Искательница приключений

Глава десятая

Златовласка разобрала на двери в погреб защитное заклятие, сильное, но поставленное небрежно, будто его создатель не слишком беспокоился о безопасности города и о сохранности спрятанного в погребе существа от, например, похитителей. В следующую секунду заклинание расплелось под рукой девы, а с самой дверью Лихт не церемонилась: чисто разрезанные мечом половинки ухнули на пол и открыли за собой уходившие в темноту узкие каменные ступени.

Из темноты, словно из врат подземного царства, на искателей приключений дыхнуло скверной. Они подались назад, на миг, но не на больший промежуток времени: привычно презрели опасность и ступили на лестницу. А погреб совсем погребом не оказался, всего через несколько десятков преодоленных ступеней, да еще рассеченная дверь за спинами Лихт и горца воспарила по воздуху, срослась в одно целое сама по себе, насадилась на промасленные петли и щелкнула замком, как затвором темницы или пыточной камеры. Искатели приключений повернулись на звук, подождали, увидели, как снятое Лихт заклинание на сих воротищах в преисподнюю восстановилось без какого-либо воздействия с их стороны.

Они продолжили спуск. Схождение получилось долгим, к тому же темным, невзирая на свет меча девы; с каждым шагом все более сумрачным, тяжелым, угрожавшим — но это только подстегивало в златовласке и ее спутнике желание идти дальше.

Каково выросшему под близким небом горцу было спускаться под землю? Возможно, Лихт следовало изучить своего спутника на предмет страха, чтобы он не подвел в решающую минуту? Но златовласка ощущала только его глубокое уверенное дыхание за спиной.

Иначе быть не могло, ведь горы помимо кряжей подразумевали так же ущелья и пещеры в хребтах, причем дно ущелий было так низко, что скрывалось под многослойным молочным туманом, и даже отзвук брошенного вниз камня не доходил до обрыва, с которого тот камень послали вниз. В пещерах оказывалось проще простого заблудиться даже с набитой факелами сумкой за плечами и картой всех этих ходов, переходов, галерей, пассажей, карманов, залов со сталактитами и сталагмитами, с озерцами и потоками холодной, искрящей на огне светоча воды.

Более того, спутник целительницы происходил из племени, традиция которого предписывала молодняку доказать свое совершеннолетие, свою способность служить деревне походом в пещеры за кожей пугливо прятавшейся в них ящерицы. Те сыновья высокогорного народа, кто полагался на физическую силу и холодное оружие, нашивали из добытой кожи заплатки на одежду, в которой потом выходили на поле брани, а пошедшие по пути колдовства натягивали ее на свои барабаны, чешуйчатой стороной вверх. Желтоглазый компаньон Лихт, когда пришло его время, поступил согласно традиции своего племени.

Между тем, помимо робкой ящерицы в пещерах обитали и опасные создания. Дети гор ходили в вертепы чаще всего группами, и в иной раз их численность по возвращении на свет отличалась от той, в которой они сходили в темноту. Тот же, кто шагал позади девы, прошел в сердце скалы в одиночестве, без всякой компании, добыл шкуру и выбрался из кромешного мрака обратно под своды хребтов. В деревне показал старейшинам укусы, рваные раны на серой коже своей, а также клыки и когти тварей, которые вожди племени после короткого изучения сочли всего день назад вырванными из лап и пастей зверей. Словом, желтые глаза оставались такими же спокойными и внимательными, движения — неуклюжими не больше обычного, так как для этого искателя приключений не было ничего нового в спуске в темноту.

В тоннеле под землю оказалось сухо, будто законы почвы и воды уступили воле содержавшегося уже неподалеку, судя по выросшей в несколько раз плотности нечистой энергии, пленника. Только его влиянием объяснялось отсутствие влаги, которую следовало бы ожидать глубоко под почвой, и сопутствовавшего ей мха на камнях, а также — тяжесть воздуха, но не из-за гнилости запаха; ее тут и близко не ощущалось. Не было даже ручейков просочившейся с поверхности при такой непогоде дождевой воды. Только лестница горбатой стрелой ныряла во чрево не-жизни, где упиралась узкой площадкой в большие ворота из стали с барельефом божеств — покровителей тьмы на обращенной к искателям приключений стороне.

