прислушалась вовремя. Попытки разговора либо пресекала, либо, не вникая в Белкины претензии, начинала вещать свое и обещать счастливое будущее. Перечить матери не в Белкином характере, вот та и умолкала.

А теперь… Теперь Мелису резко рвануло из царства фантазий и швырнуло назад, в реальность. Моментально сообразив, почему жених с матерью выглядят недовольными, она возложила надежды на сваху. Пусть отрабатывает гонорар, который пришлось собирать-занимать по всей деревне.

«Ладно! Бывало и хуже, – матушка решила мыслись позитивно и принялась разрабатывать план спасения ситуации. – Сейчас мы их угощеньями поразим. Потом Белка споет – не зря с падре священные гимны учила. Голосок сладенький, авось согреет уши дорогим гостям. И сердца заодно. А там уж посмотрим».

– Значит, это и есть ваша невестушка? – «мышь» дернула тонким носиком и потерла пальчиком висок. Пальчик был тонюсенький, как соломинка, и оканчивался остреньким, выкрашенным в золото коготком.

– Моя дочь – Белка.

– Неплохая дочь, – вежливо согласилась «мышь». – Она приболела? Выглядит усталой.

– Уморилась, все вас ждала! Готовила, прибиралась, – подхватила спасительную ниточку Мелиса. – Она у меня уж такая хозяйственная, уж такая работящая, – незаметно переглянулась со свахой и, заметив, что та одобрительно кивает, воодушевилась. – Она и в саду, и за скотом…

– За скотом совершенно необязательно, – прервала «мышь», брезгливо поморщившись. – Мы живем в городе.

– У вас, наверное, благодать?

– Конечно. Мой муж – помощник судьи. Так что живем достойно, в лучшем квартале неподалеку от центрального парка. Место прекрасное: с одной стороны набережная канала, с другой – королевский розарий.

– О-о-о, как дивно! – Мелиса непроизвольно зажмурилась и живо представила себя на берегу канала с розой из королевского розария за ухом. Вышло превосходно! – Центральный парк наверняка прекрасен!

– Он великолепен. Особенно по утрам, когда солнце отражается в его каскадах и фонтанах.

Мелиса вздохнула полной грудью, воодушевленно прижала ладони к сердцу. Мечта стала еще прекраснее…

– Маман, вот вы все болтаете, а я бы предпочел осмотреть дом и сад, – вклинился в беседу жених.

Голос его оказался скрипучим, как несмазанная дверная петля. От этого звука у Белки внутри все скукожилось. Уныние навалилось тяжким грузом.

– Арман, дитя мое, – матушка-«мышь» умильно потрепала сына по жидким волосам, – сейчас не время. Пообщайся лучше с невестой, а осмотром приданого пусть займется наш приказчик, – она махнула сидящему напротив мужчине и с напускным сожалением оправдалась перед Мелисой и свахой. – Арман у меня такой деловой, весь в отца. Так и норовит схватиться за дела, а тут ведь и о сердце подумать надо.

Все друг друга поняли, друг другу поулыбались.

Белке от происходящего стало совсем нехорошо. «Мало того, что жених облезлый и неприятный. Мало даже того, что он старый. Так еще и жадный, похоже, до чужого добра. У деревенской невесты собрался приданое проверять, будто на расчет какой настроился».

От собственной мысли стало противно. Что ж, выходит? Ему, значит, расчета нельзя, а ей – можно? Мерзость! Белка в очередной раз обругала себя за слабость. «Размазня, кулема, дурища! Надо прямо сейчас встать – и кулаком об стол. Нет, дескать, никаких таких браков!»

Приказчик оказался жаднющий, под стать своим хозяевам. Он принялся хорьком шнырять по дому, все оглядывать, рассматривать, обнюхивать, подсчитывать, а потом записывать в засаленный блокнотик огрызком карандаша.

Пока он фиксировал данные, его усы, рыжие и длинные, как у таракана, быстро шевелились – приказчик шепотом проговаривал записи, чтобы ничего случаем не упустить.

Обойдя комнаты, он просочился на кухню, пересчитал там все: кастрюли, горшки, тарелки, ложки, вилки – ничто не ускользнуло от пытливого, внимательного взгляда.

Перебрав кубики рафинада в розовой сахарнице и сухари в плетеной корзинке, приказчик отправился на двор, намереваясь составить подробный перечень домашних животных и садового инвентаря.

