История Израиля. От Войны за независимость до Шестидневной войны. Том 3

Перед лицом арабской угрозы

Преамбулы соглашений о перемирии, заключенных на Родосе, вселяли оптимизм и надежду. В них отмечалось, что эти договоры являются первым этапом перехода от прекращения огня к постоянному миру, выражалась поддержка резолюции Совета Безопасности ООН о запрете применения силы и признавались права Израиля и арабских государств на мир и безопасность. Но для израильских руководителей будущая политика диктовалась не громкими заверениями, а сознанием реальной уязвимости еврейского государства. Со стратегической точки зрения положение Израиля было ужасным. Территория новорожденной республики составляла менее 8 тысяч квадратных миль. Три четверти населения были сосредоточены на прибрежной полосе между Хайфой и Тель-Авивом и в узком "иерусалимском коридоре”. За исключением немногочисленных разбросанных поселений в пустыне Негев, ни один еврейский населенный пункт не отстоял от арабской границы более чем на 18 миль. Линия прекращения огня с Иорданией местами проходила всего лишь в 9 милях от побережья Средиземного моря. "Иерусалимский коридор” в некоторых местах сужался до 10 миль, а израильский сектор Иерусалима с трех сторон был окружен хашимитскими войсками. С Голанских высот сирийские орудия могли обстреливать сельские поселения восточной Галилеи. И в доверешение всего египтяне могли перекрыть доступ к Эйлату, южным морским воротам Израиля в Азию и Африку. Короче говоря, вся страна была приграничной зоной, — единственное в мире не островное государство, до которого можно было добраться только морем (или по воздуху).

Демографические ресурсы Израиля были очень ограничены. Население окружающих арабских стран превышало израильское население в 40 раз, а численность личного состава арабских армий была в 8 раз больше аналогичного показателя в Израиле. В отношениях со своими арабскими соседями Израиль не мог полагаться даже на соглашения о прекращении огня. Показательно, что за первые десять лет существования Израиля в арабских странах произошло около двадцати переворотов, и почти все они были произведены военными хунтами. Ни один из этих режимов не осмеливался занять менее враждебную позицию по отношению к Израилю из боязни потерять общественную поддержку. Это была даже не враждебность, а тотальная ненависть. Арабы не ограничивались претензиями на какую-то часть израильской территории. Их намерения были однозначны: полное уничтожение "сионистской раковой опухоли на теле Палестины”.

Проблема безопасности не ограничивалась для Израиля нехваткой оперативного простора, оружия и недостатком людских ресурсов. Еврейское государство было фактически предоставлено само себе — не имело ни союзников, ни покровителей. Израиль был единственной страной на Ближнем Востоке, которая не входила ни в какой военный блок или политический союз. Те дипломатические связи, которые установились у Израиля в этот период, были совершенно недостаточны. Конечно, первый израильский министр иностранных дел Моше Шарет, соратник Бен-Гуриона еще со времен Второй алии, обладал необыкновенным обаянием и сверхъестественными лингвистическими способностями. Его ближайшие сотрудники Реувен Шилоах[21]и Вальтер Эйтан[22] также были людьми уникальной целеустремленности и больших талантов. Но их персонал был крайне немногочисленным. Даже в 1967 г., после двадцати лет независимости, только восемь израильских дипломатических представительств за рубежом насчитывали десять и более сотрудников.

Уязвимость государства стала "идеей фикс” израильского руководства. Впрочем, благодаря такой экстремальной ситуации правительство могло сохранять за собой почти полную свободу действий во внешней политике. Несмотря на еженедельные совещания парламентской комиссии по иностранным делам, право принятия решений в этой области оставалось за кабинетом.

Палестинская комиссия примирения Статус Иерусалима

Соглашения о прекращении огня явились, между тем, только началом международных усилий по урегулированию арабо-израильского конфликта, предпринимаемых под покровительством ООН. В соответствии с резолюцией Генеральной Ассамблеи от 11 декабря 1948 г. была учреждена так называемая "комиссия примирения” (см. т.2, с.369), перед которой ставились три задачи: достижение обязывающего мирного договора между Израилем и его арабскими противниками; содействие принятию мер по возвращению палестинских беженцев; разработка системы постоянного международного правления в Иерусалиме. В конечном итоге комиссия не справилась ни с одной из этих задач. Еще того хуже, своими непродуманными действиями она лишила какой-либо перспективы существующее перемирие. Эта комиссия, несомненно, могла бы быть полезна если бы, например, она сразу же наладила прямые контакты между израильтянами и представителями отдельных арабских государств. Вместо этого три члена комиссии, назначенные Турцией, Францией и Соединенными Штатами, действовали с осторожностью, похожей на летаргический сон. Потратив три месяца на неторопливую и плохо организованную поездку по странам Ближнего Востока, они прибыли в Лозанну — постоянное место заседаний комиссии — только в апреле 1949 г. Более того, уже находясь в этом швейцарском городе, комиссия совершила роковую ошибку, позволив представителям различных арабских государств участвовать в переговорах единым блоком, а не раздельно. При такой раскладке ни один арабский посланец не рискнул проявить умеренный подход. И даже в тех редких случаях, когда предпринимались усилия свести две стороны вместе, арабы поначалу вообще отказывались находиться в одном помещении с евреями.

Что же касается самих членов комиссии, то они были единодушны только в том, что арабо-израильское соглашение не должно нанести ущерб интересам их собственных государств. Так, например, Франция старалась ослабить влияние Абдаллы, ставленника англичан. Поэтому на раннем этапе переговоров в Лозанне представитель Франции открыто поддерживал сирийскую делегацию. В свою очередь, турецкий делегат, разделяя опасения своего правительства в отношении советского империализма и намереваясь заключить военный союз с арабскими государствами, не скрывал своей проарабской позиции. Представитель Соединенных Штатов полностью поддерживал официальную политику Лиги арабских стран[23] в отношении Иерусалима и беженцев и требовал от израильтян далеко идущих уступок. Такой подход подрывал позиции как Израиля, так и более умеренных арабских государств.

В любом случае, и без вмешательства великих держав было ясно, что между арабами и евреями существуют достаточно серьезные разногласия, которые предстояло разрешить. Об этом свидетельствовало и то единственное и весьма спорное достижение, которого добилась комиссия примирения в Лозанне. В ходе челночных контактов с делегациями членам комиссии наконец удалось выработать документы, которые были приняты всеми сторонами 12 мая 1949 г. В преамбуле к ним говорилось:

Действующая от имени ООН Палестинская комиссия примирения, стремясь как можно скорее достичь целей, поставленных резолюцией Генеральной Ассамблеи от 11 декабря 1948 г. в отношении беженцев, защиты их прав и охраны их собственности, а также территориальных и других вопросов, предложила делегациям арабских стран и делегации Израиля принять прилагаемый к сему рабочий документ в качестве базы для переговоров с комиссией.

Упомянутый "рабочий документ” являлся картой раздела Палестины согласно решению Генеральной Ассамблеи ООН от 29 ноября 1947 г. Фактически протоколы переговоров комиссии представляли собой не договор между Израилем и арабскими государствами, а только согласие на ведение дискуссий и переговоров. Карта раздела 1947 г. должна была стать основой таких переговоров, так как на момент подписания протоколов, когда еще не было достигнуто соглашение о прекращении огня между Сирией и Израилем, в распоряжении ООН находился только этот документ. Тем не менее, когда комиссии не удалось добиться сближения израильской и арабской позиций, арабская сторона выдвинула в качестве предварительного условия урегулирования требование о возвращении к границам, установленным резолюцией о разделе 1947 г. Для обоснования такой позиции арабские страны обычно ссылались на лозаннские протоколы как на обязательство Израиля признать эти границы. Израильтяне решительно отвергали такую интерпретацию, заявляя, что соглашения о прекращении огня с арабскими странами аннулировали границы, установленные в резолюции о разделе Палестины.

Не менее острые и принципиальные разногласия существовали по вопросу о Иерусалиме. Палестинская комиссия примирения считала своей обязанностью разработать международную опекунскую систему управления святым городом, предусмотренную резолюцией 1947 г. Однако еще задолго до окончания английского мандата, с усилением боев в Иерусалиме, стало ясно, что интернационализация города невозможна. За день до окончательной эвакуации английских войск из Палестины Генеральная Ассамблея фактически признала идею международной опеки нереализуемой и отказалась от нее. Во время боев международное сообщество предпочло передать вопрос о статусе Иерусалима на рассмотре-ниє графу Бернадоту. Однако к тому времени, как этот посредник ООН прибыл на арену конфликта, Арабский легион захватил Старый город, а большая часть нового Иерусалима оказалась в руках евреев. Вскоре, когда первое соглашение о прекращении огня вступило в силу, Бернадот решил, что статус "corpus separatum” для Иерусалима потерял свою актуальность. Выше говорилось (см. т.2, с.343), что он предложил вместо этого присоединить весь город к Трансиордании. Члены Лиги арабских стран, естественно, отвергли это предложение, так как Иерусалим тогда становился безраздельной собственностью хашимитской династии, а арабские правительства вовсе не были заинтересованы в таком успехе Абдаллы. Не были заинтересованы в этом и израильтяне. Они выдержали тяжелейшую блокаду, но не покинули новый город. Передать его теперь Трансиордании казалось немыслимым.

С возобновлением боевых действий в июле 1948 г. Бернадот наконец осознал произошедшие изменения и выступил с альтернативным предложением, которое предусматривало демилитаризацию города, но оставляло за оккупационными силами право управления им. Считалось, что Израиль и Трансиордания согласны, по крайней мере, сесть за стол переговоров. Однако другие арабские страны к этому не были готовы. Поэтому 29 июля Совет по опеке ООН решил отложить на неопределенный срок все дебаты о статусе Иерусалима. Вследствие этого, в тот же самый день израильский министр иностранных дел Шарет заявил, что арабская агрессия в Палестине освободила его правительство от обязательства следовать резолюции ООН о разделе. Шарет намекнул, что он намеревается вскоре потребовать присоединения нового города к еврейскому государству. Это намерение стало явным 2 февраля 1949 г., когда Бен Гурион официально объявил, что контролируемая Израилем часть Иерусалима не будет больше рассматриваться как "оккупированная территория”. В соответствии с этим военное правление в западном Иерусалиме было отменено. 1 марта Трансиордания и Израиль подписали соглашение о демаркации линий прекращения огня в Иерусалиме, и в тот же день хашимистское правительство заменило режим военного правления в своей части города на гражданскую администрацию.

