Истина (СИ)

Глава 1

Год спустя

— Я никуда не поеду, — отрезала я. Тетя категорично скрестила руки на груди, но я все еще не двигалась. Она не может думать, что своим лжегрозным видом сможет как-то повлиять на меня. Больше никто не может влиять на меня. — Я не поеду в этот город. Ни сейчас, ни летом, никогда. Я ненавижу его.

Слово «ненавижу» в последнее время я использовала очень часто. Гораздо чаще, чем другие слова, которые теперь не произношу. Тетя болезненно поморщилась, и опустилась на диван в зале. Ей в спину утыкался луч солнца, проникающий сквозь жалюзи.

— Скай, — пробормотала она, севшим голосом. Я не шевелилась. — Ты не можешь продолжать так вести себя. Ты не можешь делать вид, что все хорошо, когда это не так. Твои родители не хотели бы чтобы это происходило.

— К сожалению, теперь я не узнаю о том, чего они бы хотели.

Эти слова задели меня, пожалуй, даже сильнее, чем тетю Энн, но я не подала виду.

Что мне сделать, чтобы показать ей, что она не сможет вечно принимать меня?! Лучше пусть вышвырнет меня из дома сейчас, когда я готова к этому, а не тогда, когда я буду этого меньше всего ожидать.

И тут до меня дошло:

— Вы поэтому хотите отправить меня к бабушке? Я надоела вам?

— О Господи, конечно нет! — тетя в ужасе вскочила на ноги. Мой пульс участился, когда я снова спросила:

— Все потому, что вы чувствуете себя обязанной перед мамой и папой?

— Нет, Скай, — тетя Энн подавленно вздохнула. Что ж, в терпении с ней мало кто сможет посоревноваться. — Я хочу, чтобы ты поехала в Эттон-Крик потому, что там свежий воздух, там твоя бабушка, и никто не знает о том, что случилось. Две недели ты не будешь думать ни о чем, включая учебу, и поступление в колледж.

Я чуть не засмеялась: поступление в колледж? Кого оно вообще волнует? Тетя решила, что я просиживаю все свое время за уроками, потому, что хочу поступить в колледж? Смешно… я делаю это, потому что я не хочу, чтобы моя голова пустовала. Как только наступит тишина, тогда я сразу же вернусь в Ад. В тот день, когда все началось… когда моя жизнь прервалась во второй раз.

Моих мамы и папы больше нет, Зак превратился в зомби, Кэри Хейл исчез, и я не слышала о нем ничего, почти год. Кто-то говорил, что он вернулся в университет, кто-то — что нашел другую работу, получше. Но я знаю, что все это мало похоже на правду. Этот парень прячется. Потому, что он знает, что я знаю кто он. Убийца. Чокнутый психопат.

И в свете этих событий, тетя Энн отправляет меня в Эттон-Крик, этот чертов город-призрак, где зима наступает в октябре, а заканчивается в марте; где тучи висят над городом, не смотря на время года. Она отправляет меня в Эттон-Крик, после того, как я шесть месяцев провела в психушке под надзором доктора Рейчел Грейсон?..

Ну уж нет.

— Я иду наверх, — сказала я, после длительного молчания. — Мне нужно готовиться к завтрашнему тесту по английскому.

— Скай, — тетя уныло посмотрела на меня, — завтра суббота.

Я нахмурилась, понимая, что она права.

Ну, конечно, завтра суббота, раз сегодня была пятница. Я встала в восемь, провела пятнадцать минут в душе, потом еще семь минут завтракала, затем еще четыре минуты, потратила на то, чтобы помыть за собой посуду; затем, отправилась в школу, пробыла там до четырех часов; затем вернулась, и еще несколько минут мы с тетей повздорили о том, что я не хочу ехать в Эттон-Крик к своей бабушке.

Я молча развернулась, вышла из гостиной, и быстро зашагала наверх по витиеватой лестнице, ведущей в башню, где теперь находилась моя комната. Я заползла под одеяло, с ноутбуком, и открыла фильм; мысли тут же разбрелись, а я этого не хотела, так что пришлось заняться матанализом. Сложные вычисления помогли мне не думать ни о чем, кроме чисел, и в конце концов, меня стало клонить в сон. Это я ненавижу точно так же, как и оставаться наедине с собой, потому что, если я и могла убежать от своих мыслей, от снов я не могла сбежать. Из ночи в ночь, я просыпалась от собственного крика; моя подушка влажная от слез под щекой, от чего щиплет кожу. Тогда я плетусь в ванную, чтобы умыться, и затем вновь заваливаюсь в постель, с включенной музыкой в наушниках.

