Как уже упоминалось выше, в конце февраля 1942 года все добровольцы Норвежского легиона СС были сведены в одну часть и переброшены на Ленинградский фронт, куда норвежцев доставили по воздуху, на транспортных самолетах Юнкерс-52. Норвежцам было приказано удерживать участок фронта, простиравшийся до Лажожского озера, на котором уже держали оборону латышские легионеры СС, фламандские батальоны и добровольческая испанская пехотная Синяя дивизия (Division Azul). Вероятно, одной из причин переброски норвежских добровольцев на Ленинградский фронт заключалась в их способности лучше других переносить зимние холода. Но, кроме холодов, им пришлось столкнуться и с другими врагами. Каждый день происходили поединки между снайперами и схватки между разведывательными группами.
В первой наступательной операции приняла участие штурмовая группа, состоявшая из дюжины норвежцев. Эти бойцы атаковали по принципу «бей и беги» в районе разрушенного городка Кишкино на Неве. Оттуда в хороший бинокль были видны предместья Ленинграда. После временного отвода норвежцев в тыл и недолгого пребывания в резерве в районе Константиновки, они вновь вернулись на передовую. Норвежцам была поставлена задача овладеть высотой 66 и городом Пулково. 4-я рота под командованием гауптштурмфюрера (капитана) Берга постоянно перестреливалась с неприятелем.
Норвежцам постоянно угрожала опасность неожиданной атаки советских войск, которые по всем признакам усиленно готовились к ней. Норвежцы были недостаточно знакомы с местностью. Поэтому было принято решение выслать вперед разведывательную группу. Но это решение обернулось катастрофой. Разведгруппа угодила на поле, буквально нашпигованное советскими минами. Гауптштурмфюрер Берг был разорван миной на куски. Многие из его «викингов» также подорвались на минах, а уцелевшие были легко уничтожены огнем советской артиллерии.
Как это часто случалось в ходе наступления на Востоке, перемена погоды чаще шла во вред немцам, чем их противникам. С наступлением лета присущий (или приписывавшийся) норвежцам талант выживать в условиях суровой русской зимы потерял всякое значение. На смену холодам пришли новые испытания – сплошное море грязи между осажденным Ленинградом и рекой с колдовским названием Волхов, невыносимая жара и вездесущие комары. Норвежцы, сражавшиеся на Волховском фронте плечом к плечу с Латышским легионом СС, испытали на себе все «прелести» нового наступления советских войск. Но, как и подобает потомкам «викингов», они встретили советский натиск с непоколебимой стойкостью и мужеством. Состоявшая из норвежцев 14-я противотанковая рота успешно отразила удар советских танков Т-34 и Т-52, осыпавших «сынов Севера» градом снарядов из своих мощных пушек. Норвежские 37-миллиметровые противотанковые пушки (прозванные за свою неэффективность «колотушками») ни в каком отношении не могли сравниься с пушками советских войск, не раз угрожавших прорвать линии германской обороны.
По своей собственной инициативе обершарфюрер Арнфинн, командир двухорудийной противотанковой батареи, расположенной в нескольких километрах за линией фронта под Константиновкой, быстро снялся со своей батареей с позиции и занял новую у Новопанова. После уничтоженя одной норвежской пушки советским снарядом на огневой позиции осталась всего одна «колотушка», сдерживавшая своим огнем натиск советской пехоты, пока не подошла подмога в лице германского полицейского батальона СС. Одновременно с фронтальной атакой немецких эсэсовцев норвежцы и латыши атаковали большевиков на обоих флангах. В результате прорвавшие германские линии советские войска были отброшены на свои исходные позиции. В течение суток была восстановлена линия фронта и взято большое число пленных.
После того, как норвежцы столь отлично зарекомендовали себя в масштабном бою, германское командование стало рассматривать «Норвежский легион» как «аварийную команду», перебрасывая ее на протяжении последующи месяцев с одного участка фронта на другой, как только части вермахта оказывались в том или ином месте в опасном положении. В довершение ко всему, в последние недели 1942 года 14-й противотанковой роте норвежцев было предназначено судьбой выступить спасительницей испанской Синей дивизии, удерживавшей восточный участок Ленинградского фронта и оказавшейся в тяжелой ситуации. В бою под Красным Бором одна из норвежских батарей была окружена советскими танками. Расстреляв все снаряды, норвежцы привели свои орудия в негодность и спаслись бегством, скрывшись в лесу. Под покровом ночной темноты «викинги»-артиллеристы пробрались назад на командный пункт 2-й пехотной бригады СС, где, вместе с расчетом 75-миллиметровых орудий 14-й роты успешно сдерживали советский натиск, обеспечив возможность отхода испанских добровольцев «Синей дивизии».
Вскоре чины дивиии Викинг получили новое задание, связанное с их переброской на новый театр военных действий. «Викингам» была доверена честь возглавить наступление армий Третьего рейха в направлении кавказских нефтяных месторождений.
ГЛАВА 7. КАВКАЗ
План Адольфа Гитлера, предусматривавший захват нефтяных месторождений Кавказа был расстроен Сталинградской катастрофой, развеявшим его мечты сбросить неприятеля в Волгу. Следующие планы фюрера заключались в нанесении мощного удара с целью захвата Харькова до начала летнего наступления на Курской дуге.
Воины станом
Стали чеканным,
Сети из стали
Остры вязали.
Эгиль Скаллагримссон. Выкуп головы.
Обе стороны огромного по протяженности и истекавшего кровью Восточного фронта в начале третьего года Европейской гражданской войны были истощены, какалось, до предела. Зимняя кампания дорого обошлась Адольфу Гитлеру. Согласно донесениям командования вермахта из 162 дивизий, воевавших на Восточном фронте, только 8 по-прежнему сохраняли способность к наступательным действиям. В 16 механизированных дивизиях оставалось «на ходу» всего 140 (!) танков – меньше, чем полагалось по штату в одной (!) дивизии военного времени. Боевой дух был низок, как никогда. Тем не менее, сам Гитлер не терял бодрости духа и уверенности в победе, радуясь тому, что его армия, несмотря на понесенные тяжелые потери, успешно пережила самую холодную зиму за последние сто лет. Воодушевленный тем фактом, что он теперь занимал должность не только Главнокомандующего всеми вооруженными силами Третьего рейха, но и Главнокомандующего сухопутными силами, фюрер приказал, сконцентрировав максимум наличных сил и средств, бросить их в южном направлении, захватив кавказскую нефть. Наступление на Кавказ было задумано как часть германского оперативного плана Блау (Синий). Своей директивой №45 от 23 июля 1942 года Гитлер приказал Группе армий А, параллельно с броском 6-й германской армии на Сталинград, нанести удар через Ростов и Западный Кавказ с выходом на восточное побережье Черного моря и к нефтяным месторождениям Баку и Грозного. Перед самым началом этого летнего наступления Гитлер заявил генералу Фридриху Паулюсу, командующему 6-й армией: «Если я не завладею майкопской и грозненской нефтью, мне придется закончить эту войну». Он надеялся, что захват советских нефтяных месторождений (только добыча с Майкопских нефтяных полей в то время достигала 2,5 миллиона тонн нефти в год) позволит ему перерезать последнюю трассу, по которой, через Каспий и Волгу, шло снабжение нефтью центральных областей Советского Союза. А без нефти было невозможно вести войну уже в те далекие от нас времена.
Грандиозные планы
И когда он узнал, что едут из Азии эти люди,
которых называли азами[612], он вышел им навстречу
и сказал, что Один может властвовать в его
государстве, как только пожелает.
Снорри Стурлусон. Младшая Эдда.
Наступающие германские силы должны были образовать как бы две клешни гигансткого рака. Одна клешня должна была продвигаться на восток, в район Сталинграда, охватив советские силы между Доном и Волгой, а другая – в сторону Кавказа – легендарной родины древних асов, пришедших (если верить Снорри Стурлусону в «Младшей Эдде») именно оттуда в Скандинавию. Армейское командование восприняло план Гитлера с немалой долей скепсиса, вследствие гигантских масштабов предполагаемого наступления. Генералы возражали фюреру, указывая на то, что расстояние между двумя продвигающимися вглубь советкой территории клешнями будет слишком большим для того, чтобы они смогли, в случае необходимости, оказать друг другу эффективную помощь. Начальник Штаба Франк Гальдер указал на то, что для успешного выполнения столь амбициозной задачи вермахту и Ваффен СС не хватает полмиллиона человек. Однако все возражения были Гитлером отклонены. Первостепенной задачей для него отныне был захват нефтяных месторождений. Гитлер утверждал, что его генералы не нимею никакого представляения об экономической войне. Невзирая на все контраргументы, разработка планов нового наступления шла полным ходом. Понимая срочную необходимость пополнений, германское Верховное Командование Вермахта принялось усердно «доить» всех союзников и сателлитов и Третьего рейха, стремясь получить в свое распоряжение дополнительные контингенты живой силы, включая иностранных добровольцев.
Кроме того, Гитлер начал всерьез прислушиваться к уговорам «черного иезуита» Генриха Гиммлера существенно увеличить численность Ваффен СС. В соответствии с этими планами предполагалось вывести полк СС Нордланд из состава дивизии Викинг и сформировать на базе этого испытанного в боях «нордического» полка новую дивизию СС, впоследствии вошедшую в историю Второй мировой войны под названием добровольческой мотопехотной дивизии СС Нордланд[613]. В состав этой новой дивизии Ваффен СС должны были войти как «германские» (северо- и западноевропейские) легионеры «зеленых СС», уже «обстрелявшиеся» на Восточном фронте, так и еще «необстрелянные» добровольцы из стран Западной и Юго-Восточной Европы.
Но эта новая дивизия не сразу получила свое окончательное название. Занявшийся ее формированием рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер долго подбирал для нее подходящее название. Вдоволь покопавшись в своих древних томах и манускриптах, «черный иезуит» выбрал для дивизии, костяк которой составили недавние «викинги», весьма сходное с их прежним, старое доброе название «Варэгер»[614] («Варяги»)[615]. Но, к немалому разочарованию Гиммлера, Гитлер, также обладавший немалыми познаниями в истории, отклонил предложение дать новой дивизию СС Варяги, указав на то, что варяги служили в гвардии константинопольских василевсов и столетиями являлись надежнейшей опорой византийского престола. Фюрер же терпеть не мог византийцев, как «льстивых, лживых и вероломных декадентов», и не желал, чтобы его ассоциировали с «выродившимися» византийскими императорами, коль скоро опорой его власти также служат «варяги». Поэтому новая дивизия была названа Нордланд (Северная страна). Кроме бывших чинов дивизии Викинг, в ее состав вошли этнические немцы-«фольксдейчи» из других частей «зеленых СС» и добровольцы из Венгрии.
Эстонские добровольцы
Пять сотен дверей
И сорок еще
В Вальгалле верно;
Восемьсот воинов
Выйдут из каждой
Для схватки с Волком.
Снорри Стурлусон. Младшая Эдда.
Значительным подкреплением для дивизии Викинг послужил многочисленный эстонский добровольческий контингент. Первоначально у Гиммлера были сомнения насчет приемлемости, с расово-идеологической точки зрения, формирования частей СС, состоящих из эстонцев, а также, возможно, латышей и литовцев. Понимая всю заманчивость этой идеи, с одной стороны, «черный иезуит» считал ее реализацию связанной с большими опасностями – не в последнюю очередь потому, что подозревал о наличии в крови представителей коренного населения Прибалтики (и в первую очередь – как раз в крови эстонцев) нежелательных неарийских примесей (в первую очередь – финноугорских). В общем, сомнения Гиммлера в отношении пригодности эстонцев в качестве эсэсовцев были сродни его аналогичным колебаниям в отношении других финноугров – финнов (а впоследствии также и венгров[616]). Однако срочная необходимость в пополнении живой силы заставила рейхсфюрера СС забыть о соблюдении в чистоте своих «расово-идеологических риз» и воспользоваться сильными прогерманскими симпатиями эстонского населения. Эстония, входившая до 1917 года, под названием «Эстляндии», в Российскую империю, после короткого периода независимости (1918-1939) была оккупирована советскими войсками в соответствии с разделением сфер влияния между СССР и Третьим рейхом по секретным протоколам к Пакту о ненападении 1939 года, подписанному в Москве Молотовым и Риббентропом. В 1940 году Эстония была присоединена к СССР на правах «союзной советской социалистической республики». Вскоре после начала Операции Барбаросса в июне 1941 года немецкие войска, при поддержке иррегулярных эстонских отрядов (достигавших численности 12 000 человек и именовавшихся, как и в соседней Латвии, «лесными братьями» еще со времен революционных событий 1904-1905 годов в прибалтийских губерниях Российской империи, «лесными братьями») установили контроль над всей территорией Эстонии. При этом большинство противостоявших вермахту в первые дни Операции Барбаросса красноармейцев из состава бывшей армии Эстонской республики, включенной в Красную армию под названием 22-го стрелкового корпуса[617], перешло на сторону немцев. «Лесные братья» составили костяк эстонских территориальных войск, достигших к 1 сентября 1941 года численности 25 000 человек. Несмотря на все эти факты, говорившие в пользу пригодности эстонцев для службы в Ваффен СС, Гиммлер еще некотороев время колебался, но, наконец, решился на набор добровольцев из местного финноугорского населения. И если первоначально в составе Эстонского добровольческого легиона на 700 эстонцев приходилось 200 немцев «рамочного персонала», то по прошествии всего шести месяцев чсленность эстонцев в легионе увеличилась до 6 500 человек. К этому времени усердные вербовщики «черного иезуита» уже успели поставить в соседней Латвии под ружье 15 000 латышей. Группа эстонских анвертеров (кандидатов) в Ваффен СС, проходивших военную подготовку в Германии, была представлена рейхсфюреру СС, во всеуслышание заявившему:
«Эстонцы действительно принадлежат к тем немногочисленным расам, которые, за исключением неазначительных нежелательных элементов, могут слиться с нами, не причинив нашему народу ни малейшего вреда. Эстонская нация, насчитывающая всего 900 000 человек, не может выжить самостоятельно и сохранить при этом независимость. Как нация, родственная нам в расовом отношении, эстонцы должны присоединиться к рейху».
