Искусство французского поцелуя

Глава 9

— А, так ты познакомилась с Себастьяном? — удивленно спросила меня Поппи на следующее утро.

Я не ожидала такого вопроса. Вчера Поппи уже спала, когда я вернулась, и меня так и подмывало рассказать ей про свое неожиданное свидание. Может, она и права: французы — прелесть.

— В смысле? Ты его знаешь? Невероятно!

Как она могла знать человека, которого я случайно встретила в миллионном городе?

— Дай угадаю, — сухо проговорила она. — Высокий, в очках, сидел один в кафе. Читал роман. Сказал, что каждую неделю выбирает новый ресторанчик.

Я опешила. Моя подруга — ясновидящая?!

— Откуда…

— Я встретила его, когда жила в Париже вторую неделю, — ответила Поппи и попыталась спрятать улыбку, которая заиграла на ее губах. — Я гуляла возле Нотр-Дама, начался дождь, и я забежала в «Кафе Марго». Он читал роман Жерара де Нерваля и как только узнал, что я англичанка, сразу подошел. У меня пересохло во рту.

— Что?

— Видимо, таковы его привычки. Я не понимала этого, пока не рассказала о нем своей подруге из Америки, Дорен. С ней он вел себя точно так же: угостил обедом, показал Монмартр, напоил в том классном ресторанчике, где подают фондю. С тобой было то же самое?

— Да… — ошарашенно выдохнула я.

— И со мной. А потом проводил тебя до дома и попросился в гости?

Я молча кивнула.

— Что ж, по крайней мере, тебе хватило ума отказаться. А мне не хватило. Он провел здесь ночь.

— Ты шутишь, — выдавила я.

— Ни капельки! — Поппи широко улыбнулась — Ничего не было, но представляешь, какой дурой я себя почувствовала, узнав, что с Лорен случилось то же самое.

— Очень хорошо представляю. Какая же я идиотка…

— Не кори себя! — ободряюще сказала Поппи — Такие у французов игры. Они умеют ухаживать. А когда добиваются своего, тут же берут штурмом следующую крепость. Это только доказывает мою теорию: надо бежать с корабля, пока он не пошел ко дну.

Мне стало тошно.

— И что, все французы такие? — с ужасом спросила я. Поппи рассмеялась.

— Полагаю, Себастьян — редкий случай. Тем не менее, наглядный пример того, почему мужчинам нельзя верить. Никогда. Все мужчины лгут — американцы, англичане и французы. Это универсальное мужское свойство. По крайней мере, так пишет Дженис Кларк-Мейерс в книге «Другая страна, те же мужчины».

Я внимательно на нее посмотрела.

— Очень горькое наблюдение. Видимо, Даррен причинил тебе много боли.

Поппи отвернулась.

— Нет, я просто реалистка.

В воскресенье Поппи отправилась на свидание с каким-то парнем, а я наконец-то распаковала свои огромные чемоданы, развесила одежду в крошечном шкафу а белье, футболки и ночные сорочки убрала в ящики под кроватью.

Когда я раздумывала, спрятать туфли под кровать или купить небольшую полку для обуви, неожиданно зазвонил телефон.

— Эмма, я соскучился, — раздался в трубке знакомый голос Брета. Я оцепенела. Мы не виделись пять недель, и его голос уже звучал для меня непривычно. — Твоя сестра дала мне номер телефона. Без тебя здесь все изменилось…

Я выдохнула в трубку. И что мне ответить?! Он словно догадался, что вчера ночью я впервые за пять недель уснула, не вспомнив о нем! Я начала привыкать к одинокой жизни.

— Эмма? Ты меня слышишь?

— Брет, — наконец-то вымолвила я, стараясь унять дрожь в голосе, — зачем ты позвонил?

— Я скучаю, — ответил он уязвленным голосом. — А ты?

— Нет.

В трубке воцарилось молчание, и я почувствовала себя виноватой — не только потому, что обидела Брета, но и потому, что солгала. Я скучала. Но это ведь глупо, так?

