Исповедь старого солдата

СТАРОСТЬ НЕ РАДОСТЬ

Задумываешься иногда, у стариков на это занятие хватает времени. Так вот, страдает душа от несправедливости, существующей в обществе. Живем-то среди людей, и судьбы многих не вписываются в нормальные условия человеческой жизни. Особенно это касается судьбы наших стариков.

В госпитале ветеранов войны Екатеринбурга жизнь познакомила меня с Анатолием Александровичем Вайнбергом. Он фронтовик, сержант, командир отделения разведки 297 артполка 138 дивизии, хлебнул войны сполна и чудом остался жив. Но ранения все же сказались — стал инвалидом войны. В госпитале Анатолий работал завклубом — для души, как он говаривал частенько, все среди своих! Я понимал его — не ради денег. Внешне он производил очень хорошее впечатление. Чуть выше среднего роста, коренаст, нетороплив в движениях, выдержан в словах и решениях, внимателен и обходителен с людьми, на голове шевелюра седых волос: всегда в костюме, при галстуке, на носу роговые очки. Анатолий — журналист, бывший редактор газеты закрытого предприятия. Он активно занимался приемом гуманитарных грузов из Германии: принимал для госпиталя музыкальные инструменты, телевизоры, которые перестраивал на российские каналы и устанавливал их в холлах, палатах. Анатолий ходил по палатам и предлагал в подарок пациентам госпиталя книги от библиотек Западной группы войск. Он приглашал в госпиталь художественные коллективы из школ Екатеринбурга, а после концертов угощал ребятишек сладостями, купленными на личные деньги. Рассказывал ребятам про ветеранов войны, которые лечились в госпитале. Уважение к нему было беспредельным.

Не расставался мой друг и с пером, чтобы рассказать правду о войне. Я часто беру в руки его книгу «Неизвестные будни войны». Раньше в книгах, журналах, газетах больше писали о Победе, особенно военачальники, о героизме солдат, пели песни, кричали «Ура!» Но молчали о том, какой ценой далась нам Победа. Вроде и было что-то от того, но все же не то… А тут война — правда, искренность окопной жизни солдат вся на виду, как и их подвиги и смерть.

Не только война связывала нас своей судьбой, но и события текущего времени: судьбы ветеранов, брошенных властями, сложностями жизни госпиталя, его нищетой, убогостью и значением гуманитарной помощи ветеранам из Германии.

Неожиданно пришла к Анатолию беда: нарушился тазобедренный сустав, и ветеран оказался на костылях. Получить искусственный сустав в то время было невозможно, по крайней мере для него, хотя в Германии новые суставы имеют старики, кому и за девяносто лет. Анатолий оказался привязанным к четырем стенам.

Еду в Екатеринбург, спешу к Анатолию и вижу, что лежит он в постели полностью обездвижен, отсутствует речь, живые только глаза. Чувствую, Анатолий узнал меня…

Жена, Людмила Владимировна, рассказала: «Осенью, находясь в деревне, Анатолий почувствовал неожиданно слабость в ногах и руках. В этот же день возвратились в Екатеринбург, и я позвонила в госпиталь, объяснила ситуацию и попросила помощи в госпитализации. На мою просьбу получила категорический ответ — у нас новые правила, обращайтесь за помощью в районную поликлинику по месту жительства».

При всей активности Людмилы Владимировны только через неделю появился из госпиталя нервопатолог. Врач осмотрел Анатолия, выписал рецепт и со словами: «Обращайтесь за помощью в поликлинику, если что, вызывайте скорую помощь», — раскланялся и ушел. Госпитальный врач застал Анатолия уже полностью недвижимым…

Мое состояние сложно передать, мысли отбрасывали меня назад. При встречах с ветеранами всегда возникает разговор о здоровье и встает вопрос: Когда лежали в госпитале последний раз? В ответах восторга было мало, складывалось впечатление — так себе! Из городского Совета никто в госпиталь не ложится, может быть за редким исключением. Председатель городского Совета Эдуард Зеленко с сожалением констатировал: «Я лучше заплачу деньги в 33-ю городскую больницу и знаю, что там получу то, что требуется, а в госпитале только тратить время»…

Особенно тяжелыми были встречи с членами семей погибших воинов, пропавших «без вести» на фронтах войны, репрессированных советской властью, от которых даже некоторое время госпиталь скрывал их право на госпитализацию.

Вся канитель госпиталя с приемом ветеранов через поликлиники по месту жительства побудила выяснить реальность. Я звоню в поликлинику госпиталя и прошу записать на прием к врачу поликлиники. Мне объясняют: обратитесь в поликлинику по месту жительства, вам дадут направление, и мы примем… Прошу, умоляю, бесполезно!

Через недельку, уже в преддверии 9 мая, еду в госпиталь, приготовив 44 рубля на городской транспорт: впервые в жизни областная власть лишила льготного права проезда на городском транспорте, компенсируя тысячей рублей в год. Это только в Екатеринбурге.

В регистратуре поликлиники предъявляю удостоверение инвалида войны, но с меня требуют направление: старая история — обратитесь в поликлинику по месту жительства. Прошу, умоляю, стою на коленях перед окошечком, низко, согнулся в три погибели, а после на коленях лицом к лицу через окошечко, разговаривая уже с двумя дамами, мне ранее незнакомыми. Не сдержался, понесло меня, но без шума…

— Виктор Сергеевич, — слышу сзади голос. Оборачиваюсь: старые знакомые… Выписывается мне карточка на прием к врачу уха, горла, носа, появляются перед окошечками стулья, и меня провожают к ЛОРу. Причина обратиться к лору проста: после 80 лет стал замечать — слух слабо принимает звук высоких частот. Объясняю это врачу, но не успел объяснить до конца, вопрос:

— Вы нуждаетесь в слуховом аппарате? Тогда обратитесь в поликлинику по месту жительства, там Вас обследуют и, если будет в этом необходимость, Вам обязаны дать слуховой аппарат…

— Сколько ждать придется? — интересуюсь у врача. Ответ: года полтора-два…

Меня не обрадовала такая перспектива получения слухового аппарата. К слову: слуховые аппараты я уже имел — получил в Германии, и ушло на это часа полтора за два визита, из которых половину времени на рекомендации по пользованию аппаратом и его профилактику.

Один безногий инвалид по госпитальной палате с возмущением рассказывал мне: замена протеза, срок годности, если не ошибаюсь, не более двух лет, начинается с посещения поликлиники по месту жительства. Там выдается право на получение протеза, после собираются справки ВТЭК, канитель в бюро медэкспертизы. И когда всяких справок наберется куча, вместе с заключениями надо тащиться на протезный завод. После в районное управление соцстрахования…

Понимал: пройти путь бюрократической волокиты, и на собственных ногах да еще на девятом десятке лет, не всякому дано, а что говорить об инвалидах, проживающих в сельской местности?.. Вспоминаю, как материл от души дед нашу заботу о ветеранах войны — отпало желание трепать нервы, проходя путь унижения, выпрашивать милостыню. Пропал интерес даже поинтересоваться: нужно платить инвалиду войны за слуховой аппарат или нет. Инвалиду войны государство в лице власти дает тысячу рублей ежемесячно за компенсацию льгот для решения в помощи проблем здоровья: этой суммы сегодня не достаточно для того чтобы поставить пломбу, а если протезировать — потребуются десятки тысяч. Но помимо зубов остаются еще сердечко, головные боли, сосуды, суставы…

Если кто из стариков еще оптимист — посмеиваются, успокаивают себя: немного осталось, доживем!

Доживем! А как, например, обстоит дело с лечением зубов? Старику можно обойтись и без пломбы — вырвать зуб. Оказывается, и здесь нужны деньги. Проблема. Выходит, доживать старому человеку не просто, не имея в виду ветерана войны — он еще может поставить пломбу или удалить зуб — я говорю о простом, обычном пенсионере. На те деньги, что дает ему власть, которые он отрабатывал всю жизнь. Возникает вопрос, элементарный, житейский — как дожить?

Этот крик души наших стариков комментирует председатель Совета Федерации Сергей Миронов. Рассуждая о пенсионной системе у нас, в России, он констатирует:

— Оказывается, норма обеспечения хлебом и мясом в нынешнем, минимальном потребительском бюджете, практически совпадает с пайками советских военнопленных времен Великой Отечественной войны… и на таком жалком фундаменте мы собираемся выстроить систему доходов населения… прожиточный минимум стариков — как у заключенных» (Аргументы и факты № 27,2009 год).

Следовало бы господину Миронову добавить, что заключенные еще и не оплачивают услуги ЖКХ.

Как-то обратил внимание на информацию в средствах массовой информации, сколько долларовых миллиардеров в Совете Федерации. Оказывается, их больше десятка, опять же — это только известные, так сказать открытые миллиардеры. Миллионеров можно не считать — долго. Легче пересчитать по пальцам, сколько не миллионеров.

Перед новым 2010 годом Совет Федерации пополнился еще одним миллионером, бывшим губернатором Свердловской области, нашим земляком господином Росселем. По своей старости я думаю, полагаю так, что для нашей власти сейчас только миллиардеры и миллионеры являются достойными представлять интересы народа, радовать своей деятельностью, и меня в том числе, своим присутствием в Совете Федерации и Государственной Думе РФ.

Нелегко говорить о многом, тем более говорить откровенно о том, что касается судеб старых людей, которых не видит в упор наша власть, обходит стороной проблемы, судьба старых людей и наше общество.

Но вернемся к госпиталю, к судьбе Анатолия.

…Побывав у Анатолия дома, выслушав беду и страх за жизнь мужа, я снова в госпитале. Ищу ответы, разговариваю с врачами: никто ничего об инсульте у Анатолия Александровича не знает. Рассказываю, старые врачи возмущаются, принимают вину на себя, ссылаются на начальство, отсутствие транспорта. Одно могу сказать, наступил на мозоль я госпиталю — медицинская помощь пришла к Анатолию: он получил капельницы… массаж от социального центра, организованного немцами, и Анатолий с трудом сказал мне:

— Виктор, не бросай меня…

9 мая, в День Победы родные усаживают Анатолия в кресло за праздничный стол, и Валентина Семеновна помогает отпить ему из стаканчика капельку фронтовых… Навестил Анатолия с поздравлением в этот, святой для нас день Петр Иванович Санталов, фронтовик, художник госпиталя, работавший вместе с Анатолием Александровичем… Из госпиталя поздравить фронтовика, сотрудника госпиталя не удосужились…

Успокаиваюсь заверениями врачей 42-го отделения госпиталя о продолжении лечебных процедур для Анатолия и уезжаю в Германию. Работа германского Общества помощи ветеранам войны в России продолжается, от помощи которого отказался заместитель председателя правительства Свердловской области и одновременно начальник госпиталя С. Спектор.

