Сердце у Лиски с самого утра было не на месте. Оно упорно намекало, что произошло нечто плохое, опасное! Только вот знать бы что?
Лиска накинула жилетку, вышла из дома. Очутившись на улице, задумалась. Сердце снова предупреждающе ёкнуло. «Схожу сперва к Белке, потом к Змейке, если у них все в порядке, вернусь» – разъяснила сама себе.
У Белкиного дома царило оживление.
Белкина матушка Мелисса суетилась в палисаднике. Взволнованным голосом раздавала поручения деревенскому пьянчужке Матиасу и двум его сыновьям.
Эта семейка всегда была горазда подработать за лишнюю копейку. Вот и теперь Матиас усердно белил наличники и узор на фасаде, а его сыновья поправляли покосившуюся секцию забора.
Все были так заняты, что не обратили на Лиску совершенно никакого внимания. Она воспользовалась этим и незаметно шмыгнула в дом.
Белка встретила ее на пороге, перепуганная и бледная.
– Ой, Лиска! У меня такая беда!
– Я, как чувствовала! Что случилось-то? Умер кто-то? – не подумав, брякнула гостья, тут же мысленно обругав себя за глупость. Ну, о чем она вообще? Вся Белкина семья – она да мать. Обе, вроде, целы.
– Хуже. Ты лучше сядь.
Лиска послушно присела на сундук у стены, стала вся внимание. Белкина тревога передалась ей, заставила нервничать сильнее. Это было их особым свойством – вместе чуять грозящую беду. Внутреннее инкубье чутье у сводных по отцу сестер проявлялось не абы когда, а лишь в тех случаях, когда над кем-то из троицы нависала серьезная опасность. Лиска очень надеялась, что «тот самый» случай не наступил, а ощущение угрозы – лишь результат переживаний последних дней.
– Меня замуж хотят отдать, – бешеным шепотом выпалила Белка. Лиска в ответ облегченно выдохнула и бросила небрежно:
– Только и всего?
– Что значит «только и всего»! Меня отдают замуж за какого-то… Даже пока толком и не знаю, за кого. Это катастрофа!
– Так уж и катастрофа?
– Конечно! Как же мой дорогой Либерти Эй?
Услыхав старую песню про ненаглядного Либерти Эя, Лиска даже рассердилась. Она тут беспокоится, волнуется, а у Белки как всегда одно на уме?
– Да забудь ты его уже! – рявкнула со злостью. – Нет его. В колодце сгинул.
От жестоких слов подруги, Белка, кажется, потеряла дар речи. Несколько раз она возмущенно открыла и закрыла рот, словно собиралась сказать что-то важное, но потом передумала и обиженно махнула на Лиску рукой.
– Тебе не понять, тебя не сватают. Это нам со Змейкой не повезло.
– Тю-ю! Серьезно? – Лиска даже присвистнула от удивления. – И ее тоже?
Странно. Ей всегда казалось, что брак – не такая уж жуткая жуть. От него сердце болеть не должно. Наверное девочки просто слишком сильно расстроились.
– И ее, – обреченно повесила голову Белка. – Сходила бы ты к ней, а? Я Змейку уже очень давно не видела. Говорят, падре ее за дурное поведение в сарае с Писанием запер, даже домой не отпускает.
– А матушка ее, что же, не возмутилась?
– Что ты! Она наоборот просила падре построже дочку поучать. Очень боится, что от Змейки из-за своевольного нрава сваха откажется.
– Понятно, – нахмурилась Лиска, – надо проведать.
– Проведай, обязательно проведай, как она там, а то у меня прямо сердце не на месте, – Белка прижала ладошки к пышной груди и трагически прикрыла глаза. С кухни заманчиво потянуло свежей выпечкой. – Подожди минутку, у нас как раз пироги спеклись, сейчас я Змейке соберу, передашь. У падре в доме сытной еды отродясь не бывало.
Лиска дождалась вечера, а потом, крадучись подобралась к дому падре Германа.
Как только приблизилась, из-за соседского забора заорал дурным голосом ворчливый цепной кобель.
– Замолчи, бестолковый! – цыкнула на него Лиска, но пес униматься не собирался. Пришлось отойти от калитки и пойти в обход улицы, чтобы подкрасться к падровскому забору со стороны поля. Там ветер гулял вовсю, озорно трепал по волосам и дергал за подол.
