История Финляндии. Время Петра Великого

VI. Гангут.

Петр Великий вновь был занят широкими и смелыми планами. Ему желательно было, при содействии Дании, внести свое оружие в пределы коренной Швеции. Нашему резиденту в Копенгагене, кн. В. Л. Долгорукову, он велел (в ноябре 1713 г.) исследовать почву, указаниями на успехи последнего времени, которые привели русских к Або. Петру хотелось, чтобы Дания сама предложила свой корабельный флот. «Но сего отнюдь сам им не зачинай, — прибавил Царь, — дабы их тем не вздорожить». У Петра зрел проект соединения русского и датского флотов, родилось желание произвести десант у Стокгольма, или у Карлскроны. Но союзники боялись довериться Царю.

В конце 1713 г. в Данию послан был расторопный сотрудник Петра Великого, — Павел Иванович Ягужинский, для устных переговоров относительно предстоявших военных действий весной будущего года. Русские войска дошли «до самого синуса Ботникуса, а далее идти сухим путем нельзя, а водою — кораблей мало». Как главную цель совместного действия России и Дании Ягужинский должен был представить нападение на Карлскрону и уничтожение шведского флота. Ничто не могло так повлиять на датские умы, как именно это обстоятельство. Шведский флот и его постоянная стоянка в Карлскроне являлись вечной угрозой Дании и служили средством к поддержанию шведского владычества на Балтийском море. Только 6 марта 1714 г. подписана была конвенция с Данией. Предполагалось атаковать Карлскрону. Для этого Дании надлежало выставить 18 кораблей, а России — 75 тыс. сухопутного войска и 12 кораблей в Або. Кроме того Россия обязывалась уплатить Дании 200 тыс. ефимков. Командование флотом предоставлялось Петру. В виду нерешительности Дании, Петр значительно охладел к этому плану и продолжал борьбу собственными силами.

Политические обстоятельства благоприятствовали тому, чтоб нанести шведам окончательный удар. Партийная борьба в Англии не позволяли ей поддержать Швецию, а беспорядки в последней создали в ней такое положение, какого не скоро можно было дождаться. Сухопутные силы шведов были почти уничтожены. Единственные их оборонительные средства состояли из сильного флота. Внезапное нападение на него, без сомнения, привело бы к заключению мира. При таких условиях цель предстоящей кампании должна бы заключаться в уничтожении шведского флота, а затем — в нападении на Швецию.

Военные события 1713 года в Финляндии и северной Германии вызвали величайший страх и упадок духа среди руководящих людей в Швеции. 14-го ноября правительство писало Карлу XII: «Мы не можем представить себе что-либо иное, как то, что русский с одной стороны и датчанин с другой при наступлении весны, если не ранее, проникнут в сердце государства». «Рассчитывали лишь на то, что полная гибель отсрочена на несколько месяцев».

Риксдаг, собравшийся в декабре 1713 г. и затем созванный весной следующего года, свидетельствовал о преобладавшем партийном духе и о недостаточном понимании истинных нужд государства. Оба риксдага составляют одну из печальнейших страниц истории периода шведского величия.

Какого-либо определенного плана шведской обороны на 1714 г, не было выработано.

Нелегко приходилось и России, желавшей продлить борьбу. Капитан Тавастгусского полка Саломон Энберг, который летом 1714 г. находился в качестве пленного в Москве и Петербурге, рассказывал, что в России были очень недовольны требовательным царем и затянувшейся войной. Рекрутские наборы производились силой; ожидались восстания и смуты. Ротмистру Мортону Энбергу, который в июне 1714 г. посетил русского главнокомандующего в Финляндии, по поводу переговоров об обмене военнопленных, говорили, что русские потеряли за время войны уже до 100.000 чел. и теперь не в состоянии более выставить людей.

Упорно продолжая борьбу, Царь Петр не терял из вида главной её цели. В апреле 1714 г. торговые дела побудили его прибегнуть к объявлению, которое надлежало подать английскому двору и в это объявление вписано было «что не токмо Ингерманландия и Карелы, но и большая часть Эстляндии и Лифляндии издревле всегда российской принадлежали короне; а хотя по некоторым обстоятельствам оные провинции и были уступлены шведам, но ныне за многие короля их неправды наследственные оные земли паки к России присоединены». Если это говорилось громко для Англии и других держав, то дома исповедовались начала, вполне согласные с высказанным. Так в октябре 1715 г. Петр писал цесаревичу Алексею: «Всем известно есть, что пред начинанием сея войны наш народ утеснен был от шведов, которые не только ограбили толь нужными отеческими пристаньями, но и разумным очам к нашему нелюбозрению добрый задернула завес и со всем светом коммуникацию пресекли». Для Петра были ясны нужды его царства и потому война продолжалась, не смотря на великое бремя её для населения России.