Сегодняшний день отличился тем, что я проснулась на из-за кошмаров, а от того, что кто-то долго и настойчиво стучал в дверь моей комнаты, и мне пришлось встать, чтобы прекратить этот раздражающий шум. Быстро вытерев лицо полотенцем, лежащим на трюмо, я распахнула дверь, и обомлела от изумления — я никак не ожидала встретить в середине марта своего старшего брата. Зак строго произнес:

— Собирай вещи, детка.

Я ненавижу Эттон-Крик.

Наш город я тоже ненавижу, но он светлый, теплый, и солнечный. Эттон-Крик другой. Темный, мрачный, уродливый городок, в котором двадцать лет назад произошла серия жестоких убийств. Преступник так и не был найден, но, это не главная причина моей ненависти к этому городу. Все дело в моей бабушке, то есть маме моей мамы и тети. Бабушка Гертруда (имя уже пугает, да?), меня и близнецов третировала с самого детства, как только мы отправлялись к ней на летние каникулы. О Боже, это был кошмар. Она заставляла нас сажать аконит в своем саду в полнолуние; она заставила Алекса достать из подвала башку лося, и он поломал ногу, а потом, Дженни поселилась у нас на остаток каникул, делая вид, что она хочет, чтобы я подтянула ее по тригонометрии, хотя на самом деле, она уже заняла в том году первое место из нашего класса. В общем, с бабушкиным особняком у меня не связано ни одного хорошего воспоминания.

Именно здесь, я каждый день возвращаюсь на год назад, в тот день, 25 декабря, когда моя жизнь перевернулась с ног на голову. Лишь краткий миг, единственная секунда утром, когда я просыпаюсь — мне кажется, что все хорошо. Ничего этого не было. А потом, я вижу этот ужасный потолок, который я ненавижу, в моей комнате в бабушкином доме, который я ненавижу, в городе, который я ненавижу. Я превратилась в монстра, который ненавидит сам себя, и думаю, этим я убиваю себя. Я хочу уничтожить себя, без остатка, хочу попасть в аварию, чтобы после этого врач вновь поставил мне диагноз: «амнезия».

Но этого не будет.

Мне придется каждый день просыпаться, и каждый день, довольствоваться лишь той минутой, когда я думаю, что все хорошо.

— Скайлер, — обратилась ко мне бабушка. Ненавижу, когда меня называют полным именем. Я положила тарелку в раковину, и повернулась к Гертруде, вытирая руки о фартук. — Я хочу, чтобы ты отправилась за покупками.

Я кивнула, отворачиваясь, и моя руки с мылом. Бабуля подошла ко мне, явно не желая оставлять в покое:

— Скай, уже три дня прошло. Когда ты поговоришь со мной?

Вот и настало это время. А я-то думала, сколько она продержится. Я зажмурилась, сосчитав, до пяти на французском, и обернулась.

— Ну, в прошлый раз мы с тобой мило поговорили, когда на мне была смирительная рубашка. Теперь со мной все хорошо, я принимаю таблетки, и не стану набрасываться на тебя. — Бабушка не оценила моего искрометного юмора, и я добавила: — Со мной все хорошо. Правда.

— Я в этом не так уверена, — сказала она безапелляционным тоном, и спорить с ней было теперь бесполезно. Гертруда выглядела в свои шестьдесят девять лет просто прекрасно — ни единого седого волоска, дорогая укладка, вздернутые брови, и нетерпящий возражений взгляд. Но, ко всему прочему, у бабули, были некоторые странности: она не любила девушек, ходящих в штанах; не любила, когда девушка остается с парнем наедине, и не любила, когда все «слишком скучно». Этой леди нужна была драма, для того чтобы чувствовать вкус жизни, и обычно она чувствовала его через меня с близнецами. А теперь, через меня и Зака.

