Искательница приключений

Глава пятая

Пришло время следопыту рискнуть всем.

Он рискнул достаточно, когда в апартаментах громко щелкнул замком двери, порядочно поскрипел досками ложа и пошуршал простынями на матрасе, сообщив всему свету таким способом, что негодующе и с пристрастием отчитает любого, кто потревожит его покой. Он залег под кроватью, укрылся за нарочно свесившимся до пола покрывалом и без звука пролежал в одном положении три четверти часа, пока чей-то глаз не посмотрел в комнату через едва заметное отверстие в двери. Тогда следопыт изобразил неспокойное дыхание, и так правдоподобно, что слуга графа поверил в чучело на перине, которое человек с зелеными глазами смастерил из подручных материалов. У слуги не хватило наглости постучать с целью передать человеку с зелеными глазами, например, предложение гостеприимного хозяина по причине бессонницы прогуляться по фруктовому саду, вдохнуть его осенние запахи, когда пыль дня не мешает им благоухать. Глаз в щелке двери исчез, слуга удалился.

Но следопыт совсем не собирался покидать город, не посетив знаменитый сад. Все различие состояло в том, что он сделал это спустя несколько минут после того, как недостаточно тихо для его уха исчезли звуки касавшейся камня мягкой подошвы.

Он выбрался из-под ложа, подошел к окну и, оставаясь в тени, какое-то время изучал вид в сад. Затем бесшумно открыл створку, распахнул раму, забрался на подоконник и легко перемахнул с него на широкую ветвь старого крепкого дерева, яблони, с красными, насколько он смог разобрать, плодами. Рама будто сама по себе закрылась за ним, когда он обернулся, и следопыт лишь кивнул мелькнувшему за стеклом лицу среднего по возрасту ученика, парня с выраженным талантом тихих дел мастера. Такой же кивок был ответом следопыту, после чего ученик растаял в темноте комнаты, а человек с зелеными глазами вновь сосредоточил свое внимание на саде, ища предмет, чей по-прежнему острый слух и взгляд, невзирая на немолодые годы, не хотел привлечь к себе.

Скоро следопыт увидел графа и с удовольствием заухал совой.

Ему было приятно перехитрить графа; а тот в самом деле вышел ночью в место, которое научило его быть таким правителем, каким был он. Сейчас граф был свободен от дневных хлопот и умозаключений, его ум отдыхал, наслаждался прохладой, поэтому не придал иного значения крику пернатого хищника, кроме как звуку, возвестившему начало охоты в саду на грызунов. Старый человек, несмотря на явное удовольствие от прохлады, он оделся потеплее для ночной прогулки и посматривал время от времени через кроны деревьев на предвещавшее холодные дни и совсем скоро — дождь небо. А следопыт убедился, что его уловка сработала, стал переходить с ветки на ветку, тихо и осторожно, в мгновения, когда задувал ветер, и так достиг границы сада. Там он перескочил через ограду.

Перекатился через плечо, встал на ноги, нырнул в ближайший переулок. Не стал дожидаться, когда ученики последуют его примеру, ибо их путь лежал пусть тоже из окон гостевого крыла ратуши, но в порт, а не за ним, следопытом. Проверил, что между стен домов он был один, если не считать толстых, упитанных крыс, что нырнули в укрытие при его появлении. Расслабился, положился на чутье и пошел в нищую часть города, куда оно повлекло его. Чтобы еще облегчить чутью работу, он задумался о не связанных с заданием герцога вещах, и ноги сами повели его куда надо.

Он стал думать об отце и деде — они обучили его многому из того, что он знал и умел. Но гораздо больше раздумий он посвятил прадеду, которого помнил смутно, ибо был еще слишком мал, когда тот заводил разговоры на свою излюбленную тему, будучи в изрядно подвыпившем состоянии. То всегда были речи об объекте его настоящей любви, женщине, плодом греховного союза с которой стал дед следопыта. Нужно сказать, что прадед человека с зелеными глазами пренебрежительно отзывался о матери своего потомства, непрестанно утверждал, что встретил ее в паршивой таверне за кружкой паршивого пива, и она была похожа на настоящую проходимку во всей этой ободранной одежде, чем он тут же и воспользовался.