— Я сожалею о том, что сделал, — наконец произнес Брет. — Я был дураком и совершил ошибку. Прости меня.

Я молчала, не зная, что сказать.

— А как же Аманда?

Брет тяжело вздохнул.

— Ты все узнала? Я не потрудилась ответить.

— О, Эмма, прости меня, ради бога! — сбивчиво затараторил он. — Эмма, пожалуйста! Слышишь? Прости! Мне очень, очень жаль. Я совершил ошибку, огромную ошибку! Я пытался тебя забыть.

— Интересный способ, надо иметь в виду, — пробормотала я, — Если не вышло с невестой, трахни ее лучшую подругу!

Брет вздохнул и продолжал:

— Эмма. Умоляю. Прости меня. Не знаю, какими словами выразить мое сожаление. Но я люблю тебя. Я по-прежнему хочу, чтобы ты стала моей женой. Я просто испугался, вот и все.

Пять недель назад я мечтала услышать эти слова. А теперь они совершенно меня не тронули. Я чувствовала себя опустошенной и растерянной.

— Эмма, ты вернешься? — спросил Брет. — Прошу, дай мне последний шанс!

Я пошла в гостиную и села на диван лицом к окну. Снаружи, буквально в нескольких ярдах от меня, возвышалась Эйфелева башня — символ того, что мне только предстояло пережить в этом городе.

— Нет, — твердо ответила я. — Теперь мой дом здесь. Прежде чем Брет успел возразить, я повесила трубку.

— Поделом ему! — сказала Поппи на следующее утро, потянувшись за маркером на другом конце стола.

Мы пришли на работу пораньше, чтобы обсудить кет буклета, который мы будем раздавать журналистам на лондонской презентации. Камнем преткновения стала фотография: я выбрала ту, где Гийом обнимал гитару и улыбался, а Поппи хотела видеть на обложке его обворожительный хмурый взгляд.

— Думаешь? — спросила я, потягивая кофе и рассматривая снимки. — Может, ему нужно было время, чтобы осознать свою ошибку. Может, он действительно испугался.

— Ты встречалась с ним три года, — напомнила подруга. Она взяла со стола две фотографии и отложила в стопку забракованных. — Вы обручились почти год назад. И тут он бросает тебя и выгоняет из дома! Плевать, что он думает теперь; ты хочешь посвятить свою жизнь такому человеку?

— Наверное, нет, — пробормотала я.

Несколько минут мы молча разбирали фотографии. Я пыталась сосредоточиться на работе. Вечером сингл Гийома должен был впервые зазвучать в радиоэфире, так что нам предстоял трудный и важный день. «Думай о Гийоме, — говорила я себе. — Не о Брете».

— Кстати! — непринужденно воскликнула я, меняя тему. — Похоже, Габриель все-таки соврал нам насчет «Будда-бара». Гийом вчера ничего не устроил.

— Я же говорила, он лгун.

— Ты была права. А я, дура, ему поверила!

— Не дура, просто наивная. Учти, репортерам нельзя доверять.

— Подозреваю, о нас они говорят то же самое. Поппи улыбнулась.

— Да, и они правы.

Мы, наконец, выбрали фотографию: на ней Гийом был в кубинском военном кителе с разрезанными рукавами, открывающими его дивные мускулистые руки. Он обнимал красную гитару «Gibson Les Paul», изготовленную на заказ (Гийом назвал ее Люси в честь младшей сестренки), и сверлил камеру пылким взглядом, способным растопить сердце любого теплокровного существа женского пола.

— Ладно, мне пора в Лондон, на деловой обед, — сказала Поппи после того, как мы позвонили в типографию и добавили еще один снимок к тем, что уже были распечатаны. — Справишься без меня? Дел тут хватает.

На пятнадцать минут второго Поппи назначила встречу президенту Британской ассоциации музыкальных обозревателей, к которой готовилась несколько дней. В одиннадцать тридцать она должна была сесть на поезд «Евростар», чтобы поспеть в ресторанчик рядом с лондонским железнодорожным вокзалом. В три — обратный поезд, так что к ужину Поппи вернулась бы домой. Потрясающе, как быстро в наши дни можно перемещаться из одной столицы в другую.