Остальные арабские государства с беспокойством наблюдали за развитием событий. Чтобы предотвратить превращение Иерусалима в столицу Израиля, они объявили Палестинской комиссии примирения, что теперь они согласны принять план интернационализации города. Озадаченный этим внезапным проявлением умеренности с арабской стороны, Бен-Гурион, в свою очередь, заявил о готовности установить статус "corpus separatum” — однако не в отношении еврейского нового города, а в отношении святых мест. Впрочем, этот жест не произвел особого впечатления, так как из тридцати основных святых мест, обозначенных на карте резолюции ООН о разделе, только две христианские церкви и две мусульманские мечети располагались в западном Иерусалиме. Все остальные находились в Старом городе и его окрестностях, а также в близлежащем Бет-Лехеме.

Не сумев преодолеть сопротивление израильтян и иорданцев, комиссия приняла 1 сентября 1949 г. компромиссный план. Он предусматривал установление постоянного режима международного правления в Иерусалиме и окрестностях, при этом сам город разделялся на две зоны — арабскую и еврейскую, — соответствующие иорданскому и израильскому секторам. В каждой зоне местные власти будут ответственны за решение муниципальных вопросов, а комиссар ООН должен будет обеспечивать защиту святых мест и предотвращение всякой иммиграции, которая "может нарушить существующий демографический баланс в районе Иерусалима”.

Реакция евреев и арабов на этот план была одинаково отрицательна. Израильтяне отказались даже обсудить его. Абдалла заявил, что Иерусалим может быть интернационализирован только через его труп. И действительно, к концу ноября, когда Генеральная Ассамблея приступила к обсуждению этого плана, представители Абдаллы уже вели секретные переговоры с Израилем о фактическом разделе города. Таким образом, пока в ООН происходили бесплодные дебаты, израильтяне и иорданцы оперативно и прагматично определяли будущее Иерусалима.

На международной арене католические государства, как правило, поддерживали политику Ватикана, направленную на интернационализацию Иерусалима. Папская курия не проявляла особого интереса к политическому будущему святого города все время, пока казалось очевидным, что он останется в пределах исламского государства. Но как только западный Иерусалим стал частью и вероятной столицей еврейской республики, папские власти объявили о своей поддержке идеи "corpus separatum”. В католическом мире поднялась интенсивная антииз-раильская пропагандистская кампания. Трансиордания вообще не упоминалась в этой кампании, хотя именно войска Абдаллы контролировали подавляющее большинство святых мест в Иерусалиме.

Позиция Ватикана отражала представления об изменении мистической атмосферы Иерусалима под израильским правлением. В руках евреев этот город вряд ли привлечет достаточно большое христианское население, которое способствовало бы продвижению папских интересов на Ближнем Востоке. Предложенная Израилем интернационализация святых мест также не удовлетворяла Ватикан. На протяжении столетий католическая церковь соперничала с православной в святом городе. Представители восточных и других некатолических христианских конфессий, как правило, численно превосходили здесь католиков. С другой стороны, в ООН некатолики не имели своего представительства, в то время как католическая церковь была представлена целой группой делегаций. Обладая такими дипломатическими возможностями увеличить свое влияние в святом городе, католики понимали, что необходимо всеми силами способствовать расширению роли ООН в определении судьбы Иерусалима. Именно этими соображениями руководствовался папа Пий XII в своей второй энциклике о Палестине — Redemptoris Nostri, — выпущенной 15 апреля 1949 г., которая предписывала каждому католику предпринять все усилия для полной интернационализации Иерусалима.

Когда 9 декабря 1949 г. дело дошло до голосования, Генеральная Ассамблея отклонила большинством голосов шведскую резолюцию о "функциональной” интренационализации, то есть о сведении полномочий ООН к контролю над святыми местами. Вместо этого было принято решение о полной интернационализации Иерусалима в соответствии с резолюцией о разделе Палестины. Интересно отметить, что советский блок, стремясь подорвать позиции Абдаллы (и его английских покровителей), выступил вместе с католическими делегациями в поддержку этого проекта. Реакция Израиля на голосование в ООН была быстрой и решительной. 13 декабря Кнесет единогласно утвердил предложение Бен Гуриона о переводе органов законодательной власти в Иерусалим, а 1 января и все израильское правительство переместилось в новый город, за исключением министерств обороны, полиции и внутренних дел (два последних были переведены туда позднее). В тот же день, по другую сторону границы, Абдалла выпустил указ о распространении трансиорданской юрисдикции на все население западного берега реки Иордан, включая жителей арабской части Иерусалима. В апреле он решился даже переименовать свое государство в Хашимитское королевство Иордания. Спустя несколько месяцев Москва объявила, что она перестает поддерживать план интернационализации Иерусалима, так как ни арабское, ни еврейское население города не готово его принять (к этому времени Советы уже достигли своей цели посеять раздор между Иорданией и Великобританией). На последующих сессиях ООН альтернативные предложения территориальной и "функциональной” интернационализации не получили поддержки большинства, и с тех пор вопрос о Иерусалиме постепенно потерял свою политическую актуальность.

Израильское правительство, между тем, не ограничилось переездом в Иерусалим. 23 января 1950 г. Кнесет торжественно провозгласил, что святой город всегда был и остается столицей еврейского государства. Три с половиной года спустя, в июле 1953 г. министр иностранных дел объявил, что с этих пор дипломаты должны будут вручать свои верительные грамоты в Иерусалиме. После некоторых колебаний английский и американский послы приняли это условие и вручили свои верительные грамоты президенту Израиля в его иерусалимской резиденции. За ними последовали представительства других государств. К 1957 г. около 40 процентов дипломатических представительств в Израиле имели резиденции в Иерусалиме (следует отметить, что среди них большинство составляли латиноамериканские посольства). Израильское правительство, вкладывая огромные средства в развитие города и размещая в нем десятки тысяч иммигрантов, в то же время строго соблюдало данные им обещания об охране святых мест. Был гарантирован свободный доступ ко всем христианским и мусульманским святыням. По другую сторону границы, в Иордании, такая же защита обеспечивалась христианским святыням. Иначе обстояло дело с еврейскими святыми местами, оказавшимися под арабским контролем. Например, израильско-иорданское соглашение о прекращении огня гарантировало свободный доступ евреев к Стене плача. Тем не менее, хашимитские власти не выполнили этого обязательства. В более поздние годы по еврейскому кладбищу на Масличной горе была проложена дорога, а надгробные плиты использовались для мощения плацев в военных лагерях.

Арабские беженцы: репатриация или переселение?

Одно из самых важных положений резолюции Генеральной Ассамблеи ООН от 11 декабря 1948 г. содержалось в одиннадцатом параграфе. В нем указывалось, что "беженцам, стремящимся вернуться в свои дома и жить в мире со своими соседями”, должно быть позволено это сделать и что "за потерю имущества или нанесенный ему ущерб (также и тем, кто решит не возвращаться на родину) должна быть выплачена компенсация в размере, определенном правительствами или другими полномочными органами”. Так международное сообщество предлагало решить одну из самых мучительных проблем арабоизраильского конфликта — проблему палестинских беженцев. Данные об их численности разнились. По израильской оценке, за границей оказалось 539 тысяч человек. По предварительным данным ООН на 1950 г., этот показатель был на 100 тысяч больше. Резолюция также призывала Израиль и арабские страны немедленно приступить к мирным переговорам, чтобы позволить беженцам как можно скорее вернуться в свои дома. Но хотя это положение казалось логичным и гуманным, ни арабская, ни еврейская сторона не выразили готовности к его реализации. Арабы требовали, чтобы проблема беженцев была полностью решена еще до того, как на повестке дня встанет вопрос о мирных переговорах. Израильтяне отвергали такой подход. В действительности само еврейское руководство до сих пор не определило свою позицию в вопросе о беженцах. Джеймс Д.Макдональд, первый посол США в Израиле писал:

Я сомневаюсь в том, что в первый тревожный год существования Израиля руководители страны нашли время для обсуждения проблемы беженцев. У меня сложилось впечатление, что этот вопрос был оставлен экспертам. Казалось, что ни один из "большой тройки” — Вейцман, Бен-Гурион, Шарет — не осозновал последствий этой трагедии и опасности бездействия Израиля… Ни один ответственный сионистский лидер не мог предвидеть такого "чудотворного” освобождения земли. Д-р Вейцман, несмотря на его глубокий рационализм, взволнованно говорил мне о "чудесном упрощении задачи Израиля” и обращался к трагедии шести миллионов евреев, убитых во время второй мировой войны. Он как-будто бы спрашивал: "Что сделал мир, чтобы предотвратить этот геноцид? Почему же ООН и западные страны проявляют теперь такое беспокойство о… судьбе беженцев?”

В конце января 1949 г. правительство Бен-Гуриона сформулировало свою позицию, в соответствии с которой возвращение беженцев ставилось в зависимость от заключения официального мирного договора; в противном случае арабские репатрианты будут представлять угрозу безопасности Израиля. Но в течение последующих недель и общественное мнение, и взгляды правительства на решение проблемы арабских беженцев изменились. Израильтяне предупредили, что даже если мирный договор будет подписан, "фундаментальное решение проблемы” возможно лишь при условии расселения палестинских эмигрантов в соседних арабских странах. Спустя несколько месяцев растущая непреклонность Израиля в этом вопросе стала источником беспокойства друзей еврейского государства. В резком письме к Бен-Гуриону от 29 мая 1949 г. президент США Гарри Трумэн выразил свое "глубокое разочарование” нежеланием Израиля проявить гибкость в вопросе о беженцах. Затем президент предупредил, что если не последует "ощутимых уступок”, то "Соединенные Штаты пересмотрят свое отношение к Израилю”. Бен-Гурион не отступил. "Соединенные Штаты сильное государство, — заявил он в Кнесете, — Израиль же мал и слаб. Нас можно сокрушить, но мы не пойдем на самоубийство”.

