История Финляндии. Время Петра Великого

X. Шведская Финляндия с 1721 по 1741 г.

Мир был заключен. Русским надлежало очистить Финляндию. По их следам вошли прежние власти. Остается бросить взгляд. на деятельность этих властей и шведского правительства, ибо не прошло и четверти века, как русским вновь пришлось воевать в Финляндии и временно править ею.

При известии о смерти Карла XII, сторонники свободного государственного устройства поспешили воспользоваться обстоятельствами для упразднения абсолютного управления, развивавшегося в Швеции с 1680 г. Они предложили корону младшей сестре Карла XII Ульрике Элеоноре, которая незадолго перед тем вышла замуж за наследного принца Гессенского Фридриха. — От Ульрики Элеоноры потребовали, чтобы она объявила наследственность шведского престола прекратившейся и затем подписала Форму Правления. Иначе говоря, она должна была отвергнуть единодержавие и, по получении короны по выбору от сословий, значительно ограничить свою власть. Она, хотя и против своей воли, согласилась на эти условия и избрание ее состоялось 23 января 1719 г. Так началась для Швеции «эпоха свободы». Через год Ульрика Элеонора отказалась от власти в пользу своего супруга, торжественное признание которого королем состоялось 20 марта 1720 г. При нем королевскую власть Швеции совершенно урезали. Произведено это было частью введением новой Формы Правления 1723 г., частью благодаря его личной слабости и нерешительности. Король лишен был права без государственного совета назначать на военные и гражданские должности, он не мог расквартировывать полков по своему усмотрению, он был стеснен в управлении финансами и т. п. Король во всем вынужден был следовать мнению большинства государственного совета, в котором он пользовался только двумя голосами; исполнительные действия короля состояли под наблюдением риксдага.

Король не подписал некоторых постановлений совета; сословия решили, что при повторении таких случаев постановления совета получат силу без королевской подписи. Словом, король сделался носителем почетного титула, без каких-либо существенных полномочий. Члены государственного совета в свою очередь превратились в уполномоченных, или делегатов, риксдага. Свободные места в государственном совете занимались по предложению комиссии риксдага. Решения государственного совета контролировались и изменялись риксдагом. — Дела государства направляли, следовательно, «управлявшие сословия». Среди комиссий риксдага наиболее влиятельной явилась секретная (или тайная) комиссия, которая стала ведать внешней политикой и денежными делами. — Таким образом, в Швеции в течение двух лет перешли от абсолютной королевской власти к всемогуществу народного представительства. Воплощением полноты государственной власти явилась секретная комиссия. — Во время же заседаний риксдага, истинным главой государства был не король, а ландмаршал.

Финляндия от этого изменения образа государственного правления ничего не выиграла. Умаление королевской власти пользы ей не принесло. Принцип королевской власти пустил глубокие корни среди финского народа, который в монархе привык видеть защитника слабых и угнетенных. Финляндия всегда была страной слабой и обделенной, почему её население с особым упованием взирало на трон, заместитель которого неизменно пользовался общими симпатиями. От финского народа почти скрывали бессилие короля против большинства совета. Полного представления о ничтожестве королевской власти финский народ не получил.

Секретная комиссия состояла из 100 членов, причем 50 из них избирались из дворян, а остальные поровну из духовенства и горожан. Председательствовал в ней ландмаршал. Таков же был состав других комиссий и депутаций. Крестьяне всюду в них отсутствовали. Это показывает, что в народном представительстве того времени крылся большой и существенный изъян.

По новому риксдагскому уставу (riksdags ordningen), принятому в 1723 году, сословия государства должны были собираться каждые три года или чаще, если того требовали государственные интересы. — При нежелании короля созвать сословия, это могло быть сделано государственным советом. Риксдаг обсуждал и решал все, что нужно было для пользы и безопасности государства; он проверял действия короля, совета, коллегий, финансы, судебные учреждения. При отказе короля исполнить решение риксдага, оно приводилось в исполнение государственным советом.

Среди сословий преобладающее значение приобрело дворянство. При новом режиме оно в сущности распоряжалось всем. В 1719 г. дворянству даны были новые привилегии, и оно твердо обосновалось в государственном управлении. Земли дворян были освобождены от податей и налогов; крестьян своих они имели право облагать денежными штрафами; сами дворяне судились только в надворных судах; дворянское войско нельзя было выводить за пределы Швеции и Финляндии. Что же касается риксдагов, то несомненно, что на их заседаниях дворяне преобладали безраздельно. До 800 старших представителей дворянских родов занимали на риксдагах свои кресла, тогда как число представителей остальных трех сословий в среднем не превышало 275 чел. (53 из духовенства, 87 горожан и 135 крестьян).

