Утром в лондонском поезде я задремала. Мне полагалось присматривать за Гийомом, который ехал первым классом, — как бы он не начал сверкать голой задницей перед пассажирами или не устроил стриптиз в вагоне-ресторане, — но я решила временно поручить эти обязанности Эдгару и Ришару. У меня просто не было сил.
— Поздно легла, Эмма? — спросил Гийом, многозначительно ухмыльнувшись, когда я заняла свое место.
— Я всего лишь каталась на роликах… Так что обойдемся без сальных шуточек.
Он приподнял брови.
— Ну, не знаю. Кататься можно очень пылко и страстно.
Я закатила глаза. Видимо, у нас были совершенно разные представления о массовом катании.
Каждый раз, засыпая, я вспоминала губы Гейба, и меня охватывало блаженство, смешанное с чувством вины. Поцелуй был волшебный, но разве агентам по рекламе положено целоваться с журналистами? Я словно бы нарушила какой-то важный закон профессиональной этики Брет тоже не покидал моих мыслей, затаившись где-то на задворках сознания. Конечно, я уже не раз целовалась с парнями — по наказу Поппи, — но Гейб был первым, к кому я прониклась какими-то чувствами. Да, это безумие, но меня почему-то мучила совесть, словно я изменила Брету.
Через три часа водитель лимузина, забравший нас четверых с вокзала, подъехал к отелю «Ройял Кенсингтон». Прежде чем лакей помог мне выйти из машины, я восторженно осмотрелась. Здание было дивной красоты: огромное и величественное, с мраморными колоннами и роскошными цветочными клумбами на окнах, которые придавали фасаду более мягкий и уютный вид. Над стоянкой, выложенной мрамором, порхала стая флагов. Десятки лакеев и носильщиков в смокингах и цилиндрах носились между машинами, ловко извлекая чемоданы из багажников. Если приглашенные журналисты испытали хоть половину моего восторга, я могла с уверенностью сказать, что начало презентации положено хорошее.
Когда мы зарегистрировались, я отыскала Поппи — ее номер был рядом с моим. Чтобы определить, кто из нас пойдет в номер Гийома и проверит, всем ли он доволен (а заодно не отыскал ли он где-нибудь пару несовершеннолетних красоток), мы сыграли в камень-ножницы-бумагу. Мои ножницы затупились о камень Поппи — идти было мне.
— Я пока хорошенько отмокну в ванне! — пропела моя подруга, когда я обувалась. Откуда ей было знать, что вчера я стала чемпионкой Парижа по катанию на Ликах и ради горячей ванны готова отдать левую руку? — Я буду нежиться в пене, потягивать каву, читать «Гламур» и думать только о тебе!
— Убила бы, — буркнула я и вышла в коридор.
У нас с Поппи были прекрасные номера, а нашего рокера, конечно же, поселили в люксе на последнем этаже. Я не представляла, что там может не понравиться, но в мои задачи входило следить за настроением Гийома, тем более перед презентацией. Так что я безропотно пошла наверх.
Мне ответили только на второй стук.
— Кто там? — раздался приглушенный голос Гийома.
— Эмма! — завопила я в ответ, чем привлекла насмешливый взгляд коридорного — тот нес чемоданы «Луи Вуиттон» в номер напротив.
Похоже, вопить в этом отеле считалось верхом неприличия.
— Минутку! — крикнул Гийом.
Я услышала его шаги, и через несколько секунд дверь отворилась.
— Привет, — с улыбкой сказал он.
Я не знала, чего ждать, но почему-то не сомневалась, что без обнаженки не обойдется. К моему удивлению, Гийом был полностью одет и вообще выглядел нормально: зеленая рубашка с длинными рукавами, темные джинсы. Если бы я не знала, что он полоумный, приняла бы его за обычного привлекательного… ладно, ладно, дико привлекательного парня с рекламного щита «Кельвин Кляйн».
Но, увы, он был псих. Да к тому же мой клиент.
— Как дела, Эмма? — спросил Гийом, жестом приглашая меня в номер, — Входи, входи.
— Спасибо, я тут постою, — поспешно ответила я вспомнив, что обычно творится в номерах у Гийома. Да и в покер я играть не умею.
— Как скажешь. — Он пожал плечами и загородил собой дверь. — Чем могу помочь?