— Со мной все хорошо, — повторила я, стремительно покидая кухню, через арочный проход. Я хотела сбежать в свою комнату, и спрятаться под оделяло, но бабушка шла за мной:

— Расскажи мне что ты чувствуешь, иначе заставлю вечером идти со мной на ужин к миссис Родригез, а она жуткая старуха. Так и норовит женить своего внука-пройдоху.

Я резко остановилась, и обернулась. Губы бабули задрожали, а брови взлетели еще сильнее. Я пораженчески вздохнула:

— Признаться, я ждала, когда ты скажешь нечто подобное.

Она как бы между прочим подмигнула мне:

— Это была тяжелая артиллерия, в общении с моей взрослой внучкой.

Я кивнула:

— Я еду в магазин за покупками, как ты и просила. Никаких ужинов у миссис Родригез, и свадеб.

И разговоров.

— Я так и думала, — с притворным сожалением вздохнула бабушка, скрещивая руки на груди. На ней было длинное шерстяное платье, и темно-серый кардиган. — Придется, наверное, занять тебя какими-нибудь делами, чтобы тебе не было скучно, пока я буду на ужине.

Да уж.

Я совершила непродолжительный поход в магазин, пока Зак пытался подчинить в сарае дерево-дробилку, а когда вернулась домой, обнаружила на столике в прихожей записку от бабушки:

«Я у миссис Родригез. Вернусь домой поздно, потому что эта старуха повадилась играть в „скраббл“. Пусть Закари приготовит ужин, я в последнее время готовлю еще паршивее чем обычно».

Я прочла записку, и засунула ее в карман.

Бабуля напоминала очень тетю Энн и внешностью, и привычками. А мне так бы хотелось, чтобы я могла увидеть в ней что-то мамино: например, когда мама смеялась она забавно морщила нос. Это веселило всех окружающих. И у мамы была аллергия на молочные продукты. Мы с папой притворялись что тоже не любим молоко, чтобы она не беспокоилась о том, что ее может раздуть, как шарик.

Мои воспоминания выбили меня из колеи, и я поспешила в сарай, расположившийся за особняком. Оттуда доносился шум. Проваливаясь по лодыжки в снег, и кутаясь в куртку, я наконец вошла в сарай, и смогла открыть глаза, не щурясь от слепящего света. Зак сидел на лавке, с кем-то говоря по телефону. Увидев меня, он тут же отключился, и несколько секунд спустя, спросил:

— Ты как?

— Со мной все хорошо, — снова сказала я, и прочистила горло, теряясь. Я подумала: эти ужасы происходят не только со мной. С ним тоже, но он так самоотверженно заботится обо мне, что я иногда забываю выныривать из своего собственного кошмара, чтобы спросить о том, как чувствуют себя мой брат.

Я вышла из сарая со словами:

— Я сама приготовлю ужин.

Я вернулась в дом, чувствуя себя ужасно. Хочу вернуться в Дэвилспейнд, вернуться домой. Если бы мама с папой…

Я прислонилась к входной двери, дергая молнию куртки вниз.

Я не хочу быть здесь. Хочу ходить в школу. Хочу забыть обо всем.

Вставив в уши наушники, я включила музыку на самую большую громкость, и отправилась на кухню, готовить ужин.

…- Тебе не зачем жить, Энджел.

… - Для чего ты это сделал? Есть причина всему?

… - Да, просто ты… идеально подошла мне…

… - Ты не любил меня?

…- Я ничего не сделала!

… - Ты так считаешь, но это вновь не верно, Энджел. Один раз, два, три, с колько ошибок ты будешь совершать? В реальном мире у людей нет шанса искупить грех. Ты понесешь наказание, что заслужила, Энджел.

Я проснулась, хватая ртом воздух. Зак быстро выпрямился с покрывалом в руках, видимо, собираясь укрыть меня.

— Прости, что разбудил.

— Нет… — я замотала головой, силясь разлепить глаза. — Мне приснился…

Я замолчала, потому что мне не хотелось снова быть в роли девочки, которая все время страдает, и заставляет своего старшего брата переживать за нее.

Я села, и Зак отступил на пару шагов, одновременно складывая покрывало:

— Я видел, ужин, — уголки его губ дрогнули, — любимая курочка Скай.