В конце 1713 г. и начале 1714 г. военное положение в Финляндии было таково: пехота и наскоро составленные отряды находились под начальством Армфельта в Вазе, кавалерия под начальством Де-ла-Барра квартировала между Кристинестадом и Вазой. Небольшие финские части находились еще в Каяне и северной Тавастландии.

После того, как все части вновь были в сборе, армия Армфельта насчитывала не менее 2.500 чел. пехотинцев, 2.100 чел. кавалерии и 1.200 чел. дополнительно набранных солдат, или всего 5.800 чел. (По сведениям А. Мышлаевского боевая сила Армфельта доходила до 8.000 чел.). Одну треть кавалерии за неимением зимней одежды и обуви нельзя было выслать в поход.

Также в виду недостатка в обмундировании и зимнем снаряжении далеко не вся боевая сила, бывшая под начальством кн. Голицына, в состоянии была, принять участие в кампании.

Вся южная и средняя Финляндия осталась в руках русских, которые более не преследовали финских войск, а направились к Бьернеборгу, чтобы закрепить свою власть в Сатакунте. Только в декабре (1713 г.) отряд генерала Брюса направился из Бьернеборга в Кристинестад, но вернулся, когда финны показали себя приготовленными к сопротивлению. В это время несколько сот крестьян из Ильмола вооружились, выбрали в предводители двух студентов, братьев Габриеля и Израэля Пельдан, и расположились, как пограничная стража, в часовне Курикка, где удачно отражали бродившие отряды русских. Этот случай не единственный. — Крестьяне Эстерботнии, на коих теперь лежала главная тяжесть войны, проявили гораздо более готовности жертвовать жизнью и имуществом на защиту отечества, чем население южной Финляндии. В трех южных губерниях беспрерывные комплектования и формирования новых полков, тяжелые налоги и переходы войск изнурили крестьян, почему они в минуты опасности неохотно шли на. воинский призыв и после поражения, без сопротивления, подчинялись победителю. Эстерботнийцы были относительно пощажены войной, почему могли со свежими силами вступить в борьбу, которая сама по себе привлекала это издревле воинственное население. Но чем оживленнее народ принимал участие в войне, действия русских, в силу необходимости, становились беспощаднее.

Те несколько месяцев, которые финские войска провели на зимних квартирах, были употреблены на приведение их в состояние большей пригодности для боевых действий. Кроме того, эстерботнийцы обучались, под руководством губернатора Лоренца Клерка; из них сформировали отряд в 1.000 чел. В то же время жители городов и деревень предлагали поголовно защищать свои дома, семью и детей, почему разосланы были офицеры для обучения крестьян. — Хозяйственная часть армии поддерживалась усердными заботами Фрициуса по крайней мере настолько, что солдаты не нуждались в самом необходимом. Зато возраставшее несогласие между высшим начальством предвещало недоброе. Армфельт, Шерншанц и начальник кавалерии Де-ла-Барр расходились во мнениях по важнейшим вопросам. Распря эта содействовала окончательному поражению армии, которое ей вскоре и было нанесено. Уже в начале февраля 1714 г. поднялась русская военная сила, в числе 8.000 чел., из Або под предводительством кн. Мих. Голицына, чтобы, согласно повеления Царя, отыскать и разбить слабую армию Армфельта. Нашему войску приходилось идти по глубокому снегу, тянуться по лесам и замерзшим болотам. Они совершили один из труднейших походов. В этом году (1714) выпало особенно много снегу, почему невозможно было без лыж пробираться по краям дорог.

Во время стоянки в Икалисе солдаты нуждались даже в хлебе. После тяжелых маршей, за отсутствием жилья, люди обыкновенно располагались под открытым небом, у разложенных костров. Подкреплялись сухарем и жидкой похлебкой.

Уведомленный о движении русских, Армфельт собрал свои отряды. Призывные из северных приходов не поспели к решительному моменту. — Армфельт сперва колебался, принять ли бой, но, частью вследствие неблагоприятных отзывов об армии, высказанных на риксдаге в Стокгольме, — а частью в виду сознания, что его положение не может ухудшиться от поражения, он решился на сражение, чтобы не уступить русским Эстерботнии без боя. На военном совете большинство находило, что благоразумие требует отступить или, по крайней мере, выждать призывных крестьян (ополчение) из северных приходов. Однако Армфельт настоял на своем, особенно восхищенный найденной позицией. Он привел армию к Стуркюро и здесь приготовился встретить русских при деревне Напо (Напобю). Три дня простояли финские воины в снегу и на морозе, ожидая на позициях прихода русских. Дух поддерживался меледу прочим тем, что Фрициус обещал озаботиться отпуском месячного жалованья офицерам, а нижним чинам — соответственной прибавки. Солдаты, по обычаю того времени, тряхнули оружием и обещались все претерпеть. Наконец, 19 февраля 1714 г., около полудня, показались русские. Финский крестьянин Матс Полисов Тури указал им дорогу чрез замерзшие болота, чем избавил их от прохождения по лесу. Кн. М. М. Голицын действовал все время замечательно последовательно и энергично. До сражения старшие начальники были позваны им на совет. Кн. Голицын предложил, «чтоб весьма на неприятеля, хотя перед российскими и силен, идти, нежели, вшед в глубь земли, отступить». Мнение князя было единогласно принято.

