История Израиля. Том 3 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1978-2005

Тактическое отступление: первые шаги

Первые прогнозы относительно судьбы “Дорожной карты” были, как минимум, осторожными. Боевики Газы продолжали ракетные обстрелы израильских приграничных городов. Террористы Западного берега не прекращали попыток проникновения на территорию Израиля. Что же касается Шарона, то он, с момента подписания соответствующих документов, на словах ратовал за соблюдение условий соглашения, а на деле всячески нарушал самый дух этих договоренностей. Он не собирался прекращать строительство в поселениях Западного берега, оправдывая его потребностями “естественного прироста населения”. Не было выполнено и обещание, данное им Бушу и другим членам Квартета относительно демонтажа 105 аванпостов, сооруженных в глубине палестинской территории после 1 марта 2001 г. Проходил месяц за месяцем, а его правительство продолжало спорить с Вашингтоном относительно интерпретации положений о замораживании поселений, настаивая при этом, что “Дорожная карта” не возбраняет строительство в границах уже застроенных зон, а запрещает лишь строительство вне этих зон. Надо подчеркнуть, что для такой интерпретации не существовало никаких оснований, поскольку в положениях, определенных Квартетом, четко было оговорено, что строительство запрещается и вне застроенных зон, и в их пределах.

В этом плане достаточно типичным был пример Маале-Адумим. В конце ноября 2004 г. Шарон заявил, что Израиль собирается построить три с половиной тысячи новых единиц жилья “в пределах муниципальных границ” этого города, существовавшего вот уже тридцать лет за пределами Зеленой черты, в непосредственной близости от Большого Иерусалима. В планы правительства входило поселить в Маале-Адумим 14 тыс. новых жителей. Собственно говоря, расширение муниципальных границ малых городов было давним и стандартным израильским приемом, имеющим целью создание иллюзии, будто новое строительство является всего лишь “расширением” уже существующего населенного пункта. Таким образом, официальные муниципальные границы, определенные для Маале-Адумим, были весьма значительными, простираясь едва ли не до палестинского города Иерихон. Даже по состоянию на весну 2005 г. население Маале-Адумим — 32 тыс. человек (что делало его самой большой еврейской общиной на Западном берегу) — занимало всего лишь около 15 % “официальной” площади города.

Кроме всего прочего, если учитывать, что Маале-Адумим расположен близко к Большому Иерусалиму, то ситуация в целом вызывала озабоченность как израильтян, так и палестинцев. Правительство Шарона хотело продолжать строительство, чтобы обеспечить непрерывность проживания еврейского населения на территории между Восточным Иерусалимом и Западным берегом. Позиция израильского премьер-министра в данном вопросе была непоколебимой. Во время своего визита в Вашингтон в апреле 2004 г. он заявил: “Израиль твердо стоит на своем: крупные израильские населенные пункты останутся в наших руках при любом исходе переговоров об окончательном статусе”. И Джордж У. Буш кротко согласился с этим заявлением. В ноябре 2004 г., в послании Шарону накануне выборов в конгресс США, президент писал, что было бы “нереалистично”, даже в долгосрочной перспективе, ожидать всеобщей эвакуации всех “существующих крупных израильских населенных пунктов” на территории Западного берега.

За два с половиной года до этого, доведенный до полного отчаяния непримиримостью ликудовской политики, Иоси Бейлин, лидер “голубей” Израильской партии труда и архитектор процесса “Осло” (Гл. XXXIV. Скандинавская дверь в Палестину), предпринял попытку разработать альтернативный территориальный сценарий. Основываясь на предложениях, высказанных Клинтоном перед своим уходом с президентского поста в декабре 2000 г. и адресованных как израильтянам, так и палестинцам, Бейлин провел сначала свои — частные, неофициальные — переговоры с бывшим министром информации Палестинской автономии Ясиром Абед Раббо. Они встречались на протяжении полутора лет, как в Иерусалиме, так и в Женеве, и вот в начале осени 2003 г. была выработана новая мирная формула. В рамках так называемой “Женевской инициативы” Израиль должен был взять на себя обязательство уйти с 98,5 % всех территорий Западного берега (а не с 94–96 %, как предлагал Клинтон). При этом израильтяне должны были оставить два крупных населенных пункта — Ариэль (с населением 17 тыс. человек) и Эфрат (с населением 7 тыс. человек).

Собственно говоря, этот женевский документ предполагал, что порядка 109 тыс. евреев (примерно половина еврейского населения Западного берега) либо будут эвакуированы, либо (что звучало значительно менее вероятно) останутся на своих местах проживания, но под палестинским правлением. Что же касается тех 110–115 тыс. евреев, которые, согласно этой инициативе, оставались под израильским правлением непосредственно за Зеленой чертой, то им предстояло жить на значительно меньшей площади, чем прежде, и власти Палестинской автономии должны были получить за эту оставшуюся землю участки в других местах вдоль общей границы, в качестве “обмена территориями” (эта идея впервые была высказана Клинтоном в своих предложениях). Женевская инициатива также содержала предложение Клинтона относительно недостаточно четко сформулированной компенсации палестинским беженцам и символического “воссоединения” нескольких тысяч палестинских семей. Как и следовало ожидать, Ариэль Шарон отверг эту инициативу с негодованием. Взятие на себя обязательств относительно определения границ без должной оценки последствий такого решения, предупредил он, станет для Израиля “самоубийственным” и “катастрофическим”.