— Конечно, справлюсь! — бодро ответила я. Здесь я была уже неделю, а за восемь лет в рекламном деле отлично усвоила, чем можно занять себя в офисе. Кроме того, меня не на шутку заинтересовала грядущая презентация Гийома. Я никогда не участвовала в таком крупном проекте и страшно гордилась тем, что мы с Поппи уже сделали. Днем мне предстояло обзвонить дюжину американских музыкальных критиков и обсудить некоторые вопросы с администрацией лондонского отеля, где меньше чем через три недели должна была состояться презентация.

— Вот и славно, — сказала Поппи, взяв сумочку — «Я за безупречную подделку «Келли». — Пожелай мне удачи. Если понадоблюсь, звони на мобильный.

Через полчаса я обзвонила уже пятерых обозревателей, и все шло как по маслу. Особенно меня порадовал разговор с лондонской журналисткой из «Роллинг стоун», которая обещала приехать на презентацию.

— Гийом Риш — такой лапочка! — воскликнула она. — А тот сингл, что вы мне прислали, просто потрясающий! У вас в руках настоящая звезда.

Я как раз нежилась в теплых лучах успеха, когда вновь затрезвонил телефон. Решив, что это британский критик, которого я просила перезвонить, я схватила трубку и весело представилась:

— Эмма Салливан, агентство «Миллар Пэ-эр»!

Низкий мужской голос в трубке быстро заговорил по-французски.

— Простите, — перебила я звонившего. Судя по голосу, он был чем-то расстроен. — Je ne parle pas franзais.

Меня уже тошнило от этой фразы.

— Кто говорит? Где Поппи-и?

— Она на встрече. С вами говорит ее новая коллега, Эмма. Мы вместе работаем над английским проектом Гийома Риша. Чем могу помочь?

В трубке воцарилась мертвая тишина.

— Да, — наконец произнес мой собеседник. — Эмма, вы должны торопиться. Это менеджер Гийома, Раф. Я в Дижоне, и мне нужна ваш помощь.

— Мне звонил Гийом, — затараторил Раф. — Он уснул в кладовке возле лифта-а на втором этаже Эйфелевой башни.

Я охнула.

— Что?!

— Да. Утром его нашли уборщики, и как вы понимаете, он в большой беде-е.

Я застонала.

— Кошмар! Что может быть хуже?!

Как оказалось, вопрос был не такой уж и риторический. Раф ненадолго замолчал, а потом со вздохом продолжил:

— Я забыл сказать. Девушка, с которой он бы-ыл, пошутила и забрала его одежду. Бою-юсь, уборщики нашли его голым.

— Что?

— Mais oui [16].

— Где он? — начиная паниковать, спросила я.

— В Эйфелевой башне, его допрашивает охрана-а, — измученным голосом ответил Раф. — А на улице много журналистов, тех же, что донимали его всю неделю. Вы должны поехать туда и разобраться.

Раф продиктовал мне мобильный Гийома и сообщил, что начальник охраны уже согласился поговорить с представителем прессы. Я должна позвонить начальнику, как только подъеду к башне, и меня проводят в кабинет.

— Эмма, есть одна-а хорошая новость, — добавил Раф — Охрана не вызвала полицию. Они знают Гийома и решили уладить все без шума. Так что вам, може-ет удастся все исправить.

— Хорошо. Спасибо.

Я повесила трубку и уронила голову на стол. Невероятно!

Мобильник Поппи не отвечал. Я набрала еще раз — бесполезно. Оставив ей отчаянное сообщение, я позвонила Вероник. Уж она-то — или кто-нибудь из пиарщиков компании — знает, что делать.

— Вам придется уладить все самим, — спокойно проговорила она, когда я рассказала ей про звонок Рафа.

Неужели французы никогда не паникуют?

— Нам?! — Я попыталась взять себя в руки. — Но я не могу дозвониться до Поппи!