Но в скором времени все повернулось совсем иначе. Проходимка стала частой гостьей в доме в лесу. А потом и поселилась в нем, когда выносила, родила и вскормила двоих мальчиков прадеду следопыта. После этого она пропала, и тщетно прадед искал ее обезображенное тело по лесу, убитое каким-нибудь свирепым зверем, потому что она просто ушла.

Спустя несколько лет прадед человека с зелеными глазами присутствовал на казни проходимки за хладнокровное убийство одного высокопоставленного лица. В приговоре оглашалось, что проходимка искусно очаровала свою жертву, провела с ней несколько дней, затем бежала в заранее подготовленное место, где ее и нашли верные слуги императора. Прадед следопыта своими ушами слышал, как мать его детей созналась в убийстве перед собственной смертью на плахе.

Ничего сверх этого следопыт не узнал о своей прабабке от прадеда, а дед и отец при упоминании о ней отмечали лишь беспутный характер женщин и предостерегали маленького следопыта от отношений с ними не иначе как только для продолжения рода. А брата деда давно уже не было в живых, и обстоятельства его ухода в лучший мир не обсуждались в доме в лесу ни под каким видом. Почему это была запретная тема, следопыт так и не узнал.

Однако, несмотря на порицающий тон всех этих воспоминаний и суждений, фигура прабабки человека с зелеными глазами дышала прямо-таки тайным преклонением перед собой в слетавших с уст прадеда рассказах, когда количество выпитого им спиртного достаточно развязывало прочный узел его языка. Если прислушаться, спустя какое-то время становилось понятно, что в памяти старейшего на тот момент обитателя сторожки его неназванная жена была сродни снизошедшему до простых людей герою, и даже отец и дед человека с зелеными глазами чтили ее как защитника и благодетеля их старого, но не именитого рода. Эти мужчины просто не смогли признать превосходство этой женщины над собой. Когда же следопыт вырос и ум его окреп, а также знаний о мире и существовавших в нем вещах прибавилось в молодой и способной голове, он не стал говорить отцу и деду, что понял, что его прабабка была каким-то образом увлекшейся прадедом, обычным человеком, искательницей приключений.

Тогда же следопыт узнал, что как бы искатели приключений ни пробовали зажить обычной жизнью, их попытки всегда были обречены на провал. Хищник, который вырос на воле, никогда до конца не становился домашним.

В своей жизни следопыт часто сталкивался с повсюду бытовавшим мнением, согласно которому искателями приключений становились будто бы из не сумевшего ужиться с людьми характера, а их невероятные способности появлялись благодаря их загнанному в угол положению. Точно так же, как не слишком агрессивный зверек, будучи прижатым к стене, вдруг давал яростный отпор преследователям с непонятно откуда взявшимися в нем силами и смелостью. Но исходя из истории своей семьи человек с зелеными глазами верил, что тут замешана и полученная от предков кровь. Что она лишь обнаруживала себя, когда приходил подходящий момент. Человек с зелеными глазами верил в это, потому что до союза с искательницей приключений его предки были хорошими охотниками, славились в округе своим умением выследить и подстрелить дичь, но, начиная с сыновей искательницы приключений, они стали так блистать своим ремеслом, как этого не делал никто другой. Именно слава деда человека с зелеными глазами стала достигать ушей герцога, к владениям которого относились вверенные роду следопыта леса. И несколько раз дед следопыта играл важную роль в господской травле лисы, облаве на волка и охоте на кабана и оленя, что в то время однозначно считалось проявлением неслыханного доверия человека из высшего света к простолюдину.

Сын и внук проходимки, искательницы приключений, так и не добились постоянного расположения к себе двора герцога, возможно, потому, что были воспитаны не в соответствующей высокому обществу манере и не знали, как держать себя со светскими людьми. А может, потому, что герцогские егеря отнюдь не симпатизировали даровитым охотникам, отчего усердно трудились над сведением на нет дальнейшего проникновения их славы в стены мощной крепости, особенно в обеденные залы ее. Как бы то ни было, тогда еще не слишком старый дед нынешнего хозяина следопыта позволил мальчику с большими глазами учиться этикету, письменности, истории и богословию у священника прихода своего двора.