Справиться с подсчетом поголовья кур получилось не так быстро, как планировалось. Проклятые птицы разлетались, прятались, да и вдобавок ко всему все были «на одно лицо». Разве тут посчитаешь нормально? Решив отложить сложную задачу на потом, приказчик вышел в сад и начал мысленно нумеровать грядки.

После грядок очередь дошла до деревьев и кустов.

Великой точности ради приказчик облазил участок вдоль и поперек. Он поцарапался крыжовником, вляпался в куриный помет и собрался уже завязать с подсчетами, как вдруг его пытливый взгляд упал на стальной вентиль, торчащий из пышных зарослей цветущего ревеня. «Вот это удача! Наверняка запрятали тут винный погреб или ледник с мясом».

Мысль о тайнике с нехитрыми деревенскими богатствами придала сил и прыти. Приказчик уверено взялся за вентиль, не обратив внимания на идущие из-под земли толчки. Приняв настойчивые содрогания за дефект отпорного механизма, мужчина повернул стальное кольцо и…

Крышка отлетела в сторону, чуть не снесла застывшего на краю искателя. Из разверзшейся, будто пасть, дыры, вылетело нечто светлое и разъяренное. Хлопнул по воздуху необъятный белый плащ, взвился к небу и опал, будто лишенное ветра знамя. Полыхнули огнем жуткие глаза, клыки, как клинки, остро заблестели в лунном свете.

– Где моя невеста? – стальные холодные пальцы ловко поймали обомлевшего приказчика за ворот, с легкостью оторвали от земли. – Где, спрашиваю?

– Т…т…т…ам, наверное, – сипло проскулил тот и, милостиво отпущенный, рухнул без чувств в ближайший куст крыжовника.

Белое чудовище – ангел ли, демон ли, не поймешь! – стремительно двинулось в сторону дома, туда, где выпадал на черную дорожку желтый квадратик оконного света.

Белка сидела чуть живая – перепуганная и бледная, словно умертвие. Все смотрели на нее, буравили глазами и ждали ответа.

Мелиса глядела с надеждой, нашептывала одними губами что-то неслышное и бесполезное. Сваха строго буравила взглядом. Жених выжидающе кусал заусенец на ногте, а его матушка нервно сцепила пальцы и время от времени громко ими похрустывала.

От этого звука в Белкиной голове что-то болезненно щелкало, с каждым новым хрустом сбивало с толку – не давало собраться мыслями и пойти наперекор чужому решению.

– Ну, дорогая моя? Что же вы нам скажете? Приглянулся вам наш дорогой Арман? – сваха решила взять быка за рога, а вернее, невесту за… в общем за что-то взять и поскорее подвести к нужной мысли.

«Да! Да! Приглянулся! Он великолепен, его матушка великолепна! Мы на все согласны! Готовы ехать в столицу прямо сейчас!» – беззвучно подсказывала Мелиса, напуганная затуманенным дочкиным взглядом.

Было ясно, что Белка уже ничего не соображает – сидит, язык проглотив, и, кажется, вот-вот свалится в обморок. Мелиса искренне рассчитывала, что произойдет это от счастья.

За любовь, как известно, нужно бороться. И Белка почти решилась на открытый протест. «Вот сейчас я встану – все им выскажу! Надо встать! Иначе – конец настоящей любви. Почему я такая слабая и нерешительная? Ах, мой милый, любимый Либерти Эй, как ты мне нужен сейчас. Если бы ты только мог явиться мне на помощь. Я жду, я зову, я приглашаю тебя в свой дом». Слова эти, как по волшебству, придали сил для борьбы. Белка медленно поднялась, левой ладошкой уперлась в стол, правую сжала в кулачок, хотела стукнуть по столешнице, да засомневалась.

– Я… должна…сказать вам всем кое-что… важное…

– Говори, доченька, говори скорее! – обрадовалась Мелиса, не почувствовав подвоха.

– Мы слушаем тебя, дитя мое, – поддержала «мышь».

– У меня… Я… – Белка смутилась под каскадом направленных на нее взглядов, но быстро взяла себя в руки и продолжила, – я не могу выйти замуж за Армана!

– Что?

– Как?

– Это почему еще?

Посыпался ворох вопросов. На лицах собравшихся отразилось искреннее недоумение. Даже спокойная сваха взволнованно привстала с кресла – подобных неожиданностей от сговорчивой Мелисы и ее тихой дочки она не ждала.

