История Финляндии. Время Петра Великого

V. Русские в Гельсингфорсе и Або.

Последовательность Петра Великого в преследовании своей цели изумительна. Где бы и при каких условиях он ни находился, главной руководящей своей мысли он не теряет из вида. В Украине — далеко от севера, 27 июня 1709 г., т. е. в день кровавого боя на полях Полтавы с опаснейшим своим врагом, — Петр писал Апраксину: «ныне уже совершенной камень во основании Петербургу положен с помощию Божиею». То обстоятельство, что Петр на шведской территории, до заключения мира, возводит Петербург и Кронштадт, показывает, по мнению гр. Миниха, верный взгляд Царя на свои завоевания. Основание новой столицы заложено, и тем самым Петр Великий создал небывалое дотоле значение Финляндии для России, но «безопасение» града Петра еще не было обеспечено. Нева — эта «артерия, чрез которую может здоровее и прибыльнее государственное сердце биться», — не закреплена договором за Россией. Обладание заветным морем все еще не достигнуто. Карл разбит под Полтавой, город Выборг взят, но враг не просит мира и живая сила его не уничтожена. Швеция потеряла свою украинскую армию, но она не была лишена средств для дальнейшей борьбы. Война не коснулась еще лучших частей Шведского государства. На упорного шведского короля можно было повлиять только в центре его собственных владений, под стенами Стокгольма.

Действия Крониорта, Майделя и Любекера были слабые и нерешительные, и тем не менее причиняли Петербургу заметное замешательство и жители его не могли оставаться спокойными.

Подобные соображения побудили Петра вновь обратить свое внимание на Финляндию. «Отсель грозить мы будем шведу»... Отсюда необходимо нанести удар Карлу, иначе нельзя побудить его к заключению мира. Отсюда же следует «доставить безопасение завоеванным местам». Значение Финляндии для Швеции рисовалось очень определенно великому государю, хотя и несколько преувеличенно. Свой взгляд он высказал несколько позднее в письме к Апраксину в октябре 1712 г. «Сие главное дело, чтобы, конечно, в будущую кампанию, как возможно сильные действа с помощию Божиею показать и идти не для разорения, но чтоб овладеть, хотя она (Финляндия) нам не нужна вовсе удерживать, но двух ради причин главнейших: первое, было бы что при мире уступить... другое, что сия провинция есть матка Швеции, как сам ведаешь: не токмо мяса и прочее, но и дрова оттоль, и ежели Бог допустит летом до Абова, то шведская шея мягче гнуться станет». Хотя название Финляндии маткой Швеции не вполне правильно, однако нельзя отрицать в нем некоторого основания. Вывоз лесных продуктов из Финляндии, особенно дегтя, был весьма значителен, и пошлина, которую шведская казна взимала с этого товара, составляла важный доход государства. Но и земледелие приносило больше, чем требовала сама страна. В 1712 и 1713 гг. из Финляндии произведен был довольно значительный вывоз жита. В другой раз, поручая Апраксину идти к Або, Царь писал: «что, конечно, ежели до Абова дойдешь, то шведы принуждены будут с нами миру искать, ибо вся их жизнь из Финляндии есть». Не вся, конечно, жизнь Швеции была связана с Финляндией, но несомненно, что эта провинция являлась значительной защитой шведской короны с востока.

Овладеть Финляндией можно было двояким путем: или вторгнуться внутрь страны, заведя речной флот, и оттуда идти к прибрежным пунктам, или наступать от Выборга вдоль побережья, содействуя армии шхерной флотилией. Второй способ облегчал устройство тыла и довольствие войск, почему Петр естественно отдал ему преимущество. Ко второму способу побуждали также и другие обстоятельства: «Зело тесно и каменисто, гористо, лесно, и зело много вод, и телегам ехать с великим трудом и зело бескормно». В виду этого Государь указал «чинить всякое приготовление к походу морем».