Нет, следопыт не впитал веры в милостивое небесное божество. Но остальные дисциплины стали настоящей пищей для его ума, и владение ими вкупе с унаследованными от прабабки задатками сделали его заметным человеком при ныне тонувшем корабле-дворе. В бедственном положении современного герцога не было вины следопыта, ибо ему никогда не доверяли власть, так же как к его советам никогда не прислушивались. Вскоре он прекратил собственные осторожные попытки вмешаться в ход вещей, ибо своими глазами видел, как при недалеком правителе процветали приближенные к нему люди и как ревностно они охраняли ухудшавшееся состояние герцогства, из которого извлекали всю выгоду для себя, какую хотели, и делали это почти открыто. Поэтому следопыт наблюдал за медленной, мучительной гибелью всего хорошего, что создавалось не одним поколением герцогов и их еще не носивших этот титул предков, а сам держался как можно дальше от процесса гниения и угасания связей и ответственностей между людьми в землях своего господина.

Мысли человека с зелеными глазами вернулись к наследию искательницы приключений в его роду. Из целого букета выходивших за пределы доступного простому человеку способностей самым ощутимо проявившемся именно в следопыте цветком было чутье добычи. На него он всецело полагался, когда оно просыпалось, когда оно говорило в нем.

Это умение, чьи корни уходили глубоко в иррациональную часть рассудка человека с зелеными глазами, легко, однако, находило общий язык с исконно логическими выкладками более поверхностной части его разума, например, со сделанными им выводами от чтения следов — будь то человека, будь то зверя. Ничуть не ложь, что именно чутье приказало следопыту идти в город, вместо того чтобы позволить ему несколько часов безрезультатно побродить по лесу, потратив впустую умственные и энергетические запасы своего тела. Вот и сейчас следопыт доверял чутью в том, что оно по-прежнему неукоснительно вело его дальше к цели.

Выплыв из мыслей, следопыт понял, что пришел в порт, в самую отдаленную его часть. Темнота не помешала ему рассмотреть останки сгоревших зданий и признать в них работу Лихт, ту самую, о которой гудел город. В то же время он, присмотревшись, отметил, что пожарище выглядело как-то слишком аккуратно для руки златовласки, будто она в процессе сожжения озаботилась эстетической стороной очередного произведения своего темперамента. А это было совсем не в ее характере. Во многих местах почерневшие скелеты построек даже не обвалились.

Конечно, не знакомые близко с характерными чертами стиля разрушений Лихт портовые стражи и их городские начальники не придали значения этому обстоятельству, тогда как следопыт всерьез задумался, было ли это случайностью. Боковой мыслью он поразмышлял и о том, что работники сгоревшего дома увеселений (что приютились в кучке палаток позади смотревшего на пепелище следопыта) и представления не имели об удивительной аккуратности, с которой предано огню заведение, которое долгие годы их кормило и служило им жилищем. Будто тот, кто сделал это, внимательно следил, чтобы огонь не сильно разбушевался в своем плотоядном исступлении.

На искательницу приключений это было совершенно не похоже. После нее обычно не оставалось и камня на камне там, где она погуляла.

Внезапно человек с зелеными глазами услышал у своего плеча тихие всхлипы.

Чувства не предупреждали следопыта как-то особенно, когда к нему подходило не измышлявшее для него опасности существо. Поэтому он повернулся спокойно и уже представлял себе при этом, что увидит. Так оно и оказалось. А затем темень сыграла в том, что произошло дальше, весьма значительную роль. Без нее все вышло бы не так гладко и откровенно, как получилось.

Следопыт без слов обнял девушку около себя за плечи. Сделал он это так просто и уверенно, что она ничуть не напряглась, а только дала волю душившим ее рыданиям. Следопыт долго молчал, а его рука надежно сжимала плечо девушки. Он ждал, ждал потока слов, которому предстояло политься вслед за слезами, и, наконец, дождался его.