Лиска опасливо приблизилась к подгнившему кривому забору, подергала за него, проверив на прочность, ухватилась, подтянулась и перемахнула враз. Спрыгнув на чужую территорию, она медленно двинулась к старому сараю. Лохматые ясени, словно часовые, сторожили его, прижавшись с обеих сторон шершавыми стволами.
Лиска прокралась мимо них, привычно сунулась под запертую дверь:
– Змейка, ты тут?
Почти минуту внутри сарая стояла тишина. Лиска собралась уходить, решив, что наставник все-таки сжалился и отпустил нерадивую воспитанницу домой. Ее остановил тихий шорох.
– Лиска, – шепнули в щель под дверью. – Это ты?
– Я.
– Точно ты?
– Да я же, говорю. Что с тобой? – девушка напряглась. Прежде она никогда не слышала у Змейки такого безжизненного, отрешенного голоса.
– Все плохо, просто кошмарно… Только ты мне теперь помочь сможешь.
– Почему я? – вырвалось у Лиски непроизвольно, но она тут же исправилась. – Вернее, чем помочь-то?
– Ты – потому что больше никто сюда не придет. Падре не пустит, а матушка… я пыталась ее просить, но она одержима этим проклятым замужеством и слышать ничего не желает.
– Вот ведь западня.
Слушая, как непривычно дрожит Змейкин голос, Лиска все больше убеждалась – тревожилась не напрасно. Вот только понять, что конкретно угрожает подруге, никак не выходило.
– Еще какая… Поможешь?
– Помогу. Только чем?
– Вот, возьми.
Под дверь просунулась рука, положила к Лискиным ногам что-то небольшое – какой-то кусок материи в пол-ладони размером. При внимательном рассмотрении лоскуток оказался Орденовской нашивкой.
– Что это? Зачем?
– Я ее у Ныряльщика от плаща оторвала.
– Зачем оторвала?
– На память, когда от него ночью уходила… Не расспрашивай, время только теряешь.
– Не буду. Объясни, что с этой нашивкой делать?
– Ты должна отыскать Ныряльщика, как можно скорее. Прямо сейчас.
– Да где же я его отыщу-то? Он ведь в город уехал. Выперли его, другого прислали. Может того, другого спросить?
– Нет! Не вздумай спрашивать другого! – Змейкин голос стал холодным, как лед. – Лиска, милая, родная, возьми у Огниевой тетки коня и скачи в город, умоляю тебя. И не расспрашивай меня ни о чем, порошу, все равно не смогу рассказать. Просто поверь, ты ведь тоже мой страх чувствуешь, я знаю. Отправляйся в путь прямо сейчас, срочно найди Чета – только он сможет меня выручить…
Пухлый падре Оливер черным колобком вкатился во двор жилой башни ордена. Миновав клумбы и подстриженные шарами деревья, поднялся по широкой мраморной лестнице к главному входу. За стеклянной дверью взгляду открылся просторный холл с внутренним фонтаном и скамейками на чугунных львиных лапах.
«Надеюсь, ты дома, Чет» – загадал мысленно перед тем, как погрузиться в ручной подъемник.
– Можно, любезный! Поднимайте! – крикнул дюжему служке, что крутил колесо.
– Угу, ваше сиятельство, – отозвался тот и, крякнув, навалился на ворот.
Кабинка заскрипела, не торопясь поползла вверх. На десятом этаже падре вышел, огляделся, принюхался. Не самое уютное место – дешевые квартиры, что по вкусу и карману приходятся лишь тем, кто не слишком брезглив, богат или придирчив.
Обшарпанный темный коридор с вереницей дверей завершился искомым. Знакомая, выкрашенная в серый, деревянная дверь была приоткрыта.
Падре Оливер вежливо побарабанил пальцами по облупившейся краске, подождал минуту, после чего вошел.
Темно. Света нет совсем. Портьеры на окнах опущены: они же единственный признак достатка в доме и вообще наличия в нем хоть какого-то обитания. Кругом пустота – ни мебели, ни ковров. Стены без штукатурки с рельефом камней, из которых сложена башня. Пол чистый, если не считать раскиданных по углам пустых бутылок. Такое чувство, что в жилище пришли воры, вынесли все, кроме занавесок, выпили за удачное ограбление вина, прибрали за собой большую часть мусора и ушли…
– Эй, Чет! Ты дома?
