Поль Бриффо, Робер Доффа, Сергей (Серж) Кротов, Жан Робер, Раймон Пайра, и восемь неизвестных солдат.

Но, как говорится, да будет им земля пухом, мы же на прежнее возвратимся.

„Крепость Берлин“

Пар жарко пышет

И – жизни питатель –

Пламя до самого

Поднялось неба.

Старшая Эдда. Прорицание вёльвы, 57.

За четыре месяца до описанных выше печальных событий, 16 января 1945 года, Адольф Гитлер прибыл в Берлин и разместился в здании Имперской канцелярии (рейхсканцелярии), монументальный стиль которой (весьма напоминающий, кстати, наш послевоенный „сталинский ампир“, или „стиль вампир“, как нго еще называли) должен был символизировать непреходящее величие Третьего рейха (изначально мыслимого как рейх Тысячелетний). Величественное здание, окруженное в последние месяцы перед штурмом Берлина настоящим „лунным ландшафтом“, в котором роль кратеров играли воронки от авиабомб, окопы, траншеи и противотанковые рвы, было густо покрыто оспинами от осколков. 30 января прозвучало последнее радиообращение Гитлера, после чего фюрер до конца своих дней замкнулся в бетонированном бункере в саду рейхсканцелярии, ставшим тринадцатой по счету и последней Штаб-квартирой (Ставкой) фюрера. Этот скрытый на глубине 17 метров под землей, двухярусный бункер с внешними стенами толщиной 1,8 метра, скрытый под бетонным куполом толщиной 2,4 метра, расположенным на уровне 9 метров ниже поверхности земли, имел 18 помещений, соединенных телефонной и радиосвязью с внешним миром. Кроме того, в бункере фюрера поддерживалась круглосуточная радиотелефонная связь с Штаб-квартирой Верховного Командования сухопутными силами (ОКХ) германской армии в Цоссене.

С севера на „Крепость Берлин“ неумолимо надвигались войска 2-го Белорусского фронта Рокоссовского. В лоб на штурм обреченной столицы шел Жуков с войсками своего 2-го Белорусского фронта. С юга – войска 1-го украинского фронта маршала Конева.

О начале гонки на право первым пробиться к рейхсканцелярии возвестили три красных флага, поднятых над Кюстринским плацдармом. Германская линия обороны была сметена мощнейшей артиллерийской подготовкой. 20 000 стволов артиллерийскх орудий разных калибров вели безостановочный огонь по логову фашистского зверя. Их неустанно поддерживали краснозвездная авиация и гвардейские минометы. Артподготовка послужила грозной увертюрой к наступлению войск Жукова, форсировавших Одер одновременно с началом наступления Конева с юга. В германской линии обороны на Одере была пробита семидесятикилометровая брешь. К 20 апреля 1945 года войска Красной армии с боями вышли на северо-западный участок внешнего оборонительного пояса Берлина. От разрывов тяжелых снарядов и бомб содрогалась земля. Столица Третьего рейха была буквально нашпигована окопами, траншеями, дотами, дзотами, блиндажами и прочими оборонительными сооружениями. Их было так много, что у берлинского гарнизона не оказалось в достаточном количестве живой силы, чтобы их оборонять.

Град обреченный

Часы показывают уже три четверти пятого.

С молниеносной быстротой мы готовимся к уходу,

укладываем консервы, надеваем маскировочные

куртки, стальные шлемы, берем автоматы и

необходимые карты. Фрейтаг спарывает красные

лампасы с брюк. Краткие рукопожатия, прощание,

И все кончено. Это было 29 апреля в 1 час 30 минут

дня.

Гергард Больдт. Последние дни Гитлера.

В последние дни Европейской гражданской войны Берлин, кроме двух неполных, обескровленных дивизий германского вермахта, обороняли 11-я мотопехотная добровольческая дивизия СС Нордланд, отдельные подразделения французских и латышских Ваффен СС, отряды РОА и остатки дивизии СС Викинг. Бывших гордых нордических арийцев, отшлифованных до блеска Гауссером и Штейнером, теперь было бы не узнать. Последнее боевое задание, полученное последними „викингами“, заключалось в мобилизации как можно большего числа „фольксштурмистов“, силами которых они должны были отстоять „Афины на Шпрее“[668] от новых „варваров с Востока“. Списки боеспособных мужчин, подлежащих призыву в „фольксштурм“, были заранее составлены местными партийными организациями НСДАП и национал-социалистическими офицерами-воспитателями[669] (своеобразным аналогом большевицких комиссаров и политруков, введенным по приказу Гитлера после покушения на его жизнь и попытки военного переворота 20 июля 1944 года, организованных частью верхушки вермахта – не без участия верхушки СС) при гаулейтерах („секретарях обкомов“ НСДАП) и подчиненных гаулейтерам крейслейтерах („секретарях райкомов“ гитлеровской партии).

В общей сложности призыву в „фольксштурм“ подлежали не менее 15 миллионов немецких мужчин (в возрасте от 16 до 60 лет), до сих пор, в силу разных причин, освобожденных от призыва. Однако для того, чтобы надлежащим образом вооружить и обучить эту массу подростков, стариков и лиц среднего возраста, „годных к нестроевой“, не было ни времени, ни средств, ни необходимого количества учебного персонала. Как вспоминали потом один из них, уцелевший в огне: „Патроны нам выдали старые, вискозный порох в них был уже никуда не годен. Винтовки их не выстреливали, а просто выплевывали“. Тем не менее, многие из „фольксштурмистов“ (среди которых попадались седобородые ветераны Первой мировой и четырнадцатилетние юнцы из „Гитлерюгенда“) приняли реальное участие в обороне Берлин – общеизвестно успешное применение ими очень простых в обращении, но чрезвычайно эффективных, прожигавших броню танков буквально насквозь, противотанковых гранатометов „панцерфауст“[670] и „панцершрек[671]“ („офенрор“[672]). Проведшему последние дни Европейской гражданской войны в бункере фюрера ротмистру Гергарду Больдту, запомнилось, как Гитлеру представили маленького парнишку, подбившего советский танк. „Гитлер с большой торжественностью приколол Железный Крест к его мундиру, в котором тот совершенно утопал, а потом послал его снова на бессмысленную борьбу на улицах Берлина“.[673] Падение Берлина было делом считанных дней – на этот счет ни у кого не оставалось ни малейших иллюзий.

По воспоминаниям уцелевших современников событий, обстрел превратился в „один сплошной, непрерывный раскат грома“. За всю войну никто еще не слышал ничего подобного. Верхний бетонный ярус купола рейхсканцелярии был пробит во многих местах, и в периоды краткого затишья тем, кто укрылся в бункере, было слышно, как сыпалась известка на второй ярус купола. К грохоту орудий все чаще примешивались глухие разрывы тяжелых авиабомб. Весь бункер ходил ходуном, как при землетрясении.

Красноармейцы шли в атаку вдоль улицы Вильгельмштрассе, стремясь захватить Имперскую канцелярию и самый главный трофей – Адольфа Гитлера. С величайшим трудом атакующие были на короткое время остановлены в 500 метрах от рейхсканцелярии.

Руководитель „Гитлеровской молодежи“, Артур Аксман, предложил Гитлеру вывезти его из Берлина под защитой добровольцев дивизии СС Нордланд через брешь в советских боевых порядках. Однако Гитлер с негодованием отверг этот план и предпочел погибнуть со своей столицей, что и свершилось 30 апреля 1945 года. Берлину было суждено стать братской могилой фюрера и созданных им Ваффен СС.

Впрочем, смерть тех из них, кто пал с оружием в руках в боях за Берлин, была, возможно, предпочтительнее, чем судьба, уготованная чинам дивизии Викинг из числа эстонских добровольцев Ваффен СС (как остававшихся в рядах викингов, так и сражавшихся плечом к плечу с „викингами“ чинов эстонской 20-й гренадерской дивизии СС). Основные силы этой эстонской добровольческой дивизии, сформированной осенью 1944 года, были уничтожены в оборонительных боях на эстонско-советской границе. Эстонцы были перемолоты, а немногие уцелевшие отступили вслед за своими германскими товарищами по оружию. Отступление привело их в Силезию, а затем – на территорию Протектората Богемия-Моравия, где эстонцы попали в окружение и были беспощадно перебиты. Кое-кому, правда, удалось избежать общей участи, выйти из окружения, оступить на запад и сдаться в плен англо-американцам.

Впрочем, эстонцам (как и их ближайшим родственникам-финнам) традиционно не везло в ходе вооруженных конфликтов между германцами и русскими. Еще в средневековую эпоху, когда эстов еще именовали чудью белоглазой, именно им больше всего доставалось от русских ратей новгородцев, псковичей, князей Ярослава Всеволодовича, Александра Ярославича, Дмитрия Александровича, Ивана III и других. Ливонские рыцари – немцы, датчане и шведы – как правило, отсиживались за крепкими стенами своих каменных замков, а чудским мужикам приходилось платить за разбитые горшки. Эта же картина с завидным постоянством повторялась и в ходе Ливонской войны при Иване Грозном, и в ходе Северной войны при Петре Великом (с тем только отличием, что и стены древних орденских замков и крепостей пали под ядрами русской артиллерии).

Не всем уцелевшим в боях „нордическим“ добровольцам дивизии Викинг, которым посчастливилось вернуться с войны живыми на родину, был оказан дома гостеприимный прием, на который рассчитывали, уходя в „Крестовый поход против большевиков“ под ликующие крики провожающих и напутственные речи членов собственных правительств. Времена переменились, и все научились держать нос по ветру. Как вспоминал норвежец Эрнульф Бьёрнстад, знакомый нам по Восточному фронту и, в частности, по битвам за Кавказ и Украину, в которых ему довелось принять участие в составе полка СС Германия:

„В начале войны мы не скрывали ни от кого, что воюем на немецкой стороне потом, что лишь в союзе с ними можно устранить угрозу коммунизма. И вся моя семья, да и все мои друзья и знакомые, меня поздравляли и воодушевляли на бой с врагами христианства и цивилизации – хотя сами предпочли остаться дома, просиживать штаны за конторкой или рабочим столом. Когда же военное счастье изменило Германии, они сразу же забыли о том, что говорили вчера, и стали, как по мановению волшебной палочки, врагами не только Германии, но и всего немецкого. Я очень хорошо запомнил момент, когда их мнение переменилось. Это произошло после разгрома Паулюса под Сталинградом в 1943 году, открывшего череду наших поражений“.

Круг друзей Эрнульфа[674] Бьёрнстада резко сократился, ограничиваясь отныне только кучкой ветеранов вермахта и Ваффен СС – людей общей с ним судьбы. Послевоенная Норвегия буквально сгорала от жажды мести всем своим гражданам, сотрудничавшим с немцами. Эрнульф Бьёрнстад был арестован по обвинению в „государственной измене“ (!) и осужден на пять лет исправительных работ. Позднее он признавался, что у него было „так погано на душе“, что он не раз завидовал своим соратникам, оставшимся на фронте и прошедшим весь свой путь викинга до неизбежного конца среди дымящихся руин столицы рейха, в ледяном аду Корсуньского котла, перемолотым в кровавую кашу гусеницами советских танков, живыми факелами сгоревших в дымном пламени подбитых бронетранспортеров. Но история не знает сослагательного наклонения.

«Большая чистка»

При всем при том, при всем при том

Скажу вам без утайки –

Проклятие предавшей нас

Изменнической шайке!

Роберт Бёрнс.

В принципе, после окончания войны в странах, освобожденных от германской оккупации, в «коллаборационизме» (слове, первоначально совершенно нейтральном и означавшем самый факт сотрудничества с оккупационными властями, но позднее негласно приравненном к понятиям «предательства национальных интересов», «государоственной измены», «измены Родине» и прочему в том же роде) могли обвинить не только владельцев предприятий, поставлявших свою продукцию для нужд Третьего рейха, но и чиновников, продолжавших исполнять свои служебные обязанности и при оккупационном режиме (скажем, почтальонов; трамвайных кондукторов и вагоновожатых; железнодорожных служащих; учителей; преподавателей, доцентов и профессоров средних и высших учебных заведений; врачей; служащих ведомств по записи актов гражданского состояния; полицейских, следивших за общественным порядком или занимавшихся расследованием уголовных преступлений, и т.д.), но и аптекарей, владельцев гостиниц, книжных лавок, продуктовых магазинов, ресторанов и кафе (если у них отоваривались, столовались или проживали военнослужащие германской армии, СС или местных вспомогательных частей); певцов и музыкантов, выступавших перед оккупантами и пособниками таковых; киноартистов, снимавшихся в фильмах и актеров, игравших на сцене в период оккупации; школьных учителей, преподавателей, доцентов и профессоров средних и высших учебных заведений, и т.д.[675] Для обвинений в «коллаборационизме» измышлялись нередко самые сомнительные и надуманные поводы, а чтобы избавиться от них, приводились примеры самых безобидных происшествий, долженствующих служить доказательством антигерманского и «антифашистского» настроя обвиняемых – например, несоблюдения ими установленных оккупационными или местными «марионеточными» властями правил светомаскировки, самогоноварение, запрещенный властями незаконный убой скота для продажи мяса на черном рынке по спекулятивным ценам, прослушивание радиопередач эмигрантских правительств из Лондона, создание запасов продуктов питания, смена места жительства без официального разрешения властей и перерегистрации, «антигерманская агитация и пропаганда» в форме политических анекдотов, симуляция болезни с целью невыхода на работу, и т.д. Многих обвиняемых спасло клятвенное поручительство друзей, свободных от обвинений в «коллаборационизме».