— Если я не ошибаюсь, — ледяным тоном ответила Вероник, — вы являетесь пиар-агентом Гийома. Так что если вам с Поппи дорога работа, предлагаю немедленно поехать к Эйфелевой башне и решить нашу маленькую проблему, пока не поползли слухи. Или мне обратиться в более надежное пиар-агентство?

Я в ужасе умолкла, что-то пробормотала в ответ и, бросив трубку, вылетела из офиса.

— Эммочка, милая, прости, что не могу приехать! — прошептала Поппи в трубку, перезвонив мне через пятнадцать минут. Я как раз ехала к Эйфелевой башне. Меня прошиб ледяной пот. — Я уже в поезде, мы тронулись.

— Понимаю, — процедила я. — Ну а мне-то что делать?

— Не знаю… Врать?

— Да уж. — Я покачала головой. — С тобой я здорово наловчусь, верно?

— Слушай, я позвоню, как только доеду, — сказала Поп. — Прости, что не могу помочь… Я попросила водителя заехать в магазин «Селио» на улице Риволи. Он ждал в машине, пока я покупала Гийому рубашку, мешковатые штаны с большими карманами спереди и шлепки. Размер выбирала на глаз, решив, что Гийом будет благодарен за любую одежду, лишь бы не появляться перед толпой журналистов в чем мать родила.

Через десять минут такси остановилось перед Эйфелевой башней.

— Вам понравится! — с улыбкой сказал водитель, видно, приняв меня за туристку. — Это лучший достопримечательность Парижа. Обязательно поднимайтесь на сам верх.

— Ага, — ответила я, торопливо считая деньги дрожащими руками.

У меня на лбу выступили капли пота.

— О, не бойтесь! Вы вскипели. — Он, наверное, хотел сказать «вспотели». — Не нужно волноваться, там везде охрана. Очень безопасно!

— Merci beaucoup, — пробормотала я, отдав ему стопку купюр. — Сдачи не надо.

— Глубоко дышать, и все будет хорошо, mademoiselle! — крикнул водитель мне в спину, когда я уже бежала к башне. — Без паники!

Увы, путь мне преградила плотная толпа журналистов. Единственным, кто меня заметил, был Габриель.

— Эмма! — закричал он.

Остальные репортеры обернулись на его голос, и на меня внезапно обрушился шквал вопросов, на которые я просто не успевала отвечать.

— Правда ли, что Гийома допрашивает охрана башни?

— Он пьян?

— Его забрали в тюрьму?

— Выход альбома будет отложен?

— «KMG» уже подготовила официальное заявление?

— Нет, — буркнула я, расталкивая толпу.

— Действительно ли Гийом провел ночь в Эйфелевой башне? — громко спросил Габриель с таинственным американским выговором. — Или вы это отрицаете?

— Не понимаю, о чем вы.

Я с трудом пробралась сквозь толпу и быстро объяснила охраннику, кто я такая, — к счастью, он немного знал английский. Переговорив с кем-то по рации, охранник неохотно повел меня к южной опоре башни.

— Правда ли, что он голый? — крикнул Габриель мне вслед, когда я уходила, изо всех сил пытаясь взять себя в руки.

— Неправда, — отрезала я, злобно покосившись на Габриеля.

— Если ничего не произошло, зачем вы приехали? — нагло спросил он.

Зеленые глаза торжествующе сверкнули за стеклами очков. Габриель улыбнулся, и я была вынуждена признать, что его ямочки все так же очаровательны, пусть он сам и выводит меня из себя. Нет, так нельзя. Габриель Франкёр не должен мне нравиться.

— Э-э… мы делаем промоушен его нового альбома, «Риш», презентация которого состоится через три недели, — быстро сообразила я. — Прошу прощения за то, что вас снова дезинформировали. Надеюсь, вы, как и я, с нетерпением ждете выхода альбома, с этими словами я устремилась ко входу.

— Если ничего не произошло, — услышала я голос Габриеля за спиной, — то пусть Гийом выйдет и поговорит с нами, когда вы закончите!