Заклинание на воротах оказалось совсем простым, замок в них отсутствовал, поэтому горец положил ладонь на странно теплую поверхность барельефа. Напряг, было, мускулы, но повременил, ибо заметил, что златовласка изучала площадку у лестницы, с которой они сошли, вместо того чтобы стоять рядом.

Сделанное ею открытие вызвало в горце настоящий интерес к тому, кто ждал их за воротами: нечистая сила исходила из-под ног искателей приключений, а не со стороны врат. Да, черный свет, путеводную звезду искателей приключений излучал не пленник подземелья, а заложенный под ступени колдовской предмет.

В руках горца возник длиной почти во весь его рост посох с рогатым черепом. Посох стукнул по полу, гулко громыхнул по площадке; в сумраке зашипела и закаркала речь, в звуках которой с удивлением угадывались могшие быть выраженными только разумным существом посылы.

Колдовские слова пустили в воздух искры из полыхнувших глазниц черепа горного млекопитающего. Искры разрослись во всполохи, закружились вокруг искателей приключений один вослед другому, окутали их огнем. Но не обожгли жаром, а очистили разумы, сделали бодрее тела и заострили реакцию златовласки и ее спутника.

Нити заклинаний обладатель желтых глаз провел через огонь, ибо огонь был стихией его духа, и пламя потекло в его жилах вместо крови, когда искатели приключений наконец догадались, что угодили в расставленную человеком много опытнее их двоих ловушку. А иначе нельзя объяснить, зачем кому-то заманивать деву и ее компаньона с помощью магического артефакта под землю и закрывать за ними дорогу обратно. Как это они сразу не поняли?

Лихт изготовилась драться. Она знала, с кем придется помериться мастерством. Рассчитала, как повернуть поединок так, чтобы ей представилась возможность воспользоваться самым ненавистным для такого типа магов заклинанием.

Она чувствовала, что положить под ступени предмет такой силы и остаться целыми после этого могли только руки одного знакомого ей человека. Полные силы руки, готовые выполнить любой замысел смотревшей на жизнь со стороны ее полезности для смерти головы.

Дева решила дорого продать ему жизнь свою. А ведь она до конца так и не поверила отвернувшемуся от света человеку.

Искательнице приключений показалось, что стены стали сближаться, чтобы раздавить ее и спутника. Но то была иллюзия. Ей увиделось, что пол понес их к потолку, а на потолке выросли острые колья, чтобы пронзить ее и горца от горла до ног. Но это был оптический обман. Целительнице померещилось, что сам тяжелый воздух затвердел, сковал ее движения, надавил на легкие, чтобы она перестала дышать. Но се также оказалась ложью.

А вот грохот покатившего по ступеням тяжелого клуба безобразной живой материи был правдой, ибо горец пустил вверх по лестнице сполох, которым выхватил из темноты отвратительную массу жил, клыков, когтей и костей. Искателям приключений узнался особливо прожорливый демон.

Бес подпрыгнул от очередной ступени, разверз кожистые крылья под потолком и полетел на деву и горца с росшей из секунды в секунду скоростью.

Лихт видела, как свободной от посоха рукой горец выхватил из ножен на поясе отравленный кинжал. Спутник златовласки изловчился, было, всадить кончик лезвия в уязвимое место беса, чтобы бес умер спустя несколько мгновений после трапезы, в диких мучениях, ценой своей жизни. Но златовласка оттолкнула горца в сторону и не позволила ему пожертвовать собой.

У лица целительницы сошлись челюсти с тремя рядами скверно пахших зубов; кинжал спутника златовласки задел панцирь, яд зашипел на роговине, исторг густое облако пара, но не проник в организм проклятого. Челюсти раскрылись, зубы задвигались каждый самостоятельно, в слюне заплясали два языка, а Лихт омыло трупным смрадом. Тут ее обхватили серые кисти, и горец прыгнул спиной на ворота в конце площадки, благо они были рядом. В прыжке он увлек Лихт за собой.

