Исход

XXIII БИТВА ПРИ ШАРАНТЕ

Солнце стояло в зените, когда на башнях Шаранта затрубили рога, возвещая о пришествии неприятеля. Ополченцы-ортодоксы, которые только-только собирались приступить к обеду, вскакивали со своих мест, тянулись к оружию… Но Аркан Буревестник был спокоен: он сосредоточенно дул на наваристый горячий кулеш в деревянной ложке, сидя на чурбачке у костра.

— Маэстру, мы успеем пообедать, я вас уверяю, — сказал он. — Советую воспользоваться моментом: когда удастся поесть горячего в следующий раз — одному Богу известно.

Наблюдать такую безмятежность своего вождя ортодоксам было в диковинку. Последние сутки он, кажется, ни мгновения не сидел на месте, находился одновременно везде и всюду. Там — с лопатой роет ров, тут — с киянкой забивает колья, здесь — тащит корзину с камнями для пращников. Немудрящие эти метательные орудия, распространенные среди зверобоев, уже нашли своих почитателей и среди кесарийских ополченцев. Конечно — неугомонный Аркан стяжал популярность не меньшую… И вот теперь — он даже и не думал прерывать трапезу, являя собой образец спокойствия и умиротворения!

— Ваше высочество?.. — с некоторым удивлением проговорил Исайя Арханий, который уже торопливо застегивал ремешки шапели.

— Кулеш очень хорош, кто у вас кашеварил? Замечательно получилось… Сядьте, маэстру, покушайте, — Аркан отправил в рот ложку с варевом и с аппетитом принялся жевать.

Ортодоксы переглянувшись, расселись на свои места. Если герцог был настолько уверен, что прямо сейчас атаки ожидать не стоит, а горячий, ароматный кулеш стынет — то оно как бы и не зазорно! Караульные — бдят, до боевых постов — шагов тридцать, не больше, так что… Воины снова взяли в руки миски и ложки, и, по примеру Аркана, принялись обедать — степенно, с толком. Невозмутимость герцога отчасти передалась и им.

Закончив и очистив миску до последней крупинки и даже вымазав ее хлебом — по-хуторянски, Буревестник встал, отряхнулся, утер губы тыльной стороной ладони и сказал:

— А теперь на стены, маэстру! — и, протянул руку, принимая у Шарля шапель с подшлемником. — Посмотрим, кто пожаловал к нам в гости!

Шагая по земляной крепости, возведенной за последние три дня на мысу, образованном двумя реками, он испытывал чувство глубокого внутреннего удовлетворения. Ортодоксы возвели три линии обороны на пути к пристани у реки, состоящие из рвов, валов, сложенных из фашин редутов, крепкого частокола, располагались на расстоянии полусотни шагов друг от друга, концентрическими полуокружностями. Высота укреплений — в рост человека на первой линии, в полтора — на второй и в два — на третьей, позволяли в случае отступления держать оставленные позиции в поле зрения — и под обстрелом. Работа проделана титаническая!

Подошвы ботфорт герцога простучали по дощатому настилу, быстрыми шагами он пересек расстояние до наружной дерево-земляной стены, по лестничным поднялся на помост и, прищурившись, взглянул на холмистую прибрежную равнину. Ропот и гул раздались за спиной Аркана. Ортодоксы очевидно были впечатлены! Впереди, на возвышенности реяли знамена оптиматов, у подножия холмов двигались массы войск. Ветер доносил отрывистые команды, звуки труб, лязг стали, конское ржание. Самозваный император Карл Вильгельм фон Краузе, наконец, привел свою армию! Они точно видели лагерь ортодоксов, разглядели черные знамена над Шарантом…

Рем прекрасно знал чувство, которое испытывали многие из его воинов, особенно — молодых, не принимавших участия в битвах до исхода из Кесарии. Каждый из них сейчас смотрел на многочисленную вражескую армию — вооруженную, грозную, и как никогда ощущал собственное одиночество. И страх. Страх тянул свои липкие щупальца, стремился поселиться в сердцах, заставлял дрожать колени и а лбы — покрываться испариной…

— Что, маэстру, много их⁈ — зычно выкрикнул Буревестник. — Грозные воины, цвет Центральных провинций пришли сюда, чтобы убить нас! Множество храбрых рыцарей и умелых ландскнехтов! Но взгляните на них! Смотрите на них внимательно — и убедитесь, что мы выиграли половину битвы до того, как вступили с ними в бой!

