История Израиля. От Войны за независимость до Шестидневной войны. Том 3

Формирование нации

Вплоть до Синайской кампании в международных дипломатических кругах к Израилю не относились как к полноценному государству. Его воспринимали, скорее, как осажденный лагерь беженцев, жители которого с упорством пытаются закрепиться на скудной земле, борясь за выживание. После 1956 г. такой подход канул в прошлое. Границы государства стали относительно безопасны. Израильская армия, сталкивавшаяся ранее с серьезными организационными и дисциплинарными проблемами, превратилась в эффективный военный механизм и одновременно в самую мощную объединяющую силу в стране. Операция "Кадеш” стала своего рода венцом исполинских усилий Израиля, направленных на социальную интеграцию. Перед Израилем не стоял более вопрос о выживании, он должен был теперь выбирать между альтернативными путями развития.

Одним из наиболее ощутимых результатов победы явился скачкообразный рост иммиграции. Только в 1956–1957 гг. в страну прибыло около 125 тысяч репатриантов. Поначалу большинство вновь прибывших составляли евреи Северной Африки и Египта. Затем хлынула волна иммигрантов из Восточной Европы. Большая их часть бежала после подавления восстаний в Польше, Венгрии и Румынии. Во всех этих странах политические перевороты принесли с собой возрождение антисемитизма, который коммунистические власти готовы были смягчить разрешением еврейской эмиграции.

Хотя Еврейское агентство и не было готово к алие такого масштаба, оно отреагировало быстро. Служащие агентства создали сеть перевалочных лагерей в Европе, а в Израиле предоставляли репатриантам жилье в общежитиях и на съемных квартирах. На этот раз не было речи о размещении олим в палатках и бараках. В Тель-Авиве и других городах им предлагали квартиры из общественных фондов за небольшую оплату. Репатрианты с высшим оборазо-ванием были определены за государственный счет в ульпаны — интенсивные пятимесячные курсы по изучению иврита. Позднее предпринимались энергичные усилия по обеспечению новых репатриантов работой, соответствующей их профессиональному и культурному уровню. Такая заботливость Еврейского агентства ни в коей мере не являлась следствием сознательной или подсознательной дискриминации восточных евреев, она была вызвана пониманием того, что иммиграцию из стран за "железным занавесом”, где экономические условия жизни евреев были все-таки терпимыми, необходимо стимулировать любой ценой. Для Израиля коммунистическая Европа являлась практически последним значительным источником репатриации профессионально подготовленных и образованных кадров.

Новая волна иммиграции пришлась на период 1961–1964 гг. Она увеличила население Израиля на 194 тысячи человек. На сей раз подавляющее большинство репатриантов прибыло из мусульманских стран: из Ирана, государств Северной Африки, особенно из Марокко, где власти над нажимом Франции позволили эмигрировать последним остаткам еврейской общины. Среди новых репатриантов были и 14 тысяч алжирских евреев, принадлежавших к бывшим французским колониальным кругам. Их прибытие было встречено израильским правительством со смешанными чувствами, так как большая часть алжирского еврейства — около 130 тысяч человек — предпочла переехать во Францию. То, что охваченные паникой еврейские общины восточных стран, и в особенности стран Магриба, могут двинуться куда-либо еще, кроме Израиля, было шокирующим открытием для сионистского руководства. Однако положение алжирских евреев нельзя было сравнить с положением евреев Марокко. Первые, обладая теми же правами, что и французское население, считали себя европейцами и не собирались отказываться от покровительства радушных западных демократий. Поэтому в период спада алии алжирская иммиграция выглядела достаточно впечатляюще (в период 1965–1967 гг. в Израиль прибывало не более 25 тысяч человек в год).

