Искательница приключений

Глава четвертая

Сон Лихт перешел в дрему, при которой память искательницы приключений взяла да и извлекла из кладовых ее сознания образы ее недавнего прошлого. Поначалу Лихт пыталась ускользнуть от сих ярких видений обратно в безмятежное спокойствие сна, но скоро поняла тщетность своих усилий и позволила краскам замелькать перед глазами ума, сплетаясь в картины событий последних полутора лет ее жизни. Сделав это, искательница приключений почувствовала, что ей давно следовало дать себе разрядку.

То, что было, причинило ей боль, много острой боли. Вернее, Лихт, наконец, позволила себе почувствовать эту боль, которую так долго хоронила в душе, заталкивала в далекие закоулки своего духа, чтобы не ощущать это чувство, день ото дня делавшееся только сильнее. Она знала, что долго прятать свои чувства в себе нельзя, особенно страстным натурам вроде нее самой. Но упорно убеждала себя, что то было неподходящее время чувствовать что-либо помимо профессионального долга, и, кто знает, может быть, она была не так уж не права в этом. Однако за любой, и тем более долгосрочный, обман своей души приходится платить, зачастую с высокими процентами надбавки.

В месте, куда Лихт бросала все пережитое ею и не принятое ее совестью, в подземелье, где она запирала на замок в темных сырых казематах свои чувства, они бродили меж холодными заплесневелыми камнями, подобно злым бесплотным духам. Предоставленные самим себе, набирали силу, становились все грознее и страшнее — чтобы в один день расшатать стены своих темниц, вырваться на свободу в облаке едкой ядовитой пыли и предъявить искательнице приключений результаты проделанной ими кропотливой работы во всей ее уродливой красе. Зная, что если вовремя уделить внимание схороненным чувствам, то можно избежать многих лихих последствий, Лихт отперла решетчатые ворота в подземные каменные остроги своего сердца, дала хлынувшим из них видениям свободный ход и вгляделась в представшую перед ней череду событий.

Она сделала это еще и затем, чтобы очистить ум в голове, в который вот уже несколько недель как прокрадывались приглушенные толщей земли и широкими блоками камней темницы стоны ее чувств, и, освободившись от них, выполнить уже продуманный ею до мелочей дьявольский план.

А план искательницы приключений был хитер не в пример приведшим к его возникновению помыслам, что проносились ныне перед мысленным взором девы и касались того периода ее жизни, когда несправедливость стала неотъемлемой чертой также и внутреннего мира девы, по мере того как Лихт приходилось принимать тяжелые решения относительно себя и окружавших ее людей и вещей. Заплясавший на свободе, так долго томившийся в узилище хоровод красок разбудил в искательнице приключений новые понимания среды ее жизни, ответом которой почти всегда становились сжатые кулаки, готовые немедленно пуститься в ход, чтобы расчистить дорогу своей обладательнице либо не позволить другому человеку в преследовании его целей переступить через Лихт. А в начале пути девы таких попадалось много, и они слишком поздно для себя понимали, что в итоге Лихт переступала через них, безболезненно, насколько могла. Хорошо, что со временем за ней закрепилась противоречивая, но в основном жестокая слава, и люди стали лучше следить за отсутствием конфликтов своих интересов с делами ее.

За редкими исключениями, все искатели приключений подобно Лихт смотрели на общество, в котором жили. И это неудивительно, ведь они редко становились искателями приключений по собственной воле. Чаще, в большинстве случаев, несомненно трагические события предшествовали пересмотру будущими авантюристами взглядов на мир и в то же время способствовали подобным им существам, людям, превратиться для них во врагов из вчерашних добрых товарищей. Испытав связанный с их новым положением в обществе гнет, гибкие искатели приключений приспосабливались к изменившимся условиям своего бытия, а жесткие и несгибаемые отвечали сильным ударом на полученный удар. Но каким бы из этих двух типов свежеиспеченный авантюрист ни получался, он всегда терял доверие к вырастившему его иногда даже с любовью человечеству.

