Испанские каникулы

Глава 11

На следующее утро Хлоя проснулась внезапно, с колотящимся сердцем. Она рывком села, охваченная смятением — будто опоздала на встречу; с губ ее готовы были сорваться извинения. И она действительно успела произнести: «Извините…», прежде чем осознала, что находится в пустой комнате и слушать ее некому.

Несколько секунд Хлоя молча смотрела на вторую половину кровати, потом медленно опустилась обратно на подушки. Филипп ночевать не приходил. Что означает… И что же это означает?

Он все знает. Он улетел в Англию. Все закончено.

Либо он ничего не знает. Просто выпил лишку и заснул перед телевизором.

Оба варианта были равновероятны. Обе ситуации были ей неподвластны. Лежа в одиночестве в светлой тихой комнате, по-прежнему наполовину пребывая в сумятице сна, Хлоя ощутила легкое оцепенение. Оторванность от реального мира. Неужели вчерашнее происходило на самом деле? Сознание ее захлестнул водоворот образов и воспоминаний. Пульсирующая музыка. Сияние солнца. Выдержанное красное вино. Взгляд Хью. Медленный кивок.

Несколько часов она была другим человеком. Абсолютно другим человеком.

Хлоя быстро откинула покрывало и встала. На противоположной стене висело большое зеркало. Она очень медленно приближалась к своему отражению. Лицо ее покрывал легкий золотистый загар, волосы выгорели на солнце. Издалека она снова походила на незнакомую блондинку. Двадцатипятилетнюю блондинку, шагавшую вчера по улице в облегающем черном платье. Женщину, сидевшую в одиночестве за ресторанным столиком и принявшую приглашение чужого мужчины. Не думавшую ни о чем, кроме себя и своих сиюминутных желаний.

Но когда Хлоя оказалась совсем рядом с зеркалом, расплывчатый образ исчез и на его месте возникло ее собственное отражение. Обаяние неведомого развеялось. Она не была белокурой незнакомкой. Она не загадочная двадцатипятилетняя женщина. Она — это она, Хлоя Хардинг. Это Хлоя Хардинг оделась в черное. Это Хлоя Хардинг совершила измену.

Она думала, что не способна на такое, что она выше этого. Она считала себя сильнее. Но пала, как и другие. Ей расставили ловушку, и она пошла прямиком в нее, слабая и глупая, словно девчонка-подросток. Посмотрев на себя, Хлоя ощутила вспышку гнева — и приступ ненависти к Джерарду, подстроившему это все. К человеку, увидевшему ее ахиллесову пяту и пронзившему ее. Как долго он планировал эту встречу? Сколько времени наслаждался радостным предвкушением? Теперь, задним числом, Хлое казалось, что в каждом их разговоре, произошедшем за последние месяцы, таился подтекст, какой-то многозначительный намек. Джерард знал, что она не выдержит. Он знал ее лучше, чем она сама. Хлоя остро ощутила унижение и отвернулась от зеркала.

Она прошла туда, где лежала ее одежда, едва осознавая, что делает, пытаясь выбросить из головы все мысли. Но, потянувшись поверх валяющегося черного платья за щеткой для волос, почувствовала слабый экзотический мускусный аромат духов, которыми брызнула на нее испанка в магазине. Запах вчерашнего дня. Запах ее и Хью.

Этот запах подействовал на нее с убийственной силой. Хлою захлестнуло желание; она почувствовала, что слабеет и теряет контроль над собой. Она ухватилась за комод, чтобы не упасть, и зажмурилась, пытаясь сосредоточиться и прийти в себя. Но желание было чересчур сильным. Мысленно Хлоя вновь очутилась в той комнате в Сан-Луисе. Вот она сидит у окна с бокалом в руке. Вот Хью на смятых простынях у нее за спиной, взглядом зовет ее вернуться. Вот они двое в потаенном мире, вдали от всех.

Он попросил ее провести с ним всю ночь, проснуться в его объятиях. Она отказала. И вот теперь, в конечном итоге, провела ночь в одиночестве. При мысли о том, что она отвергла, Хлою охватило оцепенение.

Несколько секунд она стояла недвижно, потом заставила себя сделать глубокий вздох и дрожащей рукой убрала волосы с лица. Отойдя подальше от этого платья и этого запаха, Хлоя натянула купальник, а сверху — сарафан. Потом причесалась и вышла из комнаты.