Мне захотелось сказать Заку, чтобы он заткнулся, но потом вспомнила, что я больше не та девушка, которой была раньше. Теперь я другая. Кроме того, моим родителям не нравилось, когда я ругаюсь. Особенно папе — «если ты не хочешь быть девушкой, я отправлю тебя в военный лагерь!».

— Да, сегодня на ужин курица. — Я поднялась на ноги, заправляя рубашку в джинсы. Бабушка была в шоке, когда их увидела. Ха, это она еще не видит в чем мама ходит… ходила.

Я прошлепала на кухню, и Зак пошел за мной.

— Почему решила готовить ужин сегодня? — беспечно спросил он. Я пожала плечами, раздраженная тем, что он обратил свое внимание на это. Было бы легче, если бы он сделал вид, что все так, как и всегда.

Мне пришлось ответить:

— Я увидела, настолько ты занят, и решила, что следует самой заняться этим. Вот. — Я достала из кармана записку, оставленную бабушкой, и протянула брату. Зак опустил глаза на записку, его брови взлетели вверх, точно, как у мамы, когда я ее по-настоящему удивляла.

— Ну, она может признать, что у нее фигово получается обращаться с кухней, — он бросил записку на стол. Он открыл духовку, и потянул носом воздух:

— Пахнет восхитительно. Не ел ничего лучше, чем курица, которую готовит моя сестра.

— Ну да, — с сарказмом согласилась я.

— Да уж, — Зак кивнул. — Пожалуй я солгал. Но мне нравится, что ты улыбнулась.

Улыбка тут же слетела с лица, хоть брат стоял ко мне спиной. Как он увидел улыбку? Или, услышал?

Я против воли вспомнила Кэри Хейла.

— Я могу разогреть для тебя еще запеканку, — спохватилась я, приближаясь к шкафу, и доставая с полки тарелку.

— Только немного, Скай. После общежития, мой желудок уменьшился в несколько раз. — Зак вытащил противень с курицей, поставил его на стол.

Я подумала, как бы мама отреагировала на слова брата. Наверное, закатила бы истерику, и заявила бы, что будет каждый день звонить и напоминать ему завтракать, обедать и ужинать, с обязательными перекусами. Но она теперь не позвонит.

Я сглотнула, и скомандовала:

— Поставь чайник.

— Да, сэр, — парень шутливо отсалютовал мне, и подошел к плите. — Так ты говоришь, что сегодня у миссис Родригез вечеринка?

— Для тех кому за шестьдесят.

— Черт, а я хотел сходить, и оттянуться, — с гримасой протянул брат, ненавязчиво оттесняя меня от плиты и холодильника. Я забралась на барный стул, наблюдая за ним. Он хорошо справляется. Но, кто знает, что творится у него в душе? Сколько у него сил, если несмотря ни на что, он все так же продолжает заботиться обо мне? Все зимние каникулы, он провел со мной. Он держал меня за руку, на похоронах. Он звонил мне каждый день из колледжа, чтобы рассказать какую-нибудь забавную историю, что произошла с ним, пока я была в психушке.

А что сделала я для него?

— Курочка.

— Что?! — я подскочила на месте, заставив его обернуться. Его брови снова взлетели вверх, как у мамы. — Я п-п-просто… задумалась.

— Я сказал, что твоя курочка пахнет восхитительно, — Зак снова сделал вид, что не заметил моей нервозности. — Хотя, наверное, это потому, что ты готовила ее более тысячи раз, начиная с восьмого класса. Если бы она не была классной, я был бы шокирован.

Он все еще способен шутить. Я же не могу позволить себе этого.

Несмотря на то, что в тот миг, когда я должна была быть с ним, я была заперта в лесном домике с Чокнутым-Психом-Кэри-Хейлом, я все равно чувствую себя виноватой, и в моей голове все еще возникают эти вопросы. Почему я не могла быть нормальной дочерью? Делать то, что хотят родители? Не ввязываться в неприятности, и быть образцом для подражания? Почему я заставляла маму ходить в школу, выслушивать от мисс Вессекс нелестные комментарии в мой адрес? Наверное, ей было жутко стыдно за меня. Я не жалела лишь о том, что я не позволила им узнать о моей болезни, и о том, что Кэри Хейл — парень, который понравился моей маме, и которого одобрил мой отец, — пытался меня убить. Я рада, что они не знали этого.