Все эти порядки также никаких преимуществ финляндцам не предоставляли; напротив, они привели к тому, что их голоса на риксдагах заглушались и не побуждали других считаться с их заявлениями. — Вся сила была в дворянстве, а оно пропорционально было значительно слабее и беднее шведского. — К тому же часть финляндского дворянства поселилась в Швеции и с течением времени сделалось совершенно чуждой своему краю. Других дворян удерживали дома дороговизна и затруднительность поездок на риксдаги. Чтобы поднять значение этого сословия проектировались разные мероприятия. Сперва добивались права высылать представителей дворянства по областям, и особенно из Финляндии и Сконэ (Сконии); затем желали, чтобы риксдаги поочередно собирались в Свеаланде, Геталанде и Финляндии. Но проекты эти не встретили сочувствия большинства и представители собственно Швеции продолжали господствовать в сословных учреждениях. — Один Стокгольм высылал на риксдаги более представителей, чем все города Финляндии. — Сама система выборов депутатов являлась неблагоприятной для Финляндии, в виду бедности и малочисленности её городов, пространственной обширности избирательных округов (епархий, губерний, герадских округов, городов) и их малой населенности. Дороговизна содержания депутатов побуждала иногда посылать одного представителя от двух округов. В общем результате выходило, что Финляндия высылала только одну восьмую часть всех представителей шведского государства на риксдагах. Среди духовенства число финских представителей достигало 4-8, среди горожан 9-18 и в сословии крестьян 15-20. О дворянстве данных не имеется. Списки членов риксдага не дают возможности отличить представителей финского дворянства от шведского.

По состоявшемуся в Ништадте договору, Финляндия была возвращена шведской короне и русские очистили край в течение трех месяцев. Эта обязанность возложена была на генерал-майора Чекина. Кн. Голицыну велено было торопиться отправлением в Ревель и Петербург всего, что не должно было передаваться шведам. Провиант и иной казенный груз из наших складов и магазинов на ластовых судах и нескольких кораблях вывезли обратно в Ревель. За войсками, как это всегда бывает, последовало немало местных жителей: некоторые финляндки вышли замуж за русских, другие местные жители состояли на русской службе, третьи выразили желание принять русское подданство.

По мере ухода русских, возвращались шведы. Уже в октябре 1721 г. на должность Кюменегородской и Нейшлотской губерний был назначен бывший военный комиссар и военный советник Иоган Генрих Фрисенгейм, возведенный уже в дворянское достоинство. Эта губерния образована была из частей Выборгской и Кексгольмской губерний (или северной Карелии), которые остались после мира за Швецией, и так как Фрисенгейм вообще хорошо знал положение дел в восточной Финляндии, ему поручено было управление этими землями и, кроме того, на него возложено было упорядочение общего положения дел всего этого края. Он поселился в Вильманстранде и энергично принялся за водворение порядка. В течение 1721 и 1722 гг. были замещены и остальные губернаторские должности. В Нюландскую и Тавастгусскую губернии назначили Петра Шернкранца, в Эстерботнию — Рейнгольда Вильгельма фон-Эссена и, наконец, в Абоскую и Бьернеборгскую губернии — Иоганна Теслева, в дворянстве — Шернстедт, но через год он умер и был замещен Отто Рейнгольдом Икскулем.

Естественно, что в первое время в администрации оставались еще те чиновники, которые были назначены на должности русской властью, так как они лучше были знакомы с ходом дел. Но по мере того, как прежние должностные лица возвращались из Швеции, они получали места в новом управлении. Хотя Финляндия до трактата и была занята русскими, но тем не менее случалось, что шведское правительство нередко определяло чиновников на разные должности. В Швецию, особенно в первые годы русского владычества, обращались некоторые пасторы с просьбами о перемещении их в более прибыльные приходы. Все это делалось в ожидании скорого мира. Далеко, конечно, не все вернулись к прежним местам и должностям: одни успели пристроиться в Швеции, другие предпочли перейти на русскую службу. — Иных обстоятельства побудили переменить подданство, так напр. тех, имения которых находились в Выборгской губ. — Некоторые из возвратившихся застали должности свои занятыми, поля запущенными, имущество — в чужих руках. Сборщиков податей, поставленных русскими, исподволь отставили; на их притеснения подавались жалобы, но шведами решено было отпустить всех без преследования, в том внимании, что они служили русской власти и являлись перед ней ответственными за свои поступки.

Постепенно были восстановлены суды, учебные заведения и церковное управление. Абоский гофгерихт водворился на прежнем своем месте. Его президентом назначили Иоганна Крейца, возведенного в графское достоинство (1726 г.). — 26 Ноября 1722 г. состоялось торжественное возобновление занятий в Абоской академии. Приглашение на торжество составлено было вице-канцлером, епископом Германом Витте. Через год канцлером этого высшего учебного заведения король назначил известного Арвида Горна. После выделения Выборга из состава Финляндии, консистория первоначально собиралась в имении Серкилакс, в приходе Перно. С 1723 г. местом пребывания епископа избрали Борго, куда затем навсегда переведена была и консистория. В 1726 г. в этом городе открыли также гимназию. Епископом бывшей Выборгской епархии назначили Иоганна Гецелиуса (1721—1733) — третьего из этой семьи, которая занимала столь славное место в церковной истории Финляндии. Возвращавшимся пасторам по возможности давали их прежние приходы. Таким образом, понемногу установилось церковное управление. Чтобы поднять церковно-строительное дело, разрешен был общий кружечный сбор по краю. За долгий период Великой Северной войны, многие приходы почти опустели и кирки оставались заброшенными. рассказывают, что на Аланде, в приходе Сальтвик, когда в 1722 г. возобновилось богослужение в кирке, то на глазах прихожан из гнезда, свитого в пустом храме, вылетела тетерка с высиженными птенцами.