Проходя мимо спальни мальчиков, Хлоя заглянула внутрь. Оба до сих пор крепко спали. Нат сжимал в руке игрушку. Несколько мгновений Хлоя молча смотрела на них. Во сне Сэм по-прежнему выглядел ребенком. Лицо его было чистым и невинным; он спал, раскинув руки по подушке. Лучи утреннего солнца высветили у него на подбородке еле заметную белокурую щетину. Но Хлоя, заметив ее, вовсе не подумала, что ее сын уже мужчина. Эта щетина напомнила ей пушок, покрывавший тело Сэма в младенчестве и золотившийся на солнце, когда малыш лежал на ковре. Спящий рядом Нат скинул во сне покрывало. Его пижама с покемонами выцвела от множества стирок. На руке виднелась надпись шариковой ручкой: «Сэм должен мне три хода».

Двое ее сыновей. Глядя на них в пронизанной солнцем тишине, Хлоя вдруг вспомнила сказку о Русалочке, которая покинула море ради любви, отреклась от прежней жизни и подчинилась зову сердца. И всю оставшуюся жизнь ходила по острию ножа.

Хлоя закрыла глаза, опершись о дверной косяк. А когда открыла их, перед ней встала новая цель. Хлоя ощутила в себе тонкую сталь решимости, вновь вернувшуюся твердость духа. Она двинулась прочь, постепенно убыстряя шаг; она успокоилась.

На улице солнце уже припекало вовсю, и на небе не было ни облачка. В недвижном воздухе повисла жара, почти пугающая в своей мощи. На мгновение Хлое померещилось, что от этой жары исходит физическая угроза. Чем они только думали, отправляясь в этот чужой бесплодный горный край, открываясь этим могущественным вредоносным силам? Почему не остались дома, в безопасном окружении?

На миг Хлое захотелось развернуться и кинуться прочь, отступить в кондиционированную прохладу виллы. Но она знала, что ей не спрятаться. Ни от солнца, ни от себя. Она здесь, и ей придется иметь дело с тем, что встало у нее на пути.

И с новой решимостью Хлоя двинулась к бассейну. «Надо снять платье и нырнуть в воду», — сказала она себе. Когда прохладная вода заполнит уши и сомкнется над головой, безумие вчерашнего дня исчезнет. Она снова станет прежней.

Быстро шагая вперед, Хлоя была чересчур поглощена собственной решимостью, чтобы обращать внимание на творящееся вокруг. Но у самого бассейна она остановилась, не веря собственным глазам; сердце ее заколотилось. У воды сидели в креслах Хью и Филипп, укрытые от солнца большим зонтом. Перед ними стояло несколько пустых бутылок. Оба они спали.

Хлоя смотрела на них, и ее сосредоточенность начала рассеиваться. Она попыталась сглотнуть и не смогла. В ее сознании двое этих мужчин были строго разделены. Филипп обитал в одной жизни — ее, Хлои, жизни. Хью существовал в жизни той незнакомки в зеркале. Но вот перед ней они оба, живехонькие, дышащие почти в унисон. Спящие рядом.

Тут Хью открыл глаза и встретился с ней взглядом. Хлоя вдруг запаниковала, как будто ее поймали на краже.

— Хлоя, — невнятно пробормотал Хью, и сердце ее снова сжалось от страха.

— Я… — беспомощно произнесла она. — Нет!

Хлоя развернулась и быстро двинулась прочь с бешено колотящимся сердцем.

Она спустилась по деревянным ступеням на площадку и почти бегом припустила по горячей запыленной траве. На краю площадки росла лимонная роща. Хлоя скользнула в нее, плохо понимая, куда направляется и чего хочет. В конце концов она остановилась, прислонилась к лимонному дереву и вдохнула слабый свежий цитрусовый запах.

— Хлоя!

Она в ужасе оглянулась. Хью шел за ней. Глаза у него были красными и припухшими, подбородок покрыт щетиной, рубашка помята. Когда их взгляды встретились, Хью расплылся в сияющей улыбке.

— Доброе утро, дорогая, — пробормотал он и склонился над ней.

— Нет! — воскликнула Хлоя, уворачиваясь. — Хью, прекрати!

Она лихорадочно пыталась привести мысли в порядок.

— Я тебя люблю.

Хлоя почувствовала, как ее тело откликается на эти слова. Сердце забилось быстрее, а на щеках вспыхнул предательский румянец.