Тем не менее, когда в июле 1949 г. Лозаннская конференция возобновила свою работу, израильтяне согласились обсудить вопрос о беженцах и даже выразили готовность принять 100 тысяч палестинских арабов, при условии, что такая репатриация будет связана с началом конструктивных мирных переговоров. Этот шаг был серьезной проверкой арабских намерений. Однако поначалу он вызвал взрыв негодования в самом Израиле, и не только со стороны партии Херут, но и со стороны Мапам и большого числа членов Мапай, нарушивших партийную дисциплину в этом вопросе. И все же, как показали дальнейшие события, и этой дипломатической инициативе Израиля не суждено было реализоваться. Поскольку мирные переговоры так и не начались, правительство Бен-Гуриона ужесточило критерии: право на возвращение получили только жены и малолетние дети "арабских кормильцев, законным образом проживающих на территории Израиля”; отдельные беженцы получали это право "из гуманных соображений”. На практике же, к 1956 г. общее число арабских беженцев, объединившихся со своими семьями в Израиле, не достигло 35 тысяч человек.

В начале пятидесятых годов израильская позиция в отношении беженцев еще более ужесточилась. При обсуждении этого вопроса на сессии Генеральной Ассамблеи израильский представитель в ООН Абба Эвен официально отказался от сделанного в 1949 г. в Лозанне предложения — принять 100 тысяч палестинцев — независимо от того, будет заключен мирный договор или нет. Именно арабские правительства, настаивал Эвен, своим бойкотом и воинственностью уничтожили всякую возможность репатриации. Позднее он изложил свою аргументацию подробнее:

Разве теперь, когда Израиль блокирован с суши, когда он находится в состоянии войны с арабскими странами, когда ему угрожает опасность развязанной арабами беспрецедентной гонки вооружений, он может допустить на свою тер-риторию людей, проникнутых к нему ненавистью? Я не верю, что такая идея может найти поддержку у здравомыслящих руководителей. Да и самих арабов было бы несправедливо заставлять играть в ту же самую игру, которая в свое время превратила их в изгнанников.

Между тем в Израиле министр иностранных дел Шарет подчеркивал, что трагедия беженцев ни в коей мере не является уникальной и характерной только для Палестины. Он отмечал, что в свободном мире имеется около 60 миллионов беженцев. Таким образом, даже официально признанные ООН 700 тысяч палестинских беженцев составляют только 1,25 процента от этого числа. Шарет указывал, что не существовало исторического прецедента возвращения такого большого количества беженцев, тем более, что арабскую эмиграцию фактически можно рассматривать как "обмен населением” с арабскими странами, откуда бежали евреи. Так, например, в начале двадцатых годов произошел обмен населением между Турцией и Грецией, в результате которого границы перешли около 2 миллионов человек. После второй мировой войны 900 тысяч немцев были депортированы в Германию из Чехословакии, Польши, Венгрии и Югославии, а обмен населением между Советской Россией и Польшей затронул два с половиной миллиона поляков, украинцев, белорусов и литовцев. Накануне раздела Индии в 1947 г. широкомасштабная двусторонняя миграция индуистов и мусульман сорвала со своих мест около 13 миллионов человек. Обмен населением необратим, утверждал Шарет. Значительно лучше принять исход арабов из Израиля и евреев из мусульманских государств как свершившийся факт и способствовать их расселению среди своих собратьев.

В марте 1950 г. Генеральная Ассамблея ООН пришла к сходным выводам. Было создано Агентство ООН по оказанию помощи беженцам и их трудоустройству (UNRWA) с бюджетом в 54 миллиона долларов в год. В отличие от других организаций такого рода UNRWA ставила своей задачей не оказание материальной помощи палестинцам, а обеспечение их работой в тех арабских странах, где они нашли убежище. Предполагалось, что по истечении 18 месяцев большая часть беженцев сможет содержать себя сама в той же мере, как их арабские соседи, и тогда с материальным воспомо-ществованием будет покончено раз и навсегда. Эти иллюзии быстро рассеялись. Как только ответственные чиновники UNRWA начали переговоры с правительствами арабских стран, они натолкнулись на категорический отказ участвовать в любом проекте, направленном на экономическую интеграцию палестинцев. "Одиннадцатый параграф резолюции Генеральной Ассамблеи ООН от 11 декабря 1948 г. гарантирует беженцам право на возвращение в свои дома, — аргументировали свой отказ арабские лидеры. — Мы не можем принять участие в программе, которая не учитывает эти права”. В действительности, сами арабские государства единодушно отклонили эту резолюцию ООН, так как она предполагала мирные переговоры с Израилем. Вопрос о беженцах служил удобным предлогом для подрыва переговоров и эффективным средством воздействия на мировое общественное мнение. Арабские руководители не собирались отказываться от него. В результате, к концу пятидесятых годов, к тому сроку, который ООН наметила для прекращения материальной помощи, не более 10 тысяч из 650–700 тысяч беженцев были трудоустроены. Остальные продолжали жить в лагерях на средства международ-ного содружества.

Тем временем, палестинцы сами стали находить решение своим проблемам. В 1952 г. UNRWA отметило, что многие арабские эмигранты нашли заработок и жилье в соседних государствах, в Ираке и в странах Персидского залива. По меньшей мере 280 тысяч беженцев устроились в Иордании. Более того, их присутствие в Хашимитском королевстве превратило Амман из тихого провинциального городка с населением в 50 тысяч человек, каким он был в 1948 г., в динамичный и вполне современный город со 150-тысячным населением.

В январе 1951 г. Комитет палестинских беженцев в Ливане обратился к политическому комитету Лиги арабских стран с посланием, где утверждалось, что возвращение палестинцев в свои дома не предвидится в ближайшем будущем, и пока не найдено политическое решение нельзя оставлять их гнить в деревнях без каких-либо средств существования, без пищи и без крыши над головой. В послании предлагалось, чтобы арабские государства по крайней мере предоставили возможность поселения вне Палестины тем, кто этого захочет. Однако единственным позитивным ответом на это обращение стало решение Абдаллы распространить иорданское гражданство на 200 тысяч беженцев, находившихся на западном берегу реки Иордан. Из них около 100 тысяч нашли работу, остальные продолжали жить в лагерях на довольствии UNRWA. Совершенно другой была ситуация в секторе Газа, где беженцы содержались как пленники. Не считая 20 тысяч палестинцев, которым в начале пятидесятых годов удалось найти работу в Ираке или в странах Персидского залива, все они были лишены возможности заработка и не имели египетского гражданства. Их положение было наиболее трагичным.

Вместе с тем, статус беженцев давал палестинцам определенные преимущества, особенно в связи с реализацией ряда программ международной помощи. Они получали медицинское обслуживание. Уровень смертности среди них был ниже, а уровень рождаемости выше, чем в среде окружающего арабского населения. Около 45 процентов детей школьного возраста получали бесплатное образование. Хотя рацион их питания был скудным, они не страдали от недоедания. К концу 1956 г. только 36 процентов зарегистрированных беженцев действительно жили в лагерях UNRWA, однако почти все они получали пайки ООН. Под угрозой находилась не их жизнь, а их мораль. Убогие бытовые условия и безделье периодически порождали взрывы. Беженцы не только препятствовали установлению мира на Ближнем Востоке, но и угрожали стабильности тех арабских государств, которые их приютили.

Инфильтрация террористов

Присутствие очаявшейся и бурлящей массы беженцев накаляло атмосефру на арабо-израильских границах и требовало особого внимания при составлении четырехсторонних соглашений о прекращении огня. Как указывалось выше, целью этих соглашений было обеспечение переходного периода, в течение которого улягутся страсти и создастся благоприятная атмосфера для ведения мирных переговоров. В 1949 г., когда подписывались соглашения, ни одна из сторон не предполагала, что для достижения окончательного мирного договора может понадобится больше нескольких месяцев. Однако представившаяся на Родосе возможность не была использована, и эта неудача сразу же дала о себе знать. Механизм контроля за соблюдением прекращения огня не мог служить долговременной заменой мирных договоров. К тому же определенные на Родосе демаркационные линии создавали целый ряд дополнительных трудностей. Предполагалось, что эти границы являются только временными линиями размежевания вооруженных сил, и поэтому при их проведении не учитывались нужды гражданского населения. Так, граница между Иорданией и Израилем отрезала арабских крестьян от их полей и колодцев. Демаркация не отличалась точностью. Поэтому арабы с иорданской стороны часто пересекали эту искусственную границу, а некоторые даже пытались обрабатывать свои старые земельные участки. Большое число беженцев перебиралось в Израиль, чтобы воссоединиться со своими семьями, или просто потому, что они не знали, где проходит линия прекращения огня.

Израильское правительство было сильно обеспокоено такой инфильтрацией, так как она подрывала мораль поселенцев из пограничных деревень, большей частью новых репатриантов. К концу 1951 г. — началу 1952 г. стали особенно частыми акты грабежа и вандализма по отношению к собственности фермеров, и израильская реакция ужесточилась. Каждую неделю израильские пограничники открывали огонь по нарушителям границы, которые оказывали им сопротивление. Только за 1952 г. в результате этих столкновений 394 жителя Иордании были убиты, 227 ранены и 2595 задержаны. Не все израильтяне поддерживали столь жесткую политику. Но все сомнения исчезли после 1952 г., когда грабежи стали сопровождаться поджогами и убийствами. Не проходило недели без террористического акта. Даже если эти рейды не поощрялись хашимитским правительством, местная администрация и иорданские пограничники, как правило, смотрели на них сквозь пальцы. И действительно, почему они должны были препятствовать своим собратьям-беженцам наносить удары по врагу? Соучастие властей тяжело было доказать, даже если следы бандитов вели в пограничную часть. Тем не менее израильтяне возлагали всю ответственность на арабские правительства и предпринимали все более жесткие ответные меры. Так, по утверждению Израиля, с июня 1949 г. по октябрь 1954 г. Иордания нарушила соглашение о прекращении огня 1612 раз. Иордания, в свою очередь, обвиняла Израиль в 1348 нарушениях.

Напряжение достигло апогея в 1953 г. 13 октября в жилой дом в послелении Тират-Иехуда, находящемся на достаточно большом расстоянии от границы, попал снаряд. При взрыве погибла женщина и ее двое детей. Израильско-иорданская смешанная комиссия по наблюдению за прекращением огня пришла к выводу, что это нападение дело рук террористов. Не ожидая пока Амман выполнит свое обещание "найти и наказать виновных”, израильское правительство решило нанести ответный удар по хорошо известным иорданским базам убийц. Одной из них служила деревня Кибия, расположенная напротив поселения Тират-Иехуда по ту сторону границы. Перед армией была поставлена задача напасть на деревню и разрушить в ней около пятидесяти домов. В ходе этой акции шестьдесят девять иорданцев, которые спрятались в домах и остались незамеченными солдатами, погибли под руинами зданий. Половину из них составляли женщины и дети. Потрясенный и обескураженный, Бен-Гурион попытался скрыть военный характер операции, утверждая, что это был несанкционированный акт мести со стороны израильских граждан — жертв арабского террора. Но комиссия по наблюдению за прекращением огня разоблачила этот трюк и осудила нападение. То же сделал и Совет Безопасности ООН. Шарет и Эвен, обеспокоенные тем дипломатическим ущербом, который наносят Израилю операции возмездия, выступили против их дальнейшего проведения.