При этом, однако, премьер-министр не мог не учитывать и значительную вероятность того, что сохранение постоянного израильского суверенитета над сектором Газа и даже над 40 % территории Западного берега вряд ли могло оставаться осуществимым на практике. Так, 27 мая 2003 г. он открыто признал, что продолжение “оккупации” палестинских территорий является “неприемлемым для Израиля и для палестинцев” и что “такое положение дел не может продолжаться до бесконечности”. Это заявление, вызвавшее нечто вроде шока в рядах крайне правых, было фактически не чем иным, как трезвой оценкой, которую умудренный опытом старый солдат дал складывающейся демографической ситуации. К этому времени порядка 225 тыс. израильских поселенцев на территории Западного берега, 190 тыс. жителей Восточного Иерусалима и 9 тыс. поселенцев сектора Газа составляли всего лишь 10 % от общей численности арабского населения территорий (2,9 млн на территории Западного берега, 200 тыс. в Восточном Иерусалиме и 1,2 млн в секторе Газа). И эта диспропорция с каждым годом становилась все более явственной. Столь же явственными становились и голоса протеста в самом Израиле. Так, уже в феврале 2002 г. более ста старших офицеров запаса, в чинах от подполковника до генерал-майора, публично заявили о своем намерении отказаться от прохождения службы на территориях. Израильское военное правление в регионе с преимущественно арабским населением, заявили офицеры, подписавшие это обращение, представляет собой не что иное, как “господство, притеснение, лишение всего самого необходимого и унижение целого народа”, что, в свою очередь, “подрывает моральные основы всего израильского общества”.

К тому же, по мере того как огонь интифады, то затухая, то вспыхивая, продолжал гореть и в 2003, и в 2004 гг., а демонстрации движения “Мир сейчас” стали буквально неотъемлемой частью городского пейзажа, делалось все более очевидным, что большинство населения начало смиряться с мыслью об уходе со значительной части контролируемых территорий. Опрос, проведенный в феврале 2004 г. газетой Га-Арец, показал, что 64 % израильтян считает целесообразным уйти в одностороннем порядке как минимум из поселений на вершинах холмов, которые не примыкают непосредственно к Зеленой черте. Появились явные свидетельства того, что даже для представителей Ликуда в кабинете Шарона уже характерны не столь максималистские, как прежде, настроения по территориальному вопросу. Эгуд Ольмерт, ликудовец, бывший мэр Иерусалима, а затем заместитель премьер-министра во втором правительстве Шарона, вынужден был признать в декабре 2003 г., что члены кабинета осознают неумолимые демографические факторы и, возможно, не будут настаивать на сохранении небольших еврейских поселений в глубине Иудеи и Самарии.

Устами Ольмерта говорил Шарон. Если премьер-министр и не смягчил за все эти годы своих идеологических воззрений, то он, во всяком случае, обрел значительный опыт в искусстве управления государством, осознав не только имеющиеся возможности, но и существующие ограничения. К тому же он лучше своих ликудовских предшественников Шамира и Нетаниягу понимал, насколько важным является сохранение поддержки со стороны США. Во время второго президентского срока Джорджа У. Буша его главные помощники по вопросам внешней политики, государственный секретарь Кондолиза Райс и советник по национальной безопасности Стивен Хэдли[129], все чаще (пусть и в неофициальном порядке) критиковали анти-террористические действия Израиля, ликвидацию подозреваемых террористов с использованием вертолетов и ракет, блокпосты и объявление комендантского часа в глубине палестинских территорий, ввод бронетехники в палестинские города, арест и “административное” задержание на длительные сроки 8 тыс. воинственно настроенных палестинских активистов (из которых, впрочем, порядка 2 тыс. были несомненными террористами). Последний визит Шарона в Вашингтон состоялся в апреле 2005 г. На их совместной пресс-конференции Буш в очередной раз подтвердил свою приверженность основным принципам “Дорожной карты”, а также надежду на то, что они будут должным образом признаны “как израильтянами, так и палестинцами”.

Буш не мог знать, что израильский премьер-министр тем временем готовил свой, причем совершенно неожиданный, ход.

Политическая метаморфоза

С самого начала своего второго срока пребывания в должности премьер-министра (февраль 2003 г.) Ариэль Шарон стал уделять особое внимание предостережениям, которые высказывали его военные советники. Министр обороны Шауль Мофаз и другие старшие офицеры сходились в том, что сектор Газа, находящийся в бедственном экономическом положении, превратился в настоящее змеиное гнездо отчаяния и ненависти. Размеры сектора составляли 27 миль в длину и пять миль в ширину, он был перенаселен палестинскими беженцами и их потомством, число которых составляло, по разным оценкам, от 1,2 до 1,5 млн человек, и, самое главное, это место не имело никаких значимых связей с событиями еврейской истории. Именно поэтому сектор считался не представляющим никакой ценности еще со времен Соглашения “Осло-1” (1994 г.), когда Газа была предоставлена Арафату в качестве его временной столицы. Тем не менее еще на ранней стадии мирного процесса “Осло” решение судьбы двадцати одного поселения этого сектора, большинство из которых располагалось в районе Гуш-Катиф, в юго-западной части сектора, было отложено до стадии переговоров об “окончательном статусе”.