«Приемлемые в расовом отношении» эстонские добровольцы были направлены в германский учебный лагерь Дебица на территории оккупированной Польши, где было сформировано 3 эстонских батальона. В марте 1943 года один из них – эстонский добровольческий батальон СС Нарва – был включен в состав полка СС Нордланд дивизии Викинг (вместо выведенного из состава полка, снятого с фронта и расформированного Финского добровольческого батальона Ваффен СС). Пройдя военную подгтоовку, два других батальона были также переброшены на фронт. Вместе с 1-м батальоном, они были сведены в 1-й эстонский добровольческий гренадерский полк СС[618], включенный в состав мотопехотной дивизии СС Викинг. В мае месяце было сформировано еще два полка, сведенных в эстонскую мотопехотную бригаду СС. Первоначально эстонская бригада использовалась в ходе антипартизанских операций на территории Эстонии, но впоследствии – в основном в качестве «пожарной команды» для «латания дыр».
В июле германские войска ожидал новый триумф. Им удалось уже во второй раз за эту войну овладеть Ростовом-на-Дону. На этот раз красноармейцам изменила выдержка. Поддавшись панике, они спешно эвакуировались из Ростова. Сталин жестоко отомстил своим «давшим слабину» генералам и офицерам, обвиненным в трусости (а кое-кто и в измене), приказав произвести массовые аресты и казни. Второй успех был достигнут армиями Третьего рейха в конце июня. На советские войска обрушился мощный удар 4-й танковой армии генерала Германа Гота, перешедшей в наступление воточнее Курска. Перед фронтом наступающих частей вермахта находился расположенный в стретегически важном месте на берегу Дона крупный промышленный центр Воронеж, контролировавший автодорожные, речные и железнодорожные пути сообщения с между южными, западными и центральными районами России. Далее к югу лежали еще не завоеванные области Украины, а за ними – прародина асов, Кавказ. На этом театре военных действий «викингам» пришлось сражаться в непривычных для себя условиях. На севере они продвигались по ровной, гладкой местности с большим количеством дорог, в то время как территории южнее Дона включали около 190 километров степей. Преодоление степей было преодолением первого препятствия перед началом штурма Кавказских гор – одной из самых знаменитых горных гряд мира, простиравшихся от Черного до Каспийского моря. Это было поистине грандиозное предприятие. Советские части непрерывно контратаковали. Бесчисленные крупные и мелкие реки, стекавшие с Кавказских гор в Черное и Каспийское море, представляли собой естественные водные преграды, которые опытный неприятель мог удерживать даже относительно малыми силами. В своей книге «Европейские добровольцы» Петер Штрасснер описывает новый театр военных действий, представлявший собой в начале лета полный контраст тому, что «викингам» пришлось увидеть на Украине, где «деревенские дома были красивее, дороги лучше, а сельская местность пестрела золотыми полями спелой ржи и красными помидорными грядками». По мере продвижения начальство разрешало «викингам» делать короткие привалы, есть фрукты и овощи и утолять жажду, чтобы не так страдать от пыли и жары.
На надувных лодках и плотах «викинги» переправились через реку Кубань, стекавшую с Кавказских гор и устремлявшую свои воды на расстояние более 350 километров, до места своего впадения в Азовское море. Повсеместное бездорожье, гористая местность, рельеф которой, по мере провдижения «викингов», становился все более возвышенным, и быстрые, бурные горные реки постоянно сдерживали темп германского наступления. Полк СС Нордланд, до описываемого момента наступавший бок о бок с полком Германия, сменил направление удара и 7 августа овладел Кропоткиным – важным железнодорожным узлом, оборонявшимся сильным советским гарнизоном.
9 августа был взят Майкоп. Дивизия Викинг под командованием Феликса Штейнера, составлявшая авангард LVII танкового корпуса, нанесла удар в юго-восточном направлении, на Туапсе, одновременно вклинившись с северо-востока и с юго-востока в район Майкопа. Отступавшие советские войска массами бросали артиллерию, бронетехнику и автомобили, но у безостановочно, на пределе сил, наступавших «викингов» не было времени воспользоваться этими трофеями. Главнейшей задачей оставался захват нефтяных месторождений. ОКВ приказало группе специалистов-нефтяников и техников следовать по пятам за наступающими германскими колоннами до самых Майкопских месторождении и обеспечить бесперебойную добычу нефти. Эта разношерстная группа, служившая только причиной для беспокойства, по воспоминаниям Петера Штрасснера совершенно не была похожа на фронтовую часть. «Эта рота, не имевшая совершенно никакого боевого опыта, очень скоро в полном составе попала в засаду в районе Джагинской. Их всех перестреляли, как зайцев, живым не ушел ни один. И на протяжении всего времени пребывания дивизии в этом районе, нефтедобыча так и не была восстановлена». Последнее не представляется удивительным. Перед отступлением большевики позаботились о том, чтобы вывести из строя все нефтедобывающее оборудование.
Мой знакомый старик-осетин вспоминал о своей первой встрече с потомками древних асов, вернувшихся на легендарную родину своих далеких предков – в Осетию.
«Как сейчас помню то утро. Мы, дети, с мамой и бабушкой, спрятались в яме, замаскированной кукурузной соломой. Пальба с утра стояла страшная. Потом вдруг все стихло. Мы сидим в темноте и не знаем, что будет. Через какое-то время внутренность ямы вдруг осветилась – это кто-то убрал солому. И я увидел немецкого солдата, присевшего на корточки и заглянувшего в нашу яму. На нем была фуражка с длинным козырьком (горное кепи – В.А.) и куртка, по-моему, светло-зеленого цвета. Я запомнил черную петлицу с двумя белыми молниями. Он спросил на ломаном русском: «Большевик нет?». Мы закричали в ответ: «Най, най!», то есть: «Нет, нет!», по-нашему, по-осетински. Он засмеялся и поманил нас согнутым указательным пальцем: «Комм, комм!» – мол, вылезайте, ничего вам не будет. Мы послушались и вылезли из ямы. Глядим – вокруг стоят еще солдаты, парни как на подбор. Они показались мне родными братьями. У всех были открытые, обветренные лица, голубые глаза. Один дал мне кусочек шоколада – и я его взял. Потом, уже взрослым, мне не раз приходилось читать описания подобных эпизодов в художественной литературе и даже видеть на киноэкране. Знаете, хитрый немец пытается подкупить юного пионера или октябренка шоколадкой, бормоча при этом что-то вроде: «Киндер, гут киндер, вот конфет, слядкий конфет, рус нет такой, малшик, ти будешь сказать, где есть партизан!». А юный октябренок или пионер гордо отвечает: «Спасибо, я конфеты не люблю!», или: «Спасибо, я сыт!», или еще что-то в этом роде. А вот я взял этот кусочек шоколада и съел. Между прочим, это был первый шоколад в моей жизни. А тот солдат, что первым нас нашел, все-таки швырнул гранату в яму, из которой мы вылезли – на всякий случай…»
21 августа горные егеря германского вермахта (а не эсэсовцы, как многие пишут и думают) подняли над высочайшей вершиной Кавказа – Эльбрусом – военный флаг Германской империи (а не ее государственный флаг и уж тем более не «флаг СС»)[619].
Народное ополчение
Народ и партия – едины.
Лозунг советских времен.
Важную роль среди эсэсовских частей, преследовавших отступающего неприятеля, сыграл финский батальон, входивший в прошлом году в состав полка СС Нордланд, и включенный в состав дивизии Викинг. В начале этого года финские офицеры этого батальона прошли обучение в Бад-Тёльцском юнкерском училище СС (Бавария), а финский батальон был оснащен новейшими бронемашинами. Финны отлично зарекомендовали себя в бою под Линейной, где способствовали разгрому VII советского Гвардейского Кавалерийского корпуса, остатки которого рассеялись в дремучих кавказских лесах предгорьев Кавказа. Однако вскоре у «викингов» возник новый повод для беспокойства. Один из чинов полка Вестланд, несший охрану в районе Дубровской, сообщил о возобновлении активности остатков разбитых советских частей, укрывшихся в горах после разгрома VII гвардейского корпуса. Попытки красных оказать сопротивление отмечалиь при преодолении «викингами» перевалов. Начала возрастать и активность партизан, нападавших из засады на дивизионные колонны снабжения, доставлявшие «викингам» боеприпасы и продовольствие. 25 августа танки 1-й танковой армии генерал-полковника Эвальда фон Клейста вышли к Моздоку на востоке Кавказа. До Грозного – цели объединенного последнего удара всех наступающих германских сил – оставалось пройти всего-навсего 80 километров. Поспешно мобилизованное советскими властями народное ополчение днем и ночью строило доты, блиндажи, рыло многокилометровые траншеи, противотанковые и противопехотные рвы и заграждения. Немцы были остановлены и оставались на тех же позициях на протяжении осени и зимы. Именно эту кавказскую зиму сохранил в памяти на всю оставшуюся жизнь Орнульф Бьорнстад, норвежский доброволец полка СС Германия, окопавшийся со своим взводом на одной из возвышенностей в восточных отрогах Кавказа:
«Когда я расположился на ночлег в моей «лисьей норе»[620] на бугре, шел сильный дождь. Пока я спал, сильно похолодало, и вода, стекавшая в мой окоп, превратилась в лед. Когда я, наконец, проснулся, ледяная корка была твердой, как камень, и я в буквальном смысле слова примерз к стенке окопа. Я не мог пошевелиться, вся моя левая половина совершенно онемела, я ее просто не чувствовал. Что тут поделаешь? И смех, и грех – хотя, если честно сказать, мне было не до смеха. Я стал звать на помощь. Ксчастью для меня, неподалеку от моей ячейки находилась землянка, сильно пострадавшая от минометного обстрела. У нас тогда многих убило и ранило. Был убит наш командир роты, а некоторым раненым все еще оказывали необходимую помощь. Поэтому там еще были врачи и санитары, один из которых услышал мои крики. Так я был спасен. Меня свезли вниз с бугра на мотоцикла с прицепной коляской и доставили в небольшой городок в долине, где был госпиталь, устроенный нами в бывшем санатории-водолечебнице для высокопоставленных коммунистических функционеров. Пришлось и мне хоть раз в жизни пожить по-комиссарски.
Там все было очень комфортабельно, чистое белье, белые простыни, кругом – ни пылинки, а уход просто первоклассный. Впрочем, медицинский персонал был не местный, а наш, норвежский, включая медсестер. Меня доставили едва живого. Мне было плохо, у меня был жар. А после выяснилось, что я заработал себе тяжелейший ревматизм. Я провалялся в госпитале целый месяц, после чего вернулся в часть, стоявшую к тому времени в маленьком кавказском селении недалеко от Оснокитсы[621], или как там этот грузинский[622] город называетя, я уже точно не помню. Местность была лесистая и вообще очень живописная. Над нами возвышался Эльбрус – священная гора древних ариев, высочайшая из гор Кавказа. Когда я задумывался над тем, что здесь когда-то жили наши предки, просто дух захватывало. Надо же, думал я, в какую даль нас занесло! Мы устроили бункер в брошенном доме, оборудовали огневую позицию для наших минометов и поддерживали огнем нашу пехоту. Мой минометный расчет расположился на берегу ручья. Позиция была идеальной, потому что местность перед селением была ровной и хорошо просматривалась.
Мое тогдашнее состояние здоровья не позволяло выставлять меня в караул ночью, и это, возможно, спасло мне жизнь. В первую же ночь советская разведгруппа пробралась на огневую позицию моего минометного расчета. Наши ребята открыли огонь, но с некоторым опозданием. На следующее утро я обнаружил труп советского офицера, свалившегося в мой бункер. Он был буквально изрешечен автоматной очередью.
Неприятель действовал очень активно, выходя из городка и атакуя нас снова и снова, причем чаще всего в дневное время. Наши минометы действовали очень четко, слаженно и эффективно. Выпущенные из них мины при ударе о землю подскакивали вверх и разрывались в воздухе, поражая живую силу противника градом смертоносных осколков.