В поисках объяснений причин молниеносной победы армий Третьего рейха над многими государствами Европы в 1939-1941 годах пламенные антифашисты, имевшие в годы германской оккупации немало времени для размышлений, пришли к выводу, что всему виной были изменники, шпионы, саботажники, перебежчики и вообще – «пятая колонна Гитлера» в их собственных странах. На всех сограждан, относительно которых существовало хотя бы малейшее подозрение в принадлежности к этой «пятой колонне», антифашисты немедленно после прихода войск «союзников» доносили в соответствующие органы, которые арестовывали обвиненных и заключали их в тюрьмы, а чаще всего – в устроенные еще нацистами концентрационные лагеря – разумеется, если они еще до этого не пали жертвой покушений или кровавых самосудов, утроенных участниками движения Сопротивления (число которых после 1944 года стало странным образом расти, как на дрожжах). Для последних эта «национальная чистка»[676] была не только актом мести (а нередко, особенно в небольших городках и селениях – еще и сведения личных счетов), но также актом своеобразного национального самооправдания – как перед лицом всего «прогрессивного человечества», так и перед грядущими поколениями. В самом деле, лучшего способа «реванша» за поражение собственной армии и страны на поле боя вершителям «праведной мести изменникам» было не придумать! Естественно, «праведная месть» вершилась и в отношении тех сограждан, которые не только подозревались в «коллаборационизме», но и в действительности, по каим бы то ни было причинам, сотрудничали после поражения своей страны с оккупационным режимом. Чем большее число явных и замаскировавшихся «коллаборационистов» удавалось покарать «народным мстителям», тем легче было антифашистам объяснить «мировой общественности», почему население соответствующей страны так легко покорилось немецко-фашистским оккупантам. Ведь везде была «измена, трусость и обман»! Чтобы объяснить англичанам и американцам, страны которых не были захвачены вермахтом (за исключением нескольких английских островков в проливе Ла Манш[677]), почему в период германской оккупации в этих странах фактически не было коллективных акций сопротивления оккупантам, «народные мстители», в качестве оправдания, указывали на огромное число «предателей». А чтобы доказать, что «предателей» действительно было так много, требовалось найти их в как можно большем количестве. Этой цели и служили «чистки». Кроме того, огромное число обнаруженных «изменников» повышало имидж движения Сопротивления, ибо доказывало, как трудно ему было в годы оккупации – ведь приходилось бороться не только с оккупационными властями, но и с десятками (если не сотнями) тысяч «коллаборационистов»! Это казалось приемлемым объяснением частых провалов и незначительных успехов, достигнутых в борьбе с оккупантами и стимулировало национальные легенды о трудностях борьбы «антифашистского подполья». Поиск национальных «козлов отпущения» – искупителей «национального позора» – не прекращался на протяжении многих лет, местами даже десятилетий. В некоторых оккупированных германским вермахтом странах в ходе «чисток» погибло больше граждан этих стран, чем во время гитлеровской оккупации.

«Чистки» начались сразу же после ухода германских войск с оккупированных территорий. В «коллаборационизме» обвиняли порой даже тех, кто занимал в годы оккупации не прогерманскую и «профашистскую», а просто нейтральную позицию (ни нашим, ни вашим). Первые недели после освобождения стали временем мести, террора и сведения счетов, кровавого произвола и самсосудов. Нередко переход к преследованию «коллаборационистов» судебным порядком совершался лишь по прошествии нескольких месяцев со дня восстановления «свободы и демократии». Да и тогда судьями, судебными и присяжными заседателями оказывались чаще всего те, кого самих еще вчера судили за неповиновение оккупационным и «марионеточным» властям – и этим людям было доверено вершить правосудие в отношении своих вчерашних политических противников! Чаще всего Фемида победителей оказывалась более суровой к «коллаборационистам», чем к брошенным за решетку или колючую проволоку вместе с ними уголовникам, сутенерам и спекулянтам!

Во всех странах Северной и Западной Европы самыми ярыми сторонниками «радикальной чистки» выступали, естественно, коммунисты. И лишь начало «холодной войны» положило конец союзу демократов с коммунистами, сложившемуся в годы Сопротивления.

Больше всего «коллаборационистов» было истреблено в ходе и после войны в странах социалистического «лагеря» (хотя можно и без кавычек!) – СССР, Югославии, Чехословакии, Румынии, Болгарии, Польше, Албании. Многие десятки тысяч (по данным американских военных властей – 112 000) их были убиты во Франции[678]. Но в нашей книге, как посвященной не истории «коллаборационизма», а истории дивизии СС Викинг, мы коснемся только «чисток» в странах, из которых были родом добровольцы этой дивизии.

Дания

Какая-то в державе датской гниль…

Уильям Шекспир. Гамлет, Принц Датский.

В Дании период германской оккупации завершился 4 мая 1945 года, почти без единого выстрела (как, впрочем, и начался пятью годами ранее). Никаких репрессий и попыток напоследок «хлопнуть дверью» вермахт не предпринимал. В последующие несколько недель бойцы датского движения Сопротивления, как по мановению волшебного посоха Гэндальфа, вышедшего из подполья на свет Божий, и находившегося под сильным влиянием коммунистов, арестовали примерно 20 000 собственных сограждан. 1 июня 1945 года датский парламент (исправно продолжавший функционировать почти в том же самом составе на протяжении всех лет германской оккупации – причем депутаты его все это время продолжали пользоваться парламентской неприкосновенностью!) ратифицировал новый «Закон о дополнениях к закону о государственной измене, измене родине и нарушении верности нации». Новый закон, имевший обратное действие, предусматривал строгие наказания для «коллаборационистов». За сотрудничество с врагом он предусматривал тюремное заключение сроком не меньше четырех лет. Для лиц, кто доносил оккупационным властям на сограждан, совершавших действия, являвшиеся, с точки зрения оккупантов, наказуемыми, по новому закону предусматривалась смертная казнь – даже в тех случаях, если их доносы оставались без последствий для тех, на кого они донесли. В то же время членство в ДНСАП Фритса Клаусена как таковое (не отягощенное сотрудничеством с германскими оккупантами) не рассматривалось в качестве наказуемого деяния, поскольку ДНСАП была официально зарегистрирована в качестве политической партии еще в довоенной Дании, а в период оккупации не стала единственной в стране господствующей партии (довоенная многпартийная парламентская система продолжала функционировать в Дании и в годы войны).

В общей сложности перед послевоенными датскими судами предстали 15 724 «коллаборациониста». 2 375 обвиняемых были приговорены к тюремному заключению сроком до одного года, 3 924 – сроком до двух лет, 4 178 – сроком до четырех лет и 3 641 – сроком больше четырех лет. 62 «коллаборациониста» были приговорены к пожизненному заключению, 78 – к смертной казни. После утраты Коммунистической Партией Дании своего возросшего на гребне антифашистского Сопротивления влияния к 1946 году, пошла на спад и волна преследования датских «коллаборационистов». Странное совпадение! Ведь правосудие должно быть, по идее, не партийным и беспристрастным. Впрочем, не будем злорадствовать. Многим осужденным были сокращены сроки тюремного заключения. Так, например, ветераны Добровольческого корпуса Дания и дивизий СС Викинг и Нордланд, сражавшиеся против советских войск на Восточном фронте и не входившие в Корпус Шальбурга (участвовавший в репрессиях против датских граждан), были выпущены на свободу, отсидев всего 2,5 года из положенного им по суду срока тюремного заключения.

Но, поскольку Дания была вынуждена вплоть до 1948 года предоставлять убежище немецким беженцам из занятых советскими и польскими войсками Померании, Западной и Восточной Пруссии (так что привыкшим жить в комфорте и уюте датчанам пришлось раз в жизни немного потесниться), антинемецкие настроения там сохранялись еще довольно продолжительное время (хотя в годы и оккупации войны датское население совершенно не пострадало и пользовалось благами, о которых другие народы – в том числе и сами «имперские» немцы! – могли только мечтать в то суровое время).

Норвегия

Злые поступки

Злыми зови,

Мсти за злое немедля.

Старшая Эдда. Речи Высокого, 127.

В ходе «национальной чистки» в Норвегии перед «народными мстителями» во весь рост встали сразу две проблемы конституционно-правового порядка. Во-первых, по Уголовному кодексу 1902 года, принятому еще в период династической унии Норвегии со Швецией[679], смертная казнь вообще не была предусмотрена. Во-вторых, требовалось однозначно определить политический статус Норвегии в период оккупации (1940-1945). На этот счет существовали, в основном, две точки зрения. Согласно первой Норвегия, король (английский принц и глава государства) и правительство которой эмигрировали в 1941 году в Англию, в 1941-1945 годах продолжала находиться в состоянии войны с Германией. И, коль скоро Норвегия находилась в этот период в состоянии войны с Германской империей, то все виды и акты сотрудничества норвежских граждан с немцами могли рассматриваться как наказуемые. Если же Норвегия, согласно второй точке зрения, была в указанный период оккупированной страной, то ее население, согласно положениям Гаагской конвенции, было обязано, как и население всякой оккупированной страны, выполнять все требования и постановления германских оккупационных властей, а все норвежские административные органы и чиновники – были обязаны сотрудничать с германскими оккупационными властями. Третья точка зрения, согласно которой прогерманский режим Видкуна Квислинга, находившийся у власти в Норвегии в указанный период, являлся законным правопреемником довоенной норвежской государственной власти, Фемидой победителей к сведению не принималась. Большинство норвежских судов склонялось к первой точке зрения (поскольку она предусматривала возможность вынесения более суровых приговоров «коллаборационистам»). Если бы победила вторая точка зрения, наказанию подлежали бы только норвежские добровольцы-чины норвежской армии[680] и полиции, сражавшиеся в составе «армии иностранного государства» (в том числе и в рядах Ваффен СС) с оружием в руках (когда норвежские добровольцы, в аналогичной ситуации, сражались на стороне Финляндии против советской агрессии в «зимней войне» 1939-1940 годов, военнослужащим и полицейским из их числа пришлось предварительно уволиться из рядов армии и полиции).

Преследование «коллаборационистов» в Норвегии началось сразу же после капитуляции германских оккупационных войск. «Предателей»[681] брали прямо по спискам, заранее составленным активистами норвежского движения Сопротивления. Поскольку последним удалось своевременно захватить картотеку членов квислинговоской партии Нашунал Самлинг, а Норвегия – страна небольшая, дело шло как по маслу. 55,2 процента 92 805 норвежцев[682], привлеченных к суду за «коллаборационизм», были членами партии НС. Все государственные чиновники и служащие из их числа были автоматически уволены с государственной службы (за исключением тех немногих из них, кто сумел доказать, что в период оккупации использовал свое служебное положение в интересах движения Сопротивления, сообщая подпольщикам секретные сведения, снабжая их поддельными служебными удостоверениями и т.д.). Кроме того, члены партии Нашунал Самлинг были приговорены к уплате в пользу норвежского государства, которому они «причинили ущерб своими изменническими действиями», денежных штрафов общей суммой в 70 миллионов норвежских крон.

46 000 представших перед судом норвежцев были признаны виновными в «коллаборационизме» и осуждены. 30 осужденных были приговорены к смертной казни, а 37 150 – к различным срокам тюремного заключения (в том числе 17 000 – к тюремному заключению сроком от 1 года до 5 лет). 25 180 обвиняемых добровольно согласились понести наказание, не доводя дела суда, ибо не сомневались, что будут осуждены в любом случае.

Жертвой превосходно сдирижированного «народного гнева» пали и 50 000 норвежских женщин и девушек, вступивших в интимные связи с военнослужащими германской армии. Матери детей, рожденных от немецких солдат и офицеров, были интернированы в особых лагерях. Известная норвежская писательница Сигрид Ундсет заклеймила 9000 детей, рожденных от германских оккупантов, «детьми шлюх» и заявила, что лучше бы им всем умереть.

Это было, конечно, не так страшно, как в случае, приведенном в книге современного российского историка Бориса Соколова «Третий рейх. Мифы и действительность», когда советская колхозница, прижившая за 3 года сожительства с немецким оккупантом троих детей, после спешного отхода германских войск и появления красноармейских авангардов, на виду у них и всего села уложила своих детей в ряд на снегу и раздробила им головки камнем с криком: «Смерть немецким оккупантам!», но все же, все же, все же…(выражаясь словами советского поэта фронтовика Константина Симонова, размышляющего в одном из своих стихотворений про то, что нет его вины в том, что другие не пришли с войны).