Я промолчала, с трудом проглотила комок в горле и покрепче сжала пакет из «Селио». Как же провести Гийома мимо журналистов, если его задержат? Вот и влипла! Я понятия не имела, как уговорить охранников не задерживать Гийома.

После короткой беседы с начальником внешней охраны меня проводили к лифту и подняли на шестьдесят ярдов над землей, где находился первый уровень башни. Я даже не успела толком прочувствовать, что вновь оказалась в своем любимом здании, и едва заметила причудливую геометрическую ковку — лифт стремительно нес меня наверх, где творилось нечто еще более безумное, чем в отеле «Жереми».

Провожатые отвели меня по нескольким коридорам в небольшой кабинет за почтовым отделением Эйфелевой башни, где я познакомилась с двумя охранниками, задержавшими Гийома.

— Где? — устало спросила я.

Ухмыльнувшись, один из них указал на закрытую дверь.

— Bonne chance, mademoiselle, — пожелал он мне удачи.

Когда дверь открылась, на несколько секунд я замерла на месте, не в силах пошевелиться.

В маленькой полупустой комнате на пластиковом стуле сидел Гийом — совершенно голый, если не считать красных выцветших трусов с широкой белой полоской на талии. Гийом непринужденно скрестил ноги и читал потрепанную книжицу «Страх и ненависть в Лас-Вегасе». Вдобавок ко всему на нем был черный цилиндр) а рядом со стулом стояла черная трость с белым набалдашником.

— Allons-y, — поторопил меня охранник.

Я сглотнула и вошла в комнату. Дверь зловеще хлопнула за моей спиной, и Гийом поднял голову. Несколько секунд он пытался меня опознать, а потом заморгал и улыбнулся.

— О, bonjour, Эмма! — весело поздоровался он, как будто я пришла в его личный пентхаус, а не в комнату охраны Эйфелевой башни. — Чудесно выглядишь!

Я попыталась не краснеть — и не пялиться на его обнаженное тело.

— Гийом, что ты здесь делаешь?!

— Я не виноват, Эмма, — пожав плечами, ответил он, коснулся цилиндра и лениво встал.

Я отвернулась. Да, передо мной было самое красивое мужское тело на планете, но ведь это не имело значения, так?

— Ну конечно, ты, как всегда, ни в чем не виноват, — мрачно сказала я и протянула Гийому пакет. — Будь добр, оденься.

Гийом сначала посмотрел на меня, потом взял пакет и заглянул внутрь.

— Эмма! Ты принесла мне одежду! Как мило с твоей стороны. А я ничего тебе не принес. Грубиян!

Он радостно улыбался, как будто не видел в сложившейся ситуации ничего дурного.

— Да, а я просто ангел. Что ты вообще тут делал? — окинув его взглядом, пробормотала я.

Гийом недоуменно на меня посмотрел.

— Исполнял танцевальный номер, Эмма.

— Танцевальный?!

— Ну да. Хочешь взглянуть?

— Неособенно.

Гийом ухмыльнулся и покачал головой.

— Эмма, ну где твоя тяга к приключениям?

— Понятия не имею. А где твоя одежда? Он пропустил мой вопрос мимо ушей.

— Я просто хотел понять, каково быть Фредом Астером. Ты же американка, должна оценить, а?

С этими словами он бросил пакет на пол и подобрал трость.

— Гийом…

Он поднял руку.

— Не мешай творческому процессу, Эмма. Гийом закрыл глаза, вдохнул, выдохнул, прошептал:

«Дзен», и в одних трусах и цилиндре принялся отбивать чечетку. Босиком.

— Have you seen the well-to-do… [17] — громко запел он, размахивая тростью.

Я в ужасе наблюдала, как Гийом скачет из стороны в сторону по крохотной комнатке, машет тростью, козыряет и вертится вокруг меня, пока он не пропел последнюю строчку: «Puttin' on the Ritz!»

Несколько секунд я молчала. Гийом стоял передо мной на коленях, держа цилиндр в одной руке, а трость в другой. Он поднял на меня взгляд, полный надежды, и я поняла, что от меня ждут аплодисментов.