Эти поселения были основаны в годы правления Менахема Бегина, в основном для тех жителей поселения Ямит на Синайском полуострове, числом 1200 человек, которые были эвакуированы оттуда, когда Израиль вернул синайскую территорию Египту в 1982 г. (Гл. XXIX. Национальный лагерь называет свою цену). Несомненно, эвакуированные из Ямита поселенцы согласились на перемещение в сектор Газа, исполненные неиссякаемого сионистского идеализма — равно как и вскоре присоединившиеся к ним приблизительно 2 тыс. религиозных поселенцев. Однако общее число поселенцев в секторе Газа составляло 9 тыс. человек, и основная их часть руководствовалась при выборе места жительства более прагматическими соображениями. Для них новые виллы Гуш-Катифа, тихие улочки и прекрасные школы вызывали в памяти старые добрые времена израильской истории. Поселения находились под надежной охраной армии, и потому поселенцы оставляли входные двери незапертыми и могли не беспокоиться о том, где находятся их дети после наступления темноты. Многие жители Гуш-Катифа, вспоминая прежнюю безрадостную жизнь на окраинах бедных израильских городков, называли свои поселения “земным раем”.

В 1980-х гг., когда поселенцы Гуш-Катифа осваивались на новых местах, начали складываться новые, более проблемные, отношения между евреями, проживающими на основной территории Израиля, и живущими в секторе Газа арабами. На протяжении предыдущих десятилетий приблизительно 60 тыс. арабов сектора, работавших в Израиле, вполне вписались в израильскую жизнь. Вот что писал журналист газеты Га-Арец Алуф Бен:

В таких обстоятельствах строительство еврейских поселений в секторе Газа не было связано ни с малейшим риском. “Арабы сектора Газа, — вспоминал Алуф Бен, — которых еще даже не считали “палестинцами”, все воспринимали как должное”. Да, действительно, Газа жила в тесноте и убожестве, отмечал Алуф Бен, но ее арабское население оставалось сравнительно безропотным на протяжении первых десятилетий израильского правления; они были в определенном смысле благодарны за предоставляемую им возможность иметь стабильные и достаточно высокие (по их понятиям) заработки в еврейском государстве. Когда в декабре 1987 г. в Газе началась первая интифада, израильтяне не были особенно обеспокоены тем, что тысячи местных арабов выходили на демонстрации протеста, а некоторые даже вступали в ряды боевиков “Хамаса” и “Исламского джихада”, — ведь центр беспорядков находился на Западном берегу. За период между декабрем 1987 г. и сентябрем 1993 г., когда Рабин и Арафат подписали “Декларацию принципов”, в секторе Газа было убито (израильскими военными во время подавления беспорядков) не более 300 палестинцев, тогда как на Западном берегу число погибших палестинцев было вдвое большим. За годы процесса “Осло”, между сентябрем 1993 г. и сентябрем 2000 г., когда сектор Газа находился под управлением палестинской администрации, число погибших в ходе действий израильской армии составило 92 палестинца — по сравнению с 203 палестинцами на Западном берегу.

И лишь когда начала стихать “интифада Аль-Акса”, по мере того как предпринятая Шароном в 2003 г. операция “Защитная стена” стала в основном ограничиваться присутствием войск на въездах в города и на перекрестках главных дорог Западного берега, — вот тогда увеличилось число убитых и раненых палестинцев в секторе Газа. Палестинские насильственные действия в это время были связаны не с проникновением боевиков на территорию Израиля — от этого эффективную защиту обеспечивала “защитная стена” Газы, — а с увеличением масштаба обстрелов (с использованием ракет “Кассам”), которым подвергались сначала еврейские поселения в Гуш-Катифе, а затем приграничные города Израиля вдоль границы с сектором Газа, и в первую очередь Сдерот. После начала “интифады Аль-Акса” по этим приграничным городам с территории сектора было выпущено порядка 4 тыс. минометных снарядов и ракет. Для подавления источников огня израильская армия была вынуждена увеличить число рейдов в лагеря палестинских беженцев. Но было очевидно, что урон, наносимый израильским войскам в Газе, становится все более значительным. Ко всему прочему, было ясно, что действия армии приводят к едва ли не противоположным результатам. Даже у “носителей имперского мышления”, вроде Шарона, не оставалось сомнений, что Газа уже утратила свое стратегическое значение. Она утрачивала и свою политическую ценность, поскольку у большинства израильтян с этой перенаселенной и взрывоопасной полоской земли не связано было никаких особых чувств. Таким образом, весной 2003 г., при согласии своих основных военных и политических советников, Шарон начал осторожно готовить общественное мнение к эвакуации еврейских поселений из Газы, а также из разбросанных в глубине территории Западного берега малонаселенных форпостов, расположенных на вершинах холмов.

