В период освободительной войны испанских колоний европейские державы и США проявляли большой интерес к Испанской Америке. Добиваясь захвата территорий и рынков сбыта, они хотели воспользоваться обстановкой, сложившейся в ходе вооруженной борьбы против колонизаторов, для того, чтобы осуществить свои экспансионистские замыслы и установить контроль над американскими владениями Испании.
Вашингтонское правительство с самого начала войны за независимость исходило из того, что она в любом случае ослабит позиции Испании в'Америке, а отделение испанских колоний от метрополии позволит США подчинить их своему влиянию. Стремясь использовать создавшуюся ситуацию в целях реализации давнишних планов присоединения пограничных с Луизианой и некоторых других районов, США сразу же приступили к подготовке аннексии Западной Флориды.
В результате активной деятельности американской агентуры вскоре на территории Флориды, расположенной западнее реки Пирл-Ривер, начались антииспанские выступления. 23 сентября 1810 г. колонисты, возглавляемые североамериканцами и снабженные оружием, полученным из США, овладели городом Батон-Руж. Вслед за тем конвент, состоявший из представителей населения различных районов указанной части Западной Флориды{96}, провозгласил ее независимость от Испании. В первой половине декабря американские войска оккупировали все пространство до Пирл-Ривер. В течение 1811 г. они заняли часть Западной Флориды между реками Пирл-Ривер и Мобил, а в апреле 1813 г. — территорию между реками Мобил и Пердидо.
Правящие круги США стремились использовать ослабление позиций Испании в связи с успехами освободительного движения в Южной Америке также для аннексии других земель. Хотя в условиях начавшейся в середине 1812 г. англо-американской войны и восстановления испанского владычества в большей части Америки вашингтонское правительство не решалось вступать в открытый конфликт с Испанией, оно на протяжении ряда лет негласно поощряло деятельность различных групп и организаций, пытавшихся подготовить вторжение в Техас. Правда, по требованию мадридского кабинета президент Мэдисон опубликовал 1 сентября 1815 г. прокламацию, запрещавшую использование территории США для подготовки каких-либо вооруженных экспедиций против испанских владений{97}. Но с началом нового революционного подъема в Южной Америке территориальная экспансия США возобновилась.
В декабре 1817 г. американские войска по приказу президента Монро заняли остров Амелию. Следующей весной они вторглись в Восточную Флориду и оккупировали ее. В послании конгрессу от 16 ноября 1818 г. Монро заявил, что захват Восточной Флориды якобы вызван необходимостью, так как испанские власти фактически уже не контролировали, по его словам, положение во Флориде, где будто бы царили полнейший хаос и анархия. «Там нашли убежище авантюристы из разных стран, беглые преступники и рабы», — утверждал президент{98}. В действительности же вашингтонское правительство просто хотело использовать удобный момент для осуществления своих планов, считая, что Испания, озабоченная судьбой американских колоний, согласится пожертвовать Флоридой, если США дадут обязательство не оказывать содействия повстанцам.
Расчет оказался правильным. После длительных переговоров государственный секретарь Адамс и испанский посланник Онис подписали 22 февраля 1819 г. в Вашингтоне договор о дружбе и границах. Согласно этому договору Испания уступала Соединенным Штатам Западную и Восточную Флориду, добившись в свою очередь от США официального признания Техаса составной частью Новой Испании, следовательно, отказа от всяких притязаний на него. Уступкой Флориды мадридское правительство надеялось удовлетворить аппетиты США и побудить их воздержаться от поддержки восставших колоний, полагая, что это поможет испанской монархии сохранить остальные заокеанские владения. Как остроумно заметил русский посланник в Вашингтоне Дашков, Испания, отдавая Флориду, ампутировала ногу, чтобы срасти туловище{99}.
Однако заключение испано-американского договора на самом деле отнюдь не означало, что агрессивные круги США отказались от своих экспансионистских устремлений. Напротив, именно в 20-х годах началась и приобрела широкий размах американская колонизация Техаса.