Голос падре эхом прозвучал в пустоте.
– Я тут, проходите.
Ответили из соседней комнаты. Падре пошел на звук. Миновав коридор, попал в зал. Зал тоже оказался без мебели. Камин – как сердце дома, в центре стены. В углу тюфяк – даже кровати нет. Перед камином, прямо на полу – одинокая фигура, сидящая по-восточному со скрещенными ногами.
– Пьешь тут в одиночку? – падре Оливер поморщился, пытаясь отыскать для подтверждения своих слов нужный запах, но не нашел его.
– Нет. Думаю и вас жду.
– Меня? Для чего?
– Поговорить хочу. Много мыслей в голове созрело. Важных.
– Ну, давай поговорим, – падре приблизился к Ныряльщику, огляделся в поисках хоть какого-то седалища. – Куда присесть можно?
– На пол, – Чет стукнул ладонью подле себя, – куда ж еще?
– Как ты тут живешь? – кряхтя, возмутился священник. Ему, тучному и негибкому, сидеть на полу было весьма неудобно. По-восточному ноги не складывались, а если согнуть колени перед грудью, в них предательски упирался живот.
– Нормально.
– Воняет же? Чем, кстати?
– Это Вафля.
– Вафля? Что она делает у тебя дома?
– Когда я вернулся, ее решили списать по старости и усыпить. Я выкупил и забрал с собой.
Чет выглядел спокойным, но внимательный падре разглядел, как сквозь железную невозмутимость Ныряльщика пробивается подавленность.
– Да… дела. Выходит, ты держишь тигра в квартире?
– А где мне еще его держать?
Чет пожал плечами, поднялся, снял верхнее полено с чугунных козел, подкинул в огонь. Пламя устало фыркнуло, облизало подачку алым языком. Тени на стене качнулись, заставив падре Оливера невольно взглянуть на светлые камни. Со стены на него глянул черным глазом нарисованный углем девичий лик. Сопоставив упадническое настроение Чета и красоту изображенной незнакомки, падре сделал вывод:
– Женщина? В ней дело?
Чет не сразу ответил. Сел рядом с камином, уставился на пляшущий огонь и лишь после этого произнес, переводя тему:
– Почему меня убрали из Ланьей Тиши? Вы в курсе, падре?
– Жалобы на тебя поступили.
– От кого?
– Не знаю.
– Так уж и не знаете?
– Я не знаю, – прозвучал уверенный ответ. – Анонимное письмо пришло напрямую к епископу Грэю. Что в нем было – сказать не могу, сам не видел, но после того письма Грэй здорово рассердился и…
– Понятно, – хмуро оборвал его Чет, – а как насчет моего отчета?
– Его я тоже не видел, – падре виновато развел пухлыми руками, похожими на лапки плюшевого медведя. – Он был?
– Конечно.
– Возможно, затерялся где-то среди бумаг… попал напрямую к епископу…
– Ну, что ж вы, падре Оливер, всерьез думаете обмануть меня?
Чет повернулся. Лицо его, перекошенное недоверчивой и немного насмешливой полуулыбочкой, красноречиво намекало, что подобные увертки не пройдут.
– Я не думаю, – честное признание прозвучало весьма кстати, – просто не уделил твоим делам должного внимания.
– Я вас не виню. Скажу только одну вещь, если вы, падре, не против?
– Я не против.
– Так вот. Когда моя матушка отправилась на небеса, и отец взял себе новую жену, я перестал ладить с семьей, о чем не жалею. Когда отца ранили на границе, и он, при смерти уже, призвал к себе для последнего слова моих братьев и меня, вышло вот что. Братьев он похвалил и благословил, а мне сказал: «Ты, Чет, бесполезный человек. Задумайся над этим. Если хочешь прожить жизнь не зря, принеси пользу людям». И, верите – нет, я стараюсь следовать его завету. Не ради денег, не ради тщеславия…
– Ради чего же?
– Ради того, чтобы не быть бесполезным. Вы чем меня слушали, падре?
– Вижу, ты обижен, – Оливер попытался улыбнуться, но хмурый Четов взгляд заставил его передумать.
– Нет. Я не дитё, чтобы подтирать сопли каждый раз, когда пнули под задницу. Я зол. Зол из-за того, что по чьей-то милости, все мои старания принести пользу теперь обернутся крахом.
