История Израиля. От Войны за независимость до Шестидневной войны. Том 3

Кризис политического истеблишмента: дело Лавона

Политическая структура Израиля оставалась неизменной в первые годы после операции "Кадеш”. Судя по всему, блистательная военная победа укрепила позиции возглавляемой Мапай коалиции во всех центральных органах власти. Это стало очевидным на выборах 1959 г. в Кнесет четвертого созыва, когда партия Мапай увеличила свое представительство с 40 до 47 мандатов. Ранее раздавались голоса, что ветераны партии слишком крепко держатся за свои должности. Теперь Бен-Гурион решительно откликнулся на эту критику и поместил новых, более молодых партийных активистов — в их числе Аббу Эвена, Моше Даяна и Шимона Переса — в начале избирательного списка. Эвен стал министром просвещения, Перес был назначен заместителем министра обороны, Даян же остался министром сельского хозяйства. Однако несмотря на эти новшества и убедительную победу Мапай, деятельность Кнесета четвертого созыва оказалась непродолжительной и была омрачена серьезным конфликтом.

В его эпицентре находился Пинхас Лавон, бывший министр обороны, который в свое время ушел в отставку из-за провала разведывательной сети в Каире (см. главу XVII). Несмотря на то, что с 1955 г. он занимал влиятельную и почетную должность генерального секретаря Хистадрута, Лавон не забыл трагических обстоятельств своего ухода из правительства и вынашивал план ответного удара. На протяжении целого ряда лет он беспомощно наблюдал за тем, как его обходят более молодые конкуренты. Было ясно, что Бен-Гурион готовит себе в преемники новых лидеров, в частности Даяна и Переса, к которым люди Лавона не без основания питали особую неприязнь. Эти политические деятели вместе с другими, менее известными технократами, определяли политику правительства, армии и, нередко, самой партии Мапай.

Действительно, в течение нескольких лет в Мапай назревал переворот, направленный против старой партийной олигархии, ветеранов Первой и Третьей алии. Даян с самого начала своей политической карьеры в 1958 г. примкнул к "молодой гвардии” и постепенно стал ее неофициальным лидером; большая часть его политических заявлений делалась в этом кругу. Однако вскоре Даян выступил с критикой по основным проблемам израильского общества. Поставив под вопрос многие традиционные ценности рабочего движения, он обрушился на методы Хистадрута в ведении переговоров с работодателями и на его практику защиты "дутых” рабочих мест. Вместе со своим другом и соратником Шимоном Пересом Даян сформулировал принцип, который вызвал широкие общественные дискуссии. Он призвал руководство перейти в ведении государственных дел от волюнтаристских методов первопроходцев-халуцим к методам, принятым в развитых демократических странах. Не партийный стаж и идеология, утверждал он, а профессиональные и личные качества должны быть решающими при формировании современного административного аппарата. Таким образом, Даян, Перес и их сподвижники выступали за преобразование политизированных институтов ишува в эффективные правительственные учреждения. Сам Бен-Гурион, может быть, подсознательно следуя принципам, которые отстаивал в свое время Жаботинский, указал на этот путь при создании израильской армии и единой системы школьного образования. Теперь новое поколение требовало таких же реформ в системе хистадрутовского медицинского страхования, автобусного сообщения и других общественных услуг, находящихся под безраздельным контролем федерации профсоюзов. Следует вернуться к политике экономии и заморозить жизненные стандарты, утверждали критики существующего положения вещей, чтобы обеспечить развитие Негева и расширение производства промышленных товаров на экспорт. Все эти предложения противоречили традиционной позиции Хистадрута.

На самом деле Лавон и его единомышленники не были глухи к велениям времени. Они зачастую проявляли сдержанность в требованиях о повышении зарплаты. В период 1955–1959 гг. генеральный секретарь Хистадрута учредил ряд новшеств в своем ведомстве, в том числе курсы профессиональной подготовки кадров. Но в вопросе о медицинском страховании он был непреклонен. Больничная касса являлась для Хистадрута важнейшим источником финансирования и средством привлечения новых членов. В 1958 г. Лавон, встревоженный усилением влияния Даяна, предпринял контратаку. Он обвинил Даяна и его сподвижников в карьеризме и предупредил, что если Израиль хочет остаться эгалитарным обществом, традиционная социалистическая прослойка сионистов-первопроходцев должна сохранить свою руководящую роль. Выступление Лавона не смогло повредить растущей популярности молодых активистов, тем более, что они пользовались надежной, хотя и скрытой, поддержкой самого Бен-Гуриона.

Тем временем, в апреле 1960 г. в руки Лавона попала важная информация, которая могла изменить его политическое будущее. Офицер разведки, разбиравший материалы комиссии по расследованию каирского инцидента, обнаружил явные противоречия в показаниях главы разведки полковника Гибли. Кроме того, выяснилось, что Гибли представил комиссии поддельную копию своего письма Даяну, откуда была исключена ссылка на распоряжение министра обороны. В мае Лавон представил эти новые доказательства премьер-министру и потребовал полной своей реабилитации по делу о египетском провале. Бен-Гурион назначил новую комиссию по расследованию под председательством члена Верховного суда Хаима Кохена.

Вскоре после того, как комиссия Кохена начала свою работу, ей была представлена другая, еще более шокирующая информация. На суде над агентом израильской разведки, обвиненном в предательстве[39], выяснилось, что в 1955 г. по указанию помощников Гибли он дал ложные показания перед комиссией Кнесета по расследованию провала египетской сети. Лавон был поражен этими сведениями. Вернувшись из отпуска за рубежом в сентябре 1960 г., генеральный секретарь Хистадрута намекнул в прессе, что несколько лет назад он пал жертвой политической интриги.

В октябре 1960 г. комиссия Кохена опубликовала свой доклад. В нем утверждалось, что выводы комиссии 1955 г. основывались на ложных показаниях и поэтому они не могут считаться действительными. Вместе с тем отмечалось, что для возбуждения судебного преследования виновных нет достаточных причин ввиду неофициального характера комиссии 1955 г. Вооружившись решением комиссии Кохена, наиболее авторитетный лидер партии Мапай того времени Леви Эшкол встретился с Моше Шаретом, который в 1955 г. занимал пост премьер-министра, и они вместе выработали компромиссную формулу для преодоления кризиса. Шарет заявил, что если бы в 1955 г. ему были известны ставшие теперь общим достоянием факты, он рассматривал бы их как убедительное доказательство правоты Лавона, но и в этом случае он предпочел бы принять его отставку, чем сместить Переса. Это заявление удовлетворило обе стороны, и, казалось, дело Лавона завершилось.