Несмотря на перепады алии, еврейское население Израиля неуклонно росло, поднявшись с 1 миллиона 667 тысяч человек в 1956 г. до 2 миллионов 384 тысяч человек в 1967 г. В этот период произошли серьезные изменения и в его "этническом” составе. В 1965 г. численность евреев — выходцев из стран Востока и ашкеназов впервые сравнялась, а тремя годами позже сефарды составляли уже 55,5 процента от всего еврейского населения страны. Более того, удельный вес восточных евреев продолжал расти, так как в этой группе населения уровень рождаемости почти в два раза превышал соответствующий показатель в ашкеназских семьях. Эта динамика имела большое влияние на будущее израильской культуры. Для правительства же непосредственный интерес представлял непрерывный рост народонаселения. Он сказывался не только на экономике, но и на усилении обороноспособности страны. Распределение населения стало значительно пропорциональнее. В 1948 г. 18 процентов израильских евреев жили в сельских районах, а 52 процента — в трех главных городах. Двадцать лет спустя ситуация коренным образом изменилась. Хотя удельный вес сельского населения упал (до 11,3 процента), жители трех главных городов составляли теперь менее 35 процентов от общего числа еврейских жителей страны. 54 процента евреев жили в малых городах; некоторые из них являлись, правда, городами-спутниками мегаполисов, но значительная часть представляла собой новые развивающиеся населенные пункты. Таким образом, и после операции "Кадеш” Израиль заполнял свои демографические ниши не менее эффективно, чем в предшествовавшие годы.

Начало экономического подъема

Экономическая ситуация в Израиле значительно улучшилась после Синайской кампании. Период жесткой экономии сменился состоянием достатка и даже процветания. К 1965 г. израильский валовой национальный продукт вырос в два с половиной раза по сравнению с 1952 г., что поставило Израиль в ряды тридцати наиболее развитых государств. В 1950 г. страна импортировала более половины пищевых продуктов. В 1967 г. Израиль производил 85 процентов необходимых ему продуктов питания и экспортировал яйца, овощи, молочные продукты и фрукты. Тем не менее, именно индустрия, а не сельское хозяйство — и даже не цитрусовые культуры — стала основой экономики Израиля. Важно отметить, что промышленный рост обуславливался не традиционным сочетанием доступного сырья и дешевой рабочей силы, а скорее потребностями растущего населения. В первое десятилетие после Синайской кампании предприятия работали круглосуточно для обеспечения внутренних потребностей государства. В результате численность рабочих стремительно возросла, 24,5 процента всего работающего населения оказались заняты в промышленности, и эта цифра продолжала расти. В период 1950–1969 гг. объем промышленного производства увеличился в пять раз. Эти успехи были достигнуты несмотря на нехватку сырья и энергетических ресурсов, на несовершенство малых заводов, фрагментированность производства и удаленность от обширных рынков, которые оправдали бы транспортные расходы.

Экономический рост во многом был обусловлен вложениями иностранного капитала, но в не меньшей степени он являлся результатом изощренного государственного планирования. К концу пятидесятых годов повысился профессиональный уровень государственных служб, и новое поколение компетентных экономистов начало наконец оказывать определенное влияние на политический истеблишмент. Тактика форсирования экономического роста стала более утонченной. В результате, в последующее десятилетие правительство смогло составить смелую программу, предусматривавшую низкопроцентные ссуды из фонда развития, сокращение прямых и косвенных налогов, правительственную поддержку предприятий, разрабатывающих полезные ископаемые Негева, субсидии промышленникам и ряд мероприятий по повышению производительности труда. Большое внимание уделялось и стимулирова-нию конкурентноспособности израильской продукции на международных рынках.

Опираясь на государственную поддержку, экспорт развивался в трех направлениях: изделия, произведенные из местного сырья, как, например, удобрения, химические препараты, хлопковые ткани; продукция наукоемкой промышленности, в том числе электроника, лекарства, приборы, медицинское оборудование; малогабаритные товары, не требующие больших расходов при перевозке, — меха, бриллианты и т. п. Благодаря развитию морского и воздушного торгового флота экспорт транспортных и туристических услуг также стал важным источником валюты. После Шестидневной войны туризм стал, по существу, вторым по значению источником валюты (после экспорта цитрусовых), опередив алмазообрабатывающую промышленность. В целом, национальный экспорт во всех отраслях — транспортные услуги, туризм, сельское хозяйство и промышленность — составлял в 1967 г. в денежном исчислении один миллиард долларов. Это был заметный прогресс для осажденной маленькой страны со скудными естественными ресурсами, которая могла рассчитывать только на квалифицированную рабочую силу и разумное руководство.