Пленных красноармейцев мы использовали как рабочую силу, чаще всего для рытья окопов, но не только. Мне запомнился один здоровенный детина, дрожавший от страха, когда мы взяли его в плен. Он, вероятно, был уверен, что раз мы эсэсовцы, то убьем его на месте, как им, наверно, рассказывали политруки. Он смотрел на меня отчаянными глазами и все время повторял, что хочет быть моим другом. Я пожалел его и назначил нашим ротным поваром. Он готовил для нас три или четыре месяца, а потом я отпустил его на все четыре стороны. Не знаю, вернулся ли он к своим или поселился где-нибудь под чужим именем. Во всяком случае, больше я его никогда не видел».
Чем более растянутым становился фронт, тем более грандиозные масштабы принимали планы Гитлера. Одновременно с покорением Кавказа он торопил своих генералов с захватом Сталинграда – ключевого железнодорожного и речного транспортного узла, расположенного на западном берегу Волги. Но до захвата Сталинграда следовало преодолеть еще одно препятствие. Советское командование собрало свои силы в мощный кулак для наступления на участке фронта, проходившего по реке Донец, там, где немцы испытывали недостаток сил и средств и не смогли сдержать советского напора. На острие советского удара находилась танковая группа генерал-лейтенанта Маркиана Попова, которая, прорвав немецкую оборону в районе Красноармейского, неудержимо рвалась на Сталино (Донецк). 145 новеньких средних танков Т-34 и 267 танков других моделей были готовы возглавить атаку. Манштейн хладнокровно проанализировал ситуацию: группе Попова противостояли XI танковый корпус генерала Зигфрида Гейнрици, 7-я и 11-я танковые дивизии и части 33-й пехотной дивизии, только что прибывшие на Восточный фронт из Франции. Сложившаяся ситуация представлялась настолько тяжелой, что было приказано перебросить дивизию Викинг с Кавказа для отражения удара группы Попова.
Сталинский орган
Выходила на берег Катюша
Популярная песня советских времен.
«Викинги», предвкушавшие покорение Кавказа, получили по телетайпу приказ следующего содержания: «Командиру див. ВИКИНГ: Вся армия смотрит на Вашу дивизию. Вам надлежит проложить армии дорогу на Грозный. Я ожидаю прибытия вашего механизированного авангарда в Сагопшин этим вечером в 18.00. Подпись: фон Клейст».
Хотя Сагопшин был вскоре взят, его падение не привело к страстно ожидаемому всей армией прорыву на Грозный. Штейнер оправдывался необходимостью захвата другого пункта, который он считал более важным для успеха операции. Без захвата расположенного в горах города Малгобека не могло быть гарантировано удержание передовыми эшелонами «викингов» своих позиций. Овладеть Малгобекским хребтом было приказано действовавшего на южном склоне полка Германия, которому в качестве резерва был придан полк СС Вестланд. В ненастную ночь с 4 на 5 октября части «зеленых СС» заняли исходные позиции для наступления. Атака началась в 4.30 утра. Над головами атакующих эшелонов «мужей нордической крови» проносились пикирующие бомбардировщики («штуки»), бомбившие город. Вскоре «викинги» овладели западными районами Малгобека. Однако передохнуть им не пришлось. Красные контратаковали силами нескольких бронетанковых частей, продвигавшихся вдоль Военно-Грузинской дороги. Угроза, создавшаяся южному флангу полка Германия была ослаблена огневой поддержкой, оказанной частями полка Нордланд. В конце концов советская контратака захлебнулась. Офицер-связист дивизии Викинг сделал в этот кровавый день 29 сентября следующую памятную запись в своем дневнике:
«Чертовски плохо обстоят наши дела в последние дни. Нам не хватает тяжелой артиллерии, но, прежде всего, авиационной поддержки. Правый фланг оголен. Мы допросили перебежчика. По его словам, у неприятеля там только слабое охранение. Мы давно не мылись и не брились и буквально заросли грязью. Кофе осталось так мало, что мы пьем его очень экономно».
Советы перебросили под Малгобек свежую дивизию, занявшую позиции восточнее города. Дивизия имела на вооружении несколько батарей советских реактивных установок залпового огня, именуемых красноармейцами «катюша», а немцами – «шталиноргель» («сталинскй орган») из-за сопровождавшего полет их смертоносных реактивных мин характерного звука. Петер Штрасснер ярко передал в своих воспоминаниях чувства, испытанные им под обстрелом батарей «гвардейских минометов» неприятеля:
«Это был настоящий ад! Продолжать атаку в этих уцсловиях было бы чистым самоубийством. Инициатива начала переходить к Советам. Да и вообще, германские силы, подорванные многонедельным непрерывным наступлением и постоянными боями, представлялись совершенно недостаточными для овладения все еще достаточно далеким Грозным. Если бы немцы и доползли туда, то рисковали испустить дух на пороге Грозного от усталости и истощения. Операцию пришлось свернуть».
Еще одна попытка была предпринята финским батальоном, который, действуя совместно с полком Нордланд, получил приказ овладеть господствующей над местностью высотой 701, расположенной за Малгобеком и оказавшейся неприступной для небольших подразделений. Приказ предпринять последнюю попытку оваладеть высотой получила штурмовая группа под командованием оберштурмфюрера СС Тауно Похьянлехто. Огневую поддержку штурма высоты должны были обеспечить минометные расчеты и тяжелое оружие 12-й роты. Кроме того, на помощь двинувшимся на штурм высоты финским «викингам» была направлена танковая рота. Красные встретили «викингов» убийственным огнем. Однако атака финнов, начатая раньше назначенного времени, совершенно неожиданно, не дожидаясь артиллерийской подготовки, буквально ошеломила защитников высоты. Финские «викинги» оберштурмфюрера Похьянлехто точными бросками ручных гранат вывели из строя 3 советских противотанковых пушки. Огнем танков дивизии Викинг были подбиты три Т-34. По мере дальнейшего продвижения финны и чины полка Нордланд стали нести все большие потери. Бой за высоту во все большей степени превращался в танковый бой. В конце концов, советские войска были вынуждены оставить высоту и отступить в южном направлении. Эта купленная дорогой ценой победа была, однако, слабым утешением, ввиду того, что творилось на других участках фронта.
«Викингам» пришлось пережить настоящий шок, когда им стало ясно, насколько тяжело удерживать позиции под Сагопшином, не говоря уже о дальнейшем наступлении. Прорыв неприятельской обороны и продвижение ускоренным маршем в направлении Алагира оказались напрасной тратой драгоценного времени. Дивизия Штейнера, именовавшаяся теперь 5-й мотопехотной дивизией СС Викинг, повсюду наталкивалась на все более ожесточенное сопротивление переброшенных советским командованием на фронт свежих частей НКВД, сражавшихся так упорно, что заслужили уважение со стороны Ваффен СС. К концу декабря 1942 года немцы были вынуждены очистить весь район Алагира. К этому времени иллюзии Гитлера относительно счастливого для немцев хода войны, судя по всему, всецело разделялись генералом от инфантерии Куртом Цейтцлером, новым начальником Генерального Штаба, который, на встрече со Штейнером, выразил уверенность в правильности планов германского наступления.
Но этого никак нельзя было сказать о Франце Гальдере, предшественнике Цейтцлера, снятого с должности за то, что осмелился упомянуть о «патологической переоценке своих собственных сил и преступной недооценке сил противника». Гальдер поставил своего Верховного Главнокомандующего перед лицом неприятных фактов. По сведениям, содержавшимся в докладе, представленным Сталину, в районе севернее Сталинграда и западнее Волги все еще имелось от одного до полутора миллионов свежих войск, а на Кавказе – не менее полумиллиона. Кроме того, советские заводы, большая часть которых была эвакуирована за Урал, вне досягаемости имевшейся у немцев бомбардировочной авиации, ежемесячно производили и отправляли на фронт в среднем по 1200 танков. Позднее Гальдер вспоминал, что Гитлер подскочил к офицеру, зачитывавшему доклад, со сжатыми кулаками, с пеной на губах, и громовым голосом запретил ему читать подобную чушь. После смещения Гальдера с должности и его замены Цейтцлером, который, по мнению американского историка Уильяма Ширера, был при Гитлере чем-то вроде курьера, голоса оппозиционеров в ОКВ, осмеливавшихся дотоле иногда возражать Гитлеру, окончательно умолкли, и воцарилась гробовая тишина. Отныне все решал только один человек – сам фюрер.
Согласно планам Гитлера, 6-я армии под командованием генерала Фридриха Паулюса надлежало нанести удар по северной части Сталинграда и выйти к Волге, а генералу Герману Готу – нанести удар с юга. Окончательный, решающий удар армии Паулюса должен был сбросить советских защитников Сталинграда в Волгу. Немцам удалось захватить 90 процентов территории города, однако советские войска продолжали удерживать оставшиеся 10 процентов, пока не пробил час мощного контрнаступления и окружения армии Паулюса, попавшей в ловушку. Агония Сталинграда продолжалась более двух месяцев, за время которых город на Волге, по словам одного офицера 24-й танковой дивизии вермахта превратился в «сплошное облако горящих руин, окутанных клубами слепящего дыма, настолько густого, что в нем отражалось пламя пожаров». Не следует думать, что «Гитлер, заключивший союз с Вечным Холодом, был уверен, что Холод вечно будет с ним в союзе, а когда убедился в противном, бросил Паулюса на произвол судьбы», а тем более (в соответствии с кошмарными фантазиями иных «конспирологов»!) «принес армию Паулюса в жертву» неким зловещим «Силам зла», якобы покровительствовавшим, до поры-до времени, «бесноватому фюреру», а потом вдруг взявшим, да и показавшим ему «нос». Совсем напротив – успешный опыт снабжения окруженной в феврале-апреле 1942 года в Демянском «котле» почти стотысячной германской группировки по воздуху вплоть до ее освобождения давал все основания надеяться, что эту операцию удастся повторить и под Сталинградом. Командованием «люфтваффе» для снабжения Сталинградской группировки было выделено (по состоянию на 1 декабря 1942 года) около 200 транспртных самолетов «юнкерс-52» (Ю-52), 100 самолетов «хейнкель-111» (Хе-111) и 20 «юнкерсов-86» (Ю-86). К концу сражения на Волге снабжение окруженной Сталинградской группировки осуществлялось силами 308 «юнкерсов-52» и 315 «хейнкелей-111». Потери германской военно-транспортной авиации в период с 24 ноября 1942 по 31 января 1943 года составили: 266 «юнкерсов-52», 165 «хейнкелей-111», 42 «юнкерса-86», 9 «фокке-вульфов-200» (ФВ-200), 1 «юнкерс-290» (Ю-290) и 5 «хейнкелей-177» (Хе-177). В течение 70 дней транспортные самолеты «люфтваффе» доставили войскам, окруженным в Сталинграде, 6 591 тонну грузов и вывезла 28 000 раненых. Но всего этого оказалось недостаточно для снабжения и спасения окруженной группировки. Больные, обмороженные и деморализованные солдаты Паулюса были вынуждены питаться мороженой кониной и даже мозгом павших лошадей, чтобы выжить. К концу января 1943 года остатки 6-й армии были взяты в плен советскими войсками. Для большинства и без того полумертвых немцев, хорватов, румынов, итальянцев и венгров плен означал почти верную смерть. Не более 5000 из них вернулись на родину после войны.
Ни шагу назад!
Но напрасны их усилья:
От ударов острой стали
Позолоченные крылья
С шлема Свена уж упали.
Грфа А.К. Толстой. Боривой.
В результате Сталинградской катастрофы удерживаемая армиями Третьего рейха часть территории СССР стала столь стремительно сокращаться, что возникла непосредственная угроза коммуникациям Группы армий Дон, включавшей в свой состав и 4-ю танковую армию генерала Гота. Внезапно Ростов стал играть такую же важную роль, какую еще совсем недавно играл Сталинград. Под угрозой оказались жизни 1,5 миллионов людей. Измотанные боями и истекающие кровью дивизии стран Оси были вынуждены начать отступление к берегам Днепра под натиском совестких армий, глубоко вклинившихся в район Донбасса.
Дивизии Викинг, перешедшая, к тому времени, под командование бригадефюрера СС и генерал-майора Ваффен СС (генерал-майора) Герберта Гилле, заменившего Феликса Штейнера (повышенного в должности и назначенного командующим III танковым корпусом), пришлось расстаться с мечтами о покорении Кавказа и захвате Грозного. Все лишения и жертвы предыдущих месяцев оказались напрасными. О планах выхода на побережье Черного моря, еще совсем недавно казавшихся столь близкими к соуществлению, больше никто не вспоминал. Силы Гитлера были слишком ослаблены нехваткой живой силы и суровыми условиями очередной морозной русской зимы. 14 февраля немцам пришлось вторично оставить Ростов. В город вступили советские войска, и, в том числе, член Совета Обороны, генерал-лейтенант Никита Сергеевич Хрущев. Именно он рапортовал в Москву, что над Ростовом – оплотом Тихого Дона – снова гордо развевается победоносное советское Красное знамя.
Истощение
Чем больше врагов, тем больше чести.[623]
Немецкая народная пословица.