Однако возникли осложнения. Бен-Гурион был возмущен заявлением Шарета. Он рассматривал его как оскорбление своего любимого детища — израильской армии и, что еще хуже, как угрозу своим молодым подопечным со стороны старой гвардии Мапай. Поэтому премьер-министр отверг и заявление Шарета, и выводы комиссии Кохена и призвал к созданию новой официальной комиссии для пересмотра всего дела. Кабинет, потрясенный этим неожиданным демаршем, назначил следственную комиссию из своих членов во главе с министром юстиции Пинхасом Розеном. 21 декабря министерская комиссия пришла к единодушному выводу, что Лавон не отдавал прямого указания органам безопасности провести операцию в Египте, которая закончилась провалом. Комиссия объявила, что этот вопрос решен раз и навсегда.

Уверенность членов кабинета была преждевременной. Возмущенный Бен-Гурион теперь утверждал, что только судебное следствие может объективно проанализировать все обстоятельства дела Лавона. Поначалу центральный комитет Мапай был в нерешительности, и тогда Бен-Гурион пригрозил уходом в отставку. Этот ультиматум не на всех произвел впечатление. В январе 1961 г. группа профессоров Еврейского университета, называвшая себя Комитетом интеллигенции, опубликовала в печати заявление, осуждавшее "диктаторские” методы Бен-Гуриона и оценивавшее их как угрозу республике. Различные студенческие группы последовали примеру своих преподавателей: они образовали Комитет по защите демократии и выражали свою обеспокоенность происходящим в публичных обращениях и в прессе. Газеты, конечно, активно включились в обсуждение, в основном поддерживая Лавона. Теперь и члены кабинета из других партий — Мапам, Ахдут ха-авода, Прогрессивной партии — заявили в Кнесете, что они "поддерживают правительство, потому что оно противостоит премьер-министру…” Это необычное заявление фактически означало вотум доверия правительству без Бен-Гуриона.

На следующий день Бен-Гурион ошеломил своих коллег подачей заявления об уходе в отставку. Потрясенный центральный комитет Мапай, стремясь убедить его изменить свое решение, исключил Лавона из своих рядов и снял его с поста генерального секретаря Хистадрута. Это было серьезной ошибкой. Ряд влиятельных членов Мапай, независимо от своих личных взглядов на молодое руководство и эффективность государственного управления, были потрясены этими волюнтаристскими методами. Под руководством Комитета интеллигенции они создали идеологическую фракцию, выступавшую за демократизацию партии (их требования парадоксальным образом напоминали заявления Переса и Даяна). Не сумев добиться отмены увольнения Лавона, эта группа впоследствии вышла из Мапай. К середине февраля другие коалиционные партнеры Мапай официально прекратили свое сотрудничество с этой партией до тех пор, пока ее кандидатом на пост главы правительства является Бен-Гурион. После того, как интенсивные межпартийные переговоры зашли в тупик, были объявлены новые выборы — менее чем через два года после убедительной победы Мапай на выборах 1959 г.

В новой избирательной кампании Мапай подчеркивала свои успехи в области достижения мира, безопасности и экономического процветания, но на этот раз реакция населения была сдержанной. Дело Лавона нанесло серьезный удар по престижу Бен-Гуриона. В результате Мапай потеряла на выборах пять мандатов. Два месяца потребовалось для создания пестрой коалиции. Хотя Бен-Гурион сохранил за собой пост премьер-министра, парламентская база его правительства на этот раз была значительно уже, так как ни Мапам, ни либералы не вошли в коалицию. В результате Старик не мог чувствовать себя уверенно, он был ограничен и связан как никогда. По существу, дело Лавона приблизило конец его политической карьеры.

Последствия дела Лавона Преобразование партий

Кризис Мапай был незамедлительно использован ее противниками. Весной 1961 г. Общие сионисты и Прогрессивная партия начали переговоры об объединении. Обе партии понимали, что пришла пора потеснить Мапай на политической арене. Поэтому в апреле, после интенсивных переговоров лидеры обеих партий объявили об объединении. Новая партия стала называться Либеральной. Разъясняя свою идеологическую платформу на выборах в Кнесет пятого созыва, либералы выступали за изъятие всех социальных служб из ведения Хистадрута, за расширение частной инициативы, за ограничение правительственного вмешательства в экономику; особое внимание они уделяли охране личных свобод. На выборах 1961 г. новая партия получила 17 мест в Кнесете.

Такое же число мандатов получила другая оппозиционная партия — Херут. Таким образом, ни одной из оппозиционных групп в отдельности не удалось сломить господство рабочих партий. Поэтому в 1964 г. в правых и центристских партиях стали раздаваться голоса в пользу создания общего парламентского блока. Большинство либералов и членов партии Херут одобрили этот план. Однако 7 из 17 депутатов Либеральной партии, выражая общую позицию бывших членов Прогрессивной партии, не захотели присоединиться к новой группировке. Херут был для них слишком агрессивен, и они предпочли создать Независимую либеральную партию, последний оплот либерализма центральноевропейского толка в Израиле. Нимало не смущаясь этим расколом, большинство либералов и Херут образовали общий парламентский блок под названием Гахал. Однако его программа была практически идентична платформе Либеральной партии 1961 г., и на выборах 1965 г. Гахал получил всего лишь 26 мандатов.

В Мапай, тем временем, не происходило никаких особенных перемен. Казалось, партия преодолела кризис, связанный с делом Лавона. Вместе с тем, позиции Бен-Гуриона становились все слабее, так как теперь он возглавлял кабинет, сформированный не им, а Леви Эшколом. К тому же в самой партии крепла оппозиция премьер-министру: ее опорой стала группа ветеранов в центральном комитете, сплотившаяся вокруг Голды Меир. Конфликт между молодыми подопечными Бен-Гуриона и старой гвардией не был разрешен. Молодежь продолжала бороться за внедрение новых технократических идей и эффективность в управлении. Ветераны, в союзе со сторонниками Лавона, критиковали новые веяния, утверждая, что они несовместимы с традиционными ценностями социалистического сионизма, и разъясняли, что в представлении Мапай социалистическая идеология является базой для строительства израильского общества. С течением времени разрыв между двумя партийными группировками стал казаться непреодолимым. Измученный фракционной борьбой, Бен-Гурион в июне 1963 г. неожиданно ушел в отставку. Возвратившись в Сде-Бокер, старый боец дал понять, что его отход от руководства является окончательным. Посвятив всю жизнь борьбе за создание еврейского государства, он привел свой народ к независимости. Старик играл ведущую роль в государственной жизни в течение 15 лет, не считая одного короткого периода. Теперь, в возрасте 76 лет, возвращаясь к простой сельской жизни, он готов передать бразды правления другим. Его уход стал поводом для серьезных раздумий. Несмотря на капризность и вспыльчивость Бен-Гуриона в последние годы, даже его противники признавали, что ни один из его современников не был так предан идее возрождения еврейского народа и не работал так целеустремленно над ее воплощением. Такого лидера у народа больше не будет.