Вообще следует заметить, что для страны с 3,3 миллионами населения процент граждан, обвиненных в сотрудничестве с врагом (как-никак, 92 000), представляется необычайно высоким[683]. Получается, на 100 000 человек населения Норвегии приходилось 633, представших перед судом. По данному показателю Норвегия, вне всякого сомнения, взяла «пальму первенства» среди всех стран Западной и Северной Европы, подвергшихся в годы войны германской оккупации. Однако, к чести норвежцнв, следует заметить, что, в отличие от других стран, там почти не было бессудных публичных и тайных убийств.

Особенно суровое наказание понесли самые «отпетые» и «злостные» (с точки зрения победителей) «коллаборационисты» – 7000 уцелевших в огне боев Второй мировой норвежских добровольцев Ваффен СС, сражавшихся с оружием в руках в рядах «нордических» дивизий Викинг и Нордланд против большевизма на Восточном фронте. Суд не интересовало, что они стремились, как сказал на процессе один из обвиняемых, «в интересах норвежского народа защитить «на дальних подступах» свою страну». Как говорили еще древние римляне – Vae victis – горе побежденным! После проигрыша войны Третьи рейхом и его союзниками норвежская демократическая пресса принялась усердно лепить из ветеранов Ваффен СС (которых всего годом ранее славила как «лучший человеческий материал во всей Норвегии»!) «образ врага», от которого, якобы, исходит величайшая угроза демократическому обновлению и будущему страны. Осужденные за «измену родине»[684], «викинги ХХ века» были приговорены, как минимум, в трем годам тюремного заключения, с последующим поражением в гражданских правах. Хотя, как вопрошал в аналогичной ситуации представший перед военным судом швейцарский доброволец Ваффен СС: «Скажите, Бога ради, кому изменил швейцарский доброволец Ваффен СС, воюя против коммунистов под Москвой? Совету Федерации[685]? Своей коммуне? Или священнику, у которого он прошел конфирмацию?»[686].

Нидерланды

Брат будет биться

С братом насмерть.

Нарушат сестричи

Нравы рода.

Мерзко в мире.

Нет меры блуду.

Старшая Эдда. Прорицание вёльвы, 45.

Нидерландское правительство в изгнании, бежавшее, вместе со своей королевой, в Лондон, начало готовиться к «большой чистке» с присущей голландцам обстоятельностью, заблаговременно, лет эдак за пять до окончания войны. Еще в Лондоне были загодя внесены соответствующие изменения в текст Уголовного Кодекса. Была восстановлена и введена обратным порядком для «изменников родины» смертная казнь (отмененная еще в 1873 году). Кроме того, за многие преступления были введены более суровые наказания, чем прежде. «Жрецов»«жнецов») нидерландской Фемиды ждала впереди богатая «жатва». В конце концов, одних только добровольцев Ваффен СС из Нидерландов на Восточный фронт отправилось целых 50 000!

В отдельных районах Голландии боевики движения Сопротивления начали арестовывать «коллаборационистов» сразу же по окончании военных действий. Позднее эта задача была поручена зондеркоманде (sic!) королевской нидерландской полиции, а еще позднее – нидерландским военным властям. Из 10 миллионов подданных нидерландской короны по обвинению в «коллаборационизме» и «государственной измене» было арестовано около 200 000 человек. Процент немалый, что и говорить (хотя по прошествии нескольких месяцев) примерно половина из арестованных была вновь выпущена на свободу. По состоянию на начало октября 1945 года в Нидерландах насчитывалось «всего лишь» 96 000 политических заключенных (в том числе 24 000 женщин). Среди пребывавших в заключении женщин был ярко представлен весь спектр обвинений в коллаборационизме – от «одноразовых» доносчиц и «добровольных сотрудниц и информаторов правоохранительных органов» до девушек, сожительствовавших (или даже просто танцевавших) с немецкими солдатами и офицерами. Около 20 000 малолетних детей были направлены в детские приюты, поскольку во многих семьях оказались за решеткой оба родителя, и отец, и мать. В период «большой чистки» в Нидерландах было заведено 450 000 дел на «коллаборационистов», хотя в конечном итоге был дан ход лишь 200 000 из них.

Для осуждения «коллаборационистов» в Нидерландах, кроме обычных судов, были учреждены особые вспомогательные судебные палаты. В качестве судей в этих палатах выступали, как правило, активисты антифашистского Сопротивления. Лица, обвиняемые в особо тяжких преступлениях – например, в убийствах или военных преступлениях – представали перед «Особым судом», или «Особым трибуналом» [687]. Нидерландские «Особые трибуналы», исправно функционировавшие до 1950 года, вынесли в общей сложности 14 562 судебных приговора. 200 обвиняемых были приговорены ими за это время к высшей мере наказания – смертной казни. Более 5 000 – к тюремному заключению сроком от пожизненного до пяти лет, более 6 000 – сроком до пяти лет. Лица, обвиненные в «нелояльном поведении» (согласно соответствующему Постановлению голландского эмигрантского правительства от 17 сентября 1944 года для того, чтобы пасть жертвой подобного обвинения достаточно было открыто придерживаться «национал-социалистических или фашистских взглядов»!), представали перед «пурификационным (очистительным) трибуналом» (sic!). Некоторые голландцы были обвинены в нелояльном поведении только за то, что они присутствовали на обеде, на который были приглашены германские военнослужащие, чиновники или вообще немцы из рейха; за то, что они при встрече с друзьями или знакомыми на улице вскидывали руку в «гитлеровском приветствии»; за то, что держали у себя дома портреты Гитлера или Мюссерта; за то, что подписались на «коллаборационистскую» газету; за то, что ругали англо-американских летчиков, бомбивших голландские города, называя их «убийцами женщин и детей», «воздушными гангстерами», и проч. «Пурификационные трибуналы» начали действовать в июле 1945 года и вынесли до 1948 года (с этого момента не рассмотренные ими дела перешли в компетенцию обычных судов) 49 920 приговоров, приговорив 531 обвиняемых в «нелояльном поведении» голландцев к десяти и более годам тюремного заключения (или исправительных работ), 1 303 – к тюремному заключению сроком от 5 до 10 лет, 28 151 – к срокам от 1 года до 5 лет, 5 630 – к срокам до 1 года. Наряду с этим, многие уличенные в «нелояльности» голландцы были поражены в гражданских правах. 127 000 из них были лишены права избирать и быть избранными в парламент и органы общественного самоуправления, 92 000 – права служить в рядах вооруженных сил, 95 000 – права занимать государственные должности, а 60 000 – права гражданства.

Из числа 380 000 нидерландских государственных чиновников и служащих 17 500 были уволены за «коллаборационизм». 6 000 чиновников были наказаны в дисциплинарном порядке. Из 950 бургомистров (мэров) нидерландских городов 509 были уволены по обвинению в «пособничестве врагу». По аналогичному обвинению было уволено 13 процентов чинов нидерландской полиции.

Учрежденные в нидерландских университетах «пурификационные комитеты» проверили на «благонадежность» 2 500 студентов и 120 профессоров и преподавателей. 600 литераторов, артистов, художников и скульпторов были подвергнуты так называемому «суду чести».

А вот к лицам, обвиненном в экономическом сотрудничестве с германскими оккупационными властями, победители обошлись очень мягко (вероятно, опасаясь могущего возникнуть в ином случае экономического хаоса). Вопрос о прибылях, заработанных нидерландскими предпринимателями, сотрудничавшими с Третьим рейхом, оказался скрыт под покровом молчания.

В 1949 году один голландский врач (осужденный за то, что лечил немецких военнослужащих и их пособников), отсидев положенный срок, опубликовал брошюру, в которой живо описал бесчеловечные порядки, царившие в нидерландских тюрьмах и «лагерях для интернированных»[688]. Жестокости и издевательства, которым заключенные «коллаборационисты» подвергались за решеткой и колючей проволокой, ничуть не уступали тем, которым антифашисты, по их воспоминаниям, подвергались в гитлеровских тюрьмах и концентрационных лагерях. После публикации брошюры, произведшей эффект разорвавшейся бомбы, нидерландская оппозиция добилась создания парламентского комитета по расследованию злоупотреблений в тюрьмах и лагерях. Однако результат работы комиссии по расследованию так и не стал достоянием гласности.

Кстати, о гласности. Нидерландские «чистильщики» не пощадили и свободную прессу. Были официально зарегистрированы только газеты движения Сопротивления, выходившие и распространявшиеся в год войны на нелегальной основе. В то же время все газеты и другие органы печати, продолжавшие выходить после 1 января 1943 года, были закрыты. Государственные «пурификационные комиссии» занялись проверкой «благонадежности» тысяч журналистов и издателей. Многим из них было запрещено впредь заниматься своей профессиональной деятельностью. Целый ряд типографий был экспроприирован в пользу государства. Голландский журналист Макс Блокцейль, комментатор радиостанции «Радио Хильверсум», был приговорен за свои политические комментарии в эфире к смертной казни.

Что же касается 25 000 уцелевших в огне войны нидерландских добровольцев, служивших в рядах германского вермахта и Ваффен СС (в том числе, дивизий Викинг, Нордланд, Недерланд и Ландсторм Недерланд), то они считались «особо опасными преступниками». «Особые трибуналы» приговорили многих бывших голландских «викингов» к смертной казни или к пожизненному заключению. В среднем каждый нидерландский доброволец Ваффен СС получил от 8 до 10 лет тюрьмы. Впрочем, несколько тысяч из них воспользовались предоставленной им альтернативой, записавшись добровольцами в голландские колониальные войска и отправившись на подавление антиколониального национально-освободительного движения в Нидерландскую Индию (нынешнюю Индонезию)[689]. Немногие возвратившиеся в Голландию ветераны Ваффен СС, восстановившие (ценой истребления великого множества индонезийских борцов за национальное освобождение) свое доброе имя «честных голландцев», «защитников родины (на отдаленных подступах)», «достойных и добропорядочных граждан свободного и демократически-правового нидерландского государства» – кому какая формулировка больше нравится! – были восстановлены во всех своих гражданских правах и отныне до конца своих дней могли спать спокойно и честно смотреть в глаза своим согражданам.

Бельгия

Век бурь, век волков

Пред света концом.

Ни один человек

Не щадит другого.

Старшая Эдда. Прорицание вёльвы, 45.

В Бельгии коллаборационистов после войны именовали «утратившими гражданство» или «негражданами»[690]. Сразу же после прихода войск «союзников» были зарегистрированы первые случаи бессудных расправ. Однако скоро дело взяли в свои руки послевоенные бельгийские власти, заведшие около 600 000 дел на граждан, подозреваемых в сотрудничестве с врагом. К суду было привлечено 57 000 бельгийцев. 23 584 из них были осуждены за «политический коллаборационизм»[691], 31 831 – за «военную помощь» врагу[692], остальные – за различные «политические преступления». Кроме того, 20 652 обвиняемых были лишены гражданских прав. Было вынесено 1 247 судебных приговоров, многие из которых были приведены в исполнение публично, в присутствии многотысячных толп жадных до зрелищ сограждан. Среди казненных насчитывалось 105 фламандцев, 122 валлона и 15 граждан Брюсселя, среди приговоренных к пожизненным каторжным работам – 1 022 фламандца и 817 валлонов. 3 542 фламандца и 2 591 валлон были приговорены к тюремному заключению сроком от 10 до 20 лет. Таким образом, из каждых 100 000 бельгийцев были рприговорены к различным наказаниям 596 человек. По этому показателю Бельгия, вместе с Норвегией и крошечным Люксембургом[693], прочно занимала лидирующее положение. Вражда между фламандцами и валлонами и вопрос, что делать с бельгийским «королем-изменником» Леопольдом III (отказавшимся эмигрировать в 1940 году вместе с бельгийским правительством, подписавшим капитуляцию бельгйской армии и оставшимся со своим народом) дополнительно обостряли обстановку. Фламандцы и валлоны на все лады взаимно обвиняли друг друга в измене королю и отечеству. Суды прилагали титанические усилия к тому, чтобы не быть обвиненными в национальной пристрастности и осудить, по возможности, одинаковое количество представителей обеих этнических групп (но без особого успеха).

Всякий бельгиец, желавший заняться после окончания войны какой-либо трудовой деятельностью, был обязан получить сертификат, удостоверявший его политическую благонадежность. Выдача (или невыдача) подобного сертификата нередко зависила от «веского слова» какого-либо участника движения Сопротивления, к которому бельгийская полиция обращалась за вынесеннием «вердикта». Это, естественно, давало огромный простор всякого рода злоупотреблениям.

В сотрудничестве с врагом были обвинены 28 000 бельгийских предпринимателей. Однако перед судом, невзирая на протесты ветеранов дивжения Сопротивления, предстали лишь 2000 из них (как и в соседней Голландии, бельгийские власти опасались обезглавить отечественную экономику).

В лагерях для «лишенных гражданства» примерно 15 000 бельгийцев, как и в аналогичных «исправительных учреждениях» Нидерландов, имели место многочисленные злоупотребления со стороны лагерной охраны и надзирателей, жестокое обращение которых с заключенными весьма напоминало обращение надзирателей с узниками гитлеровских концентрационных лагерей. Когда эти жестокости стали достоянием гласности, было назначено расследование и часть «неграждан» была, после пересмотра их дел, отпущена на свободу. Однако еще в 1956 году в бельгийских тюрьмах еще сидели за решеткой 250 «лишенных гражданства» валлонов и фламандцев.