Вместе с тем, экономика Израиля продолжала испытывать серьезные трудности. Дефицит торгового баланса в абсолютном выражении неуклонно рос. Несмотря на все усилия, не удавалось обуздать инфляцию. Ни одного года не проходило без повышения цен, которое нередко носило скачкообразный характер. Это было вызвано целым рядом факторов, в том числе полной занятостью населения, денежными вливаниями из-за рубежа, правительственным регулированием обменного курса валют и банковского процента. Кроме того, увеличение оплаты труда не соответствовало росту его производительности. Скорректировать этот дисбаланс было крайне трудно, так как Хистадрут блокировал все попытки замораживания зарплаты или увольнения лишних работников. Как и во многих европейских странах, волны забастовок только обостряли инфляцию. Наиболее чувствительными из них, как это ни парадоксально, являлись забастовки работников свободных профессий: врачей в 1952 г., затем школьных учителей на следующий год и, наконец, инженеров в 1962 г. Профессиональная элита государства выражала таким образом свое глубокое недовольство уравниванием ее доходов с доходами менее образованных работников. Эти забастовки приводили к лавинообразному увеличению общественных расходов, по мере того как правительство уступало требованиям различных конкурирующих групп трудящихся.

Однако более всего подстегивал инфляцию постоянный рост военных расходов. Оборонный бюджет Израиля в 1966 г. вырос в 16 раз по сравнению с 1952 г. и официально составлял 11 процентов от общих государственных затрат. И это без учета производственных потерь от ежегодных сборов резервистов, расходов на содержание семей военнослужащих и пограничных поселений, которые создавались не столько из экономических соображений, сколько в целях обеспечения безопасности.

В результате влияния всех этих факторов цены стали резко расти — до 18 процентов в год и выше, — и стало ясно, что необходимо принять решительные меры для недопущения удорожания израильской продукции, вытеснения ее с международных рынков и истощения валютных запасов страны. Премьер-министр Леви Эшкол заявил весной 1965 г. в Кнесете, что пришло время снизить темпы роста и перейти к закреплению достигнутого. Новая политика — политика сдерживания — выразилась в сокращении правительственных расходов, ограничении кредита, замораживании германских выплат, сдерживании строительной активности и т. д.

Реализация этой политики была облегчена завершением ряда широкомасштабных проектов (создание системы орошения Иорданской долины, строительство торговых портов в Ашдоде и Эйлате) и резким снижением иммиграции. К 1967 г. инфляция замедлилась и торговый дефицит уменьшился.

Однако цена политики сдерживания была высока. Рост валового национального продукта снизился до 1 процента в 1966 г., в некоторых городах развития уровень безработицы достиг 20 процентов. Сокращение производства особенно тяжело ударило по многодетным семьям восточных евреев. Многие молодые израильтяне — врачи, инженеры, ученые — покинули страну. В результате в 1966 г. второй раз в истории государства эмиграция превысила иммиграцию.

Тем не менее замедление роста не характеризовало полностью динамику израильской экономики, и во всяком случае оно было кратковременным. В течение нескольких лет после Синайской кампании качество жизни в Израиле непрерывно улучшалось. В 1965 г. средний доход надушу населения составлял 1135 долларов и соответствовал уровню таких западноевропейских стран, как Австрия, Италия и Ирландия. К этому времени почти все жилые дома в еврейском секторе были подключены к системе энерго- и водоснабжения. Плотность заселения жилья упала до 2,1 человека на одну комнату. Доля затрат на продукты питания и табачные изделия в общем семейном бюджете снизилась с 41 процента в 1953 г. до 30 процентов в 1965 г. Количество еврейских семей, владеющих холодильниками, возросло с 37 процентов в 1958 г. до 84 процентов в 1965 г.; газовыми плитами — с 38 до 90 процентов; стиральными машинами — с 10 до 31 процента.