5-я танковая дивизия СС Викинг всеми силами пыталась выбить неприятеля из украинского города Красноармейского, с налету занятого частями танковой группы Попова. Но красноармейцы, засевшие в Красноармейском и отражавшие атаки частей германского XL танкового корпуса, были далеко не единственными врагами «викингов». Страшно утомленные чины дивизии, еще не оправившиеся от последствий тяжелых боев на Кавказе, на Дону и на Миусе, были ошарашены известием о новой угрозе. В конце февраля 1943 года фронт, обороняемый войсками Манштейна, был прорван мощной группировкой советких войск. Германская боевая группа Холлидта (Голлидта), державшая оборону на реке Миус, оказалась под ударом сразу трех советских армий Южного фронта (2-й гвардейской, 5-й ударной и 5-й танковой). Одновременно по линии германской обороны южнее Азовского моря нанесла удар танковая группа генерала Попова, глубоко вклинившаяся в находившуюся под германским контролем территорию между Славянсмком и Изюмом. Советские 6-я и 3-я танковая армии ударили, соответственно, в направлении Павлограда и Краснограда. На перехват им двинулись части танкового корпуса СС и XLVIII танкового корпуса вермахта. В то же время советские 1-я и 3-я гвардейские армии Юго-Западного фронта нанесли удар по позициям германских XVII и XXX армейских и III танкового корпуса. Полученный «викингами» приказ Манштейна не оставлял никаких сомнений, что фельдмаршал в который раз «взывает к их испытанной доблести» (как выражались в подобных случаях консулы Древнего Рима): «Сильный неприятель – танковая группа Попова – наступает через Донец на Изюм в южном направлении на Красноармейское. Дивизии Викинг незамедлительно продвигаться на Запад. Задача: разбить танковую группу Попова». Авангарды Попова стальной лавиной рвались на юг, все глубже вклиниваясь между 1-й танковой армией и Боевой группой Ланца (Кемпфа). Дивизии Викинг и XL танковому корпусу надлежало во что бы то ни стало остановить неприятельское наступление на нескольких важных направлениях. Скандинавские и голландские добровольцы полков СС Германия, Нордланд и Вестланд были сведены воедино, чтобы удержать и отбросить авангардные части Попова. Это им удалось, но главный вопрос заключался в том, долго ли они, ослабленные и обескровленные, еще смогут сдерживать натиск противника. В Ровнах группа «викингов» была атакована со всех сторон превосходящими силами противника, имевшего 12 танков с танковым десантом на броне и многочисленную пехоту. Налет пикирующих бомбардироващиков на позиции красных едва не окончился катастрофой для «викингов» – «штуки» едва не уничтожили контратакующую роту «зеленых СС». К счастью, пилоты «штук» смогли различить сверху ярко-красный флаг с черным коловратом в белом круге, спешно наброшенный на танковую броню. Норвежскому батальону полка СС Германия довелось принять активное участие в бою с наступающими частями Попова. Эрнульф Бьёрнстад вспоминал:
«Я вернулся в свою часть, дислоцировавшуюся в то время в Калмыцкой степи на Украине[624]. Там было страшно холодно. Воевать в таких условиях было очень трудно не только нам, но и нашим противникам – оружейная смазка застывала и у нас, и у них. Точнее говоря, наши минометы были в большей или меньшей степени в порядке, но вот с пулеметами была просто беда. Нам постоянно приходилось бегать в ближайшую хату разогревать пулеметы. А вот с теплой одеждой в ту зиму, к счастью, проблем уже не было. У всех нас имелись зимние комбинезоны, меховые шапки, теплые варежки и сапоги. И все равно были случаи обморожения.
Мы уже больше не оборонялись. Нам было приказано безастоновочно наступать до соприкосновения с противником и атаковать его, чтобы ликвидировать угрозу, исходившую от сил Попова, который пытался вклиниться между нами и группировкой итальянских и румынских войск.
Хотя мы считались моторизованной частью, двигатели наших машин то и дело глохли на морозе. Нам приходилось бросать их, если они долго не заводились, а потом набиваться, как сельди в бочку или кильки в банку, в немногие машины, остававшиеся на ходу, и гнать на них на полной скорости по обледенелым дорогам. Вот вам и мотопехота!
Выйдя к берегам Донца, мы окопались в одном месте. Прямо напротив нас на дургом берегу были расположены позиции красных. Но на их стороне местность была лесистая, так что мы их почти не видели. Наши несколько раз высылали разведывательные группы, но немцы, откровенно говоря, в отличие от нас – норвежцев – никудышные разведчики. Во всяком случае, те, что служили у нас в полку. Среди них не было охотников, и они не умели передвигаться бесшумно.
Среди взятых нами пленных было четверо татар, которые вызвались стать нашими «добровольными помощниками»[625]. Немцы взяли их на довольствие, и они рыли для нас окопы. Обычное дело, такое бывало и раньше. Пленные у нас работали даже водителями, поварами и механиками. Но с этими татарами все вышло по-другому. Спали они в той же самой землянке, что и солдаты вермахта из соседнего с нами артиллерийского дивизиона. Так эти болваны, когда ложились спать, спокойно развесили у себя над головой свои заряженные автоматы – чтобы, в случае чего, были под рукой. Так что вы думаете? Ночью татары завладели автоматами артиллеристов, перестреляли всех, кто спал в ту ночь в землянке, и удрали к своим. С тех пор нам было строжайше запрещено держать военнопленных на передовой. Всех пленных отправляли в тыл, и всю работу приходилось делать самим. С тех пор я как-то невзлюбил татар[626].
Передовая линия нашей обороны располагалась прямо перед лесом, днем и ночью патрулируемым красноармейцами. Перед неприятельскими позициями располагались минные поля. Мы намеревались атаковать в западном направлении, но сначала нужно было разделаться с этими Иванами. Их командный пункт и штаб-квартира находились в небольшом поселке, расположенном неподалеку. К нам тогда как раз прислали нового командира, переведенного из полка Вестланд. Он приказал сразу же атаковать.
Начав атаку, мы удивились тому, как слабо большевики сопротивляются. Создавалось впечатление, что у них на вооружении была только легкая артиллерия. И лишь приблизившись к ним на 100-200 метров, мы поняли, в чем дело. Они перебросили почти все свои наличные силы на наш левый фланг. Не меньше дюжины советских танков с ревом ползли туда, где слева от нас занимала позиции наша 2-я рота. У наших товарищей не было никаких шансов. Танки их всех передавили. Я думаю, вряд ли кто из них уцелел. Моя рота выжила лишь потому, что оказалась скрытой лощиной на нашем правом фланге. Наш командир увидил атаку в бинокль, и сразу же наши 88-миллиметровые орудия открыли огонь. Артиллеристы подбили почти все советские танки прямо через башни.
Связной, которому удалось подобраться к самому селению со стороны небольшой долины на нашем правой фланге обратил наше внимание на неприятельское пулеметное гнездо. Мы оторвались от атакующих танков, укрылись в пустом кульверте (водопропускной трубе – В.А.) и открыли огонь, пока не уничтожили пулеметное гнездо. Мне особенно запали в память два эпизода этого боя. Во-первых, как один из наших унтерфюреров безостановочно бежал вперед, стреляя на ходу, а потом получил пулю в лоб. Он сделал поворот на 180 градусов и упал, но продолжал строчить из автомата, пока не ударился всем телом о землю – и только тогда прекратил огонь! Во-вторых, как на нашем пути вдруг выросла гигантская скирда. Скирда как скирда, на первый взгляд – ничего особенного. Как вдруг эта скирда пришла в движение, развалилась, и из сена появился танк Т-34. Советский танк поехал вдоль сельского кладбища. Я увидел, как молодой оберштурмфюрер, укрывавшийся среди могил, молниеносно выскочил из укрытия, подбежал к танку сбоку и прикрепил к нему магнитную мину. Взрыв показался мне просто огушительным.
Помню, как чуть позднее я, скорчившись в три погибели, сидел в кульверте, с минометом, готовым к бою, и разглядывал красных в бинокль. Они были как на ладони, особенно одна пушка, с которой я решил начать. Только я собрался шарахнуть по этой пушке, как вдруг сбоку от меня прогремело несколько выстрелов. Сперва я подумал, что это красные, и собрался дать стрекача. Но потом я обернулся и увидел жерло 75-миллиметровой противотанковой пушки. Пороховыми газами от пушечного выстрела мне опалило всю щеку. Наш артиллерист, паливший по красным, сосредоточил все свое внимание на противнике, не отрывая глаз от прицела, и просто не заметил моего присутствия. Я был очень зол на него по двум причинам. Во-первых, он подбил ту пушку, которую я выбрал для себя, а во-вторых, я почти оглох на правое ухо. Это ухо потом причинило мне немало беспокойства. Горячие пороховые газы обожгли его, дойдя до барабанной перепонки. Туда проникла грязь, ухо воспалилось, образовался нарыв, который, однако, к счастью, прорвался наружу, так что его даже не пришлось вскрывать. Но это было уже потом, а в тот момент я о последствиях даже не думал.
Мы увидели, что красные поспешно отходят вверх по склону холма. Мы поднажали и после короткого боя заняли деревню, где смогли немного передохнуть. Потом появился наш оберштурмфюрер и вызвал меня к себе. Он сердечно поздравил меня и сообщил радостную весть. Я получил направление на учебные фюрерские курсы в Бад-Тёльцское юнкерское училище СС. Другой бы на моем месте, возможно, обрадовался, но я вежливо отказался. Я сказал, что сыт фронтовой жизнью по горло, что подряжался служить по контракту всего год, а в действительности служу вот уже два с половиной года. Он стал меня уговаривать принять предложение. Спрашивал, не стыдно ли мне бросать товарищей в беде, отражающих опасность, грозящую арийской расе. Предлагал хорошенько подумать и обсудить все еще раз с ним за бутылочкой французского коньяка. Но, выслушав мои решительные возражения, вдруг широко улыбнулся, признался, что пошутил, и достал из кармагна пачку бумаг. Это были документы о моем увольнении из Ваффен СС в связи с истечением контракта. Ничего себе шуточки, подумал я, но вслух ничего не сказал и со спокойной душой распил с ним обещанную бутылку коньяку[627].
При первой же возможности я отправился в отнюдь не безопасный путь с фронта в Германию, а оттуда – домой в Норвегию, к родным скалам. Уже в пути я узнал, что мы дрались не зря и помогли оставновить наступление генерала Попова.
Попов остановлен
И под всеми парусами
Он ударил им навстречу,
Сшиблись вдруг ладьи с ладьями,
И пошло меж ними сеча.
Граф А.К. Толстой. Боривой.
Однако, как вскоре выяснилось, достигнутое не могло считаться настоящим успехом. В частности, потому, что Попову удалось перерезать железнодорожную магистраль Днепропетровск-Сталино. Он рвался все дальше на юг, на Мариуполь, к Азовскому морю. Это наступление требовалось остановить во что бы то ни стало. «Викинги» полков Нордланд, Германия и Вестланд, уцелевшие в битве за Кавказ, в сражениях на Дону и на Миусе, были физически не в состоянии продвигаться с необходимой скоростью. Кроме того, они страдали от хронической нехватки танков. Со своей позиции южнее Красноармейского обергруппенфюрер СС (генерал) Гилле решил применить военную хитрость, невольно заставляющую вспомнить не историю военных конфликтов ХХ столетия, а перестрелки между ковбоями и индейцами времен покорения Дальнего Запада. Достижение успеха всецело зависело от гибких и умелых действий артиллерии. Беглый огонь батарей, то и дело менявших одну огневую позицию на другую, вводил в заблуждение советское командование, у которого, в конце концов, создалось впечатление, что красноармейцам противостоят гораздо более многочисленные неприятельские силы, чем это имело место в действительности. Темп наступления войск Попова замедлился, что дало двивзии Викинг шанс нанести удар по Красноармейскому с востока и с юго-востока. Срочно необходимая «викингам» поддержка была оказана им 7-й танковой дивизией, удерживавшей Славянск. 7-я дивизия получила приказ эвакуировать Славянск и отступать в район Красноармейского. Вследствие этого другие силы, дислоцированные в районе, высвобождались для дальнейших операций. Сталин надеялся, что его армии выйдут к берегам Днепра, раньше, чем отступающие германские части, окружив и уничтожив всю Группу армий Манштейна. Хотел устроить немцам второй Сталинград. Однако осуществлению этой заветной мечты «кремлевского горца» помешали четко слаженные действия германской 4-й танковой армии, отбросившей советские части, вынудив их к поспешному отходу, а затем окружившей и уничтожившей их, не дав им выйти к берегам Донца. Были уничтожены 6 танковых корпусов, 10 стрелковых дивизий и полдюжины отдельных бригад. Немалую роль в достигнутом крупном успехе сыграли искусные и решительные действия дивизии Викинг под командованием Гилле.