Дело обороны Финляндии, конечно, должно было обратить на себя внимание шведского правительства, во-первых, потому, что, с присоединением Выборгской губ. к России, восточная граница сделалась более открытой, да кроме того, из тех многочисленных отрядов, которые были выставлены краем во время Великой Северной войны, к 1721 г. сохранилось только 1.200 чел. пехоты и от 6 до 700 чел. кавалерии. — Но в действительности защите края не было уделено той заботы, которая вызывалась этими обстоятельствами. Начальником войск, расположенных в Финляндии, правительство назначило Де-ла-Барра, известного по своему участию в закончившейся только что войне. Из уцелевших финских войск удалось сформировать два кавалерийских и семь пехотных полков. Эти полки, в конце 1721 г. и в начале 1722 г. частью морем, частью сухим путем были присланы в Финляндию. Состав их оказался неполным, а вооружение и обмундирование плохим. Артиллерии вовсе не было. Чтобы несколько доукомплектовать части, в финские войска принимались немцы, шведы, а также дезертиры, покинувшие строй после Наппо и Пелькинэ. Им разрешили вернуться, лишь бы они вновь встали в ряды войска. Немцы и шведы едва удерживались на службе, в виду плохой пищи, которую в тяжелые времена составлял хлеб, смешанный с древесной корой.

В таком положении финские войска оставались до 1727 г., когда решено было их преобразовать. Полки пополнялись новыми людьми, но до полного комплекта их почти не удавалось довести. В вооружении чувствовался большой недостаток. Таким образом, мобилизационная их готовность страдала существенными недостатками, которые могли сказаться особенно печально, в случае внезапного нападения. Главным образом реформа коснулась кавалерии: ее всю превратили в драгун, с более легким вооружением и большей подвижностью, пригодными преимущественно для несения пограничной сторожевой службы. Кавалерия Абоской и Бьернеборгской губерний получила наименование лейб-драгун; из остатков кавалерии Выборгской губ. создали Карельских драгун. Состав финских войск был следующий:

По проекту директора фортификации Акселя Левена, одобренному риксдагом 1723 г., надлежало укрепить Нейшлот, Вильманстранд и Веккелакс (Фридрихсгам). Но так как возникло сомнение относительно пригодности этой оборонительной системы, то работы на верках названных городов велись вяло и, по отзыву того же Левена, данному в 1731 г., Фридрихсгам нельзя было признать еще крепостью, а Вильманстранд представлял не более, как ретраншемент (окоп), пригодный для охраны торговли на Сайменском озере. Необходимость в усилении оборонительных средств Финляндии оставалась по прежнему весьма настоятельной и новый начальник финских войск Берндт Отто Стаккельберг, вместе с финскими членами риксдага, напрасно боролись (в 1734 г.) с равнодушием народного представительства к этому вопросу.

Наибольшего попечения требовало, конечно, само население. Война продолжалась слишком долго, сражавшиеся армии прошли по стране в разных направлениях и по много лет квартировали в ней. Неудивительно, что при таких условиях край, который вообще не был известен своей зажиточностью, оказался разоренным, а население совершенно обнищавшим. Наиболее пострадала северная Эстерботния, где почти не прекращались враждебные отношения. Земледелие повсюду пришло в совершенный упадок. Население во многих местах бежало от войск, покинув свои дома на произвол судьбы. Все, что не было при этом спрятано, расхищалось. Не оставлялись в покое и те, которые скрывались в леса: их старались разыскать и, не без крутых мер, побудить вернуться к своим обычным занятиям. — Страх обнял население... Крестьяне в Пюхемаа жаловались, «что каждая деревня и каждый геймат в приходе разорены, так что из 30 манталей едва сохранились четыре». В Эстерботнии запустевших гейматов в 1722 г. насчитывали до 1978. В Бьернеборгской губернии несколько приходов были почти безлюдны; из общего числа её гейматов, не считая Аланда (в 1722 г.), сохранилось 854, менее сохранившихся было 2.981, совершенно обедневших — 4.074 и почти разоренных 1.157. Что касается Аланда, то он в течении восьми последних лет был почти сплошь покинут населением, почему его луга и леса заросли, дома обветшали, печи в них совершенно развалились. — В Нюландской и Тавастгусской губерниях было заявлено, что земледелие находилось в хорошем состоянии только в каждом шестом геймате. Вообще же здесь пострадали более те приходы, где впервые высадился неприятель, и по которым проследовали войска враждовавших сторон. В Кюменегородской и Нейшлотской областях находилось около 1.500 опустошенных гейматов.

Некоторые дворы были столь запущены, что без прощения им налогов они не могли подняться. Особенно трудной представлялась борьба с нуждой в первые два года после Ништадтского мира, вследствие того, что они были неурожайными. В крае не оказалось достаточного количества ни семян, для засева полей, ни лошадей, для их обработки. То и другое пришлось выписать из Сконии (Сконэ), а в первое время в некоторых местах землю возделывали лопатой.

По примерному, весьма впрочем, гадательному, подсчету, несколько лет после мира, население Финляндии по поголовным спискам доходило от 275 до 300.000 чел. За время войны население в крае очень уменьшилось. Одни предполагают, что в течении двадцатипятилетнего периода оно сократилось на половину, другие утверждают, что убыль его надо определить даже более, а именно 84-мя процентами. С достоверностью устанавливается только, что наиболее пострадала Эстерботния, где число убитых и пленных определяют в 8 тыс. чел., а наименее — Кюменегородская и Нейшлотская губ. Повсеместно в Финляндии раздавались жалобы на малочисленность населения и недостаток рабочих рук.