ИХ ЗНАЛИ НЕ ТОЛЬКО В ЛИЦО

Хотя первым командиром дивизии Викинг был легендарный «творец Ваффен СС» Феликс Штейнер, она получила свое неповторимое «лицо», связанное с наличием в составе дивизии огромного числа «нордических» добровольцев не немецкого происхождения, под командованием «папаши» Герберта Гилле.

Феликс Штейнер

Феликс Мартин Юлиус Штейнер вошел в историю военного искусства и, в частности, Второй мировой войны не только как командир 5-й танковой дивизии СС Викинг, а впоследствии – III (германского) танкового корпуса СС, но и как создатель новой концепции военной подготовки, в ходе которой главное внимание удедлялось необходимости поддержания военнослужащих в превосходной физической форме и обучения их тактике ведения боя малыми группами («тактике легкой пехоты»). Именно Штейнер внес решающий вклад в разработку новых методов обучения, позволивших чинам Ваффен СС, по выражению американского историка Джеральда Рейтлингера, добиться выдающихся успехов в результате обучения по «наиболее эффективной системе военной подготовки» из всех, разработанных в период до начала Второй мировой войны». Феликс Штейнер родился 23 мая 1896 года в Шталлупёнене (Сталупянах) в Восточной Пруссии, но не был «природным пруссаком», поскольку являлся отпрыском семьи переселенцев из Австрии. В 1914 году Штейнер ушел на войну добровольцем в составе 41-го (5-го Восточнопрусского) фон Бойена пехотного полка[694], воевал на Восточном, а затем – на Западном фронте. Ему довелось принять участие в cражении при Танненберге в августе 1914 года, в котором была окружена и уничтожена русская армия генерала Самсонова и отброшена армия генерала Эдлера фон Ренненкампфа. В битве под Танненбергом молодой доброволец получил тяжелое ранение. После выздоровления Штейнер вернулся на фронт и служил командиром роты в составе пулеметного батальона «в самом пекле», по его собственному выражению. В составе ударных[695], или штурмовых[696] частей германской кайзеровской армии он участвовал в двух мощных, но завершившихся неудачей германских наступлениях весной 1918 года – во Фландрии и во Франции. За боевые заслуги офицер-ударинк Феликс Штейнер был награжден Железным крестом 2-й и 1-й степени и другими высокими наградами и закончил Великую войну в чине старшего лейтенанта.

В годы, последовавшие за перемирием и капитуляцией германского Второго рейха, Штейнер, отвоевав некоторое время в составе белых добровольческих корпусов (фрейкоров) в Германии и Прибалтике (за что был награжден «Балтийским крестом») и пройдя строгий отбор, продолжал служить – с 1919 года в прусской земельной полиции, а затем – в республиканском рейхсвере (стотысячной армии мирного времени), в качестве адъютанта пехотного полка в чине капитана. Со временем он был повышен в звании до майора отдела военной подготовки рейхсвера. Интерес Штейнера к радикальным методам обучения объяснялся печальным опытом, почерпнутым им в период Великой (Первой мировой) войны, в ходе которой устарелая тактика германского командования приводила к тяжелым и, самое главное, ненужным потерям, которых, по твердому убеждению Штейнера, можно было избежать. Однако возможность претворить свои новаторские замыслы в жизнь Штейнер получил лишь после прихода Гитлера к власти и созданием частей СС особого назначения (СС-Ферфюгунгструппен, СС-ФТ), которые, на ранних этапах своего существования, играли роль «преторианской гвардии» фюрера национал-социалистов, пока не стали постепенно приобретать все более и более военизированный характер. Сам Штейнер вступил в ряды частей СС-ФТ – прообраз будущих Ваффен СС – еще в 1930 году (удостоверение № 253 351), получив сразу звание штурмбанфюрера СС (соответствовавшее его воинскому званию майора, в котором он демобилизовался из рейхсвера)[697]. Интересно, что в национал-социалистическую партию Штейнер вступил только через три года после своего зачисления в «Шуцштаффель», что лишний раз свидетельствует об отсутствии жесткой увязки между членством в гитлеровской партии и членством в ее «охранных отрядах». Партийный билет НСДАП, полученный Штейнером, имел № 4 264 195[698].

До 1935 года Штейнер руководил службой военной подготовки СА. Создавая, вместе с Паулем Гауссером и бароном фон Монтиньи, войска СС, Штейнер разработал систему подготовки личного состава СС-ФТ по образцу штурмовых частей кайзеровской армии, в которых сам Штейнер служил в годы Великой войны.

Вступив в должность инструктора частей СС-ФТ, Феликс Штейнер, назначенный 1 июня 1936 года командиром штандарта (полка) СС Дейчланд, дислоцированного в столице Баварии Мюнхене и проходившего военную подготовку в учебном лагере Дахау, первым делом сформировал 3-й батальон полка. В Дахау Штейнер обучал своих подчиненных в духе своего личного девиза «Пот сберегает кровь» (вполне соответствующего суворовскому: «Тяжело в учении – легко в бою!»). Позднее Штейнер подчеркивал в своих воспоминаниях, что «в полку Дейчланд с самого начала царил совершенно новый солдатский дух». Поначалу число профессиональных солдат, вступавших в ряды СС, было невелико, да и те, что вступали в СС, находились по большей части в плену консервативных прусских армейских традиций, которые Штейнер считал в немалой степени причиной тяжелейших, неоправданных потерь германской армии в прошлой войне и, в немалой мере, причиной проигрыша этой войны в целом. По его убеждению, будущее принадлежало не гигантским и неповоротливым массам войск, бросаемых, как пушечное мясо, в пасть военного Молоха, а небольшим, отборным частям и подразделениям, способным эффективно сражаться самостоятельно, с использованием всех достижений современной военной техники. Его решение свести к минимуму занятия строевой подготовкой на гарнизонном плацу перед казармой, уделив вместо этого повышенное внимание обучению солдат в обстановке, максимально приближенной к боевой, причем с использованием не холостых, а боевых патронов и снарядов, поначалу встретило неприятие и скепсис у представителей традиционной прусской военной школы, все еще задававших тон в германской армии. Однако оппонентам Штейнера пришлось уступить, после того, как сам Гитлер, сам прошедший «окопную школу» Великой войны и на собственной шкуре испытавший последствия «кабинетной стратегии» кайзеровской армии, обещал инструктору-новатору всемерную поддержку. Но даже Гитлер оказался неподготовленным к той умопомрачительной быстроте, с которой революционный стиль военной подготовки, неуклонно проводившийся Штейнером в жизнь, оказался внедренным в практику обучения «зеленых эсэсовцев». В 1939 году полк Дейчланд на полигоне Мюнстерлагер продемонстрировал фюреру и высшему военному руководству Третьего рейха, чему он научился под руководством Штейнера. Фюрер долго шарил биноклем по полю и, наконец, потеряв терпение, спросил Штейнера, когда же начнется атака. На это Штейнер спокойно ответил, что атака началась еще 20 минут тому назад, и атакующие успешно продвигаются к намеченной цели. Именно в этот момент перед наблюдателями появились атакующие штурмовые отряды «зеленых СС», безостановочно продвигавшиеся вперед, несмотря на беглый «неприятельский» огонь. Несмотря на то, что подопечные Штейнера менее чем за 20 минут преодолели дистанцию в 3 километра, они предстали взорам фюрера свеженькими, как огурчики, и бодрыми, готовыми к рукопашному бою с использованием ручных гранат и взрывных зарядов. К тому же, в целях ускорения продвижения, они были вооружены не тяжелыми, длинными винтовками, а легкими, короткими пистолетами-пулеметами (в просторечии – «автоматами»). Все это убедило не только самого Гитлера, но и рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера в несомненной эффективности проводимых Штейнером в жизнь методов обучения. Разумеется, «черный иезуит» не преминул подчеркнуть перед фюрером свои заслуги, как главы всех (и в том числе подчиненных Штейнеру) частей СС, в этих достижениях. Тем не менее, никто не оказался особенно рад все возрастающему влиянию Штейнера в рамках СС-ФТ. Нотка ревности и даже зависти прозвучала, например, в замечании Пауля Гауссера, отставного офицера рейхсвера, вступившего в 1934 году в ряды СС и получившего в 1935 году от Гитлера поручение создать юнкерское училище для будущих офицеров СС, что Штейнер всегда был «баловнем» и «любимчиком» Гиммлера.

Участие полка Дейчланд в оккупации Германией немецкоязычной Судетской области Чехословакии обошлось без единого выстрела. В ходе польской кампании – первой кампании Второй мировой войны – полк Дейчланд, численностью 2800 человек, подобно другим частям СС-Ферфюгунгструппен, был придан соединению германского вермахта – танковой дивизии Кемпфа. Переброшенный, после разгрома Польши, на Западный фронт, полк Дейчланд отлично зарекомендовал себя в боях с французской дивизией в Голландии, совершил успешный прорыв неприятельской обороны в районе острова Валхерен, в эстуарии реки Схелдт (Шельды), и захватив Флиссинген в устье реки. Наглядным доказательством сопутствовавшего Феликсу Штейнера успеха в создании преданного ему и бесстрашного кадра войск послужили успешные действия его «зеленых эсэсовцев» на ранних этапах эвакуации Британского Экспедиционного Корпуса (БЭФ)[699], а также части разбитых бельгийских и французских войск из района Дюнкерка в мае 1940 года. В своей «Истории Ваффен СС» американский исследователь Джордж Стейн пишет об «одном из самых ранних зафиксированных примеров яростно-фанатичного, почти самоубийственного наступательного порыва, характерного для поведения чинов Ваффен СС на всем протяжении войны». Британская бригада выбила «зеленых эсэсовцев» из городка Сент-Венан. Через Сен-Венан проходил единственный «коридор», по которому могли выходить из окружения силы Британского Экспедиционного Корпуса, спешно эвакуируемые со своих обреченных позиций вдоль реки Лис. Преследовавшие отступающих англичан передовые части германской 3-й танковой дивизии были отброшены под Сен-Венаном. Но подоспевшему полку СС Дейчланд, далеко оторвавшемуся от остальных германских частей, удалось прорваться к реке. Командир полка Феликс Штейнер приказал своему 3-му батальону атаковать, при поддержке двух артиллерийских батарей, и переправиться через реку. Чины полка Дейчланд, не страшась многократно превосходящих сил противника, с расстояния менее 4,5 м открыли по английским танкам сосредоточенный огонь из винтовок, пулеметов и противотанковых ружей «панцербюксэ», бросая связки ручных гранат под гусеницы надвигающихся танков. Другая британская танковая группа, поспешившая на выручку своим компатриотам с севера, также натолкнулась на ожесточенное сопротивление «зеленых эсэсовцев». Ценой большой крови полку Дейчланд удалось замедлить британское отступление. За эти и другие успешные действия во Франции и Бельгии Феликс Штейнер удостоился награждения Рыцарским Крестом Железного Креста и был повышен его в звании до бригадефюрера СС и генерал-майора Ваффен СС.

С этим повышением было связано данное Штейнеру рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером поручение сформировать на базе полка Дейчланд (а не полка СС Германия, как часто неправильно пишут!) новую моторизованную дивизию «зеленых СС», включающую в свой состав добровольцев из большинства стран Западной и Северной Европы. В результате была сформирована дивизия, получившая первоначально название Германия, но в январе 1941 года переименованная в добровольческую мотопехотную дивизию Викинг. Чтобы усилить мотивацию европейских волонтеров к вступлению в Викинг, Штейнер неустанно подчеркивал, что формирование этой дивизии прокладывает путь для претворения в жизнь «исторически и политически правильной идеи общности судеб всех европейских народов, воодушевившей всех европейских добровольцев и приведшей к их духовному объединению». Обучения эсэсовцев дивизии Викинг по методу Штейнера принесло свои плоды в форме высочайшего боевого мастерства, продемонстрированного «викингами» Штейнера уже в конце июня 1941 года, в первые же дни Операции Барбаросса (вторжения войск Германии и союзников Третьего рейха в СССР). С июня 1941 года воевавшая на германо-советском фронте в составе III танкового корпуса, дивизия Викинг приняла деятельное участие в успешном наступлении на Холм – небольшой городок, лежащий на слиянии рек Ловати и Куньей, в болотистой местности южнее озера Ильмень. Холм, обороняемый гарнизоном численностью около 3500 человек из разных воинских частей, был быстро взят в «клещи» и вскоре окружен.