– Почему крахом, Чет? Ты сделал, что мог.
– Я ничего не сделал. Сердце Тьмы до сих пор в колодце. Черная Вода до сих пор сочится.
– Ну… – падре задумчиво почесал голову, – ты же знаешь, что Ланью Тишь Орден не оставит. Приедет другой Ныряльщик, и…
– Вы хоть в курсе, кого отправили вместо меня?
– Кого-то из Би или Си.
– Хуже. Эя. Показушника Трагеди. Ребята из элиты уже облажались один раз, – Чет подобрал лежащую у ног кочергу и зло ткнул в красные угли. – Что они будут делать теперь, интересно?
– Колодец придется засыпать. Других вариантов нет. Вернее, есть, но они слишком трудоемки и опасны, – негромко произнес падре, и в голосе его отчетливо проступило чувство вины.
– Круто! – иронично отозвался Чет. – Скажите, падре, а зачем тогда вообще туда ехать кому-то из Ныряльщиков? Почему бы не обойтись отрядом землекопов?
– Нужно будет проконтролировать…
– Контролировать? Ныряльщики, падре, нужны не для этого. Не для того, чтобы контролировать. Наше дело – сражаться с Тьмой. Если начнем засыпать колодцы – станем бесполезными!
– Тише, не кипятись, – падре Оливер прижал короткий палец к губам, вопросительно взглянул на собеседника. – Я понимаю, почему ты рассержен, но никак не могу понять – чего ты сейчас добиваешься своими пылкими речами?
– Хочу доделать начатое дело, – глаза Чета фанатично сверкнули, отразив огненную пляску. – Хочу уничтожить Сердце Тьмы и поставить точку во всей этой истории.
– Ты же понимаешь, что это невозможно…
– Возможно, падре, возможно! – Четовы губы, заменив улыбку, смял оскал. – Я не впустую провел в Ланьей Тиши столько времени. Я выяснил кое-что интересное, и теперь хочу знать ответы на несколько важных вопросов. Мне нужна ваша помощь, падре Оливер. Вернее, не помощь, а честность. Если сейчас вы без утайки расскажете мне все, что знаете, я – клянусь – вернусь в Ланью Тишь, прыгну – просочусь, проползу, проберусь – в проклятущий колодец и разберусь с Сердцем Тьмы!
– Ты уверен, что я смогу подсказать тебе?
– Мне больше некого спрашивать. Я никому не доверяю, так как вам.
– Тогда спрашивай.
И Чет спросил:
– В Ланьей Тиши я видел три вещи, помеченные светом. Первая – след светлой силы на шипах, что проткнули Ныряльщиков внутри колодца. Вторая – знак Книги Сердец на решетке, закрывающей грот, из которого сочится Черная Вода. Третья, и самая важная – ладонь инкуба со шрамом от печати.
– Что ты сказал?
– Что слышали. Я видел призрак инкуба с Орденовской печатью. Вы знаете, как объяснить такое?
– Не все… только кое-что знаю, – падре нахмурился, нервно поджал губы, но уговор есть уговор, пришлось говорить. – Ты ведь читал Книгу Сердец, Чет?
– Конечно, как любой Ныряльщик независимо от ранга.
– Так вот, в ней рассказывается легенда о демоне Оккоре и его колодце..
– Я знаю все это не хуже вас, падре, – перебил Чет, попытавшись отмахнуться, но Оливер строго погрозил ему, призывая выслушать.
– Знаешь ли ты, что все, описанное в Книге Сердец – правда?
– Ну-у-у, – Чет скорчил недовольное лицо, – может и правда, не спорю, только мне от такой правды сейчас ни тепло, ни холодно. К чему вообще вспоминать полузабытые сказки?
– Да погоди ты, выслушай! – рыкнул на него падре. Даже его железному терпению пришел конец. – То, что большинство людей, включая сотрудников Ордена, считают легенду из Книги Сердец сказкой – ни для кого не новость. Именно поэтому чуть меньше полувека назад запустили секретный проект. Он был создан с подачи и благословения Орденовской верхушки и держался в строжайшей тайне от всех.
– Что за проект? – недоверчиво поинтересовался Чет.
– Поиск истины, возвращение к истокам, – объяснение вышло слишком расплывчатым, чтобы внести в беседу ясность.
– Муть.