— Нет, — отвернувшись, сказала Хлоя. — Не любишь. Послушай, Хью. — Она помолчала, собираясь с силами, и посмотрела ему в глаза. — Мы… мы совершили ошибку. Огромную ошибку.

— Не говори так! — запротестовал Хью.

— Мы оба ее совершили. Посмотри в лицо фактам. Мы на отдыхе, было жарко, мы оба выпили…

— Посмотри лучше на другой факт, Хлоя. Я люблю тебя. И всегда любил.

Хлою пробрала тайная дрожь, растекшаяся от ног по всему телу.

— Слишком поздно, — сказала она, стиснув кулаки. — Слишком поздно говорить об этом.

— Вовсе не поздно, — возразил Хью.

Он шагнул вперед и положил руки ей на плечи. Хлоя почувствовала его горячее дыхание.

— Мы… мы — блудные возлюбленные. Мы потеряли друг друга — и вот теперь нашли снова. Нам следует отпраздновать это. Ну… забить упитанного тельца.

— Может, мы и нашли друг друга снова, — парировала Хлоя с внезапной горячностью. — Но что же мы нашли? Ты женат, я замужем…

— Ты не замужем, — возразил Хью.

— Все равно что замужем.

— Ничего и не все равно, — уперся Хью. — Ты не замужем.

Хлоя посмотрела на него; сердце ее выпрыгивало из груди.

— Хью, прекрати.

— Мне нужно было жениться на тебе, — сказал Хью с лихорадочным блеском в глазах. — Когда нам обоим было по двадцать. Нам следовало быть вместе. Мы должны были стать семьей. Ты, я, Сэм… Так было предназначено, Хлоя. Я просто оказался слишком глуп и не понял этого.

— Хью, прекрати.

— Хлоя… — Хью умолк и впился в нее взглядом, словно стараясь запомнить ее лицо. — Хлоя, ты выйдешь за меня замуж?

Хлоя уставилась на него. Потом у нее вырвался полусмешок, полувсхлип.

— Не неси чушь.

— Я не несу чушь. Я совершенно серьезен, Хлоя. Выходи за меня замуж. Ну сколько нам лет? Господи, нам же немного за тридцать! У нас еще вся жизнь впереди!

— Хью…

— Многие так делают. Почему же мы не можем? Почему мы должны из-за ошибки, совершенной давным-давно, лишать себя многих лет счастья?

— Это не будут годы счастья, — возразила Хлоя. — Не будут.

— Откуда ты знаешь?

Хью впился взглядом в ее глаза, и Хлою словно бы встряхнуло изнутри. На миг ей почудилось, будто возможная будущая жизнь пролегла перед ними, подобно сияющему потоку. Мучительная, дразнящая череда образов, словно кадры из фильма или фотографии из глянцевого журнала. Хлоя снова превратилась в маленькую девочку, думающую, кем станет, когда вырастет. На несколько мгновений она была ошеломлена множеством открывшихся перед ней возможностей. Затем, собрав всю свою внутреннюю решимость, Хлоя заставила себя отвести взгляд и уставилась на корни лимонного дерева. Чтобы запечатлеть их образ в своем сознании. Настоящие корни и настоящая земля.

— Это было ошибкой, — сказала она, подняв голову. — Вчерашнее было минутной слабостью. Извини, Хью, но с этим покончено.

Воцарилось молчание. Хью выпустил ее плечи и отступил на несколько шагов; лицо его окаменело. Хлоя следила за ним с легким опасением.

— Минутная слабость, — в конце концов повторил Хью и повернулся. — Это означает, что тебе требуется прилагать усилия, чтобы оставаться с Филиппом.

— Я имела в виду вовсе не это, — оскорбленно отозвалась Хлоя. — Я люблю Филиппа.

— Может, и любишь, — сказал Хью и взглянул на нее. — Но это еще не значит, что ты с ним счастлива.

— Нет, значит, — возразила Хлоя. — Я счастлива с ним на протяжении вот уж тринадцати лет.

— Я видел вас вместе, — сказал Хью и недоверчиво покачал головой. — Вы не похожи на счастливую пару.

— Что ж, возможно, это потому, что в последнее время у нас была напряженная ситуация, — сказала уязвленная Хлоя. — Если тебе и вправду хочется знать — над Филиппом нависла угроза увольнения. Доволен? Теперь тебе все ясно? Мы последние три месяца не знаем, сохранит он работу или нет. И нам обоим плохо от этого. Но это еще не значит, что мы — несчастливая пара.