– Я меня есть жених. Я люблю его.

– Какой еще жених? – Мелиса пораженно всплеснула руками и медленно опустилась на ближайший стул. – Доченька, ты бредишь?

Ответить Белка не успела. Со двора донеслись душераздирающие вопли кур, заскрипели ступени, кухонная дверь слетела с петель, пропуская в дом нечто жуткое, разрушительное и взбешенное.

Либерти Эй ворвался в гостиную, свернув по пути буфет с посудой. Под аккомпанемент бьющегося сервиза он навалился на стол, вдавил ладони в несчастную столешницу так, что та обреченно заскрипела.

– Милый! Как ты вышел? – испуганно пискнула Белка. Одного взгляда на перекошенное лицо возлюбленного хватило, чтобы понять – с ним не все в порядке, а вернее – все совсем не в порядке!

Лицо Либерти Эя делилось пополам. Слева глаз пылал красным огнем, и губа кривилась в оскале, обнажая клык. Правый глаз остался человечьим – голубым и ясным. Правда теперь он выражал испуг и крайнее сожаление из-за случившегося.

– Извините за неожиданное вторжение. Я пришел, ибо судьба моей милой невесты бесконечно волнует меня… – начал он привычным вежливым тоном, но упырья ярость стремительно утопила сознание, разрушила хрупкий контроль. – Поэтому сейчас я всех вас переубиваю и сожру! А тебя, моя красавица, – «злой» глаз с вожделением уставился на потерявшую дар речи Белку, – разложу и возьму прямо здесь – на этом столе… Да простят меня собравшиеся за столь интимные подробности.

Повисла неловкая пауза. Все смотрели на разбушевавшегося незнакомца, пытаясь понять, что вообще происходит.

Арман беззвучно раскрывал и закрывал рот, как рыба за стеклом аквариума. Сваха молча вжималась в кресло, пытаясь в целях маскировки слиться с ним в одно целое или хотя бы сойти за гору подушек. Мать жениха и сопровождающие (все, кроме приказчика) медленно сползали под стол. Мелиса хлопала глазами, пытаясь сообразить, чем этот безумный, огнеглазый красавец в Орденовской форме обязан ее скромной дочери.

Ответ на столь важный вопрос прошелестел над ухом, вырвавшись из едва различимого искрящегося облачка, повисшего за окном.

– Мелиса! А, Мелиса! Как он тебе? Правда же – хорош!

– Теодор? Что ты тут делаешь… вернее там, на улице?

– Любуюсь твоим новым зятем. Может, пригласишь в дом?

– Заходи…залетай… – рассеяно шепнула невидимке Белкина матушка. – И давай-ка объясни, что ты тут устроил? Каким еще зятем я должна любоваться?

– Вот этим.

– Кто он вообще такой?

– А ты не узнала? Это же Либерти Эй – элитный Ныряльщик Святого Ордена, – незримый призрак тихо засмеялся, воздух невесомо зазвенел. – Раньше терпеть их не мог, а этот мне понравился – не совсем пропащий оказался, с характером. И каков красавец! Породистый, зараза! Внуков тебе таких наделает, все соседки обзавидуются. Смотри, он прямо сейчас начать готов.

– Ты с ума сошел, Теодор? – Мелиса испуганно прикрыла ладонями рот. – Либерти Эй погиб в колодце несколько месяцев назад, – и тут ее осенила страшная догадка. – Это же нежить!

– Ну, пусть немножко и нежить – невелика беда, перевоспитаем, выдрессируем, – бодро ответил инкуб и принялся шепотом науськивать упыря на собравшихся.

– Да, может быть, ты и прав, – неуверенно выдохнула Мелиса, любуясь широким разворотом груди и безупречными чертами лица потенциального зятя. – Он явно симпатичнее Армана… Кстати, почему я слышу тебя? Ты не являлся ко мне уже много лет, а когда являлся – не говорил, только смотрел и молчал?

– Потому что ты сама беседовать не хотела. Закрывалась, обижалась, знать ничего не желала.

– Да, так и было. Я была жутко зла на тебя. Мы должны были… ай! – Мелиса ловко увернулась от разбившейся о стену тарелки, которую в ярости бросил упырь, – обвенчаться.

– Не успел я со всеми вами… с тобой обвенчаться.

– Почему?

– Мелиса, милая, сама подумай. Убили меня, поэтому и не смог.