Выбранный Бен-Гурионом преемник, Леви Эш-кол, вступил в должность как самодеятельный врачеватель ран. Его талант миротворца и посредника не раз проявлялся в различных сферах государственной деятельности, и поэтому в 1963 г. никто не усомнился в правильности выбора Бен-Гуриона. Широколицый, грубо сложенный человек практической хватки, Эшкол разительно отличался от своего предшественника. Он не обладал ни харизмой Бен-Гуриона, ни его острым умом. Он был, скорее, прирожденным комитетчиком, осторожным тактиком с особенным умением вести дела с людьми. Не зная усталости в дискуссиях, он брал верх над своими противниками терпеливой и основательной аргументацией. У государства Израиль никогда не было такого трезвого, доброжелательного и терпимого политического лидера.

Эшкола, по всей видимости, не ожидала легкая жизнь. Вскоре после ухода Бен-Гуриона стало ясно, что Старик не смирился с завершением дела Лавона. Двумя годами раньше, после выборов в Кнесет 1961 г., он попросил журналиста газеты "Давар” Хагая Эшеда собрать все доступные материалы о каирском провале 1954 г. Доклад Эшеда был закончен 14 июня 1963 г., два дня спустя после того, как Бен-Гурион ушел в отставку, намереваясь теперь, не будучи ограниченным занимаемой должностью, вновь поднять дело Лавона. В октябре 1964 г. он послал собранные материалы на рассмотрение генеральному прокурору. Мнение прокурора, переданное кабинету, содержало подробную критику практически всех фаз рассмотрения дела Лавона, и особенно работы, проделанной министерским комитетом, главным врагом Бен-Гуриона. Этот документ стал заключительным словом Бен-Гуриона в свою защиту, в защиту армии и своих подопечных.

В первые месяцы после ухода Бен-Гуриона началась ожесточенная борьба за его политическое наследие. Раньше сам Старик способствовал сохранению баланса сил между враждующими фракциями. Теперь же Эшкол, который был выбран Бен-Гурионом как нейтральная и потому удобная для всех фигура, все больше склонялся на сторону ветеранов партии. Подопечные Бен-Гуриона вскоре перестали оказывать влияние на принятие основных политических решений. Более того, Эшкол и старая гвардия стали искать себе политических союзников. Не питая особых симпатий ни к молодежи, ни к представителям восточного еврейства, они обратились к другой социалистической партии — Ахдут ха-авода, когда-то входившей в Мапай, но в последние двадцать лет существовавшей как небольшая самостоятельная левая фракция. Ее руководители, в том числе Игал Аллон и Исраэль Галили, пользовались всеобщим уважением, и можно было предположить, что они постараются держаться подальше от "молодой гвардии” Мапай с ее технократическими замашками. В 1965 г. было достигнуто предварительное соглашение между двумя партиями о совместном парламентском списке. Для заключения этого "брака по расчету” каждая из сторон должна была отказаться от определенных пунктов своей программы. Особые уступки потребовались от Мапай, которая обязалась прекратить свою борьбу за избирательную реформу. Вместо системы пропорционального представительства на основании единых партийных списков предлагалось разделить страну на ряд избирательных округов. Такая реформа могла перекрыть доступ в Кнесет малым партиям. Эшкол и близкий к нему круг ветеранов партии прекрасно понимали, что за это соглашение придется вести жестокую борьбу с Бен-Гурионом и его последователями, поэтому они укрепили свои фланги, пригласив Лавона и его соратников вернуться к активной партийной работе.

Как и следовало ожидать, Бен-Гурион был возмущен этим маневром. Он впервые перешел к открытой атаке против Эшкола и старой гвардии, потребовав расследования Верховным судом обстоятельств ведения дела Лавона в 1960 г. и гневно осудив отход от давнишнего стремления Мапай реформировать избирательную систему. Нимало не обескураженные Эшкол и его союзники провели через исполнительный комитет партии решение в пользу слияния с Ахдут ха-авода и против возобновления дела Лавона. После этого Даян вышел из состава кабинета, а вслед за ним Эшкол вынудил уйти Переса и Йосефа Алмоги — последних сторонников Бен-Гуриона. В феврале 1965 г., на ежегодной партийной конференции в Тель-Авиве, старая гвардия Мапай и Хистадрута предприняла решительную контратаку против Бен-Гуриона и его последователей. Даже умирающий Шарет был доставлен из больницы, чтобы осудить человека, который в 1956 г. отстранил его от власти. Голда Меир также излила свою злость на бывшего премьер-министра. Затем партия окончательно одобрила соглашение с Ахдут ха-авода и решение похоронить дело Лавона.

Тем не менее борьба между двумя блоками в Мапай и в Хистадруте продолжалась. Сторонники Бен-Гуриона использовали все остававшиеся еще в их руках средства, чтобы добиться избрания своего покровителя кандидатом партии на пост премьер-министра в будущих выборах в Кнесет шестого созыва. Однако исполнительный комитет партии решительно выступил на стороне Эшкола. Тогда Бен-Гурион, Даян, Перес и их сторонники все вместе вышли из состава Мапай. Они основали новую партию, Рафи (Решимат поалей Исраэль — Список рабочих Израиля), и заявили, что представляют молодое и динамичное поколение Израиля и выступают за модернизацию страны. С самого рождения государства Мапай не переживала такой серьезный политический кризис. Ее старые идеалы заметно поблекли, а "противники социализма” теперь выступали единым фронтом.

Предвыборная кампания 1965 г. была самой продолжительной и напряженной, самой дорогостоящей во всей истории государства. В значительной степени это было вызвано ожесточенностью атак Бен-Гуриона на Эшкола и его сторонников. Бывший премьер-министр заявил, что все руководство Мапай безнадежно отстало, бесплодно, что оно представляет собой только группу партийных функционеров, которые гонятся за должностями. Он и его партия предлагают в качестве альтернативы новые взгляды, новые идеи, новые перспективы. Однако Рафи потерпела поражение. Хотя партия Бен-Гуриона взяла вверх над блоком Мапай — Ахдут ха-авода на муниципальных выборах в ряде городов, в том числе в Иерусалиме и в Хайфе, однако последнему удалось завоевать 45 мандатов в Кнесете. Гахал, как уже было сказано, получил 26 парламентских мандатов, а Рафи — только 10. Таким образом, Старик и его сторонники были отодвинуты на периферию политической жизни и более не могли оказывать особого влияния на происходящее в стране. По правде говоря, избиратели вовсе не стояли перед тем выбором, который, как думал Бен-Гурион, предлагала им партия Рафи: между новым поколением прагматиков-экономистов, ученых, администраторов, с одной стороны, и консервативными догматиками — с другой. Убедительная победа Эшкола означала прежде всего то, что общество отвернулось от своего бывшего кумира, который потерял всякое чувство меры в неприглядном деле Лавона. Вместе с тем, результаты выборов показали, что граждане выступают за более сдержанный стиль политического руководства, за такое правительство, которое, как ожидалось, не будет требовать слишком больших жертв от народа, уставшего жить в условиях непрекращающегося кризиса.