Хлоя оборвала свою речь и свирепо посмотрела на Хью; лицо ее горело.

— Извини, — неловко произнес Хью. — Я не знал, что дела обстоят так плохо…

— В том-то и дело, Хью, — перебила Хлоя. — Ты не знаешь, как у меня обстоят дела. Да и откуда тебе знать? Ведь прошло пятнадцать лет! Ты не знаешь меня, не знаешь мою семью. У тебя есть некое представление обо мне — и только. — Тут она увидела, какое у Хью сделалось лицо, и голос ее смягчился. — А я не знаю тебя. Я ничего не знаю о вашем с Амандой браке. Мне и в голову не придет судить, счастливы вы или нет. Это ваша семейная жизнь.

Ее слова повисли в засушливом воздухе, между рядами лимонных деревьев. Несколько мгновений оба молчали.

— Моя семейная жизнь, — повторил наконец Хью и как-то странно улыбнулся. — Ты хочешь знать о моей семейной жизни? О моем браке с Амандой?

— Нет, — сказала Хлоя. — Не хочу.

— Представь себе двух людей, которые за весь день обмениваются от силы несколькими словами, — продолжал Хью, не обратив внимания на ее возражение. — Представь себе отца, который не знает собственных детей. Который проводит в офисе куда больше времени, чем требуется на самом деле. — Хью резко выдохнул. — Наши отношения с Амандой… Это не семейная жизнь. Или, во всяком случае, я не часть семьи. Я — чековая книжка.

Он с силой потер лицо, потом поднял взгляд.

— Я не этого желал, Хлоя. Я никогда не хотел быть… черт, чужим человеком для собственных детей!

Хью шагнул к Хлое, пристально глядя ей в глаза.

— А когда я увидел, как Филипп общается с Сэмом, то подумал: ведь у меня была такая возможность! Я мог быть отцом этого парня…

— Нет! — с внезапно вспыхнувшей яростью перебила его Хлоя. — Прекрати немедленно! Филипп и есть отец Сэма — ясно? Филипп — его отец. Ты не знаешь, что было бы, если бы мы остались вместе. И ты не имеешь никаких прав предполагать, что… — Она не договорила и умолкла, пытаясь привести в порядок мысли. — Хью, мне очень жаль, что ты несчастлив с Амандой. Вправду жаль. Но… это не моя проблема.

Хью посмотрел на нее.

— Иными словами, это означает: «Отвали и оставь меня в покое».

— Не совсем, — помолчав, сказала Хлоя. — Но… довольно близко.

Они снова помолчали. Хью сунул руки в карманы и сделал несколько шагов в сторону, уставившись на песчаную почву, как будто внезапно очень ею заинтересовался.

— Ты меня использовала, — произнес он наконец.

— Мы оба использовали друг друга, — возразила Хлоя.

— Это твоя месть, да? — спросил Хью, внезапно подняв голову. — Ты хотела наказать меня за то, что я сделал?

— Нет, — ответила Хлоя. — Я тебя не наказываю.

— Ты наверняка испытываешь что-то в этом духе. Ненавидишь меня.

— Нет, — автоматически возразила Хлоя.

Но в памяти ее вспыхнули воспоминания. Как она, двадцатилетняя, сидит на тетиной кухне за столом и машинально сует Сэму в рот ложечку с пюре. Лицо серое от усталости, искаженное страданием. Невыносимым осознанием того, что могло бы получиться. Что должно было бы получиться. Если бы он только не оказался таким трусом!.. В те черные дни Хлоя презирала его. Конечно, презирала. Она жаждала столкновения, мести, реабилитации. Она представляла себе картины страстных, почти ожесточенных взаимных упреков и бесконечными ночами вцеплялась в них, как в утешение.

Да, эти картины до сих пор жили в ее сознании — Хлоя не могла этого отрицать. Но за прошедшие годы они потускнели, словно старые, позабытые наброски: им теперь не хватало ни красок, ни импульса, ни энергии чувств, породившей их.

— Тогда, может, и ненавидела, — сказала она, подняв взгляд. — Но сейчас… — Она убрала волосы с влажного лба. — Хью, время ушло. Мы больше не студенты. У нас обоих семьи. У тебя две чудесные малышки…

— Которые меня почти не знают, — с горечью произнес Хью. — Которые меня не любят. Если я завтра уйду, мои дети этого даже не заметят.