Пожалуй, более нормальной светской беседы у нас еще не бывало.
— Да так… хотела узнать, все ли хорошо с номером, — неуверенно проговорила я.
— О, не просто хорошо — великолепно!
— Я рада.
— Я тоже.
— Тебе что-нибудь принести? Ничего больше не нужно? — спросила я.
— Нет. — Гийом внимательно на меня посмотрел, — Можно задать тебе один вопрос?
— Э-э… конечно.
Я приготовилась к худшему. Сейчас он спросит, не интересует ли нас с Поппи групповой секс. Или где в Лондоне можно раздобыть крэк. Или в каком из местных архитектурных памятников лучше всего раздеться. Я бы предложила Биг-Бен.
Но ничего подобного Гийом не спросил.
— Эмма, я только хотел узнать, все ли у тебя хорошо, — медленно произнес он.
Я изумленно распахнула глаза.
— Что?! Ну да, все хорошо. — Я опомнилась и широко улыбнулась. — А в чем дело?
Гийом неловко пожал плечами.
— Не знаю. Ты сегодня сама не своя. Какая-то расстроенная была в поезде.
Я прямо вздрогнула от удивления.
— Спасибо, у меня все нормально. Я еще раз натянуто улыбнулась.
— Точно? — с искренней заботой спросил Гийом. Что на него нашло?
— Да-да, точно.
Он еще раз окинул меня проницательным взглядом.
— Знаешь, я ведь не такой плохой. Ну, то есть от меня хлопот не оберешься, но в душе я не злой.
Куда он клонит?!
— Знаю, — ответила я, чувствуя, как часто забилось мое сердце.
— Я в том смысле… Ну, если хочешь о чем-то со мной поговорить, не стесняйся.
У меня в прямом смысле слова отвисла челюсть. Неужели это тот же человек, с которым я на прошлой неделе пела смертельно опасный дуэт, болтаясь на канате между двумя домами? И у которого в трусах лежит пара тысяч евро — так, на всякий пожарный?
— А… ну… спасибо. Очень мило с твоей стороны.
— Да… — Гийом пожал плечами и отвел взгляд, — В общем, не грусти. Что бы там ни случилось.
— Хорошо, — ответила я, по-прежнему недоумевая. Гийом неуклюже обнял меня, чмокнул в обе щеки и закрыл дверь.
Я еще долго стояла в коридоре, не понимая, что произошло.
Шесть часов спустя мы с Поппи провели небольшой инструктаж для двадцати ассистентов — их нам предоставило британское агентство временного найма, специализирующееся на СМИ и связях с общественностью. На приеме, который начинался через полчаса, у каждого ассистента были свои обязанности. К примеру, блондинке по имени Уиллоу и брюнетке Меликсе полагалось стоять в вестибюле и регистрировать журналистов. Двух похожих друг на друга брюнеток мы отправили в зал для прессы — раздавать буклеты, а двум парням поручили накрыть в соседнем номере небольшой стол с фруктами выпечкой, содовой и кофе. Девушка по имени Джиллиан была у нас за посыльного: бегала туда-сюда между вестибюлем, залом и номерами, сообщая нам с Поппи о любых заминках. (Тьфу-тьфу, пока ничего страшного не случилось. Разве только светскую обозревательницу из «Нью-Йорк дейли ньюс» поселили в номере с двумя кроватями, а она просила одну «королевского» размера.) Остальные работали за кулисами, заканчивая последние приготовления к сегодняшнему концерту.
— Я так волнуюсь, — сказала Поппи, когда мы сели за регистрационную стойку у входа в зал.
Все должно было начаться через десять минут: толпа тележурналистов и газетчиков соберется на торжественное открытие презентации, гвоздем которого будет концерт-сюрприз от Гийома. Он споет три песни, начав, разумеется, с первого сингла и закончив моей любимой «La Nuit» [23] — чарующей балладой о безответной любви, написанной частично по-английски и частично по-французски.
— Я тоже, — созналась я, листая бумаги в поисках списка приглашенных.
Большая часть репортеров прибыла на двухдневную презентацию сегодня, но кое-кто решил не идти на открытие и погулять по Лондону (они ведь не знали, что Гийом будет петь). Впрочем, девяносто процентов журналистов явились на прием, а значит, у нас будет больше ста гостей.