И все же условия жизни в Израиле нельзя было назвать роскошными или хотя бы относительно комфортными. Рабочий день обычно начинался в 7.30 утра, а рабочая неделя составляла 47 часов. Одежда оставалась тяжелым финансовым бременем, и большинство израильтян одевалось более чем скромно. Мебель, даже самого низкого качества, стоила очень дорого. Заграничные поездки облагались тяжелыми налогами. Более того, рост материального благосостояния не сказывался на всех жителях страны в равной мере, как это было в догосу-дарственный период. В 1948 г. Израиль во многом был еще эгалитарным обществом. К 1961 г., после массовой иммиграции пятидесятых годов, на 20 процентов населения, стоящего на нижней социальной ступени, приходилось 5 процентов национального дохода, а на 20 процентов граждан из высших слоев общества — более 40 процентов дохода. Разрыв между богатыми и бедными увеличивался, и в 1966 г. около 400 тысяч человек — одна шестая часть всего еврейского населения — жили далеко за чертой бедности.

Любопытно, что израильское руководство на протяжении многих лет игнорировало этот процесс социальной поляризации. В стране, которая была постоянно обеспокоена проблемами безопасности, вопрос социального обеспечения располагался в нижней части шкалы национальных приоритетов. Считалось само собой разумеющимся, что в других странах Ближнего Востока нищета достигает несравнимо больших размеров, и по сравнению с арабскими странами положение Израиля в этом отношении вполне благополучно. К тому же существовало распространенное и несколько наивное убеждение, что как только будет решена проблема абсорбции репатриантов, проблема экономического выживания постепенно решится сама собой. Как мы видели, это оказалось справедливым в отношении большей части населения. Вновь и вновь в речах государственных деятелей повторялась фраза: "Учитывая тот факт, что нашему государству менее двадцати лет, мы сделали все возможное…” Но самовосхвалений было явно недостаточно. Нищета и растущая пропасть между богатыми и бедными не казались социально слабым слоям населения более терпимыми оттого, что в соседних странах положение было гораздо хуже.

Отмена режима военной администрации

Для полноты картины необходимо рассмотреть процессы, происходившие в арабском секторе, так как умонастроения израильских арабов — важный фактор, оказывающий влияние на стабильность государства. В 1949 г. в Израиле жили 156 тысяч арабов. В 1966 г. в результате естественного прироста населения и снижения детской смертности их число почти удвоилось. Арабы составляли 12 процентов всех жителей Израиля, и это несмотря на огромную (по сравнению с численностью еврейского населения) еврейскую иммиграцию. Около 75 процентов арабского населения жили в сотне деревень, сосредоточенных в Галилее и в "малом треугольнике” возле иорданской границы. Остальные жили в Нацерете (Назарете), Шфараме (Шафа-Амре) и шести других городах со смешанным населением.

Определенная доля иронии заключалась в том, что наиболее притесняемая арабами-мусульманами община друзов (около 30 тысяч человек), живущая в отдаленных деревнях Галилеи, радушно приняла новую власть и заверила ее в своей лояльности. Израильская администрация, в свою очередь, всячески благоволила друзам: предоставила им статус официально признанной религиозной общины со своим собственным религиозным советом и судами, обеспечила свободу передвижения, проложила в их деревни дороги и водопровод, помогла интенсифицировать сельское хозяйство. Кроме того, друзам было разрешено служить в израильской армии, где они проявили себя как пограничники и следопыты. Однако и после двух десятилетий израильской опеки эта небольшая замкнутая община добровольно оставалась изолированной в среде израильских меньшинств.