Шведское правительство, желая помочь населению в его борьбе с последствиями войны, пыталось сделать все, что можно было для поднятия земледелия. Чтобы вознаградить крестьян-землевладельцев за убытки, понесенные от войны, оно освободило тех из них от налогов, угодья которых наиболее пострадали. Путем земельных исследований, было установлено, что для особенно пострадавших гейматов необходимо продлить освобождение от налогов от 6 до 8-ми лет, а остальных, менее потерпевших, пропорционально этой норме. Вместе с тем прощены были все не внесенные вплоть до 1722 г. подати. Так как состояние городов находилось в зависимости от деревни, то и они были освобождены от налогов, некоторые на время от 8 до 9 лет. Одна из существенных нужд простонародья была этой мерой облегчена; но недостаток в жизненных припасах продолжал быть столь ощутительным, что крестьяне в большом числе выселялись в Эстляндию и другие места России. По отчетам губернаторов (за 1722 —1727 гг.), обильные дожди, неурожаи, морозы, скотские падежи и болезни мешали населению оправиться. Эмигрировать, особенно класс безземельных, побуждала еще слишком низкая заработная плата. Так как шведской монеты в крае оказалось мало, то, в видах облегчения населения, последовало разрешение уплачивать подати русской серебряной монетой, причем 1 копейка серебром приравнена была 1-му серебряному эре (öre).

Немало посодействовало земледелию постановление 1723 г., в силу которого так называемые казенные поселяне получили право приобретать казенные гейматы в шкат, т. е. им дано было право покупать в собственность казенные гейматы, платя затем положенный оброк и повинности. Закон указывал еще, чтобы стоимость гейматов устанавливалась при этом по достоинству оценщиками, а не аукционом, и что можно передавать шкатовое право за шестилетние проценты. Таким образом, закон 1723 г. давал возможность казенным поселянам приобретать себе независимое положение. В 1741 г., по ходатайству финляндских представителей риксдага, обывателям казенных гейматов Финляндии предоставлено было, кроме того, еще то преимущество, что они могли покупать свои гейматы в шкат, с уплатой лишь трехлетних процентов. — Эти льготы побудили, между прочим, многих брать опустевшие гейматы, так что в начале 1738 г. в пустых гейматах, считая в манталях, оставалось: в Эстерботнии — 61¹/₈, в Нейшлотской и Кюменегородской губ. — 215¹/₂, в Нюландской и Тавастгусской — 63, в Або-Бьернеборгской — 83³/₈. Местные губернаторы продолжали однако жаловаться на то, что обыватели, получившие право владения гейматом на льготных условиях, покидали их, как скоро истекали льготные годы, т. е. оканчивался срок освобождения их от взноса оброков, и после того гейматы вновь обращались в опустелые.

Чтобы расследовать положение Финляндии и разобраться в разных неурядицах, накопившихся за время войны, шведское правительство учредило две чрезвычайные королевские комиссии. Мысль о них родилась среди представителей риксдага (1723 г.), вследствие большего количества жалоб, поданных на чиновников, допускавших всякого рода беззакония. Комиссиям надлежало не только исследовать на месте злоупотребления, но и представить свои соображения о мерах, коими возможно было бы поднять благосостояние края. Председателем так-называемой западной комиссии,которой надлежало работать в Або-Бьернеборгской и Тавастгусской губерниях со включением Аланда, состоял президент гофгерихта в Бета барон Гермунд Седерхельм. В числе её членов находился известный асессор Ларс Иоган Эренмальм.

Так называемая восточная комиссия, которая действовала в Нюландской, Кюменегородской и Нейшлотской губерниях, имела председателем президента горной коллегии Густава Бунде, который известен был как ученый своего времени.

С (июня) 1725 по 1727 гг. эти комиссии разъезжали по своим округам, производя расследование, частью по приходам, частью по уездам каждой губернии. При комиссиях состояли представители от каждого из четырех сословий королевства. На местах своих остановок комиссии принимали заявления и жалобы. На заседаниях их присутствовали местные крестьяне.

