Никольский уезд.
Утром Ирина, проснувшись, сначала не могла понять, где она находится. Потом вспомнила, что они с Голдеевым почти всю ночь провели на спичечной фабрике. Радостно потянулась, вспомнив как загорелась спичка. Интересно, который сейчас час? И почему её никто не разбудил. Увидела шнурок возле кровати и дёрнула за него.
Вскоре дверь открылась и вошла горничная:
— Звали, барыня?
— Да, звала, тебя как зовут? — Ирина помнила эту девушку с прошлого раза, но тогда не успела узнать имя, главным было заключить соглашение с Голдеевым.
— Настя, — улыбнулась девушка
— Отлично, Настя, завтрак уже был?
— Нет, что вы, ещё рано, только восемь утра. Мы не ожидали, что вы рано проснётесь и мадам перенесла завтрак на десять.
Настя оказалась девушкой общительной и уже скоро Ирина выяснила, что хозяин уже уехал на фабрику. Хозяйка уже встала и ждёт Ирину.
Ирина тоже не стала разлёживаться. Ей сегодня хотелось снова попасть в аптеку к Софье Штромбель, а ещё надо было заехать в больницу к Путееву, посмотреть, как там дела идут и выполняет ли доктор обещание по организации гигиены.
За завтраком были дети Голдеева, мальчик и девочка, лет по семь, погодки, сидели тихо. Когда Ирина вошла, встали и поздоровались. За столом не болтали, кушали чинно, Ирина даже поразилась, как они так долго выдерживают. Но потом обратила внимание на то, что периодически кто-то из детей опускал ручку под стол. Ирина уронила салфетку и нагнулась, чтобы поднять, и увидела, что под столом, рядом с детишками сидит кот в состоянии «ожидания».
Подняв салфетку, Ирина заговорщицки улыбнулась, и подумала:
— Всё-таки нормальные дети!
После завтрака рассказала Марфе, что собирается в больницу, а потом в аптеку. Марфа сильно заинтересовалась идеей Ирины выпускать средства для женской красоты и взяла с Ирины обещание, что та обязательно ей первой всё расскажет.
Ирина подумала, что это хорошая идея, начать с местного общества, Марфа пригласит женщин, а Ирина расскажет им про свою новинку.
В больницу поехала в сопровождении охраны, которую Никодим выделил ей в сопровождение вчера вечером.
Решила в больницу заехать с «чёрного» крыла, чтобы идти к Путееву с предметным разговором, если вдруг окажется, что ничего не изменилось.
Первое, что удивило Ирину, возле «чёрного» крыла не было людской очереди, зато появилась небольшая пристройка. Ирина подошла к пристройке и оказалось, что это своеобразно организованный «приёмный покой». По бокам у стен стояли лавки, на них расположились люди, в торце стояла ширма, за ширмой вёлся осмотр пациентов.
Увидев Ирину, люди начали вставать с лавок и кланяться, даже какой-то мужчина с перебинтованной ногой попытался встать.
— Сидите, — громко произнесла Ирина и на звук её голоса из-за ширмы показалось лицо одного из студентов-практикантов.
— Ирэн Леонидовна, — радостно произнёс парень, — а мы, здесь, вот…и показал вокруг себя руками. Помните меня? Я Назар.
Ирина не помнила, чтобы в прошлый раз он называл имя, но кивнула, потому как это был тот студент, который проводил её на «белую» половину. Запомнила его по улыбке.
Ирина подошла к ширме и увидела, что Назар там не один, а в глубине ведут приём ещё двое.
— У нас теперь очередь не скапливается, Николай Ворсович ещё четверых взял, говорит появилось откуда платить, — парень отчего-то смотрел на Ирину с восхищением, и Ирина поняла, что они связали увеличение денежной дотации с её появлением.
У нас теперь здесь и кухню организовали, — вдруг раздалось из другого угла, — спасибо вам.
— Ой, а вы, наверное, к Николаю Ворсовичу? Так давайте я вас провожу! — Назар поднялся, решив «бросить» своего пациента.
Ирина оглянулась, и, хотя толпы не было, но почти все места на лавках были заняты, и отказалась:
— Ведите приём, я сама дойду, — кивнула охране и прошла вглубь здания
Прошли по тёмному коридору мимо дверей в палаты, и Ирина решила заглянуть, проверить, а как там в палатах?
Остановилась, толкнула дверь, и порадовалась, увидев, что картина изменилась по сравнению с прошлым разом. В палате так и стояло восемь коек, застеленных серым бельём, но полы были чистые и воздух не был спёртым, хотя, конечно, пахло не очень приятно.
Ирина уже развернулась обратно к двери, когда один из охранников остановил её и показал назад. Резко повернувшись, Ирина увидела, что с койки ей машет рукой человек с перебинтованный головой.
Ирина подошла к койке и ахнула, там лежал Павел Овчинников, лицо у него было всё в синяках, голова перемотана вместе с одним глазом, одна рука, по всей видимости была сломана.
— Паша, — Ирина даже присела на край койки, настолько не ожидала увидеть Павла в таком плачевном состоянии, — что случилось?
Павел попытался рассказать, но было видно, что ему сложно говорить. Тогда Ирина приказала ему молчать, а сама понеслась организовывать перевод Павла в платную палату.
Николай Ворсович оказался у себя, настроение у доктора было прекрасным. Ирину он встретил как родную.
— Ирэн Леонидовна, ну что же вы, предупредили бы, я бы вас встретил, — доктор Путеев улыбался так, что его выдающийся нос становился ещё больше.