Как только был сформирован новый коалиционный кабинет, Эшкол приступил к укреплению сотрудничества между Мапай и Ахдут ха-авода. Здесь этот выдающийся политик и миротворец проявил себя с самой лучшей стороны. Границы между двумя партиями постепенно размывались. Даже вражда с Рафи постепенно преодолевалась. С одной стороны, Даян, Перес, Алмоги и другие осознали, что они ничего не добьются в изоляции. С другой — политический престиж Эшкола резко снизился во время экономического спада, и руководство Мапай было готово пойти на определенный компромисс. В конце концов, Даян оставался наиболее популярной в народе политической фигурой, и эта популярность возросла еще больше после Шестидневной войны 1967 г. (см. главу XXI). Но если Даян оказался у кормила власти, то и Ахдут ха-авода не могла себе позволить оставаться на периферии. В 1968 г., после продолжительных переговоров, все три фракции объединились в Израильскую партию труда (Авода) с единым руководством. Министерские портфели были распределены между представителями всех трех групп.

Наблюдая за происходящим со стороны, восьмидесятилетний Бен-Гурион больше не препятствовал своим подопечным войти в новую партию. От внимания Старика не ускользнуло, что рабочее движение приблизилось к реализации его заветного желания: превращения в монолитную политическую силу. Присоединение Мапам было лишь вопросом времени; фактически лидеры Мапам согласились создать общий парламентский блок с партией Авода. Более того, Бен-Гурион понимал, что его последователи вернулись не в Мапай, а в совершенно новую партию, которая с растущей доброжелательностью относилась к новым прагматическим воззрениям. Даян и Перес, занимая ключевые министерские посты, пользовались значительным влиянием. Хотя избирательную реформу пришлось отложить, по крайней мере одна из ее целей уже маячила на горизонте: преобразование множества мелких сионистских партий в два или три основных парламентских блока. Эту цель можно было достичь различными путями, но в любом случае она являлась гигантским шагом навстречу политической модернизации.

Сближение с Германией

Процесс нормализации отношений с Германией начался еще с соглашения о репарациях. Впоследствии по инициативе Бен-Гуриона были предприняты попытки развить этот процесс до установления дипломатических отношений. Такому урегулированию помешала напряженность между правительствами Западной и Восточной Германии (см. главу XVI). Однако Бен-Гурион не собирался отступать. Израиль должен был найти способ прорвать международную изоляцию. Синайская кампания и ее последствия показали, насколько недальновидно было опираться на помощь только США или какого-либо другого одного государства, даже Франции. В Вашингтоне Эвен попросил Даллеса использовать свое влияние на Аденауэра для установления дипломатических отношений между Германией и Израилем. Даллес согласился вмешаться, но его усилия не принесли результатов. Арабские дипломаты предупредили, что любое германо-израильское сближение повлечет за собой признание арабскими странами восточногерманского режима. На этом этапе Бен-Гурион отнесся с большим вниманием к позиции Переса и других политиков, настаивавших на необходимости укрепления практического сотрудничества с Германией, в особенности в экономической сфере, где эта страна уже значительно опередила Францию.

Однако для достижения этой цели также необходимы были личные контакты между Бен-Гурионом и Аденауэром. Оба они питали друг к другу большое уважение и уже давно хотели познакомиться. Предстоящий визит канцлера в США в марте 1960 г. предоставил возможность встречи на нейтральной территории. Быстро была достигнута договоренность о присуждении Бен-Гуриону почетной степени в Университете им. Луи Брандайза (Массачусетс), откуда он должен был отправиться в Нью-Йорк на встречу с Аденауэром. Здесь были заложены основы для интенсивных переговоров между Иерусалимом и Бонном, хотя более чувствительный вопрос о дипломатических отношениях не затрагивался.

Важнейшей целью Израиля в переговорах с ФРГ были поставки оружия. Бен-Гурион считал, что Израилю не следует целиком полагаться на один или два источника снабжения оружием, а именно Францию и Англию. Позднее политическая нестабильность во Франции только усилила это убеждение. Поэтому в сентябре 1957 г. Шимон Перес встретился с западногерманским министром обороны Францем-Йозефом Штраусом. Как опытному политику, Штраусу не надо было указывать на то, что контакты с Израилем могут смягчить неприязненное отношение к нему и к его партии немецких либералов. Объективно же Штраус считал, что сильный Израиль сможет воспрепятствовать советскому проникновению на Ближний Восток. Он и его коллеги из стран НАТО получили от Израиля образцы советского оружия, захваченного во время Синайской кампании, и были чрезвычайно встревожены. Поэтому в беседе с Пересом Штраус пообещал сделать все возможное для оказания Израилю требуемой помощи. Он вновь подтвердил свое обещание четырьмя месяцами позже, когда Перес и израильские военачальники представили ему длинный список требуемого военного оборудования. Затем этот список утвердил сам Аденауэр, потребовав, однако, чтобы договоренность между Израилем и Германией не афишировалась и чтобы обе стороны сохраняли полную секретность. Подразумевалось, что поставки будут осуществляться безвозмездно или почти безвозмездно.

Таким образом, в начале 1959 г. кружным путем через французские порты в Израиль стало прибывать немецкое вооружение: самолеты, вертолеты, артиллерия, ракетные комплексы, а также грузовики и санитарные машины. Когда в ноябре 1962 г. Штраус был вынужден уйти со своего поста, его преемник фон Хассель продолжил начатое дело. Оппозиционные партии, узнав о секретном военном договоре, молча смирились с его существованием.

Тем временем, наметившееся было сближение между Израилем и Германией омрачилось непредвиденными обстоятельствами. Как уже говорилось, ультиматум арабских стран рассматривался в Иерусалиме как временное препятствие на пути к установлению полных дипломатических отношений с Бонном. Процесс над Эйхманом только укрепил решимость ФРГ способствовать упрочению безопасности Израиля. В конце пятидесятых — начале шестидесятых годов участились взаимные контакты между Хистадрутом, Мапай и немецкой социал-демократической партией и профсоюзами. Штраус и его партия отстаивали интересы Израиля в националистических кругах Германии. Тем не менее, в марте 1962 г., когда Эшкол и Людвиг Эрхард — оба они занимали тогда посты министров финансов своих государств — второй раз встретились в Брюсселе, стало ясно, что Эрхард не может поддержать просьбу Израиля о приеме в Общий рынок в качестве ассоциированного члена: арабы пригрозили бойкотом немецких товаров.