И подлинно, в России деятельно подготовлялись к новой финляндской кампании. 12 апреля 1712 г. резидент Соединенных Нидерландов при нашем дворе, Де-Ви, доносил своему правительству: «В Петербурге все пришло в движение, корабли выведены из гавани, на них грузят провизию и военные снаряды; несколько полков, расположенных на острове Рычарт (Котлине) и его окрестностях, готовы отправиться на этих судах к Выборгу, а оттуда далее, держась ближе к берегу, куда большие суда неприятельские дойти не могут». Новый театр войны представлял немало своеобразностей, почему приходилось о многом подумать. Финляндские реки, озера, болота и леса давали значительные преимущества обороне. Это надо было иметь в виду. Шхеры потребовали создания особого флота. Бедное и редкое население заставляло русских особенно озаботиться доставлением из Петербурга громадного количества продовольствия для людей и лошадей, так как страна не могла прокормить корпуса войск, необходимого для её занятия. Сведения собирались летучими разъездами и опросом пленных. Разъезды иногда забирались далеко вглубь страны. По их предположениям в Финляндии в начале 1712 г. имелось до 10 тыс. войска. Со времени вскрытия Невы, т. е. с 8 апреля и до конца мая, наши суда сделали, под личным руководством государя, три оборота до Выборга, сосредоточив там от 37 до 40 тыс. четвертей провианта. Туда же доставили артиллерию и другие военные припасы. Там же гр. Боцис строил по своим чертежам галеры, которые и встретили Петра, при его новом посещении Выборга, где он не был со дня покорения города. Деятельным помощником Петра был вице-адмирал Крюйс. За исправной перевозкой провианта наблюдал Шельтинг.

Начальство над русскими галерами и сухопутными силами вверено было гр. Ф. М. Апраксину, первой задачей которого было оттеснить шведов за Гельсингфорс и установить дружественные отношения к жителям.

Апраксин переправил свои войска через Неву и выступил к Выборгу 17-18 июля 1712 года.

25 августа он двинулся из Выборга с 15 тыс. отрядом к Веккелаксу, куда прибыл затем и Боцис с бригантинами, воспользовавшись передвижением шведского флота.

Любекер, поставленный вновь во главе войск, защищавших Финляндию, боялся превосходства русских сил и потому ограничивался пассивными действиями. Отряду К. Армфельта Любекер приказал оставить Саволакс и присоединиться к главным войскам (7.500 чел.), расположенным в укрепленном лагере у Гекфорса, на восточном рукаве р. Кюмени. «И как уведал (неприятель) о приходе нашем... жилища все сжег», а жителей Веккелакса «выгнал в Гельсингфорс и в другие места». Небольшое укрепление при Веккелаксе было им разрушено (из Веккелакса Нирод имел в виду создать портовый город для Саволакса, вместо Выборга). Мосты через Кюмень были испорчены. Апраксин занял покинутый жителями Веккелакс и пожелал подвинуться дальше. Но у Хирвякоски (Ярвикоски), при р. Кюмени, Любекер занял прекрасную позицию. По р. Абборфорсу, для обхода укрепления шведов, удобного узкого места и бродов русским найти не удалось. Атаковать позицию признали трудным и бесполезным. Движение русских было таким образом приостановлено. В то же время провианта у них почти не оставалось. В виду всего этого Апраксин писал Боцису: «намерены мы марш свой... восприять паки к Выборгу», куда и вошел 14 сентября.

В неудаче 1712 г. повинен прежде всего Ф. М. Апраксин, отнесшийся равнодушно к предприятию; сперва он без нужды терял время, затем двигался медленно и, наконец, «никаких знатных действ» не произвел.

В начале октября Любекер велел финским войскам занять зимние квартиры. При этом главная часть пехоты оставлена была в лагере, а кавалерия, в виду недостатка корма, отправлена в её рустгальты.

Царь почти не знал мира: весь свой век он воевал. Петр, находившийся в это время (в авг. 1712 г.) заграницей (в Грибсвальде), желал, чтобы наши войска дошли до Гельсингфорса (Элзенфорса) и там устроили «добрый шанц». Кроме того, он предписывал Апраксину принять все меры, «дабы войску нашему зимовать в Финляндии (Финляндии) и для того (края) не разорять», а содержать «мужиков» хорошо и брать с них контрибуцию. Апраксин ожиданий Государя на этот раз не оправдал. Также неудачно шли дела в Померании. Датчане действовали слабо. Словом, «наши дела за многоначальством не зело успевали». Поэтому Петр стал думать о новом самостоятельном операционном плане. У него зародилась мысль о зимнем походе, — «зимою морем идтить», — подобном тому, какой был совершен в 1710 г. переход к Выборгу. Но проект этот, вследствие колебаний Апраксина, был оставлен. Имелось затем в виду «по траве к Абоу» подоспеть. Но и эта «препарация» встречала разные препятствия. Однако Царь крепко стоял на том, что надо «в будущую кампанию как возможно сильные действия, с помощию Божиею, показать и идти не для разорения, а чтобы овладеть Финляндией».