Слова Аркана казались удивительными и странными, ровно до того момента, пока люди не последовали его совету. Офицеры достали подзорные трубы, простые воины — прикладывали ладони козырьком ко лбам, прикрывая глаза от солнца, разглядывая развернувшееся перед ними действо. Походные колонны оптиматов медленно двигались по сырой от вчерашней непогоды земле, постепенно разворачиваясь в боевые порядки на покрытых свежей осенней травкой пологих склонах прибрежных холмов. Меж линией этих невысоких возвышенностей и укреплениями ортодоксов пролегала полоса земли — около версты шириной, тщательно очищенная ортодоксами от растительности, которая пошла или на укрепление фортеции, или — в костры. Эта полоса хорошо просматривалась — и простреливалась. Враги не торопились пересекать границу холмов, замерли в отдалении…

— Да они выдохлись! — вдруг с удивлением проговорил молодой ополченец, из кесарийских ортодоксов. Он рукой в перчатке сдвинул шапель на затылок и ткнул пальцем в сторону войска оптиматов. — Это уже не армия, это сброд!

Ответом ему стал одобрительный гомон. Конечно, назвать сбродом войска, которые пришли к месту слияния Сафата и Рубона — это было преувеличение. Но, определенно, многие отряды, особенно те, которые первыми показались в виду позиции ортодоксов представляли собой печальное зрелище. На поверку — яркие полотнища знамен оказались закопченными, доспехи воинов — заляпанными грязью, рыцарские скакуны — едва волочили ноги. В оптику можно было рассмотреть изможденные лица воинов — небритые, с красными от недосыпа глазами, у некоторых — с явными признаками физического и психического истощения. Многодневный марш по выжженным пустошам дорого дался сторонникам самозванца!

— Как бишь Аркан сказал? Выиграли половину битвы? — переглядывались солдаты. — Осталось выиграть вторую половину…

Аркан же в это время опустился на одно колено и сначала тихим, а потом все более и более сильным голосом начал произносить священные строчки:

— Прославлю Тебя, Господи, всем сердцем моим и пред Ангелами воспою Тебя, ибо услышал Ты слова уст моих!

— Тихо, тихо дуралеи, наш герцог молится! — принялись шикать на гомонящих соратников зверобои. — Слышите? Слышите, что он поет?

— В день, когда призову Тебя, немедля услышь меня! Наполни душу мою могуществом Твоим! - голос Буревестника стал почти требовательным, яростным, и сначала аскеронцы, а потом — и все остальные подхватили один из древних боевых псалмов, с которыми шли на войну их деды и прадеды:

— Если пойду я путем скорби, Ты даруешь мне жизнь:

Руку Твою простер на лютых врагов моих, и спасла меня десница Твоя!

Господь воздаст им за меня. Господи, милость Твоя вовеки!

Нас, сотворенных рукой Твоей, не отвергни!

Голоса тысяч мужчин, стоящих на стенах земляной крепости слились в один — низкий, хриплый, сильный, поющий те самые стихи без рифмы… Слова как будто плетью хлестнули по первым рядам передовых отрядов оптиматов. Сначала они качнулись назад, а потом некоторые из воинов, явно придя в некое противоестественное неистовство, ринулись вперед, позабыв про усталость и истощение. Сотня, две, три — почти полтысячи солдат, по большей части — не очень хорошо вооруженных и экипированных, повинуясь мгновенному порыву ярости, рыча, вопя и едва ли не исходя пеной, бежали через вытоптанное поле к позициям ортодоксов, потрясая оружием.