По расследованию западной комиссии, злоупотребления в Або-Бьернеборгской губернии носили более случайный характер. Пользуясь преимущественно военным временем, некоторые фогты, ленсманы и другие чины низшей администрации брали незаконные поборы, отягощали крестьян бесплатной почтовой гоньбой и т. п. Комиссия карала виновных тюремным заключением, лишением должности и т. д. Злоупотребления, открытые в Тавастгусской губ., показывали, что здесь разные обходы законов установились исстари и производились более систематически. При взносах десятины жита в губернии, взыскивалась одна капа на крысоед, другая в пользу объездчика. Во время сбора налогов и в других подобных случаях, фогты и уездные бухгалтеры жили бесплатно у крестьян и, кроме того, брали с них деньги и другие подарки. При мантальной переписи мантальным комиссаром выплачивались столовые деньги и производился особый взнос за льготную грамоту, которая выдавалась престарелым лицам, исключавшимся из податных списков. Кроме того, делались незаконные взносы за свидетельства, по отводу места для казенных гейматов, и за льготный год, освобождавший от платежа оброка. Комиссией было еще обнаружено, что старшие или обер-пасторы позволяли себе, кроме разных беззаконий, ежегодно трижды объезжать свои приходы, с целью получения — в первый раз — своего жалованья, во второй — «рождественского жаркого», состоявшего из разных съестных припасов, — и в третий объезд для сбора пасхальных денег. Во время подобных поездок пасторы, сопровождаемые значительной свитой, подолгу гостили еще у населения. — Так как ни население, ни чиновники часто не знали соответствующих положений закона, то комиссия распорядилась оглашением с церковных кафедр объявлений, в которых перечислялись незаконные поборы. — Вслед за тем появилось печатное королевское объявление по тому же предмету. Большое число сборщиков податей было наказано комиссией тюрьмой и штрафами. По отношению к пасторам, комиссия не признала себя вправе прибегнуть к фискальным наказаниям и ограничилась только объяснением, как им, так и прихожанам, какие пасторские поборы являлись установленными законом.

Наиболее ретивыми членами западной комиссии зарекомендовали себя прокурор Нурдберг и Эренмальм. Нурдберг кончил тем, что предъявил два резких обвинительных акта против Нюландского и Тавастгусского губернатора, барона П. Шернкранца, усмотрев, что он провинился в бездействии власти, своеволии и иных проступках. Истинной причиной, возбудившей преследование прокурора, явилась, кажется, недостаточная предупредительность барона Шернкранца к членам комиссии. Губернатору предложили явиться в комиссию для дачи объяснения, но он отказался, представив все дело королю. Возникла продолжительная и запальчивая переписка, привлекшая тогда внимание финляндского общества. Процесс кончился королевским приговором, оправдавшим Шернкранца, которому, однако, рекомендовалось «уделять более внимания и обдуманности» при исполнении своих обязанностей. Комиссия получила предостережение, а прокурору предложено было извиниться и отсидеть две недели в тюрьме.

Восточная комиссия графа Бунде усмотрела в губерниях своего района те же злоупотребления, какие производились в других местах Финляндии. Незаконно взималась здесь «крысиная каппа» и каппы на уездных бухгалтеров и объездчиков. — В Кюменегородской и Нейшлотской губерниях производились подобные же поборы, но тут они известны были под другими названиями, например, «апракка». Комиссия наказала сборщиков податей и других должностных лиц, жестоко обращавшихся с крестьянами или обременявших их беззаконной почтовой гоньбой, и освободила население от обжалованных поборов. Вообще восточная комиссия действовала снисходительнее и склонна была передавать некоторые дела на усмотрение губернаторов, чем избежала многих нареканий, вызванных членами западной комиссии.

В Эстерботнии королевская комиссия стала действовать только в 1729 г., вследствие чего там продолжались многие злоупотребления, искорененные уже в остальной Финляндии. расследования этой комиссии были вообще незначительны.

Такова одна сторона деятельности королевских комиссий. Но при отправлении в край им предписано было также представить соображения и проекты, могущие способствовать к уничтожению замеченных недостатков и к поднятию общего благосостояния. Как было выполнено это поручение? Восточная комиссия в особой записке, поданной правительству, указала на общую бедность жителей Саволакса и на невозможность их выйти из этого положения, вследствие высоких и неравномерно распределенных налогов. В 1664 г., когда эта область впервые облагалась налогами, были допущены неуместная строгость и произвол. Население ожидало снисходительного и справедливого обложения; но прошло очень много времени, прежде чем ошибка прошлого была исправлена. Из остальных вопросов, впервые поднятых комиссиями, заслужили в свое время внимания проекты каналов меледу внутренними озерами Финляндии и Ботническим заливом и предложение об учреждении в приходах запасных магазинов. Предложения о них вносились в риксдаг, но защита их прозвучала почти бесследно в шуме партийных споров.

Население Або-Бьернеборгской губернии письменно просило устроить такие житницы, в которые бы каждый геймат в годы урожая всыпал известное число капп ржи и ячменя. При посредстве магазинов создалась бы возможность борьбы с неурожаем и уравновешения цен на хлеб. Собранным запасом надлежало ведать надежному избранному лицу; в голодные годы из магазинов нуждающиеся могли получать для пропитания и посевов. На риксдагах (1734, 1740 и 1741 гг.) начинали рассматривать проект о запасных магазинах, но до конца дела не доводили.

Проект о запасных хлебных магазинах, внесенный на рассмотрение риксдага, сопровождался особым мемориалом Эренмальма, направленным к поднятию земледелия в Финляндии. «Финляндия, — писал Эренмальм, — значительная составная часть шведского государства. Она по своему местоположению необходима и полезна. Она обладает многими внутренними достоинствами и преимуществами. Она имеет значительную лесоплодородную почву для полей и лугов, многочисленные озера и реки, пригодные для полезной работы». Но этими естественными богатствами мало пользуются. Главное препятствие — упадок земледелия, происходящий от малочисленности населения. Чтобы помочь малолюдству, Эренмальм предлагал переселение из Швеции людей, с целью основания новоселий. Своеобразным, (для характеристики практического направления времени, является его предложение избегать в школах бесполезного обучения и требовать от юношества жизненных знаний: механики, фортификации, артиллерии, штурманского дела, рисования и верховой езды, кои могли бы сделать учеников опытными и полезными для службы отечеству, для его безопасности и защиты.