– Ах, и верно, – трагически вздохнула Белкина мать, – но чего уж там о прошлом говорить? Тут насущных проблем хватает, – она встревожено кивнула на упыря. – Молодой человек, которого ты пригласил сюда… Кажется, у него большие проблемы.

На этом диалог закончился.

Либерти Эй тем временем сражался с упырем внутри себя. Он сыпал угрозами, тут же извинялся за них, начинал злиться – спорил сам с собой снова, пытаясь подчинить непокорного упыря и взять ситуацию под контроль. Выходило с переменным успехом.

Белка не выдержала, поспешила любимому на помощь. Бросилась на шею, умоляя:

– Любимый, милый, родной! Успокойся, пожалуйста, не мучай себя! Я твоя, я здесь, меня никто не заберет.

Она еще что-то говорила, просила, успокаивала. Потом просто прижалась к груди Ныряльщика и замерла, перепуганная, но счастливая. Либерти Эй с ней, все остальное – целый мир вокруг – теперь не имеет никакого значения. Белка готова была зажмуриться и стоять так всегда. Вот только «всегда» не получилось.

За окном раздались топот и крики. Толпа жителей Ланьей Тиши, возбужденная, растревоженная, шумно текла в сторону центрального колодца.

– Случилось что-то. Что еще-то? – воскликнула Мелиса и, оставив перепуганных гостей молчаливо недоумевать, поспешила на улицу. – Извините, но я должна выяснить, что произошло!

Толпа набирала скорость, уносила Белку все дальше от дома, где остались все, включая матушку и Либерти Эя.

Белка выскочила на улицу сама, после того, как оттуда вернулась Мелиса и стала говорить что-то невнятное про Змейку. Будто падре Герман ее в колодец собрался кидать – пойди тут пойми, что к чему?

Подсказало сердце – забилось тревожно в предчувствии большой беды. Лиска даже о счастье собственном забыла и Либерти Эя дома одного со всеми разбираться оставила – так волновалась за сводную сестрицу. За лучшую подругу…

– Да объясните вы толком, куда все бегут? – вопрошала Белка у спешащих людей, но ясности добиться не получалось. Ответы сливались в сумбурное месиво невнятных фраз.

– Ведьму казнить будут!

– Не ведьму, а дочку инкубью, родственницу твою – тьфу-тьфу на вас, порченое семя!

– Это не казнь!

– А что?

– Ритуал!

– Какой, к демонам, ритуал?

– Особый… Особый ритуал! Если дочку инкубью в колодец швырнуть, то чары рассеются, и мир во всем мире наступит…

– Брешешь!

– Да вот тебе Знамение Пресветлое!

– Объясните по порядку! Хоть кто-нибудь… Я прошу! – взмолилась Белка, но мольбы оказались напрасными.

«Надо что-то срочно предпринять. В противном случае Змейку зачем-то скинут в колодец. Какой ужас!» – мысли налетали одна на другую, словно волны назревающего шторма. Пока они не смешались, не обратились в хаос, в кашу, нужно было принять хоть какое-то полезное решение. Белка быстро отыскала его – побежала домой за Либерти Эем. «Он Ныряльщик. Он сильный и смелый! Он один поможет!»

Либерти Эй в это самое время стоял посреди комнаты, гипнотизируя взглядом газовую лампу. В душе его шла незримая борьба, созерцать которую со стороны было жутко. Только – вот незадача! – иного выбора присутствующим не предоставлялось, и теперь они молча пялились на безумного Ныряльщика, как цыплята на забравшегося в курятник полоза: уйдет – не уйдет, убьет – не убьет, сожрет – не сожрет?

– Либерти Эй! – пронзительный оклик вырвал его из транса, выбил из головы остатки упыриного влияния.

– Белка, родная!

– Помоги мне, пожалуйста! Только ты один можешь помочь!

Либерти Эй торопливо шел по главной улице Ланьей Тиши. Он больше не прятался.

Люди смотрели на него с трепетом, поминутно осенялись Пресветлым Знамением. Одни поступали так от страха, иные от восторга. Многие искренне позавидовали Эевой небывалой удаче. Еще бы – сгинул в колодце, а теперь шагает себе целехонький, как ни в чем не бывало. Как тут не позавидовать? Восставший из мертвых Ныряльщик пробуждал в сердцах селян слишком противоречивые чувства.

Впереди, на площади с колодцем, громким высоким голосом вещал падре Герман. Разобрать, что конкретно он говорил, было невозможно. Судя по звукам, рядом с падре находилась уйма народа.