Молниеносные атаки «викингов» в ходе второй битвы за Ростов и прорыв на Кубань в августе 1942 года, за которыми последовали значительные успехи, достигнутые дивизией в боях под Туапсе, в ходе битвы за Кавказ, привели к награждению Штейнера Дубовыми листьями к его Рыцарскому Кресту Железного Креста. В ноябре 1942 года соединение было переименовано в 5-ю мотопехотную дивизию СС. Именно «викинги» Штейнера первыми из наступающих германских частей вышли в район Майкопских нефтяных месторождений на Кавказе. С 21 ноября 1942 по 2 января 1943 года Феликс Штейнер командовал одновременно и дивизией Викинг, и корпусной группой войск СС (известной также под названиями «группы Штейнера» и «III корпуса СС»). 23 декабря 1942 года Штейнер был награжден Дубовыми листьями к Рыцарскому Кресту Железного Креста. Весной 1943 года, в который ситуация на Восточном фронте начала становиться все более критической для Третьего рейха и других держав Оси, Штейнер, по поручению Гитлера, сформировал (а 30 марта возглавил) III (германский) танковый корпус СС – соединение, в котором, кроме «имперских немцев», служили добровольцы со всей Европы – включавший в совй состав 4-ю мотопехотную дивизию СС Полиция (4-ю полицейскую мотопехотную дивизию СС), 11-ю добровольческую мотопехотную дивизию СС Нордланд, а позднее – также 9-ю и 10 авиаполевые дивизии). Новый корпус Штейнера добился немалых успехов в сдерживании массированного советского наступления на Ораниенбаумский плацдарм в южной оконечности Финского залива западнее Ленинграда и фактически спас германскую 18-ю армию под Ленинградом от поголовного истребления советскими войсками. Но в ходе наступления советской Второй Ударной армии на плацдарм корпус Штейнера понес большие потери от 65-минутного артиллерийского обстрела и был вынужден отступить на запад в район Нарвы на эстонской границе, где на протяжении всего лета продолжал вести ожесточенные бои и вновь понес тяжелые потери. Награждение Штейнера Мечами к Дубовым листьям на его Рыцарском Кресте Железного Креста было последним признанием его заслуг до самого конца войны.

В октябре 1944 года Феликса Штейнера надолго свалил жестокий приступ гепатита. Он был вынужден передать командование корпусом обергруппенфюреру СС Георгу Кепплеру. Когда в конце января 1945 года в составе группы армий Висла, возглавлявшейся рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером, была сформирована 11-я танковая армия, «черный иезуит», стремившийся заместить все высшие посты своими людьми, назначил 5 февраля 1945 года еще не вполне оправившегося после болезни Штейнера командиром 11-й танковой армии. Это звучало внушительно, но реально означало командование группой потрепанных в боях частей, костяк которых составляли остатки полицейской дивизии СС, собранных в слабый кулак для контрнаступления в районе южнее Штеттина (Померания), завершившегося полной неудачей. 5 марта 1945 года Штейнер был заменен в должности командующего 11-й армией генералом артиллерии Лухтом. В последние недели войны Гитлер, окопавшийся в осажденном Берлине, связал свою собственную судьбу и судьбу всего рейха со Штейнером. 25 марта 1945 года фюрер назначил Феликса Штейнера командующим армейской группой (Armee-Abteilung), состоявшей из трех ослабленных в боях дивизий и остатков танкового корпуса. Во главе этих войск – 3-й армии, согласно воспоминаниям ротмистра Гергарда Больдта (ставшего свидетелем последних дней и часов Третьего рейха в бункере Имперской канцелярии Гитлера[700] – Штейнеру было приказано начать наступление южнее Эберсвальде в направлении Финновского канала (Финновканала), что в 24 км южнее Берлина, и, собирая по пути под своим командованием все наличные силы, нанести контрудар по советским войскам в районе южных пригородов агонизировавшей столицы Третьего рейха. Свою директиву Гитлер – первоначально, еслу верить Больдту, ни за что не соглашавшийся поручить руководство контрударом 3-й армии Штейнеру и «в неистовстве» кричавший: «Мне не нужны эти надменные, скучающие и нерешительные эсэсовцы! Ни в коем случае я не желаю, чтобы наступлением руководил Штейнер!»[701] – сопроводил следующим примечанием: Офицеры, не выполнившие этот приказ, должны быть незамедлительно арестованы и расстреляны на месте. Лично Вы отвечаете своей головой за его выполнение». Командиров, отказывающихся предоставить свои войска в распоряжение Штейнера, надлежало «приговаривать к смерти и казнить в течение пяти часов». Но выполнить откровенно самоубийственный приказ Гитлера оказалось невозможным. Одна из дивизий, отданных под командование Штейнера – 4-я полицейская дивизия СС – состояла на практике всего из двух батальонов и не имела тяжелого оружия. Другие части, изнуренные и обескровленные непрерывными боями, находились на пределе своих физических сил и возможностей. К тому же передать их в состав группы Штейнера означало открыть фронт. Невзирая на прибытие спешно переброшенных ему на подмогу несколько тысяч человек из состава наземных служб «люфтваффе», Штейнер медлил с началом наступления. Как он сам позднее признавался в своих мемуарах, он не был намерен жертвовать ни одним из своих людей в операции, заведомо обреченной на неминуемый провал. План наступления был разработан на основе представлений о реальном наличии сил и средств, существовавших только в воображении людей, сидевших в бункере Имперской канцелярии. Наконец группа Штейнера, не осмелившегося нарушить приказ Гитлера, атаковала и даже продвинулась на пару километров, но ее слабых сил не хватило для развития успеха, и наступление захлебнулось.

Приведенный неудачей наступления группы Штейнера в бешенство, Гитлер, однако, вскоре успокоился и отдал Штейнеру другой приказ – создать плацдарм вокруг Руппинского канала (Руппинер каналь), по дороге к столице рейха. Штейнер, понимавший, что наличие или отсутствие этого плацдарма ничего не меняло в создавшейся обстановке, тем не менее, решил выполнить приказ. Как вскоре выяснилось, плацдарм был недостаточно большим для эффективного применения танков и сдерживания напора советских войск, наступавших с трех разных направлений. Правда, Штейнер еще питал слабую надежду на то, что побежденные немцы смогут объединиться с западными союзниками и вместе с ними выступить против большевиков. Но его собственная роль в обороне Берлина оказалась, так или иначе, сыгранной. Гитлер отрешил его от должности. Впрочем, Штейнера это уже мало волновало, ибо он, подобно многим другим высшим офицерам германских вооруженных сил, не столько думал о продолжении ставшего очевидно бессмысленным сопротивления «до последнего германского солдата», которое могло лишь ненадолго продлить предсмертную агонию Третьего рейха, сколько стремился не допустить пленения вверенных ему войск Советской армией (которая либо вообще не брала эсэсовцев в плен, либо обрекала их на тяжелейшие условия содержания в «лагерях умолчания».[702] Штейнер во главе вверенных ему войск отступил на Запад и через несколько дней, 3 мая 1945 года, сдался английским войскам и был препровожден в лагерь для военнопленных, откуда был освобожден по прошествии почти трех лет, 27 апреля 1948 года.

Преданность Штейнеру чинов его прежней дивизии Викинг вошла в поговорку. Один из примеров этой верности был позднее приведен в свои военных мемуарах Юханом Вестрином, одним из шведских добровольцев, служивших в годы войны на Восточном фронте (как в дивизии Викинг, так и в дивизии Нордланд) и принимавших в конце войны самое деятельное участие в обороне Берлина. Он встретился с Феликсом Штейнером на Одерском фронте в марте 1945 года.

Шведский волонтер писал: «Когда он приблизился ко мне, суровые черты его лица разгладились, и на устах появилась улыбка. Он узнал меня. И я мысленно перенесся на год назад, на фронт под Нарву, когда мне в составе депутации всех частей дивизии довелось поздравить его с днем рождения. С тех пор он наверняка видел несчетное количество самых разных лиц, и все-таки сразу меня узнал. Он сразу назвал меня по фамилии!».

До самой своей смерти, последовавшей 12 мая 1966 года в Мюнхене от сердечного приступа, Феликс Штейнер поддерживал связь со своими прежними собратьями по оружию, в том числе и «викингами», оставаясь важным функционером послевоенных ветеранских организаций Ваффен СС (в частности, ХИАГ[703]). Отбыв заключение и выйдя на свободу 27 апреля 1948 года, он написал военные мемуары под названием «Доброволец». До самого последнего вздоха он неустанно продолжал оправдывать «войну с большевизмом» как «справедливую» и «освободительную».

Герберт Отто Гилле

Герберт Отто Гилле, второй командир 5-й танковой дивизии СС дивизии Викинг, а

впоследствии – командир IV танкового корпуса СС, был связан с армией с младых ногтей, вступив в нее еще подростком. Гилле родился 8 марта 1897 года в курортном городке Бад Гандергсейме в живописных горах Гарца и в 1910 году поступил в кадетский корпус в Бенсбергене близ города Кельна. Весной 1914 года он был переведен в Гросс-Лихтерфельдский кадетский корпус (Берлин), ставший в эпоху Третьего рейха местом обучения многих будущих чинов Ваффен СС.

Всего за год Гилле дослужился до звания лейтенанта. Он служил в полевой артиллерии, хорошо зарекомендовал себя в должности командира артиллерийского взвода, а затем батареи и был награжден Железными Крестами 2-й и 1-й степени, а также Крестом за военные заслуги. После окончания войны служба в армии потеряла для него привлекатаельность, и Гилле демобилизовался в марте 1919 года в звании обер-лейтенанта (старшего лейтенанта). В течение следующих 15 лет он трудился в сельскохозяйственной отрасли. 1 мая 1931 года вступил в ряды НСДАП (партийный билет № 537 337), 10 мая того же года – в «Шуцштаффель» (служебное удостоверение СС № 39 854), получив 20 апреля 1934 года, в день рождения Адольфа Гитлера, чин унтерштурмфюрера СС. В мае 1934 года Гилле вступил в части СС общего назначения (прообраз Ваффен СС). Гилле быстро дослужился до звания оберштурмфюрера СС (соответствовавшего его последнему армейскому чину обер-лейтенанта), был назначен командиром взвода, а затем и пулеметной роты. В звании оберштурмфюрера СС и в должности командира артиллерийского дивизиона СС-ФТ Гилле встретил начало Второй мировой войны. На второй год войны способный офицер, хорошо зарекомендовавший себя в войне с Польшей и Францией, был переведен в Хойберг, где Феликс Штейнер формировал будущую дивизию Викинг, подбирая для нее перспективные офицерские кадры. 15 ноября 1940 года Герберт Гилле был назначен командиром 5-го артиллерийского полка СС дивизии Викинг (оставаясь на этой должности до 1 мая 1943 года).

В составе 5-й добровольческой мотопехотной дивизии СС Викинг Герберт Гилле принял участие в боевых действиях на германо-советском фронте. Несмотря на то, что Гилле отлично зарекомендовал себя как в ходе Польской и Французской кампаний 1939-1940 годов (и был награжден за свои заслуги в войне на Западе Золотым германским крестом), так и на Восточном фронте, ему пришлось ждать повышения до самого лета 1942 года. Настоящий успех и признание пришли к Гилле с его назначением командующим артиллерией Танкового корпуса СС обергруппенфюрера СС Феликса Штейнера, действовавшего на передовых позициях германских войск юго-восточнее Ростова-на-Дону, с участием частей дивизий СС Нордланд и Викинг. Важным достижением корпуса стала оборона Кубани, и в особенности – успех в тяжелых, затяжных боях за важный железнодорожный узел Кропоткин, в ходе которых была разгромлена советская колонна численностью в 4000 штыков. За эту победу Гилле был 8 октября 1942 года награжден Рыцарским Крестом Железного Креста, с присвоением звания оберфюрера СС. В июле 1942 года Гилле был назначен на должность командира полка Вестланд дивизии Викинг.

В августе 1942 года Гилле со своим 5-м артиллерийским полком СС дивизии Викинг, входившей в состав LVII танкового корпуса, сражался протии яростно сопротивлявшихся советских войск в районе Туапсе на восточном участке кавказского побережья Черного моря, продвигаясь с северо-запада и юго-запада в направлении Майкопского нефтяного района. 9 ноября этого грозового года Гилле получил очередное повышение, став бригадефюрером СС и генерал-майором Ваффен СС. В 1943 году участвовал в 3-м сражении за Харьков, затем успешно командовал своей боевой группой под Ростовом.

1 мая 1943 года Феликс Штейнер покинул должность командира дивизии Викинг, чтобы возглавить III (германский) танковый корпус СС, а Герберт Гилле принял от Штейнера мотопехотную дивизию СС Викинг. Назначая его на эту должность, высшее командование Ваффен СС испытывало некоторые колебания. Некоторые недоброжелатели высказывали свои, оказавшиеся впоследствии необоснованными, опасения, что имеющегося у Гилле боевого опыта якобы недостаточно для столь ответственного поста. Тем не менее, решение о назначении Герберта Гилле командиром дивизии Викинг (переименованной в октябре 1943 года из мотопехотной в танковую) было принято в его пользу. 1 ноября 1943 года Гилле был награжден Дубовыми листьями к Рыцарскому Кресту Железного Креста.