Жалость не была чужда человеку с зелеными глазами. Он терпеливо выслушал все, что нашептал ему глухой, прелестно охрипший голос, и в подробностях узнал, как тяжело было девчушке видеть пожарище перед ее глазами, даже при том что наутро она ждала людей графа, которые займутся расчисткой пепелища, а затем — отстройкой новых домов. Из рассказа девушки следопыт вывел, что таверна перешла к ней от рано ушедшей из жизни матери ее, когда девушка еще не знала мужчин. Внешне грубый, скорый на расправу вышибала помог ей сохранить место за собой от двух амбициозных работниц дома увеселений. Что стало с этими женщинами после того, как они нашли себя на улице, девушка не знала и знать не хотела.

Восемь с половиной лет прошло со смерти самого родного ей человека на свете, и все, что она делала с того дня, — неотступно следила, чтобы хорошо было в первую очередь остальным девушкам и женщинам дома. Да, спустя несколько месяцев она начала подрабатывать тем же, чем занимались они на втором этаже заведения, потому что это окружало ее, и ей стало интересно, но со своим первым мужчиной она до сих пор обменивается письмами. Она только ждала, когда он уже сам станет капитаном военного судна.

Он обещал в письмах и во время редких встреч с глазу на глаз с ней, и она верит его словам, что он обеспечит ей более достойную занятость, чем эта. Хотя она признает, что за годы работы ее взгляды на профессию изменились, хотя бы потому, что она не ложилась в постель ни с кем, кто не вызывал у нее симпатии своим обхождением, поведением. И все шло хорошо эти восемь с половиной лет, за исключением досадных мелочей, от которых в профессии никуда не деться. А в последнем письме ее мужчина сказал, что его кандидатуру рассматривают на должность капитана недавно заложенного на верфи быстроходного корабля. Он объяснил, что это судно предназначено больше для артиллерийского боя, чем для привычной тактики взятия на абордаж, что бы эти термины ни означали.

В тот час она радовалась, как маленькая, в первую очередь за него, потом уже за себя и за них обоих. Как она хочет, чтобы каждую ночь он был рядом…

Но сегодня все пошло прахом, как выразилась уже с гневом обладательница соблазнительной фигуры, хорошего, даже с благородными чертами лица, окаймленного роскошными, слегка волнистыми волосами, из-за кровавого наемника, который не дождался в таверне человека, за которым пожаловал. Потом… Потом следопыт утер остатки слез со щек хозяйки заведения.

Он задал последний вопрос, призванный еще на каплю облегчить ношу девушки. В ответ на него узнал, что изгой из общества был уродлив, потому что был готов отдаться всем мужчинам сразу, лишь бы выполнить свое поручение. У нее были светлые глаза, холодные злые глаза, что особенно влекло мужчин к ней.

Скоро девушка выговорилась. Ее речь перестала касаться одних только ее собственных чувств. Последние слетавшие с ее уст слова перешли в размышления вслух о том, как она будет восстанавливать славу и связи своего дома. Как станет заводить новые связи на суше и на море, обладая большим по размеру и соответствующим вкусам современной эпохи зданием. Как приведет работниц в здравое состояние ума после всего, что они пережили сегодня. Как продолжит дарить девушкам и женщинам крышу над головой, еду, заработок, часть которого они смогут отложить, а затем вложить в…

Человек с зелеными глазами поднес тонкую кисть к своим губам, легко коснулся ими тыльной стороны ладони хозяйки веселого заведения в почтительном поцелуе. Затем повернулся и пошел, не оглядываясь на затронутую его жестом девушку. Чутье в этот миг проснулось и повлекло его по следу.

Он слышал за своей спиной шаги проводившей его взглядом молодой женщины, ибо они зазвучали по утоптанной земле не сразу. Судя по направлению шагов, девушка пошла к палаткам, своему ночлегу, а далее протяжный раскат грома поглотил стук ее каблуков. Отойдя от сгоревших строений, человек с зелеными глазами дал себе отчет в том, что ему было хорошо. Хорошо оттого, что он помог кому-то, живому существу, когда оно потянулось к нему за помощью.