Получаю информацию о том, что Анатолия уже усаживают в инвалидную коляску…

19 октября звонок Валентины Семеновны: утром Анатолий Александрович скончался… Не дождался после моего отъезда медицинской помощи из госпиталя. Пять месяцев ждал врача…

Оговорюсь: подобного в Челябинском госпитале ветеранов войны не было и быть не может. Коллективы медперсонала в госпиталях формируются руководством госпиталя, поэтому коллектив госпиталя в Екатеринбурге я обвинять не могу, не имею права, а вот начальство — ДА! Вспоминается такой случай. Семен Спектор в начале своей карьеры начальника на моих глазах сидел не один день возле обреченного на смерть ветерана, и я посоветовал Семену: «Поди, поспи…» На что Семен ответил:

— Я врач, и пока бьется сердце у человка, пусть даже перед неминуемой смертью, я должен быть рядом с ним до конца, пытаться облегчить неминуемую смерть…

После 25 лет работы у Семена проявились другие интересы и цели, а какие — говорить срашно и больно.

Необходимость организации хосписа в Екатеринбурге не дает мне покоя не один год, и на все попытки его создания я натыкаюсь на безразличие к этой проблеме властей, решения не находится. Начальник госпиталя Башков, казалось бы, кому как не ему заниматься этим, отвечает просто: «Не мое дело! Госпиталь лечит… и будьте здоровы».

Как-то я посмотрел отчет социального центра в Екатеринбурге помощи ветеранам и жертвам войны, тяжело больным, на дому, организованного Обществом помощи ветеранам войны в России, и узнал, что в тринадцати случаях помощь оказывалась в последние, предсмертные дни… Тяжело говорить сейчас о старых людях в России, материальные возможности большинства позволяют только оплатить квартиру и самое скромное питание — не до медикаментов. А что уж говорить о тех, кому надо облегчить дорогу к смерти, разве что надеждами на Бога: тот никому не отказывает в надеждах…

Таковы времена!

В память Анатолия Александровича я позволю себе привести небольшой, сокращенный отрывок из его книги «Неизвестные будни войны». Будни о тех, кто выжил в войне, и тех, кто в ней остался навсегда.

«…За годы войны я видел много убитых. После боя они оставались лежать на земле. Своих мы хоронили, об остальных не задумывались, считали, что их похоронят тоже свои.

Но вот однажды, выполнив задание, я в сумерках возвращался на свой наблюдательный пункт. Вечер был теплый, тихий. С особым удовольствием шагал по дороге, радуясь тому, что жив, что могу идти не сгибаясь, в полный рост, хотя при этом на душе было не совсем спокойно. За многие месяцы окопной жизни мы настолько привыкли или ползать по земле, или перебегать с места на место, согнувшись в три погибели, что в нормальном положении чувствовали себя неуютно. А тут, пожалуйста, — во весь рост!

Километрах в трех от передовой, у самой дороги, неожиданно возникли несколько странных сооружений. Они напоминали как бы маленькие домики без крыш. Еще вчера, когда я шел на задание, ничего такого здесь не было. Что же это? Я свернул к ним.

Подойдя ближе, увидел, что это не постройки, а что-то непонятное. Рядом копошились люди. Это солдаты рыли огромные, квадратные ямы.

— Ищешь кого? — раздался из ямы хрипловатый голос.

— Да нет, — заглядывая внутрь, ответил я. Там в темноте проглядывался силуэт солдата. — Что это у вас там?

— А ты подойти поближе, посмотри, — посоветовал солдат.

Резкий неприятный запах исходил с той стороны. Подойти близко было невозможно. Но даже издали, присмотревшись, увидел, из чего эти «постройки». Дрожь меня пробрала — это были убитые солдаты, сложенные, как дрова в поленницы.

Солдат вылез из ямы. Пожилой, давно не бритый, он устало сел на камень, достал из кармана кисет с табаком, в котором была завернута аккуратно сложенная газетка, скрюченными пальцами ловко свернул «козью ножку» и, набив ее табаком, тонкий конец сунул в рот. Потом такими же привычными движениями достал кресало, несколько раз чиркнул по камню. Шнур поймал искру, задымился. Солдат прикурил, затушил пальцами шнур и вместе с кисетом сунул обратно в карман.

— И что вы… их… туда… в ямы?

— А куда же еще? — удивился солдат, — на то мы и посланы. Днем собираем, ночью закапываем.

Солдат затянулся махорочным дымом и простуженным голосом продолжал:

— Да, много их тут… Дома каждого ждут, а мы всех их в одну яму поскидаем. Одно название — братская могила. Земля всех братьями делает.

— А медальоны хоть собрали?

— У кого были — взяли. Потом может отпишут: дескать, погиб смертью храбрых, да хороним мы его вот так, как собаку, просто в яму бросаем. А как же по-другому? Не рыть же могилу каждому?

Ребят гибнет много. Но такого количества убитых, собранных вместе, не видел ни разу. Подумал: в один из дней в такой братской могиле могу оказаться и я…

К утру вернулся на передовую. В привычной обстановке увиденное ночью растворилось в новых переживаниях. Обстрелы и бомбежки не оставляли времени для размышлений. Шла война.

Солдатская жизнь продолжалась».

Судьба — бескрайняя, непредсказуемая, счастливая и всякая, была к Анатолию щедра — сохранила жизнь на войне, а после долго оберегала его, вот только в самом конце положилась на людей, те не уберегли…

Иногда думается, что и моя долгая жизнь является подарком от тех, кто не дожил свою жизнь, отнятую войной, и на старости лет я пытаюсь, в мирской суете, оправдать этот подарок судьбы, как оправдал его и Анатолий…

Как гласит народная мудрость, долг платежом красен.

МЫСЛИ, МЫСЛИ…

Уходит в историю прошлая война, уходит и моя жизнь. Все вокруг меняется — жизнь, люди — и я стараюсь принимать реальность, все равно нового не миновать. Пора бы и поблагодарить судьбу, однако не получается у старого солдата примирения с прошлым, не уживается оно с настоящим. Мой земляк, поэт Щипачев, рассуждает: «…жизнь прожить — не поле перейти… всякое бывает». Не покидает меня чувство несправедливости, заботит поведение людей, среди которых приходится жить — как ведут себя, как живут, какими заботами и радостями, о чем думают, как причастны к формированию общественного мнения.

Вроде бы все естественно: власть и народ решают свои проблемы сами по себе, и это настораживает, — интересы-то разные на сегодняшний день, а кто заботится о завтрашнем дне? О власти не говорю, думаю о грешном нашем народе и понимаю — забывает о своем прошлом, которое прошел за эти семьдесят лет, не думает о будущем. В разговорах часто спрашиваю молодежь: «А будет ли оно, будущее, у вас, состоится ли?» Многие с недоумением, с ухмылкой смотрят на меня, удивляясь вопросу старого человека… но — не все! Кто и с озабоченным выражением лица расстается со мной.

С началом исповеди, а это оказалось для меня необходимостью, переросшей в чувство потребности, активизировался интерес к дополнительной информации о прошлой войне, чтобы полнее осознать трагедию нашего народа, его судьбу. Возможности для этого возрастали: информация из архивов, средств массовой информации, информация из уст людей, свидетелей прошлого, осмелившихся преодолеть страх и сказать правду, в том числе и о судьбах мирного населения, оказавшегося на территориях, оккупированных врагом.

В первые месяцы начала войны миллионы советских граждан оказались без какой-либо зашиты, помощи и поддержки со стороны родного правительства, брошены на растерзание врага — региональные власти, спасая себя и свои семьи, бежали на Восток.

О мирных гражданах вспомнил вождь нашего народа Сталин и приказал мирным жителям оккупированных районов ничего не оставлять врагу — уничтожать, истреблять… Политика «выжженной земли» Сталина вовлекла в борьбу с фашистами мирных граждан, включая женщин, детей, подростков, стариков и инвалидов. Все под контролем аппарата советской власти, включая и репрессивные органы, по законам военного времени.

Призыв Сталина всколыхнул страну, священная война требовала от народа победить врага любой ценой… В день 40-летия Победы Михаил Горбачев отдал должное борьбе партизан и подпольщиков: «Земля горела под ногами агрессора, и в этом праведном огне нашла свою погибель не одна дивизия захватчиков…» Не могу сказать, сколько дивизий врага имел ввиду Михаил Сергеевич, а вот какой ценой, какими неимоверными человеческими жертвами обошлась эта выжженная земля нашей стране?

По официальной версии народных мстителей, партизаны в войну сражались исключительно с фашистами, но белорусский журналист Виктор Хурсик на конкретных фактах, по рассказам уцелевших свидетелей рассказывает, что партизаны совершали преступления против мирного населения: без разбора сжигали дома в деревнях Белоруссии, грабя и расстреливая, насилуя жителей. Информацию о преступлениях партизан подтверждают документы Национального архива Белоруссии. Действительно, многие партизаны храбро сражались за свободу советского народа, но при этом допускали преступления против мирного населения: истребляли сами себя с невероятной жестокостью.

Факты трагических событий, утверждает Виктор Хурсик, не опровергаются и соответствуют действительности. Сталин, в ответ на болтовню одного из руководителей партизанского движения Пономаренко о героизме партизан в тылу врага, слал в штаб партизанского движения награды и требовал конкретных результатов. Активисты белорусского добровольного общества защиты памятников истории и культуры в апреле 2008 года установили мемориальный крест в память зверски замученного партизанами мирного населения деревни Дражно, Стародорожного района. Крест простоял у ограды католического кладбища деревни всего несколько дней — его выкопали и увезли в соседнюю деревню Залужье. Участвовавших в установлении этого мемориального знака политика Вячеслава Сивчика, священника Леонида Акаловича и журналиста Виктора Хоретика осудили на 15 суток ареста.

По мнению некоторых исследователей и рассказам бывших участников сопротивления: за жизнь одного убитого немецкого солдата мы платили жизнью пятнадцати-двадцати растрелянных, повешанных наших людей.

Решения Гаагской конвенции о мирном населении во время войны утонули, по вине властей, в море крови как нашего, так и немецкого народа.

Выводы напрашиваются сами собой: вина нацистской Германии и кремлевской власти неоспоримы, а расплачиваться за эту вину народам пришлось миллионами своих жизней. Наша, советская, власть даже и не задумывалась о человеческих жертвах в войне, тем более о жертвах среди мирного населения.