Вместо этого я покачала головой.

— Ты точно ненормальный.

Гийом надулся и небрежно уронил трость с цилиндром на пол.

— Эмма, я всего лишь развлекаюсь…

Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

— Чудесно, Гийом. Будь так любезен, оденься и позволь мне все уладить. Иначе следующий танец ты исполнишь в местной тюрьме.

— А я хотел, чтобы ты станцевала со мной «Щека к щеке»… Мой любимый номер у Астера.

— Как-нибудь в другой раз. А теперь, пожалуйста, одевайся!

Гийом явно огорчился, но послушно взял пакет, достал из него рубашку и пожал плечами.

— Как скажешь, Эмма, — грустно произнес он и начал одеваться.

Я чуть помедлила (не каждый день видишь самого красивого мужчину на планете в нижнем белье!), вышла из комнаты и спросила начальника охраны. Тот предложил мне сесть и подозвал к столу двух охранников.

— Прошу меня простить, — сказала я после того, как представилась и извинилась за свои скудные познания во французском. — Объясните, пожалуйста, что произошло.

На ломаном английском начальник поведал, как один из охранников, выйдя утром на смену, обнаружил голого Гийома в комнате рядом с южной опорой. Служба безопасности понятия не имеет, как он туда пробрался, потому что с 2001 года охрану Эйфелевой башни значительно усилили. Храпящего Гийома не могли разбудить несколько минут; затем певца отвели в комнату охраны, где он и начал отбивать чечетку.

— Все твердил, что он Фред Астер, — добавил один охранник, почесав голову. — А потом начал петь про помидоры и картошку… [18]

— Тогда я догадался, что он не простой бродяга, — перебил его начальник, заговорщицки наклоняясь ближе ко мне, — а Гийом Риш! Очень большой знаменитость Франции!

Я вздохнула.

— Да. И вы должны понимать, что этот инцидент может сильно навредить его репутации.

Начальник переглянулся со своими подчиненными.

— Я так подумал, — кивнул он и заговорил тише: — Потому мы и хотим… договориться.

— Договориться?

Его глазки забегали из стороны в сторону.

— Oui. Можем сделать маленький… как это?.. обмен! И тогда мы забудем этот случай. Мы еще не вызвали полицию.

— Хорошо… — протянула я, не совсем понимая, что имеется в виду под «обменом». — Но ведь полиция наверняка знает, что здесь что-то стряслось, верно? Там на улице целая орава журналистов.

— Oui, — сказал начальник охраны, — Мы можем объяснять, что это недоразумение. Скажем, что у Гийома Риша есть право здесь находиться.

— Правда?

— Oui. Если мы договоримся.

Он потер руки и подмигнул.

— И если он обещает надеть штаны, — буркнул один охранник.

— И больше не танцевать, — добавил второй.

Все дружно закивали.

Тут до меня дошло.

— Вы что, хотите взятку?! — изумленно вопросила я.

Трое переглянулись.

— Взятку? Мы не знаем такое слово.

Ясно, дурачками прикидываются. Я перевела дух и кивнула.

— Ладно, посмотрим, что можно сделать. Я должна поговорить с Гийомом. Что-нибудь придумаем.

— Oui, mademoiselle, — смущенно ответил начальник.

Я попросила их подождать и постучала в дверь Гийома.

— Ты оделся?

— А ты хочешь, чтобы я был голый? — откликнулся Гийом.

Я закатила глаза и открыла дверь. К счастью, он уже соизволил надеть рубашку и штаны. На одной ноге была шлепка, вторую он держал в руке с таким видом, словно это ключ к разгадке Вселенной.

— Потрясающе, и как их только делают! — благоговейно произнес Гийом.

По какой-то неясной причине цилиндр он не снял.

Я покачала головой. У парня точно не все дома.

— Гийом, кажется, охранники просят у нас взятку. — Мне стало дурно; невероятно — я должна прибегнуть к взяточничеству, чтобы вытащить своего безумного клиента из передряги, кото рая вполне может привести к полному краху его карьеры. Интересно, какое наказание за это полагается во Франции? — У тебя есть с собой деньги?