Принимая это решение, премьер-министр отлично осознавал, что ему придется столкнуться с противодействием — со стороны как ревностных активистов правого лагеря в рядах своей партии, так и членов кнесета от религиозных партий. И в самом деле, на различных собраниях и форумах Ликуда рядовые члены партии бескомпромиссно голосовали за то, чтобы не уходить с территорий. Однако опросы общественного мнения, проводимые среди всех категорий населения, свидетельствовали о наличии других настроений. Так, опрос, проведенный в апреле 2004 г., показал, что 73 % респондентов согласны на эвакуацию поселений в секторе Газа. Шарону было ясно, что промедление не даст ему никаких преимуществ на внутриполитической арене; и, напротив, решительные действия в этом направлении будут с одобрением встречены администрацией Буша, которая давно уже оказывала негласный нажим на Израиль, побуждая его к умеренности. Если удастся смягчить враждебность и отчаяние палестинцев, не нанеся при этом ущерба основам национальной безопасности, рассуждали израильские лидеры, это может также способствовать появлению более умеренного и надежного палестинского руководства — в качестве альтернативы Арафату.

В мае 2004 г. Шарон внес в кнесет предложение относительно одностороннего размежевания и ухода из сектора Газа к концу июля следующего года. При этом премьер-министр предупредил членов своего кабинета, что выражение несогласия по этому вопросу будет рассматриваться им как вотум недоверия его политике. Эта угроза возымела вполне предсказуемые последствия: 4 июня 2004 г. из состава правительства вышли два представителя ультраправого лагеря, министры от блока Национального единства Авигдор Либерман[130] и Биньямин Элон, из-за несогласия с эвакуацией из Газы. Через два дня кнесет принял предложение Шарона большинством в две трети голосов, несмотря на сопротивление трети членов кнесета от Ликуда, а также всех членов религиозных партий.

На протяжении последующих месяцев, по мере приближения даты эвакуации, назначенной — предварительно — на июль 2005 г., Шарон игнорировал настойчивые требования членов кнесета от Ликуда и религиозных партий о проведении общенародного референдума по этому вопросу; он также предложил уйти в отставку тем членам кабинета, которые все еще не приняли окончательного решения. В числе министров, вышедших из состава правительства (в том числе и под предлогом отказа поддержать государственный бюджет) были Иосеф (Томи) Лапид, чья центристская партия Шинуй считала уход из Газы преждевременным, поскольку взамен от Арафата не поступило никаких встречных предложений, Натан Щаранский, выдвинувший аналогичную аргументацию, и, наконец, Биньямин Нетаниягу, занимавший в правительстве Шарона пост министра финансов; первоначально Нетаниягу поддерживал Шарона по этому вопросу, но затем, в последнюю минуту, изменил свою позицию и подал в отставку 9 августа 2005 г.

Отставка министров могла лишить Шарона большинства в кнесете. Однако за полгода до того, 10 января 2005 г., премьер-министр обзавелся альтернативным политическим оружием. На протяжении значительной части первого срока пребывания Шарона на посту премьер-министра, в 2001–2003 гг., на него оказывал постоянное давление Шимон Перес, лидер Израильской партии труда, убеждая его в необходимости оставить поселения Газы. Решившись наконец на этот шаг во время своего второго срока пребывания у власти, Шарон предпочел бы реализовать задуманное при поддержке Ликуда и его коалиционных партнеров. Однако, убедившись летом 2004 г. в невозможности добиться их лояльности, Шарон приступил к серьезным коалиционным переговорам с Пересом и руководителями Израильской партии труда. При этом ни одна из сторон не приняла на себя сколько-либо значительных обязательств относительно поддержки внутренней политики другой стороны. Левое крыло Израильской партии труда, строго говоря, предпочло бы эвакуацию как можно большего числа поселений как Западного берега, так и сектора Газа и к тому же поддержало бы пересмотр финансовой политики страны в пользу реализации социальных программ (Гл. XXXIX. Нарушение социального равновесия). Стороны, однако, сходились на эвакуации поселений сектора Газа, а также форпостов Западного берега, расположенных на вершинах холмов. По состоянию на тот момент это устраивало лидеров обеих партий. И вот 10 января 2005 г., получив пост заместителя премьер-министра и к тому же шесть министерских постов для членов своей партии, Перес, во главе фракции Израильской партии труда, вошел в коалиционное правительство Шарона. Премьер-министр тем самым вернул себе большинство в кнесете.

Газа без евреев

Однако еще до этого произошло другое политическое событие, значительно укрепившее решимость Шарона осуществить эвакуацию поселений из Газы. Во время одного из заседаний палестинского руководства, 25 октября 2004 г., Ясир Арафат вдруг смертельно побледнел, и у него началась кровавая рвота. На следующий день его состояние ухудшилось, и он часами пребывал без сознания. Израильское правительство разрешило переправить председателя Палестинской автономии в Амман, в иорданскую больницу, где его начали лечить как местные врачи, так и специалисты, прибывшие из Египта и Туниса. Однако его состояние продолжало ухудшаться, и палестинское руководство приняло решение согласиться на предложение президента Франции Жака Ширака и отправить Арафата для лечения в Париж. В Амман прибыл специальный транспортный самолет ВВС Франции и доставил больного в Париж, где он незамедлительно был помещен во французский военный госпиталь.