Тем не менее Израиль не отказался от этой тактики. Генерал Моше Даян[24], новый начальник генерального штаба, предупредил, что операции возмездия против известных баз террористов и даже пограничных постов будут продолжены. 17 марта 1954 г. израильский экскурсионный автобус подвергся нападению в Маале-Акрабим (по дороге в Эйлат); в результате погибли одиннадцать пассажиров и двое были ранены. Когда смешанная комиссия отказалась осудить иорданское правительство, заявив, что это убийство дело рук отдельных арабских преступников, разгневанные израильтяне вывели из состава комиссии своих представителей. Затем последовали широкомасштабные военные рейды на иорданские базы террористов. Стратегия ответных ударов принесла определенные результаты. Получивший урок Амман, сделал все для предотвращения дальнейшей инфильтрации террористов. В результате количество жертв бандистских нападений снизилось. Но сама израильско-иорданская смешанная комиссия по наблюдению за прекращением огня перестала функционировать. Восточная граница Израиля осталась "беспризорной”.

Демилитаризованные зоны и рейды федаюнов

Серьезные опасения вызывала также ситуация в демилитаризованных зонах. Соглашения о прекращении огня определили четыре таких зоны: одна (разделенная на два сектора) находилась на севере, на бывшей палестино-сирийской границе; во второй были расположены Еврейский университет и больница Хадаса на горе Скопус (Хар ха-Цофим) в Иерусалиме; третья зона включала бывшую резиденцию английского верховного комиссара на юго-востоке от Старого города Иерусалима; четвертая — район Дуджи ал-Хафир на египетской границе.

Постоянная напряженность возникала во второй зоне. Гора Скопус, возвышающаяся над всем Иерусалимом, являлась израильским анклавом на территории Иордании. В соответствии с соглашением о прекращении огня, весь этот анклав находился под защитой ООН и никакие вооруженные формирования, кроме гражданской полиции, не имели туда доступа. Тем не менее, и иорданцы и израильтяне нарушали достигнутую договоренность почти с самого начала. Арабский легион открыто выставил свои части возле больницы "Августа-Виктория”[25]. Израильские "полицейские”, разместившиеся в здании Еврейского университета и больницы Хадаса, были на самом деле переодетыми солдатами. Для того, чтобы их форпост на горе Скопус смог выдержать неожиданную атаку, израильтяне тайно переправляли туда под видом продовольствия оружие и боеприпасы и размещали их в подвалах университета и больницы.

Еще большая нестабильность наблюдалась в демилитаризованной зоне, расположенной между Израилем и Сирией в соответствии с "компромиссным” решением, принятым на продолжительных и напряженных переговорах о прекращении огня 1949 г. Поначалу сирийцы отказывались покинуть свои позиции. Чтобы побудить их к эвакуации, израильтяне согласились на превращение района дислокации сирийских войск в демилитаризованную зону, состоящую из двух несоприкасающихся территорий по 40 квадратных миль каждая. Первая, центральная полоса проходила от южной оконечности озера Хула по реке Иордан до озера Киннерет. Другая полоса тянулась вдоль юго-восточного побережья Киннере-та. Оба сектора располагались целиком на территории Израиля. И в Иерусалиме и в Дамаске прекрасно понимали, что даже ограниченный контроль над этой демилитаризованной зоной позволит Сирии блокировать ряд жизненно важных для израильтян строительных проектов, потому что только в этом районе можно было вести работы, необходимые для осушения болот долины Хула, строительства гидроэлектростанции и переброски воды в Негев. И надо сказать, что Сирия готова была приложить все усилия, чтобы помешать экономическому развитию еврейского государства. Поэтому для предотвращения дальнейшей конфронтации посредник ООН на переговорах о прекращении огня гарантировал Израилю, что в демилитаризованной зоне будет возможна полноценная гражданская жизнь. Сирия, в противоположность этому, считала, что демилитаризованная зона не может рассматриваться как суверенная израильская территория.

До окончательного урегулирования за "постепенную нормализацию гражданской жизни” в демилитаризованной зоне отвечал представитель ООН, назначенный председателем сирийско-израильской смешанной комиссии по наблюдению за прекращением огня. Поначалу он признал допустимым план осушения болот долины Хула, позволяющий освободить 45 тысяч акров земли для возделывания сельскохозяйственных культур. Болота лежали вне демилитаризованной зоны. Однако когда в январе 1951 г. начались работы, выяснилось, что для строительства вспомогательной дороги потребуется занять 100 акров арабской земли в этой зоне. Израильтяне начали переговоры с владельцами земель, и на определенном этапе наметилось соглашение на базе компенсаций. Однако в последний момент арабские фермеры были вызваны в Дамаск и принуждены отказаться от всех израильских предложений. Тогда израильтяне экспроприировали землю, а 14 февраля Сирия подала жалобу в комиссию по наблюдению за прекращением огня. В этой жалобе утверждалось, что часть арабской земли была использована израильтянами вопреки желанию владельцев и тем самым был причинен ущерб "нормализации гражданской жизни” в нарушение соглашений о прекращении огня. 7 марта 1951 г. ответственный представитель ООН принял сирийские претензии, заявив, что ни одна из сторон не имеет суверенных прав в демилитаризованной зоне и поэтому в ней не может быть осуществлена экспроприация.

Уязвленные таким решением, израильтяне отвергли протесты представителя ООН и 25 марта приступили к строительным работам. Сирийские войска тотчас же открыли огонь по строителям. В ответ израильтяне эвакуировали из центрального сектора демилитаризованной зоны 630 арабов, которых они считали потенциальной "пятой колонной”, и разрушили их деревни. Когда сирийские войска вошли в зону, Израиль подверг бомбардировке пограничный гарнизон противника. В результате 2 мая начались тяжелые бои. Конфронтация продолжалась 12 дней, пока Совет Безопасности не навязал сторонам прекращение огня. Вопрос об этом конфликте обсуждался в ООН, и Израилю было предписано вернуть эвакуированных арабов и прекратить работы на арабской земле. Израильтяне неохотно повиновались. В конце концов был выработан план закончить проект, не используя арабские земли, и напряженность постепенно ослабла. В 1953 г. строительство канала было завершено и началось осушение болот.

Впоследствии та же демилитаризованная зона стала ареной новых конфликтов. Один из них был связан со строительством гидроэлектростанции возле моста Бнот-Яаков, к северу от озера Киннерет. Этот проект предполагал прокладку отводного канала в демилитаризованной зоне, который оказал бы влияние на уровень воды в реке Иордан на сирийской территории. И хотя израильтяне были готовы гарантировать сирийцам их долю в распределении воды по ирригационной схеме, предложенной американцами, сирийское правительство подало жалобу в ООН и получило там поддержку. Позднее Израиль прекратил работу над этим проектом. Тем временем, еще более острый конфликт вспыхнул вокруг рыбной ловли в озере Киннерет. Этот спокойный небольшой водоем лежал целиком на израильской территории, хотя местами сирийская граница и подходила к его восточному берегу на расстояние 10 метров. Израильские рыбачьи лодки, приближавшиеся к северо-восточному берегу, часто подвергались обстрелу. В августе 1951 г. Израиль согласился во имя ослабления напряженности не допускать свои лодки на расстояние ближе 250 метров к этой части берега. Но в декабре того же года подразделения сирийской армии застрелили нескольких израильских рыбаков недалеко от восточного берега. Сразу же после этого Дамаск заявил, что он не допустит проникновения израильтян ближе чем на 400 метров от берега. Израиль отверг это ограничение, вспышки насилия продолжались еще несколько лет, и иногда сирийцы обстреливали израильские лодки.

Однако наиболее беспокойной стала в пятидесятые годы южная демилитаризованная зона в районе Ауджи и в особенности управляемый Египтом сектор Газа. Район Ауджи, оставленный египтянами в обмен на гарантии его тактической стерилизации, представлял собой вытянутый ромб с диагоналю в 22 мили, расположенный вдоль бывшей палестиноегипетской границы на Синае. С самого начала действия соглашения о прекращении огня Израиль предпринимал попытки установления военного контроля над этой зоной. Упорство Израиля объяснялось не только необходимостью упрочить свой суверенитет на юге страны, но и тем, что Ауджа стала жизненно важным форпостом против инфильтрации террористов из сектора Газа. Эти арабские рейды к 1955 г. представляли большую опасность, чем нападения на рыбаков на севере или стычки на иорданской границе. Сектор Газа — небольшой участок побережья Эрец-Исраэль около 4 миль в ширину и 30 миль в длину — был присоединен к Египту в конце Войны за независимость. Он стал пристанищем для 120 тысяч арабских беженцев (в течение десяти лет их число возросло до 200 тысяч), слившихся с 50-тысячным местным населением. Находясь под властью жестокого египетского военного режима, лишенные права на работу в самом Египте, беженцы из Газы испытывали жгучую ненависть к Израилю. В такой атмосфере гнева и отчаяния рейды на израильскую территорию воспринимались не иначе как патриотический долг. Вначале египетские власти не поощряли эту деятельность беженцев. Соглашение о прекращении огня здесь соблюдалось. Но в результате прихода к власти Насера и в определенной степени из-за ответных ударов Израиля и последовавшим обострением египетско-израильских отношений (см. гл. XVII) это равновесие было нарушено. Египетский контроль над границей был значительно ослаблен, чтобы обеспечить проход арабских банд на израильскую территорию. Это привело, в свою очередь, к усилению израильских операций возмездия. Обстрелы, вооруженные нападения и короткие набеги так называемых федаюнов — тренированных отрядов арабских "камикадзе” — унесли жизни 1300 израильтян в период 1949–1956 гг. Четыре пятых от общего числа жертв составляли гражданские лица, среди них было много женщин и детей. Еврейское государство вынуждено было жить в атмосфере непримиримой ненависти, постоянных призывов к реваншу, оголтелой пропаганды, направленной на подрыв его способности к сопротивлению и исключению из международного сообщества.