Перед сражением Армфельт проехал верхом по фронту войск, ободрял их короткой речью и молитвой, а лозунгом назначил «С Божьею помощью». Он поставил войска на равнине между двумя опушками, поперек реки Кюро, так что укрепленная деревня Напо пришлась в центре. Кавалерия стояла по флангам. Пехотой в центре командовал Армфельт. Дурным предзнаменованием явилось уклонение от участия в сражении Шерншанца, под предлогом болезни. Бой продолжался всего два часа и 10 минут после обеда. Ветер дул в сторону финнов и засыпал им лицо снегом, почему сразу произошел беспорядок среди кавалерии на левом фланге, где командовал Де-ла-Барр. Кавалеристы скоро обратились в бегство, сопровождаемые своим начальством; только несколько эскадронов Абоской губ. остались на месте, но были осилены. Еще позорнее вела себя кавалерия на правом фланге: она обратилась в бегство, не дав ни одного залпа. — Армфельт крепко держался на месте во главе центра. Он дважды отбросил русскую пехоту, произведя среди неё беспорядок.

Кн. М. Голицын спешил 4 драгунских полка и приказал им напасть с тыла на финнов. — Армфельт обернулся к ним и имел уже некоторый успех; но в это время русская пехота оправилась для нового удара. Ополчение финнов сначала успешно выдержало натиск казаков, пришедших по левому берегу Киоро; но, видя, что пехота бежала, ополченцы — вазаские граждане — также покинули свою позицию. Окруженные со всех сторон войска Армфельта были сломлены, и в конце сражения он сам подвергся серьезной опасности, почему не в состоянии был организовать отступления, которое скоро перешло в беспорядочное бегство. Несмотря на описанный исход сражения, шведские историки находят, что, в общем, финские солдаты сражались с большим мужеством.

Об этом Армфельт несколько раз заявлял в своих рапортах, и то же самое сделал ландсгевдинг Клерк, который 22 февраля писал правительству «что все офицеры, как старшие, так и младшие, а также солдаты и крестьяне оказали необычайную храбрость». Только в Нюкарлебю Армфельт мог собрать остатки своей разбитой армии. При отступлении произошло беспощадное истребление финских полков. Шведы потеряли 8 орудий, 20 знамен, 535 чел. пленными, а на поле сражения осталось 5.133 человеческих трупа. Не дешево обошлась победа и русским. Они потеряли всего 1.468 чел., т. е. одну шестую часть своего отряда. Шведы лишились почти всех пехотных офицеров, за исключением десятерых. Армфельт утешал себя и других тем, что русские испытали «стойкость бравых солдат», но в то же время должен был признать, что положение теперь было совершенно безнадежным.

После сражения при дер. Наппо в шведских войсках наблюдаются явные признаки деморализации. Главнокомандующий проявил непоследовательность в своих действиях: он, собрав до битвы военный совет и, видя, что офицеры совершенно не разделяют его воззрений, тем не менее, дал сражение. Кавалерия Де-ла-Барра не поддержала атаки пехоты; полковник Шерншанц, не желая участвовать в сражении, уехал до начала боя. Тут на лицо преступное неповиновение подчиненных. А если так, то это показывает, что Армфельт был слаб, иначе подчиненные не смели бы проявить такого ослушания. Армфельту не было надобности созывать совета; но раз он его собрал, то надлежало последовать его указаниям.

«Такого скорого и тяжелого огня на мою особу никогда не бывало», однако «милостию Божиею и Его Царского Величества счастием над неприятелем учинена виктория.... и надеюсь армия их во всеконечное разорение пришла» — писал князь М. Голицын к гр. Апраксину 28 февр. 1714 года.

У нас в ордере баталии было всего 8.495 чел. Царь в письме благодарил кн. Голицына, пожаловал его следующим чином за «мужество и достойность»; «прошу, — говорилось далее в рескрипте Государя, — мой поклон отдать всем вышним и нижним офицерам и рядовым и благодарить за храброе дело». В записках Брауншвейгского резидента Вебера значится, что 14 марта, по случаю победы, одержанной князем Голицыным, в Петербурге дан был торжественный радостный пир, на котором Вебер в первый раз заметил порядок заздравных кубков. Первый провозглашен был за Божиею милостию (царя), второй — за всех храбрых матросов, третий за всех верных союзников, за всех храбрых воинов и пр. и пр.

В Петербурге, по повелению Петра, 3 марта издана была брошюра на немецком языке, которая имела целью в Европе распространить слух о новых русских успехах.