В ноябре 1820 г. туда прибыл из США коммерсант и горнопромышленник Мозес Остин, который обратился к губернатору Техаса с. просьбой о предоставлении ему земли для основания колонии. Испанские власти первоначально отказали, но в январе 1821 г. американцам было разрешено поселиться в Техасе при условии, если они исповедуют католическую религию и согласны присягнуть на верность испанской монархии. Сообщение об этом пришло незадолго до смерти Остина. Начатую им деятельность продолжил его сын Стефен, который в том же году обследовал бассейны рек Гуадалупе, Колорадо и Брасос на предмет колонизации этих территорий.
После провозглашения независимости Мексики он стал добиваться от правительства Итурбиде подтверждения и расширения прав, предоставленных ему колониальной администрацией. Предприимчивый делец просил разрешить въезд в Техас американцам сверх установленного ранее числа и требовал предоставить колонистам право на организацию своей милиции и создание собственного органа власти. Вслед за Остином в Техас ринулись другие американские предприниматели.
К весне 1822 г. политика правящих кругов США по отношению к освободительной войне испанских колоний вступила в новую фазу. Революция 1820 г. в Испании нанесла сильный удар абсолютизму в метрополии и усугубила безнадежность борьбы колонизаторов против революционного движения в Испанской Америке, которая к тому времени почти полностью освободилась от колониального ига. В таких условиях правительство США, выражая интересы американской буржуазии, добивавшейся захвата рынков Испанской Америки, пришло к выводу о необходимости пересмотра прежнего курса и установления официальных отношений с молодыми испаноамериканскими государствами.
8 марта Монро обратился к конгрессу с посланием, в котором предлагал обсудить вопрос о признании независимости бывших испанских колоний. Предложение президента поддержала комиссия по иностранным делам палаты представителей. 28 марта конгресс принял соответствующее решение. Но этот акт в течение длительного времени оставался чисто номинальным. К концу 1822 г. в Вашингтоне были аккредитованы лишь дипломатические представители Колумбии и Мексики, проявивших инициативу в этом вопросе. Однако вынужденное принять их правительство Монро во избежание конфликта с Испанией и другими европейскими державами явно не спешило устанавливать нормальные двусторонние отношения с государствами Испанской Америки. В Боготу и Буэнос-Айрес посланники США прибыли только в декабре 1823 г., в столицу Чили — в апреле следующего года, а в Мехико, Гватемалу и Лиму — уже при преемнике Монро, президенте Д. К. Адамсе, в 1825–1827 гг.
В начале 20-х годов в прессе европейских стран и США довольно часто появлялись сообщения о подготовке вооруженной интервенции держав Священного союза в Америку с целью восстановления власти Испании над ее бывшими колониями. Однако в результате тщательного изучения вопроса современные исследователи пришли к выводу, что ни одно европейское правительство не имело в то время конкретных планов вооруженного вмешательства в испаноамериканские дела.
Так, по мнению известного английского историка Ч. Уэбстера, к лету 1823 г. почти все крупные государственные деятели Европы убедились в безнадежности реставрации испанского господства на континенте Америки. Американский автор Д. Ф. Риппи считает, что в этот период Священный союз не намеревался всерьез прибегать к интервенции в Испанскую Америку. Аналогичной точки зрения придерживаются Б. Перкинс и ряд других историков США. Советский ученый Н. Н. Болховитинов на основе анализа многочисленных материалов также пришел к выводу об отсутствии в то время реальной опасности военной помощи монархии Фердинанда VII в подавлении революционного движения за океаном со стороны сил европейской реакции{100}.