Серьезной причиной наших неуспехов (1712 г.) в Финляндии являлось также отсутствие флота. «Зело жаль, — писал Царь Апраксину, — что мало бригантин было: можно-бы объехать шхерами устья реки (Кюмени) и неприятеля при Хирвакоски с тылу атаковать». Чтобы пополнить состав наших военных судов, прибегли к покупке их заграницей. Опыт удался. «Для Бога в сем отправлении, — писал Царь в сент. 1712 г. кн. Долгорукову в Копенгаген, — крайнее попечение имейте, ибо сие дело самое главное в сей войне». Заготовили не только удобный для шхерного плавания флот, но составили и издали специальную тактику по вопросам посадки на суда, следования морем, высадки, боевых построений и пр. Так как в 1712 г. жаловались на недостатки в провианте, то Царь повелел сделать запасы там, «где шхеры начинаются». Уроки прежних походов не проходили для Петра бесследно. Зная медлительность Ф. М. Апраксина, Царь взял в свои руки подготовление следующего похода, и работа закипела. Благодаря своевременной царской заботливости, 26 апреля 1713 г. из Петербурга мог двинуться галерный флот, в числе 203 судов, на которых находилось 16.950 чел. Этот флот создан был менее, чем в один год. Пехота, посаженная на суда, избавилась, таким образом, от трудных переходов по сухопутным дорогам Финского побережья. Все устроилось хорошо, благодаря личному участию Государя, который был прав, сказав: «о ежели-б я не приехал и еще бы так было». Цель у него как всегда была ясна. — «Зело бы изрядно до Ельзен-форса дойти», а на весну до Або добраться, и Царь по обыкновению страстно принялся выполнять намеченную задачу.

Авангардом начальствовал шаутбенахт (контр-адмирал) Петр Михайлов, при котором находился также и Цесаревич Алексей Петрович; кордебаталией командовал гр. Федор Матвеевич Апраксин, а арьергардом — генерал-лейтенант кн. М. М. Голицын и гр. Боцис. Все суда имели красные флаги. Общее предупреждение гласило: в случае встречи с сильнейшим неприятелем — отступать, а равного и слабейшего «с помощию Божиею атаковать». Шведского флота на пути следования наша эскадра не видала.

Шведы, зная, что Царь заключил мир с Турцией (1712 г.), могли ожидать, что он направит свои силы в Финляндию, но, тем не менее, в течение зимы 1712-1713 гг., ничего не сделали для защиты края. Начатая гр. Ниродом организация всеобщего вооружения народа была приостановлена и, взамен её, приказано обучить военному делу так называемых «пятилюдных» (femmänningar). В виду того, что число их оказалось незначительным, пожелали, в мае 1713 г., в Абоской и Бьернеборгской губ. выставить резервные «трехлюдные» полки, но было уже поздно: энергичный Петр вел свою армию. Особенную беспечность проявил корабельный флот шведов, вероятно, вследствие того, что в течение столетий он не видал врагов в своих шхерах. По инициативе Любекера, решено было, начиная с осени 1712 г. и до весны 1713 г., в Стокгольме и других городах Швеции и Финляндии, построить до 30 галер. В Финляндии постройка их поручена была генерал-майору фон Ливену; но в течение года ничего не было слышно ни о нем, ни о галерах. Это тем удивительнее, что в то время вдоль берегов Финляндии и особенно в Абоских шхерах имелись многочисленные верфи. Одновременно с освобождением Финского залива от льда, около его берегов показались, вместе с нашим шхерным флотом, и русские крейсеры. Между тем Любекер 1 мая писал, что в главной квартире совершенно ничего неизвестно о том, что делается на неприятельской стороне. С конца апреля, финские войска, расположенные в Саволаксе, получили приказание стягиваться к Борго, для защиты южного берега. Для отражения нашего нападения, в распоряжении генерал-лейтенанта Любекера находились под ружьем от 6.000 до 7.000 чел.