Арабская экономика быстро оправилась после войны. С улучшением стратегического положения страны правительство могло себе позволить более внимательное отношение к арабскому меньшинству. В 1958 г. было выработано значительно более приемлемое соглашение о компенсациях арабским крестьянам за конфискованные у них земли в зонах безопасности. Государство вкладывало большие средства в ирригационные проекты и внедряло более прогрессивную, механизированную технологию обработки земли. В результате в 1967 г. продуктивность сельского хозяйства в арабском секторе возросла в шесть раз по сравнению с уровнем 1949 г., а количество сельскохозяйственной продукции на душу населения намного превысило аналогичный показатель в любой другой ближневосточной стране. Особенно заметные изменения произошли в арабских деревнях и городах. К 1967 г. 80 процентов арабского населения Израиля было обеспечено электричеством, большинство деревень было связано дорогами с основными магистралями страны, а в самих деревнях на смену узким и грязным проездам между домами пришли асфальтированные улицы. Одновременно возводились новые и ремонтировались старые мечети и церкви, и в большинстве арабских деревень появились поликлиники, спортивные клубы и даже торговые центры.

Но нигде израильские власти не прилагали столько усилий, как в области образования. Здесь все пришлось начинать почти с нуля. После Войны за независимость в арабских школах практически не осталось квалифицированных учителей. Тем не менее, уже в 1956 г. была основана двухгодичная арабская учительская семинария. Количество арабоязычных преподавателей значительно увеличилось после прибытия в страну иракских евреев, многие из которых были учителями на родине и обладали большим педагогическим опытом. Когда выяснялось, что арабские местные советы не желают участвовать в финансировании школьного строительства, правительство отпускало необходимые для этого средства. Вследствие этих усилий число учеников в начальных арабских школах достигло в 1967 г. 70 тысяч. 80 процентов мальчиков и 50 процентов девочек школьного возраста посещали занятия — показатели, не имеющие равных на всем арабском Ближнем Востоке.

В то же время, культурное, демографическое и экономическое развитие арабского меньшинства привело к росту его самосознания. К 1967 г. более половины арабского населения составляли те, кто родился после создания еврейского государства. Так же, как и у тысяч других молодых израильтян, у них не было никаких воспоминаний об эпохе мандата, и их политическая деятельность определялась в основном динамикой израильской жизни. Поэтому арабская молодежь неминуемо сравнивала свое положение не с условиями жизни под британской властью, а с преимуществами полноценного гражданства, которым обладали евреи. Националистические чувства арабов постоянно разжигались радио, а затем и телевизионными передачами из Аммана, Рамаллы, Дамаска, Бейрута и Каира. Израильское радиовещание не могло противостоять этому потоку вражеской пропаганды. Некоторые молодые арабы, недовольные статусом национального меньшинства, поддавались на уговоры правительств соседних государств и покидали Израиль. Их затем зачастую вынуждали вернуться в качестве шпионов, и когда они переходили границу, их арестовывали или убивали израильские пограничники. Понятно, что эти события только обостряли отношения между арабами и израильскими властями.

В августе 1959 г. израильское правительство попыталось смягчить напряжение, ослабив ряд ограничений военного режима. Режим военной администрации, введенный на территориях, населенных арабами, вызывал недовольство не только арабского населения, но и многих израильских кругов. Под давлением левых партий и многих представителей интеллигенции кабинет ликвидировал большую часть закрытых зон на севере страны и отменил необходимость получения арабами специального разрешения для деловых поездок в еврейские районы. Однако по настоянию Бен-Гуриона военный режим формально оставался в силе. В 1963 г. Леви Эшкол сменил Бен-Гуриона на посту премьер-министра. Стремясь вернуть Ахдут ха-авода в коалицию рабочих партий, Эшкол согласился отменить ограничение свободы передвижения для арабского населения, исключая деревни, расположенные прямо на границе. И наконец в 1966 г. Кнесет принял решение расформировать аппарат военной администрации, годами напоминавший арабам Израиля об их особенном статусе.