Силы прыжка и веса двух тел оказалось достаточно, чтобы ворота подались; дева и желтоглазый спутник ее перелетели через порог, повалились на теплый каменный пол, а створки за ними закрылись, и на их внутренней стороне тоже прорисовался барельеф. Демон тут же забился в сталь, взвыл и заверещал, но ворота уже не открывались.

Их явно сомкнула чья-то сила, и эта сила превосходила физический напор беса; способностью же сплетать нити энергий в заклинания эта разновидность проклятых была обделена. Лихт и горец вскочили, встали плечом к плечу и посмотрели в центр зала в ожидании старика, что дружил со злом. В его полную власть они теперь попали. Свет и огонь против зла и тьмы.

Но их взглядам предстало ничем не покрытое каменное ложе в центре с высокими потолками склепа, а на холодной длани скалы со склоненной будто в размышлении головой сидел некто с очень бледной кожей. Белой даже в свете множества факелов и ламп, что освещали склеп.

Он был одет в лохмотья дорогой одежды, очевидно, порубленной топорами, изорванной палицами. От него разило холодом с двух десятков шагов, и он не поднял головы, чтобы осмотреть искателей приключений.

Только когда Лихт шагнула в сторону ложа, он сорвался с места так резко, будто никогда не сидел в полной неподвижности.

От усыпляющих заклинаний отмахнулся, обездвиживающие заклятия разорвал рукой, когда они опутали его, а вселяющие ужас проклятия, от общей силы двоих которых побежал бы и опытный заклинатель мертвецов, срикошетили на Лихт.

Искательнице приключений удалось только отвести проклятия от себя, но не рассеять, и они угодили в горца. Что было дальше, Лихт не видела, только слышала, что ее спутник не кричал. А ее прибила к полу чудовищная сила; эта сила пронзила шею целительницы острейшей болью.

Мир потемнел. Златовласку сжали ледяные объятия. Она сопротивлялась им, в то же время отказывалась признать, что ошиблась в создании, которое вдавило ее в черный камень. Что неверно истолковала его поступок в лесу северного града много лет назад и погубила себя. Жизнь потекла из Лихт прочь через рану на шее, через распоротую артерию.

Было в ощущении уходящей жизни что-то сокровенное, древнее. Оно влекло в мир тьмы, первозданный, такой, когда в него еще не пролился свет. Оно заставляло деву принять смерть с удовольствием. Целительнице захотелось больше не размыкать век, захотелось отойти в мир иной. Пройти в него под руку с тем, кто жадно глотал ее свет.

Еще она чувствовала восторг порождения тьмы: он проистекал из противоположности энергетического начала Лихт его нечистому истоку. Столкновение стихий разлило и по телу златовласки небывалое наслаждение.

Затем краем уха дева различила зашипевшие и закаркавшие слова, удар посоха с рогатым черепом и горевшими глазницами о пол. Дрожь в стенах и потолке склепа были удару ответом. Жидкое пламя налетело на дочь света и приникшего к ней наследника тьмы.

В венах Лихт забурлил огонь. Пелена перед глазами отступила. Свет прекратил утекать. Смерть сгорбилась серой тенью и побрела прочь, восвояси, пьяная, злая, разочарованная.

…Дышать было тяжело, но два голоса заставляли боровшуюся за жизнь деву делать вдох за вдохом, до тех пор пока белоснежная шея её не срослась. Лихт повернулась набок, собрала силы, открыла глаза. Увидела, что стало с горцем.

Тут же голоса вернулись. Приказали ей уснуть. А она воспротивилась.

Тогда несгибаемая воля одного из голосов усыпила искательницу приключений. Второй голос ничем не помешал действию первого.

Тело Лихт расслабилось. Темнота поглотила дочь света, целительницу, златовласку.