Такой эффект оказался внезапным: Аркан и подумать не мог, что псалом может подействовать на врага таким образом — он просто молился как и всегда перед боем, а его солдаты — люди глубоко религиозные — поддержали своего герцога, вот и все, но… Этим безумством следовало воспользоваться, и поэтому Рем быстро встал с колен, обернулся и махнул рукой Шарлю, который сегодня играл роль сигнальщика.

— Залп! — крикнул герцог.

Шарль взмахнул флажками и там, на куртине и двух башнях замка Шарант, обращенных в сторону берега Сафата, бородатые гномы дернули за спусковые рычаги, металлические тетивы аркбаллист пришли в движение — и четыре свинцовых шара со страшной скоростью пересекли рукав реки, пролетели над головами ортодоксов, обороняющих фортецию и врезались в толпу несущихся ко рву и валу первой линии укреплений оптиматов.

Утробный хруст и дикие вопли разнеслись над полем боя. Четыре кровавые борозды пролегли в рядах атакующих.

— Пращи к бою, дротики к бою, луки к бою! — послышались команды баннеретов.

Аркан и не думал вмешиваться на сей раз — его люди знали, что делали. Уже спустя несколько секунд воздух наполнился гулом метательных снарядов, пролетающих над головами защитников первой линии. Первыми кровавую жатву собрали стрелы, следом — свинцовые пули из пращей, последними — дротики, брошенные крепкими руками стоящих на стенах воинов.

До рва с кольями на дне добежало не больше пятой части обезумевших врагов, и все они полегли, не успев даже скрестить оружие с ортодоксами, которые поражали их как рыбу, идущую на нерест, без малейшего вреда для себя.

Все это время надрывались трубы, били барабаны на той стороне: оптиматские военачальники призывал свои войска к порядку. Видимо, для них самих такое поведение солдат стало неожиданностью. У Рема были мысли на сей счет: зараженные фанатизмом Белых Братьев, бесславно погибшие люди, скорее всего, были точно такими же одержимыми как синелицые на Севере, сектанты — поклонники святого Ягенария, вилланы баронства Дарманен, демонические капитаны Низац Роск или наги… Они пустили в свои сердца темные силы — и теперь не могли их ослушаться…

Но руководили воинством Центральных провинций все же люди, которым нельзя было отказать в наличии воинского опыта и здравого смысла: ни один из отрядов не сорвался на помощь поддавшимся безумному порыву соратникам. Напротив — началась перегруппировка. Все-таки первая атака дала возможность оптиматам оценить возможности и крепость позиции своих врагов — и они намеревались использовать эти новые знания, чтобы организовать новый штурм.

Следующая атака не заставила себя ждать. Арбалетчики в коттах красно-белых цветов Роттерланда выдвинулись вперед под прикрытием больших, в человеческий рост мантелетов. Их было сотни две, не меньше. Шагах в ста от них строились в плотные колонны латники Вайсвальда — около пяти или семи сотен серьезных вояк под бело-зелеными знаменами. Какие-то шевеления шли и на холмах — противник явно готовил дополнительные воинские соединения на случай успеха первой волны штурмовиков.

Обгорелые доски, тележные колеса — все это давало понять, что осадные щиты оптиматы собирали наспех, явно поживившись строительными материалами в сгоревших населенных пунктах. Таким эрзац- укреплениям было далеко до настоящих, капитальных мантелетов, обитых листами железа и обтянутых сырыми кожами, но и закопченные доски давали кое-какую защиту.

Когда арбалетчики приблизились на двести шагов к первой линии укреплений, началась стрелковая дуэль. Лучники ортодоксов выглядывали из-за частокола, выпускали стрелы — и прятались снова. Работать через головы, навесом, как умели пращники, было практически бессмысленно — расход боеприпасов для уничтожения одного противника оказался бы просто чудовищным. Аркбаллисты со стен Шаранта так же не вступали в дело: их высокое расположение давало преимущества в дальности, но не в прицельности! Одно дело — обстреливать плотное скопление противника, другое — поражать одиночные цели, пусть и довольно крупные. Стоило признать — стрелковый бой не был самой сильной стороной ортодоксального ополчения, особенно — на дальней дистанции…

Сейчас защитникам фортеции очень не хватало союзников-полуэльфов, но у Черных Птиц была своя, не менее важная миссия.