Все это было сочувственно принято членами риксдага, но не исполнено.

Швеция, понимая значение для неё Финляндии, склонна была помочь ей, но, будучи сама истощена, не могла оказать большего содействия. В помощи, прежде всего, нуждались города, в которых сосредоточивались торговля и промышленность.

Положение финляндских городов было печальное. Бедствия войны привели их в полный упадок. Гельсингфорс лежал в пепле, сожженный войсками К. Армфельта, при отступлении их из города (1714 г.); в Тавастгусе была уничтожена третья часть всех строений; в недавно возникшем Веккелаксе не оставалось ни домов, ни людей; обыватели городов Эстерботнии определили свои убытки в 560 тыс. мар. по современному счету. Каяна был разорен. Наиболее сохранился Або, в котором при оккупации края находилась главная квартира русских; и, тем не менее, убытки его исчислялись в 275 тыс. мар.

Города разделялись на стапельные и не стапельные. Стапельное право разрешало городу иметь склады, верфи, производить внутреннюю и внешнюю торговлю. Стапельными городами были Або, Гельсингфорс и Фридрихсгам. Меньшие города состояли как-бы в известном подчинении у больших. Так напр. Вильманстранд и Нейшлот были ярмарочными городами, подчиненными Фридрихсгаму, т. е. их ярмарки могли посещать исключительно обыватели Фридрихсгама. В виду этого, между городами существовал род зависти, проявлявшаяся разнообразно. Гельсингфорс требовал, напр., чтобы Экенес был лишен городских прав, а Борго превращен в ярмарочное место, подчиненное Гельсингфорсу. Обыватели Або хлопотали о том, чтобы предписано было жителям Нодендаля переселиться в Або, «для скорейшего улучшения этого древнего стапельного города». Были также возбуждены предложения об упразднении Тавастгуса и городов Эстерботнии. Все подобные ходатайства и планы оказались отклоненными.

Существовало и другое стеснительное ограничение. Приморские города Финляндии не имели права вести по желанию на своих судах торговли с любыми местами и городами, а лишь с указанными. Жителям городов Эстерботнии открыты были только гавани Або, Стокгольма и Гефле. — Борьба с этим ограничением началась на первых же риксдагах периода свободы, но безуспешно. В 1719 г. жители Эстерботнии просили, чтобы гг. Вазе и Улеоборгу разрешено было торговать со всеми приморскими городами шведского государства; но риксдаг отказал. После того Эстерботнические города долго и упорно добивались стапельных прав; но также безрезультатно. Особенно энергично хлопотал за них в 1733 году губернатор Карл Фрелих, старый воин, принимавший участие в походах царствования Карла XII. — Губернатор указывал риксдагу, что без свободной торговли города севера не в состоянии поправиться.

В Швеции в это время преобладали системы привилегии и покровительства. Привилегии господствовали в политической жизни, где они, правда, имели свои хорошие стороны. Наиболее льготно обставлены были дворяне. Горожане извлекли выгоды из закона 1617 г. о торговле и «продукт-плаката» 1724 г. Крестьян старались удовлетворить постановлением 1723 г. о покупке шкатового права.

Путем же привилегий надеялись поднять тогда и промышленность. Сельская торговля была ограничена в пользу торговли городов. Городам содействовали стапельным правом. Львиная доля доставалась, конечно, самим шведам: Швеция являлась привилегированной по отношению Финляндии, Стокгольм — по сравнению с остальными городами. После Ништадтского мира столица государства захватила почти всю торговлю Финляндии; финляндскому приморскому населению, в обход своих городов, дозволялось завозить товары в Стокгольм.

Изданный в 1724 г. так называемый продукт-плакат также имел в виду покровительство. Этим законом правительство желало оградить собственное мореходство от иностранного соперничества. Подобно Англии, Швеция воспретила судам иностранных наций, начиная с 1725 г., ввозить в Швецию что-либо, кроме продуктов своей собственной страны и её колоний. На Финляндию это узаконение повлияло самым неблагоприятным образом. Вместо того, чтобы поощрить финляндское мореходство, закон поднял цены на предметы первой необходимости. Произошло это вследствие того, что Финляндия флота почти не имела и судами своего края собственных нужд удовлетворить не могла. Обмен товаров производился преимущественно на голландских судах, которые ввозили в край разные товары и особенно соль и табак, а вывозили финляндские лесные продукты. «Продукт-плакат» прервал эту торговлю и соль и другие предметы сильно вздорожали. Только позднее купцы больших стапельных городов, Або, Гельсингфорса и Фридрихсгама, обзавелись большими судами, которые известны были под названием «испанских ходоков» и сделали возможным удовлетворение местных потребностей.

Чтобы помочь внутренней торговле восточной части Финляндии, сосредоточившейся до 1721 г. в Выборге, решено было расширить город Веккелакс, который в 1723 г., в честь короля Фридриха I, получил название Фридрихсгама (по-фински Хамина). Торговлю Карелии и северного Саволакса пытались направить через Вильманстранд в Фридрихсгам. С этой целью Фридрихсгаму дали стапельные права Выборга, освободили на 15 лет от налогов и начали его укреплять. Но этим мало удовлетворяли внутренние потребности края. Да и вообще следует сказать, что положения того времени о торговле не принесли особых выгод Финляндии.