Следопыт повиновался голосу чутья. Он приблизился к той части города, где вдруг мог пригодиться его кинжал для молниеносной схватки с каким-нибудь выскочившим из тени уличным вором, соблазнившимся его дорожным плащом и добротными сапогами. Но размышлял человек с зелеными глазами не о возможности воспользоваться оружием для самозащиты, а об уважении к способным распахнуть хотя бы под давлением горя двери своего сердца людям. Кто сказал, что поделиться страхом, обнажить свою боль значило выказать слабость?

Хотя он чувствовал недобрые взгляды на своём затылке в гуще района с ветхими одноэтажными постройками, никто, ни один отчаянный малый не пожелал присвоить себе его одежду и обувь. Видимо, следопыт двигался слишком свободно и легко, чтобы сойти за обычного по глупости забредшего в такое место человека. Да, нищий район, убогий и жалкий при свете дня, ночью становился опасным. Пожалуй, единственным опасным околотком во всем городе — должны же даже в самом процветающем краю быть такие места!

Проходя мимо калитки самого захудалого из домишек, человек с зелеными глазами нашарил что-то в кармане плаща, но при этом не сбавил шаг. Он отдалился немного, шагнул во двор соседней хибары, рассудив, что если хозяева и заметили его приближение из окон, то сжались от страха в лачуге, желая только, чтобы он не пошел по их души. Следопыт даже услышал резкий скрип тяжелой мебели, которую в спешке придвинули к входной двери в дом, затем — исторгнутые из человеческой глотки мольбы и проклятия на здешнем наречии низшего сословия.

Но следопыт оставил это жилище по правую руку от себя и направился к забору между пятачком земли, на котором оно стояло, и чуть более просторным соседним участком. Чуть, да не слишком, ибо его занимал домишко, у калитки которого следопыт шарил в кармане. Почти бесшумно человек с зелеными глазами перелез через забор, отметил, что дерево во многих местах сгнило и раскрошилось под его весом.

Следопыт ступил на задний двор нужного ему дома. В тишине, едва приминая бурно разросшуюся траву, огородные сорняки, приблизился к этой самой хижине. К ней его и привело чутье из сада графа.

Ящерицей человек с зелеными глазами вскарабкался по стене хижины, а там залег и затаился на грязной крыше настороженной тенью. Пожелал, чтобы искательница приключений покинула свое убежище до того, как с неба пойдет уже основательно грозивший большими массами холодной воды дождь.

Он решил, что искательница приключений спала. Почему бы ей не воспользоваться возможностью отдохнуть, пока весь город не отойдет на покой? На ее месте он дал бы всем погрузиться в сладкие сны, прежде чем вышел воплощать свои задумки. К тому же лишней физической и магической энергии не бывает, а они с избытком пригодятся искательнице приключений этой ночью, — если только следопыт мог позволить себе надеяться, что на этот раз он раскусил замысел непредсказуемой девушки. Да, она спала.

Но схватить ее спящей человеку с зелеными глазами не представлялось возможным, ибо он не верил, что она не защитила место своего отдыха какими-нибудь пакостными заклинаниями, от которых умирали медленно, в мучениях, если только не обращались за помощью к другому колдуну. Следопыт безумно рисковал, когда лез по стене дома и полз по его крыше, но, к своему счастью, не потревожил никаких сплетений сил. Он лишь убедился, и это было более чем предсказуемо, что наложенные на хижину заклятия так же отсекли от внешнего мира и звуки того, что происходило там, внутри, ибо следопыт не услышал ничего, когда приложил ухо к грубому, старому, но, как ни странно, без щелей настилу под собой. Казалось, власть над лачугой поделили между собой одни пустота и холод да, как живо представил следопыт в воображении, отдельные исчезающие намеки на то, что в ней когда-то жили люди.