Формирование арабской антиизраильской политики

Как уже говорилось, соглашения о прекращении огня 1949 г. не предполагали такой конфронтации. Они рассматривались как промежуточные шаги на пути к прочному миру. Казалось очевидным, что арабские правительства не меньше Израиля заинтересованы в политике взаимного примирения. У них было множество проблем, которые требовали немедленного решения, в том числе нестабильность и искусственный характер границ, спешно проведенных, исходя из временных военных нужд; реорганизации демилитаризованных зон; потребность выхода к израильскому побережью Средиземного моря; необходимость установления сообщения между Египтом и Иорданией через Негев, и наконец — определение статуса Иерусалима. Выяснилось также, что Абдалла стремится к компромиссному соглашению, которое умиротворило бы десятки тысяч беспокойных жителей западного берега реки Иордан. Если бы ему удалось добиться значительных уступок от евреев, беженцы видели бы в нем героя, а не козла отпущения. Будучи уверенным в своих дипломатических способностях, Абдалла рискнул вызвать гнев и возможное непонимание движущих им мотивов со стороны своих "братьев” — других арабских правителей. Он возобновил секретные контакты с Моше Даяном, тогдашним командующим иерусалимским фронтом.

Вначале израильтяне отнеслись к пробным шагам Абдаллы настороженно. Предполагалось, что предварительное соглашение с Египтом позволило бы добиться больших уступок от хашимитского монарха. К тому же его требования вовсе не были скромными. Он хотел получить доступ к Средиземному морю через Беер-Шеву и Газу, арабские кварталы нового Иерусалима, свободу передвижения из Иерусалима в Бет-Лехем и свободное пользование хайфским портом. В обмен он предлагал Израилю участие в разработке поташа на северном побережье Мертвого моря и свободное пользование портом Акаба — компенсация, предполагавшая, что по крайней мере часть южного Негева будет возвращена Иордании. Израильское правительство не возражало против присоединения Газы к Хашимитскому королевству — здесь речь шла о чисто внутреннем арабском деле, — оно даже было готово предоставить Иордании выход к морю. Однако евреи ни при каких условиях не соглашались пойти на территориальные уступки на юге, так как существовала реальная опасность расчленения государства в этом сравнительно пустынном районе. Бен-Гурион мог согласиться на коридор шириной в несколько десятков метров. Абдалла же имел в виду коридор шириной в несколько километров. Казалось, в этом вопросе невозможно прийти к компромиссу.

Тем временем, сведения о тайных переговорах появились в арабской прессе. Египет отреагировал на это обращением в ООН с требованием интернационализации Иерусалима и его усилия, как уже говорилось, увенчались успехом в декабре 1949 г. В свою очередь, проблема Иерусалима оживила израильско-иорданские переговоры. На этот раз они принесли плоды. Официальное соглашение было достигнуто в начале 1950 г. В соответствии с его положениями, границы между Трансиорданией и Израилем должны были оставаться неизменными в течение пяти лет. Ряд нерешенных проблем передавался на рассмотрение различных смешанных комиссий, и тем временем между странами должно было установиться нормальное торговое и транспортное сообщение. Трансиордания получала свободную портовую зону в Хайфе и ведущий к ней узкий коридор, который проходил через малонаселенные районы на севере Израиля. И наконец, обоим народам гарантировался свободный доступ к святым местам в обеих частях Иерусалима. В марте 1950 г. проект договора был парафирован представителями Израиля и Трансиордании.

Когда об этом соглашении стало известно в арабском мире, над головой Абдаллы разразилась буря. Он столкнулся с оппозицией внутри своего собственного кабинета. На западном берегу реки Иордан начались волнения. Обвинения и угрозы посыпались на Амман. Сирия пригрозила закрыть свои границы с Трансиорданией. На состоявшемся через несколько дней в Каире совещании Лиги арабских стран Египет и Саудовская Аравия предложили исключить Трансиорданию из этой организации. Эта мера была отвергнута в последнюю минуту, но только ценой того, что Амман принял резолюцию, исключавшую сеператные соглашения с Израилем. Тем не менее, хашимитский монарх послал израильтянам конфеденциальное уведомление: "Абдалла, сын Хусейна, не нарушает своего слова”. Он рассчитывал, что приближавшиеся выборы укрепят его позиции и тогда он сможет не считаться с Египтом. Однако на выборах победили кандидаты, решительно выступавшие против мира с Израилем. С этих пор Абдалла стал более осторожен в своей политике по отношению к евреям. 1 января 1950 г. он аннексировал все перешедшие под его контроль территории на западном берегу Иордана и 25 апреля объявил свои владения Хашимитским королевством Иордания. Лига арабских стран выразила протест, но не предприняла никаких мер. Король решил, что на данном этапе он продвинулся достаточно далеко и не стоит пока идти на риск публикации соглашения с Израилем. На самом деле судьба Абдаллы уже была решена. 30 июля 1951 г. египетский наемный убийца застрелил его на ступенях мечети Омара в Иерусалиме.

Оказалось, что попытки мирного урегулирования смертельно опасны для арабских лидеров. Еще до того, как Египет подписал на Родосе соглашение о перемирии с Израилем, боевик организации "Мусульманские братья”[26] совершил покушение на египетского премьер-министра Ноакраши-пашу только потому, что тот поддержал решение о прекращении огня. Как возмездие правящему режиму за поражение в войне и за подписание соглашения о прекращении огня в Сирии произошел военный переворот. Премьер-министр Ливана Риад ал-Сухл был убит за свой умеренный подход к арабо-израильскому конфликту, хотя его страна играла в нем лишь второстепенную роль. Всякий раз, когда межарабские отношения обострялись, ненависть к Израилю становилась удобным орудием панарабизма. С 1948 г. бойкот Израиля и другие проявления враждебности к еврейскому государству стали единственной общей платформой для соперничавших между собой арабских группировок.

Самым важным здесь был психологический фактор: арабы просто не могли смириться с тем, что они потерпели поражение от "сионистских банд”. Мусульманская традиция "джихада” — нескончаемой войны против неверных — также имела большое значение. Влияли также гордыня и ущемленное чувство собственного достоинства. Любое мирное соглашение означало бы признание того, что игра окончена. Председатель Арабской лиги Аззам-паша откровенно говорил об этом: "У нас есть секретное оружие, которое мы можем использовать лучше, чем ружья и автоматы: это время. Пока мы не заключили мира с сионистами, война еще не кончена, нет ни победителя ни побежденного”. Даже известные своей умеренностью арабы тяжело переживали победу Израиля. Кей Антониус, вдова известного арабского историка Георга Антониуса, писала с горечью: "До… создания еврейского государства я была знакома со многими евреями в Иерусалиме и поддерживаяа с ними хорошие отношения. Теперь я готова дать пощечину любому своему арабскому другу, который захочет иметь дело с евреем. Мы проиграли первый раунд, но мы еще не проиграли войну”. В этом контексте сионисты приравнивались к средневековым крестоносцам и современным "империалистам”, а история арабского мира воспринималась как многовековая борьба с европейским вторжением. Ненависть, с которой арабская пресса и даже арабские ученые обрушились на сионизм, "вероломную еврейскую расу” и иудаизм, не имели прецедентов до создания Израиля.

Враждебные действия арабских государств

С начала пятидесятых годов политика арабских стран в отношении Израиля становилась все более воинственной. Это уменьшало шансы на мирное урегулирование. Вначале арабы наступали в основном на дипломатическом фронте. Они старались изолировать, обессилить и в конечном итоге задушить Израиль посредством политического давления и экономического бойкота. При этом арабские правительства исходили из того, что соглашения о прекращении огня не препятствуют изматывать "сионистского врага” постоянными провокациями на границах и террористическими актами. Прежде всего арабские соседи постарались изолировать Израиль. Все границы с еврейским государством были блокированы, кроме небольшого участка в Рош-ха-Никра на границе с Ливаном, который оставлен открытым для иностранных дипломатов, и "ворот Мандельбаума” в Иерусалиме, где был разрешен проход неевреев в израильский сектор города и из него. Не существовало почтовой, телефонной или телеграфной связи между арабскими государствами и Израилем, а морское, воздушное и сухопутное сообщение между ними было прервано. Более того, туристам, имеющим израильскую визу, запрещался въезд в любую арабскую страну, и поэтому они были вынуждены запасаться двумя паспортами. Арабские правительства оставались непреклонны в борьбе против установления дипломатических отношений между Израилем и другими странами. Особенно эффективной эта кампания оказалась в отношении только что получивших независимость стран Азии, большая часть которых была склонна считать Израиль "марионеткой империалистов”, а не подобным им развивающимся государством.

Однако наиболее болезненным ударом для Израиля стал арабский экономический бойкот. В январе 1950 г. Лига арабских стран приняла далеко идущий план, призванный помешать другим странам и частным компаниям установить экономические связи с Израилем. На следующий год в Дамаске было учреждено Центральное агентство по наблюдению за выполнением условий бойкота с рассеянными по всему арабскому миру филиалами. Одно за другим арабские государства устанавливали жесткий контроль над соблюдением условий бойкота и разрабатывали систему суровых наказаний для нарушителей. Экономические санкции применялись в отношении тех компаний, которые имели дочерние предприятия или филиалы в Израиле, а также к торговым фирмам, которые продавали израильские патенты и технологию или становились совладельцами израильских фирм. В результате многие частные компании вопреки давней западной традиции поддержания открытых коммерческих связей с дружественными государствами беспрекословно повиновались арабскому диктату, причинив тем самым немалые убытки Израилю.

Не менее пагубное влияние имела египетская блокада израильских морских путей сообщения. Во время подписания родосских соглашений возможность блокады казалась израильтянам невероятной, так как в подписанных документах содержалось решительное осуждение любых "актов агрессии” с обеих сторон. Считалось само собой разумеющимся, что блокада Суэцкого канала и Эйлатского залива прекратится с окончанием войны.