– Отнюдь. Выслушай сперва все, что я тебе расскажу. Ты сам просил меня быть с тобой честным, Чет…
Чет выслушал. Не перебил падре ни разу, хоть иногда и хотелось. Рассказ священника был странным, и очень походил на вымысел. Чет бы ни в жизнь не поверил, но увиденное в Ланьей Тиши стирало все сомнения.
Лет сорок тому назад все случилось. Тогда в обществе сильно упали нравы, вырос скептицизм. События Святого Писания, которые прежде никто не смел оспаривать и предавать сомнениям, низвергли до обычных сказок. В связи с этим Святой Орден здорово порастратил свои влиятельность и власть. Бразды управления страной полноправно перешли к Королю, утвердив его на троне единственным и всесильным вершителем. Светская власть начала оттирать Церковь на периферию государственных дел. Орден забил тревогу – необходимо было как можно скорее вдохновить паству светлыми чудесами, напомнить, кто смиренно царит на земле, а кто открывает пути на небеса. Единственная сложность – чудеса нужно отыскать и чудотворцев тоже. Как итог – Орден бросил все силы на возвращение легенд к жизни. Начались поиски забытых артефактов и мест древней силы. Нужно было найти, доказать и показать…
Падре Оливер тяжко вздохнул. Во время быстрой тирады из легких улетучился весь воздух. Хотелось сделать паузу, но Чет требовательно смотрел в глаза, молчаливо ждал продолжения истории. Пришлось говорить дальше:
– …под действием всеобщей эйфории мой предшественник и учитель, падре Тобиас, решил отыскать реальные основы событий, рассказанных в Книге Сердец. Так он обнаружил Ланью Тишь и назвал колодец в ее центре «тем самым».
– В каком смысле «тем самым»? – Чет вопросительно взглянул на рассказчика.
– Тем самым, что описывается в великом трактате. Тем самым колодцем, Чет, из которого демон Оккор смотрел в наш мир, поражаясь красоте земной принцессы. Звали ее, кстати, Евангелиной.
– С чего ваш падре Тобиас вдруг в этом уверился?
– Он сопоставил возраст колодца – а в Ланьей Тиши он действительно очень старый – руины замка, что лежат неподалеку, и ведущий от них подземный ход. Все, как в легенде, одно с другим сходится.
Чета будто молнией прошибло. Он встряхнулся, мысленно обругал себя – вот дурак! Сам не додумался! Все мысли ушли на шалаш и деву, а надо было хоть немного подумать и догадаться. Ведь все лежало под носом: и странные руины и подземная дыра. Действительно – один к одному!
– Выходит, шипы и решетка закрывают проход в иное измерение.
– Скорее всего, так. Они не дают людям проникнуть в мир Оккора, а демонам в мир людей.
– С этим более-менее ясно. А что насчет демонического призрака? Как я уже сказал, на его ладони был след печати.
– Это… – падре Оливер замялся, – секретная информация, но…
– … но мы договорились, что вы со мной беседуете без ненужных утаек.
– Я помню, Чет. Поэтому расскажу. Мне известно, что в Ордене служил завербованный инкуб. У него был шрам на ладони – клеймо Печати Света, порабощающее темных, заставляющее их беспрекословно подчиняться Святому Ордену.
– Даже так? – Чет искренне удивился. – Ну-ну, продолжайте.
– Зря смеешься. Инкуб действительно существовал. Его звали Теодор – он был одним из последних истинных демонов, оставшихся на земле.
– Зачем Светлому Ордену темная тварь?
Чет терялся в догадках, но не поверить словам падре было сложно. Еще бы! Он своими глазами наблюдал инкубий призрак, и то самое клеймо на его руке.
– Вспомни легенду об Оккоре. Хорошенько вспомни, внимательно. Там говорилось о ребенке-полукровке, способном закрыть межмирный проход.
– Припоминаю. Дитя демона и девы, принесенное в жертву…
– Именно. А если быть точнее, то это должно быть двадцатилетнее дитя демона и девы, сброшенное в колодец в день Великого Подгляда. Для этого учитель и подчинил свету инкуба Теодора. Он хотел получить легендарное дитя, чтобы с его помощью разорвать связь мира демонов и мира людей.