Это был очень тяжелый момент. Немецкие репарации подходили к концу. Израильское представительство в Кельне резко сократилось, и таким образом, ослабла единственная псевдодипломати-ческая связь между двумя странами. Бен-Гурион принял решение действовать через самого Аденауэра, пока престарелый канцлер не выполнил своего намерения уйти в отставку. И действительно, Аденауэр вновь подтвердил, что хочет закончить свою карьеру прорывом в деле установления дипломатических отношений с Израилем. Однако в августе 1963 г. министр иностранных дел ФРГ настоятельно попросил канцлера отложить дальнейшее обсуждение этого вопроса: существовала серьезная опасность того, что арабские страны немедленно ответят признанием Восточной Германии. Предостережение исходило и от американского государственного секретаря Дина Раска, который считал, что в интересах Америки сохранить связи между ФРГ и арабскими странами. Охлажденный этими обращениями Аденауэр отказался от своих намерений. Вскоре он ушел в отставку, передав свой пост Эрхарду, и вопрос о димпломатических связях с Израилем был временно отложен.

Существовала и другая причина обострения отношений между двумя странами. В пятидесятые годы западногерманские суды стали снисходительнее по отношению к нацистским преступникам. Только процесс над Эйхманом стимулировал возобновление арестов бывших нацистов в ФРГ. Суды оказались завалены делами о военных преступлениях. Но так как в отношении таких преступлений существовал двадцатипятилетний срок давности, нацисты могли предстать перед судом только до 1965 г. Это ограничение вызвало протесты в Израиле и в других странах. Однако в преддверии выборов правящая коалиция не собиралась изменять закон. Иерусалим тотчас же выразил свое возмущение и разочарование. Негодование Израиля было усугублено тонко рассчитанным шагом правительства Восточной Германии, опубликовавшего документы о наличии большого числа скрывающихся в ФРГ нацистских преступников. В конце концов в апреле 1965 г. западногерманский кабинет продлил срок давности на четыре года. Такой "компромисс” мог вызвать только отвращение в Израиле.

Тем временем, несмотря на усиление противоречий между двумя странами, было достигнуто соглашение о переправке в Израиль 150 американских танков, находившихся на немецких складах. В октябре 1964 г. сведения об этом соглашении неожиданно появились в немецкой прессе. Рздосадован-ные тем, что военные поставки предыдущих лет были скрыты от них, журналисты почти единодушно осудили оказание военной (но не экономической) помощи Израилю. В январе 1965 г. социал-демократы и свободные демократы присоединились к этому' осуждению. Канцлер Эрхард и его соратники оказались в затруднительном положении. Им было известно, что Вальтер Ульбрихт, глава коммунистической партии Восточной Германии, только что был приглашен в Египет. Этим шагом Насер открыто предупреждал, что если военные поставки Израилю продолжатся, между Каиром и Берлином будут установлены дипломатические отношения.

Никак себя не обязывая, западногерманское правительство объявило в феврале 1965 г. о прекращении дальнейших поставок оружия странам, не являющимся членами НАТО. Для Израиля это был чувствительный удар. Эшкол созвал экстренное заседание кабинета министров. Кнесет, в свою очередь, принял резолюцию, выражавшую "недоумение и возмущение” по поводу решения правительства ФРГ. В то же время Бонн предъявил решительный ультиматум Насеру, указав, что визит Ульбрихта в Египет будет рассматриваться Западной Германией как враждебный акт. Это предупреждение не возымело действия. 21 февраля Ульбрихт прибыл в Каир во главе большой делегации, и ему был оказан пышный прием. Хотя Насер и остановился на грани признания Восточной Германии, боннское правительство пришло к выводу, что его прежняя политика исчерпала себя и что единственной контрмерой может быть обмен послов с Израилем. К этому времени общественное мнение в ФРГ полностью созрело для одобрения такого шага.

Канцлер Эрхард поручил своему другу, доктору Курту Биренбаху, отправиться в Израиль и начать переговоры с правительством Эшкола. С самого начала Биренбах был вынужден сообщить израильтянам, что военные поставки не возобновятся, и этот вопрос бесполезно обсуждать. Переговоры в Иерусалиме носили временами довольно острый характер, но в конечном итоге было найдено компромиссное решение. Предполагалось обратиться к Америке за предоставлением Израилю того вооружения, которое он ожидал получить от Германии, а Бонн возьмет на себя его оплату. Биренбах также намекнул на возможность предоставления Израилю долговременных займов на выгодных условиях. Он заверил израильтян, что все немецкие ученые вскоре будут отозваны из Египта, а против тех лиц, которые попытаются завербовать немцев для работы над военными проектами за рубежом, будут предприниматься судебные меры. 9 марта израильский кабинет принял эти условия, и спустя несколько дней решение правительства было утверждено Кнесетом. 12 мая переговоры об установлении дипломатических отношений были официально открыты обменом посланиями между Эрхардом и Эшколом. В тот же вечер Ирак, Египет, Судан, Сирия, Ливан, Саудовская Аравия, Иордания, Кувейт, Йемен и Алжир разорвали свои связи с ФРГ.

19 августа 1965 г. первый западногерманский посол — доктор Рольф Паулс — прибыл в Иерусалим, чтобы вручить свои верительные грамоты президенту Залману Шазару[40]. На улицах столицы Израиля вспыхнули беспорядки; автомобиль посла был забросан камнями и бутылками. Однако в резиденции президента Паулс был корректно встречен Шазаром, Эшколом, Голдой Меир и другими официальными лицами. Никто не улыбался. Посол выступил с трогательной речью (на английском языке), в которой он сообщил, что "новая Германия оглядывается на чудовищные преступления национал-социалистического режима со скорбью и отвращением”. Оркестр сыграл государственные гимны обеих стран, и были подняты флаги Израиля и ФРГ. Спустя пять дней в Бонне первый израильский посол в Германии Ашер Бен-Натан был принят главой немецкого государства. По окончании официальной церемонии Бен-Натан посетил мемориальную службу памяти жертв Катастрофы в кельнской синагоге. Мрачная глава в еврейской и немецкой истории закончилась.

Израиль, Франция и Европейское экономическое сообщество

Тем временем между Францией и Израилем складывались новые, в определенной степени двойственные отношения. Впрочем, поначалу, сразу же после Синайской кампании, дружба между двумя странами казалась незыблемой. В Израиле чувство благодарности по отношению к "большому другу” было столь велико, что пробудило интерес к французской культуре: французский язык изучался в израильских школах и на многочисленных курсах; были открыты французские культурные центры, библиотеки, книжные магазины, усилился приток студентов на факультеты фарнцузского языка и литературы. В области дипломатии Израиль также ориентировался на Францию; израильтяне даже согласились избегать пограничных конфликтов с Сирией, чтобы не подрывать усилий Франции по восстановлению своего влияния в Леванте.