Хлоя посмотрела на него. Гнев ее утих, сменившись внезапным состраданием к этому богатому, энергичному… и несчастному человеку, упустившему все то, что она ценила превыше всего.

— Ты должен заслужить любовь, Хью, — тихо проговорила она. — Заслужить. Потратив на это время и усилия…

— Я хочу заслужить твою любовь, — сказал Хью, не отрывая от нее взгляда, и Хлоя ощутила, как щеки ее вспыхивают.

— Нет. — Она резко качнула головой. — Не говори так. Я же сказала: то, что мы сделали, — это просто… ошибка.

Хью подошел к ближайшему дереву, задумчиво нахмурившись. Он сорвал с ветки зеленый лимон и несколько мгновений смотрел на него. Потом произнес, спокойно и твердо:

— Я тебе не верю. Ты осторожничаешь.

— Вовсе нет! — возмутилась Хлоя. — Я люблю Филиппа. Я хочу остаться с ним…

— У нас всего одна жизнь, Хлоя. — Хью поднял голову, и при виде его напряженного лица у Хлои ноги сделались ватными. — И очень редко появляется шанс изменить ее.

— Это не шанс.

— Еще какой шанс!

— Хью… — Хлоя покачала головой. — Ты ведешь себя нелепо. Это было пятнадцать лет назад. Мы тогда были совсем другими людьми…

— Ну и что?

Хлоя ощутила, как в ней снова всколыхнулись чувства, и с трудом сдержала их. Да что с ней такое происходит? Почему она вообще его слушает?

— Мы можем осторожничать и играть наверняка, — сказал Хью. — Или можем рискнуть, крупно, как никогда, и получить… получить совершенное, чудеснейшее счастье.

— Я не игрок, — возразила Хлоя, пытаясь держать себя в руках. Но ее бросило в жар, и что-то сжало ей горло.

— Все мы игроки, — непреклонно заявил Хью. — Насколько ты уверена, что десять лет спустя все еще будешь с Филиппом? На девяносто процентов? На восемьдесят? Меньше?

— На все сто! — воскликнула Хлоя, поддавшись вспышке гнева. — А вот за вас с Амандой я бы не поручилась!

Несколько секунд она молча смотрела на Хью, потом развернулась и быстро пошла прочь, то и дело спотыкаясь на каменистой почве. Ее настигли слова Хью:

— Ничто не бывает стопроцентным, Хлоя.

Дженна следила со своего наблюдательного пункта — балкончика ее маленькой комнаты, — как Хью пристально смотрит на Хлою. Судя по его виду, Хью был на взводе. Вообще-то не удивительно. Разговор Дженна не слышала, но было вполне ясно, как именно он протекает.

Дженна затянулась и снова посмотрела на Хью. Он стоял, глядя на лимонную рощу, с застывшим лицом. «О господи! — подумала Дженна. — Да возьми же ты себя в руки, слабак!»

Тут из комнаты донесся стук. Дженна, не поворачивая головы, откликнулась:

— Да?

— Дженна! — Аманда говорила четко и вежливо, как всегда поутру. — Девочки уже позавтракали. Вы готовы?

— Вполне, — отозвалась Дженна, преспокойно растерев сигарету с марихуаной подошвой сандалии.

Повернувшись, она увидела через стеклянную дверь балкона, как Аманда демонстративно стоит на пороге комнаты, ни на миллиметр не переступая границу. В этом была вся Аманда. Никакой осознанной неформальности. «Старушка Аманда играет строго по правилам», — подумала Дженна. Играет по правилам сама и ждет того же от всех остальных.

Глядя на ничего не подозревающую Аманду, Дженна вдруг ощутила некую неожиданную симпатию к ней. Она, может, и неприятный человек, но не стерва. Не двуличная. Просто очень уж чопорная. И понятия не имеет, что за дрянь ее муж.

Дженна снова взглянула на Хью, и на миг на лице ее промелькнула презрительная гримаса. Вот застукали бы его на месте преступления — мало бы ему не показалось.

— Идите сюда! — позвала Дженна и махнула Аманде рукой. — Я тут любуюсь пейзажем. Вам непременно стоит на это взглянуть.

Мгновение поколебавшись, Аманда вошла в маленькую комнату, тщательно отводя глаза от вещей Дженны.

— На редкость замечательный вид, — подбадривающе произнесла Дженна.