Осознания текли и текли, словно река, по неспокойным волнам которой девушка плыла в одноместной лодке. По мере того как весло ее работало, нужно признать, со сноровкой, она лучше понимала себя и вспоминала первые шаги прочь из душной жаркой пещеры, в которой оказалась, в виде первых выполненных заданий, когда она еще плохо владела мечом, но руки уже лечили средние и тяжелые раны. От испытания к испытанию, от работы к работе разум девушки становился светлее, сильнее, шире, а репутация крепла, и к услугам самоуверенной искательницы приключений прибегали все более и более влиятельные персоны.

Соответственно, поручаемые ими задания теряли привлекательность в плане соблюдения в процессе их выполнения норм морали; это несмотря на огнем горевшую в душе Лихт ненависть к людям, ее желание причинить кому-нибудь из них как можно больше боли. Лихт успокаивала себя тем, что поступала недостойно с недостойными людьми, но недостаток (либо избыток, в зависимости от того, как посмотреть) человечности в отношениях людей друг к другу стал миром искательницы приключений, вселенной холода, по которой ее комета выписывала круги и в ярком шлейфе одну за другой теряла частички той, другой, доброй самой себя.

Златовласка перевернулась на другой бок в дреме. Тут тщательно выстроенная ею в самой себе плотина треснула, разошлась под напором всего яростно ударившего в нее, не сдерживаемого более сознательным усилием искательницы приключений. В сокрушительном потоке Лихт утонула, легла на дно красивым безвольным телом, но когда тритоны да русалки окружили ее, чтобы унести в подводный град, из которого нет возврата, распахнула глаза и быстрее всех их взвилась на поверхность. Выбравшись на сухой песок и просушив волосы, Лихт прекратила бежать от особенностей своего бытия. А обитатели подводного мира только горестно вздохнули да хвостами шлепнули по поверхности воды, уходя обратно в злокозненную глубину. Правда, с тем же успехом девушке стало совершенно одиноко, как одиноко чувствует себя проснувшийся в безжизненной степи ночью, под завывания колючих ветров, клонящих к земле скрюченные иссушенные растения, человек.

Обняв себя собственными руками, ибо ничьих других рядом не было, она продолжила вспоминать и переосмысливать. Вот о чем златовласка вспомнила в первую очередь после того, как снова смогла мыслить ясно:

Среди выпадавших на долю искателей приключений заданий было достаточно таких, от которых она отказывалась сразу, как только понимала, к чему клонил наниматель. Так она разочаровала многих занятых в торговле, как подпольной, так и законной людей, а также иных представителей света, влиятельных, богатых, со славной родословной, без нее, но как один желавших большей власти и большего почета к своим персонам, нежели те, которыми они уже обладали на тот момент. Были даже предложения убийств по личным мотивам, мужчин и женщин, но Лихт не хотела зарабатывать убийствами, даже пораздумав вдумчиво над тем, что ее возможные цели частенько сами желали избавить (или уже неоднократно избавляли) от бремени существования других людей. На этом поприще златовласка благодаря своим способностям и в некоторой степени — внешности — в короткие сроки разбогатела бы. Но она не захотела золота со слишком явной примесью крови в составе металла. Спустя несколько десятков выполненных поручений Лихт нащупала свою границу моральности. Сделав это, решила не переступать ее.

Придерживаясь сего решения, она бралась за рутинные работы вроде уничтожения опасных и часто магических существ, где бы они ни обитали: в лесах ли, под землей, в степях, горах, заброшенных и разрушенных замках, оскверненных святых местах, где ранее чтили любого из богов. Несколько раз даже пришлось проходить подводными путями, чтобы достичь мест, где гнездились чудовища, большей частью — рептилии с проблесками разума. Конечно, охотнее всего Лихт подписывала договоры и принимала плату за окончательное упокоение немертвых тварей и за отправку обратно в демонический огонь прорвавшихся самостоятельно или когда-то вызванных в физический мир порождений этого самого огня. Но еще не было такого, чтобы искательница приключений отвергла скорее просьбы, чем полноценные предложения работы ввиду низкой награды за них, малоимущих жителей деревень и городов избавить их от шаек разбойников, что грабили всех, кто не мог постоять за себя. Выполнять такие задания девушка считала своим долгом, а признательна была уже за то, что в качестве благодарности ей позволяли провести несколько дней в доме одного из нуждавшихся в защите людей. И в дорогу провожали, щедро одарив здоровой свежей пищей.