Глупый вопрос — я поняла это, как только закончила говорить. Откуда у Гийома деньги, если у него даже одежды не было, пока я не принесла? Где бы он их хранил?

Однако я недооценила Гийома Риша.

— Конечно, — ответил он, пожав плечами. — Всегда держу немного наличных в трусах.

— Что, правда?

Я не понимала, шутит он или нет.

— Ну да. — Гийом залез в штаны, порылся там и достал толстую пачку банкнот. — Могу одолжить, — любезно предложил он, протягивая мне деньги. Я оторопела. — На сувениры, что ли?

— Э-э, нет.

Гийом пожал плечами и бросил мне пачку. Я нехотя поймала ее, пытаясь не думать о том, что она всю ночь пролежала у него в трусах. Отчаянное положение требует отчаянных мер, а разве спасение голой рок-звезды, запертой в огромной башне, — не отчаянное положение?

— Не знаю, сколько там. Бери сколько нужно, мне все равно.

Гийом вернулся к изучению таинственной шлепки, а я посмотрела на пачку и с ужасом поняла, что верхняя купюра — сотенная. Я быстро посчитала остальные.

— Гийом, у тебя в трусах две тысячи восемьсот евро?! — растерянно поднимая глаза, спросила я.

Он пожал плечами и как ни в чем не бывало ответил:

— Ну да. Мало ли что понадобится.

Я потрясла головой. От этого парня можно ждать чего угодно!

— Так … ладно.

— Night and day, you are the one! [19] — вновь заголосил Гийом, начав танцевать.

— Перестань! — оборвала его я. Он резко замолчал.

— Ты что, не любишь Фреда Астера? Это одна из его самых известных песен…

— Да нет, Фреда Астера я как раз люблю, — процедила я, — Но сейчас мы должны кое-что уладить. Будь любезен, прекрати танцевать и поговори со мной!

— Хорошо, — притих Гийом.

— Вот и отлично. — Я сделала глубокий вдох. — Можно мне взять эти деньги?

— Бери. — Он кивнул и улыбнулся. — Трать, сколько угодно. И сувенирчик тоже купи. На память об этом дне.

— Как-нибудь в другой раз, — сухо ответила я, постучала в дверь и вышла.

Охранники выпучили глаза на пачку банкнот в моей руке.

— Так, тут у меня две тысячи восемьсот евро…

— Mademoiselle, где вы их взяли? — спросил один из охранников.

— Лучше вам не знать.

— Mademoiselle… — протянул начальник. — Кажется, вы неправильно понять. Вы хотите дать нам pot-de-vin?

— Что? — переспросила я и мысленно перевела отдельные слова на английский. — Горшок вина?

— Нет-нет, — озабоченно ответил начальник. — Это выражение. Означает… э-э… заставлять кого-то делать что-то… давая деньги.

— То есть взятка?

По всей видимости, мы ходили кругами.

— Я не знать это слово. Во Франции, mademoiselle, давать деньги за услугу незаконно.

— О… — краснея, проронила я. — Вы же сами просили…

— Нет-нет, mademoiselle! — Начальник затряс головой. Я взглянула на остальных охранников, которые смотрели на деньги куда жаднее, чем их босс. — Я думал, вы окажете нам услугу за услугу.

— Какую же? — неуверенно спросила я, засовывая пачку в карман и чувствуя себя круглой идиоткой.

— Oui… — Начальник переглянулся с подчиненными. — Можно ли сделать, чтобы Гийом играл частный концерт для моей дочери и ее подруг? Я буду лучший отец в Иль-де-Франс.

— И для моей дочери, — добавил один охранник, — Она бы тоже хотела на частный концерт.

— А у меня нет дочери, но подруга мечтает увидеть Гийома Риша, — сказал второй.

С минуту я молча разглядывала охранников.

— То есть Гийом должен просто сыграть для вас концерт?

— У меня дома, — кивнул начальник. — Моя жена даже накормит его ужином.