Мы обе были в черных коктейльных платьях, о чем немного поспорили на прошлой неделе, когда отправились за покупками в «Галерею Лафайет». Я хотела подобрать нам строгие костюмы, дабы соответствовать образу организаторов мероприятия. Поппи только закатила глаза и сказала, что раз вечеринка коктейльная, платья должны быть такие же.
— Больше половины журналистов — мужчины, — напомнила она, подмигнув. — Так пусть им будет на что посмотреть, слушая песни о любви!
К семи тридцати почти все приглашенные уже зарегистрировались. Мы с Поппи радушно их приветствовали, спрашивали, все ли их устраивает, и отправляли в зал, убранство которого Поппи продумывала несколько месяцев.
На стенах висели огромные фотографии Гийома в разных позах и одежде, а между ними — увеличенные обложки альбома. Свет был приглушенный, а зеркальные шары под потолком отбрасывали на стены яркие блики, похожие на снежные хлопья. Поппи заказала и ароматерапию, так что всюду витал аромат французской лаванды.
— Ну, пойдем? — спросила Поппи без четверти восемь, сложив пополам список журналистов и убрав его в сумочку.
Последние десять минут к нам никто не подходил, а судя по смеху и голосам, доносившимся из зала, вечеринка была в полном разгаре.
Я посмотрела на часы.
— Давай посидим еще пару минут.
— Но через пятнадцать минут нам уже приглашать на сцену Гийома! Не хочешь перед этим выпить бокальчик шампанского?
— Лучше подождем, пришли не все.
Поппи на минуту смутилась и снова заглянула в список.
— Да ладно, пять человек не хватает!
— Я посижу здесь.
Она странно на меня посмотрела и пожала плечами.
— Ты как хочешь, а я пошла.
Гейб не появился и через десять минут. «Он не может не прийти! — огорченно подумала я. — И вообще, с какой стати я так за него волнуюсь?»
Я вздохнула и встала, велев одной из ассистенток посидеть за стойкой на случай, если придет еще кто-нибудь.
Прием действительно был в полном разгаре, и выглядело все еще лучше, чем я рассчитывала. Официант в смокинге поднес мне розовое шампанское, и я одним глотком выпила полбокала, пытаясь успокоиться. В зале собралось около сотни журналистов, лица почти у всех были довольные. Неудивительно: официанты разносили бесчисленные подносы со всевозможными закусками, розовым шампанским, божоле, мохито и «Риштини» — фирменным коктейлем из шампанского, водки, смородинового ликера и «спрайта», который мы с Попии придумали специально для презентации.
По пути к сцене я пожала руки нескольким знакомым. Никто из репортеров не догадывался о концерте, и мне не терпелось увидеть их ошарашенные лица, когда главный виновник торжества выйдет на сцену.
— Ты ждала какого-то конкретного человека? — спросила Поппи, как только я скользнула за кулисы.
Она стояла одна, в очках, и читала свою наспех записанную речь.
Я отрицательно качнула головой, пытаясь не покраснеть.
— Надеюсь, ты не в журналиста влюбилась?
— Нет! — возмущенно ответила я. Поппи внимательно на меня посмотрела.
— Я ведь предупреждала, будь осторожнее с французами. Они разобьют тебе сердце.
Я кивнула, стараясь при этом не выглядеть виноватой. Я ведь не влюбилась в Гейба!
— Знаю.
Поппи сняла очки и убрала их в чехол, пригладила волосы и спрятала заметки в сумку.
— Готова? — спросила она.
— Да, если ты готова.
Она кивнула, и мы вместе вышли из-за кулис на сцену.
— Всем здравствуйте и добро пожаловать! — сказала Поппи в микрофон.
Разговоры тут же утихли, взгляды сосредоточились на нас. Я вежливо улыбнулась, а Поппи продолжала:
— Большое спасибо за то, что пришли на сегодняшнюю презентацию, она много значит для «KMG». Мы с огромным удовольствием представляем вам дебютный альбом Гийома Риша, который появится в магазинах уже во вторник.
Раздались жидкие аплодисменты, и Поппи немного упала духом. Она явно ждала большего.
— Разумеется, все вы слышали песню «Город света», дебютный сингл Гийома.