Тогда человек с зелеными глазами принялся осматриваться, сам сохраняя видимость неподвижности своего тела, сделавшую его во тьме ночной лишь еще одной неровностью крыши хибары. Он высмотрел четыре места вокруг себя, из которых достаточно обученные слуги графа наблюдали за домом, и убедился, что остался незамеченным, а иначе, даже если совсем недолго подумать, на скорую руку взвесить друг супротив друга навыки его и этих людей, и быть не могло. Удовлетворенный, но не теряющий бдительности следопыт посвятил время своего ожидания обдумыванию вопроса, на который на самом деле знал ответ, и знал слишком хорошо.

Он побывал в переделках, из которых было совсем непросто выбраться живым. В последний раз, в гуще леса, он дрался с пожравшим много плоти на своем веку умертвием, а известно, что чем дольше немертвые живут, чем больше пищи в виде падали и живых телес поглощают, тем сильнее становятся. В результате приволок в лазарет герцога окончательно успокоенное тело когда-то девочки: она даже не успела стать женщиной, а теперь была обезображена смертью. Незадолго до того убегал от своры бесов в подвалах плохо кончившего кудесника, после чего по одному расправлялся с каждым из них, когда они перестали держаться стаей: перессорились из-за улизнувшей добычи.

Ходили слухи от одной из деревень неподалеку от бывшего притона колдовства, что именно из этого подземелья вышел мертвяк, которого истинно упокоил человек с зелеными глазами. Мол, дух заклинателя заманил девочку в подвалы, где попытался завладеть ее телом, но смог только осквернить его, прогнать из него чистую душу, после чего у него силы иссякли.

В юности следопыт заманил в ловушку не трусливого десятка рать известного разбойника с этим же разбойником во главе: человека с зелеными глазами приняли за сына тогдашнего герцога, нынешнего хозяина его, на основе поразительного внешнего сходства между ними в их молодые годы.

Разрешал следопыт и другие достойные искателей приключений трудности. Но никогда ему не приходилось иметь дела с испытанием на веру в то, что в людях есть хоть что-то хорошее.

В плане общества человек с зелеными глазами предпочитал узкую компанию близких себе по взглядам людей. Либо уже одиночество, которое помогало ему осмыслить и переосмыслить все произошедшее с ним за последнее время. На службе у герцога ему часто приходилось работать с людьми, с которыми у него не было ничего общего в личном плане, но он мирился с этим, осознавая неизбежность таких контактов. Естественно, он старался сводить их частоту и продолжительность к наименьшим из возможных. К этому же стремились и вынужденные работать с ним слуги герцога, поэтому получалось, что и тут между человеком с зелеными глазами и его окружением царило проникновенное взаимопонимание.

Словом, следопыт считал мир не таким уж плохим местом в целом, каким с готовностью преподносили его слишком многие люди. Такому взгляду на вещи способствовали полученное от отца и деда достойное воспитание, покровительство деда нынешнего герцога, когда он был еще жив, и учеба светским наукам у священника. А также личные качества человека с зелеными глазами, скорее положительные, чем даже нейтральные, ибо их наличие заставляло его искать их присутствие в других людях. И, как правило, находить, даже если они оказывались своеобразными иголками в стогах сена, зернами добра в обширных скопищах плевел зла.

Следопыту не было причин становиться одиноким волком и жить на задворках мира с той степенью уверенности в завтрашнем дне, которую определяли его мастерство владения оружием, быстрота мышления и, конечно, удача. Он знал, что при наличии терпения к любой среде можно привыкнуть, можно зажить в ней, придерживаясь своего собственного пути, и это главное, что отличало его мировоззрение от выстраданной философии искателей приключений. Они-то верили, что только в отдалении от общества смогут быть полноценно самими собой.

Человек с зелеными глазами ничуть не жалел о том, что, став вольным авантюристом, еще лучше развил бы полученные в наследство от прабабки таланты. Он не был приверженцем идеи личного превосходства над другими людьми. Да, следопыт гордился тем, что может намного больше любого хорошо натренированного воина, но не считал, что ради одного этого ощущения только и стоило проводить жизнь. А уж честолюбия в следопыте не было никогда и никогда и не будет — это касательно того, почему он не рвался к власти, когда вокруг человека с зелеными глазами, в стране его господина, интриги были составной частью жизни всей знати и ее челяди.