Аркан посматривал на врагов сквозь щель в бревнах частокола. Как и другие мечники, он прятался под прикрытием толстых бревен, ожидая своей очереди вступить в бой — и был уверен, что такая возможность скоро представится: светлые котты латников Вайсвальда и арбалетчиков Роттерланда придвигались все ближе! Это казалось некоторым образом символичным: оптиматы рядились в белые одежды, прицепили на шлемы крылышки и всячески выставляли себя воинством Света. Ортодоксы же сражались под черными, пугающими знаменами Аркана, а основные элементы мужского гардероба у сторонников старых обычаев всегда шились или из выделанной кожи, или из материи гораздо более практичных цветов — коричневой, черной, серой.

— Ха-ха-аа, — вырвался смешок изо рта Рема.

Исайя Арханий, который чувствовал себя в некотором роде виноватым в том, что герцог отказывается покидать передовые позиции и не отходил от него ни на шаг, покосился на Аркана:

— Ваше высочество?

— Они там вливают в уши своим воинам, будто сейчас разворачивается сражение сил Света с армией Тьмы, — ухмыльнулся герцог. — Если они победят — то так и напишут. Как хранимое Фениксом войско во главе с благоверным монархом Карлом Вильгельмом и при поддержке пресветлых эльфов разгромило мракобесов и убийц из свиты Черного Герцога, худшего из детей Сатаны.

— А если победим мы? — поинтересовался Арханий, привстав на мгновенье он мигом спрятался обратно: арбалетчики приближались, интенсивность обстрела нарастала.

— А если победим мы, то напишем, что… — начал Аркан, но был прерван хриплым ревом латников Вайсвальда, которые набирая ход, шли в атаку на укрепления. Дождавшись, пока над головой не пролетит целый рой пуль, выпущенных пращниками, и не отбарабанит свинцовым ливнем по щитам и доспехам, он закончил: — … недостаточно облачиться в белые одежды, чтобы считаться воинами Света!

— А-а-а-а-а!!! — топот ног латников был подобен рокоту бурной горной реки.

Даже ударившие по наступающим колоннам аркбаллисты не остановили этот порыв. Люди Вайсвальда по праву считались опытными, бывалыми, вымуштрованными солдатами, которые уже не раз и не два ходили на штурмы крепостей непокорных вассалов своего герцога, так что потери их не смутили. На руках они вынесли мантелеты ко рву, опрокинули часть из них в ров, перекрывая острые колья, и, прикрывая друг друга большими прямоугольным щитами-павезами, ринулись вперед.

Теряя товарищей от бесконечного дождя из стрел, дротиков и свинцовых пуль — ортодоксы не экономили боеприпасы — латники в трех местах сумели перебраться через ров по мантелетам, первые ряды скорчившись в три погибели взгромоздили себе на спины павезы, играя роль трамплинов и упоров для своих соратников, которые кинулись к частоколу.

— С нами Бог!!! — боевой клич ортодоксов, схлестнувшихся лицом к лицу с оптиматами вознесся к небесам.

Аркан рубил и колол, отсекая спатой кисти рук, направляя клинок в смотровые щели забрал вражьих барбютов, отбивал кацбальгеры и уклонялся от ударов… Дыхание тяжко вырывалось из его легких, он получил несколько ощутимых ударов в нагрудник, латные перчатки спасли Рема от потери одного или двух пальцев.