Я вздохнула и закрыла глаза.

— Думаю, устроим.

Через двадцать минут, кое-как добившись от Гийома согласия на частный концерт для охранников, я уже ехала на лифте вниз, не спуская глаз с моего рокера, наряженного в шмотки из «Селио».

— Вот, — сказала я, протягивая ему листок бумаги Пока Гийом раздавал автографы благоговейно взирающим на него охранникам, я успела набросать небольшую речь. — Это ты скажешь журналистам.

— Я должен делать заявление? — захныкал Гийом. — Брось, Эмма! Я хочу домой и спать!

— Надо было думать об этом до того, как ты прокрался голым в Эйфелеву башню.

— Я был не голый! — усмехнувшись, возразил Гийом. — На мне были трусы! И, — добавил он с важным видом, — цилиндр!

— Такого чудака я еще не встречала, — пробормотала я. — В любом случае, ты это прочтешь, иначе я расскажу всем правду.

— Ты очень строгая, Эмма, знаешь? Я вздохнула.

— И цилиндр сними.

Он грустно покачал головой, снял цилиндр и вместе с тростью передал мне.

Я вывела Гийома на улицу, к стене из журналистов. Они загомонили, как только нас увидели. Я старалась избегать взглядов Габриеля, который стоял в первом ряду и изумленно смотрел на нас.

— Сейчас Гийом сделает заявление, но на ваши вопросы отвечать не будет, — твердо сказала я.

Толпа немного притихла.

— Произошла ошибка. Гийому предстоит снимать здесь клип на песню «Город света», и он просто хотел осмотреться. Мы с ним неправильно договорились о встрече, поэтому я не смогла подъехать вовремя. «Город света», — ловко вставила я рекламу, — первый сингл с дебютного альбома Гийома Риша. В этой потрясающей песне, которая, несомненно, вам понравится, поется о человеке, встретившем в Париже девушку своей мечты. Вот почему Эйфелева башня имеет такое большое значение для съемок. Сегодня вечером песня впервые прозвучит на радио. А теперь Гийом скажет вам свое слово.

Он покосился на меня, качнул головой, пробежал глазами по странице и начал:

— Я сожалею о том, что вчера ночью меня случайно заперли в Эйфелевой башне, пока я осматривал место для съемок клипа.

Всем было ясно, что он читает с листа. Я поежилась и украдкой глянула на журналистов. Многие смотрели на Гийома иронически (особенно мистер Скептик в первом ряду), но все внимательно слушали и делали пометки.

— Мне очень жаль, что вы приехали зря. Произошло досадное недоразумение. Вы все поймете, когда увидите мой клип, который выйдет в следующем месяце. Спасибо за участие.

— Благодарю вас, — поспешно добавила я. — Вопросы можете задать мне по телефону.

Репортеры тут же принялись наперебой выкрикивать вопросы, но я молча погнала Гийома к лимузину с тонированными стеклами, который стоял возле тротуара, — перед тем как спуститься, я позвонила Поппи, и та заказала нам машину. Это было меньшее, что она могла сделать со своего мягкого сиденья в «Евростаре».

— Молодец, Эмма! — восхищенно сказал Гийом, когда машина тронулась и Эйфелева башня начала скрываться из виду.

Он снова надел цилиндр и вертел в руках трость.

Я закатила глаза и покачала головой.

— Гийом, как ты умудрился попасть туда голым?!

Он явно озадачился.

— Честно говоря, понятия не имею… Помню, как пил «Мансану» с девчонкой из «Будда-бара»… а потом проснулся голым в комнатушке, и на меня пялился какой-то охранник. Неприятно, скажу я тебе.

— Ты был в «Будда-баре»?! — ужаснувшись, спросила я и вспомнила предупреждение Габриеля.

— Oui. Хотя я слабо помню вчерашний вечер.

— Ты ненормальный…

— Спасибо! — радостно поблагодарил Гийом.

— Это был не комплимент, — заметила я.

Он хохотнул и коснулся полей цилиндра.

— Знаю!