Дженни знала. Она прислала мне сообщение: «Кэри Хейл хочет убить тебя».

Вот только я все еще жива, а она — нет.

— Скай, — Зак помахал ладонью перед моим носом. — Ты меня не слышишь, или только притворяешься?

— Я задумалась, — виновато пробормотала я, выпрямляясь.

— Лучше бы ты сказала, что все слышала, — посетовал он, разрезая мясо ножом, и раскладывая его на тарелки с салатом. — Потому, что тебе снова придется слушать про лифчик Анжелы, который украли воры. Снова.

Мои губы растянулись в улыбке, несмотря на то, что сердце сжалось от этой гримасы.

Я хочу быть похожей на своего брата. Он — настоящий образец для подражания, а я лишь жалкая девчонка, которая только и может, что жалеть себя.

— Как прошел вчерашний вечер? — спросила Гертруда, когда я утром вернулась домой, из магазина. Снежинки падали мне за шиворот, и теперь я содрогалась от того, как ледяные капли стекали по спине.

— Хорошо, — осторожно произнесла я, стягивая ботинки и ожидая, что бабушка сейчас сделает какое-нибудь предложение, которое мне не понравится. Пока она не начала говорить, я быстро направилась на кухню с пакетами с едой, и она поспешила следом.

— Постой, Скайлер, ты кое-что обронила.

Я резко остановилась с колотящимся сердцем, и обернулась к бабушке. Она протянула мне нечто, что упало в мою ладонь, холодным металлом. Я опустила взгляд и замерла от смешанных чувств. Кольцо Кэри Хейла. Которое, по его словам, связывало нас. Ненавижу его.

Я засунула кольцо в карман, продолжив путь на кухню. Бабуля поспешно спросила:

— Почему ты не носишь его? Оно принадлежало многим женщинам нашей семьи, и передавалось из поколения в поколение, так почему оно не на твоем пальце?

Потому что это дряхлое барахло, которое я ненавижу.

— Оно прекрасно бы смотрелось с красивым платьем, тем, что я подарила тебе, — наседала бабуля.

— Это кольцо проклято.

— Скайлер, — укорила меня бабушка. — Я уверена, это кольцо хорошо смотрелось бы на твоем пальце.

— Я уверена в этом, — с сарказмом согласилась я, разбирая пакеты, и рассовывая продукты по отделениям холодильника. — Особенно после того, что это кольцо точно такое же как у этого козла, который пытался убить меня.

Повисло молчание. Я выпрямилась, почувствовав, как бабуля смотрит на меня, и от ее пронзительного взгляда у меня мурашки поползли по спине. Я напомнила себе быть сдержаннее, иначе, если я продолжу в том же духе, меня снова запрут в психушке. Навсегда.

— Ты опять шутишь, Скай? — бабушка склонила голову на бок, прищуриваясь. Я кивнула:

— Да. Я не ношу его, просто потому, что боюсь потерять.

На самом деле, оно всегда со мной, чтобы не забыть о том, что случилось 25 декабря. Это напоминание о том, какой дурой я была, что пошла на этот дурацкий бал, вместо того, чтобы остаться дома на семейный ужин.

— Чем ты собираешься заняться сегодня? — бабуля как-то странно улыбнулась, и я вспомнила о своих первоначальных опасениях о ее странных идеях, в которые она захочет посвятить меня. Пришлось правдоподобно солгать:

— Я хочу убрать на чердаке. Посвятить этому несколько дней, чтобы… привести дом в порядок.

«Чтобы не оставаться с тобой наедине. И с внуком миссис Родригез».

Уголки губ бабули опустились вниз от разочарования, значит я была права, и она задумала кое-что.

— Зачем тебе заниматься уборкой, детка, ведь у тебя каникулы… хватает и того, что Закари круглосуточно сидит в сарае. Давай сходим по магазинам?

С моей дряхлой бабулей ходить по магазинам? Ну уж нет.

Мой последний поход был…

Я покачала головой, показывая свою непреклонность:

— Я собираюсь делать уборку сегодня. Займемся шопингом в другой раз, бабушка.