Около двадцати лет израильтяне, сознательно или подсознательно, стремились изолировать арабское население от остальных стран Ближнего Востока, а в первое десятилетие существования государства — даже от самого израильского общества. Правительству ни разу не удавалось выработать ясную, долговременную программу по отношению к арабскому меньшинству. Каждое ведомство проводило свою политику в этом вопросе. Поначалу одно министерство конфисковывало арабские земли и предлагало их владельцам низкие компенсации, в то время как другое министерство сотрудничало с арабскими крестьянами, чтобы повысить производительность их хозяйств. Одно министерство вкладывало деньги в модернизацию школьной системы в арабском секторе, но другие министерства отказывались трудоустраивать арабов, в том числе и тех, кто окончил израильские университеты. С одной стороны, правительство хотело, чтобы арабы оставались в своих деревнях, а не устремлялись в Тель-Авив или Иерусалим, — поэтому оно препятствовало строительству квартир для арабов в главных городах. С другой — не предпринималось никаких усилий по развитию промышленности в арабских деревнях, что обеспечило бы население рабочими местами и предотвратило бы его миграцию. Результатом этой непоследовательной политики стало брожение в среде арабского меньшинства, что в немалой степени было вызвано чувством неуверенности и уязвимости самих израильтян. В этой связи примечателен тот факт, что после Шестидневной войны 1967 г., когда Моше Даян формулировал политику сосуществования на контролируемых территориях (см. главу XXII), он счел необходимым предостеречь: "Мы не должны повторить ошибки, совершенные нами по отношению к арабам Израиля”.

"Два Израиля”

Как уже говорилось, к 1967 г. евреи — выходцы из мусульманских государств составляли 55 процентов всего еврейского населения Израиля. Однако и через десять, и через пятнадцать лет после репатриации они не ощущали себя интегрированными в израильском обществе. Испытывая глубокое чувство обиды на израильский истеблишмент, посчитав себя обделенными, выходцы из стран Востока проявили свое возмущение в бурных выступлениях, участии в экстремистских организациях, митингах протеста, забастовках и т. п. Как показали события в Вади-Салиб (см. гл. XV), их гнев достиг критической точки. Руководство страны наконец осознало, что существование "двух Израилей” угрожает единству и безопасности еврейского народа. Прежде всего были предприняты попытки интегрировать олим из восточных стран путем уменьшения разницы в уровне образования между ними и выходцами из стран Запада. Считалось, что именно этот фактор приводит впоследствии к различию в доходах и общественном положении.

Система образования была предметом особенно пристального внимания государства. Несмотря на титанические усилия, в пятидесятые годы школьное образование в городах развития оставалось на низком уровне. Обеспокоенное Министерство просвещения создало в 1962 г. специальный центр, который взял на себя заботу о школах в районах развития и на городских окраинах, заселенных в основном выходцами из стран Востока.

В старших классах средней школы была введена система скидок в оплате за учебу для детей из социально слабых слоев населения[37]. Многие учащиеся получали пособия на приобретение учебников, на проезд и пр. В дополнение к обычному четырехлетнему курсу обучения в старших классах были разработаны параллельные программы двухлетнего и трехлетнего образования, особенно в профессиональных и сельскохозяйственных школах. Для особо одаренных детей из семей с низкими доходами были открыты специальные интернаты. Были созданы подготовительные курсы для поступления в университеты, чтобы уравнять шансы выходцев из восточных стран и других абитуриентов.

Успеху этих реформ препятствовала восточная традиция отправлять детей на заработки сразу же после окончания начальной школы. Чтобы побудить способных учеников продолжить свое образование, правительство стало выплачивать семьям стипендии, компенсирующие потерю заработка детей. Кроме того, развивалась система образования для взрослых и работающей молодежи, включающая вечерние классы, курсы иврита и т. п. Большие усилия для поднятия уровня образования выходцев из стран Востока предпринимали Еврейское агентство и армия. В 1963 г. Израиль тратил 7 процентов национального дохода на нужды образования. Соответствующий показатель в Великобритании составлял тогда 4,5 процента, а в США — около 5 процентов. Расходы Министерства просвещения в этот год составили 12 процентов государственного бюджета, они уступали только военным расходам.