После того, как Швеция лишилась значения великой державы, первенствующей на севере, она особенно много внимания стала уделять внутренним вопросам, в надежде, развитием народного благосостояния и умелым пользованием своими естественными богатствами, вознаградить потери последнего договора с Россией. Задачей времени поставлена была практическая польза и экономическое развитие. Экономическое направление широко охватило государство и отразилось в Финляндии. — Фабричному производству Швеции положил удачное начало Ионас Альстремер, выписавший машины из Англии. Увеличение материальных средств сделалось настолько общим стремлением, что весь этот период шведской истории одинаково называется и «временем свободы» и временем экономического интереса. Одна из причин перехода Швеции от строго монархического управления, развившегося до полного единодержавия, к народному представительству, кроется в надежде достичь, при его содействии, блестящего экономического положения. Но так как королевская власть была слишком ограничена и обобрана, то равновесие нарушилось и в результате получалось привилегированное дворянство и покровительствуемая промышленность.

Заботы правительства и общие усилия населения не пропали даром. Промышленность стала развиваться; у устьев реки Кюмени и в других местах задвигались водяные мельницы; в разных частях края появились ветряные мельницы, устроенные по голландскому образцу. Стокгольмский купец Михаил Хисинг пустил в ход железный завод на Фагервике. С прежнего времени в Борго существовало льняное производство, в котором принимало участие 30 ткачей. В северном Саволаксе и Карелии простонародье выделывало чугун из озерной руды. Таким образом, финский народ, принявшись за работу, исподволь стал покрывать разрушения Великой Северной войны всходами новой культуры. Успех давался нелегко. Нередко приходилось одолевать тяжелые случайные препятствия. Так, напр., в 1729 г. цена на смолу понизилась заграницей, а осенью кораблекрушениями причинены были значительные аварии. Лето 1730 г. выдалось необыкновенно «сухое». рассказывали, что густой дым от лесных пожаров далеко расстилался по морю, мешая плаванию.

Общее благосостояние края начало увеличиваться. Об этом можно судить, между прочим, по тому, что стеснительные меры против сельской торговли возобновились. В 1735 г. в Гамлекарлебю состоялся съезд торговцев морских городов, на котором постановлено было преследовать всякую недозволенную торговлю. Для этого посылались в разъезды всадники, с выданными от губернатора полномочиями прекращать противозаконные деяния, подрывающие интересы городских торговцев.

После 1738 и 1739 гг. обстоятельства стали более благоприятствовать финнам: несколько хороших урожаев богато вознаградили земледельцев за их труды. Проекты и заявления, представлявшиеся на риксдагах, свидетельствовали о том, что в крае не было уже надобности бороться с нуждой минуты, а можно было взирать с надеждой на будущее.

В «период свободы» разграничение интересов шведов от интересов финнов производилось уже довольно заметно и дело дошло на риксдагских дебатах до резких пререканий. Финны начали выступать с ходатайствами о предоставлении некоторых необходимых прав и удобств их национальным потребностям. Правительство очень последовательно старалось обойти все, что указывало на национальный сепаратизм. Толчок задаткам национального движения финнов дан был, вероятно, заметным усилием шведского элемента после Великой Северной войны. Финны были отодвинуты более, чем в предыдущее столетие.

Среди высших классов населения края шведский язык приобрел несомненное преобладание, вследствие бегства в Швецию и долгого пребывания там многочисленных семейств. Рост шведского элемента среди горожан сказался на выборах депутатов в риксдаг 1726—1727 гг. Горожане старого Або выступили, как особая корпорация. На выборах возобладали финны. Но забаллотированный шведский кандидат Мертен не уступил и отправился на риксдаг, где занял место, имея уполномочие от 40 абоских шведских граждан. При проверке на риксдаге депутатских прав, он выхлопотал себе особое разрешение иметь место и голос в совещаниях, как представитель шведских горожан г. Або. — Шведские граждане Або состояли из штатных чиновников, господ и выдающихся граждан, почему, пользуясь своим преобладающим положением, вмешивались даже в выборы капеллана финского прихода Або, ссылаясь на то, что их прислуга составляет почти половину прихожан. К финским горожанам принадлежали мелкие купцы, которые вели торговлю внутри края и в Стокгольме, а потому их влияние не могло быть значительным. После 1734 г. у финнов г. Або почти не осталось надежды на проведение в риксдаг своего кандидата, так как с этого времени избрание депутатов предоставлено было 24 электорам, в число которых попало только восемь финнов.

Поднятию значения шведского языка помогло также развитие шведской литературы. — Кроме того, из Швеции прибывало не малое число лиц, искавших должностей в Финляндии. В это время наблюдалось, что лица, рожденные в Финляндии, не имели навыка объясняться на финском языке. Можно предположить, что соответственно тому, как шведский элемент выдвинулся вперед в Або, шведский язык распространился и в других городах края.