Шум толпы доносился отчетливо, полнился негодованием и страхом. Раздалось несколько протестующих выкриков. Падре что-то коротко ответил, и гомон мгновенно стих.

– Боже мой, неужели мы опоздали? – запричитала Белка, захлебываясь глотком воздуха. Легкие саднило – Либерти Эй двигался слишком быстро, и ей приходилось бежать за ним.

Ныряльщик не успел ответить возлюбленной. Дорогу им перегородил Трагеди. Черные полосы боевой раскраски перечеркивали лицо, делая его похожим на жуткого мима.

– Уступи мне дорогу, Си, – потребовал Либерти Эй. – Я тороплюсь.

– Куда, позволь спросить, спешить мертвецу? – насмешливая улыбка тронула бледное лицо Трагеди. Пальцы Ныряльщика сжали рукоять меча.

– На помощь страждущим, как и положено достойному воину Святого Ордена.

– Ты больше не воин Ордена. Ты – его противник. Ты больше не Эй.

– Это не так. Я никогда не предавал свое дело, не отказывался от него.

– Ты связался с ведьмами! Стал нежитью! – Трагеди оскалил ровные зубы, на их фоне белизна его формы перестала казаться совершенной. – Вот и сейчас ты хочешь помешать святому отцу уничтожить одну из них.

– С каких пор казнь в юрисдикции сельского падре? Кто осудил ту, чья жизнь должна оборваться по мановению его руки?

– Она заслужила смерть и будет казнена.

– Без суда и следствия? – внешне Либерти Эй был спокоен, но в голосе его стали проступать ноты раздражения. Отметив это, Белка приблизилась и успокаивающе тронула его за рукав. Зашептала испуганно:

– Любимый, пожалуйста, осторожнее.

– Тебе нет места на земле. Сгинь! Убирайся во тьму! – Трагеди вытянул из ножен меч, подтверждая серьезность собственных намерений. Он хотел сказать что-то еще, но замер на полуслове, прислушиваясь к конскому топоту.

С окраины деревни к ним спешил всадник. Взмыленный конь скакал из последних сил. Когда он приблизился вплотную, роняя клочья пены себе под копыта, седок в сером плаще с капюшоном спрыгнул с его спины, бросил на луку седла повод и направился к обоим Эям – бывшему и настоящему.

– Что у вас тут происходит? – рявкнул так грозно, что Белка с испугу спряталась за широкую спину возлюбленного.

– Зетта? Тебя вытурили отсюда с конвоем, с какой стати ты приперся обратно? – нахмурился Трагеди.

– Чет Зетта! – обрадовано выдохнула Белка, высовываясь из укрытия. – Лиска добралась до вас – какое счастье!

– А, так у вас тут целый сговор? – меч Трагеди опасно рассек воздух. – Придется разбираться с вами обоими.

Чет не больно-то напугался.

– Потом разберешься, – небрежно бросил коллеге. – Уверен, сейчас найдутся дела поважнее.

– Так и есть. Ты вовремя приехал, Чет! Здесь творится беззаконие. Местный падре собрался швырнуть в колодец невинную деву, – разъяснил ситуацию Либерти Эй, а Лиска громко поддакнула ему:

– Змейка! Падре хочет убить Змейку!

– Тогда незачем терять время.

Внешне Чет выглядел спокойным, но липкий страх все сильнее сжимал сердце холодными щупальцами, пульсировал, откликаясь на возгласы отдаленной толпы.

– Я вам запрещаю, – Трагеди недовольно скривил лицо, растеряв при этом половину своей неземной красоты.

– И что ты сделаешь? – Чет глянул на него с нескрываемым презрением. – Ты один, а нас двое, и один из нас – Эй.

– Бывший Эй.

– Пусть бывший, зато, лучший.

Змейка стояла на краю колодца чуть живая. Ветер трепал ее волосы, и они извивались в воздухе, подобно траурным лентам. Крики толпы то накатывали гулкими волнами, то утихали в терзающем виски звоне. Голова болела от напряжения. Хотелось плакать, но не выходило выжать даже мизерную слезинку. Глаза пересохли, горло тоже.

Голос падре возвысился над общим шумом, призвал остальных замолчать. Змейка усилием воли заставила себя выслушать приговор.