23 марта (1714 г.) Голицын занял Вазу и отсюда послал отряды до Нюкарлебю и Якобстада, которые брали контрибуцию и уничтожали по берегу суда местных жителей. Через несколько дней его пехота отступила к Ништадту, а кавалерия — к Тавастгусу. Шведские историки жалуются, что партия казаков своими зверскими поступками наводила ужас на жителей. Говорили, что казаки привязывали захваченных к деревьям, душили их дымом, били до смерти палками. «Абоский Мнемозин» говорит, что когда русские возвращались из Вазы в Тавастгус и Або, молодые люди обоего пола толпами гнались перед войсками и потом были проданы туркам и татарам.

Согласно полученным инструкциям, кн. Голицын хотел в Эстерботнии разорить пространство шириной в 10 миль, чтоб не дать Армфельту возможности в ближайшее время опять отправиться на юг. Но кн. Голицыну удалось выполнить это по разным причинам только в незначительной мере. Между прочим население встречало русских мольбами о пощаде и обещаниями покориться, что дало кн. Голицыну, как и во многих других случаях, повод показывать свою гуманность и отказаться от разорения страны. Но Якобстад был опустошен 4 марта, причем большая часть города обращена в пепел.

Летом того же года Выборгский комендант, полковник Шувалов, имея отряд в 1.500 чел., по указу Царя, приступил к Нейшлоту, разведку которого произвел еще в сентябре 1713 г. Корчмин. Его рапорт лег в основу плана осады. Осада продолжалась около месяца. Вылазка шведов была отбита. Русские пожелали вступить в переговоры, но их представитель не был принят. Когда же русские оказались вполне готовыми для осады, гарнизон крепости отказался от сопротивления. Больной комендант крепости, майор Буш, видя, что русской артиллерией, при которой находился Корчмин, пробит уже пролом, сдался 29 июля (1714 г.), получив свободный выход под нашим конвоем к Куопио с своим гарнизоном в 561 чел.; 156 рейтар и солдат добровольно остались в Нейшлотском уезде. Нейшлот потребовал со стороны русских более 5 тыс. выстрелов. Взятие крепости никакого влияния на ход военных событий 1714 г. не имело. Можно только отметить, что с падением Нейшлота (или Нишлота) весь Саволакс перешел в русские руки.

Действия на суше Финляндии можно считать законченными. В дальнейшем главное внимание обращено было на море. Русские дошли до Або и несколько далее на север вдоль берега. Гр. Миних был прав, отметив в своих записках, что в короткое время Царь создал громаднейшую регулярную армию и «невероятно быстро завоевал всю Ингрию, Карелию, Финляндию, Эстляндию и Ливонию». Но Швеция о мире не думала. Оставалось переплыть море и грозить столице королевства.

С ранней весны 1714 г. галерный флот готовился в Петербурге к походу. Главным начальником состоял генерал-адмирал гр. Апраксин; его помощниками были гр. Боцис и Змаевич. На галерный флот было посажено до 15 тыс., да на транспортные суда до 9 тыс. чел. Дух в войсках был прекрасный. Галерам надлежало идти шхерами до Аланда, где предполагалось устроить крепость. Из Кроншлота двинулся корабельный флот, состоявший из 18 судов. Им командовал старший флагман — контр-адмирал Петр Михайлов, т. е. сам Царь. Лед в заливе задержал несколько всю эскадру у Биёркэ.

В то время, когда русский флот сооружали в Петербурге, находившийся там датский посланник Фальк рапортовал, что он видит как всеми этими силами готовились совершить высадку.

У Гельсингфорса галерный наш флот простоял десять дней и произвел выгрузку провианта.

У Гангеудда — или Гангута — путь был прегражден шведским флотом, состоявшим из 28 больших судов, при 832 орудиях, под начальством адмирала Ватранга; тут же находились вице-адмирал Лилье. Флот выслало регентство, правившее государством в отсутствии короля. Снаряжение судов было плохое, офицеров не доставало. Видно, что все делалось наспех.

Весь экипаж шведов доходил до 5 тыс. чел. Позиция их казалась недоступной. Русская галерная эскадра остановилась у Тверминне. Корабельный флот ранее еще погнался за неприятелем к Ревелю и остался там. От успешности его действий зависел дальнейший ход финляндской кампании, так как в мае 1714 г. Голицын писал Апраксину: «а здесь (в Або) содержаться не можно, понеже на полковых подводах из Гельсингфорса провианту возить невозможно, а которые мужики близ моря были, те все выехали на острова и многие пасторы побежали»...

Гр. Апраксин принялся за расследование позиции и окрестностей. О результатах он донес Государю, находившемуся в Ревеле. Тут же, прибавляя свои соображения о способах действия, он между прочим отметил, что можно бы, пользуясь тихой погодой, обойти противника морем.