Подчиненные очень ценили Гилле – прежде всего за то, что он, будучи сторонником строжайшей дисциплины, в то же время культивировал во вверенной ему дивизии – особенно вне строя! – дух своеобразного неформального товарищества, за что и получил прозвище «папаша Гилле»[704]. Точно такие же прозвища получили от своих подчиненных и другие генералы «зеленых СС»«папаша Гауссер», «батька Паннвиц» (последнему – лихому казачьему генералу! – его казаки дали и еще более «фамильярное» прозвище – «наш Панько»). Когда Гилле появлялся перед строем своих «викингов», неизменно опираясь на свою любимую шишковатую трость, то весь его внешний вид вселял в подчиненных спокойствие и уверенность в том, что все будет хорошо – даже когда вверенные ему войска в феврале 1944 года попали в Корсунский котел. Воспоминание о Гилле тех времен сохранил в своих военных мемуарах один из ветеранов дивизии Викинг, унтерштурмфюрер Пауль Нейман:

«…Впервые мне представилась возможность увидеть его вблизи, когда он завтракал в нашей столовой. Он показался мне необычайно поростым в обхождении и дружелюбным человеком. И он совсем не показался мне суровым…Он был высокого роста и выглядел совсем не старым в свои 50 лет, хотя и был слегка лысоват. Лицо и особенно нос у него были красные, как у настоящего бонвивана. Его очки в черепаховой оправе показались мне выражением заразительно доброй натуры, которой он, как мне показалось, обладал».

В довершение к добрым чертам своего характера, неразрывно сочетавшимися у него с любовью к дисциплине, Гилле обладал незаурядным организаторским талантом и стальными нервами, доказательством чему служило его безупречное поведение в период эвакуации из Корсунского котла в январе-феврале 1944 года, когда его «викингам» приходилось брести сквозь ледяную воду Гнилого Тыкича. Сразу после успешного выхода «викингов» из котла, «папаша Гилле» вылетел первым же самолетом в штаб-квартиру фюрера, где был награжден мечами к Дубовым листьям Рыцарского Креста.

К этому времени германская армия была серьезно обескровлена. Ощущалась постоянная нехватка живой силы, и тяжелое положение старинного украинского города Ковеля требовало принятия неотложных мер – в первую очередь, в области снабжения и подкреплений. После вступления дивизии Викинг в Ковель 16 марта 1944 года город был окружен советскими войсками, и Гилле долго успешно оборонял его от превосходящих сил противника. В конечном итоге «викингам ХХ века» удалось стабилизировать фронт; и Гилле 19 апреля 1944 года получил еще одну высокую боевую награду – бриллианты к мечам и Дубовым листьям Рыцарского Креста (он был 12-м по счету получателем этой награды).

Дивизия Викинг была измотана боями до предела. Некоторые части из ее состава были переваедены для пополнения и переподготовки на территорию довоенной Польши. После частичного восстановления ее прежней боевой мощи, Гилле, вступивший 6 августа 1944 года в командование IV танковым корпусом СС, отличился в тяжелых оборонительных боях под Варшавой. В Рождественские дни 1944 года корпус под командованием Гилле (уже в ранге обергруппенфюрера СС и генерала Ваффен СС) был, по личному распоряжению Адольфа Гитлера, снят с Варшавского фронта, положение на котором становилось все более угрожающим для германцев, и переброшен в Венгрию. Проделав путь в 805 километров, викинги достигли озера Балатон, расположенного южнее венгерской столицы Будапешта.

В первые же дни нового 1945 года танковые дивизии СС Викинг и Мертвая голова (Тотенкопф), при поддержке пехотных частей, нанесли удар в направлении будапештского аэропорта, в отчаянной попытке спасти окруженных в Будапеште 45 000 германских солдат и «зеленых эсэсовцев». Однако приказ, полученный от командования Четвертой армии, тщетно сопротивлявшейся окружавшим ее 10 советским дивизиям севернее озера Балатон, привел к отводу корпуса Гилле. Этот приказ об изменении направления удара оказался роковым. Советские войска обладали огромным численным преимуществом и почти неисчерпаемыми резервами, позволявшими им легко восстанавливать любые, даже самые тяжелые потери, им было куда отступать для последующей перегруппировки. К концу января продвижение «викингов» было остановлено и обращено вспять. Отбросив их, части Красной армии вступили в Пешт, и гибель окруженной группировки германских и венгерских войск стала неминуемой. В мае 1945 года Гилле отвел остатки своего корпуса на территорию довоенной Австрии, где 8 мая сдался в плен американским войскам. Он был приговорен к 10 месяцам тюрьмы, но вышел на свободу только через три долгих года, в мае 1948 года.

Последние годы своей жизни «папаша Гилле» провел на скромной «должности» владельца маленькой книжной лавки и издателя журнала для ветеранов своей бывшей дивизии под названием «Клич викинга» («Викингруф»)[705]. Гилле скончался от инфаркта 26 декабря 1966 года в небольшом городке Штеммена близ Ганновера. В последний путь Гилле провожали более 800 его бывших подчиненных – ветеранов 5-й танковой дивизии СС Викинг, съехавшихся не только со всей Германии, но и из других стран и частей света.

Иоганнес-Рудольф Мюленкамп

Иоганнес-Рудольф Мюленкамп сменил Герберта Гилле на посту командира дивизии Викинг в августе 1944 года. Мюленкамп, вне всякого сомнения, являвшийся одним из наиболее одаренных и искусных танкистов Ваффен СС вообще и дивизии Викингв частности, являлся также по натуре прирожденным лидером, способным вселять в своих подчиненных воодушевление и веру в победу даже в самых неблагоприятных обстоятельствах. Он родился в Брауншвейге, где позднее получил военное образование в местном юнкерском училище СС («СС-Юнкершуле Брауншвейг»[706]). Мюленкамп вступил в ряды СС (служебное удостоверение № 86 065) и в возрасте 24 лет пошел добровольцем служить в полк СС Германия. В составе этого полка СС-ФТ Мюленкамп в 1939 году принял участие в Польской кампании в ранге унтерштурмфюрера СС (лейтенанта). Отлично зарекомендовавший себя в глазах начальства, взявшего его на заметку, Мюленкамп стал быстро продвигаться по службе. Повышенный в звании до гауптштурмфюрера СС (капитана), он был назначен командиром разведывательного отряда (батальона) СС[707] полка Германия.

Мюленкамп отличился в ходе военных действий во Франции, а затем – на Балканах, откуда был, в составе дивизии СС Рейх (бывшей дивизии СС особого назначения), переброшен на Восточный фронт. В ходе германского наступления на Москву летом 1941 года Мюленкамп, вместе с Паулем Гауссером, получил серьезное ранение в районе Бородина, попав под массированный огневой налет советских гвардейских реактивных минометов-«катюш» (именовавшихся немцами «шталиноргель» – «сталинский орган»[708]). «Папаша Гауссер» лишился глаза и стал похож на Одина (отдавшего, согласно «Старшей Эдде» свой глаз источнику Мимира в обмен на обретение мудрости). Мюленкамп сохранил оба глаза в целости, но был эвакуирован в тыл и долго лечился в берлинском госпитале. За свои боевые заслуги он был награжден Золотым германским крестом[709], врученным ему прямо на больничной койке, и повышен в звании до штурмбаннфюрера СС (майора). И вот, наконец, пришел долгожданный приказ о формировании танковых отрядов (батальонов) в составе Ваффен СС.[710] Первым был сформирован 5-й танковый отряд (батальон) в составе дивизии СС Викинг, командиром которого был назначен Мюленкамп. Целью наступления этого танкового батальона в июле 1942 года стал Ростов-на-Дону, для штурма которого «викинги» имели в своем распоряжении 69 средних и тяжелых танков, пехотных частрей и других частей поддержки. Командир батальона Йоганнес-Рудольф Мюленкамп (которого подчиненные вне строя называли просто «Ганнес») возглавил на своем танке внезапный удар, нанесенный по Ростову на рассвете танковым батальоном под прикрытием двух штурмовых мотопехотных рот. Противотанковые рвы и заграждения послужили прикрытием для пехоты «викингов», германского вермахта и словацких союзников, следовавшей по пятам за бронетехникой. Ростов был взят. 23 июля Верховное Главнокомандование Вермахта (Оберкоммандо дер Вермахт, ОКВ) сообщило:

«Части вермахта, Ваффен СС и словацких войск, при поддержке люфтваффе прорвали сильно укрепленные, глубоко эшалонированные оборонительные позиции противника по всему фронту и в ходе тяжелых боев взяли этот важный транспортный узел и порт». В воздаяние своих заслуг в захвате Ростова Мюленкамп был награжден Рыцарским Крестом Железного Креста, а 5-й танковый отряд (батальон) СС стал танковым полком. В октябре 1943 года мотопехотная дивизия СС Викинг была преобразована в танковую.

В апреле 1944 года в ходе прорыва на Ковель, расположенный в 256 километрах юго-восточнее Варшавы, Мюленкамп, под жесточайшим огнем неприятеля, пробился в северо-восточную часть города, преодолевая яростное сопротивление советских войск. Его 5-й танковый полк СС уничтожил в боях за Ковель 208 неприятельских танков. Сокрушительный контрудар по массам советских войск, наступавших на железнодорожную магистраль Ковель-Люблин, внес немалый вклад в срыве попытки Красной армии прорваться на Варшаву. В период с 4 августа по 5 сентября 1944 года потери советских войск в результате действий танкового полка Мюленкампа составили 151 танк, 19 самоходно-артиллерийских установок, 13 тягачей, 176 артиллерийских орудий, 94 пулемета и 5 самолетов, часть из которых была уцничтожена и сбита, а часть – захвачена в качестве трофеев. За этот успех «Ганнес» Мюленкамп был награжден Дубовыми листьями к Рыцарскому Кресту Железного Креста. Он был 596 военнослужащим армий стран Оси, удостоенным этой высокой награды. В августе 1944 года он, уже в звании штандартенфюрера СС (полковника) принял у Герберта Гилле дивизию Викинг.

Последовавшее вскоре назначение «Ганнеса» Мюленкампа Инспектором танковых войск (по персональной рекомендации «быстрого Гейнца» Гудериана – «создателя германской танковой мощи») – означало необходимость сложить с себя командование дивизией Викинг, командиром которой был назначен Карл Ульрих. Военная карьера Мюленкампа завершилась на Одерском фронте. Он был тяжело ранен 5 февраля 1945 года, на должности командира 32-й добровольческой гренадерской дивизии СС «30 января»[711], и взят в плен с остатками своих войск. Мюленкамп много лет болел, но прожил на удивление долго, пока не скончался от последствий перенесенных ранений в октябре 1986 года.

Карл-Адольф Улльрих

В отличие от большинства своих соратников, штандартенфюрер СС (полковник) Карл-Адольф Улльрих («Улли»), последний командир дивизии СС Викинг, был высокообразованным человеком («академиком», как говорят о таких в Германии) и не провел все годы Второй мировой войны, сражаясь в составе этой дивизии. Карл Улльрих окончил Вюрцбургский университет, с блеском защитив диплом инженера. Еще студентом он вступил в Вюрцбургский штурмовой отряд СА, но позднее перешел в части СС общего назначения (Альгемейне СС). Военную подготовку Карл Улльрих получил в годы службы в рейхсвере. При первой же предоставившейся возможности Карл Улльрих вступил в ряды частей СС особого назначения (СС-Ферфюгнгструппен). Отслужив положенный срок в пехотной части СС-ФТ в Мюнхене, Улльрих закончил Брауншвейгское юнкерское училище СС. Стремясь к максимальному применению знаний, полученных на «гражданке», Улльрих, уже имевший диплом гражданского инженера, oкончил военно-инженерные курсы. Он вступил в саперный штурмбанн (батальон) СС («СС-пионирштурмбанн»[712]), вскоре был назначен командиром роты и получил боевое крещение на польском фронте, в первые же дни Второй мировой войны. В составе частей СС особого назначения Улльрих прошел Нидерланды, Северную Францию и Югославию, получив за боевые заслуги Железный Крест 2-й и 1-й степени.

Следующим важным этапом в военной карьере Карла Улльриха стало его назначение командиром роты саперного батальона дивизии СС Мертвая голова (Тотенкопф), сформированной 1 ноября 1939 года, после победоносного для Третьего рейха окончания германо-польской войны, преобразованной летом 1941 года в моторизованную пехотную[713] и включенной, с началом операции Барбаросса, в состав 4-й танковой группы, наступавшей в авангарде группы армий Север (Норд) под командованием генерал-фельдмаршала Риттера фон Лееба. В феврале-апреле 1942 года дивизия Мертвая голова вела на одном из самых угрожаемых участков фронта группы армий Север тяжелейшие бои в Демянском «котле», на глубине 200 километров от линии фронта, на полпути между Москвой и Ленинградом, приняв на себя основной удар нескольких советских армейских корпусов. Именно дивизии Тотенкопфу была поручена оборона узкого коридора, соединявшего почти стотысячную окруженную германскую группировку, включавшую в свой состав целый ряд частей вермахта и Ваффен СС, с «Большой землей». В боях под Демянском, дивизия СС Мертвая голова потеряла больше половины своего состава. Немецкая группировка, окруженная под Демянском, была спасена благодаря эффективному «воздушному мосту», действовавшему с 8 февраля по 19 мая 1942 года. По этому мосту транспортной авиацией «люфтваффе» было доставлено 265 000 тонн различных грузов и эвакуировано 34 000 раненых и обмороженных.[714] Одним из выдающихся подвигов, совершенных Карлом Улльрихом в период его службы в рядах дивизии Мертвая голова был совершен как раз в период боев под Демянском. Сам Теодор Эйке – человек, застреливший в «Ночь длинных ножей» начштаба СА Эрнста Рёма, создатель и командир дивизии СС Тотенкопф – в самый разгар боев под Демянском, лично ходатайствовал перед Адольфом Гитлеросм о награждении командира саперного батальона своей дивизии Рыцарским Крестом Железного Креста. Ответ об удовлетворении своего ходатайства он получил по радио из штаб-квартиры фюрера. Все попытки большевицких войск уничтожить окруженную под Демянском группировку оказались безрезультатными, благодаря воздушному мосту, по которому Люфтваффе, на протяжении 10 недель, совершая до 150 полетов в день, доставила окруженным 66 000 тонн боеприпасов, продовольствия, горючего, перевязочных материалов и медикаментов, эвакуировав за тот же период времени из котла до 34 500 раненых и обмороженных. Окруженная под Демянском группировка была освобождена только в последние дни апреля 1942 года. Награжденный Рыцарским Крестом и повышенный в звании до штурмбаннфюрера СС (майора) Карл-Адольф Улльрих (или, как его фамильярно именовали вне строя подчиненные – Улли) был назначен командиром 6-го мотопехотного полка СС Теодор Эйке (названного в честь первого командира дивизии Тотенкопф, погибшего в феврале 1943 года).