8 мая (1713 г.) русский гребной флот приблизился к Гельсингфорсу, который, после падения Выборга, сделался важнейшим во всех отношениях пунктом на Финляндском берегу. Сведений об укреплениях Гельсингфорса русские не имели. Благодаря флоту, наши войска сделали переход в 350 в. в течение недели. Бригадир Чернышев произвел осмотр гельсингфорсской гавани, проходов и укреплений. Силы же шведов ему вполне выяснить не удалось. В действительности в отряде Армфельта находилось 2.000 пехоты и 300 конницы; кроме того Гельсингфорс был приведен в оборонительное состояние. Его укрепления состояли из линий и из трех батарей. Шведского флота на рейде не оказалось.

10 мая в 1 час. пополудни прибыли две прамы, и весь флот двинулся к Гельсингфорсу. С прам и бомбардирского галиота начали стрелять. Царь пошел против города с «нордовой стороны» (Norra hamnen). Среди рейда (Норрахамнен) он поставил два прама и бомбардирский корабль для обстреливания города, а сам с галерами стал против оконечности острова Скатудена.

Южнее авангарда расположилась кордебаталия, а арьергард Боциса — на южном рейде (Седрахамнен). Весь вечер и всю ночь производилась бомбардировка Гельсингфорса. Около полуночи город загорелся. «Учинили воинский совет», где лучше произвести высадку, ибо против батарей неприятеля трудно было пристать к берегу, да кроме того русские не имели сведений о шведской силе. «На оной консилии» решили произвести десант «от Вестной стороны и к неприятелю зайти сзади». В тот же вечер было все это приведено в исполнение. На другой день хотели атаковать врага, но он ночью «весь город «Ельзенфорс» вдруг зажег и сам взял ретираду, оставя пушки, амуницию и несколько оружия». На военном совете шведов, — на котором между прочим присутствовали губернатор Нюландской и Тавастгусской губ., Иоганн Крейц, бургомистр Гельсингфорса, Генрих Тамфлин, и кригс-комиссар Иоганн Генрих Фрисиус, — решено было оставить город и сжечь его, чтобы он своими богатыми запасами не явился опорным пунктом для неприятеля. Все было исполнено. Утром 11 мая Гельсингфорс был в развалинах, а жители его разбежались. Армфельт отступил к Борго. Его преследовали, но не догнали.

В руинах Гельсингфорса русские захватили в плен двух крестьян. Против обыкновения их отпустили, дав пленным деньги и снабдив паспортами. Этот и многие подобные случаи показывают, что Петр старался привлечь к себе доверие народа, что, быть может, ему отчасти и удалось достигнуть.

Русские, вследствие некоторых ошибок в своих действиях, упустили случай уничтожить отряд, опрометчиво выдвинутый Любекером в слабо укрепленный Гельсингфорс. Если бы русские знали «ситуацию того места», то могли бы всех «тамо поймать без великого труда».

11 мая казаки захватили несколько пленных и от них узнали о количестве (от 10 до 15 т.) и расположении войск Любекера. Он был уведомлен о наступлении русских, однако, не торопился покинуть свои зимние квартиры. Когда же он двинулся, то сосредоточил главные силы около г. Борго. Царь созвал «консилий», на котором постановили оставить Гельсингфорс (11 мая в 3 час. дня) и весь галерный флот направить в Борго. По пути пришлось бороться с противным ветром, почему в Борго прибыли только 14 мая. Уходя, русские также предали Гельсингфорс огню, дабы «неприятелю впредь пристанища не было». При виде русских, Любекер ушел из Борго, и город был покинут жителями. Шведские войска расположились сперва у мызы Ментселя, затем двинулись к приходу Лампис. Сделав еще несколько бесцельных передвижений, Любекер дал уговорить себя и вернулся в Борго, где укрепился.

Русские признали, что им необходимо дождаться сперва кавалерии, которая в числе 8 тыс. двигалась из Выборга через Пюттис, по береговой дороге, под начальством кн. Волконского, а затем объединенными силами искать неприятеля, «дабы финскою землею овладеть». Петр на галере отправился (21 мая) отыскивать удобную гавань и место для лагеря. В 28 верстах к востоку от Борго находится узкая бухта Перно, а в глубине её остров Форсбю. Здесь на острове решено было устроить ретраншамент, где сложить припасы и провиант, а у острова расположить галерный флот.