В течение недели Арафату был поставлен предварительный диагноз. Ему было проведено несколько переливаний крови, но, несмотря на принятые меры, 75-летний председатель ООП впал в коматозное состояние и 11 ноября скончался. Хотя назывались самые различные причины смерти, от СПИДа до цирроза печени и рицинового отравления (основным источником слухов был Израиль), вдова Арафата запретила проводить вскрытие. Ссылаясь на соображения безопасности, израильское правительство отказалось выполнить неоднократно высказывавшееся Арафатом желание быть похороненным в иерусалимской мечети Аль-Акса на Храмовой горе. Официальная траурная церемония, на которой присутствовали арабские монархи и президенты, прошла в Каире, после чего Арафат был “временно” погребен в его бывшей резиденции в Рамалле.

Смерть Арафата стала поворотным моментом и была встречена Шароном и его политическими советниками с плохо скрываемым облегчением. Реакция в Вашингтоне была аналогичной, разве чуть более сдержанной; тем не менее, несомненно, что администрация Буша также считала момент подходящим для смены руководства в Палестинской автономии и прихода к власти более умеренного лидера. Как Израиль, так и США совпадали во мнении относительно такой кандидатуры: Махмуд Аббас, “министр иностранных дел” Палестинской автономии, давно уже занимавший этот пост. Аббас был уроженцем Палестины; после образования Государства Израиль его семья бежала в Сирию. Он окончил Дамасский университет и защитил диссертацию в Москве, в Институте востоковедения Академии наук СССР. Став членом ФАТХ, партии Арафата, Аббас завоевал репутацию человека, способного убедительно выражать интересы палестинского народа. Именно ему было доверено, от имени ООП, подписать в Белом доме 13 сентября 1993 г. “Декларацию принципов”, документ о мирном соглашении с Израилем. Когда к началу 2003 г., после истории с судном “Кэрин Эй”, Шарон списал со счетов Арафата как партнера по переговорам, репутация Аббаса как прагматичного политика сделала его фигурой, равно признаваемой и американской администрацией, и теми палестинскими деятелями, которые все явственнее выражали свое недовольство коррупцией и насилием, царившими в близких к Арафату кругах. В марте 2003 г., пытаясь достигнуть расположения Запада, Арафат назначил — хотя и с явной неохотой — Аббаса премьер-министром и даже передал ему часть полномочий при ведении экономических переговоров с Евросоюзом.

С течением времени, однако, между Арафатом и Аббасом все чаще возникали конфликты, связанные с распределением властных полномочий, главным образом по вопросам национальной безопасности. Аббас считал целесообразным взять действия боевиков под жесткий контроль и при этом демонстрировать терпение и добрую волю в ходе переговоров как с израильтянами, так и с американцами. Такой подход был ненавистен “Хамасу”, “Исламскому джихаду” и другим радикальным палестинским группировкам раскольнического толка. С целью недопущения междоусобных столкновений Аббас предпринимал попытки вести переговоры с этими группировками, и поначалу эти попытки увенчались успехом: ему удалось получить от них заверения относительно прекращения террористических нападений на израильтян. Однако несколько недель спустя после принятия таких обязательств они возобновили теракты против мирного населения Израиля — на что израильские военные ответили точечными ликвидациями. Тогда Аббас потребовал от Арафата предоставить ему полный контроль над палестинскими силами безопасности — намереваясь предпринять самые решительные меры против воинственных и террористически настроенных элементов. Арафат ответил резким отказом, после чего принялся поощрять выступления против своего премьер-министра, принимавшие разную форму — от митингов и демонстраций до угроз убийства. В сентябре 2003 г., убедившись в уязвимости своей позиции, Аббас подал в отставку. Палестинцы же остались “при своих”: политическая изоляция, израильские репрессивные меры и углубление экономической пропасти.

Прошел год, и смерть Арафата освободила пост председателя Палестинской автономии. Буквально через две недели Революционный совет партии ФАТХ одобрил кандидатуру Махмуда Аббаса на этот пост (выборы были назначены на 9 января 2005 г.). Снова, как и во время его предыдущего пребывания на посту премьер-министра, Аббас выступил с призывом к прекращению беспорядков и предложил вернуться к “мирному сопротивлению”— иными словами, к переговорам с израильским правительством. Его программа нашла отклик у палестинского “молчаливого большинства”, поскольку народ явно устал от интифады и от связанных с нею израильских мер возмездия и больше всего ему хотелось проведения политических и экономических реформ. Аббас победил на выборах с огромным перевесом голосов. Сразу же после своего вступления в должность новый председатель Палестинской автономии предусмотрительно почтил память шахида (“мученика”) Ясира Арафата и торжественно пообещал защиту “борцам за свободу”, которых израильтяне преследуют в качестве “так называемых террористов”. Но вслед за тем он дал внятно понять палестинскому народу, что “малый джихад окончен, и теперь нам предстоит большой джихад, битва за достижение внутренней безопасности и экономического роста”.

Со дня выдвижения кандидатуры Аббаса (25 ноября 2004 г.) и до его избрания на пост председателя Палестинской автономии (9 января 2005 г.) палестинские теракты и израильские контрудары не прекращались, унеся жизни шести израильтян и более десяти палестинцев. Однако 23 января 2005 г. израильское радио сообщило, что Аббасу удалось добиться от “Хамаса” и “Исламского джихада” прекращения огня сроком на тридцать дней. Хотя отдельные атаки террористов и израильские контратаки по-прежнему продолжались, Аббас в очередной раз доказал свою умеренность. Затем, 9 мая, Аббас отправился в Вашингтон и был принят Джорджем У. Бушем в Белом доме — жест, которого никогда не удостаивался Арафат. Буш, явно удовлетворенный поддержкой, которую Аббас оказывал мирному решению ближневосточной проблемы, подтвердил обещание, данное ранее американским правительством относительно предоставления Палестинской автономии экономической помощи в размере 50 млн долларов. Надо подчеркнуть, что это был первый случай, когда американская помощь была оказана непосредственно властям Палестинской автономии — во всех предыдущих случаях средства переводились через Европейский союз или через неправительственные организации.