Все это время пращники, лучники и метатели дротиков продолжали свою работу — через стену перелетали целые рои смертельных подарков. В этом случае арбалетчикам приходилось несладко: их оружие не очень-то подходило для стрельбы навесом. Особенно страдали солдаты Вайсвальда, перебирающиеся через ров: в этот момент они были беззащитны, им приходилось или рисковать, карабкаясь по земляным стенам мимо острых кольев, либо сосредотачиваться на довольно узких мостках из мантелетов — и попадать под плотный обстрел. Количество раненых и травмированных от метательных снарядов было чрезвычайно велико, кое-кто из оптиматов уже начал самостоятельно отступать, подволакивая ногу, баюкая руку или пытаясь унять поток крови из разбитого лица — барбюты спасали далеко не от всех попаданий…

Но другие — сражались, продолжали штурм, карабкались на стены и вступали в бой с ортодоксами!. Какой-то шустрый оптимат как чертик из табакерки выскочил из-за частокола — наверное, его подбросили товарищи. Он перелетел острые вершины кольев и, грохнув сапогами о доски помоста, лихо воткнул кацбальгер в спину одного их кесарийцев, отвлекшегося на отражение атаки с фронта.

— Во имя Феникса! — радостно выкрикнул латник, а потом обернулся, протягивая руку товарищам внизу: — Сюда, сюда!

— Иди к черту! — размашистым движением Рем рубанул его по шее, уклонился от брызнувшего фонатана крови и пинком отбросил еще трепыхающееся тело на колья, а потом перекинул его вниз. — Убьем их, братья! На вылазку! С нами Бог!

— Куда-а-а? — Луи, который все это время вместе с Исайей прикрывал Аркану спину и берег его от случайных ударов, не успел удержать герцога — и тот перемахнул через частокол — прямо на спины держащих щиты оптиматов.

— За герцогом!!! — не думая, ринулись следом зверобои из личной охраны Буревестника.

Порыв Аркана увлек за собой несколько десятков воинов: сбросив с частокола остатки штурмовой партии оптиматов, они попрыгали вниз и набросились на оставшихся внизу врагов. В общей свалке арбалетчики Роттерланда полегли первыми — они были гораздо хуже защищены и вооружены, а латники Вайсвальда и не думали прикрывать их: еще не так давно эти феодалы враждовали из-за приграничных деревень, и воевали друг с другом, так что особой любви между их вассалами не существовало в принципе.

— С нами Бог!!! — пращники до этого обильно осыпавшие отступающие разрозненные группы оптиматов свинцовыми пулями и камнями, теперь сменили пращи на мечи, топоры, шестоперы и чеканы, и перемахивая через стену, включались в драку.

Разгром второй волны атакующих был полным. Латники и арбалетчики потеряли несколько сотен человек убитыми и ранеными, и теперь спешно отступали, огрызаясь стрельбой из арбалетов и короткими контратаками. Ортодоксы преследовали их и убивали отстающих. Упоение боем захватило и Буревестника — он действительно увлекся, но не лишился рассудка. Завидев, как у подножия холмов разворачивается тяжелая кавалерия, и услышав тревожные сигналы вражеских труб, он остановился и поправил сбитую набекрень шапель:

— Мы славно поработали, маэстру! Возвращаемся на позиции!

Старый Исайя Арханий не стал напоминать Аркану его собственные слова про «простого пехотинца». Герцог есть герцог — он не может не командовать!

Рему было стыдно. Он предпочитал смотреть в землю, а не на лица Шарля и Луи, которые сопровождали его ко второй линии обороны. Старые сержанты ничего не говорили — их молчание было достаточно красноречивым. Да, вылазка удалась, да, враги понесли большие потери. Стремительный разгром наступающих колонн и их бегство не позволили врагу закрепиться у первой линии, подвести подкрепление и продолжить штурм.

Но перепрыгивать через частокол с мечом в руке лично — это было чистой воды ребячеством! Пускай фигуры расставлены, пускай шестеренки большого плана уже закрутились — но кроме вещей материальных есть ведь боевой дух, моральное состояние войска! Погибни герцог от случайного арбалетного болта, или от руки раненого оптимата, решившего из последних сил унести с собой в могилу еще одного еретика — куда делось бы бесстрашие солдат, их вера в завтрашний день и счастливый для ортодоксов конец битвы?