Боциса с 30 галерами выслали к Гельсингфорсу, для наблюдения за сильным шведским флотом, состоявшим из 15 судов, под флагом вице-адмирала Лилье. Шведы проявили столько беспечности, что не заметили даже приближения отряда Боциса. Застигнутый врасплох, Лилье не знал «направо или налево оборотиться». Замешательство кончилось потерей 5-ти транспортных судов и 22 пленных, в виду шведских батарей и кораблей. Однако шведский флот не ушел из Гельсингфорсской гавани и тем явился большой помехой к дальнейшему движению русских. Флот, находившийся под начальством Лилье, по отзыву самого адмиралтейства, состоял из лучших и новейших судов, и ничего недоставало в его снаряжении. Провиант обещали присылать как из Стокгольма, так и из Карлскроны. Экипаж состоял, кроме начальства и специалистов (fackmän), из 250 чел. Русскими решено было появиться под Гельсингфорсом одновременно и с армией и с флотом, чтобы, заперев сперва суда шведов, попытаться уничтожить их огнем с наших кораблей и береговых батарей. 5 июля двинулась армия Апраксина из лагеря под Форсбю, мимо кирки Сиббо, к Гельсингфорсу. 10 числа русские заняли старый пригород Гаммельстан. Из Ревеля должна была прийти русская эскадра.

Лилье, боясь быть запертым в Гельсингфорсе, удалился 15 июля со своим флотом к Травемюнде. Гельсингфорс был опять в наших руках.

Летом 1713 г. произошло одно только незначительное морское сражение, которому предшествовало недовольство, возникшее между адмиралом Крюйсом и Петром Великим. Крюйс резко выразился о нахождении Царя при флоте. рассерженный Петр уехал в Петербург. Крюйс, командуя активным русским флотом в 14 кораблей, и заметив 11 июля три шведских линейных корабля недалеко от Гогланда, решился напасть на них. Майор Карл Рааб — начальствовавший шведскими судами — снялся с якоря и пытался уйти, но около Пеллинге (на высоте Борго) был настигнут. Шведы встретили нападавших настолько метким огнем, что вывели из строя несколько судов. Корабль («Эзель»), на котором находился Рааб, попал на подводные камни, но счастливо снялся. На те же камни налетели затем преследовавшие их русские корабли, при чем три из них потерпели существенные аварии. Два корабля удалось снять, но третий («Выборг») переломился и его пришлось сжечь. Это обстоятельство остановило преследование и дало возможность шведам отплыть в шхеры.

Ход компании показал, что русским полезно было превратить Гельсингфорс в свой опорный пункт и продовольственный склад. На другой же день по уходе с рейда шведского флота адмир. Лилье, было приступлено (15 июля 1713 г.) к укреплению Гельсингфорса, о чем царь писал в своих «Пунктах» еще 31 мая 1713 г.: «Гельсингфорс весьма надобно укрепить», а «та-кож один корабельный вход засыпать». «На первые острова, где большой корабельный ход, по обе стороны» были высланы пехотные отряды, которые приступили к постройке редутов. Затем оказалось, что имеется еще два «устья» (фарватера), пригодные для прохода кораблей, и третье — для движения мелких судов. — Их отыскал сам Царь (14 авг.) и приказал «заметать каменьем». Подобные предосторожности упускались из вида шведами, хотя было ясно, что приморские укрепления в стране, подобной Финляндии, имели громадное стратегическое значение, как опорные пункты и как склады.

Первый проект укрепления островов составил артиллерийский подполковник Геннинкг; Петр Великий, после личного осмотра рейда, сделал в проекте исправления, а затем работами руководил первый русский инженер капитан-поручик Василий Кочмин.

По обе стороны «большего корабельного хода» построили по два укрепления на островах Вестер-Свартэ и Варген. Восточный галерный фарватер расчистили от камней. Таким образом, рейд был обращен почти в недоступную гавань. Все это чрезвычайно валено: Гельсингфорсский порт был одним из лучших в Финляндии и теперь шведы на время войны лишились его. — Господство русских в этом пункте значительно затруднило плавание шведов в Финском заливе.

Описанный ход дела показывает, что стратегическое значение этого пункта было оценено нашим великим полководцем значительно ранее шведов.

Гельсингфорс был укреплен высоким валом, палисадами и многими батареями со стороны суши; на островах у большего фарватера были возведены два укрепления.

Две бригантины, под начальством иностранных офицеров, были отправлены для описи и составления карты между Гельсингфорсом и Гогландом.