В ночь с 7 на 8 июля 1943 года, в ходе подготовки массированного наступления германской танковой армады на Курской дуге, ударные группы отборных дивизий СС Лейбштандарт Адольфа Гитлера, Дас Рейх и Мертвая голова пошли на штурм советской линии обороны, представлявшей собой глубоко эшелонированную сеть противотанковых рвов и заграждений, пулеметных гнезд, долговременных огневых точек и траншей. В ходе этой ошеломившей красноармейцев яростной атаки 3-м батальоном 1-го мотопехотного полка командовал Карл-Адольф Улльрих, повышенный к тому времени в звании до штандартенфюрера СС (полковника). Чины его полка очистили от красноармейцев последние советские укрпления и бункеры своего сектора и двинулись дальше, пока не дошли до реки Псел, ненадолго ставшей препятствием на пути дальнейшего продвижения. Но мотопехота Ульриха, мгновенно создав плацдарм на северном берегу реки, открыла шедшим следом германским частям путь в советский тыл.

В октябре 1944 года, когда военная фортуна окончательно отвернулась от Третьего рейха, Карл Улльрих принял командование 5-й танковой дивизией СС Викинг. Согласно историку Петеру Штрасснеру, автору книги «Европейские добровольцы»[715], Ульрих пользовался среди «викингов» не меньшей популярностью, как командир и человек, чем среди своих прежних «мертвоголовых» подчиненных. После молниеносной переброски дивизии Викинг в Венгрию Улльрих, плечом к плечу со своими прежними товарищами по оружию из Мертвой головы (преобразованной к тому времени из мотопехотной в танковую), в составе 6-й танковой армии СС под командованием Зеппа Дитриха, принял участие в операции Фрюлингс Эрвахен (Пробуждение весны), начавшейся 6 марта, несмотря на снежные заносы, послужившие для механизированных частей не меньшими препятствиями, чем предшествовавшие им распутица и грязь, в которой танки «викингов» местами увязали по самую башню. Всего через неделю операция, цель которой заключалась в снятии блокады германо-венгерской армейской группировки, окруженной советскими войсками в районе Будапешта, завершилась полной неудачей. Дивизия Мертвая голова была разбита наголову, а дивизия Викинг с трудом вырвалась из окружения. После провала германского контрнаступления под Будапештом Карл Улльрих предпочел лучше нарушить отданный Адольфом Гитлером приказ: «Ни шагу назад!», чем приказ Зеппа Дитриха: «Спасайся кто может!», и начал с остатками своих «викингов» отступать через территорию Венгрии и довоенной Чехословакии в западном направлении, пока не сдался в районе баварского города Раштадта в плен англо-американцам. Карл Ульрих был приговорен к трем годам тюрьмы и вышел на свободу только 18 сентября 1948 года. Находясь в заключении, последний командир дивизии Викинг воздвиг «нерукотворный памятник» своим прежним соратникам, написав трехтомную историю дивизии СС Мертвая голова. На историю дивизии Викинг у него уже «пороху не хватило».

Христиан-Петер Крюссинг

Христиан-Петер Крюссинг[716] подполковник датской армии, доброволец Ваффен СС и видный офицер 5-й танковой дивизии СС Викинг родился 7 июля 1891 года в Кольдинге (Дания). Крюссинг, происходивший из потомственной офицерской семьи, не мыслил себе в жизни никакой иной карьеры, кроме военной. Уже в 16 лет он стал премьер-лейтенантом, а в 1913 году – капитаном 5-го артиллерийского полка датской армии, в 1927 году – командиром артиллерийской батареи в Гадерслебене, а в 1934 году, повышенный в звании до подполковника – командиром 5-го артиллерийского полка в Гольбеке. На этой должности он и встретил вторжение германских войск в Данию 9 апреля 1940 года в ходе бескровной операции «Везерюбунг-Зюд» («Учение на Везере-Юг»). За заслуги Крюссинга перед датской армией король Дании посвятил его в кавалеры Ордена Даннеброга.

Еще задолго до начала Второй мировой войны Крюссинг стал убежденным сторонником «Национал-социалистической партии Дании» (ДНСАП) Фритса Клаусена, чья партийная программа полностью соответствовала его принципиально антикоммунистическому мировоззрению и крайне консервативным взглядам. В период участия контингента датских добровольцев в советско-финляндской войне «зимней войне» (с октября 1939 по март 1940 года) Крюссинг установил контакты с германским вермахтом. После капитуляции Дании 9 апреля 1940 года перед германской армией вторжения подполковник Крюссинг выразил готовность к сотрудничеству с немецкими оккупационными властями. Когда начальник Главного Управления СС, группенфюрер СС Готтлоб Бергер и германский посланник в Дании Сесиль фон Ренте-Финк, после начала германо-советской войны призвали датчан к борьбе с большевизмом и формированию Датского легиона, Крюссинг незамедлительно выразил готовность возглавить формирующийся легион, на что официально испросил разрешение у датского короля и правительства Дании. Разрешение было получено. Крюссинг официально демобилизовался из датской армии (с получением выходного пособия). В выступлении по датскому государственному радио он объяснил свое решение в следующих выражениях: «Война с большевизмом – это крестовый поход против оплота безбожия, против угрозы современного варварства…Нам надлежит встать на защиту свободы нашего народа, будущего нашего Отечества и чести нашей доброй «старой Дании»[717].

3 июля 1941 года Христиан-Петер Крюссинг был назначен командиром Добровольческого корпуса Дания[718], входившего в состав Ваффен СС. Крюссингу был присвоен чин оберштурмбанфюрера СС. На церемонии торжественного принесения присяги 3 июля 1941 года Крюссинг обратился к добровольцам с речью следующего содержания: «Датские мужи! С дозволения правительства я принял на себя командование добровольческим корпусом Дания. Этот корпус будет сражаться против врага – мирового большевизма, уже не раз угрожавшего безопасности Севера, во имя мира и жизни на нашей родной земле!» В поддержку мероприятий по призыву добровольцев Крюссинг заявил: «Датские мужи! Я призываю вас вступать в добровольческий корпус для борьбы с большевизмом! Во имя чести Дании, свободы нашего народа и будущего нашей страны мы объединились с братскими армиями наций, подобно нам, ведущих борьбу против опасности, угрожающей Европе и, тем самым, за свою отчизну!».

Знаменем Добровольческому корпусу Дания служил датский государственный флаг Даннеброг – красный, с белым крестом, (так поэтически воспетый еще добрым сказочником Гансом-Христианом Андересном!) с названием формирования белыми буквами на датском языке в крыже: Frikorps Danmark. На левом рукаве чины корпуса носили прямоугольную нашивку в форме того же датского флага (а позднее – «варяжский» геральдический щиток с прямым белым крестом на красном поле), а на черных эсэсовских петлицах – датский флажок с двумя косицами, сдвоенные руны «сиг» («совуло») или трехлучевой коловрат с дугообразно загнутыми концами (трискелион или трикветр).

При зачислении в добровольческий корпус (или, как его еще называали, Добровольческое соединение СС Дания), кандидаты были обязаны представить доказательство своего «арийского» (нееврейского) происхождения, отсутствия в прошлом судимостей и непогашенных долговых обязательств. Это было нормальным требованиям ко всем кандидатам на зачисление в «имперско-немецкие» и «германские» (северо- и западноверопейские) части Ваффен СС.

Первые 480 добровольцев, вступившие в Добровольческий корпус Дания, являлись, подобно самому Крюссингу, бывшими военнослужащими (в том числе и офицерами) датской армии. Вступившим в корпус офицерам датской королевской армии при переводе в Ваффен СС постановлением датского министерства обороны были сохранены те звания, которые они носили в Дании (а годы службы в составе Ваффен СС было обещано засчитывать наравне с годами службы в датской армии, что имело немаловажное значение в плане выслуги лет и начисления пенсии). Кроме того, Добровольческий корпус Дания официально был взят на довольствие датским правительством (а не ДНСРП). Около 30 процентов датских добровольцев имели боевой опыт, приобретенный в финско-советской «зимней войне» 1939-1940 года. В конце 1941 года в учебном лагере Гамбург-Лангенгорн числились уже 1164 датских добровольца сведенных в один батальон, в том числе не только необстрелянные бывшие солдаты датской армии[719], но и имевшие уже боевой опыт чины полка СС Нордланд, вступившие в Ваффен СС еще до создания Добровольческого корпуса Дания и успевшие повоевать на Восточном фронте. Поскольку Дания еще 25 ноября 1940 года официально присоединилась к Антикоминтерновскому пакту, а 24 июня 1941 года разорвала дипломатические отношения с СССР[720], бойцы Добровольческого корпуса Дания беспрепятственно получили все необходимое вооружение со складов датской армии (расформированной немцами только в 1943 году). Обучение осуществлялось совместно Крюссингом и другим датчанином, штурмбаннфюрером СС Пером-Тором Йоргенсеном. Поскольку Гиммлер был недоволен недостаточно идеологизированным (в духе национал-социализма) воспитанием чинов датского добровольческого корпуса, он решил заменить Крюссинга другим офицером. С той целью Гиммлер поручил обергруппенфюреру СС и генералу полиции Фридриху-Вильгельму Крюгеру провести служебное расследование. Крюгер установил, что руководство и боевой дух формирования находятся на недостаточно высоком уровне, что в корпусе существуют трения между приверженцами и противниками национал-социалистической идеологии и что датские офицеры работают в недостаточно тесном контакте с немецкими инструкторами. К тому же Крюгер счел Крюссинга, как офицера-артиллериста, неподходящей фигурой в должности командира пехотного батальона. Крюссинг был крайне недоволен этими утверждениями, равно как и заменой капитана Пера Тора Йоргенсена (откомандированного в качестве преподавателя в Юнкерское училище СС в Бад-Тёльце) немецким офицером в должности командира штаба добровольческого корпуса. Крюссинг попытался через германского посланника фон Ренте-Финка обратить внимание на опасность национал-социализации добровольческого корпуса (что могло оттолкнуть от вступления в него добровольцев иных политических взглядов) но не смог предотвратить своей замены 8 февраля 1942 года графом фон Шальбургом. В марте 1942 года (когда в Датском добровольческом корпусе числилось 900 человек) Крюссинг был переведен на Восточный фронт в 5-ю мотопехотную дивизию СС Викинг, в составе которой хорошо зарекомендовал себя в боях. Однако, заболев дизентерией в тяжелой форме, он был отправлен в тыл и после выздоровления на фронт уже не возвратился. Между тем, в мае 1942 года датский добровольческий корпус, достигший к тому времени штатной численности германского мотопехотного батальона в соаставе 3 пехотных рот и 1 роты тяжелого оружия, был также переброшен на германо-советский фронт, где сражался вместе с 3-й дивизией СС Мертвая голова в Демянском котле (причем датчане потеряли до 78% личного состава). Крюссингу же было поручено формирование новых танковых частей Ваффен СС из числа представителей нордических (северо- и западногерманских) народов. В этой должности Крюссинг 1 августа 1943 года стал первым офицером СС не немецкой национальности, повышенным в звании до бригадефюрера СС и генерал-майора Ваффен СС. В должности командира корпусной артиллерии III (германского) танкового корпуса, занимавшего северный участок Восточного фронта, он на протяжении длительного времени командовал боевой группой в составе 9000 человек.

В конце Второй мировой войны бригадефюрер СС Крюссинг был взят в плен английскими войсками и выдан Дании. Вопреки всем обещаниям и добрым словам, сказанным о нем и о его людях в период 1941-1945 годов официальными властями Датского королевства (на Восточном фронте датских добровольцев, сражавшихся с большевиками под датским государственным флагом! – посещал даже датский министр и посланник в Германии Мор!), Крюссинг был лишен всех чинов, орденов и званий и приговорен, как коллаборационист, к пяти годам тюремного заключения. После выхода на свободу Крюссинг уехал в Северный Шлезвиг, где и провел остаток жизни в полном уединении вместе с женой, страдавшей от тяжелого ранения, полученного ею в последние дни войны в Ревеле (Таллине), где фру Крюссинг была начальницей военного госпиталя. Никакой «выслуги лет» и прибавки к пенсии за годы службы в Добровольческом корпусе Дания он, разумеется, не получил. Оба сына бригадефюрера Крюссинга, фюреры (офицеры) Ваффен СС, пали смертью храбрых «на поле чести» (как говорилось в официальных некрологах того времени).