Не брезговала искательница приключений время от времени помогать ростовщикам с возвращением одолженных у них средств либо, наоборот, убеждать их же несколько поумерить пыл, когда ссудившие у них деньги все еще пользовались их могуществом. Все зависело от того, какая сторона раньше обращалась к ее услугам и, конечно же, которая давала больше драгоценных металлов в виде монет, цельных слитков и ювелирных изделий за вмешательство в свое правое дело. Что важно, выполнив работу для должника (или группы должников), Лихт отказывалась наниматься теперь к его ростовщику, смекалисто прикинувшему умом в сторону скорейшего возвращения своих средств руками только что урезонившей его искательницы приключений. Верно это было и в отношении предложений обратного порядка, когда более расторопным в привлечении Лихт на свою сторону оказывался в самом начале ростовщик, а затем ссудившие уповали на продажность искателей приключений. Нужно признать, все они делали это не без основания, потому что порой находились среди искателей приключений желающие обогатить свой кошелек за счет обеих сторон. Такие авантюристы не находили ничего предосудительного в том, что делали.

Случалось также, что девушка содействовала кому-нибудь в овладении отходившим к нему богатством в той или иной форме, когда запруженные реки законов не торопились передавать ценности на деле, а то даже вели себя так, будто совсем заниматься отправкой постановлений и решений не собирались. В таких случаях во время вежливых визитов телохранители нерадивых лиц находили себя невежливо избитыми, прежде чем их хозяин клятвенно обещал сделать все, как был на то обязан судом, завещанием, договором, каким бы причудливым и оставляющим место для свободного толкования этот договор ни был. Бывало, что одного посещения оказывалось недостаточно, тогда златовласка со спокойным лицом ломала руки и ноги не воспринявшей собственное обещание всерьез персоне, зачастую предварительно сильно покалечив пытавшихся исполнить свой долг телохранителей. Ей было даже жалко всех этих людей, поэтому за умеренную плату она лечила только что нанесенные ею увечья.

Несколько раз Лихт сама становилась телохранителем человека, который располагал возможностью вызвать симпатию к своей шкуре не по причине сокрытых в ней человеческих качеств. За такую работу искательница приключений получала солидные вознаграждения, и с течением времени у нее собралось достаточно средств, чтобы в один день уплыть с материка двух империй туда, где никто не слышал об искателях приключений, а деньги позволили бы ей держать людей вдали от себя. Или держать себя вдали от людей, это с какой стороны еще посмотреть на вопрос.

Однако вместе с копившимся золотом в Лихт укреплялось понимание глубокого несовершенства окружавшего ее мира, при котором искательница приключений все чаще подходила к обозначенной ею черте нравственности и даже переступала ее. А это отдаляло златовласку от существовавшего в ее голове тихого места за морем, от ее мечты о спокойствии и отдыхе, когда не придется лить ничью кровь для того, чтобы жить. Изменения происходили в душе Лихт. Внутри себя она медленно, но верно переставала верить в одну из двух своих величайших фантазий.

Хорошо, что во второй она и сомневаться не смела, пускай ни в известной ей истории всех народов, также ни в одном, даже самом древнем или новом предании, которое слышали ее уши, не описывались мечта и страсть, подобные мечте и вожделению ее. Потому что на первый взгляд это шло против природы вещей.

Но ведь такова природа Лихт — идти против природы вещей. Да еще в процессе обнаруживать, что вещи совсем не так однозначны, какими их принято видеть.