Но сердце адмирала Апраксина лежало к другому: перезимовать близ Гангута, устроив магазин и укрепив гавань. Донесение заканчивалось словами: «мы сердечно желаем и просим Ваше Величество, чтоб изволил милостиво нас посетить и неприятельский флот осмотреть и, по усмотрению оного состояния, резолюцию учинить, не пропуская удобного времени. А ежели за каким случаем быть Ваше Величество к нам не изволите, то рабски просим наше дерзновение изволь милостиво оставить, а что нам чинить, повели прислать милостивый указ без умедления».

Петр, видя свой галерный флот в опасности, пустился в путь. Плавание было крайне тяжелое. В темную ночь он был застигнут страшной бурей. Все пришли в отчаяние, не зная, где берег. Петр с некоторыми матросами бросился в шлюпку, не слушая офицеров, которые на коленях умоляли его не подвергать себя такой опасности, сам он взялся за руль и в борьбе с волнами, ободрял добрым окликом опускавших руки гребцов: «Чего боитесь? Царя везете; с нами Бог», и Царь благополучно достиг берега, где развел огонь, чтобы показать путь эскадре, согрел сбитнем полумертвых гребцов, а сам весь мокрый, лег и, покрывшись парусиной, заснул у костра под деревом. 18 июня Царь достиг, наконец, Поркалаудда.

До него из Або прибыл кн. М. М. Голицын с пехотой. У Гангута на галерном флоте было теперь до 13,5 тыс. чел., около ста судов, при 1 тыс. «морских служителей». С прибытием Царя, все пришло в движение. Настроение приподнялось. Всем руководил, конечно, сам Петр.

Севернее Тверминне, у мызы Лопвик, русские усмотрели, — или точнее говоря, узнали от двух финнов, вознагражденных потом деньгами, перешеек в 1170 сажен, удобный для того, чтобы перетащить несколько более легких галер сухим путем в Рилакский фьорд (у простого народа фиельд). Приступили здесь к устройству мостков — дощатой дорожки — для перетаскивания по каткам галер через перешеек. Полторы тысячи рабочих днем и ночью рубили лес, заготовляли уголь и пр. Имелось в виду по бревенчатой мостовой, на особых санях, перетащить галеру по переволоку. Чтобы скрыть грандиозную работу от шведов, деревню Тверминне заняли караулом, жителей переписали и воспретили им выход из домов. Но скрыть работы не удалось и олеговский замысел пришлось оставить. Адмирал Ватранг узнал и принял меры. Вице-адмирал Лилье послан был с частью шведской корабельной эскадры на юго-восток, в обход нашего галерного флота, а шаутбенахт Эрншельд к северной оконечности переволока. Эскадра Лилье отплыла несколько, но была застигнута полным мертвым штилем. Шведские силы были разъединены и не имели возможность сблизиться. Петр Великий превосходно воспользовался этим обстоятельством и послал двадцать своих скампавей, под начальством лучших моряков, капитанов Змаевича и Бредаля, приказав им прорваться мимо шведов, т. е. пройти меледу эскадрами Ватранга и Лилье. Этот прорыв был превосходно выполнен. Шведы подняли тревогу, открыли стрельбу. Но наши суда, находясь вне их выстрелов, на веслах скользили по гладкой поверхности моря. Удача поощрила Царя повторить прорыв. И 15 скампавей отрядов капитанов Дежимантова и Бирса, а также бригадира Лефорта, последовали по тому же пути, в обход мыса. Шведы принялись буксировать свои корабли, чтобы сблизить эскадры и закрыть проход. Этим передвижением Ватранг обнажил фарватер близ берега, чем вновь воспользовался Царь, двинув при штиле вперед остальную часть своего галерного флота. Смелый маневр опять блистательно удался, гребцы не щадили своих сил, и морская позиция шведов при Гангуте была обойдена.