На этот раз овации были громче, и кто-то даже радостно завопил. Поппи улыбнулась.
— Вас уже известили, что интервью начнутся завтра. Утром Гийом побеседует с газетчиками, после обеда с тележурналистами. Вместе с материалами вы все получили листок, где указано назначенное вам время. Пожалуйста, за тридцать минут до начала подойдите ко мне или к Эмме, чтобы зарегистрироваться.
Гости покивали, и многие вернулись к своим разговорам, подумав, что Поппи не сообщит им ничего интересного. Я бросила на нее взгляд, она кивнула.
— Что ж, не буду надоедать вам организационными подробностями. Позвольте представить вам виновника сегодняшнего торжества… — Она эффектно умолкла, и репортеры вновь притихли, выжидающе посмотрев на нее. — Леди и джентльмены… Перед вами гордость Франции, Гийом Риш!
Собравшиеся удивленно охнули и захлопали в ладоши. Через секунду занавес поднялся, и музыканты Гийома начали играть первые аккорды «Города света». Зал взорвался аплодисментами и криками. Поппи широко улыбнулась и отступила за кулисы.
— Они от него в восторге! — шепнула она.
— Еще бы! — ответила я, глядя на невероятно сексапильного Гийома в обтягивающих кожаных брюках и черной рубашке — он вышел с другой стороны сцены, держа в руке беспроводной микрофон.
Гийом улыбнулся и помахал гостям.
— Добро пожаловать в Лондон! — крикнул он, чем снискал еще больше оваций. — С нетерпением жду завтрашних интервью!
Он запел первый куплет «Города света», и толпа буквально обезумела от восторга — хороший знак. Я не по наслышке знаю, какой равнодушный народ эти журналисты, ведь им важно быть объективными и судить беспристрастно. Но сегодня они целиком и полностью заглотили музыкальную наживку, брошенную Гийомом; при помощи великолепного баритона, пронзительных текстов и пылких взглядов он мастерски управлял чувствами слушателей.
После «Города света» сразу же началась «LaNuit». Уровень децибел взлетел до невиданных высот, когда до всех дошло, что это первое исполнение одной из новых песен Гийома.
Увидев, как степенные и обычно хладнокровные журналисты сходят с ума, Поппи заключила меня в объятия.
— Все получается!
Я тоже обняла подругу, радуясь не меньше, чем она.
С довольным видом осматривая гостей, я вдруг заметила в дальнем конце зала Гейба. Сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди. Он выглядел прекрасно и очень по-французски: джинсы, голубая рубашка, пиджак темно-серого цвета и черный шарф, чуть взъерошенные волосы и гладко выбритый подбородок. Гейб заметил меня в ту же секунду, что и я его, помахал и сразу вернулся к разговору с каким-то человеком.
Я шагнула влево, чтобы рассмотреть его собеседника, пожилого мужчину с седыми волосами. У меня он точно не регистрировался. Может, Поппи его знает?
— Эй, — я пихнула ее в бок, — с кем это разговаривает Гейб?
Поппи посмотрела в толпу, затем снова на меня.
— А, так все дело в Гейбе?
У меня вспыхнули щеки.
— То есть?
— Он тебе нравится! — Поппи широко улыбнулась и не стала ждать моего ответа: — Иногда от него много хлопот, но он хороший парень. Да и выглядит обалденно, признаюсь.
Я смутилась и опустила глаза. — Да, наверное, хотя… Так ты знаешь, с кем он разговаривает?
Поппи наклонилась вбок, чтобы получше разглядеть незнакомца, а когда выпрямилась, вид у нее был обеспокоенный.
— У нас могут быть неприятности. Это отец Гийома, — тихо произнесла она. — Вот черт! Я же просила его не разговаривать с журналистами! С какой стати он болтает с Габриелем Франкёром?!
— О нет, — мрачно сказала я.
— Сходи-ка к ним и разберись.
Я кивнула, с тревогой посмотрела на Поппи и начала пробираться сквозь толпу. Не успела я подойти, как отец Гийома хлопнул Гейба по плечу, взглянул на меня и ушел.
— Привет, Эмма! — тихо поздоровался Гейб, чмокнув меня в обе щеки, и повернулся к сцене, где Гийом проникновенно пел «La Nuit».