Выжившим жителям оккупированных территорий, угнанных на работы в Германию и возвратившихся на свою Родину, пришлось постоянно жить под страхом и подозрением. В анкетах, заполняемых в Советском Союзе, например, при поступлении на работу, имелась даже графа: находились ли во время войны на временно оккупированных территориях… Стрелы из прошлого продолжают лететь в них до сих пор. Власть не хочет защитить этих людей, признать свою вину перед ними, все еще продолжают они терпеть обиды. Всю жизнь, по законам советской власти и отжившей идеологии, мирное население оккупированных регионов, угнанные на работы в Германию «гастарбайтеры» — по некоторым сведениям до 7–8 миллионов, — военнопленные, их вдовы и дети несли и несут на себе клеймо предателей и изменников Родины. За время войны были целенаправленно убиты или умерли от голода и болезней около 11 миллионов гражданских лиц и более 5 миллионов были угнаны на работу в Германию, из них погибли немногим более 2 миллионов человек.

Задумайтесь, люди!

Миллионы, миллионы… они хотели жить… Страшно говорить об этом мне, современнику того, ужасного, времени, чему-то бывшему свидетелем. Ищу причины и ответы. Только сейчас, в конце жизни, пришло частичное понимание многого из нашего общего прошлого, в том числе — какой ценой заплатил народ за победу в той войне, была ли справедлива эта цена? Думаем ли мы об этом сейчас, помним ли?

Страшно и трудно сейчас, в наступившем времени исторической правды, ради общего будущего, старому солдату признаться откровенно — в море крови и горя, в море слез нашего народа утопили мы нацистов. От этого не уйти — такова цена Победы…

Времена меняются. Давно ли я горделиво поднимал голову, когда звучали музыка и слова:

«Поклонимся великим тем годам и маршалам…», а сейчас встаю на колени перед могилами и памятью жертв войны с опущенной головой…

Миллионы жертв, в том числе и среди мирного населения, неоправданы, безумны и напрасны, и виной тому были решения, действия, ошибки власти и командования армии. Ошибки, за которые и расплатились своей жизнью люди, как говорится на Руси — «ни за понюшку табака». Ну что? Была война, мы не виноваты: так считает, по крайней мере, президент Путин. Мы не виноваты… А кто — МЫ?

Ответить непросто. Причисляю к этому «МЫ» и себя, и свой народ, и нашу власть, только думается, что роли были у нас разными, как и возможности. Вспоминать не сложно, все оставалось на виду: я был патриотом, сыном своего времени, приверженцем власти, без которой невозможно было и представить свою жизнь. Я был продуктом, плодом этой власти, она была моим разумом, всей жизнью. Я был рабом, готовым за нее пожертвовать своей жизнью, а власть, в лице партии Ленина-Сталина, родного правительства, была моим повелителем, олицетворением веры в светлое будущее всего человечества. Советская власть представлялась мне Родиной, была святым словом, таким, как «мама».

Казалось, все так и должно быть, но лет после пятидесяти в моей жизни, шаг за шагом, стали меняться ценности. Похожее происходило и в жизни общества, практики власти: одного не хватает, другого нет, искать надо, народ в очередях, а после и надежды на «светлое будущее» растворились. Народ начинает роптать, посмеиваться над властью, правда, пока только на кухне, потихоньку. Одеяло лжи плотно укутало общество, померкли все надежды, народу стало трудно дышать, особенно еще и на полупустой желудок… Все параллельно с гонкой вооружения, новыми ракетами: власть забрякала атомным оружием, интернациональный долг, пошел груз 200… Власть увешивает себя золотыми звездами… Но замелькала вереница генеральных секретарей партии, власть рухнула, и я осиротел, но не в одиночку и без огорчения…

Зашевелился народ, появился у народа голос, к которому присоединился и мой, но снова оказывается, что этот голос и голос власти — не одно и то же. Снова власть показала свой оскал, оставила ограбленный народ на произвол судьбы. Власть хоть и новая, но, происходя из плеяды строителей светлого будущего и молодых потомков славных чекистов, является преемником прошлой, как об этом в свое время заявил первый президент новой России Ельцин.

Казалось бы, предоставляется возможность подвести черту под трагедией прошлого времени и открыто, честно от имени новой власти признать объективную истину, в частности, о событиях прошлой войны, о причинах неоправданных жертв в этой войне. Возможность покаяться в грехах тяжелого прошлого: основания для этого и причины определило само время и жизнь — память павших, общественное мнение и требование еще оставшихся в живых жертв войны, ее свидетелей.

Но, не тут-то было! В 2007 году, господин Путин, будучи президентом, в своем выступлении на встрече с историками попытался поставить точку в событиях, касающихся сталинских репрессий, заявив о том, что даже и думать не следует о виновности в этом россиян. Нет больше виноватых в уничтожении властью наших граждан. Никто не виноват, кроме одного человека, и искать виновников, в данном случае, по мнению Путина, не следует. О количестве жертв и страданиях народа и сейчас говорить страшно…

Здорово сказано — искать виновников не следует… Как в сказке: один человек, только один, по мнению Путина, расстрелял и сгноил в тюрьмах и лагерях миллионы людей. Что же, в руках у него была волшебная палочка? Или были и помощники? По-своему, одним махом господин Путин освободил власть от вины в сталинских репрессиях, в несметном количестве неоправданных жертв народа в прошлой войне.

— «…на войне всегда бывает много ошибок. Это неизбежно». Как обидно и стыдно — ни слова сострадания, сожаления, сочувствия… Как и с гибелью подводной лодки «Курск» вместе с экипажем — «Утонула?». Без комментариев.

Не могу, да и сил не хватает поверить, что так может мыслить и говорить людям президент, глава государства, это уму непостижимо: кощунство, бесчеловечность… Для меня это еще и удар, потому, что так думает сын фронтовика, защитника Ленинграда…

Из витиеватых, пусть даже и скудных мыслей президента России можно предположить: судьба человека, как и всего народа зависит, как показывает практика Советского Союза и новой России, от конкретного лица у власти, по вине которого и допускаюся ошибки, творятся произвол и преступления против своего народа.

В журнале «Новый часовой» (№ 13, 2002 год, С.-Петербург), Изольда Извицкая, исследуя события, связанные с обороной Ленинграда, задается вопросом и отвечает на него:

«…Почему осажденный город так бездушно бросал на верную гибель своих защитников?

Ответ прост: в Смольном о них думали меньше, чем о личной сохранности. Раболепие перед Сталиным, прикрывающее собственную некомпетентность в военных вопросах…»

Ошибка ошибке — рознь. «Ошибки» конкретных лиц в период боевых действий обошлись стране в миллионы бессмысленных, неоправданных смертей, а мы им за бездарность, преступления и холуйство перед властью памятники ставим, садим на бронзовых коней, как маршала Жукова…

Не сложно понять генерала Кириллина: власть и армия понимают, кому доверять тайну кладезя, где сокрыты истинные сведения о причинах негативных событий прошлой войны, о количестве жертв, захороненных и не захороненных солдат и офицеров, безвестно павших, брошенных на полях сражений и не преданых земле…

Поиск и захоронение безвестно павших: казалось, начало под давлением общественного мнения было положено, первые робкие шаги сделаны, но это остается каплей в море, созданием видимости и, если поиск будет продолжаться армией в тех темпах, что сейчас, на поиск и захоронение всех павших воинов в прошлой войне потребуется несколько тысячелетий… Разве это решение? Это продолжение преступления и позора нашей власти, вины народа перед памятью жертв войны, перед родственниками погибших, перед будущими поколениями. Я не верю в то, что власть будет на государственном уровне активизировать работы по поиску и захоронению погибших воинов, хотя и приняла по этому поводу соответствующее решение, возложенное на нашу армию. Не верится и все тут… Активно ведут поиск и захоронения безвестно павших на местах боев общественные поисковые отряды, на те средства, которые удается собрать от пожертвований. Это скудные средства, с помощью которых сложно вести поисковые работы регулярно, да еще и продолжительное время. Поисковики — люди, в меру посвещаюшие себя гуманной акции. Мои земляки в г. Челябинске много лет ведут поиск и захоронения павших бойцов и, в память захороненных воинов, высаживают деревья. Когда встречаюсь с поисковиками — поколением сыновей и внуков — и прижимаю их к своей груди, к горлу подкатывает какой-то комок, а после от этого становится легче дышать: они искупают мою вину перед теми, кого предают земле.

Меня иногда удивляет отношение Церкви к павшим воинам, остающимся не предаными земле. С другой стороны, я благодарен Церкви за участие в открытии, освящении кладбищ немецких солдат, захороненных на Урале, благодарен как человек и как солдат войны: могилы обретают статус официального кладбища, вечного покоя и вечной памяти. Все достойно, гуманно. И все же есть свои «но»! Патриарх нашей Православной Церкви, вместе с президентом, случается, — ходит по костям воинов, брошенных и не захороненных на полях сражений (имею в виду Санкт-Петербург), целуется с президентом и не потребует, даже не подскажет ему, что великий грех власти и народа перед людьми и Богом оставлять наших воинов не захороненными, не преданными земле, без панихиды, без отпевания и вечной памяти. Пора сказать свое, патриаршее слово представителям нашей нынешней власти, а то и пристыдить — для патриарха «и власть ближе и Бог ниже», чем для простых смертных…

Тут же оговорюсь: старый, больной, да еще и полуголодный человек, до предела уставший от забот и хлопот, не нужный никому и выброшенный властью выживать на обочину дороги жизни, забытый обществом, собравшись с последними силами, добирается до церкви. В храме он желанный гость, может поговорить с Богом, отрешившись на какое-то время от мирской жизни, открыть свою душу и боль, покаяться, попросить помощи… Покидает храм человек с облегченной душой, чувством умиротворения и надежды. И за все это платить деньгами, которых у него и нет, не надо… В этом случае я признателен Церкви: действительно, посещение храма для такого человека спасительное дело, и забывать об этом нельзя.

Я крещен, христианин и, каким бы материалистом ни был, религия, вера в Бога — это корни моего народа, вековые традиции, которые я обязан уважать, как и традиции других народов. В этом мой гражданский долг, моя обязанность перед людьми и их верой.

Хочется надеяться, и время для этого пришло, хотя и с опозданием, что Церковь проявит свою сопричастность к ускорению поиска и захоронения безвестно павших воинов и преданию их земле.