Подвиг был отчаянный. Впоследствии в журнале Петра Великого, вообще про Гангут значилось: «и ежели-б придти близко, то трудная была-бы ретирада, а ежели появиться издали, то только-б был смех неприятелю». Skout-by-nacht (адмирал) Эрншельд, уходя от нашего галерного флота, попал в глухой Нитлакс-Фьорд, около самого Рилакса. Здесь 27 июля 1714 г. произошел жаркий бой. Адмиралу предложили сдаться. Он отказался. Взвился наш синий флаг, раздался пушечный выстрел — сигнал к бою — и началась знаменитая Гангутская баталия. У шведов была сильная позиция, многочисленная артиллерия и храбрый адмирал, но только 940 чел. Русских в сражении участвовало 3245 чел. «Много пришлось перенести петровской пехоте за истекшие два года войны. Боролась она с суровой финляндской природой, проходила день за днем многочисленные «пассы», была на краю голода, исполняла «работу превеликую на камнях гельсингфоргсского рейда», обходила шведов на плотах у Пелкине, мерзла ночью под открытым небом Эстерботнии. Теперь от неё потребовалась новая жертва на море при крайне трудных условиях. Против 80—90 шведских орудий наши пехотинцы могли противопоставить 22—24 пушки. Приходилось абордировать фрегат и галеры с небольших скампавей, взлезая снизу наверх, когда грозило сразу три смерти: от штыка, огня и воды. Произошло упорное фронтовое столкновение. Два раза русские были отбиты. Но сзади их подпирали новыми судами. В тесном Нитлакс-Фьорде образовалась сплошная масса судов, примыкавших друг к другу бортами. Русские лезли на абордаж. Шведы стреляли почти в упор. Каждый неверный шаг стоил воину жизни. Теснота была так велика, что несколько русских солдат были разорваны, не ядрами и картечью, а пушечным пороховым духом. Обе стороны проявили чудеса храбрости. Наша пехота дралась отчаянно, поощряемая присутствием Царя. Шведы не уступали. «Здесь, в узком проходе Рилакс-фьорда, пробивалась брешь в старой морской славе шведов, и потомки славных викингов не хотели уступить сынам ратей Олега»! Три часа продолжалась схватка. Сила шведов иссякла: они спустили флаги...

Бой кончился. Русские потеряли 127 чел. убитыми и 341 — ранеными; шведы недосчитали 452 чел. убитыми, т. е. 1/3 часть отряда, прочие взяты в плен с адмиралом Эрншельдом, которого захватили гренадеры Ингерманландского пех. полка. Около Рилакса одна бухточка называется у местных жителей «Заливом убитых», другая — «Заливом душ», а одна горка — «Горой мертвых». В Петербурге в память победы при Гангеудде воздвигнут храм св. Пантелеймона. 29 Июля Царь писал к адмиралтейств советнику А. В. Кикину: «объявляем вам каким образом всемогущею Господь Бог рукою прославить изволил, ибо, по многодарованным победам на земле, ныне и на море венчати благоволил... И тако сею, моею, николи у нас бывшею викториею вас поздравляем.

В эту войну со шведами взяты были в плен генералы и даже фельдмаршалы, но «флагмана не единаго». Теперь получили флагмана, что особенно радовало Государя. Гангутская баталия — начало славы русского флота. Россия заняла теперь место в ряду морских держав. И всем этим она обязана прежде всего военному искусству Царя. Петр Великий, который в этой баталии проявил не только рыцарскую храбрость, но и рыцарские чувства. Царь дружески лобызал окровавленное чело храброго пленника Эрншельда и оказал ему всевозможное внимание.

В сентябре Царь отпраздновал свою морскую победу с особой торжественностью. Из крепости произвели 150 выстрелов. В триумфальном шествии по Неве приняли участие шведские суда, шведские пленные и трофеи. Победные ворота были украшены замысловатыми изображениями. Между прочим виднелся орел, сидевший на слоне, и под ним была надпись: «русский орел мух не ловит». Захваченный шведский фрегат назывался слоном («Элефант») и отсюда вытекало объяснение рисунка. Ромодановский пожаловал Петра в сенате вице-адмиралом. На пиршестве у кн. Меншикова, Царь сказал (об Эреншельде) окружавшим: «Вы видите перед собой храброго и верного слугу своему Государю, у которого он удостоился высшей награды; и он должен также, до тех пор пока будет у меня, пользоваться всевозможной и моей милостью, хотя он и много перебил храбрых русских»... Контр-адмирал Эреншельд ответил, что искал смерти (он получил семь ран), что русские сражались, как львы, что Царь из своих подданных сделал хороших солдат.

Победы над шведами вообще праздновались Петром шумно, особенно в Москве. Такими торжествами преследовались разные цели: Петр хотел поднять значение своих завоеваний и праздниками влиять на народ. Пример подали шведы своими торжествами по случаю Нарвской победы. После Гангутской победы в Ревеле издана была брошюра, имевшая целью возвысить в глазах Европы морской успех русских. Петр завел обычай распространения памфлетов.

Завоеванием Финляндии Россия много обязана своему шхерному флоту. Без него дело не спорилось. Шведы имели корабельный флот, у нас его не было. В этом крылось их громадное преимущество; но потом роли переменились: у них не оказалось шхерной флотилии, которую Петр создал во время самой борьбы.

У русского зарождавшегося Балтийского флота было много недостатков, но он показал себя способным отразить нападения на Котлин и отстоять устья Невы. Он существенно содействовал нашим сухопутным войскам, своевременно доставляя провиант, артиллерию и другие предметы. На него, наконец, посажена была целая армия. Все это способствовало взятию Выборгской крепости, осаде Нарвы, Гельсингфорса и Риги.