— Да, — согласилась Аманда, остановившись в балконных дверях и глядя на далекие горные вершины. — Действительно, очень мило.

— Если подойдете к перилам, вам будет хорошо видна лимонная роща, — невинно произнесла Дженна.

Она быстро взглянула на рощу и на Хью, стоящего на переднем плане.

Но тут Хью медленно побрел прочь. И в тот самый момент, когда Аманда подошла к Дженне, скрылся из виду.

— Ну как обычно! — сказала Дженна, возведя глаза к небу. — Никогда они не могут постоять!

— Кто не может постоять? — нахмурившись, переспросила Аманда. Она озадаченно посмотрела на лимонную рощу.

— Да так, ничего особенного. — Дженна улыбнулась Аманде, потом заметила у нее в руках большой коричневый пакет. — Собираетесь на почту?

— Нет. Вообще-то этот пакет прибыл сегодня утром из Англии, — ответила Аманда.

— В самом деле? — удивленно переспросила Дженна. — Это какие-то рабочие материалы для Хью?

— Нет, — сказала Аманда. — Это полный комплект образцов тканей и материалов для дома. Я велела переслать их экспресс-почтой, а до тех пор приостановить все работы — чтобы я, по крайней мере, знала, о чем идет речь! Я обнаружила уже три несоответствия в цвете — можете себе представить?

— Безобразие! — сочувственно откликнулась Дженна.

— И ведь даже еще не добралась до комнат второго этажа! — пожаловалась Аманда. — Потому мне нужно сегодня спокойно посидеть у бассейна и без помех изучить образцы.

— Никаких проблем, — сказала Дженна. — Я возьму девочек, и мы пойдем погуляем.

— Только, пожалуйста, без излишне энергичных игр, — попросила Аманда. — Сегодня еще жарче, чем раньше. Просто невыносимо!

Она потерла лоб, подошла к ограждению балкона и посмотрела вниз.

— У вас тут и вправду чудный вид. Думаю, это благодаря высоте.

— Да, замечательное место, чтобы шпионить за всеми, — сказала Дженна и с лучезарной улыбкой добавила: — Шутка!

Хью медленно шел обратно к вилле, полный решимости и оптимизма. Да, Хлоя отвергла его — на словах. Но все прочие признаки — румянец на щеках, блеск глаз, дрожь в голосе — подтвердили, что она его хочет. Конечно же, она его хочет! Они всегда хотели друг друга.

Когда он пробудился утром и увидел перед собой лицо Хлои, это был знак. Хью ощутил прилив возбуждения и почти благоговейной радости. Перед ним был его ангел. Его спаситель. Решение всех проблем. Перед ним предстало восхитительное видение, как они будут каждое утро встречать вместе. Как вместе проведут всю оставшуюся жизнь, с Сэмом и Натом, и может, у них будет еще и общий малыш… Настоящее семейное счастье — впервые за всю его жизнь. Хью не был религиозен, равно как и не верил во всякие кристаллы от «Новой эры»[11] и весь этот астрологический хлам, о котором при каждом визите разглагольствовала сестра Аманды. Но будущее свое считал предопределенным. Хью был уверен в этом, как никогда и ни в чем в жизни. Они с Хлоей предназначены друг для друга.

Он сам видел вчера на ее лице неприкрытые чувства. Ощущал ее дрожь, слышал ее вскрик… Он знал это все. Сегодня Хлоя отрицала все эти чувства и отступила в укрытие своих долго длящихся отношений. Но вечно отрицать очевидное ей не удастся. Она просто не сможет постоянно сдерживаться.

Хью с трудом поднялся по ступеням в сад, щурясь от яркого солнца, и увидел Ната. Мальчик сидел на траве и рисовал. Нат поднял голову, улыбнулся невинной улыбкой восьмилетнего малыша и снова склонился над рисунком. Хью посмотрел на него, на темные глаза, на шелковистые волосы, падающие на лоб, и ощутил внезапное любопытство — ему вдруг очень захотелось поговорить с этим ребенком.

Хью зашагал к Нату не без задней мысли — он осознал, что еще и неким неясным образом испытывает себя. Если ему удастся поговорить с мальчиком, если он наладит какой-то контакт с ним, это определенно будет что-то значить. Ведь это же и вправду будет что-то значить, да?

— Привет, — сказал Хью и присел на корточки рядом с Натом. — Как дела?