Настало время и Ариэлю Шарону выполнять свои обязательства. По его инициативе 16 февраля кнесет одобрил создание резервного фонда из 884 млн долларов для выплаты компенсаций еврейским семьям, которые подлежали эвакуации из Газы. Конкретные размеры выплаты определялись такими факторами, как местонахождение и размер дома, количество детей и т. д., но в среднем на каждую семью приходилась сумма в 230 тыс. долларов. Позже в тот же день группа ликудовских сторонников жесткой политики предприняла последнюю попытку вынести решение об эвакуации на всенародный референдум, и это предложение в очередной раз было отвергнуто, причем подавляющим большинством голосов. Шарон пошел на единственную уступку: 9 марта он подписал документ о переносе даты начала эвакуации с 20 июля 1995 г. на 15 августа, тем самым согласившись принять во внимание приходящиеся на это время дни траура и Тиша бе-ав, когда римская армия разрушила стены Иерусалима и Второй храм.

Уважение, продемонстрированное правительством по отношению к еврейской религиозной традиции, не смягчило сердец крайне правых активистов, и 16 мая 2005 г. они провели общенациональный “день протеста”, в котором приняло участие около 40 тыс. демонстрантов, перекрывших движение на всех основных дорогах страны. Демонстрацию организовал самопровозглашенный “Национальный фронт”, который возглавили ортодоксальные партии. По всей стране было блокировано более сорока дорожных развязок, перекрыт въезд в Иерусалим, а также остановлено движение на пяти основных перекрестках столицы. Следующая акция протеста была организована в Нетивоте, городе неподалеку от сектора Газа. Численность демонстрантов, собравшихся здесь за три дня, достигла 70 тыс. человек, и они рассеялись лишь тогда, когда полиция воспрепятствовала их маршу на Газу. А 10 августа 70–80 тыс. израильтян откликнулось на призыв национальных религиозных лидеров, в том числе и трех бывших верховных раввинов страны, собравшись в знак протеста у Стены Плача. Толпе не хватило места на площади у Стены Плача, и протестующие заполнили улицы Старого города, а также соседние городские районы. Но и эту демонстрацию превзошел митинг протеста, состоявшийся на следующий день на площади Рабина в Тель-Авиве, куда пришло не менее 150 тыс. человек, также заполнивших все окрестные улицы.

Эвакуация началась, хотя и с двухдневным опозданием, так как полиции потребовалось время, чтобы доставить на место событий дополнительное оборудование для разгона демонстрантов, рано утром 17 августа, с участием около 14 тыс. полицейских и солдат (прошедших специальную подготовку, чтобы действовать с применением минимального насилия по отношению к сопротивляющимся поселенцам). Жители Гуш-Катифа уже давно осознали всю серьезность намерений правительства. Каждой семье поселенцев к тому времени была предложена финансовая компенсация. Однако планы правительства относительно альтернативных мест расселения и новых жилищ были сформулированы лишь в самом общем виде. Пребывая в состоянии гнева и растерянности, по меньшей мере половина поселенцев демонстративно протестовали и сопротивлялись. Были случаи, когда солдаты волоком тащили кричащих поселенцев из их домов и синагог. Многие жители поселений велели своим детям выходить из домов с поднятыми руками или нашивали им на одежду желтые звезды, чтобы возникла ассоциация между действиями израильских властей и властей нацистской Германии.

Впрочем, если не считать нескольких исключительных случаев, сопротивление поселенцев Гуш-Катифа не достигло того уровня, что наблюдался в 1982 г. при эвакуации поселения Ямит (Гл. XXIX. Национальный лагерь называет свою цену). Сопротивление поселенцев было громогласным и демонстративным, но его вряд ли можно было назвать ожесточенным. Солдаты вели себя терпеливо и снисходительно, порой давая жителям пару лишних дней для того, чтобы закончить сборы. К 22 августа все было кончено. Последние еврейские жители вышли из Газы. Этот день ознаменовал окончание 38-летнего израильского присутствия в секторе, хотя армейские бульдозеры продолжили там работу еще на протяжении двух недель, снося дома, общинные центры и синагоги (именно такая договоренность была достигнута с властями Палестинской автономии, которые планировали построить на освободившейся земле многоэтажные жилые дома). Наконец, 12 сентября был спущен израильский флаг, и последние солдаты покинули сектор Газа.