Для ускорения величайшей гуманитарной акции поиска и предания земле павших воинов, власть обязана финансировать эти работы. Также следует пригласить для проведения поиска офицеров в отставке, многие из которых имеют необходимую практику работы в поисковых отрядах. Необходимо законодательно создать специальную структуру управления по поиску и захоронению, за счет государственного бюджета финансировать имеющиеся общественные поисковые отряды, способные работать с весны и до поздней осени, с привлечением гражданского населения. Разумно было бы использовать опыт работы германского союза по уходу за военными захоронениями. К слову сказать, немцы заканчивают поиск и захоронение своих погибших солдат, включая и места боев в бывшем Советском Союзе.

При встречах с поисковиками я интересовался, обращались ли они к властям с просьбой о помощи поисковым отрядам, поддержки инициативы общественников, материальной помощи? Оказывается — обращались, просили, власть молчала, но в последние годы стала отвечать отписками, которые коротко извещали, что поисковыми работами, по приказу Путина, теперь занимается армия (имеется ввиду работа отряда из группы военных под Санкт-Петербургом). Отмазался Путин, говоря простым языком.

Что поделаешь, так и живем. Вспоминаю, как «обрадовал» президент Путин народ и мировую общественность заявлением о том, что мы производим и продаем военную технику в 81 страну мира, чтобы народ тех стран мог защитить себя. От кого защитить, толком понять не могу, но разумею: Абхазии и Южной Осетии повезло, им ничего покупать не надо…

Пишу, а перед глазами возникают образы оборванных, чернокожих мальчишек, с восторгом позирующих с автоматами Калашникова в руках, готовые к бою, или люди в национальной одежде в странах ислама, в халатах и чалмах, в многолюдных местах, базарах, в пустыне, норах, городах Востока… Много их, тысячи, с нашим оружием в руках… Россия торгует смертью: сто тысяч автоматов в Венесуэлу, личному другу Уго Чавесу. Танки, самолеты, ракеты. Торгует, конечно, не Россия, а российская власть, набивая карманы, свои, личные, в первую очередь. Угрожает миру своей боевой мощью. Мы! Мы можем предотвратить, мы можем первыми нанести ядерный удар…

Смотрю на все это, слушаю, и подкрадывается тревожное чувство: доиграется наше правительство до беды, играя судьбами народа, оказавшегося заложником власти, криминальных структур, спецслуж.

Говорю о своей тревоге откровенно: страха, с которым жил полвека, у меня больше нет, как и страха смерти.

Таково мое мнение. Сейчас голос ветеранов практически не слышен, истинный, откровенный голос, он звучит не в унисон с властью. Если когда и слышен, то, в первую очередь, — это голос активиста из Совета ветеранов, близкого к власти, или старого человека, закосневшего в отживших свое идеях, и я не могу его осудить: он остается в прошлом, которому посвятил жизнь.

А власть, она и остается властью: так любила ветеранов, своих стариков и любит до сих пор, как и свой народ, что они кровью плачут от этой любви. Власть спекулирует именем ветеранов в преддверии Дня Победы. В подобной заботе о ветеранах оказались перекрыты каналы гуманитарной помощи из Германии, которая облегчала и скрашивала жизнь многим старикам. Тем самым власть помогла ветеранам более активно обретать вечный покой…

Всплывает в памяти слышанное в народе: счастье приходит к человеку через его страдания, подобное говорит и религия. Смотрю на стариков и думается: человек всю жизнь страдал, трудился в поте лица в заботе о куске хлеба и семейном благополучии самого низкого уровня, прошел войну, репрессии и что же? Спрашиваю себя: где она, счастливая старость?

Ответа не знаю. Если откровенно — страшно и горько, ведь жизнь прожита, кому оказалось отпущено ее больше, кому меньше… Многое из прожитого остается на совести власти: сталинские репрессии, пятилетки и войны. Много всего было на жизненном пути, который уготовила власть людям, ставшим орудием и игрушкой в ее руках.

Роль человека в жизни общества, его прав в бывшем Союзе и новой России, наше общее прошлое помогает понять и реально, обективно оценить общественная правозащитная организация «Мемориал», дух которой выражали Андрей Сахаров, Александр Солженицын.

«Мемориал» активно сотрудничал с Фондом помощи инвалидам войны, содействовал открытию кладбищ немецких солдат на Урале. При его непосредственном участии прошла встреча российских и немецких ветеранов прошлой войны за круглым столом, на международной конференции, где было принято обращение «XXI век — век без оружия и войн» к мировой общественности. В «Мемориале» проходили встречи наших ветеранов войны с узниками концлагерей, членами семей безвестно павших воинов, проводились дискуссии о событиях прошлой войны, цене Победы, количествах жертв…

В «Мемориале» я имел возможность встречаться с жертвами войны, получить информацию от свидетелей трагедий семей безвестно павших воинов: все, вместе взятое, послужило исходным материалом в написании книги… Ознакомился с открытым письмом бывшего репрессированного, правозащитника Сергея Ковалева президенту Путину, в котором он обвиняет президента во лжи, политических махинациях, недобросовестности… В подвале мемориала, в городе Екатеринбурге посмотрел фильм о расстреле польских офицеров в 1940 году органами НКВД…

«Мемориал» — место, где борются за права человека в России, место, где можно окунуться в нашу историю справедливости, разобраться в законах о защите прав человека, окунуться в глубины мира интернета, вести поиск имен погибших в прошлой войне и мест захоронений, в том числе и военнопленных на территории Германии. Все это для нашей власти, для ФСБ, как кость в горле. Не жалует наша родная власть эту общественную, правозащитную организацию. Давно бы и пресекли ее деятельность, но мировая общественность имеет в «Мемориале» свой, свободный голос, который звучит на весь мир и приглушить его наша власть, в данном случае бессильна!

Впервые, вместе с Ханнелоре, мы посетили «Мемориал» в городе Екатеринбурге лет пятнадцать назад. Не без страха поднимались на чердак старого здания по ветхой лесенке, опасаясь сорваться вниз и загреметь костями в провал. Некоторым из посетителей «Мемориала», чтобы осилить эту волшебную лестницу, была нужна помощь. Найти ответ и понимание в наше время, оказывается, бывает непросто и чисто физически. В последние годы офис «Мемориала» находится в подвале, куда приходится спускаться по узенькой крутой лестнице и, чтобы не рухнуть с нее вниз, люди руками опираются о стены, иначе можно и шею свернуть себе.

Куда денешься, вот так и живем: противопоставление власти и народа, власти и общества, общественное мнение и общественная активность, ложь и правда, миллиарды и нищета, социальная справедливость и права человека…

Являясь и свидетелем, и сопричастным, я наблюдаю, как в последние годы «Мемориал» тесно работает с Обществом помощи ветеранам войны России. Реализуется проект социальной помощи из Германии престарелым и тяжело больным ветеранам и жертвам войны в г. Екатеринбурге, с участием социальных работников, медицинских сестер и волонтеров из студенческой молодежи. Этот совместный проект материально поддерживается германским Фондом благотворительности «Ответственность, воспоминание и будущее». Берлин. Все услуги оказывются бесплатно.

Частый гость «Мемориала», доктор Ханнелоре Дандерс является и большим другом председателя отделения «Мемориал» Анны Пастуховой. Многие и многие вопросы, касающиеся помощи людям, встречи с общественноностью, конференции проводятся ими совместно, в первую очередь в России. Привлечение к участию в гуманитарных акциях молодежи, общественности — одна из первостепенных задач, как и укрепление дружбы народов России и Германии.

Мне нравится бывать в «Мемориале». Здесь всегда вижу молодежь: шумят, смеются, спорят, втягивают в разговоры и дискуссии меня, благо, что еще хватает на контакты сил. Анна Яковлевна всегда сразу бросает меня в круг ребят и надолго. Чувствую, прекрасно понимаю их желание пообщаться с ветераном войны — вопросов, причем взаимных, возникает много до бесконечности. Случается и спорить, убеждать, что-то доказывать…

В эти часы я счастлив…

«Мемориал» — это не дубина политической власти, как «Единая Россия», а голос совести, справедливости народа, его надежды. Даже и офисы различаются: у «Мемориала» — убогие подвалы или чердаки, у «Единой России» — дворцы. «Мемориал» — голос справедливости, исторической правды, прав человека и гуманности, «Единая Россия» — голос власти, фальсификации истории, пренебрежительное отношение к правам человека, лицемерие…

Время показывает: все еще большинство поет в хоре жизни разноголосо, со слезами на глазах по партитуре и нотам власти. Поет власть, поет и народ, но мелодии и слова остаются разными, унисон недостижим…

БРАТСКИЕ МОГИЛЫ

Ежегодно в Германии организуются международные лагеря по уходу за могилами наших солдат. Их проводит Народный союз Германии по уходу за военными захоронениями. И вот я получил приглашение посетить лагерь молодежи по случаю завершения работ на военном мемориале. Всегда посещение лагеря оставляло в сердце сильное впечатление: прибранное кладбище наших погибших солдат, молодежь, одетая в специально пошитые с символикой рубашки, с сумками, в кепи, звучит гитара, песни. Пестрая группа людей с цветами в руках, солдаты и офицеры бундесвера…

Для открытия митинга слово предоставили молодежи, представителям местной администрации региона, Народного союза, благотворительных и общественных организаций, Генеральному консулу РФ. Звучала молитва настоятеля православного храма в Дрездене отца Георгия. Все рассказывали о трагедии прошлой войны, призывали к взаимопониманию народов, к дружбе и миру, на могилы возлагались венки и цветы.

Каждый раз, когда я вижу внимание народа и органов государственной власти Германии к судьбам жертв войны, в душе нарастает отчаяние, обида за неухоженные могилы наших солдат в России. Невольно возникает вопрос: кому они нужны? Захоронения наших солдат брошены на произвол. От сознания этого выть хочется! Не буду вдаваться в политические мотивации истории, касающиеся прошлой войны, но немцы ищут по всему свету, разыскивают останки своих солдат, чтобы предать их земле. Итальянцы из Цайтхайна, где располагался лагерь военнопленных, вывезли останки умерших в лагере своих солдат на Родину. Японцы никого из умерших в плену не оставили на территории бывшего Союза. Выполнили свой гражданский долг перед памятью солдат. А мы!

Допускаю, власть понимает свою вину перед народом: рано или поздно приходит время ответа, и, как следствие, должно последовать наказание. Но заикнулся ли об этом народ, потребовал ли он от нынешней власти хотя бы объяснений? Нет! Народ молчит. Почему?