— Хорошо, — отозвался Нат. Он отложил синий карандаш и потянулся за желтым. — Я рисую вон то лимонное дерево.

Хью взглянул на лист бумаги, а потом просто машинально проследил за взглядом Ната. И обнаружил, к собственному удивлению, что мальчик очень точно изобразил растущее перед ним дерево.

— Вот это да! — вырвалось у Хью. — Здорово! — Он еще раз посмотрел на бумагу, а потом снова на дерево. — Так ты, оказывается, умеешь рисовать?

— Ну да, — ответил Нат, слегка пожав плечами, и продолжил рисовать.

Хью молча глядел на него, и в душе у него зашевелилось странное чувство — какое-то смутное воспоминание.

— Твоя мама ведь тоже умеет рисовать, верно? — спросил он вдруг.

— Еще бы! Мама классно рисует, — подтвердил Нат. — У нее была выставка в церкви, так три человека купили ее рисунки — не наши друзья, а так, незнакомые.

— Она когда-то нарисовала меня, — сказал Хью. Он взглянул в темные глаза Ната, и его охватило радостное возбуждение от того, что он рисковал, делясь столь тайным воспоминанием с этим ребенком. — Сделала карандашный набросок. Это заняло всего несколько секунд — но это получился я. Мои глаза, мои плечи…

Хью не договорил, погрузившись в воспоминания. Его спальня; шторы задернуты, защищая комнату от послеполуденного света. Дрожь предвкушаемого удовольствия в глазах Хлои отзывается дрожью в его теле. Шуршание карандаша по бумаге…

— Знаешь, я совершенно об этом позабыл и вспомнил вот только сейчас, — сказал Хью, изобразив непринужденный смешок. — Я даже и не знаю, где этот рисунок теперь.

— Мама нас всех рисовала, — сказал Нат вежливо, но без малейшего интереса. — Она сделала кучу моих портретов, когда я был маленьким. Вместо фотографий.

Некоторое время они молчали, и слышно было лишь поскрипывание карандаша Ната.

— А твоего папу она рисует? — спросил неожиданно для самого себя Хью.

И тут же пожалел об этом. Он презирал себя за этот вопрос — и все же ждал ответа, затаив дыхание.

— Иногда, — небрежно отозвался Нат и взял черный карандаш. — Она нарисовала нас троих на прошлое Рождество. — Он оторвался от рисунка, поднял голову и улыбнулся. — Папа тогда здорово пошутил: подождал, пока мама отвернется, и нацепил фальшивые усы. А потом мама повернулась и почувствовала, что что-то неправильно, но не могла сообразить, что именно. — Нат хихикнул, и Хью выдавил из себя улыбку. — А потом мама заметила эти усы, но ничего не сказала, а стала рисовать дальше. А потом она закончила картинку и показала нам — и у папы были эти здоровенные усы и еще большущие уши…

Нат расхохотался, и Хью резко выдохнул. Он чувствовал себя дурак дураком. Господи, ну чего он ожидал? Что хотел услышать? Истории о прискорбной несовместимости? Намеки на то, что у них все неладно? Ну что ж, он получил то, что заслужил. Рассказ о счастливой семье, о шутках и смехе, благослови Господи наши души!

И вдруг, глядя на хихикающего Ната, Хью ощутил себя даже не дураком, а совратителем малолетних. На кой черт он затеял этот разговор с невинным мальчиком и принялся задавать якобы простые и понятные вопросы с мрачным, скользким подтекстом?

— А это ты рисуешь для чего-то? — поинтересовался Хью, указав на рисунок, и улыбнулся Нату. — Или просто пополняешь свою коллекцию?

— Вообще-то это для альбома, — объяснил Нат. — Нам надо вести дневник на каникулах — ну, домашнее задание такое. Папа сказал, что если я буду делать понемногу каждый день, то и сам не замечу, как все будет готово. По двадцать минут в день. — Он посмотрел на часы. — На самом деле я уже почти закончил.

— Очень разумный подход, — согласился Хью. — Часто и понемногу.

— Я собираю всякие штуки для альбома, — сообщил Нат. Он снял рисунок и открыл темно-зеленую кожаную папку, на которой рисовал. — Вот мой билет на самолет, вот открытка из Пуэрто-Бануса, а вот я нарисовал виллу…

— Замечательно, — сказал Хью дружелюбным учительским тоном. — Можно посмотреть?