Этого, однако, не произошло. Наоборот, уже в июле 1950 г. Египет усилил блокаду, издав ряд указов, направленных на предотвращение провоза грузов в Израиль через третью страну. Капитаны обязывались представить декларацию, подписанную египетским консулом в порту отправки, что на их судах нет грузов, предназначенных для Израиля. Позднее были введены еще более суровые ограничения. Израиль обратился с резким протестом против этих мер в Совет Безопасности. В августе 1951 г. Абба Эвен заявил, что если соглашение о перемирии позволяет Египту приобретать оружие, тогда Израиль должен иметь право судоходства в Суэцком канале и в Эйлатском заливе; оба этих условия "неразрывны и взаимозависимы”. Находясь под впечатлением такой аргументации, Совет Безопасности потребовал от Египта снять все ограничения на проход иностранных судов. На протяжении последующих нескольких месяцев египтяне сочли целесообразным ослабить блокаду. Однако в 1952 г. ограничения были постепенно восстановлены. Они не стали препятствием для подписания в июле 1954 г. договора между Египтом и Англией о выводе британских войск из Суэца. Израиль выразил протест против того, что этот договор игнорировал незаконный запрет, наложенный Египтом на проход израильских судов по каналу. Существенной международной реакции не последовало. Угроза советского вето препятствовала Совету Безопасности принять меры против египетской блокады.

Альтернативный морской путь из Израиля в страны Азии и Африки, проходящий через Красное море, был такж перерезан египтянами. 230-мильное побережье Акабского залива контролировалось четырьмя странами: Саудовской Аравией, Иорданией, Египтом и Израилем. Два необитаемых арабских острова — Тиран и Санафир, — располагавшиеся в южной оконечности залива, превращали выход в море в узкое трехмильное "горло” — Тиранский пролив. В конце 1949 г. с согласия Саудовской Аравии Египет разместил тяжелую артиллерию на этих островах, а также в Рас-Нусрани — на противоположном выступе синайского берега. Затем египтяне запретили проход всем судам, направляющимся в израильский порт Эйлат. Этот шаг противоречил не только соглашениям о перемирии, но и международным законам.

Блокада Тиранского пролива была особенно болезненна для Израиля. Хотя эйлатский порт в любом случае не был бы особенно загружен в пятидесятые годы, его закрытие ставило под угрозу будущие торговые связи Израиля с молодыми африканскими государствами. Однако когда в 1954 г. израильтяне обратились в Совет Безопасности, они столкнулись с угрозой советского вето. Соответственно, никакая резолюция, осуждающая Египет, не была принята. Отрезанный и от Суэцкого канала и от Красного моря, Израиль оказался изолированным от всех рынков на Востоке. Не оставалось и никакой реальной возможности добиться изменения египетской политики по нормальным дипломатическим каналам. Конечно, использованные арабами средства давления — бойкот, блокада, дипломатическая изоляция, насилие на границах — еще не нарушили жизнеспособность Израиля и даже не воспрепятствовали его экономическому росту. Но к середине пятидесятых годов, когда еврейское государство принимало первые волны массовой алии, стало ясно, что оно не в состоянии терпеть дальнейшую изоляцию.

Израиль обращается на Запад

Для того, чтобы противостоять враждебному окружению, Израиль нуждался в союзниках. Однако решение о выборе союзников далось не так легко. Осенью 1948 г. правительство определило свой внешнеполитический курс как политику неприсоединения. "У нас есть друзья и на Востоке и на Западе, — объяснял Бен-Гурион Временному государственному совету. — Мы не могли бы вести войну без той значительной помощи, которую мы получили от различных стран Востока и Запада… Интересы еврейского государства отличаются от интересов других стран и блоков”. Это утверждение получило официальное выражение в "Основных принципах программы правительства”, провозглашенных 8 марта 1949 г., и министр иностранных дел Моше Шарет неоднократно употреблял термин "принцип неприсоединения” в своих обращениях и заявлениях. Такой подход израильского правительства был вызван, во-первых, необходимостью приобретения оружия у разных государств, а во-вторых, заботой о крупных еврейских общинах как в странах Запада, так и Востока. Другим фактором было давление левых партий. Так, на выборах 1949 г. Мапам стала второй по величине израильской партией, а она традиционно выступала за поддержание дружественных отношений с Советским Союзом. К тому же была свежа память о русской помощи в первые два года существования государства.

Тем не менее, именно Запад предпринял первые серьезные шаги по стабилизации положения на Ближнем Востоке и предотвращению, таким образом, советского проникновения в регион. 25 мая 1950 г. после провала Лозаннской мирной конференции США, Англия и Франция подписали Тройственную декларацию, в которой говорилось, что они будут противиться любому нарушению соглашений о перемирии между Израилем и арабскими странами и использованию силы в решении палестинской проблемы. Также было сказано, что поставки оружия государствам Ближнего Востока будут определяться их потребностями в законной самозащите. Хотя это заявление отражало интересы западных государств, оно было с радостью встречено большинством израильтян.

Тем не менее, в пятидесятые годы перед Израилем стояла острейшая проблема приобретения современного оружия. Груда устаревшего вооружения, добытого в период Войны за независимость, оказалась совершенно бесполезной в век электроники и реактивных самолетов. Однако индустриально развитые страны, производящие современное вооружение, тщательно следили за его распространением. Так, англичане были готовы продать Израилю только ограниченное число устаревших реактивных самолетов "Метеор”. Французы, несмотря на их прежнее обещание помощи, настороженно относились к Израилю как к члену стерлингового блока, тем более, что тесное сотрудничество с евреями свело бы на нет все усилия сохранить остатки французского влияния в странах Леванта. Таким образом, оказалось, что европейские оружейные рынки в ближайшем будущем останутся для Израиля закрытыми.

Из потенциальных союзников Израиля среди демократических государств наибольшее значение имели Соединенные Штаты. Однако к 1950 г. отношение Вашингтона к еврейскому государству определялось не столько эмоциями, сколько стратегической необходимостью противостоять советскому империализму на Ближнем Востоке. Этой цели и служила Тройственная декларация, гарантировавшая неприкосновенность арабских и израильских границ. Поддержка Израилем этого соглашения означала отход от принципа неприсоединения. Но в 1950 г. израильская экономика находилась в плачевном состоянии, и наиболее значительную помощь могли предоставить правительство США и особенно — американское еврейство. В этих условиях даже самые последовательные израильские социалисты осознали где именно следует искать гарантии экономического процветания.

За дружбу с Вашингтоном нужно было платить. Это стало ясно с началом войны в Корее в июне 1950 г., когда Соединенные Штаты потребовали от дружественных государств "выйти из строя”. После нескольких дней внутренней борьбы правительство Бен-Гуриона выступило в поддержку резолюции Совета Безопасности ООН, осуждающей северокорейскую агрессию. С этих пор Шарет и Эвен отказались от прежней политики неприсоеднине-ния и встали на сторону свободного мира. Такой подход являлся сознательной уступкой Соединенным Штатам, сделанной в расчете на получение американских гарантий или заключение договора о сотрудничестве. Именно к этой цели стремилось израильское Министерство иностранных дел в период 1951–1955 гг., и его активная деятельность в этом направлении прямо способствовала усилению советской враждебности к еврейскому государству.

Проамериканская ориентация принесла ощутимые экономические результаты, но не привела к получению официальных гарантий безопасности. Государственный секретарь США Джон Фостер Даллес, стремясь окружить Советский Союз военно-воздушными базами, добился в 1953 г. согласия на сотрудничество от Турции, Ирана, Пакистана и Ирака. Таким образом, его политика, так же, как и политика английского правительства, была направлена на поиск ближневосточных союзников, которые ориентировались бы прежде всего на эти северные исламские страны. Двумя годами позже усилия западных дипломатов увенчались подписанием Багдадского пакта. Однако поскольку это многостороннее соглашение включало не только Англию (и косвенным образом США), но также и Ирак вместе с тремя другими мусульманскими странами, осложнение арабо-израильского конфликта было неизбежным. Израильтяне были глубоко обеспокоены тем, что участие Ирака в этом блоке могло открыть ему путь к получению широкой военной помощи от западных государств. Американское правительство, в свою очередь, уверяло Иерусалим, что арабские страны в союзе с Западом будут менее опасны, чем предоставленные сами себе. Израильтяне не успокаивались, они стремились установить тесные связи с НАТО или заключить двухсторонний договор о помощи с США. Эта была тщетная надежда. Администрация Эйзенхаузера ни в коей мере не была готова подвергать риску свои отношения с арабами. Президент даже отклонил просьбу Израиля о закупке самолетов и танков. Независимо от своих настойчивых усилий вовлечь арабские государства в общий ближневосточный военный блок Вашингтон поддерживал тесные связи с Саудовской Аравией и Ливией. Эти страны предоставили американцам военно-воздушные базы и нефтяные концессии, которые Эй-зенхаузер не хотел потерять. Израиль, таким образом, вынужден был довольствоваться американской финансовой помощью.

Развитие отношений с Советским Союзом

В августе 1948 г. в Тель-Авиве открылось советское представительство, а в сентябре того же года Голда Меир, первый посол Израиля в Советском Сюзе, прибыла в Москву. Советские официальные лица оказали Голде Меир радушный прием. Еврейство СССР встретило ее с восторгом. Ее появление в Московской хоральной синагоге вызвало открытую демонстрацию солидарности советских евреев с Израилем. Такая реакция шокировала советское правительство. Оно было поражено тем, что евреи, которым выпало на долю "счастье жить в великом социалистическом государстве, где не существует еврейский вопрос”, отнеслись к Израилю с таким энтузиазмом. В ответ власти закрыли большинство еврейских изданий, разогнали Еврейский антифашистский комитет[27] и арестовали его членов. Тем не менее, Кремль считал, что дружеские отношения с Израилем могут быть упрочены, даже если они сопровождаются репрессиями по отношению к местным евреям. В ООН советский представитель продолжал поддерживать израильское требование прямых переговоров с арабами.

Однако в начале 1949 г. советское руководство стало проявлять растущую озабоченность израильскими связями с США. Поэтому перед тем, как вернуться в апреле домой, Голда Меир сочла необходимым заверить заместителя министра иностранных дел Андрея Вышинского в том, что ее правительство не войдет ни в какой антисоветский альянс и не предоставит свои военные базы западным государствам. Это заверение не удовлетворило Вышинского, и впоследствии советская сторона неоднократно поднимала вопрос об отношении Израиля к Западу. Приблизительно в это же время положение восточноевропейского еврейства стало ухудшаться. В Москве начались репрессии против еврейской культурной элиты. Еврейская эмиграция из Польши и Румынии была ограничена и затем прекращена. На дипломатическом уровне, между тем, советское правительство неоднократно предупреждало, что его дружественные отношения с Израилем возможны только в том случае, если он не будет "действовать в англо-американских интересах”. Это заявление было принято во внимание, и правительство Бен-Гуриона в определенной степени восстановило свою приверженность принципу неприсоединения. Израильская делегация даже не приняла участия в голосовании в ООН 22 октября 1949 г. по вопросу о нарушениях прав человека и элементарных свобод в Болгарии, Венгрии и Румынии.