Не берусь отвечать за власть, но одно для меня ясно: сами виноваты! Сужу по себе и оправданий вижу мало. Покаяния мало. Оправдания себе быть не может. Надеяться на покаяние власти не приходится. Страдал народ, но его голос в этом ужасе был слабым, как голос человека, тонущего в волнах бушующего океана. Обливаясь слезами горя и страдая, Общество молчало.

Очередные события наблюдал в Германии, которые заслуживают, по-моему, серьезного внимания. Получил вместе с Ханнелоре приглашение от Народного союза Германии принять участие в церемонии завершения работ интернационального молодежного отряда, работающего на территории бывшего лагеря военнопленных, располагающегося на окраине города Герлитца, на востоке земли Саксония. После войны он был разделен на два города, немецкий Герлитц и польский Сгержелец. Лагерь военнопленных оказался на территории Польши. В лагере, который был организован в 1939 году под № 8, в период войны находилось 120 тысяч военнопленных, в подавляющем большинстве советских.

После войны поляки на местах двух братских могил умерших в лагере военнопленных поставили каменные столпы-монументы и обозначили территорию кладбища. Подобная акция была осуществлена во всех странах, вошедших в Варшавский Договор, в странах, где остались захоронения советских воинов, странах, которые обрели в лице Советского Союза брата, освободившего народы этих стран от фашизма. Все осуществлялось на средства стран, на территории которых оказались захоронения.

Не могу судить об отношении польского народа к могилам советских солдат, как они ухаживали за ними, но после распада Союза дружная братская семья славян дала трещину, в том числе и с Польшей. Признание Борисом Ельциным расстрела польских офицеров в 1940 году советскими органами НКВД, и реакцию на это признание мне пришлось испытать на себе в 1992 году: поляки не разрешили проезд через территорию Польши автоколонны с гуманитарным грузом из Германии для российских ветеранов войны. Именно с тех пор на кладбище не ступала нога российского человека.

Пришло новое время, и вот я присутствую на митинге у братской могилы военнопленных бывшего лагеря № 8. В одном ряду стояли ребята молодежного интернационального отряда, руководитель Саксонского отделения Народного союза, бургомистр города, руководитель фонда Саксонии, занимающийся исследованием мест захоронения наших военнопленных. Многие организации активно работают с материалами архивов лагерей военнопленных: в результате их родственники, в частности на Урале, получили информацию о времени и месте захоронения своих отцов, мужей, братьев и дедов…

Впервые на подобной церемонии у могилы наших солдат отсутствовал Генеральный консул РФ. Приглашение ему было послано, но в ответ — извинения, что не может присутствовать на церемонии по причине занятости… Комментировать нет смысла. Митинг открывает молодежь. Звучит гитара, слова от германского Союза, бургомистр города признает и ценит инициативу немцев, поддерживает необходимость ухода за могилами бывших солдат, подчеркивает стремление польского народа крепить дух дружбы между народами. Ответное слово сказали и ребята. Они выделили ценность подобных встреч и работ. Далее началось возложение венков и цветов. Вместе с девушками из России, двумя студентками, я возложил цветы на могилу своих соотечественников и преклонил колени перед памятью солдат войны. Думается, первые цветы за последние годы после развала Союза.

Из выступлений и общения с присутствующими на церемонии, в том числе с представителями бундесвера, получил информацию о лагере. Более десяти тысяч погибли в лагере только военнопленных Красной Армии, кроме этого, другие военнопленные: итальянцы, французы, югославы, чехи, поляки. Судьба советских военнопленных сложилась особенно трагично: советская власть признала их изменниками, предателями и объявила о своем решении мировой общественности.

Военнопленные других стран попадали под статус Гаагской конвенции, и это значительно помогало им выжить в условиях лагеря, например, обеспечивало поддержку Международного Красного Креста. Они имели право получать посылки. Французы, итальянцы в лагере находились в отдельных бараках, их поддерживали международные благотворительные организации…

Вернемся на кладбище военнопленных в Герлитце. После официальной части осматриваем бывшую территорию лагеря, заросшую лесом. Ребята вырубили деревья и вели раскопки под руководством археолога. На месте бывшего лагеря военнопленных появилась идея строительства музыкального театра: узником лагеря был известный в Европе композитор.

Присматриваюсь к молодежи, ребята работали на восстановлении кладбища военнопленных, счастливые, возбужденные от работы и гордые своими мозолями на руках, дружные в своем порыве сопричастности к гуманной акции, дружбе. Работа сочеталась с экскурсиями, поездками по городам Саксонии, в Прагу. Они занимались спортом, организовывали художественные выступления самодеятельности, вели дневники, отчеты о проделанной работе, в условиях искреннего уважения друг к другу, так как каждый представлял свою страну…

Немцы разыскивают неизвестные захоронения своих солдат, образно говоря, повсюду, где ступала нога немецкого солдата, куда занесла воля власти и война. Недавно пришлось услышать: обнаружены останки немецкого солдата, погибшего в первую мировую войну, и преданы земле. В ближайшие годы немцы намерены предать земле своих солдат, погибших на территории России. В 2007 году они перезахоронили останки 16007 солдат, а всего за год 32246. На территории России немцами уже открыто более тысячи захоронений своих солдат.

Гуманная акция Народного союза Германии исходит своими корнями от народа, поддерживается государством на уровне президента страны не только морально, но и материально, из средств государственного бюджета, а также с помощью общественных организаций и фондов, добровольными пожертвованиями народа. Значительное место в гуманной акции по уходу за воинскими захоронениями Народного союза принадлежит церкви.

Но главная роль в работе Союза остается за общественностью: немцы активно поддерживают эту организацию. Например, в 2007 году солдаты и офицеры бундесвера на улицах городов и сел собрали от граждан для Союза более 300 тысяч евро.

Деятельность германского Народного союза по уходу за военными захоронениями постоянно и широко освещается в средствах массовой информации. Союз самостоятельно издает иллюстрированный журнал «Голос и путь», в котором информирует о проделанной работе, отчитывается перед членами Союза и общественностью в использовании денежных средств, исчисляющихся миллионами евро. Все кладбища жертв войны в Германии и кладбища немецких солдат в России находятся под опекой Союза. Уход за воинскими захоронениями наших солдат в Германии также организуется Народным союзом.

Время, время… Я часто ищу ответы на некоторые вопросы, касающиеся судьбы солдата, судьбы наших солдат и немцев, ищу особенности единства судеб солдат, стараюсь увидеть и понять в них суть солдата и человека. Последнее время стремлюсь осознать роль солдата и роль оружия в руках власти.

По-стариковски мысли перескакивают от одного к другому. Я родился и вошел в жизнь человеком. Возникает вопрос: почему и как я стал солдатом? По законам природы я не мог родиться солдатом, в руках которого неизбежно должно быть оружие насилия, убийства или защиты.

Солдатом меня сделала власть. Она сформировала сознание, вселила дух воина, напичкала идеями патриотизма и превратила меня в свое оружие, сделав рабом власти, и она распоряжалась моей судьбой и жизнью в своих интересах. Независимо от моих убеждений я служу власти, интересы которой в большинстве случаев с моими убеждениями не совпадали, а, бывало, и противоречили им.

Что скрывать: почти полвека немец оставался для меня врагом. Разве мог я думать о немце, как о человеке. Конечно нет! Что являлось причиной такого чувства, сколько потребовалось времени разглядеть в немецком солдате человека и, в конце концов, породниться с ним, с немцем, с солдатом, когда-то смертельным врагом…

Затрудняюсь вспомнить и восстановить в памяти, когда мы, бывшие солдаты, ветераны прошлой войны России и Германии, при общении друг с другом стали использовать слово «брат». Сколько же за этим словом кроется искреннего, простого человеческого чувства братства, связанного особыми условиями прошлого, пролитой кровью. Сейчас с горечью думаю о том, как много сил еще потребуется моей России, чтобы отыскать и по-человечески захоронить останки всех убитых в Великой Отечественной войне своих солдат…

Снова живу событиями настоящего времени, не во всем радостными, а то и печальными. Крепко задумался: почему немцы так активно стараются решить проблему захоронения погибших солдат. Что происходит у нас, что с нашей совестью? В первую очередь, говорю о себе. Жизнь моя проходила в облаках, окутанных плотно властью: дышал полной грудью ее воздухом, думал и мыслил категориями и идеями власти, служил ей верой и правдой. И мы во многом были довольны, что удивительно, работали, не жалея сил, творили чудеса. Готовы были отдать жизнь и отдавали ради веры в свое светлое будущее.

Не думаю, что это касалось только меня, хотя я говорю только о себе. Мы, молодежь того времени, были действительно добровольными рабами власти, о чем поняли только через полвека. Стремясь что-то сделать по поиску и захоронению наших безвестно павших солдат и офицеров, излагаю свои мысли и представления для публикации их в средствах массовой информации. Текст моего проекта:

«…Снова крик сердца и разума: пришло запоздалое время для принятия незамедлительных, радикальных мер по поиску и захоронению безвестно павших воинов на полях сражений прошлой войны. Это голос чести и совести нашего народа перед людьми и мировой общественностью, перед Богом… Опыт и практика показывают: потенциальные возможности по активизации работы имеются. Сотни тысяч воинов найдены и преданы земле поисковыми отрядами, причем они работают добровольно, на общественных началах. Предлагается: законодательно, на федеральном уровне определить цели и условия работы поисковых отрядов, обеспечив их материально. Создать государственный механизм по организации работ поисковых отрядов, фондов.

Финансирование производить из средств государственного бюджета. Достаточным опытом поисковых работ обладают отряды и Фонды поисковиков Санкт-Петербурга, например, международный фонд «Защитники Невского пятачка», под руководством Сергея Панина, который является заместителем председателя общественного Фонда поисковых отрядов Ленинградской области.

Организация этой работы — это наш Святой долг.

Первые шаги, сделанный властью, — поиск захоронений безвестно павших через центр военно-исторического мемориала Министерства обороны, малоэффективны и ограничены.

В книге «Жизнь на войне и после войны», изданной к 60-летию Победы в Санкт-Петербурге, с предисловием губернатора города Валентины Матвиенко, в котором она пишет: «Художественно-публицистическое произведение, посвященное 60-летию Великой Победы, подвигу участников Ленинградской битвы и тружеников тыла, повествует о НРАВСТВЕННОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ (выделил автор) современного поколения россиян перед сотнями тысяч известных и безвестных героев, которые стойко и мужественно исполнили свой воинский и гражданский долг».