Прежде всего это относится к русскому царизму, являвшемуся одним из вдохновителей Священного союза. Отношение царской России к восставшим колониям определялось не только ее принадлежностью к этому реакционному союзу, но и другими факторами. Будучи убеждено в неизбежности освобождения колоний от испанского ига и рассчитывая установить с ними торговые связи, правительство Александра I, рядившегося в тогу либерализма, в первые годы освободительной войны в Испанской Америке придерживалось благожелательного нейтралитета по отношению к колониям. В 1811 г. Государственный совет рассматривал даже проект указа об открытии русских портов для кораблей из Латинской Америки, но счел его издание преждевременным. Российско-Американская компания основала в 1812 г. на побережье Верхней Калифорнии (.северо-западнее залива Бодега) форт Росс. Его начальник добился от губернатора Калифорнии временного разрешения на торговлю с этой провинцией, хотя и с известными ограничениями. Торговые связи между купцами компании и населением Калифорнии стали успешно развиваться, несмотря на то, что так и не получили официальной санкции испанских властей.
Впоследствии, когда война за независимость приняла затяжной характер, царское правительство заняло выжидательную позицию. Лишь начиная с 1817 г. оно, исходя из принципов легитимизма, стало более или менее определенно проявлять сочувствие к Испании и даже продало ей несколько военных кораблей, оказавшихся, правда, недоброкачественными. Однако практически политика петербургского двора и тогда не выходила за рамки нейтралитета. Никакой подготовки к вооруженной интервенции в Испанской Америке он не проводил{101}.
Что же касается Франции, которая по решению Веронского конгресса Священного союза начала в апреле 1823 г. интервенцию в революционную Испанию, то она, конечно, рассматривала восстание американских колоний как потенциальную угрозу режиму реставрации в Европе. Кроме того, французские и испанские Бурбоны были тесно связаны «Фамильным пактом» 1761 г. и союзным договором 1796 г. Тем не менее правительство Людовика XVI11 также не питало иллюзий относительно реальной возможности восстановления испанского владычества в Америке. К тому же в дальнейшем, в связи с окончательным подавлением революции в Испании французскими войсками (сентябрь 1823 г.), правящие круги Англии дали понять, что не допустят военного вмешательства Франции в дела бывших испанских колоний (переговоры британского министра иностранных дел Каннинга с французским послом в Лондоне Полиньяком 9–12 октября 1823 г.).
Пруссия и Австрия проводили легитимистскую политику, исходившую из стремления предотвратить влияние испаноамериканской революции на расстановку сил в Европе и сохранить равновесие в концерте европейских держав. Их враждебное отношение к патриотам Испанской Америки еще больше усилилось в связи с революционными событиями начала 20-х годов в Испании, Португалии, Италии, Греции. Вместе с тем австрийская и прусская монархии отвергали идею вооруженной интервенции с целью восстановления власти Фердинанда VII в Америке, считая, что любые попытки такого рода обречены на неудачу.
Желая использовать сложившуюся обстановку для укрепления своих позиций в Западном полушарии, США провозгласили 2 декабря 1823 г. доктрину Монро, направленную против вмешательства европейских держав в дела Американского континента[31]. Этот важный внешнеполитический акт объективно содействовал срыву враждебных испаноамериканскому освободительному движению замыслов международной реакции и тем самым упрочению независимости от Испании ее бывших колоний. Однако он был прежде всего продиктован и обусловлен экспансионистскими намерениями США по отношению к молодым государствам Испанской Америки, стремлением превратить их в сферу влияния Соединенных Штатов{102}.
Наглядным примером осуществления этих планов является судьба Техаса. Под давлением Остина и других «рыцарей» экспансии США мексиканское правительство опубликовало в 1823 г. весьма выгодный североамериканцам закон о колонизации, устанавливавший порядок передачи частным лицам земель для их заселения и освоения. Хотя закон содержал оговорку о том, что предпочтение будет оказываться подданным Мексики, он прямо предусматривал раздачу земли иностранцам-католикам и гарантировал охрану их прав. В течение первых шести лет колонисты освобождались от уплаты налогов, а в последующие шесть лет должны были платить их в половинном размере. За иностранцами, ранее поселившимися в Мексике с разрешения испанских властей, полностью сохранялись полученные ими земельные концессии.