Из Гельсингфорса главные силы русских, в начале августа, под личным начальством Царя, двинулись к Або. Цель этого движения ясна из следующего указания Царя. «Понеже, — писал он, — сентенция нашего дела состоит в том, чтоб сие княжество (Финляндию) от неприятеля отлучить, и не точию отлучить, но и укоренясь по возможности в оном и из оного далее неприятелю досаждать, для чего удобнее всех мест представляется город Абов». Замечание глубоко верное. — Або был главным городом Финляндии. Он представлял удобный опорный пункт для действий в Балтийском море. Из него можно было грозить Стокгольму, и, наконец, занятие Або отрезывало Финляндию от Швеции. Во время похода к Або в нашем финляндском корпусе находилось всего 8.000 чел. (из них более 1.000 больных и раненых). На пути была сделана слабая попытка помешать нашему движению: полк. Шерншанц с 500 чел. на мосту Карис пересек дорогу, в надежде отстоять позицию до прихода Любекера с главными силами. После короткого боя, он принужден был отступить к северу и, не встречая более препятствий, Царь прибыл к Або 28 авг. 1713 г.

Добыча русских в Абоской губернии была очень велика. Она состояла из многочисленных пленных, множества скота и пр. Грабежа, однако, не производилось, и быть может, — добавляет шведский писатель Уддгрен, — потери не были б столь велики, если б сами крестьяне этой местности не продолжали потом опустошать ее.

Когда русский отряд прибыл в Або, город был покинут жителями, которые большей частью бежали на Аланд. «Не только войска неприятельского, но ниже жителей тамо обрели, но все найдено пусто». Учителя университета также оставили город; гофгерихт, вместе с другими учреждениями, был переведен в Стокгольм. В городе русские нашли богатый запас артиллерийских снарядов, несмотря на то, что Любекер уже давно приказал перевезти их на Аланд. «Опасным последствием приближения русских войск к Або — читаем у Уддгрена — было то, что и в юго-западной части Финляндии население стало признавать Царя своим монархом. Указывали на финского майора (по набору войск) и на фохта, как на игравших при этом важную, но менее честную, роль. Разорением страны и отпадением народа затруднялось положение шведской армии. Кроме того было прервано сообщение со Швецией».

Царь (в 1713 г.) останавливался в Або в доме Витфотса. Шлосс Або был покинут шведами. Русские заняли Нуммиское поле и высоты на левой стороне р. Аура. Впоследствии Царь приказал выбить медаль с надписью из Овидия: «Terra Sistere petita; ad Abum Finlandiae d. 8 sept. 1713».

В письме к датскому королю Царь так характеризовал свой поход:... «Мы по укреплении эльзенфорса и при оном и гавани, путь свой протиф неприятеля продолжали, который от нас удалялся и хотя мы зело искали видет оного в лице, но оной никогда показат себя хотел»... О том же походе Царь сообщил в Петербург. «Господа сенат», — писал он из «Абоу» 30 авг. 1713 г. «Объявляем вам, что, по укреплении Элзинфорса и его гавани, с армиею путь свой восприяли в 17 день августа мес. прямо к Абоу». У реки Карис полк. «Стерншканц» с 500 пеших и 250 конных хотел преградить дорогу и сжег мост. Река порожистая. Но наши «зело храбро поступили, переметав бревна, а горелые клетки ползком через под своим ружьем, перешли и неприятеля сбили... Итако в 28 день сего (авг.) мес. в сей столичный Финского княжества город вошли и с помощию Божиею сие княжество овладели».

После нескольких дней отдыха в Або, русские войска вернулись, в первых числах сентября, в Гельсингфорс. «Будучи в том марше в деревнях ни единого жильца не видали». После сего Царь отбыл в Петербург, оставив адмирала Апраксина главноначальствующим в стране, завоевание которой он считал обеспеченным. Таким образом, по взятии Гельсингфорса нюландский берег, с береговой дорогой вплоть до Або, с поражающей лёгкостью, достался русским. — Шведы были объяты страхом. Все казалось потерянным. Много жителей южной Финляндии, и в числе их и епископ Иоганн Гецелиус, бежали в Швецию, тогда как другие искали убежища в Эстерботнии. «Мужики, — писал Апраксин, — как зайцы бегут в леса, все оставляют хлеб на июлях, а нам собирать времени нет».

Армии и флоту предстояло перезимовать в Гельсингфорсе, так как Або оказался пустым и доставление к нему провианта представлялось не только затруднительным, но даже опасным, потому что морской путь оставался загражденным шведским флотом, сухопутное сообщение было плохое, и перевозочных средств не имелось. — Страна была разорена и оставалось одно: привозить все нужное из Петербурга. Вскоре армия двинулась по направлению к Тавастгусу, а в Гельсингфорсе остался небольшой отряд (15) галер, под начальством капитана Миющика.