Из-за моря снова дал знать о себе гром, на этот раз ближе и громче, чем когда следопыт уходил из порта. Гром этот прервал вдумчивый бег мыслей человека с зелеными глазами, заставил его вернуться на крышу дома всем своим существом и свериться с выработавшимся в нем с годами внутренним ощущением времени. Судя по тому, что сказало ему последнее, человек с зелеными глазами решил, что искательнице приключений пора уже начать действовать.

Словно в ответ сей догадке по едва ощутимой вибрации крыши он определил, что златовласка проснулась и засобиралась, причем энергично; чутье не подвело его и в этот раз. Скоро на пороге домишки должно было появиться всегда знавшее, чего оно добивалось, создание, а ведь сегодня им, по мнению человека с зелеными глазами, в немалой степени руководила ненависть к пытавшемуся овладеть ее свободой аристократу. Златовласка люто ненавидела всех подобных персон. Даже если у них были неоспоримые основания поступать так, как они считали нужным поступить в отношении ее.

Нужно ли добавлять, что, за редкими исключениями, такие люди дорого расплачивались за свои амбиции?

Заработав жестокую и противоречивую репутацию, искательница приключений, однако, не убивала без веских на то причин никого, даже самых отъявленных мерзавцев, в мыслях и поступках которых давно уже не осталось ничего святого. Следопыт не знал, чем вызвана подобная снисходительность девы. Благодаря ей, насколько было известно следопыту, до сих пор не погиб ни один из тех, кто пытался как-то ограничить девушку в ее свободах.

Не считая простых исполнителей воли таких людей, особенно когда в решающий момент их стояло против искательницы приключений слишком много, чтобы она рассчитывала применяемую ею силу из соображений жалости. И когда после схватки она не могла по каким-то причинам использовать свое целительное искусство на пострадавших от ее руки человеческих, и не только, существах.

Следопыт подробно изучил самые кровавые происшествия в карьере девушки. В том числе переполох с последовавшим за ним боем на площади крупного города со знаменитой библиотекой в северной империи. Тогда ей пришлось быстро покинуть место сражения, чтобы не наделать еще больших бед, чем она уже натворила. А так, кто знает, может, там и смертей получилось бы на порядок меньше.

Но в городе графа ей с каждым часом становилось совсем нечего терять, если только не считать службы на его правителя, бессрочной, как следопыт понял. А это было во много раз хуже, чем принудить эту искательницу приключений сделать какую-то одну вещь помимо ее воли.

Из чего следовало, что разрушительный для города финал отношений златовласки с графом приобретал все большую вероятность. Почему бы ей, скажем, не устроить второй пожар, на этот раз настоящий? И где-нибудь в одном из богатых районов града, чтобы впредь никому и в голову не взбрело пытаться присвоить искательницу приключений себе?

Нет, человек с зелеными глазами не захотел бы оказаться ни на месте герцога, своего хозяина, и ни на месте графа, если одному из них повезет заставить девушку служить себе.

Он намекал графу на эту особенность характера златовласки, но граф счел его недомолвки только попытками зайти с другой стороны да со все той же целью убедить его сиятельство предоставить искательницу приключений ему, человеку с зелеными глазами. Иногда власть имущие бывали настолько умны и проницательны, что оказывались глупы и, к сожалению, понимали свою ошибку слишком поздно, уже безнадежно увязнув в ее последствиях. На взгляд следопыта, граф всеми силами старался угодить в эту категорию мудрых глупцов.

Либо, о чем человек с зелеными глазами подумал только сейчас, у графа имелось нечто способное заставить златовласку примерно служить ему, и это загадочное что-то было мало связано с ее положением на рынке услуг искателей приключений. Пораздумав, человек с зелеными глазами решил, что не знает, что решить, ибо от графа тоже можно было ожидать чего угодно, даже вплоть до вот такого.

И все равно это была бы игра с огнем.