Эта грандиозная образовательная программа принесла определенные плоды. В 1951–1952 гг. только 42,8 процента учеников в возрасте от 14 до 17 лет продолжали учебу в старших классах, в 1964 — 1965 гг. — уже 63 процента. Вместе с тем, только 16 процентов учащихся успешно сдавали выпускные экзамены, позволявшие поступать в университеты. Среди выходцев из стран Востока процент отчисля-емости был вдове выше. В 1966 г. восточные евреи составляли 51 процент среди молодежи студенческого возраста, и только 13 процентов из них учились в университетах. И все же, пожалуй, наивысшим достижением правительства в области образования стало сужение разрыва между уровнем образования молодежи восточного и европейского происхождения.

Правительство добилось некоторого успеха и в области экономической и социальной абсорбции алии из стран Востока. В общественном секторе, особенно в районах развития, создавались — иногда искусственно — рабочие места (в том числе и для не имеющих специальности). Ограниченное число евреев из восточных общин — в основном из Ирака и Египта — впервые заняли различные административные посты (как правило, в среднем звене). Хотя выходцы из стран Востока еще не занимали высших командных постов в армии, в 1971 г. они составляли почти половину офицерского корпуса. Кроме того, материальное положение большинства семей восточных евреев значительно улучшилось.

Однако сам факт существования "двух Израилей” вызывал недовольство и обиды восточных евреев. К 1967 г. большинство из них уже жило в Израиле около 15 лет. Они больше не могли считаться новичками и оценивали свое положение в сравнении с успехами старожилов и сабр — в данном случае ашкеназов. Не сумев достичь того же уровня, они были убеждены, что и теперь, так же как и в пятидесятые годы, причиной их неудач является дискриминация. Некоторые основания для таких утверждений все же были. Даже ведущие государственные лидеры иногда обнаруживали определенные этнические предубеждения. Будучи министром просвещения, Абба Эвен мог заявить, что "половина нашего населения иммигрировала из стран, которые со времен заката исламской культуры не имеют нормальной системы образования”. "Сможем ли мы поднять этих репатриантов на приемлемый уровень цивилизации?” — публично вопрошала Голда Меир. До середины шестидесятых годов израильская школьная программа почти не содержала сведений о вкладе восточных евреев в еврейскую и мировую культуру.

Слишком поздно израильские социологи и деятели просвещения осознали, что интеграция посредством прежней, изжившей себя тактики "слияния общин”, означавшей, по существу, отказ восточных евреев от своего наследия, вела в тупик. В середине шестидесятых годов этот подход был наконец оставлен, и его сменил "культурный плюрализм”. Когда восточные евреи стали большинством, ашкеназское руководство признало, что они имеют право на самоидентификацию и большую роль в решении государственных вопросов.

По крайней мере, в одной сфере восточные евреи недолго ждали перемен. Это была та сторона жизни государства, в которой электоральная сила имела решающее значение, — политика. В начале шестидесятых годов разные партии стали включать в свои предвыборные списки представителей восточного еврейства. После выборов в Кнесет шестого созыва число депутатов — выходцев из мусульманских стран удвоилось.

Политическая активность стала важным фактором успешной интеграции восточных евреев, однако не менее значительным показателем перемен были смешанные браки. Было в высшей степени символично, что, например, мэр города Беер-Шева, сын арабоязычного иракского еврея, носившего тюрбан и имевшего на своей родине двух жен, был женат на дочери немецкого еврея, бывшего офицера прусской армии. Впрочем, вплоть до шестидесятых годов высокая степень эндогамии[38] была характерна не только для ашкеназской и сефардской общин, но и для более мелких этнических групп. Среди выходцев из стран Востока иракцы предпочитали заключать браки с иракцами, марокканцы — с марокканцами, и т. п. Тем не менее, в 1969 г. 17,4 процента от всех браков в Израиле заключались между ашкеназами и сефардами. В конечном итоге именно этот фактор в наибольшей степени способствует формированию единой еврейской нации в плюралистической еврейской республике.