Но сразу же центром всеобщего внимания и беспокойства стала опасность, угрожавшая Харькову. В период с 11 по 15 марта части дивизий СС Лейбштандарт, Дас Рейх и Мертвая голова (Тотенкопф) вели жестокие бои на улицах осажденного города, пока им не удалось оттеснить красноармейцев в северную часть города, несколько раз переходившую из рук в руки. Как выяснилось, харьковский триумф «зеленых СС» был недолгим, но он, тем не менее, приободрил их, как хорошая порция адреналина.
В боях за Харьков отличились прибывшие на Восточный фронт из Бельгии в составе вермахта, но затем переведенные в Ваффен СС франкоязычные валлоны, чья добровольческая бригада (именуемая, по старой памяти, «Валлонским легионом») на протяжении нескольких месяцев сражалась в составе дивизии Викинг. Леон Дегрель, основатель клерикально-фашистской бельгийской партии Рекс и, вне всякого сомнения, самый харизматический из предводителей валлонских добровольцев, оставил нам краткое описание короткого германского триумфа:
«Русские оборонялись с изумительной отвагой. Наши пулеметы то и дело пробивали бреши в их обороне. Германская артиллерия осыпала их сотнями снарядов, метко поражавших намеченные цели, превращая неприятельские бункера в склепы, переполненные мертвецами. Мы наблюдали за разрывами снарядов…Но отброшенные русские постоянно возвращались, окапывались в руинах, закреплялись на прежних позициях…
Тогда вмешались немецкие «штуки». Над нашими головами кружили более 60 «штук»! Точнее говоря, шестьдесят четыре – и это только на нашем участке! Это было ни с чем не сравнимое, величественное зрелище. Казалось, все небеса, как громадный орган, пели славу мощи этих творений рук человеческих…»
Неприятный сюрприз
Не плюй в колодец – пригодится
Воды напиться.
Русская народная пословица.
Леону Дегрелю запомнился также инцидент, свидетелем которого он стал, когда Валлонский легион держал оборону на окраине села Благодох близ Харькова:
«Мы брали воду из сельского колодца. Как-то веревка, которой мы черпали воду, оборвалась, и ведро свалилось в колодец. Мы послали одного из наших людей за помощью. Вскоре он вернулся, снабженный его толстым канатом с крюком на конце, достаточно длинным, чтобы достать до самого дна. Вскоре крюк, спущенный в колодец, за что-то зацепился. Мы решили, что это ведро, упавшее в колодце, и стали тянуть. Но, по мере того, как мы тянули за канат, это «что-то» становилось все тяжелее. Нас было несколько человек, все сильные, рослые парни, как на подбор, но, пока мы вытащили это «что-то» у нас заболели руки и спины. И вот, наконец, мы вытащили наш улов. Это оказался монгол[628] – огромный, страшный, полуразложившийся. Наш крюк зацепил его за поясной ремень. И вот, на протяжении нескольких недель мы пили эту воду…»
«Викинги» удостоилась похвалы в приказе по части, изданном штаб-квартирой мотопехотной дивизии СС Викинг, в котором, в частности, отмечалось, что дивизия после продолжительных и тяжелых боев в ходе отступления, необходимого, ввиду серьезной обстановки, сложившейся на Донском фронте, отойдя на заранее подготовленные позиции, нанесла ряд мощных ударов по противнику, значительно ослабленного в предыдущих боях, что «сегодня мы опять твердой ногой стоим на берегах Донца» что советская танковая армия Попова «разбита», а две другие советские армии – 1-я гвардейская и 6-я – отступают. «Германский солдат вновь одержал победу».
Финны уходят – и остаются
То взлетая над волнами,
То спускаяся в пучины,
Бок-о-бок сцепясь баграми,
С криком режутся дружины.
Граф А.К. Толстой. Боривой
Как мы уже знаем, с первых дней войны Финляндия проводила, в рамках своей политики «братства по оружию» (а не «военного союза» – дьявольская разница, как сказал бы А.С. Пушкин!) с Третьим рейхом четкую самостоятельную линию. В марте 1943 года закончился двухгодичный срок службы финских «контрактников», служивших в дивизии Викинг, и правительство Фыинляндии недвусмысленно потребовало вернуть домой «сынов Суоми». В мае 1943 года финские «викинги» были сняты с Восточного фронта, переброшены в учебеый лагерь Графенвёр на территории Германии, а оттуда переправлены морским путем на родину. По прибытии в Финляндию, все чины Финского добровольческого батальона Ваффен СС получили месячный отпуск, после чего их батальон был официально распущен[629], а весь личный состав включен в состав финской армии. Тем не менее, не все финны уволились из Ваффен СС. Часть «горячих финских парней» осталась служить в полку СС Нордланд дивизии Викинг. В июле 1943 года полк Нордланд был выведен из состава дивизии Викинг и превращен в базу для формирования нового нордического соединения – 11-й добровольческой мотопехотной дивизии Нордланд, в составе которой финские «викинги» продолжали защищать становившееся все более безнадежным дело Третьего рейха до мая 1945 года, «памяти предков бесславным деянием не запятнав», как выразился бы автор старинной нордической саги.
На южном участке Восточного фронта наступило корткое затишье в ходе которого противники зализывали полученные раны. Немцы воспользовались этой краткой передышкой для консолидации своих позиций. Отныне основное внимание Гитлера было приковано к району, лежавшему севернее Белгорода и северо-западнее Харькова и простиравшемуся до далекого Орла. В центре этой обширной территории находилась знаменитая Курская дуга, подобная гигантскому клину, вбитому вглубь все еще удерживавшейся войсками Третьего рейха советской территории. Гитлер надеялся, что немцы, срезав Курский выступ, смогут вырвать из рук противника инициативу и возобновить успешные наступательные действия на Восточном фронте.
Кроме того, уж слишком велик был соблазн окружить отборные соединения Красной армии и уничтожить именно те ударные сил Советов, которые нанесли вооруженным силам Третьего рейха позорные и крайне унизительные для славы германского оружия поражения под Сталинградом и на Дону.
Да и захват самого города Курска, важного центра советской промышленности, наряду с разгромом сконцентрированных там, согласно сообщениям германской разведки, громадных масс советских войск, представлялся немаловажным.
Успех под Курском позволял надеяться одним рывком вернуться на Дон, а, возможно и на Волгу, а затем совершить бросок с юго-востока на Москву и овладеть столицей «Отечества пролетариев всего мира».
Задуманный Гитлером план германского наступления под Курском получил кодовое название oперация Цитадель. В ходе этой операции на Курской дуге развернулось крупнейшее танковое сражение мировой истории.
ГЛАВА 8. РАЗГРОМ
Неудача Гитлера под Курском была первым сигналом к надвигающемуся неминуемому поражению Третьего рейха. После поражения в битве на Курской дуге, боевой дух в рядах дивизии Викинг стал падать, особенно после отбытия на родину финского добровольческого контингента – одной из наиболее стойких частей «викингов». Но фюрер уже поставил перед дивизией новую задачу – удерживать Корсунский выступ.
Брызжут искры, кровь струится,
Треск и вопль в бою сомкнутом,
До заката битва длится –
Не сдаются Свен со Кнутом.
Граф А.К. Толстой. Боривой
Необходимость взять реванш за поражения и территориальные уступки предыдцщего года, и прежде всего – за разгром армии Паулюса под Сталинградом – заставила Гитлера выработать план, который позволил бы ему нанести Красной армии смертельный удар, исключив тем самым возможность прорыва неприятельских сил на Украину и в Крым. Гитлер избрал Курскую дугу местом своих новых Канн, намереваясь глубоким охватом взять в клещи и раздавить, как орех, мощную советскую группировку, сконцентрированную под Курском. Курская дуга представляла собой гигантский выступ севернее Харькова, между Белгородом и Орлом, глубоко вдававшийся в германские боевые порядки. Гитлер намеревался нанести удар силами мощной группировки, включавшей дивизии СС Лейбштандарт, Дас Рейх и Мертвая голова, входившие во II танковый корпус СС. В операции Цитадель должны были принять участие в общей сложности 50 германских дивизий, в том числе 16 танковых и мотопехотных. Ключевая роль в предстоящем наступлении отводилась фактору внезапности и максимальной концентрацией сил и средств на обоих направлениях главного удара которые по плану должны были быть нанесены одновременно с юга, от Белгорода, и с севера, от Орла. Правда, фактор внезапности, на который возлагалось столько надежд, немцам так и не удалось использовать. Советская разведка своевременно доложила о предстоящем немецком наступлении на 255-километровый выступ, и на рассвете 5 июля 1943 года советская артиллерия и авиация обрушились мощнейшим огневым налетом на германские части, изготовившиеся к наступлению, нанеся им большие потери.
Однако маховик Операции Цитадель был уже запущен и не мог быть остановлен даже огневым налетом. Наступление германских войск началось в 3.30. Курская битва завершилась для Гитлера очередной неудачей. В кровавой бойне, ставшей одной из наиболее кровопролитных битв в истории Второй мировой войны, немцы потеряли убитыми и ранеными примерно пятую часть участвовавших в операции Цитадель 500 000 чинов своих 17 танковых дивизий, оснащенных новыми танками Pz V Пантера и Pz VI Tигр (наконец-то начавшими вытеснять давно устаревшие танки Pz I, Pz II и Pz III и с трудом выдерживавшие борьбу с советскими бронированными армадами танки Pz IV). Не оправдались и надежды, возлагавшиеся немецкими военными конструкторами на самоходные орудия Элефант (Фердинанд), оказавшиеся слишком тяжелыми и неповоротливыми, хотя и сокрушавшими шутя броню любого из танков и САУ, состоявших на вооружении у Красной армии. Как уже упоминалось выше, основным слабым местом германских танков и самоходно-артиллерийских установок были слишком маломощный (для веса боевых машин, закованных в тяжелую броню) мотор и слишком узкие, не рассчитанные на российское бездорожье, гусеницы (поэтому немецкую бронетехнику приходилось, как правило, доставлять к линии фронта по железной дороге).
До сих пор точно не подсчитаны немецкие потери в битве на Курской дуге, но потери в живой силе составили не меньше 100 000 человек. Как и во всех сражениях этой войны, советские потери были неизмеримо больше, но это не слишком огорчало сталинских стратегов. Известное дело – «шапками закидаем», «бабы пока еще рожать не разучились»…Тремя основными факторами, обеспечившими победу Красной армии под Курском, были:
1) заранее сообщенные разведкой сведения обо всем, связанном с предстоящим немецким наступлением;
2) глубоко эшелонированная оборона;
3) наличие больших резервов, позволявших легко мириться с потерями.
Воодушевленные достигнутым успехом, советские войска развернули наступление по всему фронту. 4 августа немцам пришлось оставить Орел.
Немецкое наступление на Курской дуге продолжалось в общей сложности 8 дней, пока Гитлер не объявил генерал-фельдмаршалам фон Манштейну и фон Клюге, вызванным им в свою ставку Вольфшанце под Растенбургом в Восточной Пруссии о своем намерении «временно приостановить» осуществление операции Цитадель.
Курский шок
Пронзена в жестоком споре
Кнута крепкая кольчуга,
И бросается он в море
С опрокинутого струга.
Граф А.К. Толстой. Боривой.
Хотя дивизии Викинг и не довелось участвовать в операции Цитадель, «викинги» также испытали шок от неудачи под Курском, поскольку ясно осознали, что военное счастье начинает явно изменять немцам и их союзникам. Те дни, когда вермахт и «зеленые СС» могли, «пожирая пространства» гигантской страны на Востоке Европы, неудержимо двигаться «встречь солнцу», неся минимальные потери, захватывая миллионы пленных и не встречая почти нигде серьезного сопротивления, ушли в безвозвратное прошлое. Гигантские цифры потерь настоятельно диктовали необходимость срочного пополнения рядов дивизии выносливыми, агрессивными и храбрыми бойцами, способными стать достойной заменой добровольцам СС, выбывавшим из строя. Но получить такие пополнения оказалось не так-то просто. Упадок боевого духа, ставший особенно заметным после неудачи под Курском, стал большой проблемой для Ваффен СС. Среди иностранных добровольцев все чаще высказывалось недовольство тем, что широковещательные заявления и заманчивые обещания, данные Гиммлером и другими при вербовке волонтеров в успешный для Третьего рейха период войны, оставались невыполненными. Молодые добровольцы-контрактники, подрядившиеся служить в Ваффен СС один год, жаловались на то, что их рапорта об увольнении в связи с истечением срока контракта остаются без ответа, и командование, похоже, смотрит на них как на обычных призывников срочной службы. Многих иностранных волонтеров, заключавших контракт на условтях службы в составе своих национальных частей СС, вместе с земляками, без их согласия включали в состав других частей СС, укомплектованных «имперскими» и «этническими» немцами» или немцами вперемежку с представителями самых разных народов и национальностей. В частности, выражали недовольство многие воевавшие в рядах дивизии Викинг датчане и норвежцы. Некоторые из них даже прибегали к не слишком вязавшемуся с образом «нордического рыцаря без страха и упрека», но, возможно, поддающемуся оправданию как своеобразная «нордическая хитрость», способу «откосить» от службы на Восточном фронте. Получив отпуск по болезни или по ранению и отбыв на родину для прохождения соответствующего курса лечения, они бежали в Швецию, откуда их уже не могли достать никакие вербовщики. К чести немецких оккупационных и местных датских или новрежских властей, против оставшихся на родине семей и родственников беглецов никаких репрессивных мер не принималось (в отличие, например, от СССР, где таковым, в лучшем случае, грозило лишение хлебных карточек). Так, в марте 1942 года Феликс Штейнер доложил вышестоящему начальству о двух случаях дезертирства в дивизии Викинг, чего ранее никогда не наблюдалось. Разумеется, подобные случаи были редким исключением. История сохранила множество свидетельств противоположного характера, подтверждающих добросовестное отношение к исполнению своего воинского долга подавляющего большинства «викингов», нередко остававшихся в строю, несмотря на ранения или возвращавшихся в свою часть с незалеченными ранами и, несмотря на них, безукоризненно несших боевую службу.