Нет слов более справедливых в понимании нравственной ответственности современного общества. Красочные фотографии ныне живущих ветеранов, участников обороны Ленинграда, памятные места сражений, монументы, мемориалы, памятники, камни и. везде надписи, вырубленные в камне:

«Слава героям… С этой земли мы не ушли… Мужеству павших героев… Подвиг ваш бессмертен… Вечная память…»

Памятники, памятники, цветы, добрые слова, самые гуманные: выражение скорби и благодарности за подвиг, за Победу… Они выполнили свой долг, не ушли с этой земли…

Только не хватает одного, для меня самого важного. Они остались в земле, погибшие герои. Но где они, те, кто дал своей смертью жизнь вам, люди, будущему поколению? Где они, воины, погибшие на поле боя, сколько их захоронено с воинскими почестями и предано земле, где их могилы?!

Книга молчит, ответа от власти нет, молчит и нравственная ответственность.

Изольда Иванова, историк, исследователь, в книге «Заслон на реке Тосна», изданной в Санкт-Петербурге в 2008 году, пишет: «…Поставили вдоль дорог ряды стандартных обелисков и забыли о миллионах незахороненных, безвестно павших…»

Все — правда, и ужасно, что молчали об этом. Так жили, разумеется, не все, но немало людей продолжают так жить. Таковы мы есть, и от этого не уйдешь.

Как мне бывает стыдно за мемориальную литературу, за вранье и ложь наших военачальников. Сплошное ура! Только победы под мудрым руководством и угодничество…

Чувствую, как часто звучит в моих мыслях и словах слово «власть». На моем веку она отличалась особой заботой, любовью народу, защите ее от врагов, миллионы их, врагов, советская власть уничтожила еще до войны. Врагов народа уничтожала руками самого народа. Я в те годы только прыгал от радости за уничтожение врагов.

Мысли и рассуждения о власти и народе для меня неизбежны. В моем возрасте, когда за плечами пройдена жизнь, да еще в какие времена. Вариться в одиночку в собственном котле не пришлось: будучи продуктом своего времени, булькался в общем котле. Узок и ограничен был мир, в котором мы жили. Иного образа жизни я не знал, жил этим и, пройдя войну, вернувшись инвалидом, продолжал жить надеждами на светлое будущее, как и большинство моих современников. Все были одинаково равны в восприятии и понимании цели жизни.

Однако перед развалом Союза, тем более после него, стал замечать в лицах, окружающих меня людей, индивидуальность, за которой видится человек, и я как будто стал заглядывать в души людей и понимать, какие они разные. Полагаю, жизненный опыт, перипетии жизненного пути в основном помогли понять человека. Время и жизнь приблизили ко мне человека и усилили к нему интерес. Открытие ворот к душам людей помогло и ускорило пребывание в Германии, общение с немцами в стране моих бывших врагов.

В первые дни и недели, а потом и месяцы пребывания в Германии, вращаясь среди своих военных соотечественников из Западной группы войск, решая проблемы гуманитарной помощи нашим ветеранам, столкнулся с такой вопиющей бесчеловечностью и непробиваемой бюрократической стеной армейцев и власти. От этого мне было очень тяжело. Спасение гуманитарной акции пришло от немцев. Не от власти, а от людей, с помощью которых и начался активный рост нашей деятельности: человека из Западной Германии, чиновника высокого ранга господина Хобаха, из города Эсслингена, Ханнелоре Дандерс, доктора Зюсса, Зигфрида Циллера; старые немецкие солдаты подарили нашим ветеранам здоровье, продлили их жизнь, навели мосты дружбы между бывшими врагами.

Так пришлось на старости лет в тяжелое время для России увидеть в новом ракурсе наших ветеранов и отдать должное немцам: их способности общаться, чувству гуманности, пониманию своей роли и места в общественной жизни, объективной оценке прошлого своего народа, покаянию и признанию вины перед историей…

Понять эту взаимосвязь помогли встречи с людьми, представителями власти, с президентом Германии, которому вручил обращение ветеранов войны «XXI век — век без оружия и войн» к мировой общественности.

Мои года стали заполняться людьми, их нелегкими судьбами и селиться в сердце старого солдата с тревогами, заботами и болью в душе. Оказалось, что прошлая война, горе и страдания людей снова возвращаются ко мне, и уйти от этого уже невозможно. Погибший солдат в войне беззащитен. Маршал Жуков в последнем издании своих мемуаров признает свою вину и кается в принятии решения о штурме Берлина через Зееловские высоты. Через десятки лет все же, ближе к концу жизни, признал и взял вину на себя за «…большие неоправданные потери в людях…»! Позднее в этом раскаялись и генералы, участвовавшие в Берлинской операции.

Если иметь в виду трагические ошибки советской власти, допустившей неоправданные потери, смерть миллионов людей, а затем и скрытие гибели солдат и офицеров, получается, что спросить уже не с кого. Пусть так — нет в живых виновников, но признать вину тех людей и власти, пусть и запоздалую, необходимо. Сделать это обязана власть сегодняшнего дня. Я так думаю.

ПОБЕДА

Наступил новый, 2010 год. Откровенно говоря, радости на сердце с началом этого года немного: удивит разве что чувство удовлетворения за возможность пожить дольше 85 лет — это ли не судьба! Есть и особенность нового года: предстоящий юбилей окончания прошлой войны — 65-летие Дня Победы. С волнением и непредсказуемыми заботами ожидаю эту дату, о чем попытаюсь сказать позже, а сейчас пройду памятью, попытаюсь вспомнить о Днях Победы, которых за моей спиной осталось 64.

Стараюсь восстановить в памяти то, что творилось с народом 9 мая 1945 года — подобного ни видеть, ни испытать самому в своей жизни с тех пор не пришлось, хотя видел немало людских слез и горя, но в тот день у всех были слезы радости, счастья. Вспоминаю и понимаю — не все видел и, через полвека, осознаю: не для всех тот день был праздником со слезами радости и счастья, не все ликовали на улицах, обнимались и кричали «Ура! Конец войне, победили!»… Сегодня видится и другое: сколько вдов, осиротевших детей, сколько матерей и отцов, подавленных горем утрат…

Этих людей в первый день Победы я не видел, не замечал, даже и подумать не мог о том, что были они почти в каждом доме, в каждой семье. Их образы явились мне на старости лет: лица, боль израненных сердец, которая возвращает меня назад, к 9 мая 1945 года, память и совесть не отпускают меня из прошлого… В те дни ликованию нашему не было предела, мы не думали о цене Победы, слишком ярко она сияла для всех после мрака войны. Но сполохи огня слабели: радость оставалась у тех, кто надеялся, что близкие остались живы и могут вернуться к родному очагу, однако надежда оставалась не у всех: не было семьи, за редким исключением, которую война обошла бы стороной. Раны войны были видны на каждом шагу, у многих — остались на всю жизнь.

Первую годовщину Победы советская власть решила отметить награждением участников войны медалью «За победу над Германией». Для получения медали нужно было сдать в военкомат документы, подтверждающие участие в боевых действиях, или справку, например, о ранении. После, к старости, многие годы пришлось мне доказывать свое участие в войне и ранение на фронте, а кому-то пришлось доказывать, что их искалечила война для получения пенсии по инвалидности. Многие тогда под горячую руку получили медаль на грудь, и после, через десятки лет, не всем удалось подтвердить звание участника войны. Таковой оказалась цена медали.

Народ продолжал залечивать раны войны, справляясь со страданиями самостоятельно, без помощи государства, утешаясь надеждами, обещаниями родной партии, товарища Сталина и правительства. Тяжелое и сложное послевоенное время незаметно отодвинуло куда-то в сторону, на задний план радость дня Победы. Война, слава Богу, закончилась. Партия призывает восстанавливать народное хозяйство, разрушенное за эти страшные годы. В апреле 1947 года отменили карточную систему: покупай свободно продукты. После голодных лет появился у людей кусок хлеба.

9 мая по радио голосом Левитана звучал реквием. В эти минуты страна замирала, люди не стеснялись своих слез в ответ на слова о вечной памяти жертвам войны и славе народу страны за разгром фашисткой Германии. Никаких официальных торжеств, связанных с днем Победы, не было, но СМИ воздавали должное за победу генералиссимусу товарищу Сталину.

Все изменилось с приходом к власти полковника, участника войны, бывшего начальника политотдела 16 армии Леонида Брежнева: зазвучало слово Победа, заговорили, вначале весьма скромно, о победах нашей армии над нацистами, вермахтом, о победителях — маршалах, генералах и… понеслось. В честь двадцатилетия победы участники войны удостаиваются знака фронтовика с официальным удостоверением, к сорокалетию окончания войны — награждаются орденами «Отечественной войны». Щедро — золотыми звездами героев — отметили себя и военноначальники, а бывший полковник поднялся в звании до маршала…

Под торжественные фанфары в предверии дней Победы сообщалось о повышении пенсии инвалидам войны: поднимали нижнюю планку пенсии на мизерные рубли, но зато с большой помпой обещали ветеранам квартиры.

В честь Дня Победы на Красной площади Москвы стали проводиться парады, демонстрировались достижения в области военной техники.

Достойными в те годы в жизни ветеранов являлись льготы, и немалые: коммунальные услуги, бесплатные медикаменты, медицинская помощь, проезд в городском транспорте. Облегчало жизнь право обслуживания вне очереди, где люди многие часы тратили на покупку, например, — обуви, или пары килограммов мяса. Имелись специализированные магазины для ветеранов войны, где они могли купить килограмм колбасы или пару килограммов фруктов в месяц.

Власть через СМИ, комитеты и Советы ветеранов войны старается привлечь внимание общественности к участникам войны и этим выразить свое значение и роль в победе над фашизмом, показать заботу о ветеранах. Организуются встречи молодежи с ветеранами войны, чтобы на их героическим примере привить молодому поколению чувство любви и преданности своей Родине, партии и правительству. В то время никаких мыслей и разговоров о жертвах, гибели в войне солдат, о цене Победы не возникало, — только Победа, — спасли народы Европы от коричневой чумы, только Победа! При этом и сами ветераны испытывали гордость за победу в войне… Но начинаются зигзаги в политике власти, которая теряет доверие народа, запутавшись в своих идеях перестройки государства, стабилизации общества. Советский Союз разваливается. Рухнуло все — механизм власти, социальные структуры, возможности медицинской помощи, народ, вместе с ветеранами, брошен на выживание. Новые времена.