Все предвещало, что при росте этого флота, шведы должны будут удалиться из Финского залива. При обширных пространствах Финляндии, при многочисленности её озер и при дурном состоянии дорог нельзя было ни доставлять провианта, ни эвакуировать больных. Флот исполнил эти обязанности и, кроме того, охранил нашу армию от фланговых нападений. Флот явился поэтому одним из важнейших условий успеха. одни сухопутные силы едва ли в состоянии были бы справиться с задачей покорения края. Галерный флот дал возможность нашей армии обезвредить сильные финляндские позиции, путем обхода их на плавучих средствах. Флот значительно увеличил самые переходы армии.

Один гребной флот, без прикрытия корабельного, не в состоянии был серьезно угрожать берегам Швеции. Но и корабельный флот создавался с изумительной быстротой. Петр достиг того, что на Петербургской верфи строили не только галеры, но и фрегаты и линейные корабли.

Шведский флот действовал вяло и неудачно в течение всей войны: в 1702 году он не подкрепил гарнизонов Невских крепостей, в 1704 г. он не сумел воспрепятствовать утверждению на Котлине, в 1710 г. не выручил Выборга, в 1712 г. только в июле подошел к Кроншлоту, когда провиант был уже доставлен в Финляндию.

В виду указанных успехов, Кампредон (в 1723 г.) имел основание поздравить Петра «с великим и прекрасным свойством, которое произвел маленький дедушка русского флота». Другой иностранец, видя, чьими исключительными заботами создавался флот, и узнав, что страсть Петра к морю тяжело ложилась на русскую казну, предрекал, что «после Петра этот флот пропадет яко цвет сельный».

Шведы гребного флота не имели. В этом кроется одна из причин их поражения. Русские овладели шхерами и тем разобщили шведскую армию от корабельного флота, который ограничился захватами отдельных призов.

Здесь опять ярко проявилась гениальность Петра. Он быстро оценил географическое положение Финляндии и её особенности. Шведы, давно владели Финляндией, но не обратили должного внимания на стратегическое значение приморских укреплений и финляндских шхер. «Петр, напротив, сразу оценил выгоду, представляемую шхерами тому из противников, который будет владеть многочисленным гребным флотом».

Моряков Петр почти не имел, почему часто сажал на лодки своих молодых гвардейских солдат и с ними шаг за шагом приобретал Финское побережье.

В 1722 г. Царь, в оглавлении морского устава, выразил глубокую, проверенную им на практике, мысль, что «всякий потентат, имеющий единую только армию — единую руку имеет, а имеющий и флот и армию — обе руки имеет». Борьба со Швецией прекрасно оправдала это положение. В шхерной и прибрежной войне не шведы были учителями Петра, а его гений дал им блистательные примеры защиты и завоевания шхер.

От Гангута русский флот перешел в Або, а затем к Аланду (28 августа). Петр покинул его 15 августа и вернулся в Петербург. Пополнив запас провизии, гр. Апраксин пошел шхерами в Ботнический залив, желая очистить Финляндию от шведского войска, которое держалось еще на севере, в числе 5000 чел., под начальством ген. Армфельта. В городе Вазе, куда флот пришел 9 сентября, решено было послать генерал-майора Головина с десятью скампавеями на шведский берег Вестерботнии через Кваркен. Он высадился (с 800 чел.) в 14 верстах от Умео; шведы разбежались по лесам, а местечко Умео сгорело. Кто его поджег — неизвестно.

В сентябре Армфельту от правительства из Стокгольма было доставлено отношение, в котором не прямо повелевалось, но, по-видимому, предлагалось, возможно скорее очистить Эстерботнию и морем перевести армию в Швецию.

Апраксин доходил с флотом до Нюкарлебю, где стоял шведский кавалерийский пост в 500 человек. Пост отступил. Генерал Брюс следовал в то же время из окрестностей Тавастгуса с кавалерией вдоль берега и к 16-му сент. дошел только до Вазы. Часть отряда Армфельта, состоявшая из финнов, разошлась по своим домам. Почти совершенно разбрелись полки Саволакский и Выборгский. — Часть своих солдат Армфельт отправил морем в Умео, а с кавалерией он остался в Торнео, где расквартировал ее в кирхшпиле Каликс. Асессор Фрисиус ехал впереди армии, заготовляя провиант, и с помощью населения приспособлял переправы через многочисленные реки. Армфельт строго следил за дисциплиной и, дабы предупредить побеги, приказал при проходе ущелий, офицерам находиться при войсках. Передвижение армии крайне затруднялось тем, что масса беглецов уводили с собой скот и скарб и, идя перед войсками, преграждали им путь.

Хуже всего было то, говорит Армфельт, что армия была «голая».

Казаки преследовали шведов от Нюкарлебю до Гамлекарлебю. Указание Царя, таким образом, было в точности исполнено. Оставляя в 1713 г. кн. Голицына в Финляндии, Петр приказал стараться отбросить неприятеля к Торнео и даже «выгнать с берегу чрез море».