– Если сбросить ведьму в колодец, Пресветлый простит нас и избавит от Черной Воды. Если вернуть демонское семя тьме – Сердца Тьмы перестанут биться. Не жалейте ведьму. Она заслужила участь жертвы. Подумайте о будущем, где не останется места для страха и зла.

Змейка хотела возразить, сказать, что все происходящее – просто безумная фантазия сбрендившего священника, но принудительный обет безмолвия сомкнул губы кованым замком.

А потом между лопаток уперлась ладонь. Толчок – уверенный, сильный! Сопротивляться бесполезно, и пасть колодца разверзается тьмой.

Чет понял, что опоздал. На секунду он застыл, пораженный увиденным, но тут же взял себя в руки. Сдаваться он не собирался, пусть даже шанс на Змейкино спасение был совсем призрачным и таял с каждой секундой.

– Что будем делать? – Либерти Эй окликнул товарища, окончательно возвратив в реальность.

– Нырять следом, – последовал решительный ответ.

– Я протестую! Это нарушение правил!

Падре Герман попытался заслонить колодец, раскинув руки крестом, встал у Чета на пути, но тот грубо оттолкнул его в сторону.

– Это убийство и произвол, – прошипел сквозь зубы в лицо священнику, еле сдержался, чтобы не послать по матери или выдать что-нибудь наподобие: «Мне плевать! Идите все лесом!», а то и вовсе кулаком между глаз засветить.

– Вы поступили бесчеловечно, падре, – к Четову шипению добавился громогласный возглас Либерти. – Главная задача Светлого Ордена – есть милосердие. Мы должны прощать даже заблудших овец. «Не убивай» – одна из главных заповедей Писания. Разве я не прав?

– Изыди! Сгинь! – увидев подоспевшего Эя, падре выпучил блеклые глаза и принялся суматошно размахивать руками, периодически осеняя себя Знамением. – Восставший мертвец! Люди, вы видите то же, что и я? Тут нежить ходит и говорит среди бела дня! Это ж нежить, люди добрые! Упырь! Кровопийца!

– Сам ты кровопийца, – выкрикнул кто-то в толпе. – Девку в колодец скинул, а теперь честной люд байками про упырей отвлекаешь?

– Так вот же упырь! Вот он! – завопил на паству священник. – Вы что, ополоумели? Забыли, как он в колодец нырнул?

– Все правильно. Сперва нырнул – теперь всплыл! – продолжил спор невидимый оптимист.

– Не упырь то, обычный Ныряльщик! – поддержала его толпа.

– Самый обычный, обычнее не придумаешь!

– На то он и Эй, чтоб дыхание лучше всех задерживать!

– Так не на несколько же месяцев? – возмущенно вопрошал падре. – Не может быть такого!

– Почему не может? Может. Вы ж нам на проповеди сами про святые чудеса рассказывали? Вот и чудо…

Волнение жителей нарастало, как волны в ветреную погоду. Точку в споре поставил сам Эй:

– Я не нежить. Чудо любви и надежды исцелило меня. Такова воля Пресветлого.

В подтверждение к своим словам Либерти отстегнул застежку плаща, позволив тяжелой ткани стечь на землю, затем распахнул форменный камзол. Он хотел расстегнуть рубаху, но, решив не тратить лишнего времени, просто порвал ее на груди, явив зрителям безупречный рельеф мышц, покрытый крапом бурых шрамов.

Толпа ахнула, наполнилась возгласами восторга.

– Это чудо! Настоящее чудо!

– А мы говорили! Мы верили!

– Как такое возможно? Это разве не темное колдовство?

– Какое там колдовство – божественная милость!

– Сам Пресветлый благословил нашу деревеньку, раз здесь такое случилось!

За восторгами посыпались обвинения:

– А падре – каков гусь? Расшипелся, ручонками-то затряс! А сам-то, сам…

– Девчонку невинную в колодец кинул – живую душу загубил!

– И ведьмой назвал. Какая она ведьма?

– Она хоть и странненькая, да без злобы. Разве чего худого кому делала?

– И плясала хорошо!

– Ну, падре – лгун старый! Нарассказывал сказки про миры, да про демонов, а мы поверили, дураки… И про инкуба, что двадцать лет назад наших баб совратил, тоже небось напридумывал?

Сообразив, что крыть нечем, падре Герман заозирался по сторонам, как затравленный волк. Он попятился, было, к старой часовне, надеясь укрыться в земной обители Пресветлого, но жители Ланьей Тиши настигли его и, заметно порастеряв набожность, необходимую для общения с представителем церкви, скрутили по рукам и ногам.