Эвакуация четырех поселений, располагавшихся на вершинах холмов Западного берега, также была закончена к 23 августа 2005 г., хотя о ней СМИ практически ничего не сообщали. Жители поселений Ганин и Кадим были в основном светскими евреями, принадлежавшими к среднему классу, и они давно уже оставили свои дома-трейлеры. Однако несколько десятков все еще живших здесь семей (речь идет о поселениях Са-Нур и Хомеш, населенных в основном религиозными сионистами) попытались помешать эвакуации, и на помощь им специально прибыло около 2 тыс. человек из разных городов страны. Однако в конечном итоге и здесь эвакуация завершилась довольно мирным образом; 22 сентября армия вывела свои части с этой территории, которая была объявлена свободной и могла быть передана палестинцам. Шарон сдержал свое обещание, и ничто не смогло ему помешать — ни многолюдные демонстрации, ни политические угрозы, ни сопротивление поселенцев.

Однако одной только эвакуацией израильских поселенцев решить проблемы Газы не представилось возможным. Весьма скоро возникло неожиданное осложнение, грозившее нарушить начавшие было складываться взаимоотношения между сторонами. Речь шла о свободе передвижения, то есть въезда и выезда из Газы. Палестинцы, по всей видимости, не ожидали, что прекращение израильской оккупации приведет к тому, что они окажутся запертыми в пределах узкой прибрежной полосы. Они надеялись, что после ухода израильтян они смогут ездить, в том числе и с торговыми целями, в Египет, в Израиль, на территорию Западного берега. Однако израильское правительство пока не намеревалось предоставить им такую возможность. Министр обороны Израиля Шауль Мофаз убедил Шарона в том, что представляется жизненно важным для израильских войск оставаться в городе Рафиах, на границе между сектором Газа и Египтом, чтобы препятствовать возможному ввозу оружия через Синай. 1 сентября, после длительных переговоров между Израилем и Египтом, было достигнуто соглашение о том, что 300 египетских полицейских останутся на египетской стороне Рафиаха для обеспечения там закона и порядка. Для Израиля, однако, было не менее важным, чтобы израильские силы безопасности оставались размещенными на палестинской стороне Рафиаха и не допускали возможного проникновения террористов и оружия из Синая. Несомненно, Махмуд Аббас не был заинтересован в возрождении терроризма — точно в такой же степени, как и Хосни Мубарак, и Ариэль Шарон; однако он полагал, что продолжающееся присутствие израильских солдат на земле Газы ущемляет свободу палестинцев и наносит оскорбление их гордости. И потому он настоял на том, чтобы дежурство в Рафиахе несли палестинские силы безопасности.

Протест Аббаса был поддержан и Джеймсом Вулфенсоном[131], специальным посланником Квартета по вопросам разъединения в Газе, незадолго до того назначенным на этот пост. Вулфенсон родился в Австралии, в еврейской семье, принадлежавшей к среднему классу. Окончив Сиднейский университет, он затем получил степень магистра в области управления бизнесом в Гарвардском университете, после чего остался в США и сделал блестящую карьеру в сфере международных финансов. В 1995 г. администрацией Клинтона он был рекомендован на пост президента Всемирного банка. Пробыв в этой должности десять лет, Вулфенсон ушел в отставку и сам попросил, чтобы его назначили посланником Квартета в Газе, поскольку он полагал это место критически важным для успешной реализации ближневосточного мирного процесса. И вот, став “ключевым человеком” Квартета по палестинским вопросам, Вулфенсон постоянно повторял, что мирный процесс не сдвинется с места, если жители Газы не будут иметь возможности развивать деловые связи с Западным берегом, а также работать и торговать в Израиле.

Когда Буш был избран на второй срок, члены его администрации стали прислушиваться к словам Вулфенсона. В частности, Кондолиза Райс, новый государственный секретарь США, начала играть более активную роль в израильско-палестинских переговорах, чем ее предшественник Колин Пауэлл. Она была уверена в том, что нельзя допускать застоя в ближневосточном процессе. Выборы в законодательные органы Палестинской автономии были назначены на январь 2006 г.; как американцы, так и израильтяне были в высшей степени заинтересованы в том, чтобы укрепить статус Махмуда Аббаса и позиции умеренных палестинских политиков. На второй неделе ноября 2005 г. Райс прилетела в Израиль для проведения неотложных консультаций с израильским и палестинским руководством. На следующий день после своего прилета, 14 ноября, она должна была присоединиться к Бушу, направлявшемуся с визитом в ряд стран Дальнего Востока, но осталась в Иерусалиме и в ночь с 14 на 15 ноября. В своем номере в иерусалимской гостинице “Цитадель Давида” она, при участии Вулфенсона, вела интенсивные переговоры с высокопоставленными советниками Шарона и Аббаса — с каждой из сторон в отдельности. И израильтяне, и палестинцы демонстрировали упорную непримиримость; утомленный Вулфенсон отправился спать, бормоча себе под нос, что он подаст в отставку, если обе стороны и в самом деле “намерены разорвать друг друга в клочья”. Однако к четырем часам утра 15 ноября Райс объявила, что соглашение достигнуто.

Как определялось в официальном коммюнике, переход Рафиах из Египта в сектор Газа должен был быть открыт через десять дней. Проход со стороны Синая будет контролироваться исключительно египетскими силами безопасности, а со стороны сектора Газа — силами Палестинской автономии. Израильтяне не будут находиться в Рафиахе — они расположатся в двух с половиной милях оттуда, на станции наблюдения, находящейся в ведении Евросоюза, совместно с представителями палестинских сил безопасности, наблюдая вместе с ними за изображениями на телевизионных мониторах, которые будут передаваться камерами с дистанционным управлением, расположенными на переходе Рафиах. Если израильские наблюдатели заметят на мониторе подозрительного человека, они могут обратиться к палестинским представителям с требованием его задержать. Если же палестинцы откажутся провести задержание, израильтяне в течение четверти часа смогут обратиться за помощью к полицейской группе Евросоюза, возглавляемой итальянским генералом, и подозреваемый может быть задержан, на усмотрение сил Евросоюза, на срок не более шести часов. Это был неудачный план, сложный для осуществления на практике. Тем не менее Шарон его одобрил.