Я поднялась по веревочной лестнице на чердак, и включила свет, сразу решив, что это небольшое, уютное помещение станет для меня местом, где я смогу прятаться от бабули, и от своего заботливого брата. От этой мысли меня тут же посетило облегчение; тусклый свет разлился по пыльной комнате, затерявшись среди сломанной мебели, старых, никому не нужных сундуков, и прочего хлама, а в нос ударил сладковатый запах, но это ничего. Эти вещи помогут мне отвлечься; должны помочь.

Я взяла первую попавшуюся коробку, и приоткрыла ее, в надежде, что не наткнусь на паучье гнездо. К счастью, здесь была обнаружена шкатулка с фотографиями. Все фотки были черно-белыми с незнакомыми мне людьми, и я быстро потеряла к ним интерес; бабушка говорила, что в этом доме жил богатый помещик, который отдал свою дочь замуж, за деньги, так что мне не хотелось увидеть этого человека даже на фотографии. Не знаю, как бы я отнеслась к тому, что мой папа заставил бы меня выйти замуж за какого-нибудь болвана за деньги.

Я только что подумала о папе, и не ощутила боли… наверное, потому, что я забыла, что…

Я села на пол, зажмуриваясь. Под веками собрались горячие слезы, и не было никаких шансов сдержать их.

Я вдруг услышала сквозь тишину чердака пронзительный странный звук и резко распахнула глаза. Я в замешательстве стала оглядываться, и судя по тому, что я видела я не была на чердаке. Я была в лесу.

Мое сердцебиение участилось, когда я поняла, что происходит. Теперь я в своем сне, но в теле двойника. Я быстро сориентировалась, увидев над головой луну, ощутив связанные руки, и холодную землю, присыпанную листьями под босыми ногами. Она тоже ощущала холод, когда шла на кострище, где ее собирались заживо сжечь?..

Стоп, это всего лишь сон.

— Эй, — громко сказала я, обращаясь к какому-то мужику, что шел впереди с чем-то вроде самодельного факела. Ну правда, в каком мы веке? Судя по моей одежде, лет пятьсот назад. — Куда вы меня ведете?

Ни тот, что шел впереди, ни тот, что шел позади меня, — никто не ответил на мой безобидный вопрос. Я подергала запястьями, но почувствовав боль, перестала. А разве во сне чувствуешь боль?..

Что происходит, и почему я в теле этой девушки?

И почему ее собираются убить?

— Почему вы хотите убить ее? — спросила я.

— Не говори с ней, — сказал тот, что шел позади меня, тому неприветливому мужику, впереди. — Иначе она нас заколдует.

Я рассмеялась:

— Чего сделаю? Заколдую? Я?

Что это за черт возьми, игры такие?

Это же не знаменитый, 1692 год, в Салеме, где толпы людей обвинили в колдовстве, и беззастенчиво убили? Надеюсь нет. Видела я пару ужастиков, и мне они не особо понравились. Я просто должна проснуться. Лучше жить в своем мире, полностью несчастной и подавленной, чем заживо сгореть на костре, в своем собственном сне.

— Эй, я никого не очарую, или как там. Это все сон, понимаете? Вы спите.

Как и следовало ожидать, никто мне не ответил, а я споткнулась о ветку и громко вскрикнула. Моя нога заболела, и я наклонилась посмотреть не поранилась ли, но в итоге мне досталось от одного из моих сопровождающих за то, что я затормозила процессию.

— Она не была такой разговорчивой, пока сидела в клетке, — произнес тот, что шел впереди. — Может, стоит ее проучить, за то, что она столько болтает?

— Просто иди вперед, Джонатан, не слушай ее речей, — посоветовал второй сопровождающий.

«Речей»… жуть, эти люди наводят страху побольше, чем Кэри Хейл.

— Не говори с ведьмой, Джонатан.

Черт вас дери, я не ведьма.

Забавно, что уже который раз меня хотят убить. Может, надо мной нависло проклятие? Нужно сходить к гадалке; я слышала здесь, в Эттон-Крик есть несколько таких местечек.

— Я хочу проснуться, — еле слышно простонала я, и Джонатан, шедший впереди, мрачно пообещал:

— Скоро проснешься. — Видимо он забыл о предупреждении своего напарника, и добавил: — в тебе нечистый, он заполнил тебя.