В результате американская колонизация Техаса значительно активизировалась. Сюда стали проникать многочисленные переселенцы из южных и юго-западных районов США. Некоторые из них, чтобы облегчить себе получение земель, принимали мексиканское подданство и католичество. Остин и другие американцы добились от правительства Мексики разрешения на основание новых колоний. Под их нажимом мексиканский конгресс издал в 1824 г. закон, гарантировавший неприкосновенность имущества иностранных колонистов. Колонизация Техаса явилась важнейшей предпосылкой его последующей аннексии Соединенными Штатами{103}.
Британский кабинет в свою очередь предпринял в конце 1823 г. определенные шаги по установлению контактов с бывшими испанскими колониями в Америке. В Колумбию и Мексику были направлены специальные миссии для ознакомления с ситуацией в этих странах, а также консульские представители. Назначенные одновременно консулы в Буэнос-Айрес, Монтевидео, Лиму и Сантьяго (Чили) выехали туда в январе следующего года. В Лондон стали один за другим приезжать латиноамериканские дипломаты. Английская печать уделяла большое внимание положению в Латинской Америке и регулярно освещала происходившие там события. Сообщения о них почти ежедневно публиковались всеми крупнейшими газетами.
Однако вопрос об официальном признании испаноамериканских республик де-юре продолжал оставаться открытым. Министр иностранных дел Каннинг, учитывая информацию, полученную от эмиссаров, посланных им в Испанскую Америку, решительно выступал за признание, но его позиция встречала в правящих кругах Англии сильное противодействие. Все же по настоянию Каннинга кабинет принял в июле 1824 г. решение о заключении торгового договора с Буэнос-Айресом (что в принципе предрешало дипломатическое признание), а 30 ноября премьер-министр лорд Ливерпуль представил правительству меморандум, предлагавший признать независимость Мексики и Колумбии. Свое предложение он мотивировал тем, что такой акт будет способствовать установлению британского влияния в указанных странах. «Не будем же упускать эту золотую возможность, которая может никогда больше не повториться», — писал Ливерпуль{104}.
Большинство членов кабинета не откликнулось на призыв премьер-министра. Тогда Каннинг 14 декабря сам выступил с меморандумом, в котором подчеркивал значение освобождения испанских колоний в Америке для ослабления позиций Испании в Европе. Этот довод оказался более убедительным. 15 декабря правительство рекомендовало королю признать независимость Мексики и Колумбии, а 31 декабря Каннинг официально заявил о том, что Англия признала эти государства и Буэнос-Айрес{105}. В течение 1825–1826 гг. она заключила с ними договоры о дружбе и торговле.
Установление Англией и США дипломатических отношений с молодыми республиками Испанской Америки означало провал попыток европейских монархий помешать признанию независимости бывших колоний Испании и добиться их внешнеполитической изоляции. Хотя формально участники Священного союза продолжали игнорировать новые американские государства и на словах высказывались против их юридического признания (за исключением Бразильской империи, монархический строй которой импонировал им гораздо больше, чем республиканское устройство стран Испанской Америки), экономические интересы неизбежно заставляли считаться с существующей реальностью. В результате с середины 20-х годов Франция, Австрия, Пруссия, Бавария, Саксония, Ганновер, Нидерланды, Дания и др., следуя примеру США и Англии, стали устанавливать консульские отношения, заключать торговые и иные соглашения с испаноамериканскими странами.
Налаживание экономических и политических связей с европейскими державами и США способствовало укреплению международного положения вновь образовавшихся государств Испанской Америки. Однако заключенные ими в то время договоры имели и весьма отрицательные последствия: они создавали благоприятные условия для проникновения иностранного капитала, с которым слабая испаноамериканская экономика не могла конкурировать. В итоге, едва освободившись от испанского ига, бывшие колонии попали в экономическую зависимость от более развитых капиталистических стран, главным образом от тогдашней «мастерской мира» — Англии.