Вдруг воздух будто сам к себе прислушался — следопыт понял, что это Лихт проверила, не устроил ли кто ей засаду около дома. Человек с зелеными глазами стал думать о виденных им самых жестоких смертях, живо представляя себя в роли убитого, чтобы Лихт не учуяла исходившие от него жизненные потоки. Он надеялся, что искательница приключений не станет изучать пространство вокруг домишки слишком придирчиво, ибо ее мысли, как он считал, были сейчас о другом, и еще потому, что она могла понадеяться, что никому не удастся приблизиться к опутанным защитными заклинаниями стенам и крыше хижины. Говоря правду, в таком предположении она была бы права. Просто девушка еще не до конца знала возможности человека с зелеными глазами.

На миг следопыту показалось, что искательница приключений нашла его, и он даже успел расслабиться в ожидании смертельного удара. Но когда он подумал, что смог бы парировать хотя бы несколько выпадов слишком знакомого ему меча, если девушка пустит в ход только его без всякой магии, дверь скрипнула, и из нее вышла Лихт. Она не посмотрела через плечо наверх, на видимый ей край крыши дома, и легкой походкой пошла к калитке. Следопыт сделал вывод, что ему несказанно повезло.

На середине тропинки искательница приключений остановилась, томно потянулась, зевнула, и тут человек с зелеными глазами рискнул решительно всем: из кармана старого, но все такого же теплого и непроницаемого для дождя плаща выскочила короткая деревянная трубка и поднеслась к губам следопыта; щеки его надулись. Спустя миг искательница приключений хлопнула по тыльной стороне своей левой ладони, издав тихий недовольный звук, слово на своем чудном языке. Человек с зелеными глазами осторожно вернул трубку в карман.

Не чуждый эстетического удовольствия, он залюбовался пошедшей по тропинке дальше златовлаской. В который раз он подумал, что она действительно, без прикрас, красива.

На его взгляд, многие женщины были прекрасны, но сзади, а не спереди, когда удавалось рассмотреть их лицо. Дело было даже не в изящной пропорциональности черт, поскольку небольшие огрехи в них, с точки зрения следопыта, исправлялись неким внутренним сиянием, какой-то подсознательной уверенностью женщины в своей красоте. Нет, следопыт любил правильные линии лиц, но еще больше ценил в них одухотворенность и то, что он называл природной мудростью в человеке — если вдруг находил такие редкие вещи в глазах очередной симпатичной особы. Большей частью, как он знал еще с юности, да что там, с отрочества, физическая красота женщин и вообще людей не всегда сопровождалась достойными человеческими качествами. Необязательно кто-то бывал плох. Слишком часто он или она просто оказывались пустыми, а свято место пусто не бывает.

Но искательница приключений видом со всех своих сторон могла обворожить кого угодно. Что скромничать под небом в руках набиравшего силу осеннего ветра: не предпринимая никаких усилий со своей стороны, она бросалась в глаза каждому встречному, околдовывала юношей и мужчин тонкостью и обманчивой хрупкостью своего тела, уверенными движениями и чудесными длинными пальцами на руках, а особенно — ныне горящими, как был уверен следопыт, заносчивыми глазами, на дне которых только редкий знаток читал, что не одной самоуверенностью жива их обладательница.

Словом, Лихт принадлежала кругу дев, положивших руку на калитку дома и уснувших в том месте, где тропинка вливалась в улицу: она сонливо опустилась на колени, затем упала набок.

Злым порывом ветра следопыта сдуло с крыши, распластался по ночи его черный плащ. Из четырех мест, свища смертью, вылетели четыре стрелы, пронеслись хищными птицами там, где мгновение назад была широкая грудь в кожаном доспехе, и сухо вгрызлись в стену дома. С силой обвалившей, раскрошившей, расщепившей ее, затем все строение обрушившей так, что невесть каким образом крыша уцелела при ударе, продержалась две секунды в воздухе на честном слове и накрыла собой прах, подняв с земли густую пыль.

Когда пыль улеглась, лишь в порту носом в бурю отплывал корабль.