Он взял зеленую папку, взглянул на обложку и застыл, увидев знакомый логотип ПБЛ. Логотип его собственной компании. Как эта папка могла попасть к мальчишке? Она выглядела в точности как одна из его собственных папок для презентаций. Может, ее дала Нату Аманда? Хотя откуда бы ее взяла Аманда?

— Нат, — небрежно поинтересовался Хью, — а где ты взял эту папку?

— У папы, — отозвался Нат, подняв взгляд.

— У папы? — Хью пораженно уставился на открытое лицо ничего не подозревающего мальчика. — То есть как — у папы? А он где ее взял?

— У папы, — недоуменно повторил Нат. — А он взял на работе. Он работает в Национальном южном банке.

У Хью словно бы что-то обрушилось в сознании. Несколько секунд он не мог произнести ни слова. Ему казалось, будто солнце жжет все сильнее и сильнее.

— Твой… твой отец работает в Национальном южном, — повторил он следом за мальчиком.

— Ну да. — Нат взял красный карандаш. — У них там было свивание компаний, потому у папы теперь куча всяких штук с такой картинкой, ПБЛ. Ручки и еще всякое.

— Слияние компаний.

— Ну да. — Нат слегка покраснел. — Слияние. ПБЛ работает через Интернет, — добавил он, рисуя красным карандашом. — Но мы им не пользуемся, мы пользуемся «Быстрым обслуживанием». И еще у них есть компьютерные магазины. И они продают телефоны…

— Да, — сказал Хью, пытаясь скрыть смятение. — Да… я… я знаю, Нат.

— Что? — Нат одарил Хью дружелюбным взглядом темных глаз.

Хью смотрел на него, не в силах произнести ни слова.

— Так, ничего, — сказал он наконец. — Я, пожалуй, пойду, ладно? До встречи.

Шагая прочь от Ната, Хью был не в себе. Голова кружилась. Он миновал бассейн и вошел в прохладное полутемное здание виллы, пытаясь привести в порядок поток мыслей. Филипп Мюррей — сотрудник Национального южного банка. Он проводит чертов отпуск рядом с работником Национального южного. Невероятно. Просто фантастика. Почему он не знал? Почему ему никто не сказал?

Сверху, со стороны лестницы донесся какой-то шум. Хью быстро нырнул в кабинет Джерарда, притворил за собою дверь и с облегчением перевел дух. Ему не хотелось сейчас никого видеть. Он чувствовал себя лисой, за которой несутся охотники, которую в любой момент могут выследить и обнаружить. «Все это не имеет смысла, — подумал Хью, подходя к столу и тяжело дыша. — Это не имеет никакого сраного…»

Он остановился как вкопанный. Взгляд его упал на фотографию Джерарда. Тот, облаченный в смокинг, поднимал бокал прямо в объектив и сиял от удовольствия.

«Джерард, — подумал Хью, и его внезапно замутило. — Вот ублюдок!»

На него обрушились воспоминания. Он вспомнил Джерарда в том баре в Сити — как тот расспрашивал его о слиянии, о перспективах для работников Национального южного, о роли Хью в этом деле. Вспомнил любопытный блеск в глазах Джерарда. Тогда Хью не нашел в этом ничего странного. Все интересовались слиянием, и все любопытствовали. Вопросы Джерарда выглядели совершенно невинно.

О господи. О господи!

Усевшись за стол, Хью почувствовал, насколько сильно колотится сердце. Он снял трубку телефона и набрал номер Деллы.

— Делла, это Хью.

— Хью! — отозвалась Делла. — Как ваши дела? Надеюсь, вам хорошо отдыхается?

— Спасибо, все отлично, — отозвался Хью, потирая закаменевшее лицо. Он практически позабыл, что находится в отпуске. — Делла, я хочу вас кое о чем попросить. Пожалуйста, найдите, в каком отделении Национального южного работает Филипп Мюррей.

— Филипп Мюррей, — старательно повторила Делла.

— Да, верно. Филипп Мюррей. — Хью медленно выдохнул. — Когда найдете, посмотрите, пожалуйста, какие рекомендации дала касательно этого отделения команда Джона Грегана.

— Хорошо, — отозвалась Делла. — Будет сделано. Еще что-нибудь?

— Нет, — сказал Хью. — Нет, это все. Спасибо, Делла.

Он положил трубку и некоторое время тупо смотрел перед собой. А потом опустил голову на руки, чувствуя себя обессиленным и опустошенным.