Действия Любекера сделались предметом общего недовольства и порицания. Особенно негодовали на него за робкое отношение к русским в период осады Гельсингфорса. Правительство из Стокгольма сделало ему резкое замечание. Но сваливать всю вину на плечи этого генерала едва ли справедливо. Шведская армия была в это время малочисленнее русской, плохо снаряжена и лишена всякого опорного пункта. Уклонение Любекера от боя и стремление его втянуть русских вглубь страны, пишет проф. А. Мышлаевский, явились едва ли не наиболее целесообразным способом действия и с этой стороны распоряжения генерала заслуживали не порицания современников, а одобрения. Упустил он только момент нанести весьма серьезные потери русским в то время (9 июля), когда они походной колонной тянулись от Борго к Гельсингфорсу, не выставив даже бокового кавалерийского отряда. Здесь его удар не прошел-бы даром. Но вообще обстоятельства обязывали Любекера к крайней осторожности: проигранное главное сражение являлось бы полным уничтожением военной силы в Финляндии.

Едва ли не более всего страдал Любекер от многочисленных побегов. Уже до прибытия в Петтиле, сопровождавший армию набор войск (uppbådsfolket) разбежался; число дезертиров доходило до ужасающих размеров. К 22 июля бежало до 1.561 чел. Еще хуже обстояло дело в кавалерии. Из Нюландско-Тавастгуского полка бежали 10 или 11 июля поручики Рейтер и Бьеркенстен с 200 солдат, при распущенных знаменах, без того, чтоб их могло остановить начальство. Упомянутый полк, который 18 июня считал в своих рядах 934 чел., месяцем позже состоял лишь из 390 чел. 15-го июля Любекер отдал, правда, приказание, чтоб офицеры расстреливали каждого, кто обнаружит намерение бежать, но этот приказ, кажется, не был исполнен.

Вследствие ходатайства Любекера, повелено было произвести набор. Объявление ландсгевдинга об этом наборе, в котором он под угрозой смерти призывает каждого к послушанию, привело к тому, что в Нюландско-Тавастгуской губ. в середине июня месяца (1713 г.) состоялся сбор призывных. Однако, как привилегированные сословия (ståndspersoner), так и служащие (arbetsman) отсутствовали, не смотря на то, что их просили послужить добрым примером. Только один герадсгевдинг из Тавастланда отозвался на этот призыв.

По сведениям русских у Любекера в войсках находилось от 2 до 3 тыс. финских крестьян, вооруженных фузеями, копьями и бердышами, под начальством отставных офицеров. Провиантом его войска продовольствовались «с затруднением»; у крестьян отбирали все, что у них находили. Готовых своих магазинов войска не имели. «Секурсу» из Стокгольма не высылали. Мужики, сведенные в полки, разбегались.

В конце июля правительство Швеции, под предлогом необходимости совещания с Любекером об обороне Финляндии, предложило ему прибыть в Стокгольм; в действительности же оно вытребовало генерала с тем, чтобы лишить его начальства над финской армией. Главной причиной удаления Любекера явились многочисленные письма; к ним присоединились открытые обвинения, которые постоянно присылались к начальствующим лицам Швеции. Любекеру ставили в вину то, что он не достаточно заботился о войске в 1713 г. По указу короля от 30 мая 1711 г. он обязан был силой брать в стране все необходимое, когда нельзя было достать иным способом. Любекера осудили к потере чести, имущества и жизни, но король помиловал его. В 1718 г. Любекер умер.

Генерал-лейтенант Таубе назначен был главнокомандующим Финляндского войска и получил приказание перевезти туда вспомогательный отряд. Это предположение и назначение фактически не были осуществлены.

Действительным временным преемником Любекера явился Карл Густав Армфельт, начальствование которого затем было продлено до конца войны. Рожденный в 1666 г., он приобрел военную опытность заграницей и с начала войны проявил и храбрость, и способности полководца. Солдаты и народ питали к нему доверие, и в этом отношении он вырисовывается резкой противоположностью Любекеру. Но заменой запоздали, так как не было уже возможности воспрепятствовать наступлению русских. Положение финской армии в начале августа 1713 г., когда Армфельт принял начальство над ней, представлялось отчаянным. Походная казна была пуста. Солдатам приходилось голодать и временами питаться только хлебом и водой, почему во всякое время возможно было ждать восстания. Офицеры, которые не получали содержания натурой, не имели даже куска хлеба; доходило до того, что они выпрашивали его у солдат.