На риксдаге 1731 г. финские крестьяне единогласно просили о назначении им судей, понимающих язык народа, или присяжных переводчиков. Тогда же финские пасторы ходатайствовали о том, чтобы постановления присылались им на том языке, на котором подлежали оглашению по большинству состава прихода. Иначе говоря, они высказывали желание, чтобы законы публиковались с церковных кафедр на родном языке преобладающего населения прихода. Правительство согласилось с основательностью подобных просьб и обещало, по мере возможности, исполнить их. По его распоряжению, часть постановлений, касавшихся прав и обязанностей финского народа, была переведена пасторами финского прихода в Стокгольме.

Раньше же положение в крае было таково, что большинство финского его населения никогда не имело возможности ознакомиться с новыми законоположениями и королевскими постановлениями, так как их передавали или устно, или изредка вь рукописных тетрадях. На ненормальность такого порядка давно уже обращали внимание должностные лица. За переводы законов на финский язык для руководства народу высказались также королевские комиссии. — Такая гарантия против всяких случайностей особенно нужна была населению, в виду незнания финского языка, должностными лицами, приходившими с ним в постоянное соприкосновение.

На риксдаге 1734 г. финны подняли вопрос о переводе на их язык вновь составленного и принятого сеймом «общего уложения 1734 г.». Вопрос об этом возбуждался также и абоским гофгерихтом. Ландс-секретарь Бьернеборгской губернии Самуель Форсеен взялся за эту работу и окончил ее к 1738 г. Перевод Форсеена проверили разные власти и отдельные лица. — В 1759 г. закон этот вышел из печати и сделался впервые доступен финскому народу.

На риксдаге 1738—1739 г. съехалось особенно много финских представителей: 7 пасторов, 15 горожан и 20 крестьян. Тут же впервые находились депутаты от Верхней Карелии. Такого количества представителей из Финляндии обыкновенно не бывало. Они опять выдвинули на очередь вопрос о знании судьями финского языка. — Пожелание это высказывалось не раз на прежних риксдагах, но практическое его осуществление представляло немало трудностей. — Переводчики являлись менее желательными, но и их назначение сопряжено было со значительными расходами. В секретной комиссии риксдага завязались горячие прения. Защитником финских интересов выступил абоский купец Вехтер, который добивался назначения служащих из лиц, знакомых с языком народа, находя, что в противном случае население будет страдать от несправедливостей. Члены секретной комиссии сошлись во мнениях на том, что при соискании должностей в Финляндии, при одинаковых заслугах и способностях, справедливо отдавать преимущество лицам, лучше владеющим финским языком. Относительно же практического применения этого принципа сильно высказался президент абоского гофгерихта (1729—1738) Самуэль Окергиельм, один из видных деятелей периода свободы. — Он спросил, насколько такое постановление имеет в виду воспрепятствовать шведским людям получению должностей в Финляндии. Ограничений для шведов ему, конечно, нежелательно было допустить. Затем Окергиельм указал на то, что в Нюландских и Эстерботнийских шхерах преобладает шведский язык, что в Финляндии не было пастора, коронного фохта, ленсмана и унтер-офицера, которые бы не знали вместе со шведским языком также и финский. А потому создавалась надобность в знании народного языка только для судей, лагманов и низших должностей края. Если не допускать к должностям Финляндии шведов, — говорил он, — то это вызовет «недоразумение между обеими нациями, кои не пройдут без слишком большего вреда для всего государства». Далее оратор напомнил, что в Швеции всегда имели в виду слить финнов со шведским элементом путем колонизации, шведских законов и учреждений. Если это не осуществится и если остальные провинции, подобно Финляндии, предъявят подобные же требования, то в скором времени можно ожидать, что возникнет столько республик, сколько имеется провинций. Элиас Вехтер возразил, что его предложением не имелось в виду отстранения шведских людей от должностей Финляндии, но Окергиельм остался при мнении, что дело идет о неосновательных домогательствах.

На следующем заседании еще раз возник вопрос о взаимных отношениях шведской и финской «наций», как тогда выражались. Генрих Вреде сказал, что хотя он финн и владеет имением в Финляндии, но, тем не менее, не решается делать какого-либо различия между интересами Швеции и Финляндии; точно также он находил, что Финляндия не в праве жаловаться на неполучение помощи от Швеции. «Тем не менее, — прибавил он, очевидно, намекая на Элиаса Вехтера, — ходят слухи, что некоторые «гнилые яйца» среди финнов говорят, что если с нами будут так обращаться, то они соединятся с русскими и дадут шведам почувствовать свою силу». Вехтер настаивал, чтобы это выражение было исключено из протокола, но Вреде сохранил его.

Немало встревожила Окергиельма также петиция герадского округа Ниикис об упреждении для Финляндии должности особого генерал-губернатора и отдельной камер-коллегии. Она показывала, что среди финнов просыпалась критика отношений их родины к Швеции. Все эти прения замечательны тем, что они впервые перенесли интересы финского языка в политическое собрание.

Вопрос, после этих дрязг среди финляндских депутатов, в сущности провалился, хотя правительство и дало на них спокойный ответ. Резолюция на прошение (от 16 марта 1739 г.) народных представителей гласила: «Его Королевское Величество склонен замещать судейские и другие должности в Финляндии лицами, знающими финский язык, насколько обстоятельства и служебные способности подлежащих лиц будут тому содействовать». — Эта оговорка на практике лишила королевское постановление почти всякого значения и, по мере того, как улучшалось и крепло положение шведского правительства оно менее всего заботилось о финском языке своих административных и судебных членов.