Граф Константин фон Шальбург

Оберштурмбанфюрер СС граф Константин Федорович (Христиан Фредрик) фон Шальбург родился 15 апреля 1906 года в столице Российской Империи городе Санкт-Петербурге[721]. Его отец, «остзейский (прибалтийский)» дворянин датского происхождения, исповедовал Православную веру и состоял на русской службе, а мать была представительницей русского дворянского рода. В возрасте 11 лет их отпрыск, воспитывавшейся в строго православно-монархическом духе верности Вере, Царю и Отечеству, поступил в кадетский корпус. После большевицкого переворота семейство Шальбургов, оказавшись в числе сотен тысяч русских эмигрантов, нашло приют в Дании, на родине предков. Эти события сделали молодого графа фон Шальбурга, избравшего для себя военную стезю, убежденного и непримиримого ненавистника коммунизма и коммунистов. После окончания университета граф Шальбург поступил на службу в датскую армию. В 1929 году он уже числился секонде-лейтенантом[722] Лейб-гвардии датского короля, а к 1936 года дослужился до звания капитан-лейтенанта[723]. Как монархист по убеждениям, он был уверен, что либерализм, вкупе с постоянно усиливающимся материализмом (как марксистским, так и капиталистическим) подрывает духовные устои традиционной христианской Европы, грозя неминуемым лишением короля всякой реальной власти. Придя к убеждению, что лишь организованное фашистское или национал-социалистическое движение способно реально противостоять агрессии «красного» и «золотого» Интернационалов, граф фон Шальбург вступил в ряды Национал-Социалистической рабочей партии Дании (ДНСАП)[724], возглавлявшейся с 1933 года «фёрером»[725] Фритсом (а не Фрицем, как часто неправильно пишут!) Клаусеном, поскольку, по мнению Шальбурга, именно ДНСАП, по сравнению со всеми остальными партиями, наиболее последовательно боролась с коммунизмом. Вскоре после вступления граф Шальбург возглавив молодежный отдел ДНСАП, превратив его в молодежную организацию партии «Национал-социалистическая молодежь» (НСУ)[726] и возглавив эту организацию в звании «вождя молодежи страны» («ланcдунгдомсфёрера»)[727] Под его руководство НСУ быстро оттеснила на второй план доминировавшую до этого в датском молодежном антикоммунистическом движении молодежную организацию «Консервативная молодежь» (КУ)[728].

Граф Константин Федорович, по воспоминаниям близко знавших его людей, всегда любил Россию, продолжал считать ее своей родиной и, подобно большинству русских эмигрантов искал возможность участвовать в освобождении России от большевизма. После нападения советских «воинов-интернационалистов» на Финляндию в 1939 году под предлогом «оказания помощи финскому пролетариату, поднявшему восстание против продажного буржуазного режима», граф фон Шальбург, испросив отпуск у начальства, прервал службу в датской королевской гвардии, чтобы в качестве добровольца принять участие в борьбе с большевизмом. Оставив в Дании жену и маленького сына, он, в составе датского добровольческого батальона, отправился на «зимнюю войну» на помощь финнам. Когда Шальбург, награжденный добровольческим крестом за участие в отражении советской агрессии против Финляндии, возвратился в Данию с «зимней войны», его вторая родина уже находилась под германской оккупацией[729], однако сохранила все атрибуты государственности, включая собственное правительство, короля, парламент, многопартийную систему (в том числе социал-демократическую партию), полицию и армию. Прослужив еще некоторое время в Лейб-гвардии датского короля, Шальбург в 1940 году, первым из датчан, вступил добровольцем в Ваффен СС. Он был зачислен в полк СС Германия, в котором служили норвежские, датские и нидерландские добровольцы. К моменту зачисления в полк СС Германия граф Шальбург имел чин капитан-лейтенанта датской королевской гвардии. 1 января 1941 года полк Германия был включен в состав 5-й мотопехотной дивизии СС Викинг. В первые дни войны с Советским Союзом Шальбург, свободно владевший русским языком, был переведен в штаб дивизии на должность офицера-ординарца. Будучи на хорошем счету у командира дивизии Викинг Феликса Штейнера, граф Шальбург был повышен в звании до гауптштурмфюрера СС. Боевые заслуги датского офицера-добровольца были отмечены Железными Крестами 2-й и 1-й степени. 9 ноября 1941 г. он был повышен в звании до штурмбаннфюрера СС.

Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер планировал назначить графа фон Шальбурга, которого ценил как убежденного национал-социалиста, командиром сформированного 3 июля 1941 года в Копенгагене Добровольческого корпуса Дания вместо подполковника Крюссинга. «Черный иезуит» ожидал от графа Шальбурга, что он, наряду с чисто военной подготовкой, будет уделять большее внимание воспитанию датских добровольцев в духе национал-социализма, чем это делал Крюссинг. Лидер ДНСАП Фритс Клаусен безуспешно пытался противодействовать планам Гиммлера, не желая получить в лице Шальбурга внутрипартийного конкурента, пользующегося поддержкой Гиммлера. Назначению Шальбурга противился и германский поверенный в делах в Дании, Сесиль фон Ренте-Финк, опасавшийся, что под командованием Шальбурга датский добровольческий корпус выйдет из-под влияния ДНСАП. И в самом деле, в Добровольческом корпусе Дания часто возникали трения между членами ДНСАП, считавшими себя «элитой датской нации», и другими добровольцами.

Сам граф фон Шальбург, считавший себя одновременно монархистом и убежденным национал-социалистом, полагал, что ему выпало редкое счастье быть свидетелем прихода новой исторической эпохи, в которую нордическая раса покончит с капитализмом, коммунизмом и демократией, а национал-социализм освободит рабочий класс от пут марксизма и обеспечит ему благосостояние и достойную жизнь, со спекуляцией будет покончено и парламентские говорильни исчезнут с лица земли. Шальбург не сомневался в том, что сражается за правое дело. Как он сам писал в своей автобиографии: «Благодаря Адольфу Гитлеру перед всеми германцами ныне открылась возможность объединиться под его руководством для построения Великой Нордической Державы и после разгрома еврейства создать новый мир».

Гиммлер представил Шальбурга фюреру, после чего штурмбанфюрер 1 марта 1942 года был назначен командиром Добровольческого корпуса Дания. По воспоминаниям современников, граф фон Шальбург был прирожденным лидером, обладал ярко выраженной харизмой, а его мужество и презрение к опасности покоряли сердца подчиненных, высоко ценивших своего отважного командира.

Добровольческий корпус Дания, включенный в состав 11-й добровольческой мотопехотной дивизии СС Нордланд[730], был направлен на Восточный фронт, где сразу же угодил в Демянский котел. В период с 20 мая по 2 июня 1942 года датский добровольческий корпус участвовал в боевых действиях в Демянском укрепленном районе. Благодаря успешным действиям датских добровольцев был уничтожен советский плацдарм. 2 июня 1942 года в ходе атаки ударного отряда во главе с Шальбургом на советские позиции один из добровольцев корпуса Дания был тяжело ранен. Граф фон Шальбург поспешил на помощь своему подчиненному и подорвался на мине. Он получил сильную контузию и ранение в ногу, после чего был накрыт залпом советской артиллерии. Командир Датского добровольческого корпуса граф Константин Федорович фон Шальбург, по воспоминаниям его сослуживцев, «принял смерть как подобает истинному воину, отдав жизнь свою за други своя», и был похоронен в деревушке Бяково близ Демянска. Командование Датским добровольческим корпусом принял гауптштурмфюрер СС Кнут-Бёрге Мартинсен, через несколько недель повышенный в звании за мужество, проявленное в кровопролитных боях с большевиками. «В воздаяние заслуг, героизма и самопожертвования» графа фон Шальбурга «черный иезуит» Генрих Гиммлер посмертно присвоил датскому «зеленому эсэсовцу» звание оберштурмбаннфюрера. В Копенгагене по павшему капитан-лейтенанту датской королевской гвардии была отслужена торжественная панихида в присутствии членов датской королевской семьи и представителей кабинета министров королевства Дании. Траурная церемония была официально объявлена «знаком выражения благодарности Родины павшему герою». Некрологи в память о покойном были помещены не только в датских, но и во многих других европейских газетах, в том числе в русских газетах «Новое слово» (издававшейся в Берлине) и «Потешный».

Смерть графа фон Шальбурга была использована Гиммлером как повод всячески подчеркивать общегерманский аспект Ваффен СС как боевого содружества мужей нордической крови во имя защиты Европы от большевизма. Гиммлер, именовавший Шальбурга «датским Гейдрихом», даже перед самым концом войны, весной 1945 года, нашел время предоставить семье павшего Шальбурга, в возмещение за утрату кормильца, неотчуждаемую «имперскую усадьбу» («рейхсгоф»).

Следует заметить, что граф фон Шальбург был далеко не единственным нашим соотечественником среди датских добровольцев Ваффен СС. Как и во многих других воинских частях СС, в составе Добровольческого корпуса Дания против большевиков сражалась целая группа русских эмигрантов, чьи фамилии запечатлены на монументе в Вопелсте.

В начале мая 1943 года Добровольческий корпус Дания был расформирован. Из числа ветеранов корпуса штурмбаннфюрер Кнут Бёрге Мартинсен сформировал Датский Германский корпус[731], вскоре переименованный в Корпус Шальбурга[732] в память героически погибшего командира Добровольческого корпуса Дания графа фон Шальбурга. В корпусе служили преимущественно датчане-фронтовики, отслужившие по контракту в Ваффен СС.

Кнут-Бёрге Мартинсен

Преемник графа фон Шальбурга на посту командира Добровольческого корпуса Дания, командир Корпуса Шальбурга оберштурмбаннфюрер СС Кнут-Бёрге Мартинсен, награжденный в боях за храбрость Железными Крестами 2-й и 1-й степеней родился 30 ноября 1905 года в Сандведе (Гарслев, Дания) в семье офицера датской армии. После окончания школы Мартинсен, и сам с детства мечтавший об офицерской карьере («есть такая профессия – Родину защищать»!), вступил на военную стезю и к 1933 году дослужился до лейтенанта второго класса (секонде-лейтенанта). В 1937 году секонде-лейтенант Мартинсен был направлен датским Генеральным штабом в качестве военного наблюдателя в Испанию, охваченную гражданской войной между левым республиканским правительством, попадавшим по ходу войны во все большую зависимость от сталинского СССР, и националистами генерала Франсиско Франко, которых поддерживали фашистская Италия и гитлеровский Третий рейх. По возвращении на родину Мартинсен был повышен в звании до капитан-лейтенанта и переведен на высокую должность в датское военное министерство. Поскольку практически бескровная оккупация Дании армией Третьего рейха 9 апреля 1940 года прошла совершенно безболезненно для датской армии (не считая короткой перестрелки перед королевским дворцом в Копенгагене, прекращенной королем по телефону), ничто не помешало капитан-лейтенанту Мартинсену закончить в 1940-41 гг. курсы датского Генерального штаба. Его антикоммунистический настрой, усилившийся за время пребывания военным наблюдателем в Испании, закономерно привел Мартинсена к вступлению 26 июня 1940 года в ряды Национал-социалистической партии Дании (ДНСАП) Фритса Клаусена. Эта партия была создана по образцу гитлеровской НСДАП, которую во многом копировала – вплоть до коричневого цвета рубашек датских штурмовых отрядов (стормафделинген, СА)[733]. Правда, в отличие от членов немецких СА, датские штурмовики Клаусена носили коричневые рубашки не с коричневыми, а с черными галстуками и бриджами, заправленными в черные сапоги (как немецкие эсэсовцы до 1932 года) и черные нарукавные повязки с белым «бегущим» коловратом на левом плече. Круглый партийный значок ДНСАП был выдержан в цветах государственного флага Дании (с «бегущим» белым коловратом на красном поле).

Огромное впечатление произвел на Крюссинга высокий уровень дисциплины и боевой подготовки дислоцированных в Дании немецких войск, но еще большее впечатление – идеологические установки частей СС особого назначения (будущих Ваффен СС), воспринимавшихся Мартинсеном как войска расовой элиты национал-социалистического государства. Ему импонировала громогласно провозглашавшаяся идеологами национал-социализма принадлежность датчан к «элите нордической расы». Еще до начала германо-советской войны, 15 мая 1941 года, Мартинсен демобилизовался из датской армии и вступил добровольцем в Ваффен СС. Он был зачислен в полк СС Германия, а оттуда переведен в состав Добровольческого корпуса Дания, сформированного после вторжения германских войск в Советский Союз в качестве «датского вклада в общеевропейское дело защиты Европы от большевизма».

Загрузка...