Армфельт, приняв начальствование, не воспользовался правом требовать у населения все необходимое для содержания войска. В течение сентября и октября солдаты не получали мяса потому, что не имелось средств для его покупки. То, что им выдавалось, было получено в кредит.

В армии находилось тогда, вместе с начальством, около 7.200 чел., но она была ослаблена дезертирами, число которых доходило до 2.000 чел. Часть кавалерийских лошадей хромала и пришла в негодность. Все были расстроены и утомлены бесцельными переходами. Швеция помощи не присылала. Особенно давал себя знать недостаток в провианте в середине августа, когда все показывало, что русские закончили свои приготовления в Гельсингфорсе и намерены продолжать наступление. Нельзя было добыть даже столько денег, чтоб держать шпиона, почему финны не имели достаточных сведений о своих противниках.

У реки и кирки Пелькине Армфельт занял труднодоступное финляндское дефиле за речкой Костиа, которая соединяет озера Пелькеневесси с Малласвеси. Здесь он укрепился. С фронта и с флангов эта позиция была очень сильна. Мост на протоке был «разметан», брод — загражден рогатками; не говорим уже о батареях и окопах. 2-го октября молодецким маршем подошли русские войска и прикрылись траншеями. Гр. Ф. М. Апраксин и кн. М. М. Голицын, не смотря на канонаду (2-го же октября) «смотрели ситуацию», т. е. произвели рекогносцировку. Атаковать неприятеля было бесполезно; а обходить кругом «зело далеко в виду долгопротяжных» болот.

Апраксин решил ударить в тыл неприятеля. Для десантного отряда на озере Малласвеси настроили плотов. 5-го октября (1713 г.) озеро было покрыто молочной пеленой. Кн. М. М. Голицын — лично храбрый и решительный — с ген.-л. Бутурлиным и ген.-м. Чернышевым двинулись (с 6000 ч.) через озеро Малласвеси; надо было пройти более 2-х верст, в тумане и при жестокой стуже, без шума на сколоченных наскоро плотах. Это уже был подвиг. Положение обеих сторон являлось весьма серьезным. С трудом русские, под огнем шведов, вышли на берег. Неприятель стойко оборонялся. Против него с фронта стояли генералы Брюс, Головнин и кн. Волконский, имея около 4 тыс. пехоты и 4 тыс. кавалерии. Два раза шведы опрокидывали русские войска. В то время, когда финская пехота храбро сражалась, кавалерия, напротив, плохо исполнила свой долг. Армфельту, который мужественно участвовал в деле, и под которым две лошади были подстрелены, удалось ввести в бой один или два эскадрона, остальные не последовали за ним, а некоторые даже прямо бежали с поля сражения. Бой продолжался три часа; финны не выдержали «войск русских сильное наступление», «пришли в конфузию» и обратились «в бегство по лесам, как зайцы».

Потери Апраксина: 6 офицеров и 112 нижних чинов были убиты; 21 офицер и 534 нижних чина — ранены. Шведы потеряли 673 чел. убитыми и ранеными и 14 офицеров и 210 нижних чин. пленными, 8 орудий, 3 знамени и много разного оружия. Вся наша потеря до Пелькинского боя включительно не превосходила 1088 чел. из них беглых 40.

Это было первое большое дело русской регулярной армии в глубине Финляндии. «В нем все русское, начиная от генералов и солдат, и кончая тактикой». В результате получился классический образец творения русского ума. Положение Финляндии ухудшилось. — Армфельт сообщал, что народ терпел неописанную нужду. Часть финских солдат тащилась полумертвыми и босыми, тогда как другие бежали целыми партиями. Непосредственно после несчастного для финнов боя при Пелькине Армфельту удалось собрать при Таммерфорсе лишь 1100 чел. кавалерии. В виду сего он не мог исполнить своего первоначального предположения, остановиться в Таммерфорсе, а проследовал далее через Тавастсгус в Эстерботнию.

При вступлении в Эстерботнию армия сильно страдала. Перед ней шли огромные толпы беглецов, которые естественно затрудняли положение войск. Когда Армфельту удалось вновь собрать разбросанные части и водворить некоторый порядок, то у него оказалось только 4709 чел., вместе с начальством.