Вот тебе и раз. Нечистый.

Поэтому, значит, ее собирались сжечь на костре?

Меня посетило плохое предчувствие.

Из-за размышлений, поглотивших меня, я не заметила, как мы все наконец очутились на той самой лестной площади, что снилась мне сотни раз. И кострище тоже было приготовлено.

Теперь я почувствовала страх, кольнувший сердце.

Если я умру во сне, умру и наяву?

Я ходила во сне, и считала, что все те царапины, и синяки получала потому, что выбиралась на улицу, и однажды даже, уснув забрела в лес, но я никогда не думала о том, что все это могло быть результатом моего глубокого сновидения. Что, если я не смогу проснуться, после того, как меня сожгут? Я просто исчезну с чердака, где затеяла уборку? Или умру от сердечного приступа? Или, может, выкинусь с окна?..

Вокруг нас — толпы людей, безликих незнакомцев.

Какая-то бессмыслица.

Я хочу проснуться.

— И что дальше? — громко спросила я. Мой голос не дрожал, в отличие от моих конечностей.

Никто не ответил, да этого и не было нужно — сценарий я знаю. Меня привяжут к этому деревянному столбу, что в сотне метров от меня, и дальше все будет прямо как в фильме про инквизицию ведьм. Раньше мне много раз снилось, как умираю, но этот сон вызывал во мне неясное беспокойство, потому что я знала — этот сон не из обычных. Он повлиял на мою повседневную жизнь, и случилось так, что я сама себя убедила, что я сумасшедшая, страдающая сомнамбулизмом, и причина вовсе не в моем чудном сне. Но что, если я не была сумасшедшей? Может, во сне, я могу перемещаться в прошлое?

Да уж, видимо я надышалась пыли на чердаке.

Я стала лихорадочно соображать, пялясь себе под ноги, когда меня вели к этой чертовски большой куче веток, у которой был своя роль в моем ночном кошмаре. Что обычно делают люди, когда пытаются проснуться?

Мое тяжелое платье взмокло на спине, хотя на улице было прохладно. Меня бросили на кучу веток, из-за чего вскрикнула, напугав людей в толпе. Правильно, бойтесь. Как можно спокойно приходить на подобные мероприятия? У них дома нет занятий, кроме как шататься по лесу, и становиться свидетелями преступления?

Повинуясь надзирателям, что толкали меня в спину, я приняла вертикальное положение.

Это всего лишь сон.

Я просто должна проснуться, и все. Проснуться.

Скай, проснись.

Мне в голову стали лезть ужасные мысли — может, это наказание за то, что Кэри Хейл убил меня, несмотря на то, что призрак этой девушки предупреждал меня?

Главное проснуться сейчас.

Меня приковали к столбу, обмотав руки и ноги веревками. Стало больно, но никто не обратил внимания на мою просьбу «быть не такой свиньей». Этот сон превращается в новую реальность. Кошмарную реальность, в которой я умру.

Нет, я же не могу здесь умереть, правильно? Я вообще не могу умереть, до того, как поступлю в университет, до того, как закончу школу с отличием. Родители должны гордиться мной.

Я зажмурилась.

Проснись, Скай. Проснись, Скай. Проснись. Немедленно.

Я распахнула глаза, почувствовав, как что-то изменилось в окружающем меня мире. Мой взгляд опустился вниз, и я поняла, что изменилось — мое платье горело. Прямо сейчас, на мне.

Я завизжала, дергая ногами, и выкрикивая просьбы о помощи, но никто не двигался, никто не собирался мне помочь, и хуже всего то, что я не просыпалась.

О черт, я что, умру? Я почувствовала, как пламя подбирается к ногам.

У меня осталось не больше минуты. Я облизала губы, чувствуя напряжение во всем теле, и с силой прикусила нижнюю губу. Рот наполнился кровью, а на глаза выступили слезы.

— ЭНДЖЕЛ!

Я распахнула глаза, шарахнувшись назад, и заваливаясь на спину.

Сердце учащенно колотилось. И от страха, и от того что я слышала в своей голове голос Кэри Хейла. Я думала, я забыла, как он звучит, но оказалось, что нет.