— Николай Ворсович, сейчас мы с вами всё обсудим, но у вас в «чёрном» крыле лежит мой деловой партнёр, ювелир Павел Овчинников, я бы хотела его перевести сюда в платную палату.
Выяснилось, что Павла привезли сутки назад городовые. Павел был без сознания, сильно избит, ему оказали помощь и определили в «чёрное» крыло. Никто не знал кто он и что он ювелир.
Путеев отдал указание перевести пациента в «белое» крыло, а пока они с Ириной сели поговорить.
— Ирина Леонидовна, я вам благодарен и не только за то, что вы выбрали меня вашим партнёром для тоноскопа. Но и за ваши советы. Вы видели, мы везде поставили воду, чтобы мыть руки. За последние недели все доктора, включая студентов начали мыть руки, и я нанял двух человек, которые моют полы. И может пока рано говорить, но у меня в больнице снизилась смертность. Я связываю это с вашими советами про гигиену.
Ирина поразилась, что всегда саркастично-снисходительный Путеев, разговаривает с ней как с равной и действительно рад, что она его заставила внедрить эти новшества.
У себя в поместье Ирина несколько раз интересовалась…спиртными напитками. В основном в деревнях делали наливки, у Пелагеи тоже был запас. А вот крепкого алкоголя Ирина не встречала. Решила пока у Путеева не спрашивать, а уточнить у аптекарши. Если получится, то можно будет внедрить ещё и спиртовую обработку. Интересно, а местный «Писториус»* уже изобрёл свой аппарат?
(*Иоганн Генрих Леберехт Писториус — первый самогонный аппарат изобрел немец. Патент на изобретение был выдан в 1817 году. В документе стоит «изготовление и использование оригинального аппарата для перегонки и дистилляции высокоградусного алкоголя»).
Путеев также рассказал, что через месяц собирается в столицу на ежегодную встречу с медикусами и хотел бы заказать подарочные варианты тоноскопов.
Наконец в кабинет зашёл один из студентов и сообщил, что Павла разместили в палате.
Ирина вместе с доктором Путеевым поспешила к нему.
Путеев, увидев Павла, сказал Ирине, что у парня перелом челюсти, сильный вывих руки и сильно отбиты внутренние органы. Городничие тоже просили им сообщить, когда тот придёт в себя, чтобы узнать, что произошло. Сказали, что его нашли на улице, рядом с домом, где он жил, лавка его разгромлена. Но вряд ли бедняга сможет вам что-то рассказать в ближайшие несколько дней.
Павел открыл глаз, который не был забинтован, увидел Ирину и попробовал улыбнуться.
Ирина наклонилась к нему:
— Не надо, Паша, лежи, выздоравливай
Но Павел здоровой рукой показал, что хочет что-то написать. Ирина попросила, чтобы принесли перо и бумагу.
Здоровая рука у Павла была левая, да и видно было, что у него слабость, но он старательно выводил букву за буквой.
Ирина прочитала: — Абруаз.
Воскликнула, немного громче, чем надо:
— Это был Абруаз, это он напал?
Павел написал ещё одно слово: люди и цифру пять
— Это были люди Абруаза, пять человек?
Павел закрыл здоровый глаз, подтверждая.
Ирина беспомощно посмотрела на Путеева, чувствуя, что в груди появляется неприятный холод:
— Но как же так, он же на каторге?
Москов. Особняк посольства Бротты.
Этого человека леди Бейкер боялась ещё больше, чем генерала Лэмсдена. Когда он смотрел на неё, то у леди внутри начинал расползаться холод и она не могла из себя и слова выдавить в его присутствии.
Граф Чарльз Уитворт возглавлял тайный отдел Бротты в Стоглавой, официально значился помощником посла по торговым делам. Он был достаточно молод, ему было тридцать пять лет, женщины считали его красивым, но Жозефина не знала ни об одной его любовнице. Она всего раз видела его супругу. Это была невзрачная, тихая, болезненного вида женщина, которая ходила, едва переставляя ноги и не поднимая глаз. Слухи, которые до неё доходили, пугали, говорили, что граф Чарльз пользуется услугами развлекательниц и ему специально подбирают нетронутых девушек. Только после него их больше никто никогда не видел. Возможно, что он выкупал их и отправлял куда-нибудь в деревню?
Но глядя в прозрачные голубые глаза графа, леди Бейкер не верила в добродетельность Уитворта. У него были глаза убийцы. И леди Бейкер всегда казалось, что, если бы не условности и не её работа на генерала Лэмсдена, то она бы точно увидела «звериный» облик этого страшного человека.
— Итак, Фри-ида, — произнёс граф Чарльз, немного растягивая гласную букву, — через несколько дней в императорском дворце состоится бал, посвящённый именинам супруги императора. На этом балу вы должны зацепить барона Виленского.
Граф посмотрел своими страшными глазами на Жозефину, и она только и смогла, что кивнуть.
Удостоверившись, что женщина его услышала, граф продолжил, — леди Бе-ейкер, вы же понимаете, что будет с вами, если вам не удастся влюбить в себя барона?
Жозефине так стало страшно, что, облизнув сухие губы она нашла в себе силы, спросить:
— Что будет?
— Вот и узнаете, — холодно улыбнувшись ответил граф Уитворт, потом взял двумя пальцами её за подбородок, приподнял голову, повернул налево, направо, и добавил:
— Но лучше бы вам этого не знать, — и отпустил
У леди Бейкер подгибались ноги, когда она выходила из кабинета и шла в отведённые ей комнаты. Она сделает всё, только бы больше никогда не встречаться с этим Уитвортом.