Снова возвращаюсь к своим чуствам, связанным с Днем Победы и событиям последнего времени, мало радующим старых людей, если говорить откровенно, но от жизни не уйдешь, какова бы она не была. В преддверии дня Победы я стал регулярно получать поздравления от президента: традиционно, накануне праздника почтальон вручает мне конверт, на котором ярко видны слова «Кремль, Москва» и красочный орден Победы, «9 мая 1945–2008», — это последнее поздравление. Вскрываю, читаю:

«Уважаемый Виктор Сергеевич…». Личное поздравление президента не радует, наоборот, вызывает чувство неприятия. В телефонном разговоре со старым другом, фронтовиком Анатолием, журналистом, подарившем людям свою искреннюю книгу о солдатской судьбе на фронте, полную той правды, о которой раньше и говорить боялись, спрашиваю:

— Ты получил от президента поздравление, высшую благодарность и поклон за свой ратный подвиг?

— Как обычно, получил, — безразличным голосом произнес мой друг, — власти врать и льстить привыкать не надо, тем более ко Дню Победы. Без этого они не могут.

Вернусь к событиям годичной давности: как обычно с приближением Дня Победы появляется информация в СМИ, начинают поговаривать люди — вновь избранный президент обещает ветеранам автомашины или компенсацию в сто тысяч рублей, обещает всех ветеранов обеспечить квартирами… Заговорили в народе о царской щедрости нового президента, только в разной тональности голосов. Встречаюсь с Еленой Кочубей, председателем общественной организации Екатеринбурга «Память сердца», объединяющей детей безвестно павших во Второй мировой солдат, и слышу в свой адрес: «Все вам, ветеранам — и автомашины, и квартиры, а нам, детям погибших на фронте отцов, — ничего! Сколько можно над нами издеваться, всю жизнь?» Упрек в адрес ветеранов во многом был справедлив, но все же я его переадресовываю власти.

То, что новый президент пообещал квартиры ветеранам, — не ново, по крайней мере, последние не менее сорока лет власть ежегодно ко Дню Победы щедро раздавала обещания — дело обычное. Автомашины действительно некоторые из инвалидов получили, те, кто стоял в очереди на транспорт со времен советской власти и дожил, кому повезло. Бывает. Что касается квартир, посмотрим: проблема жилья для ветеранов все годы, не без помощи власти, решалась просто: без хлопот, очередей и унижений — на кладбище… И сейчас власть продолжает кричать, правда, только в предверии дня Победы — «ветераны, ветераны…», а где они, ветераны?

Если внимательно присмотреться — их можно еще заметить в аптеках с рецептами на бесплатное лекарство в дрожащих руках, а его в перечне льгот нет, или лимит на бесплатные лекарства исчерпан. Хотя все медикаменты в наличии имеются, — только плати…

День Победы. Складывается впечатление о двоякости общественного воспртиятия значения этого дня: одно у народа, особенно людей старшего поколения — отклик сердца, воспоминание о трагическом прошлом, осознание своей, какая бы она ни была, роли в победе над фашистами и утрата надежд на доброе, человеческое будущее. Для многих и многих этот день остается самым значительным событием в их жизни, хотя и со слезами на глазах — выстраданный и выношенный долгими, тяжелыми годами жизни.

Другое дело для власти ныне живущих, молодых, шустрых и дерзких, самоуверенных — извлечь из такого значимого для народа события, как День Победы, определенную выгоду, создать в глазах общественности видимость заботы и любви, преданности своему народу. Демонстративно подчеркивая свою значимость, причастность к судьбам своего народа, не брезгуя при этом методами и нормами, далекими от всех канонов нравственности и элементарной гражданской совести, власть играет на чувствах народа, используя в своей игре, как козырную карту, святое — День Победы и судьбы старых солдат прошлой войны, давших жизнь будущим поколениям.

Действия власти антигуманны, чего только стоит парад Победы на Красной площади — это же угроза миру: бряцать оружием, способным уничтожить жизнь на нашей планете. Демонстрация военной техники — орудия смерти — сосредоточенной в руках власти.

Хочется сказать тем, кто играет судьбой народа, — остановитесь ребята! Оглянитесь назад, на многострадальную историю России. Уймитесь, иначе сами себя поставите на грань самоуничтожения. Власть и деньги закрыли вам глаза и заткнули уши, помутили ваш разум, думаете только о себе, о своей выгоде, о миллиардах и миллионах, но ставить на кон в вашей игре судьбы людей — преступление, и оно неизбежно должно быть наказано.

Беру на себя смелость сказать и о послевоенном поколении: эти люди стали свидетелями прошлой войны, они живут с днем Победы с самого детства, отмечают его вместе с бывшими воинами, понимая суть величайшего события в жизни страны, уважая традиции его проведения, признавая и почитая при этом заслуги ветеранов.

День Победы! Народ тихо, без суматохи и грома победных маршей возлагает цветы на могилы жертв войны, в их память ставит свечи, читает молитвы, выражая скорбь через покаяние и слезы. А кто-то, перед старой фотографией, глядя на лицо молодого парня, оставшегося в войне, помянет павших по нашему обычаю — глоточком водки… Мне бывает волнительно и тяжело, когда в этот день на улицах, в транспорте, всюду, где я встречаю людей, — меня поздравляют, так и говоря, — «С праздником, с Днем Победы!» Сколько человечности, теплоты в их голосах, сколько искренности в лицах, а пожилые люди часто и кланяются… Пишу об этом, и на мои глаза наворачиваются слезы: они знают истинную цену Победы.

В этот святой день впервые посещать могилы наших солдат я начал в Воронеже: большой шумихи тогда еще не было, и утречком я приходил на могилы, которых там было немало. Расстилал тряпочку, доставал кусочек черного хлеба, луковицу, разрезал ее на пластики. Из солдатской фляжки наливал в алюминиевую старую кружку водки и поминал лежащих рядом в земле своих сверстников. Из газеты крутил цыгарку, заправлял махоркой и курил… Не один я бывал на могилах в этот день, случалось, поминали и компанией фронтовиков. Да, мы победили, свершили чудо, спасли народы от коричневой чумы, но не покидает меня память о том, какой ценой обошлось это народу… Мысли о миллионах погибших, да еще до сегодняшнего дня не преданных земле, не покидают меня, тяжестью лежат на сердце.

День Победы! Пропиаренный властью, суетливый, полный хлопот всех низов в стремлении угодить верхам. Так и хочется сказать, попросту — «дурной пример заразителен»… В День Победы в моем Екатеринбурге представители областной и региональной власти ранним утром несутся в лимузинах, вперемешку с генералами военного округа, на Широкореченское кладбище — на могилы наших солдат, умерших от ранений в госпиталях города: возложение венков, цветов, приготовленных заранее. Торжественный марш роты под оркестр похож скорее на парад войск к центральной площади города: гремит музыка, идут парадным шагом в парадной форме молодые солдаты, военная техника и, обязательно, шаркают ногами по брусчатке небольшой группой ветераны…

На очереди госпиталь ветеранов войны, уникальный снаружи: перед главным входом асфальтированный плац, по краям корпуса стоят на боевом посту два легких танка и два БТРа днем и ночью, в полном комплекте. Фасад здания украшен транспарантами в честь победителей, развевающимися флагами.

Поротно стоят солдаты и офицеры батальона железнодорожных войск. У главного входа толпятся депутаты думы, глава администрации, офицеры штаба военного округа, отставники, мелькают генеральские лампасы. Ждут прибытия губернатора — третий парад в городе. Построение стоит.

Наконец, слышен вой сирен сопровождения, мерседесы врываются в ворота — прибыл губернатор. Господин Россель направляется к ожидающим, подходит к микрофону, командир батальона докладывает ему о готовности к маршу. Губернатор здоровается с солдатами: гремит троекратное «Ура». Выступающие — ветеранов среди них нет — говорят о Победе народа в Отечественной войне, славят победителей. Чеканя шаг, под горохот оркестра перед губернатором проходят маршем военные, замыкает колонну взвод юных барабанщиков.

Представители власти направляются в госпиталь — поздравлять пациентов с Днем Победы. Среди 1200 пациентов госпиталя хорошо, если наберется рота ветеранов прошлой войны. После разыгранного в здании госпиталя спектакля, в небольшом кругу старые солдаты посмеиваются, судачат: «…патриотизм, любовь к власти хотят… показуху устраивают. Жалко из пушек салют не жахнули…» Те, кто знают меня, просят: «ты напиши министру, пусть к БТРам поставят пару баллистических ракет… или в коридорах госпиталя, где лежим, под кровать затолкают по дектярю, а под подушку по ППШ подложат… ППШ уже нету, калашники сейчас… Делать им нехрен, вот и играют в войну».

Таких чудес, как и кроватей в коридорах госпиталя, где-либо в России я больше не видел: власть, как видим, часто бывает не столь усердна перед высшестоящим начальством, как в Екатеринбурге.

Поздравив пациентов госпиталя с праздником, высокие гости рассаживаются в зале за столы, на которых богатый выбор спиртных напитков и холодной закуски. Вспоминаю — когда-то и меня приглашал Спектор в эту компанию, как президента Фонда помощи ветеранам войны. За столом губернатор Свердловской области Россель, командующий Приволжско-Уральским военным округом, члены правительства области, кое-кто из холуйского окружения. Ветеранов войны среди присутствующих, кроме меня, нет.

Наполняют бокалы, господин Россель встает и произносит тост: «За Победу! За нашу Победу!» Выпили, под шумок начинают закусывать, благо выбор есть. — «За нашего губернатора Эдуарда Эргартовича прошу поднять бокалы!» — предлагает Семен. Тост принимается, стоя все опустошают бокалы, компания-то, в принципе мужская… Следующий тост за командующего военным округом, за главу правительства, министра здравоохранения и… поехали. Я не выдержал, поднялся:

— Разрешите мне напомнить присутствующим, какой сегодня день. Это было последнее мое присутствие среди чиновников от власти.

По сложившейся традиции, благодаря Семену, в День Победы в госпитале получают свои фронтовые сто граммов и пациенты: это меня радовало, я был среди своих стариков и частенько после встречи с ними возвращался домой, как говорят, прилично поддавшим. Причин для этого у фронтовиков больше, чем достаточно.

Последние годы я прохожу стационарный курс лечения в Челябинском госпитале ветеранов войны. Уместно сказать, что челябинским ветеранам с госпиталем повезло, и здорово повезло. Я рассказывал, как после посещения челябинского госпиталя заместитель главы администрации города Екатеринбурга Владимир Кулик резюмировал:

— Это не госпиталь, это санаторий… а у нас… — махнул рукой и замолчал.