Я несколько минут лежала на спине, глядя в деревянный потолок чердака, который был сосредоточением темноты помещения. Я в безопасности. Я в особняке бабули, на чердаке, и мне все просто приснилось. Для того, чтобы подтвердить эту мысль, я стянула ботинок с правой ноги, затем носок и нахмурилась: я видела на лодыжке большую, уродливую воспаленную царапину.

— Восхитительно…

Нет, я не стану думать об этом. Все эти кошмары, мое желание разгадать эти чертовы загадки — все в прошлом. Теперь я сосредоточусь на учебе, и поступлении в колледж. И прямо сейчас я собираюсь продолжить убирать.

Я начала с дальней стены, сдвигая коробки в одну кучу, и за всем этим хламом, я обнаружила кресло-качалку, с несколькими старыми, но несомненно красивыми куклами, сидящими на сидении.

Мое сердце затрепетало, когда я взяла одну из них; она была той самой куклой, которая принадлежала моей маме. Я видела несколько детских фотографий, где она была с тетей Энн. Они держали в руках свои любимые куклы, улыбаясь, во все тридцать два зуба.

Я прижала игрушку к груди, радуясь словно ребенок, что нашла ее. Опустившись на корточки перед креслом, я стала рассматривать кукол, и заметила, что некоторые из них сидят на каком-то странном предмете. Убрав кукол, я достала небольшую деревянную шкатулку, открыв которую, обнаружила внутри украшения. Я с любопытством стала перебирать их, но потом заметила язычок, на дне, и поняла, что возможно эти украшения — лишь прикрытие для чего-то большего. Вытащив украшения, потянула язычок, и с замиранием сердца, достала небольшую книжечку, лежащую на дне шкатулки. Это чей-то дневник, старательно спрятанный.

Я почувствовала, как мною овладевает любопытство, и жажда разгадать загадку, поэтому кончиками пальцев, осторожно поддела первую страницу, чтобы дневник не рассыпался в моих руках, и прочла.

У меня появилось смутное предчувствие: снова Энджел. Это имя преследует меня повсюду.

Не зная, чего от этого можно ожидать, я перевернула страницу.

Я дочитала последнюю запись до конца.

В груди собрались необъяснимые эмоции, бурлящие лавой, достигающей мозга. Мысли разбредались в разные стороны, и одна особенно настойчиво пыталась добиться моего внимания.

Кто эти люди — Энджел Саффолк и Кэри Хейл?

Это не дневник а какой-то бред. И откуда там взяться Кэри Хейлу, если только он не пятисотлетний вампир, или еще кто. Просто однофамилец, успокоила я себя, вновь утыкаясь в дневник.

Энджел явно была больна каким-то психическим заболеванием, раз ей везде мерещились ангелы и демоны. Но эту девушку ждало кое-что похуже галлюцинаций, и голосов в голове — это собственная смерть, которую судя по всему, спланировал ее отец.

У меня было странное чувство, словно я и эта девушка связаны. Словно мы с ней являемся параллельными вселенными. Она была кем-то, кто умер давным-давно. Может, меня преследовал ее призрак, чтобы я узнала правду о ней? Чтобы я знала, что с ней случилось — ее переживания, ее страдания, ее смерть.

Я пролистала дневник Энджел Саффолк, в надежде найти еще какие-нибудь записки. Я хотела знать, кто она, и зачем преследовала меня. Несколько месяцев подряд мне снились эти ужасные сны, с ее смертью. Для чего она искала меня? Для чего говорила, что я должна убить Кэри Хейла?

Из дневника выпала фотография.

Я в предвкушении схватила ее и бросилась к окну — потому что пока я читала дневник, на улице начало темнеть; особенно зимой, и особенно в Эттон-Крик.

Вот черт, как же темно.

Я достала из кармана телефон — тот, что потом, после похищения, оказался у меня в кармане, и посветила на фотографию.

Мое сердце сжалось, а в желудок бухнулся ком льда: на фотографии была Энджел со своим мужем. Они были в свадебных костюмах. Прекрасные, молодые, и величественные. И чертовски похожие на нас с Кэри Хейлом. Даже нет, это — я, и Кэри Хейл.

Вот тебе и бред.