Музыка была волшебная, и все в зале завороженно слушали. Кроме Гейба. Новая песня его не волновала — ну да, уж лучше в это время поболтать с человеком, которого мы всячески старались от него оградить.
— Привет, — шепнула я, стараясь не мешать стоящим рядом журналистам. Мне не хотелось отвлекать их от безупречного — пока — выступления. — Как добрался?
— Хорошо, — ответил Гейб. Он посмотрел на сцену, затем снова на меня и улыбнулся. — Спасибо.
— Ты опоздал, — сказала я и тут же пожалела об этом: мои слова прозвучали как упрек.
— А ты заметила?
Я откашлялась и как бы невзначай спросила:
— Ты разговаривал с отцом Гийома?
Гейб замешкался, но вид у него был нисколько не виноватый.
— Да.
— А ведь Поппи просила его не разговаривать с журналистами! — проворчала я, бросив на Гейба сердитый взгляд.
Тот удивился и даже немного обиделся.
— Я вроде бы не простой журналист.
— То, что мы с тобой целовались, еще не значит, что тебе все дозволено! — понизив голос, сказала я.
Гейб опешил.
— Нет, конечно, Эмма!
Прежде чем я успела ответить, «La Nuit» подошла к концу, и Гийом заговорил:
— Огромное спасибо! Мне очень приятно петь для вас. А сейчас я исполню еще одну песню, третью из альбома, которая скоро выйдет вторым синглом. Я назвал ее «Красавица» и сегодня посвящаю ее Эмме, моему агенту по рекламе, которая всегда готова прийти на помощь. Надеюсь, ты улыбаешься, Эмма.
Я изумленно открыла рот, и музыканты заиграли быструю песню о безответной любви к девушке из другой страны. Когда несколько журналистов с любопытством посмотрели на меня, я покраснела.
— Надо же, как мило, — сказал Гейб. — Твоя рок-звезда еще и песни тебе посвящает!
Я удивленно на него посмотрела и выдавила:
— Он не моя рок-звезда!
— Между вами что-то есть? — пристально поглядев мне в глаза, спросил Гейб.
— Что?! Нет!
— Тогда почему он посвящает тебе песни?
Вопрос, надо признать, был разумный. Увы, ответа я не знала.
— Понятия не имею!
Гейб скорчил недовольную гримасу и промолчал.
Я откашлялась и отвела взгляд, надеясь, что он сменит тему. Несколько секунд я рассматривала репортеров — почти все они восхищенно улыбались, слушая Гийома. В камерной обстановке его обаяние действовало особенно сильно, и я точно знала, что половина журналисток сегодня лягут спать влюбленными по уши.
— На какое время у тебя назначено интервью с Гийомом? — спросила я, когда музыканты заиграли тише.
Мне хотелось поговорить на менее щекотливые темы. Но, посмотрев налево, Гейба я не увидела. Он куда-то исчез.
В завершение концерта Гийом ослепительно улыбнулся, помахал рукой и крикнул:
— До скорой встречи!
Он ушел за кулисы, и я вспомнила, что мне некогда волноваться из-за Гейба: надо было проводить Гийома к журналистам.
Поппи ждала меня за сценой.
— Ну? Что сказал Гейб?
— Ничего.
Я отвела глаза.
Она удивленно взглянула на меня и пояснила:
— Я вообще-то о том, почему он разговаривал с отцом Гийома.
— А… ну да. Он не объяснил.
— Странно, — пробормотала Поппи.
В эту минуту из-за кулис вышел Гийом с зачехленной гитарой.
— Я готов к новым подвигам, леди! Как вам мои песенки?
— О, Гийом, они потрясающие! — воскликнула Поппи.
— Merci beaucoup, mademoiselle, — с легким поклоном проговорил Гийом и обратился ко мне: — Et toi? Тебе понравился концерт, Эмма?
— Да, Гийом, ты молодец.
— А посвящение? Что скажешь?
— Ну… — Я не сразу нашлась с ответом — Было очень-очень мило с твоей стороны, Гийом. Большое спасибо.
— Ты красавица, — сказал он, сверля меня взглядом.
Я посмотрела на Поппи — та не сводила глаз с Гийома.
Я кашлянула.
— Э-э, да, спасибо… Ну что, идем по журналистам?