Даже тихий деревенский староста непривычно расхрабрился.

– Будешь знать, как творить в моей деревне самосуд! – потрясая седыми космами, громко выкрикнул он и отважно выставил перед носом плененного священника узловатый кулак. – Что нам делать теперь, господин Ныряльщик? – обратился к Чету, как к человеку, зарекомендовавшему свою надежность.

– Исправлять содеянное, – коротко ответил тот.

Сказано, конечно, хорошо, но как теперь воплощать слова в реальность? В голове быстро-быстро замелькали воспоминания последней встречи с падре Оливером. Его слова: «дитя без труда меж мирами пройдет» дали надежду. Внутренняя защита – шипы, вылетающие из стен – не сработала. В противном случае Чет бы почувствовал вибрацию земли. Это хорошо! Но даже если и так, его – Ныряльщика – магическая преграда не пропустит. Проколет, не дав достигнуть колодезного дна, и будет он на иголке висеть, как бабочка в коллекции…

Чет окинул взглядом собравшихся селян. Наткнувшись на Огния, привычно стоящего вереди остальных, вспомнил давний диалог про свинью.

– Эй ты, здоровяк, неси сюда свиную тушу.

– Опять? Зачем еще? – Огний недоверчиво нахмурился. Он не слышал разговора Ныряльщиков, поэтому не понял, что задумал находчивый Зетта.

– Принесешь – увидишь, – поторопил Чет. – Ну, чего стоим? – обратился уже к зевакам. – Расходимся, живо! У вас есть падре – поговорите с ним по душам, пусть вам все подробно разъяснит – он ведь наверняка в курсе всех дел.

– Зачем тебе туша? – удивленно поинтересовался Либерти Эй.

– Сброшу ее в колодец, чтобы сработал защитный механизм, потом прыгну сам.

– Думаешь, поможет?

– Других идей нет.

Либерти Эй смерил товарища серьезным взглядом.

– Ты действительно решил прыгать? Я тебе подобного от всей души не желаю, – он мрачно указал себе на грудь. – Быть упырем, знаешь ли, не самое приятное занятие.

– Не бойся, не стану, – уверенно пообещал Чет. – Шипам нужно время чтобы разойтись, прежде чем сомкнуться снова. Успею миновать их. Ты же знаешь, я осторожный, абы куда прыгать не буду, а тут неплохой шанс.

– Все в теории. Вдруг на деле получится то, что задумал?

– Получится. Я уверен.

– Тогда, пожалуйста, будь осторожен! – хором потребовали Либерти Эй и подоспевшая к нему Белка.

Белка тяжело дышала после быстрой пробежки. Запыхавшись, хваталась то за бок, то за грудь. Ох, и нанервничалась она, напереживалась. Каждый день только и делай, что волнуйся до сердечных колик!

– Все получится, – для пущей убедительности повторил Чет. – И вообще, чего спорим – только время теряем.

– Давай прыгнем вдвоем, – предложил Либерти, поразмыслив. – Я уже это делал один раз…

– И у тебя это крайне хреново получилось.

– Но во второй раз я…

– Плохая идея, – Чет, не дослушав, категорично помотал головой. – Лучше, сделаем так. Я прыгну здесь, а ты, Либ, бери коня и скачи к древним развалинам, что скрыты в чаще леса. Дорогу туда, думаю, местные тебе покажут.

– Я знаю, где это и провожу, – вызвалась Белка. Она радовалась, что может убить двух зайцев: быть полезной и не расставаться с возлюбленным.

– Так вот, – продолжил Зетта, – рядом с развалинами ты найдешь подземный ход, перекрытый решеткой с орденовской символикой.

– Погоди! Развалины… грот… – Либерти Эй напряженно вжал пальцы в виски. – что-то знакомое вспоминается… Или кажется?

– Все верно, Либ, не кажется. Голову даю на отсечение, что именно через эту нору ты выбрался с колодезного дна. Так что думай и вспоминай, как отпер решетку.

– Хорошо. Сделаю все возможное.

– Тогда – вперед. Начинаем, – скомандовал Чет.

Голос Ныряльщика прозвучал спокойно и отрешенно. Обычно он говорил так, когда хотел произвести впечатление и копировал тон коллег из элиты. Теперь случай выдался другой – в мыслях Чет уже совершил прыжок и достиг дна пресловутого колодца…