Челябинский госпиталь. Двухместные палаты. При поступлении пациентов в госпиталь врачи, вплоть до начмеда Татьяны Михайловны, доброжелательной, спокойной, да еще и обаятельной женщины, думают, как их разместить наилучшим образом, с учетом состояния здоровья, характера и личных пожеланий. Отсюда и благоприятный психологический климат в палатах. Госпиталь просыпается, в палате, залитой солнцем, на тумбочке, в стакане воды — цветочек, раскрывшийся за ночь. С этого и начался день. Казалось, уже все знакомо вокруг, ко всему привык, но в коридорах госпиталя все видится сегодня как-то по-новому: радуют ковровые дорожки на полу, цветы вдоль стен, мягкая мебель, картины на стенах, подаренные госпиталю, гардины на окнах, которых раньше будто и не замечал. По-особенному приветливы выражения лиц сестричек, встречающих пациентов поздравлениями и добрыми пожеланиями… День Победы!

Чувствуется особенная искренность в словах поздравлений ветеранов молодым поколением воевавших, искалеченных в последующих войнах, особенно афганской и чеченской — поколением наших сыновей и внуков. Возникает чувство доверия и взаимной благодарности. С сожалением смотрю на их раны, не могу пройти мимо беды, которая близка мне, моей молодости.

День Победы! В столовой на столах с белыми скатертями живые цветы в вазочках, праздничный завтрак, в отличие от остальных дней. Теплая, солнечная погода, весенний воздух зовут ближе к оживающей природе. Напротив главного корпуса прекрасный парк: аллеи, песочные дорожки, удобные скамейки, фонарные столбы чугунного литья, под старину, аккуратные деревья и кустарники; все окружено кованой металлической изгородью.

Райский уголок для стариков. Все окружающее, весь уют, атмосфера праздника, уважения и, не боюсь этого слова, любви — к людям, к старикам в первую очередь — созданы коллективом госпиталя. В наше время все, что касается госпиталя в Челябинске — сказка на яву… Удивляюсь, как изменилось все вокруг на моих глазах за последние годы, да еще в такое непростое время! Чудеса. Знаю, чья это заслуга, какой непростой ценой устроилось все это и, от имени стариков, выражаю благодарность Дмитрию Альтману за его подвиг врача, подвиг человека… Молю Бога о нем.

День Победы! По аллеям парка, по два-три человека, а то и кучкой прогуливаются старики: кто на костылях, кто кандыбачит с палочкой, некоторые сидят на скамеечках, иногда в компании родственников, рядом крутятся дети. В парке, палатах или в коридорах госпиталя можно встретиться с начальником госпиталя, доктором медицинских наук, профессором Дмитрием Александровичем, начмедом Татьяной Михайловной, председателем городского Совета ветеранов, фронтовиком, инвалидом войны Евгением Федоровичем Куракиным, или с губернатором… Есть возможность лично поговорить с ними, задать волнующие вопросы, особенно, если они касаются работы госпиталя — что удивительно, старики говорили только слова благодарности в адрес медицинского персонала. Не могу не радоваться этому, но не могу и не огорчаться, вспоминая госпиталь в Екатеринбурге, вспоминая своих стариков.

Заметна разница в отношении к проблемам госпиталя и со стороны властей. Мне рассказали, как обычным рабочим днем в госпиталь ветеранов неожиданно наведался губернатор Челябинской области Петр Иванович Сумин: поговорил с начальником госпиталя, прошел по палатам, пообщался со стариками и, завершая посещение, попросил Дмитрия Александровича, — если появится такая необходимость — звонить ему лично, лучше домой, надежнее дозвониться…

Не могу судить о Петре Ивановиче, как о губернаторе, мало знаю его в этом смысле, но я благодарен ему как человеку, за его отношение к старикам, за под держку акции гуманитарной помощи из Германии, за его внимание германскому Обществу помощи ветеранам войны России.

Сравнивая примеры работы госпиталей Екатеринбурга и Челябинска, чувствую необходимость выразить свое мнение.

День Победы для нас, ветеранов и народа, однозначен по своей сути — праздничным и траурным днем, радостью и слезами, живет он в сердцах людей старшего поколения, постоянной памятью, которую посеяла война своими неисчислимыми жертвами. Это святой день…

Для власти День Победы был и остается одним из средств манипуляции собственным народом. Недоумеваю, до чего оскуднели мы, ветераны, что позволили власти приватизировать свой Святой день Победы, спекулировать на нем, пиарить себя. Дошло до того, что власть, в лице главы государства, кланяясь нам в ноги, клятвенно заявляя о своем неоплатном долге перед нами, одновременно, своим отношением к ветеранам, недостатком заботы о них, не может облегчить последние годы их жизни. И так во всем, что касается народа.

В молодости, пусть и непростой, День Победы носил меня на крыльях величайшего торжества, чувства гордости, общности с жизнью народа. Я ликовал, это чувство помогало перенести все послевоенные невзгоды, нездоровье…

В старости День Победы обернулся для меня скорбным и печальным днем. К сожалению, только через полвека я осознаю настоящую цену этого дня, которой народ заплатил за Победу, и сколько в этом оказалось вины нашей власти. Той власти, которая использует День Победы для собственного пиара и поднимает на щит своей политики великий подвиг народа — Победу, бессовестно умалчивая о том, во что она обошлась и каких стоила жертв народу.

В России не преданы земле на полях сражений прошлой войны более 3 миллионов погибших воинов, а власть, чеканя шаг, марширует на костях и кричит — Ура! Победа! До сих пор не отдана дань памяти тем, кто подарил жизнь нынешнему поколению, а мы — «ура!»

ЗИГЗАГИ ДОРОГИ К ПРАВДЕ

После распада Советского Союза народ получил право более свободно и откровенно говорить о своей жизни и особенно о своем прошлом, о том, что оставалось болью и обидой, за несправедливость со стороны власти. Но пришло время, и год за годом прошлое постепенно стало вылезать наружу своей правдой, которую раньше народ не знал, а если и кто знал — то помалкивал, остерегаясь власти, осторожничал, и причины для этого были…

И вот она, стена молчания стала разваливаться: пошла информация из архивов, заговорили люди откровенно о своем прошлом, тяжелейшем времени своей жизни, о правде и бедах войны, о правде цены Победы.

Следует отметить роль гражданского министра обороны: он отважился на открытие секретных архивов армии, находящихся более 60 лет под замком. Это гражданский подвиг — открыть, пусть пока и не до конца, сведения о миллионах судеб сгинувших в безвестности войны и ее послевоенной истории, в том числе и архивы германского вермахта, но по нашим военнопленным солдатам и офицерам архивы прошлая власть скрывала особенно целенаправленно.

Правда об Отечественной войне, ее преддверии, боевых действиях и особенно жертвах была не нужна власти, которая сожгла в огне войны свой народ и в его крови утопила фашизм, забросала врага трупами, как писал фронтовик Виктор Астафьев в конце своей жизни.

Но правда о войне пробивается из заточения, и один из ее голосов вырвался наружу 23 февраля 2009 года с экранов телевизоров в конкретных фактах истории — фильм «Сражение Жукова»: народ увидел мясорубку войны, безжалостно пожирающей людей, и обомлел! Вот она, правда Ржевско-Вяземской операции, всего лишь частица правды. Увиденное, услышанное повергло людей в ужас, ужас правды…

Растерялась власть. Против правды не попрешь, как говорят в народе. И раздается первый голос от власти Сергея Шойгу, министра по чрезвычайным ситуациям — как посмели показать и сказать такое… Под суд их… Судить!

— Чего судить? Вешать их надо, вешать, — говорит какой-то генерал.

Вешать тех, кто сказал и показал кусочек правды из войны… Не прошло и десятка дней, как народ слышит своими ушами мнение генерального прокурора РФ о необходимости законодательно обезопасить фальсификацию нашей истории, противостоять, как я понимаю, вранью о негативных исторических фактах в ущерб России; как понимать ущерб — говорить и писать только правду. Правду в интересах народа или в интересах власти — пока до конца было еще не понятно.

Понимаю, возникает чувство тревоги у власти, испугалась возможности дальнейшего открытия, особенно правды о прошлой войне, и президент Медведев издает указ о создании «Комиссии по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России». Что-то много замысловатого, непонятного в названии комиссии. Можно понимать президента, что цель создания комиссии — изобличать ложь, фальсификацию, оскорбления в адрес России или в адрес ее власти, умалять роль народа в отечественной истории. Если бы так!

Давайте заглянем, из кого власть сформировала комиссию: Федеральная служба безопасности, служба внешней разведки, Совет безопасности, Министерство внутренних дел, Министерство иностранных дел, начальник Генерального штаба армии, представители, стерегущие государственные тайны в архивах и, известно, двое историков. Одного из них известный писатель, журналист характеризует так: «Ваня Демидов, на котором клеймо негде ставить». И второй, депутат Сергей Марков…

Комиссию возглавляет глава президентской администрации Сергей Нарышкин, который является и председателем комиссии по рассекречиванию государственных архивов. Вот так, теперь многое становится понятным.

Я со своей колокольни вижу и понимаю так: для участия в комиссии не нашлось места представителям общественных правозащитных организаций, таких, как «Мемориал», достойных представителей общественных структур культуры, деятелей искусства, науки… Да что говорить. И так все ясно!

Старая история: небывалая по своему составу комиссия предназначается для дальнейшего сокрытия преступлений власти периода Советского Союза, след которых идет от гражданской войны, раскулачивания крестьянства, сталинских репрессий, расстрела польских офицеров, предвоенной имперской политике начала Второй мировой войны и последующих ошибках и преступлениях власти военного и послевоенного времени, за которые народ расплачивался своей жизнью. Власть скрывала истинную цену победы, создавая мифы, которые продолжают в сознании людей жить еще и сегодня, не позволяют некоторым людям видеть и осознать реальность прошлого. Да, мы победили, но цена Победы все еще скрыта в архивах власти, страшная цена. И власть любыми средствами продолжает скрывать свои ошибки, за которые надо отвечать.

Именно в целях сокрытия причин трагедии прошлого нашего народа и создана комиссия, очередной позор нынешней власти и очередное преступление перед памятью неоправданных, ненужных потерь нашего народа в Отечественной войне, сокрытие той цены Победы, в которую обошлась она народу, намерение оправдаться. Очередная попытка заткнуть рот народу и, как всегда, навешать лапши на уши народу в преддверии юбилейной даты — 65-летия Дня нашей Победы.

О каком уважении к власти может идти разговор: пошлость, безмозглость… не всем можно додуматься до такого идиотизма и наглости! Комиссия напоминает мне пословицу о тех, на ком шапка горит…