Тем не менее, каждый случай дезертирства был весьма неприятным сюрпризом для Адольфа Гитлера, не замедлившего обвинить Гиммлера в том, что тот ввел фюрера в заблуждение, постоянно настаивая на увеличении численности Ваффен СС за счет иностранных добровольцев, прежде всего «нордического» происхождения, сгоравших, согласно его заверениям, о стрстного желания как можно скорее принять участие в Крестовом походе против большевизма!
В этом же году Гитлер заявил во время обеда, на который был приглашен рейхсфюрер СС:
«Мы не должны в дальнейшем повторять сделанную нами ошибку, зачисляя в немецкую армию иностранцев, какими бы стоящими парнями они нам не казались, если они не смогут доказать нам своей глубочайшей преданности идее Германской Державы. Я весьма скептически отношусь к участию всех этих иностранных легионов в нашей борьбе на Восточном фронте».
Можно представить себе, как переживал по этому поводу «черный иезуит», которому так хотелось видеть в своих «викингах» подлинных потомков бесстрашных «берсерков», свирепых «ульфхединов» и неистовых в бою «свинфюлькингов» древнего Севера!
Наконец и высшие чины Ваффен СС осознали необходимость принять энергичнеы меры по противодействию разложению вверенных им частей. Были значительно расширены полномочия командному и унтер-офицерскому составу немецкого «рамочного персонала» иностранных легионов, приняты дополнительные меры по укреплению воинской дисциплины. Гиммлер лично распорядился прекратить злоупотребления и немедленно отпускать домой контрактников, чей срок службы в СС истек.
Нехватка танков
Я вернулся из Арконы,
Где поля от крови рдеют,
Но немецкие знамена
Под стенами уж не веют!
Граф А.К. Толстой. Боривой.
Положение армий Третьего рейха на всех фронтах было усугублено высадкой англо-американцев на Сицилии в июле 1943 года (при активном содействии недобитой Муссолини сицилийской мафии), а также последовавшим через два месяца свержением дуче генералами-заговорщиками во главе с маршалом Бадольо и выходом Италии из войны. Гитлер распорядился перебросить часть танкового корпуса СС с Востока на Запад. Наиболее резкой перегруппировке подверглась недавно сформированная мотопехотная дивизия СС Нордланд, три полка которой были усилены за счет кадров, переведенных из состава дивизии Викинг и «имперских» немцев. На Востоке стала все более остро ощущаться нехватка бронетехники. Семь мотопехотных дивизиц Ваффен СС, включая дивизию Викинг (первоначально считавшуюся моторизованной пехотной дивизией с небольшим числом танков и бронемашин), были преобразованы в полноценные танковые дивизии СС и оснащены по последнему слову тогдашней германской военной техники самыми современными танками, самоходно-артиллерийскими установками и бронетранспортерами.
После неудачного для немцев завершения операции Цитадель, 2 августа 1943 года, советское командование, после массированного артиллерийского огневого налета и мощного авиационного удара, бросило свои войска в контрнаступление. Через четыре дня немцы были вынуждены сдать Белгород, занимавший ключевое положение в их системе обороны севернее Харькова. В районе Харькова дивизия Викинг, первоначально дислоцированная на линии обороны тыловой полосы, после упорных оборонительных боев, вместе с дивизиями Дас Рейх и Мертвая голова, была брошена в «котел», чтобы не допустить окончательного захвата красными города, уже несколько раз за время войны переходившего из рук в руки. Гитлер приказал удержать Харьков во что бы то ни стало. Стояли невыносимо жаркие дни. «Викинги» двинулись к Харькову по дорогам, окутанным облаками густой, едкой пыли. Танки, самоходные орудия и бронемашины 3-го мотопехотного полка достигли колхоза Феськинского (расположенного в 24 километрах севернее Харькова), где в лучшие времена располагалась крупная база снабжения германских войск. Наряду с различным армейским имуществом, на складах хранились огромные запасы алкогольных напитков, табачных изделий и консервов. Все это было срочно конфисковано солдатами вермахта – за исключением водки. Впрочем, узнавшие об этом со временем «викинги» особенно не огорчились. Не говоря уже о том, что сами «викинги» (несмотря на свое «нордическую» натуру, привычную к крепким напиткам), в описываемый период, похоже, предпочитали коньяк, портвейн и иатльянские вина «кьянти»[630], они знали, что водка была оставлена вермахтом на армейских складах не случайно, а в качестве секретного оружия (оказавшегося необычайно эффективным). Дело в том, что (если верить Паулю Кареллу, автору книги «Выжженная земля», посвященной боевым действиям на германо-советском фронте в 1943-1944 годах), когда красноармейцы добрались до складов, их наступательный порыв сразу ослаб, и они смогли возобновить наступление лишь по прошествии трех дней, опустошив предварительно все запасы «ликеро-водочной продукции».
Штабс-ефрейтор Отто Теннинг из 2-й роты 3-го гренадерского полка вспоминал: «Пока товарищи на другой стороне пили водку, спали и опохмелялись, забыв на время о войне, чины подошедшей танковой дивизии СС Викинг воспользовались этой желанной передышкой, чтобы спокойно окопаться на высотах за Феськами.
Отступление к Днепру
Сурт едет с юга
С губящим ветви.
Солнце блестит
На мечах богов.
Старшая Эдда. Прорицание вёльвы.
Интерлюдия между боями оказалась, однако, недолгой. Уже 12 августа в холмистом районе северо-западнее Харькова мощные неприятельские силы, значительно превосходившие дивизию Викинг в живой силе и технике, нанесли мощный удар по дивизии, дислоцированной во втором эшелоне, за позициями, оборонявшимися дивизиями Мертвая голова и Дас Рейх. На протяжении шести следующих дней «викинги» сдерживали натиск неприятеля, пока красные, в характерной для них перед началом генерального наступления манере, как бы дразнили неприятеля силами отдельных батальонов при поддержке танков. Советские танковые корпуса были отброшены, но, с учетом общей нерадостной для Третьего рейха ситуации на фронтах, это служило слабым утешением. Чудом избежавшая полного окружения 3-я танковая дивизия была вынуждена начать отступление перед лицом превосходящих сил противника. Дивизия «Великая Германия» (Гроссдейчланд) и дивизия СС Дас Рейх пытались заполнить бреши, образовавшиеся в линии германской обороны, но было уже слишком поздно. Южнее Белгорода положение Харькова, оборонявшийся силами армейской группой Кемпфа, дивизиями СС Дас Рейх и Мертвая голова, становилось все более безнадежным. Категорический приказ Гитлера удержать Харьков любой ценой (аналогичный приказу Сталина «Ни шагу назад!», отданному в 1942 году, когда немцы впервые овладели Харьковом, и стоившему советским войскам огромных напрасных жертв) какое-то время выполнялся. Советсике части были вытеснены из Харькова. Однако последовавший вслед за тем тройной удар советских танковых армад лишил немецкий гарнизон последней надежды. 5-я танковая армия генерала Павла Ротмистрова обрушилась на II корпус генерала Эргарда Рауса. Шансов удержать Харьков у защитников города не осталось. Чтобы избежать окружения, немцы начали 22 августа эвакуацию Харькова, невзирая на гневные призывы Гитлера. Сдача Харькова 23 августа ознаменовала собой крупнейшую военную неудачу армий Третьего рейха на Восточном фронте после Курска. В последующие дни августа безостановочное наступление советских войск[631] заставило дивизии Ваффен СС откатиться под натиском к берегам Днепра. Список уничтоженных большевиками узлов германской обороны становился все длиннее. На советском Западном фронте войска маршала Соколовского овладели Смоленском. Советский «паровой каток» неудержимо катился на Киев. К 2 октября 1943 года немцы были отброшены еще на 240 километров в западном направлении. Им пришлось спешно форсировать Днепр. Это было очередным примером пристрастия Гитлера к максимальному затягиванию сроков необходимого отступления даже в условиях, когда иной альтернативы не существовало. Отступление от Днепра превратилось в подлинный кошмар. Не имея времени на ремонт дорог, наведения мостов, минирования территории после отхода своих войск, командующий Группой армий Юг, Манштейн, был вынужден руководить отступлением перед лицом наседавших советских войск, одновременно убеждая Гитлера в необходимости этого отступления.
Советский натиск
Рушатся люди, мрут великаны,
В Гель идут люди,
Расколото небо.
Старшая Эдда. Прорицание вёльвы.
Большевики стремились выйти во фланг отступающим немцам. К концу сентября центр военных действий переместился в район Канева, к южным окраинам которого вышли успешно форсировавшие Днепр войска Воронежского фронта генерала Николая Ватутина. 26-27 сентября в районе Канева были выброшены советские парашютные десанты. В боях за Канев довелось принять участие штандартеноберюнкеру СС Яну Мунку из полка Вестланд. Мунк, человек субтильного, чем атлетического, телосложения, с высшим (или, как принято говорить в Германии и «нордических» странах, академическим, образованием), да вдобавок носивший очки с толстыми стеклами, не слишком соответствовал идеалу «нордического мужа с чистой арийской кровью» (как, впрочем, не соответствовал этому идеалу и сам «черный иезуит»). Тем не менее, духом этот юный доброволец из Голландии был силен и принадлежал к числу лучших пулеметчиков полка Вестланд. Он вспоминал о боях под Каневом:
«Снаряды падали все ближе. До меня доносились короткие, гулкие выстрелы одного из орудий на левом фланге нашего боевого участка. Еще одна пушка вела беглый огонь с еще более короткой дистанции, расположенной еще левее. Внезапно неприятельский снаряд разорвался прямо перед нами, уничтожив один из наших пулеметных расчетов. Точное попадание, что и говорить! И вдург еще один! Мы на какую-то долю секунды опоздали укрыться. Мне показалось, что какой-то колоссальный груз обрушился на меня и с непреодолимой силой придавил к земле. Мой второй номер страшно ругался и орал, что у него оторвало нос. На самом деле небольшой осколок, тонкий и острый, как бритва, просто перерезал ему нос, который еще на чем-то держался, хотя кровь из него хлестала, как из свежезарезанной свиньи. Его наскоро перевязали в землянке, не отправляя в медсанчасть. Что до меня, то я, к моему величайшему удивлению, обнаружил, что совершенно потерял способность передвигаться. Я даже подумал, что из-за сильного сотрясения кровь перестала поступать к моим ногам. Когда разовался следующий снаряд, меня подбросило взрывной волной, а потом протащило по дну окопа (или мне так только показалось), после чего я уткнулся лицом в землю, не в силах поднять голову. Наконец я, сделав величайшее усилие над собой, поднял голову, перевернулся на спину и крикнул моему товарищу, чтобы он не дурил, спустился в окоп и помог мне выбраться. Он услышал мои крики и помог мне добраться до землянки. В землянке он спросил, что со мной. Я сам не мог понять, что произошло. Ног своих я по-прежнему не чувствовал. Я расстегнул свой поясной ремень и нижние пуговицы мундира и стал ощупывать свою спину, но ничего не обнаружил. Тогда я спустил штаны и стал щупать себя со всех сторон в нижней части тела. И снова ничего не нашел. Я опять застегнул штаны и стал перевязывать моего друга. Потом мы с ним выкурили по сигарете, и вдруг мне стало очень жарко. Пот полил с меня градом. Я снял с головы свое «горное кепи» – и вдруг кровь, хлынувшая из-под кепи, залила мне все лицо. Я схватился за голову – и тут мои пальцы нащупали небольшую рану прямо на темени, из которой текла кровь. Вот тогда-то я понял, почему у меня отказали ноги.
Спустя некоторое время меня вынесли через ход сообщения туда, где было достаточно места, чтобы переложить меня на носилки. Там я увидел многих из наших ребят. Среди них оказались как легко, так и тяжело раненые, кое-кто на носилках.
Потом красные снова пошли в атаку, и всем раненым, которые могли самостоятельно передвигаться, приказали вернуться на свои боевые посты. А нас, тяжелораненых, оставили одних – видно, больше некому было в тот момент о нас позаботиться. Правда, нам оставили несколько ручных гранат и автоматов и пожелали удачи, как это принято у немцев. В подобных случаях они желают друг другу «сломать себе шею и ноги»[632]. Ну, я-то вполне мог бы обойтись и без такого пожелания – ведь мои ноги и без того не действовали. А вообще-то мы отнеслись к своему положению по-философски, с полным пониманием. Ребята поступили правильно. Чтобы доставить всех нас в медсанчасть, потребовалось бы не меньше дюжины людей. А они нужны были на передовой.