Однако экономическая зависимость Израиля от США росла с каждым месяцем. Кроме того, Тройственная декларация от 25 мая 1950 г., казалось, предоставляла еврейской республике территориальные гарантии, которые не могла обеспечить никакая другая держава, втом числе и Советский Союз. Затем в июне разразилась корейская война, и Израиль принял мучительное решение уступить американскому давлению и осудить Северную Корею. Несмотря на многочисленные уверения Шарета, что его правительство не присоединится ни к какому филиалу НАТО в Средиземноморье — даже если мировой кризис разразится и в этом регионе, — Израиль был теперь безнадежно скомпроментирован в глазах СССР. В период между 20 октября и 17 ноября 1950 г. Совет Безопасности обсудил шесть жалоб, касающихся нарушений соглашений о прекращении огня между Израилем и его соседями. Русские впервые воздержались при голосовании. Стало ясно, что они приняли новую политику — политику пассивного нейтралитета. В октябре 1951 г., вскоре после вступления Турции в НАТО, три ведущие западные державы объявили о своем намерении учредить Союзное ближневосточное командование и отметили, что "в его работе смогут принять участие государства, которые пожелают внести вклад в защиту региона”. Израиль приглашен не был. Тем не менее в Москве были уверены, что близкие отношения между Израилем и США в конечном итоге найдут выражение в подобном пакте.

В течение всего 1952 г. Советский Союз воздерживался от участия в голосовании по проблемам Ближнего Востока, храня зловещее молчание. Затем разразилась буря. В ноябре 1952 г. весь мир был потрясен пражским показательным процессом. Четырнадцать высокопоставленных коммунистических чиновников были обвинены в "предательстве” (фактически, в отступлении от сталинского курса), одиннадцать из них были евреями. Процесс носил не только антиеврейский, но ярко выраженный анти-израильский характер. Много внимания на нем уделялось роли "израильских шпионов” в организации "заговора” Рудольфа Сланского, чешского коммунистического лидера (еврея) и его группы. Газеты "Правда” и "Известия” широко освещали этот процесс, ничего не сообщая о решительных опровержениях израильского правительства. Но на самом деле чешский процесс был только прелюдией к самому мощному со времен Гитлера взрыву антисемитизма за пределами арабского мира, на этот раз в самом Советском Союзе. В декабре 1952 г. в советской прессе появились первые сообщения о процессах над "экономическими преступниками”. Почти все обвиняемые носили еврейские фамилии. В январе 1953 г. Москва смутила своих друзей на Западе и привела в замешательство даже своих противников, объявив о раскрытии "заговора врачей”, якобы планировавших ликвидировать советских политических и военных лидеров "путем неправильного лечения”. И здесь вновь евреи составляли большинство обвиняемых, которые изображались как агенты американской разведки, Джойнта и Всемирной сионистской организации одновременно. Игнорируя яростные протесты Иерусалима, советские средства массовой информации предприняли атаку на Израиль как на "главного разжигателя антисоветских настроений в мире”. 5 февраля израильский представитель в Праге был объявлен persona non grata. Двумя днями позже то же произошло и с израильским эмиссаром в Варшаве. 9 февраля во дворе советского представительства в Тель-Авиве взорвалась бомба. Она причинила незначительный ущерб, и израильское правительство немедленно принесло свои извинения. Но четыре дня спустя СССР разорвал дипломатические отношения с Израилем.

Почему СССР избрал такую резкую антиеврей-скую и антиизраильскую политику? Одной из причин был страх перед инакомыслием, который преследовал Сталина с момента его разрыва с югославским лидером Иосифом Броз Тито в 1948 г. Евреи, с их обширными связями за рубежом, в особенности на Западе, как и титоисты, представляли угрозу генеральной политической линии советского вождя. Они были известны также как хранители старого, идеалистического троцкистского социализма, которого Сталин боялся и который ненавидел еще с двадцатых годов. По-видимому, немаловажным фактором являлась и возможность использования вульгарного антисемитизма с целью отвлечь население от внутренних экономических проблем. К тому же ситуацию серьезно обострила паранойя, от которой Сталин страдал в последние годы жизни. И конечно же, решающее значение в период 1950–1953 гг. имело растущее недоверие к Израилю как к потенциальному партнеру Запада в возможной атаке на Советский Союз.

После смерти Сталина, последовавшей в марте 1953 г., Советы несколько снизил тон своей антизападной и антиизраильской пропаганды. В годы "оттепели” Москва восстановила дипломатические отношения с Израилем. Но эта передышка оказалась недолговременной. Израиль уверял Советский Союз, что он никогда не присоединится ни к какому пакту, враждебному коммунистическому блоку. Тем не менее, чтобы обезопасить себя, Израиль пытался получить доступ в НАТО, а потерпев неудачу, стал добиваться заключения двухстороннего военного договора с США. Русские были глубоко возмущены. Именно с этого момента они стали рассчитывать исключительно на арабскую поддержку. Между мартом и декабрем 1954 г. вопросы, связанные с арабо-израильским конфликтом, ставились на повестку дня Совета Безопасности ООН восемь раз, и во всех таких случаях советский представитель возглавлял атаку на Израиль. Эта проарабская политика еще больше активизировалась в 1955 г. С советской точки зрения события 1954–1955 гг. оправдывали такой поворот в дипломатии. С одной стороны, Вашингтон и Лондон предпринимали интенсивные усилия по формированию цепи антисоветских блоков на Ближнем Востоке, увенчавшиеся заключением Багдадского пакта. С другой стороны, набиравшие силу левые режимы Сирии и Египта заняли непримиримую антиколониалис-тскую позицию в своей идеологии и политической ориентации. Москва не замедлила воспользоваться этими "освободительными” движениями для достижения своих собственных целей.

Непосредственным результатом укрепления дружеских связей между СССР и "прогрессивными” арабскими странами стало ухудшение советско-израильских отношений. Оно проявлялось в яростных атаках прессы на еврейское государство как "агента западного империализма” и в осуждении израильских операций возмездия. В августе 1955 г. трое сотрудников израильского посольства в Москве были объявлены персонами non grata. Понимая, что прозападные военные союзы на Ближнем Востоке открывают арабским противникам доступ к самому современному вооружению, и ощущая растущую враждебность советского блока, Израиль осознал, что попал в такую угрожающую стратегическую изоляцию, какой еще не знал в своей короткой истории.

Переговоры с Германией

В ранний период существования еврейского государства его дипломатические проблемы были непосредственно связаны с бедственным состоянием его экономики. В конце пятидесятых годов экономический кризис, вызванный массовой иммиграцией, был настолько острым, что государство почти полностью израсходовало свои валютные запасы. Именно на этом этапе вопрос о переговорах с Западной Германией по поводу репараций приобрел особую актуальность. Сама идея о немецких выплатах возникла по меньшей мере десятилетие назад. Она была выдвинута еще в 1941 г. доктором Нахумом Гольдманом, председателем исполнительного совета Всемирного еврейского конгресса[28].

Идея компенсаций не была новой и для союзников. На конференциях в Ялте и Потсдаме они сами решили наложить на побежденную Германию репарации в сумме 20 миллиардов долларов. Однако Парижская конференция по репарациям, состоявшаяся в конце 1945 г., отклонила почти все требования евреев, ограничившись передачей в их распоряжение 25 миллионов долларов из немецких вкладов, депонированных в нейтральных странах. Позднее, в конце сороковых годов ФРГ также выразила готовность к выплате определенных компенсаций. Еврейским реституционным организациям предоставлялось право подавать заявления от имени пострадавших и их наследников.

Тем временем, в 1949–1950 гг. вице-президент английской секции Всемирного еврейского конгресса доктор Hoax Барроу негласно обсуждал с западногерманскими официальными лицами альтернативные возможности выплаты более значительных компенсаций. Барроу совершил около сорока поездок в Бонн, и в марте 1950 г. он наконец добился согласия Министерства иностранных дел Западной Германии принять принцип коллективного возмещения ущерба как основу для переговоров. В январе 1951 г. Израиль сделал первый шаг. Его правительство обратилось к четырем оккупационным державам с нотой, в которой Германии предъявлялись требования выплатить полтора миллиарда долларов репараций. Эта сумма определялась в соответствии с расходами на абсорбцию около полумиллиона жертв нацистских преследований. Советский Союз не нашел нужным ответить на израильскую ноту (выплата 500 тысяч долларов требуемой компенсации возлагалась на Восточную Германию). Западные союзники признали правомочность израильских требований с моральной точки зрения, но указали и на то, что нет никакой возможности заставить Западную Германию пойти им навстречу. Вместо этого они предложили Израилю вести пямые переговоры с Бонном. Теперь правительство Бен-Гуриона не могло уйти от обсуждения взрывоопасного вопроса о контактах с немцами.

Израильские лидеры оказались в затруднительном положении. Никакая другая дипломатическая проблема — будь то статус Иерусалима, судьба арабских беженцев или позиция Израиля в холодной войне — не ставила еврейское государство перед столь мучительным выбором. Общественная атмосфера в стране накалилась, крепла оппозиция переговорам и вообще каким бы то ни было контактам с Германией. Тем временем Барроу сообщил западногерманскому руководству, что Бен-Гурион согласился вынести на утверждение Кнесета вопрос о переговорах с Бонном, но что этот шаг возможен только после того, как сам немецкий канцлер Конрад Аденауэр публично признает ответственность своего народа за Катастрофу.

Аденауэр принял это условие. Престарелый канцлер рассматривал примирение с евреями не только как политическую, но и как моральную проблему и считал ее разрешение одной из главных своих задач. Под его руководством Министерство иностранных дел ФРГ разработало первый вариант заявления в июле 1951 г. Однако потребовалось еще почти три месяца переговоров в Израиле, Лондоне, Нью-Йорке и Бонне прежде чем был сформулирован текст, отвечавший требованиям евреев. Наконец 27 сентября 1951 г. Аденауэр выступил в бундестаге с долгожданным заявлением. Он отметил, что Бонн сделает все возможное, чтобы загладить вину Гитлера, поскольку преступления нацистов совершались именем всего немецкого народа, хотя и не все немцы были в них замешаны. Он подчеркнул, что его правительство чувствует себя обязанным выплатить компенсации Израилю и всему еврейству. Канцлер также принял на себя обязательство решительно бороться с проявлением антисемитизма. Речь Аденауэра была почти единогласно принята бундестагом; по ее окончании члены парламента встали со своих мест. Это событие означало также приглашение Израиля к прямым переговорам.