— Ты первая! — весело сказала Поппи, подливая масла в огонь. Она перевела взгляд с меня на Гийома и протянула ему руки. — Давай унесу гитару.
Гийом безропотно отдал Поппи инструмент, а я показала ей язык.
Примерно двадцать минут я водила Гийома от одного журналиста к другому. Все они надели беджики с надписью «Здравствуйте, меня зовут…», на которых значились их имена и названия газет или телеканалов. Поначалу я немного волновалась, ведь наступило время представить людям настоящего, живого Гийома и при этом скрыть, что настоящий Гийом — буйный сумасшедший.
Но свершилось чудо: он вел себя абсолютно нормально. Пожимал руки мужчинам, с англичанами беседовал о футболе, с американцами — о своих поездках в Штаты, а со всеми остальными — о любви к музыке. Заговаривая с женщинами, Гийом включал обаяние на полную катушку: болтал, смеялся и флиртовал так, словно это его ремесло. Впрочем, так оно и было.
Наконец, когда Гийом пожал руки всем журналистам, а Поппи ушла беседовать со знакомой телеведущей из Англии, мы с Гийомом подошли к его отцу, который стоял у барной стойки в конце зала и пил красное вино.
— Эмма, ты еще не знакома с моим отцом? — спросил Гийом по пути к бару.
Я покачала головой.
— С удовольствием вас познакомлю.
Его отец был среднего роста, подтянутый, с худыми дрожащими руками и ярко-зелеными глазами на морщинистом лице. Заметить сходство между отцом и сыном было нетрудно: такие же яркие глаза и копна темных волос, хотя волосы отца уже посеребрила седина. Гийом что-то сказал ему по-французски, потом я услышала свое имя.
— Oui, oui, enchantй, — дружелюбно сказал старик, наклоняясь, чтобы расцеловать меня в обе щеки.
— И мне очень приятно, — с улыбкой ответила я, — Я так рада, что работаю с вашим сыном.
— Он… как это… очин хороши-ий. Очин большой талант.
— Да, вы совершенно правы. Он чудесный. Старик кивнул и улыбнулся.
— Merci beaucoup.
Потом он снова заговорил по-французски, но Гийом, сообразив, что я ничего не понимаю, перешел на английский.
— Тебе понравился концерт? — медленно спросил он отца.
— Oui, oui. Это быть идеально.
— Спасибо, пап. А вечеринка как?
— Очин, очин мило, — с трудом произнес отец.
Мне было странно наблюдать за их разговором. Гийом выглядел таким… нормальным.
— Гийом, — медленно сказал старик, — Я говорить Габриель, когда ты пел. Он… как это… волноваться за тебя.
Я резко обернулась к Гийому.
— Что? Он имеет в виду Габриеля Франкёра? — изумленно спросила я, — Он его знает?!
Старик хотел было что-то объяснить, но Гийом его перебил:
— Скажем так, мы с Гейбом давно знакомы.
Я растерялась. Да, вчера я узнала, что Гейб родом из Бретани, но ведь это огромная область! Мне и в голову не приходило, что они с Гийомом могли там познакомиться. Я хотела задать еще несколько вопросов, но как раз в эту минуту к нам подлетела Поппи, ведя за собой привлекательного брюнета.
— Гийом! — радостно затараторила она, не догадываясь, что помешала нашему разговору. — Позволь представить тебе Вика Винсента, главного лондонского ди-джея и одного из тех, кто продвигает твой альбом на радио. А еще он мой старый школьный приятель.
— Не нравится мне слово «старый», Поппи, — безупречным диджейским басом проговорил Вик. — Но я в самом деле поддерживаю твои начинания, Гийом. Ты молодец!
Он хлопнул Гийома по спине.
— Спасибо, — учтиво ответил тот и немного попятился.
Он не любил, когда его трогали, — если, конечно, сам этого не добивался. Впрочем, прикосновений он добивался от женщин, а не от помпезных диджеев мужского пола.
Я шепнула ему на ухо:
— Ну, закругляемся?
Гийом кивнул. Я огляделась в поисках его отца, но тог куда-то пропал. Да что это за фокусы с исчезновениями?
— Где твой папа? — спросила я Гийома.
Он осмотрелся и пожал плечами.
— Не знаю. Да ты не волнуйся, он не заблудится. Сегодня тебе надо думать только обо мне.