Красные приближались и стреляли в нас. А мы отстреливались. Они бросали в нас гранаты. А мы им отвечали тем же самым. К счастью для нас, «викингов», вермахт вовремя контратаковал при поддержке легких танков. Из наших раненых ни один не был убит и не умер в ожидании санитаров, хотя многие из нас, в том числе и я, получили еще несколько ранений – правда, ничего серьезного. Наконец атаку отбили – спасибо вермахту!. После боя меня снова уложили на носилки и отправили в медсанчасть».
Бои на территории между Донцом и Днепром продолжались целую неделю, без того, чтобы чаша весов однозначно склонилась в пользу одного из противников. Нарастающее утомление заметно снижало эффективность действий немецких войск. Большой потерей для полка Вестланд оказалась гибель его командира, оберштурмфюрера Дикмана, павшего смертью храбрых, возглавляя атаку плавающих танков Вестланда на центральном участке фронта в сражении на Днепре, в боях за плацдарм «Лисий хвост»[633]. Один из наиболее прославленных ветеранов полка, Дикман не дожил всего нескольких дней до награждения Мечами к Дубовым листьям своего Рыцарского Креста Железного Креста.
По мере осложнения положения германских войск на Восточном фронте Гитлера попадал во всю большую зависимость от своих эсэсовских когорт. Все возрастающие потери в живой силы и необходимость изыскания все новых пополнений стали для него постоянной головной болью. Положение еще больше осложнилось после выхода Финляндии из войны. Главнокомандующий финской армией, фельдмаршал Кар-Нустав Эмиль барон фон Маннергейм, утратил веру в конечную победу Третьего рейха еще после неудачи армий Гитлера под Москвой зимой 1941 года. Дальнейшие события войны все больше укрепляли его в уверенности, что при сложившейся расстановке сил побед держав Оси невозможна. К августу 1944 года Маннергейм принял твердое решение вывести Финляндию из войны с Советским Союзом. К этому время финские потери только убитыми составили 50 000 человек. Для маленькой Финляндии, к тому же привыкшей ценить жизни своих солдат на вес золота (в отличие от своего «великого восточного соседа»), тем самым был достигнут «болевой порог» (особенно с учетом потерь в предыдущей, «зимней войне» 1939-1940 годов). Однако место выбывших из рядов «викингов» финских добровольцев, к величайшей радости Гитлера и Гиммлера, было незамедлительно занято бельгийскими добровольцами. Для Гитлера человеком, в полной мере воплощавшим его «идеал европейца», в Бельгии был вождь валлонов-католиков Леон-Игнас-Мари Дегрель, ставший волею судьбы самым знаменитым военнослужащим дивизии Викинг не немецкого происхождения и оказавшийся способным полностью компенсировать полное отсутствие у него военного опыта (он даже не служил в бельгийской армии) выдающейся отвагой и пламенным идеализмом. Дегрель, начинавший свою карьеру в качестве издателя религиозной литературы и прессы, а затем – католического политика, по мере разрастания фашистских тенденций в довоенной Европе стал все больше ориентироваться на итальянского и немецкого диктаторов – Муссолини и Гитлера. Ему, конечно, было далеко до создания массовой партии, способной проводить многотысячные митинги и слеты на огромных стадионах, факельные шествия, обрамленные лесом знамен и штандартов. Он предпочел идти по иному пути, сформировав свою собственную партию «Рекс»[634] (созданную в 1935 году на базе более широкого католического движения «Христус Рекс», то есть «Царь Христос»), сравнительно немногочисленную, но спаянную крепчайшей дисциплиной и во всем послушной воле «народного вождя» («фольксфюрера»), как называл себя Дегрель.
Первоначально немцы столкнулись в Бельгии с определенными сложностями в вопросе формирования добровольческих частей. Эти сложности были связаны с существованием, в рамках бельгийской нации, двух различных языковых и этнических групп – фламандцев (весьма близких в языковом отношении соседним голландцам) и франкоязычных валлонов, между которыми постоянно возникали трения, причины которых уходили своими корнями в эпоху бельгийской 1830 революции года, когда населенная преимущественно валлонами-католиками Бельгия отделилась от протестантских Нидерландов, образовав собственное королевство. После капитуляции бельгийской армии и оккупации Бельгии войсками Третьего рейха в 1940 году вербовщики Гиммлера долгое время считали только «расово близких» немцам фламандцев достойными зачисления в ряды Ваффен СС. В утешение антикоммунистически настроенным валлонам была предоставлена возможность служить добровольцами в составе вермахта, где критерии расового отбора значения не имели и все внимание обращалось исключительно на годность волонтеров к строевой службе. Тем не менее, именно валлоны, когда пришло время, оказались наиболее пламенными идеалистами среди всех иностранных легионеров ваффен СС. Как только им было дозволено вступить вряды Ваффен СС, число добровольцев-валлонов всего за несколько дней достигло 1200 человек.
Неудача Дегреля
Что же с асами? Что же с альвами?
Гудит Ётунгейм; асы на тинге.
Старшая Эдда. Прорицание вёльвы.
Леон Дегрель, обладавший, несмотря на отсутствие боевого опыта, колоссальной харизмой и личной храбростью, первым отправился на Восточный фонт, начав службу простым рядовым («гренадером»). Вообще-то он надел форму вермахта еще до начала Операции Барбаросса, но вскоре был возвращен в Бельгию, как «специалист, незаменимый в сфере партийно-политической работы». Вторую попытку он предпринял вскоре после начала германо-советской войны, и на этот раз настоял на своем. Приемочная комиссия убедилась в его физической пригодности и полном отсутствии командных навыков, и предложила Дегрелю начать службу рядовым в рядах первой валлонской части в составе германского вермахта – 373-го пехотного батальона. Вскоре батальон получил название «Франко-валлонского корпуса»[635]. В описываемое время фламандские земляки валлонов Дегреля сражались на Восточном фронте в составе своей собственной части – «Фламандского легиона». Бельгийские добровольцы были обмундированы в стандартную серо-зеленую форму германской армии, однако носили на верхней части левого рукава щиток цветов черно-желто-красного государственного флага Бельгии с немецкой надписью белыми буквами «Валлония»[636] во главе щитка. Приняв участия в боях на Донском фронте и в генеральном наступлении на Кавказ, валлонские волонтеры понесли огромные потери. 850 валлонов (в том числе и сам Леон Дегрелль) получили ранения разной степени тяжести. Несмотря на первоначальное отсутствие боевого опыта, лидер партии «Рекс» оказался на удивление способным солдатом, усерднм, исполнительным и храбрым, дослужившись к концу войны до звания оберштурмбаннфюрера СС (что соответствовало армейскому званию подполковника). Храбрость фюрера «рексистов» была отмечена целым созвездием боевых наград, в том числе Рыцарским Крестом с Дубовыми листьями Железного Креста. Дегрель был единственным иностранцем, удостоенным этой высокой награды за личную отвагу. На тот момент, когда в июне 1943 года валлоны, засвидетельствовавшие свою доблесть на поле боя, удостоились права быть принятыми в ряды Ваффен СС, в строю оставалось всего 1600 валлонских добровольцев. Дегрель неустанно призывал вступать в «зеленые СС» все новых волонтеров. После завершения формирования добровольческой штурмовой бригады СС Валлония, в плане вооружения и оснащения ничем не уступавшей лучшим ударным частям Ваффен СС, валлонские добровольцы двинулись на соединение с дивизией СС Викинг, в состав которой была включена их бригада. В описываемое время дивизия Викинг была дислоцирована под Корсунем, на другом берегу Днепра, в месте, где занятый «мужами нордической крови» 96-километровый выступ разделял две группы советских армий, одна из которых находилась под командованием генерала Николая Ватутина, а другая – под командованием генерала (будущего маршала) Ивана Конева.
Мрачные перспективы
Вигрид – равнина,
Где встретится Сурт
В битве с богами;
На сто переходов
В каждую сторону
Поле для боя.
Старшая Эдда. Прорицание вёльвы.
Гитлер намеревался удерживать Корсуньский выступ силами 6,5 дивизий общей численностью около 56 000 человек, с тем, чтобы в дальнейшем нанести удар в направлении Киева и восстановить германскую линию обороны на Днепре. Войска 2-го Украинского фронта генерала Конева прорвались через плацдарм между Кременчугом, расположенным далеко на юго-востоке от Харькова, и Днепропетровском, расположенным к востоку от Кременчуга. Конев стремился вклиниться между 1-й танковой армией и 8-й армией немцев. Последние не устояли перед ударной мощью советской группировки и покатились назад под все возрастающим натиском 2-го Украинского фронта. На севере ситуация для немцев также складывалась далеко не лучшим образом. Там еще более мощная советская группировка, создав плацдарм на правом берегу Днепра, 6 ноября выбила немцев из Киева. Следующим крупным успехом Красной армии было повторное (и на этот раз уже окончательное) взятие 20 ноября Житомира. Весь город, по воспоминаниям очевидцев, лежал в руинах. На его улицах чернели остовы подбитых танков и сгоревших грузовиков. Зато были взяты богатые трофеи – в Житомире находились базы снабжения, склады военного имущества и продовольствия германской 4-й танковой армии, созданные немцами в разгар своих побед двумя годами ранее. Валлонским добровольцам впервые пришлось иметь дело с непривычным противником – отрядами советских партизан, искусно владевшими легкими пулеметами и автоматами. Эти высокопрофессиональные бойцы (заброшенные в основном в немецкий тыл с «большой земли»), нисколько не уступали в боевом мастерстве регулярным советским войскам, заменяя их, где только можно, и высвобождая для выполнения более важных задач. Несмотря на все усилия танковых и мотопехотных частей вермахта и СС, советские войска продвигались вперед, подобно всесокрушающему потоку, или всепожирающему огню, завершившись зимним генеральным наступлением. Удар следовал за ударом. Особенно ошеломляющее впечатление на немцев произвел сокрушительный разгром Группы армий Центр в середине декабря, в результате удара, нанесенного в юго-восточном направлении советскими войсками, сконцентрированными в районе Невельского выступа, Следующий, не менее сокрушительный, удар потряс во всех ее основаниях германскую оборону в ходе очередного, начатого в январе, наступления Красной армии на Севере, вынудившего Группу армий Север снять блокаду Ленинграда.
Вражеский натиск
Карлики стонут
Пред каменным входом
В скалах родных –
Довольно ль вам этого?
Старшая Эдда. Прорицание вёльвы.
Конев стремился овладеть жизненно важным западноукраинским промышленным центром Кировоградом, от которого его отделяла река Буг, текущая до самой румынской границы. Гитлер требовал от своих войск нанести удар из района Кировограда на Киев, восстановив германскую линию обороны на Днепре. Перед «викингам» и, в том числе, валлонами, была поставлена задача удерживать участок территории, где сложившаяся обстановка не обещала немцам ничего хорошего. 4 из 11 германских дивизий оказались окружены в этой заснеженной, равнинной местности. В очередной раз ударили морозы. В самом Кировограде (не говоря уже об открытой всем ветрам сельской местности) столбик теромометра опустился до минус 30 градусов Цельсия. 5 января войска 2-го украинского фронта Конева перешли в наступление и овладели Кировоградом. Прорыв германско группировки из обреченного города возглавила, при огневой поддержке артиллерии, 3-я танковая дивизия. За танками следовали саперные и мотопехотные части. Между тем немецкий арьергард сдерживал советские войска в уличных боях. Однако Конев не удовлетворился захватом Кировограда. Севернее города располагался Корсунь-Черкасский выступ, который Гитлер приказал сконцентрированным там 6,5 дивизиям общей численностью 56 000 человек удержать, во что бы то ни стало. Манштейн намеревался открыть этот мешок, но Гитлер настаивал на установлении контакта с осажденными силами и любой ценой удержаться на Днепровской линии обороны. Германские позиции южнее Корсунского выступа были подвергнуты жесточайшей бомбардировке. 4-я гвардейская и 35-я армии, а за ними и 5-я танковая армия нанесли удар прямо в сердце германской обороны. С севера в выступ вклинились части 1-го Украинского фронта, имевшие на вооружении множество танков. К 28 января они соединились с частями 2-го Украинского фронта Конева, наступавшими с юга. Почти 60-тысячная[637] германская группировка (в том числе 5-я танковая дивизия СС Викинг) оказались в ловушке.
ГЛАВА 9. В ОСАДЕ
Безостановочное продвижение советского «парового катка» привело к окружению десятков тысяч немцев в Корсунском «котле». Им удалось вырваться из окружения лишь ценой огромных потерь (по некоторым сведениям, из 75 000 окруженных прорвались не более 35 000). Затем наступило время для мощной обороны русских под Ковелем – плацдармом для наступления их сил через реку Буг.
Грюм едет с востока,
Щитом заслонясь.
Старшая Эдда. Прорицание вёльвы.