– Ну и скотина этот ваш падре Тобиас! – Чет сказал то, что думал. Не постеснялся. Сдержаться тоже не потрудился. Уважать человека, способного принести в жертву невиннее существо, пусть даже и для великой цели, Чет обязательным не считал. – Дался ему этот переход?
– Он очень хотел его закрыть.
– Падре, даже если межмирный колодец существовал раньше, даже если он сейчас существует, какой от него вред? Заделали решетками – и хватит. Вот только предупредить надо было – табличку хоть повесить…
– Ты многого не знаешь, Чет.
– Я знаю то, что прочел в Книге Сердец.
– В книге для Ныряльщиков неполный текст.
– Вот как?
– Считается, что всех тонкостей древней истории вам знать ни к чему.
Чет нахмурился еще сильнее, посмотрел зло исподлобья.
– Я не согласен, и хочу знать все. Так зачем вашему премудрому коллеге понадобилось закрывать проход?
– Если его закрыть, все Сердца Тьмы исчезнут, – признался Оливер.
– Действительно, просто, – в голосе Чета отчетливо прозвучал сарказм, – так что же не закрыли? Дельную же вещь ваш приятель выдумал? Еще и утаили.
– А ты сам подумай, – грустно улыбнулся в ответ священник, – если исчезнут Сердца и Черная Вода, Орден растеряет половину своей власти, он перестанет быть нужным. Сейчас он несет жителям Гвинета защиту и дает надежду. Настоящая власть – это когда без тебя не могут обойтись. Так-то…
Все верно. Все понятно. Все ясно. Чет задумчиво уставился на огонь. Все всё знают без него. И без Либа. Без отряда Би и половины отряда Ди, что послушно отправились на задание и сгинули в колодце лишь ради того, чтобы чья-то там власть осталась незыблемой. Ну, конечно! Те, кто властью обладает, живут в достатке и спокойствие где-нибудь в центре столицы. Они не представляют, что такое Черная Вода. Не знают, как отравляет она все кругом, как притягивает нечисть и зло…
– Теперь понятно, почему этот падре Тобиас отказался от своей идеи с жертвоприношением, – подвел итог Чет.
– Он не отказывался, – поправил Оливер, его убили.
– Кто убил? Воины Ордена?
– Нет. Один из его верных соратников. Некто по имени Герман Горн.
– Герман… Так зовут падре в Ланьей Тиши.
– Не думаю, чтобы это был то же самый человек. Притянуто за уши, – усомнился падре. – Ты ведь не обвинишь деревенского священника без доказательств?
– Обвиню, если потребуется, – резко оборвал его Чет. – Я должен вернуться в проклятую деревеньку, и закончить начатое. Срочно! Прямо сейчас!
– Понимаю тебя. От начатого бывает трудно отказаться, – Оливер перевел взгляд на портрет таинственной брюнетки.
– Не из-за нее, – яростно сверкнул глазами Чет, – вернее… не только из-за нее.
– Если даже и из-за девушки, ничего в том плохого не вижу.
Пухлое лицо падре Оливера растеклось улыбкой, сделав его похожим на довольного кота. Чет тоже невольно оскалился в ответ:
– Раньше вы так не говорили.
– Ну, так и ты раньше на стенах не рисовал.
– Будто это что-то значит?
– Значит, – падре улыбнулся еще шире, – что у тебя есть сердце.
– Вот это новость! – Чет непонимающе развел руками и скептически фыркнул, – Хорошего же вы обо мне мнения…
– Да нет, ты тут не причем. Просто говорят, что Книга Сердец отбирает сердца у тех, кто однажды ее коснулся.
– Враки все это. Ладно, падре, буду я, пожалуй, собираться. – Чет поднялся, сходил в соседнюю комнату, принес потрепанное тигриное оголовье с обрывком повода. – Вот. Будете гулять с Вафлей два раза в день. Еду ей в соседней мясной лавке возьмете – у хозяина передо мной карточный долг. Ключи от входной двери висят на…
– Погоди, Чет, не торопись, – осторожно перебил падре.
– У меня времени мало.
– Ты не можешь пойти самовольно, без Орденовского разрешения. Как говорится: «Поспешишь – людей насмешишь». Приедешь с пустыми руками – завернут обратно.
Это был отчаянный призыв к Четову благоразумию, и Ныряльщик его услышал.
– Долго ждать?
– Я сделаю все, что в моих силах…
– Конкретнее, падре!
– Около месяца.