Франция, со своей стороны, в не меньшей степени стремилась к сохранению боевого товарищества с "благородным маленьким Израилем”. В период 1956–1958 гг. ни одна другая великая держава не оказывала такого содействия укреплению и развитию Израиля. Дружба с еврейским государством была закреплена возникновением влиятельного про-израильского лобби в Национальном собрании Франции. Франко-израильское общество дружбы, организованное еще до кампании 1956 г., расширилось в конце пятидесятых — начале шестидесятых годов, и в него входили видные деятели культуры и политические лидеры Французской республики. Другие проявления симпатии были еще более значительны. Так, например, вскоре после Синайской кампании французское правительство вложило 15 миллионов долларов в проект нового нефтепровода из Эйлата в Ашкелон.

Военное сотрудничество сохранялось таким же тесным, как и во время совместной операции в Синае. Все время, пока продолжалось восстание в Алжире, французские генералы говорили о ключевой роли Израиля в поддержании стабильности на Ближнем Востоке. После 1956 г. проходили регулярные встречи франко-израильской комиссии по стратегическому планированию, на которых обсуждались пути продвижения общих интересов в Средиземном и Красном морях. В 1958 г. Франция пригласила Израиль принять участие в общих морских маневрах. Военно-воздушные силы обеих государств также участвовали в общих тренировочных программах, и даже секретные службы Франции и Израиля тесно сотрудничали, снабжая друг друга важнейшей информацией о событиях на Ближнем Востоке. Франция оказывала помощь Израилю в переправке нелегальных иммигрантов из Марокко и Румынии, снабжая их подложными документами.

В последующее десятилетие Франция оставалась для Израиля главным поставщиком военного снаряжения. Израильская авиация была полностью укомплектована французскими самолетами "Мираж” нового поколения. Обе стороны извлекали пользу из такого сотрудничества. Помимо того, что Израиль являлся единственным значительым рынком сбыта для французской авиационной промышленности, французская военная техника проходила здесь боевую проверку. Многочисленные израильские предложения по усовершенствованию военного оборудования с благодарностью принимались французскими производителями.

Но если поставки вооружения продолжались до середины шестидесятых годов, то франко-израильский медовый месяц в политике длился не более двух лет. Целый ряд факторов способствовал постепенному, почти незаметному повороту. В 1960 г., спустя два года после прихода к власти де Голля, была произведена смена высшего офицерского состава французской армии из-за его причастности к алжирскому путчу. Новые военачальники не имели опыта совместной работы с израильтянами, и после решения алжирского вопроса надобность в таком сотрудничестве ослабла. К тому же в 1960 г. во Франции начался решительный пересмотр внешней политики. Де Голль выступил с новыми политическими и экономическими инициативами, обращенными к исламскому миру, — как в Магрибе, так и на Ближнем Востоке. Теперь влияния в Средиземноморье следовало добиваться иными средствами. Такой подход неминуемо должен был привести к изменению отношения к арабо-израильскому конфликту. Министры получили указание прервать свои связи с Обществом франко-израильской дружбы.

Вместе с тем, новая ориентация не привела к немедленному охлаждению отношений между Израилем и Францией. Она проявлялась косвенным образом. Так, израильские представители во французской Африке стали наталкиваться на трудности при получении разрешения на открытие консульств. До 1960 г. французы направляли из Джибути патрули, чтобы не позволять египтянам чинить помехи израильскому судоходству на Красном море. Теперь такой надзор стал нежелательным, и когда Израиль предложил разработать общую стратегию на Красном море, Париж не выказал к этому никакого интереса. В ООН пути двух партнеров также начали постепенно расходиться.

В своих отношениях с Францией и Германией израильское правительство неизменно исходило из того, что в перспективе обе эти страны — в особенности последняя — могут стать теми "окнами”, через которые Израиль проникнет в Европу и, в частности, установит контакты с Европейским экономическим сообществом (ЕЭС). В 1967 г. шесть стран ЕЭС с общим населением 180 миллионов человек произвели вместе продукции на 400 миллиардов долларов. В середине шестидесятых годов Израиль направлял в страны Общего рынка 30 процентов своего экспорта, а они, в свою очередь, покрывали 28 процентов его потребности в импорте. И хотя дефицит торгового баланса между Израилем и государствами ЕЭС был меньше, чем в израильской торговле с любым другим партнером, он все еще находился на довольно высоком уровне. Понятно, что в Иерусалиме придавали большое значение сокращению этого дефицита: никакой другой рынок не был таким многообещающим, как западноевропейский. К примеру, доля Великобритании в израильском экспорте упала с одной трети в 1950 г. до менее одной восьмой в 1968-м, а рассчитывать на какие-либо приемлемые доходы от торговли со странами Американского континента не приходилось из-за высоких транспортных расходов. Маловероятным было и увеличение объема торговли с советским блоком. Европа оставалась единственной надеждой. Но расширить доступ на рынки ЕЭС было далеко не просто, поскольку сообщество воздвигло на пути своих внешних партнеров высокий единый таможенный барьер. В сущности, этол барьер ставил Израиль в невыгодное положение не только по отношению к странам самого Общего рынка, но также и к США, Канаде, Греции, Испании и Турции, поскольку все они пользовались статусом ассоциированных членов Сообщества с вытекавшими отсюда привилегиями.

Тем не менее, в результате настойчивых усилий Израилю удалось к 1960 г. достичь некоего соглашения с ЕЭС. По этому соглашению, ограниченный ассортимент израильских товаров получил двадцатипроцентную скидку с таможенного сбора. Увы, многие важные израильские товары, приносившие самый высокий валютный доход, — цитрусовые, яйца, текстиль, многослойная фанера, — не вошли в этот список. В 1967 г. соглашение было продлено еще на пять лет.

Одной из главных причин, препятствовавших упрочению положения Израиля в ЕЭС, было стремление членов "шестерки” сохранить европейский характер Общего рынка, а с ним и надежду на создание в будущем объединенной Европы. Дополнительным и еще более серьезным препятствием были возражения некоторых средиземноморских и ассоциированных членов Сообщества — Италии, Франции, Испании, Греции и стран Магриба, — которые опасались конкуренции израильских цитрусовых. Наконец, арабский бойкот и неудача Израиля в его попытках наладить основательные торговые связи в других районах мира вызывали у стран ЕЭС сомнения в значимости и перспективах израильского рынка. В результате, несмотря на самые искренние усилия Западной Германии и Нидерландов, энергично лоббировавших в пользу Израиля, ему никак не удавалось пробиться на Общий рынок.