На одном из редутов Аркан остановился, достал подзорную трубу и сквозь начинающие сгущаться сумерки принялся осматривать позиции врага. Оптиматы находились в дурацкой ситуации: первый, стихийный штурм и второй — организованный были отбиты. Кесарийские ополченцы, подкрепленные несколькими сотнями опытных аскеронцев стояли крепко! Краузе и его присные не могли себе позволить правильную осаду — с подведением апрошей, изготовлением осадных орудий и долгой позиционной войной. Без господства на воде, со стоящим посреди Сафата замком с грозными аркбаллистами — это было бессмыслицей. Однако, надеяться на то, что Краузе просто уведет свои полки не приходилось, и поэтому Аркан ждал очередного приступа, скорее всего — ночного.

Там, на холмах, жгли костры, постоянно передвигались отряды. Рему не нравилось, что оптиматы получили передышку, имели возможность отдохнуть! Они разбили бивак, даже поставили несколько шатров на возвышенности для своих предводителей, воины отдыхали прямо на земле, в доспехах — но все-таки это был отдых…

— Тысяч двадцать, не меньше… — задумчиво проговорил Аркан, разглядывая позиции врага. — Но это не все, далеко не все! И где Патрик? Пора бы уже их подбодрить!

— Подбодрить, монсеньор? — удивленно переглянулись сержанты. — Что значит «подбодрить»? Кого?

Как будто в ответ на этот диалог, за холмами, с выжженых пустошей, поднялась огромная стая ворон, заполонившая небо. И на лагерь оптиматов пролился огненный дождь! Алые, желтые, оранжевые росчерки пронзали воздух, падали на наспех установленные палатки, поражали воинов, поджигали снаряжение и припасы…

Снова пристроившийся к эскорту герцога Эрнест Чертополох покачал головой:

— Это не магия, монсеньор!

Аркан широко улыбнулся:

— Конечно нет, маэстру! Это кавалеристы Патрика и Черные Птицы Эадора! Командуйте зверобоям строиться, и пусть готовят алебарды — сейчас начнется!

В лагере оптиматов поднялась страшная сумятица, солдаты носились туда-сюда как полоумные, кое-где командиры пытались выстроить их в боевые порядки… Насколько Рем мог различить — особенно преуспели в этом ландскнехты дю Ритёра, которые стояли особняком. Эти воины в коричневых гамбезонах держали оружие под рукой, и в самом начале паники в течение нескольких минут уже сплотились в плотное каре. Ландскнехтов было тысячи три, не меньше — грозная сила!

Другая грозная сила меж тем шла сквозь не защищенный никакими укреплениями огромный лагерь оптиматов, сея смерть. Легкая кавалерия под черными знаменами мчалась крупной рысью, топча копытами коней оптиматов, убивая мечами бегущих, разбрасывая во все стороны горшки с горючей смесью и горящие факелы. У стремян многих кавалеристов бежали стрелки — быстроногие полуэльфы не уступали всадникам на короткой дистанции, еще и умудрялись останавливаться, чтобы выпустить несколько стрел в самые лакомые цели, а потом хватались за стремя следующего всадника — и бежали дальше.

Скорость пока спасала корволант ортодоксов. Ровно до тех пор, пока оптиматы не очнутся от первого шока итяжелая рыцарская кавалерия оптиматов не развернется в лаву и не раскатает врага в кровавый блин… Имелось лишь одно средство против тяжелой конницы, и Аркан надеялся, что Исайя Арханий и остальные решат его применить сами — чтобы снова не пришлось брать бразды командования в свои руки.

Барабанная дробь стала ему ответом — кесарийский ортодоксы и офицеры зверобоев решили все правильно. Длинные пики и алебарды уже мелькали над головами пехотинцев, уже тащили широкие и длинные помосты из толстых досок: линия обороны сооружалась сплошной, ворот и прорех в ней не предполагалось, поэтому такие мостки оставались единственным способом быстро пересечь частокол, ров и вал. Это были натуральные корабельные сходни — их сняли с каракк, так что такие приспособления вполне могли выдержать вес нескольких всадников или пары десятков солдат. И выдерживали!