Следующий шаг с еврейской стороны был предпринят Нахумом Гольдманом. Родившийся в Германии и получивший там образование, Гольдман был человеком необычайных лингвистических и дипломатических способностей. Свою энергию и организаторский талант он вложил в учреждение Конференции по материальным претензиям к Германии, объединившей более двадцати международных еврейских организаций. Гольдман добился признания полномочий этого органа вести переговоры с Бонном. Иерусалим также обратился к нему с просьбой встретиться с Аденауэром и заложить основу израильско-германского сотрудничества. В декабре 1951 г. в Лондоне состоялась секретная встреча Гольдмана с Аденауэром, находившимся в Англии с официальным визитом. Беседа между ними была продолжительной и сердечной. После того, как Гольдман представил требования евреев о компенсациях в размере полутора миллиардов долларов, он попросил канцлера письменно утвердить эту сумму в качестве основы для будущих переговоров с Израилем и мировым еврейством. Аденауэр согласился и в тот же день подписал предложенный Гольдманом документ.

Бен-Гурион не стал больше ждать. 7 января 1952 г. он поставил вопрос о переговорах с Германией на повестку дня заседания Кнесета. Последовавшие дискуссии внутри и вне парламента стали, может быть, единственным серьезным кризисом израильской демократии (см. гл. XIV). Обратившись к Кнесету за утверждением полномочий вести официальные переговоры с ФРГ, Бен-Гурион отметил, что если его запрос не будет удовлетворен, Израиль потеряет более миллиарда долларов (в эту сумму оценивалось невостребованное еврейское имущество). "Не позволим убийцам нашего народа стать его наследниками!” — призывал он. И несмотря на беспорядки за стенами парламентами и гнев представителей партии Херут в зале заседаний премьер-министр сохранил самообладание. По окончании дебатов 10 января предложение Бен-Гуриона было утверждено. Израильское правительство разработало вместе с Конференцией по материальным претензиям общую стратегию. Переговоры с Греманией начались на "нейтральной” территории в Васенааре, недалеко от Гааги 21 марта 1952 г.

Подписание итоговых соглашений состоялось 10 сентября 1952 г. в ратуше Люксембурга. Церемония была тайной из-за угрозы нападения еврейских экстремистов — противников переговоров, на ней не было речей и публичных рукопожатий. Люксембургский договор состоял из четырех зависимых, но раздельных соглашений. Первое — соглашение о репарациях, заключенное между ФРГ и Израилем. Оно предусматривало выплату Бонном 3 миллиардов немецких марок Израилю в виде товаров в течении 14 лет. Второе — соглашение между Конфренцией по материальным претензиям и правительством ФРГ о принятии нового законодаательства, обеспечивающего личные компенсации (реституции) жертвам нацистских преследований. Третье соглашение предусматривало выплату Конференции через Израиль 450 миллионов немецких марок для устройства жертв нацизма, живущих за пределами еврейского государства. Таким образом, общая сумма, которая должна была быть выплачена Израилю, составляла 820 миллионов долларов, из них 107 миллионов предназначались для передачи Конференции по материальным претензиям в Нью-Йорке. Четвертое соглашение, незначительное по объему, обязывало Израиль возместить стоимость конфискованного немецкого имущества в Палестине, в основном принадлежавшего церкви. Поставки Израилю вклю-мали: черные и цветные металлы, изделия металлообрабатывающей и химической промышленности, продукты питания, сельскохозяйственное сырье. Израильская закупочная комиссия в Кельне пользовалась дипломатическим иммунитетом.

Однако прежде, чем Люксембургский договор мог вступить в силу, он должен был пройти ратификацию в германском и израильском парламентах. Особенно бурно прошло обсуждение этого договора в Бонне. Лига арабских стран объявила, что если договор будет утвержден, ни одно арабское государство не даст лицензии на импорт немецким фирмам. Напуганные этой угрозой, ряд германских политиков, включая Франца Йозефа Штрауса, главу Христианско-социального союза (ХСС), выступили против ратификации. Но в конце концов арабские страны были умиротворены значительными западногерманскими дотациями, направленными на их собственное экономическое развитие. При поддержке социал-демократов договор был ратифицирован обеими палатами парламента 19 и 20 марта 1953 г. Израильское правительство ратифицировало договор 22 марта.

Аденауэр стремился к тому, чтобы соглашения о репарациях и реституциях положили начало близким и прочным отношениям с Израилем. Этого же хотел и Бен-Гурион. Израильский премьер-министр понимал, что Германия является для его осажденного государства "окном в Европу” и потенциальным помощником в усилиях проникнуть в формирующийся Общий рынок и, может быть, даже в НАТО. Кроме того, к середине пятидесятых годов установление дипломатических отношений с Германией уже не казалось немыслимым для большинства израильтян. Немцы скурпулезно выполняли свои репарационные обязательства, германские суда беспрепятственно разгружались в Хайфе. С точки зрения Бен-Гуриона столь благоприятный момент нельзя было упустить.

Однако серьезные трудности не замедлили появиться. Чтобы помешать международному признанию Восточной Германии, Бонн объявил, что установление дипломатических отношений с просоветским режимом будет рассматриваться как "недружественный акт, направленный на закрепление раздела Германии”. Арабские государства приняли эту концепцию. Однако за свое непризнание ГДР они потребовали от Западной Германии воздержаться от установления дипломатических отношений с Израилем. Это привело Бонн в замешательство, особенно в свете недавнего решения министра иностранных дел фон Брентано об обмене с Израилем консулами. С тяжелым сердцем Брентано аннулировал те договоренности, которые должны были привести в конечном итоге к установлению дипломатических отношений с еврейским государством. Это решение было ошеломляющим ударом для Израиля. После продолжительных переговоров последних лет казалось, что именно Западная Германия станет инициатором признания Израиля полноправным членом западного сообщества. Выяснилось, однако, что время для этого еще не пришло.

Предварительные итоги

Несмотря на эту дипломатическую неудачу, к середине пятидесятых годов Израиль обладал внушительными международными связями. Он был представлен почти во всех странах Северной и Южной Америки, Западной и Восточной Европы, в молодых государствах Африки и Азии. Там, где не удалось добиться дипломатического признания, главным препятствием была враждебность арабских государств. И все-таки, по крайней мере в некоторых случаях, просчеты Израиля были вызваны и недальновидностью самого руководства страны, не уделившего достаточного внимания проблеме противостояния Востока и Запада. Экспансивные заявления Шарета и Эвена на заседаниях Генеральной Ассамблеи ООН в 1950 и 1951 гг. о верности идеалам свободного мира вряд ли были необходимы для получения американской финансовой помощи. Другие государства Азии и Африки не заходили так далеко, и у них оставалась возможность торговаться со сверхдержавами. Занять такую недвусмысленную позицию в пятидесятые годы означало только раз и навсегда потерять доверие Советского Союза.

Неудача Израиля в получении признания стран "третьего мира” как государства, освободившегося от колониального гнета, была, наверное, самым серьезным дипломатическим провалом. Для азиатских лидеров еврейский национализм оставался незнакомым и чуждым явлением. Например, Неру считал сионистов пособниками британского империализма. Нет сомнения, впрочем, что арабское политическое и экономическое влияние сыграло здесь свою роль. Но и сами израильские дипломаты были частично виноваты в этом непонимании; в течение десятилетий они вели разъяснительную работу исключительно в Европе и Америке. Даже позднее израильское руководство могло бы объяснить чудо национального возрождения в терминах, доступных пониманию любого народа, находившегося в колониальной зависимости. Однако такая терминология лишь изредка использовалась в речах Бен-Гуриона, Шарета или Эвена. Они предпочитали ссылаться на Танах[29] и находить аналогии в еврейской истории. Такая аргументация не могла быть принята африканскими или азиатскими лидерами. Если бы израильтяне проявили большую гибкость, их дипломатические усилия, возможно, принесли бы нечно иное, чем холодное равнодушие со стороны азиатских государств.

Интуиция подвела израильских дипломатов и в отношениях с Китаем. В 1955 г. Иерусалим отверг предложение Пекина об установлении официальных связей. Позднее израильтяне объясняли это тем, что они боялись потерять американскую поддержку. Но при администрации Эйзенхауэра — Даллеса американская поддержка была незначительной. Гораздо важнее был тот факт, что между Китаем и арабскими странами тогда еще не были налажены отношения. Установление связей с Китаем могло оказать благоприятное влияние на отношение Индии к Израилю, так как это был период китайско-индийской дружбы. Возможно, Израиль был бы приглашен на Бандунгскую конференцию стран Азии и Африки в 1955 г.[30]Вместо этого арабские угрозы бойкотировать конференцию лишили Израиль возможности в ней участвовать. Более того, если бы Китай был дружественной страной, а позици Индии — более сдержанной, можно было бы легко противостоять арабскому давлению. Однако еврейское государство упустило шанс получить признание в Азии. Одной из причин этой роковой ошибки было незнание Азии вообще и Китая в частности. Шарет, Эвен, Шилоах и другие руководители, ответственные за совершенный просчет, были европейцами по происхождению, по мировоззрению и по симпатиям. Мир к востоку от Ирана почти не привлекал их внимания.

Таким образом, с самого своего рождения Израиль был одним из очень немногих государств, которые не принадлежали ни к какому пакту, блоку, союзу или региональному сообществу. Он не обладал также и никакими гарантиями безопасности со стороны великих держав. Наконец, у него не было ни языковой, ни культурной общности с другими странами (кроме, как это ни парадоксально, с арабскими). Конечно, прочные узы связывали его с мировым еврейством, но во всех других отношениях новое государство оставалось совершенно одиноким. Все это не создавало надежной базы для безопасности, и когда в 1955 г. политическое и военное положение Израиля неожиданно ухудшилось, равнодушие мирового сообщества и частичная дипломатическая изоляция привели к угрожающей стратегической ситуации.