Отношения с развивающимися странами

И все же, невзирая на неудачу попыток вступить в ЕЭС, Израиль проявлял в глазах Запада жизнеспособность и стремление к прогрессу и постепенно превращался в интегральную часть западной системы. А в пятидесятых — шестидесятых годах на мировой политической арене появился новый фактор, который, по всей видимости, сулил Израилю серьезные шансы прорвать кольцо арабской дипломатической и политической изоляции. Это был "третий мир” складывающихся африканских, азиатских и латиноамериканских государств. Как мы помним, первые попытки Израиля сблизиться с молодыми государствами Азии и Африки не были особенно вдохновляющими. Ни одно из них не имело традиционных связей с Израилем. И напротив, сионизм для многих из них отождествлялся с Западом и, еще хуже, с "западным империализмом”. Синайская кампания 1956 г. очевидным образом усилила это впечатление.

Но у медали была и другая сторона. Открытие выхода в Красное море наконец-то предоставило Израилю возможность установить связи с африканскими и азиатскими странами, недавно обретшими независимость. В своих усилиях Израиль полагался на два фактора, которые могли особенно привлечь освободившиеся от колониальной зависимости страны, — свой опыт развития промышленности и сельского хозяйства и наличие квалифицированных специалистов.

Еще в 1950 г. несколько членов бирманской делегации остановились в Израиле по пути на международный профсоюзный конгресс в Белграде. Они увезли с собой самые радужные впечатления от деятельности израильских профсоюзов. Последовавшие затем переговоры между израильскими и бирманскими представителями на паназиатской социалистической конференции в Рангуне в 1953 г. в конце концов привели к установлению дипломатических отношений между обеими странами. Израильским послом в Бирме был назначен видный деятель партии Мапай Давид Хакохен, бывший директор хистадрутовской строительной компании "Солея боне”. По предложению Хакохена бирманское правительство в 1954 г. направило в Израиль воєнную делегацию, которая договорилась, что израильские эксперты будут обучать обслуживающий персонал бирманских военно-воздушных сил. В следующем году премьер-министр Бирмы У Ну продемонстрировал свою заинтересованность в укреплении связей с Израилем, посетив еврейское государство; а надо заметить, что в те времена визиты политических деятелей такого ранга в осажденную страну были большой редкостью. Визит У Ну повлек за собой еще большее сближение между двумя странами и, в частности, участие Израиля в планировании широкомасштабной программы развития бирманского сельского хозяйства. В Иерусалиме поняли, что нащупали самый многообещающий путь к сближению с развивающимися странами. Первым попытался использовать новые возможности министр иностранных дел Шарет, но наследовавшая ему в 1956 г. Голда Меир значительно расширила диапазон этих попыток.

Разрабатывая программы помощи африканским государствам, Израиль в определенной мере опирался на ту помощь, которую он сам получил от других стран, в особенности от Соединенных Штатов. Однако большинство тех четырех тысяч израильских советников, научных консультантов и техников, которые, начиная с 1958 г., работали в странах "третьего мира”, специализировались в тех областях, в которых Израиль, в процессе развития своего общества, приобрел собственный уникальный опыт, — в сельском хозяйстве и ирригации, в планировании сельских поселений, в формировании поселенческих и молодежных движений, в профессиональном обучении. По той же причине большинство иностранных студентов, учившихся в Израиле после 1958 г., избрали эти или родственные области. К примеру, новые сельскохозяйственные технологии повсеместно внедрялись в экономику развивающихся стран, методы израильских моша-вов и киббуцов оказались особенно привлекательными для африканских государств, а израильские планы регионального развития вызвали большой интерес в странах Южной Америки, Азии и восточного Средиземноморья.

Широкая программа краткосрочных курсов, семинаров и конференций для зарубежных гостей создала Израилю репутацию ведущего международного учебного центра для стран "третьего мира”. Пожалуй, самой популярной формой такого обучения стала регулярная Реховотская научная конференция развивающихся стран, спонсорами которой были израильское правительство и Научно-исследовательский институт им. X. Вайцмана. На первую из этих конференций, которая продолжалась двенадцать дней, собралось 120 делегатов из 39 стран мира.

В 1965 г. в Реховоте был создан постоянный Центр по исследованию поселений, при котором ежегодно проводился расширенный цикл семинаров, посвященных развитию науки в странах "третьего мира”. Другие программы осуществлялись израильским Латиноамериканским институтом и Афро-Азиатским институтом по изучению трудовых отношений и сотрудничества (последний был создан Хистадру-том). Отдел подготовки зарубежных специалистов при Министерстве сельского хозяйства предлагал курсы с широкой тематикой — от технологии выращивания кур до проблем ирригации. В 1962 г. был создан Международный институт общинных услуг, предлагавший женщинам из развивающихся стран курсы по здравоохранению, рациональному питанию, организации обучения взрослых и ведению домашнего хозяйства. В целом, к 1966 г. в Израиле действовали 39 различных краткосрочных курсов и семинаров. Осуществлялись также долгосрочные программы академической и профессиональной подготовки, особенно для врачей, медсестер и специалистов сельского хозяйства. В 1964 г. в Израиле обучалось около 2500 студентов из развивающихся стран.

В конце концов правительство пришло к выводу, что необходимо скоординировать все многочисленные программы обучения иностранных специалистов. При Министерстве иностранных дел был создан департамент международного сотрудничества с бюджетом 4,5 миллиона долларов (в 1967 г.). Эта цифра была бы намного больше, если бы значительную часть расходов не покрывали правительства стран-участниц. Позже в финансировании программ обучения стали участвовать ЮНЕСКО, ЮНИСЕФ, Международная комиссия по атомной энергии. Организация американских государств взяла на себя большую часть расходов по оплате обучения латиноамериканских студентов в Израиле и затрат на профессиональную подготовку, проводимую израильскими инструкторами в Латинской Америке. Что же до расходов самого Израиля, то они, безусловно, оправдались теми огромными политическими выгодами, которые он получил (но об этом несколько позже).

Главным капиталом Израиля были не деньги, а люди. К середине шестидесятых годов он направил за рубеж больше специалистов (учитывая, конечно, его население), чем все западноевропейские страны вместе взятые. И именно уровень подготовки этих специалистов обеспечил Израилю его замечательный успех в развивающихся странах. Обычно это был еще молодой человек, однако с немалым опытом руководства молодежными и репатриантскими группами, накопленным еще в ранний период формирования израильской государственности. Такой посланец демонстрировал не только энтузиазм и выдержку, но еще и уникальный человеческий подход. Зачастую он придавал личному комфорту и удобствам куда меньше значения, чем его европейский коллега. Он обучал своих подопечных на собственном примере, работая и нередко живя вместе с ними. Абсолютно свободный от какого-либо шовинизма, он не допускал патерналистского отношения к своим ученикам. И такое доверие породило те теплые человеческие связи, которые сохранились между израильтянами и африканцами вплоть до известных событий семидесятых годов.