Словом, на глазах у искательницы приключений заложенные народом поэтов в ее сознание суждения о жизни и об обществе терпели беспощадные удары разрушительного молота, и вместе с верой в хорошее исчезала вера в достойное существование где бы то ни было в этом мире. При этой мысли память дочери мореплавателей переметнулась к судьбам известных искателей приключений, вернее, к их не отличавшемуся разнообразием концу.

Самым распространенным был смертельный исход: несовершенный мир покидал зашедший слишком далеко по дороге росшего гонорара искатель приключений, будто падал в пропасть между своей работой и моральными принципами, которых старался придерживаться. Теперь, этой ночью, Лихт поняла, как неплохие в целом люди попадали в такую ловушку. Еще она поняла, что сама шагала по воздуху над сей пропастью, и случись ей задуматься о законах физики, как опора уйдет из-под ее ног, потому что вкрадчивые голоса все увереннее нашептывали девушке, что если мир уродлив, то стоит воспользоваться его уродливостью во благо себе. Выраженное через несправедливость несовершенство мира было жизнью искателей приключений. Оно породило их, поддерживало их существование на материке двух империй. И оно же забирало их в конце славного, бесславного, состоявшего из одного и второго вместе пути. Рано или поздно, слишком многие искатели приключений приходили к своеобразному культу создавшей их силы, то есть культу несправедливости.

Но Лихт ненавидела ее черной ненавистью, настолько, что вдруг очнулась от дремы, как дикая кошка выскочила из спального мешка и стала, стремительно передвигаясь по ветхому дому, громко, в обвинительных интонациях облекать в слова мотивы своих последних поступков.

Говоря и жестикулируя, она описала в сем порывистом монологе переломный момент своей жизни — ночь, когда она бросила вызов той силе в ее бытие, которую прямо ассоциировала с тьмой и злом, но с тьмой, не имевшей отношения к источнику колдовской силы, нет. То были свет и тьма каждого искателя приключений, независимо от того, владел ли он магией. Тьма и свет в душе и сознании всех отверженных авантюристов, где свет ассоциировался с соответствием своих поступков собственным моральным принципам, узкой дорогой, с которой легко сбиться, а тьма представляла собой все необъятное пространство по сторонам этой дороги. Заманчивое, соблазнительное, искушающее владение искаженной нравственности, неполной, неполноценной, ибо ориентированной лишь на собственную выгоду.

В ту ночь Лихт выскочила из палатки на берегу реки и обнажила меч, чье лезвие ярко засверкало в темноте. Дождь, из-за которого пришлось поставить палатку, прекратился, воздух дышал чистотой и свежестью, и по нему проскакал на удивление высокоголосый клич златовласки над гладью широкого полноводного потока, чьи спокойные волны будто впитали в себя и запомнили прозвучавшие на певучем языке слова. Ими искательница приключений поклялась, что проверит, насколько несправедливой сможет быть, как далеко в страну тьмы осмелится уйти и вернуться из нее на свою дорогу. Река да расчистившееся от туч ночное небо с огромными звездами и печальным месяцем были молчаливыми свидетелями этой клятвы.

Как водится, рок не дремал. Воды ли потока донесли до него зарок златовласки или у воздуха, как это тоже зачастую бывает, оказались уши, но скоро Лихт пришло предложение работы, смердевшей такими наградами, что искательница приключений не раздумывая и с головой нырнула в его безнравственность, в его вязкую трясину с пузырями ядовитых испарений под тяжелым маревом болотным, густым зеленого цвета воздухом-мглою. Только ноги ее мелькнули на поверхности, а спустя миг стало так тихо и неизменно вокруг, будто дочь мореплавателей у топи не стояла никогда и в помине.

Правильно тогда она поступила или нет, златовласка решила подумать в другой раз, ибо в нынешний момент ее ум весьма прояснился от всего нависавшего над ним и нещадно давившего сознание искательницы приключений своим весом. Тело девушки тоже отдохнуло, не полностью, но теперь оно испытывало усталость в меньшей степени, чем несколько часов назад, поэтому искательница приключений поместила спальный мешок вместе с подушкой в искривленное пространство и направилась к двери из лачуги.