Апраксин повернул назад и в Ништадте (30 окт.) расположил суда (89) на зимовку. При них было 461 чел. Плавание Апраксина и Головина было очень трудное. Галерный флот сильно пострадал осенью от бурь. Потонуло 16 галер и погибло около 300 чел. Сам Апраксин рассказывал голландскому резиденту Де-Би, что в течение четырех недель испытывал постоянные бури и страдал от недостатка в съестных припасах, так что у него самого случалось не было хлеба на столе. Апраксин утешался тем, что «эти бедствия ниспосланы были Богом», а не причинены неприятелем.

Действия нашего флота не остались без влияния на Швецию. Стокгольм укреплялся; двор готовился к выезду.

В Ноябре 1714 г. Карл XII прибыл из Турции в Стральзунд. Надежды шведов оживились. Шведские корсары, поощряемые королем, стали захватывать купеческие суда. Около Стокгольма было собрано до 16 тыс. войска.

Осенним походом 1714 г. закончилось завоевание Финляндии, которая затем, вплоть до заключения мира, оставалась под русской властью. Потеря Финляндии затруднила в последующие года защиту самой Швеции, но одновременно завоевание этого края досталось Петру после больших затрат и усилий.

В конце 1714 года отряд полковника Манштейна дошел до Улеоборга. Он, как человек умеренный, желал прекращения самовольства и притеснений. Тем не менее, казаки распространяли ужас на севере, доходя до Торнео. Захватили пастора в Ильмола Бартольда Ваэля (Whael) и студента Гавриила Пельдана и пленными их доставили в Або.

В 1715 г. Петр заключил конвенцию с Данией. Предполагалось общими силами произвести высадку на южный берег Швеции — Сканию (Сконэ). План этот не был, однако, осуществлен.

В течение 1715 г. в Финляндии решительных действий не было. Вдоль берега от Гельсингфорса до Христианштадта посылались разъезды, кроме того ходили вооруженные «островские лодки».

С Аланда на галерах Голицын посылал на шведский берег генерал-майора Балка; его экспедиция была безрезультатна. Искали «языков», но безуспешно.

Пытались взять Каяну, — замок основанный в 1607 г., — но неудачно. Однако этот малый учес среди разъяренных волн продержался не долго. В «сказке о службе» (поданной в 1743 г.) А. И. Румянцев писал: «в 1715 году по имянному Е. И. Величества указу послан был в Финляндию для взятия города Каянбурха, где было в команде моей четыре полка драгун и два баталиона пехоты, который город тогда мною и взят»...

Резидент брауншвейгский Вебер слыхал, что во время войны шведский комендант Каянебурга состоял в самых дружественных отношениях с пограничными русскими. От самого Царя Вебер узнал, что такие же хорошие отношения существовали в г. Коле между шведами, русскими, датчанами и «лапонцами».

Остается представить перечень главных последующих событий. В течение лета 1716 г. русские суда напрасно простояли у Аланда, ожидая датчан, которые своим корабельным флотом должны были прикрыть нашу высадку в Швеции. В Августе 1716 г. бригадир фон Менгден на 18 судах разорил местечко Оренгрунд и находившиеся около него железные заводы. Отряд майора Кисленского на 7 лодках ходил к острову Гренсунд (или Виёркэ). Шведы не оставались в долгу и своими каперами беспокоили наши берега. По словам Апраксина: «как дьяволы у Гангеудда и Юнгфер-зунда вертелись» и увели несколько маркитантских судов. В Октябре 1716 г. наш флот вернулся в Або на зимовку.

Что же предстояло делать далее? Датчане опоздали со своей помощью, и потому не оставалось иного способа, «только что Аланда неприятеля утеснить», как говорил Царь в своем указе сенату 7 окт. 1716 г., предписывая ему «приготовление чинить». Это приказание было повторено 25 дек. 1716 г. и для будущей кампании в финляндский корпус надлежало выслать рекрут.

1717 год ушел на бесплодные дипломатические переговоры. Мысль о том, чтобы «от Аланда неприятеля утеснить» не покидала Царя, и потому он повелел «всякое приготовление чинить, только не усните, так как в нынешней (1716 г.) кампании». Приготовиться было нелегко: негодные галеры нужно было заменить новыми. Кавалерия, вследствие большой убыли в лошадях, уменьшилась на столько, что из 8 драгунских полков молено было составить только пять.

Шведы были еще более расстроены и не дерзали напасть.

В 1717 г. генерал-майор Чекин получил указ отправить полковника с 600 конных драгун и всех казаков, находившихся в Або, «к Торну (Торнео), первое, для конфузии неприятелю, другое — для содержания людей, вспомогая провианту, и лошадей. Понеже Государь, Вестер-Ботнио все с обеих сторон опустошено, а больше от неприятеля». Посланный полковник, через Торнео, вступил в шведскую землю и дошел до местечка Луны (Лулео), разогнав неприятельские заставы.

Обладание Финляндией дало Петру прекрасное исходное положение для действий против Швеции...