Израильско-африканский "медовый месяц”

Израильское правительство не делало секрета из тех прагматических целей, которые рассчитывало достичь, вкладывая столько усилий в помощь развивающимся странам. Прежде всего необходимо было выйти из той политической изоляции, которая ярко проявилась в недопущении Израиля к участию в Бандунгской конференции в 1955 г. В результате, программы научно-технического сотрудничества вскоре превратились в удобное средство обойти дипломатический карантин и стереть из памяти африканских народов прежнее представление о еврейском государстве как "западно-империалистическом”. Продемонстрированные Израилем способности к самостоятельному развитию говорили тут в его пользу. Отсталые страны видели в Израиле образец молодого государства, экономика которого меньше чем за одно поколение достигла "стартового пункта”. Особое внимание привлекал ценный израильский опыт работы с людьми самого разного культурного и образовательного уровня, позволивший в кратчайший срок интегрировать сотни тысяч неподготовленных к жизни в современном индустриальном обществе иммигрантов. Израильские проекты небольших предприятий казались африканским лидерам более приемлемыми, чем проекты огромных заводов, доступных лишь богатым странам. Вообще настороженно относящиеся к европейцам, эти лидеры куда меньше опасались маленького Израиля, а симпатии к еврейскому народу усиливались благодаря параллелям с его печальной историей.

Как мы уже говорили, выход Израиля в Красное море и установление торговых связей с Африкой позволили устранить неблагоприятное впечатление, создавшееся о еврейском государстве после Суэцкого кризиса. Первой страной на африканском континенте, прорвавшей дипломатическую изоляцию, стала Гана. Израильтяне не только установили с Ганой торговые связи, но и постоянно встречались с ганскими представителями на различных международных конференциях. В предвидении возможных взаимовыгодных отношений Израиль уже в 1956 г., за год до обретения Ганой независимости, направил туда своего консула. Когда в 1957 г. оба государства обменялись послами, представителем Израиля в Гане стал Эхуд Авриэль, один из самых способных израильских администраторов, человек, который еще в 1948 г. организовал воздушный мост по переброске оружия из Чехословакии. По инициативе Авриэля был начат целый ряд проектов, включая строительство промышленных и культурных объектов, посылку специалистов в области сельского хозяйства, медицины, финансов, осуществление совместных планов судоходства, обучение военных техников и т. п. Весть об этой израильской активности в Гане быстро распространилась по африканскому континенту. Вскоре в Израиль хлынул поток гостей из других африканских стран, заинтересованных в близком знакомстве с экономическими достижениями молодого государства. Для того, чтобы удовлетворить этот интерес, Хистадрут уже в 1958 г. организовал свой первый афро-азиатский семинар. Успех этого семинара, в свою очередь, способствовал расширению израильских усилий, направленных на помощь молодым государствам в организации профсоюзов и создании кооперативов. В 1960 г. Афро-Азиатский институт по изучению трудовых отношений и сотрудничества уже принял на свои четырех- и восьминедельные курсы сотни африканских студентов.

Среди израильских руководителей особым интересом к культивированию африканских связей больше всего выделялась Голда Меир, занимавшая пост министра иностранных дел в правительстве Бен-Гуриона. Ее личные контакты с азиатскими лидерами не были особенно успешными; она попросту не сумела найти с ними общий язык. Зато ей, с ее врожденным демократизмом, были куда более понятны чаяния народов Африки. Она была склонна усматривать сходство между многовековыми страданиями евреев и долгой историей африканской колониальной зависимости, между недавним обретением независимости еврейским народом и африканскими народами, между надеждами на будущее тех и других. Тем не менее, она же в 1960 г. напомнила Кнесету, что "наша помощь молодым государствам — это не просто филантропия. Мы не меньше нуждаемся в дружеских отношениях с новыми странами, чем они — в нашей поддержке”.

Под руководством Голды Меир и блестящего руководителя африканского департамента Министерства иностранных дел Натаниеля Лорха израильская активность в этом бывшем колониальном регионе стала энергично расширяться. Эти усилия имели далеко идущие политические последствия. В течение пяти лет Израиль установил дипломатические отношения со всеми африканскими странами к югу от Сахары. В 1961 г. президент Верхней Вольты Морис Джамеого открыл длинный список глав африканских государств, согласившихся официально посетить Израиль после многих лет афро-азиатского дипломатического карантина. К 1968 г. в Израиле уже побывали почти все руководители африканских стран, причем некоторые даже дважды. Редкий месяц проходил без визита министра очередного африканского государства. В свою очередь, израильские лидеры — президент Бен-Цви, премьер-министр Эшкол, министры иностранных дел Меир и Эвен — в те же годы совершили поездки по Африке. И вплоть до 1973 г. развивающиеся африканские страны крайне редко считались с арабским давлением, направленным на то, чтобы помешать их отношениям с Израилем. Если не считать Сомали и Мавританию с их значительным мусульманским населением, арабы не преуспели в своем стремлении затормозить афро-израильские связи. Со своей стороны, израильское правительство готово было идти на политический риск, чтобы обеспечить расположение молодых африканских государств. Так, оно голосовало за все резолюции ООН, порицавшие политику апартеида в ЮАР, не считаясь с тем, что эта страна и особенно ее богатая еврейская община поддерживали Израиль на протяжении многих лет.

Какое-то время казалось, что высокая репутация Израиля в Африке окажет свое влияние и на его международный авторитет. Например, в течение ряда лет Израиль безуспешно пытался провести в ООН резолюцию, призывающую арабов к прямым переговорам. Она всякий раз проваливалась арабскими и коммунистическими представителями. Не прошла она и в 1963 г., но на этот раз ее впервые поддержали десять африканских государств. И даже в тех случаях, когда африканские страны голосовали в ООН против Израиля или занимали антиизраиль-скую позицию на других международных форумах, их представители в кулуарах намекали израильтянам, что не стоит серьезно относиться к этим формальным актам. А в июне 1967 г. во время дебатов в ООН, вызванных Шестидневной войной, 42 развивающихся государства, включая Гану и Эфиопию, поддержали резолюцию, которая привязывала любое израильское отступление с занятых территорий к прекращению арабами состояния войны с Израилем. Если бы не активность Израиля в Африке, он наверняка оказался бы в гораздо более жесткой дипломатической изоляции. А самое главное, созданная к 1967 г. Израилем система связей с Западной Европой, Америкой, Азией и Африкой доказала всему миру, что еврейское государство сумело преодолеть последствия Суэцкого кризиса и стало фактором, с которым нельзя не считаться в международных отношениях.