Будоражащий душу барабанный бой, звуки рожков и топот ног наполнили воздух. Аркан рванул было вперед, но был самым бесцеремонным образом удержан за плечи Шарлем и Луи.

— Если ничего не получится — кто будет командовать дальше? — резонно спросил Шарль. — А вы уже нагеройствовались… Монсеньор.

Рем медленно выдохнул и кивнул:

— Мы будем корректировать залпы аркбаллист! Хватай флажки, работа предстоит ювелирная! — и снова разложил подзорную трубу.

Все-таки герцог мог позволить себе лучшую оптику из всех, имеющихся в продаже, так что даже на этом посту он старался принести пользу. Убедившись, что на стенах Шаранта бдят артиллеристы, Аркан прильнул к окуляру: все развивалось так, как он и предполагал. Корволант сумел пробить лагерь оптиматов насквозь, оставляя за собой кровь и огонь, но сильно замедлил скорость — там и сям возникали очаги сопротивления, уже качнулось в сторону дерзких налетчиков каре ландскнехтов дю Ритёра, рыцари в тяжелых доспехах при помощи своих оруженосцев и слуг уже забирались в седла и формировали отряды…

Темная масса ортодоксальных пехотинцев в шапелях, кожаных аскеронских доспехах или стальных кирасах, под гром барабана строилась в фалангу по ту сторону рва. И их становилось все больше и больше, людские реки перетекали по мосткам укрепления — Исайя Арханий вывел как бы не половину всего гарнизона фортеции! Следом за копейщиками шли лучники и пращники — они не могли оставить своих товарищей без прикрытия. Наконечники пик и лезвия алебард хищно посверкивали в блеклых лучах заходящего солнца, которое почти скрылось, лишь краешком цепляясь за горизонт, как будто не в силах уйти, не увидев финал разворачивающейся на берегах Сафата и Рубона драмы. Или, как минимум, ее первого акта!

Корволант вырвался из лагеря. Свистя и улюлюкая, лихие кавалеристы Патрика мчались прямо к ортодоксальной фаланге, которая, построившись, набирала ход, двигаясь навстречу соратникам. Рыцарская кавалерия — двести или триста тяжелых всадников, закованных в броню с головы до ног, каждый из которых вел в бой также и свою вооруженную свиту — «копье» — явно подчиняясь приказам одного властного и авторитетного командира, уже горячила коней, вела их шагом, также набирая скорость для мощного рывка, таранного удара! Этот удар должен был столкнуть налетчиков-кавалеристов со строем пехоты, смешать ряды и сделать ортодоксов легкой поживой…

Кони рыцарей хрипели, грызя удила, тяжкие доспехи звякали, земля дрожала под копытами огромных бронированных всадников. Они постепенно сокращали дистанцию — между ними и уставшим корволантом оставалось двести шагов, сто пятьдесят, сто…

— Хо-о-о-оп!!! — даже отсюда Аркан услышал слитный, дикий крик всадников Патрика Доэрти.

— Давай-давай!!! — откликнулись пехотинцы-ортодоксы и подались в стороны, группируясь, уплотняя ряды и давая проходы — три, пять, десять дюжину — для своих союзников, пропуская их под защиту целого леса пик — и заполняя пробелы в строю сразу же, как только последний всадник или стрелок оказывались за спинами пехоты.

— Господь всемогущий, у них получилось! — прошептал Буревестник. — Благодарю тебя, Господи, что ты поставил меня герцогом над этими людьми — лучшими людьми в мире! Нет государя более счастливого чем я…

А в следующий миг он махнул рукой Шарлю — и со стен Шаранта ударили аркбаллисты. Шесть свинцовых шаров — слишком мало, чтобы остановить лаву тяжелой конницы. Но — вместе с роем стрел и пуль из пращей — вполне достаточно, чтобы сломать вражеский строй, опрокинуть нескольких всадников, заставить лошадей второй линии запинаться, останавливаться, вставать на дыбы… Однако, основная масса рыцарской конницы продолжила движение.

И, спустя секунду, со страшным грохотом налетела на ощетинившийся пиками и алебардами строй ортодоксов.