Сделав совсем немного шагов и остановившись у дверного проема, она еще раз мысленно пробежала по придуманному ею дьявольскому плану действий на ближайшие часы, изюминка которого заключалась в том, что этого дьявольского плана не было, что он и не возникал в голове девушки. Его не существовало ровно настолько же, насколько в воздухе не ощущалось присутствия обещавшего подыграть Лихт в нужный момент старика, а на его дух или даже мысль поблизости от себя златовласка не замечала ни малейшего намека. Из этого, однако, следовало, что образ ее действий обещал быть вдвое больше дьявольским, чем изначально предполагался.

О, в разуме искательницы приключений он представал произведением искусства в направлении простоты и напористости, обжигающей работой талантливейшего мастера в области неожиданных действий и истинным ходом конем в стиле Лихт. На несколько секунд искательница приключений сконцентрировалась, проверила сохранность защитных заклинаний, которыми опутала дом на время сна, следом за тем прощупала воздух вокруг хижины на предмет источников жизни в вызывающей интерес близости, но не нашла ничего достойного внимания. Тогда она расплела заклинания, толкнула дверь и легко вышла в ночь.

Втянула ноздрями воздух, принюхалась, посмотрела на размытое пятно луны из-под пока тонкой, но быстро сгущавшейся пелены облаков, и отметила молчание ночных птиц на деревьях и жучков в густой траве вокруг дома, что росла в этом краю круглый год. Сделала вывод, что приближался дождь, а зная поведение погоды в этих широтах осенью, Лихт предположила беспощадную осеннюю бурю. И не смогла не порадоваться, ибо буря благоприятствовала ее плану.

Она сошла с порога, зашагала к калитке, даже не попыталась определить местонахождение наблюдателей за своей особой, чьи взгляды отчетливо почувствовала, потому что слежка никак не интересовала ее в соответствии с избранным ею методом действия. На середине сильно заросшей тропинки искательница приключений остановилась, сладко потянулась, затем согнала с руки нахально, без всякой осторожности укусившего тыльную сторону ее левой ладони комара.

Если этой ночью она не достигнет желаемого, то будет уже слишком поздно, ибо информация о ней, дева не сомневалась, была уже по дороге к графу, и завтра не позднее захода солнца он узнает, насколько она находится на самом деле в его власти. Тогда придется выбирать между просто побегом, просто вторым предательством нанимателя и между побегом с предательством и громким убийством аристократа из среднего феодального звена — для пущего подслащения своей теперь вероломной репутации. Как и любая другая целительница, Лихт хранила у себя лечившие и в нужном количестве убивавшие вещества, да еще могла заставить их бесследно рассосаться в теле жертвы сразу после ее смерти. Златовласка готова была пустить некоторые особенно сильнодействующие из них в ход, если бы ей не оставили иного выбора, ибо научилась не испытывать угрызений совести за здоровье людей, которые встали у нее на пути.

Почему бы искателю приключений и не отправить на тот свет крупного феодала? Причем по своей воле, для своих целей, а не выполняя тайное поручение одной из имперских семей либо другого круга влиятельных людей. Такого в южной империи еще не бывало. Так пусть же все знают, что никто не может чувствовать себя в безопасности, когда переходит дорогу искателю приключений, лишает его какого бы то ни было выбора в средствах лавирования между обстоятельствами!

Сии мысли пронеслись в голове девушки и прекратились, ибо вместо них возникло, прямо-таки воздвиглось пространственное ощущение места, в которое ей следовало прийти для воплощения ее второго вожделенного желания. Это место манило златовласку темнотой чернее ночи в ночи, так, что отвернуть от него или пройти мимо представлялось искательнице приключений невозможным. Лихт посмотрела на небо. Облака продолжали сгущаться, с невиданной прытью. Лихт загадала, чтобы в решающий момент луна выглянула на землю — тогда, как она надеялась, этой ночью ей не придется убивать никого.

Златовласка положила ладонь на калитку.