Корсунская группировка была окружена с севера и с юга. Положение, в котором оказались немцы, было хуже некуда. Над заснеженными, скованными морозом равнинами между реками Днепром и Бугом бушевали зимние метели столбик теромометра редко когда поднимался выше минус пятнадцати градусов Цельсия, толщина снежного покрова достигала 1 метра и больше. Давно уже на Украине, с ее климатом, более мягким, чем российский, не было столь лютых зимних холодов. В «котле» 1-я танковая дивизия делало все возможное для поддержки обескровленных подразделений 198-й пехотной дивизии. Колонны снабжения с огромным трудом, преодолевая снежные заносы, добирались до вмерзших в снег частей, лишенных всего самого необходимого, но, тем не менее, преисполненных решения сражаться. И вдруг все переменилось. Неожиданно повеяли теплые ветры, началась оттепель и распутица. И снова грязь стала липнуть к сапогам, наливавшимся пудовой тяжестью и спадавшим с обмороженных ног. Колесный транспорт и бронемашины тонули в грязи. Танки и самоходно-артиллерийские установки дивизии Викинг еще кое-как могли прокладывать себе дорогу, однако передвигались с поистине черепашьей скоростью: 3-4 километра в час. Запасы топлива катастрофически уменьшались. В центре котла находился городок Корсунь, вокруг которого разгорелось сражение. Гитлер, склонившись над картой в своей далекой от фронта растенбургской ставке, воспаленными глазами всматривался в красные стрелы, обозначавшие направления советских ударов. Он все еще и мысли не допускал о прорыве своих окруженных войск из котла, думая исключительно о нанесении извне удара свежими силами по перепахивавшим котел советским дивизиям, которые он сам намеревался, в свою очередь, окружить, а затем, в ходе дальнейшего наступления, вернуть себе Киев. Поэтому он отдал командирам окруженных войск повторный приказ держаться до последнего на своих позициях (общая длина которых составляла 320 километров) и создав новый фронт для прикрытия своих тылов. 6,5 крайне ослабленных дивизий должны были выдержать советский натиск. Многие в германском Генеральном Штабе опасались повторения Сталинградской катастрофы под Корсунем. Так, например, Манштейн постоянно вспоминал об этом унижении, когда попытки отступления были слишком незначительными и предпринимались слишком поздно.
Спасательная операция
Ёрмунганд[638] гневно
Поворотился;
Змей бьёт о волны;
Клекочет орел,
Павших терзает;
Нагльфар[639] плывет.
Старшая Эдда. Прорицание вёльвы.
4 февраля 1944 года началась спасательная операция германских войск, попытавшихся извне пробиться в котел. Эта задача была поручена генерал-лейтенанту Гансу-Валентину Губе (Хубе). Губе, относившийся к числу наиболее опытных командиров танковых войск германского вермахта, отличался крайним немногословием. Поэтому текст его радиограммы, полученной окруженными войсками был предельно краток: «Иду»[640]. Губе сдержал свое слово. Его III танковый корпус пробил брешь во внешней линии советской обороны, достигнув Лысянки, расположенной южнее Корсуня. И тут снова произошла резкая перемена погодных условий. Наступила оттепель, снег повсеместно начал таять. Дороги раскисли под тяжестью мощной бронетехники. Все стрелковые ячейки и траншеи залило водой почти что до краев. Засевшие в окопах солдаты были вынуждены вычерпывать из них воду котелками и пустыми консервными банками, как терпящие в бурю на море бедствие моряки вычерпывают воду из тонущих, прохудившихся лодок. Тем временем советское командование решило окончательно сломить волю окруженных войск к дальнейшему сопротивлению, применив психологическое оружие. С советских самолетов над позициями отчаянно сопротивлявшихся викингов и валлонов были разбросаны тысячи листовок, на все лады провозглашавших неизбежность окончательной победы Красной армии. Было среди советских листовок и отпечатанное в тысячах экземпляров письмо германского генерала фон Зейдлиц-Курцбаха (взятого в плен под Сталинградом и согласившегося сотрудничать с Советами), адресованное лично группенфюреру Герберту Гилле, командиру дивизии Викинг. В своем послании военнопленный Зейдлиц от своего собственного имени и от имени своих соратников по самопровозглашенному «Союзу немецких офицеров»[641] призывал «папашу Гилле» и окруженные войска последнего сдаться на милость победителей. Мало того – Зейдлиц был доставлен на передовую и обратился к окруженным войскам по громкоговорителю с призывом согласиться на безоговорочную капитуляцию. Однако, согласно воспоминаниям Петера Штрасснера, проникновенные слова, с которыми пленный генерал неоднократно обращался к гренадерам Ваффен СС, судя по всему, не произвели на них никакого впечатления.
В плену неизбежности
Со всех сторон блокады кольцо
И пушки смотрят в лицо.
Владимир Маяковский
Тем не менее, советское командование испытывало некоторые опасения, не имея точного представления о численности германских войск, попавших в окружение, и даже засылали в «котел» разведывательные группы, переодетые в неприятельскую форму, просачивавшиеся сковзь линию германской обороны с целью вызнать как можно больше сведений о численности и вооружении неприятельских частей в «котле». На тот момент времени еще существовала возможность для немецких транспортных самолетов «юнкерс» приземляться на полевом аэродроме близ Корсуня. Ежедневно туда прибывало в среднем до 70 транспортных самолетов с грузом боеприпасов, горючего и провизии на борту. В числе прочих грузов «викингам» было наконец-то доставлено теплое зимнее обмундирование и белые маскировочные халаты и комбинезоны. Разгрузившись, «юнкерсы» принимали на борт тяжело раненых и обмороженных для эвакуации их на «большую землю». Однако тихоходные «юнкерсы» представляли собой отличные мишени для неприятеля. По воспоминаниям Леона Дегреля, советкие самолеты постоянно патрулировали в ненастном небе, с которого на размякшую землю падал снег, смешанный с ледяным дождем, и кружили над аэродромом, как стаи коршунов. Ежедневно от 12 до 15 тяжело груженых «юнкерсов», сбитые «сталинскими соколами» в первые же минуты после взлета, не успев еще набрать высоту, падали с неба на мерзлую землю, объятые пламенем, под душераздирающие вопли раненых, сгоравших заживо. После того, как использование аэродрома стало невозможным из-за дождя, превратившего летное поле в сплошное море грязи, «юнкерсы» перестали прилетать за ранеными, которых пришлось размещать в импровизированных бараках, наскоро сколоченных из чего попало. А грузы, необходимые окруженным частям, пришлось сбрасывать с самолетов, иногда, вследствие спешки, даже без использования обычных в подобных случаях грузовых контейнеров[642].
Бои за каждый дом
Храбрейшими из них были бельги[643].
Гай Юлий Цезарь. Записки о Галльской войне.
В первые дни окружения валлонам удалось вырваться из стальных тисков совестких войск, концентрация которых в южной и западной части «котла» постоянно возрастала. Однако у бельгийцев сразу же возникли трудности иного рода. В их рядах еще со времен создания «Валлонского легиона» сражался отряд имевших бельгийское гражданство русских добровольцев. В основном это были члены белых эмигрантских организаций «Российский Имперский Союз»[644] (Р.И.С.) и «Русская Стрелковая Дружина», объединявших в своих рядах монархистов-сторонников восстановления на Престоле Российской Империи Великого Князя Владимира Кирилловича Романова – сына претендента на Российский Императорский Престол, Великого Князя Кирилла Владимировича Романова (двоюродного брата убитого большевиками вместе со всей своей семьей святого Царя-Мученика Николая II), короновавшегося в 1924 году в Кобурге (Германия) Императором в изгнании Кириллом I и в Бозе почившего в 1938 году. В отличие от своего Венценосного Отца, Великий Князь Владимир Кириллович ограничился титулом Местоблюстителя Российского Императорского Престола. Его сторонники из «Р.И.С.О.» разделяли германофильские взгляды Великого Князя. Многие из них еще в то время гражданской войны в Испании 1936-1939 годов сражались там против коммунистов, вступив добровольцами в войска вождя испанских националистов генерала Франсиско Франко и удостоились высоких испанских наград за храбрость, проявленную на поле боя. Один из валлонских офицеров русского происхождения, Н.И. Сахновский, даже сформировал, с согласия «папаши Гилле» из числа местных крестьян вспомогательную часть под названием «Русское Народное Ополчение» (Р.Н.О.), доведя его численность до 200 человек.
Накопившие столь положительный опыт использования белых русских добровольцев и местных крестьян, командиры валлонских «викингов» решили испробовать в деле также советских военнопленных. Поначалу все шло хорошо, и число бывших красноармейцев в рядах валлонов достигло целого взвода (50 человек). Однако они не учли, что имели дело с бывшими штрафниками, согласившимися служить в германской армии, не имея иного выхода. Теперь же, сочтя войну проигранной, а свое нынешнее положение – безнадежным, они решили бежать, предпочтя слабую надежду на пощаду у большевиков неминуемой, как им казалось, гибели в «котле». С помощью местных жителей, возможно, связанных с большевиками, эти ренегаты начали поодиночке или мелкими группами покидать валлонские позиции, предварительно разделавшись с валлонским «рамочным персоналом» ударом финского ножа или окопного кинжала-«грабендольха». Это дополнительно осложнило положение бельгийцев.
Советские войска все глубже вклинивались в «котел». «Викингам» требовалось на передовой все больше танков, но только две из имевшихся у них боевых машин были в исправном состоянии. Эти два танка и двинулись навстречу наступавшим цепям большевицкой пехоты, а под их слабым прикрытием пошли на прорыв колонны бельгийцев и «Русского Народного Ополчения». По воспоминавниям Леона Дегреля, крсноармейцы, которые волокли за собой по снегу свою легкую артиллерию, заполнили равнину, подобно волнам морского прилива. Скоро они заметили два наших одиноких танка, кативших вдоль голого холма. И сразу же противотанковые пушки красных изрыгнули град снарядов, ударивших по нашим танкам, вспоровших их броню и сразивших экипажи. Бельгийцы взяли деревню Староселье. Поблизости, на высоком холме возвышался украинский ветряк[645] с неподвижными белыми крыльями. На этой выгодной позиции красноармейцы устроили несколько пулеметных гнезд, поражая, все, что двигалось или шевелилось в пределах их видимости, градом горячего свинца. Водитель Леона Дегреля, Леопольд Ван Дёле, выскочил из машины, незаметно подобрался к подбитому танку и, действуя из-за этого укрытия, расстрелял из своего ручного пулемета целый советский пулеметный расчет, укрывшийся за ветряком. Однако один из 3 советских пулеметчиков, хотя и раненый, в свою очередь, собрав последние силы, сумел уложить на месте сразившего его храброго бельгийца. К 16.00 высота была взята штурмом. Как с горечью вспоминал Леон Дегрель, бельгийцы захватили несколько пулеметов, но эти трофеи им были не в радость. Да и что они значили, по сравнению с гибелью боевых товарищей? Ровным счетом ничего. Что толку убивать большевиков, спрашивал себя Дегрель. Они плодятся, как мокрицы или муравьи. На место одного убитого мгновенно становятся десять живых, и конца этому не видно… К чести Дегреля, следует сказать, что даже в своих послевоенных воспоминаниях он никогда не ставил знак равенства между большевиками и русским народом, к которому неизменно относился с огромным уважением и любовью, доходящими порой до какого-то почти религиозного пиетета (чем нередко грешили иные «викинги», особенно из числа финно-угорских народностей).
Благодаря упорному сопротивлению, оказанному валлонами, была отражена целая серия атак советских войск, занявших села внутри «котла», сжимавшегося буквально на глазах, как бальзакова «шагреневая кожа». Одному из этих сел, Шендеровка, незадолго перед описываемыми событиями очищенному от красноармейцев частями полка Германия, было предназначено играть роль основного опорного пункта 8-й армии в боях за то, что осталось от Корсунского выступа. Генерал Вильгельм Штеммерман, один из командиров окруженных германских войск, получил приказ сократить линию фронта и начать организованный отход вглубь котла в направлении Шендеровки, чтобы в назначенный срок быть в состоянии совершить прорыв из котла на соединение с германскими войсками, когда те, в качестве «команды спасателей», пойдут на прорыв «котла» извне. Тем временем большевики нанесли сильный удар по Комаровке, откуда были незадолго перед тем вытеснены немцами, и вновь овладели этим населенным пунктом, расположенным на южном участке фронта готовившегося немцами прорыва. Для генерала Штеммермана это означало необходимость скорейшего пересмотра своего плана, поскольку потеря Комаровки создала угрозу как южному флангу всей германской группировки, так и непосредственно его войскам, которым, по прежнему плану, надлежало следовать во втором эшелоне германских войск, идущих на прорыв. Было принято решение разместить на высотах близ села Дюржанцы все наличные танки. Исправными оказались всего три (!) танка, да и те, попав под сильный фланговый огонь неприятеля, были вынуждены в скором времени укрыться за холмом. 1-я танковая армия подогнала к ближайшей железнодорожной станции перед линией фронта несколько санитарных поездов. Транспортные «юнкерсы-52» стояли наготове на летном поле Уманского военного аэродрома, чтобы принять на борт раненых и обмороженных.