Кроме того, израильтяне обязались пропускать ежедневно не менее 150 грузовиков с палестинской сельскохозяйственной продукцией, импортируемой из Газы, через северо-восточный переход Карни непосредственно на территорию Израиля; до эвакуации разрешался проход не более 35 грузовиков ежедневно, а к концу 2006 г. эта цифра должна была увеличиться до 400 грузовиков. Далее, по состоянию на 15 декабря 2005 г. должно было быть разрешено передвижение палестинцев между сектором Газа и Западным берегом в автобусах под наблюдением израильского конвоя. И наконец, при решительном нажиме Госсекретаря Райс, израильское правительство согласилось на строительство морского порта в Газе и на расширение существующего аэропорта (Гл. XXXV. Клинтон в роли старшего партнера). Хотя эти два проекта и были связаны со значительными зарубежными капиталовложениями, а их реализация требовала нескольких лет планирования и строительства, сам по себе факт согласия израильского правительства на создание морского и воздушного путей для палестинцев представлял самую значительную уступку, сделанную израильтянами со времени заключения соглашения “Осло” — тем более, если учесть, что эта уступка была сделана правительством Ариэля Шарона.

Однако выполнение этой договоренности и многих других предыдущих израильско-палестинских соглашений, равно как и пребывание Вулфенсона на посту представителя Квартета в Палестине, оказались под угрозой в результате последовавших вскоре палестинских выборов (Гл. XL. Повесть о двух избирательных кампаниях).

А что касается остальной части Палестины?..

Премьер-министр Израиля так и не смог избавиться от своих вполне обоснованных подозрений. Амира Хасс, один из старейших израильских журналистов, в конце 1990-х гг. занимался сравнительным изучением условий жизни палестинцев в условиях израильского и палестинского правления. Не питая ни малейших иллюзий относительно как Арафата, так и Шарона, Хасс в своей статье, опубликованной в ноябре 2004 г. в газете Га-Арец, тем не менее подверг самой резкой критике как раз Шимона Переса. В то время председатель Израильской партии труда завершал переговоры относительно вхождения своей партии в правящую коалицию. В самом ли деле, задавался вопросом Хасс, Перес хотел взять на себя все эти обязательства всего лишь ради такой малосущественной цели, как эвакуация Газы? Лишь месяц тому назад, 6 октября, Га-Арец цитировала высокопоставленного помощника Шарона, Дова Вайсгласа, который утверждал, что размежевание в Газе способно воспрепятствовать образованию палестинского государства на многие годы. “Суть плана размежевания, — утверждал Вайсглас, — сводится к тому, чтобы заморозить мирный процесс; заморозив же мирный процесс, можно предотвратить создание палестинского государства — и тем самым отдалить обсуждение всего круга вопросов о беженцах, границах и Иерусалиме”.

Далее Хасс подверг детальному рассмотрению поселенческую политику на Западном берегу, которую, по его мнению, призваны замаскировать коалиционные переговоры:

Но являлись ли намерения Шарона относительно аннексии земель столь же серьезными, как и в предыдущие годы нахождения Ликуда у власти? Насколько соответствовали действительности устрашающие прогнозы Амиры Хасса? Предшествующей весной премьер-министр беседовал с приближенными к нему ликудовскими политиками о том, какая угроза нависла над “мечтой о Великом Израиле”, и заметил с горечью: “Все дело заключается в численности поселенцев. Если бы я смог поселить на территориях не всего лишь четверть миллиона человек, а целый миллион, то ситуация выглядела бы совсем иной”. Несомненно, премьер-министр начал осознавать, что ему придется смириться с очевидной неизбежностью складывавшейся демографической ситуации. То же самое можно сказать и об Эгуде Ольмерте, заместителе премьер-министра, первом человеке в правительстве Шарона, который признал, что, возможно, Израилю не удастся удержать еврейские поселения, разбросанные по территории Западного берега, не говоря уж о секторе Газа (Гл. XXXVIII. Тактическое отступление: первые шаги).

Центральное статистическое бюро Израиля в своей публикации от 11 ноября 2005 г. подтвердило дурные предчувствия Шарона и Ольмерта. Процент евреев, живущих на контролируемых территориях, стремительно сокращался. В Израиле, Восточном Иерусалиме и на палестинских территориях проживало 5,639 млн евреев. Арабское население Израиля и Восточного Иерусалима составляло 1,39 млн человек. Хотя арабы, жившие в Иерусалиме, не имели израильского гражданства, они не считались и палестинцами, а имели аномальный статус “жителей Иерусалима”. К этим цифрам следует добавить порядка 2,9 млн арабов, проживавших на Западном берегу. Недавняя эвакуация из сектора Газы исключила из сферы израильского правления порядка 1,2 млн арабских жителей этого региона. Однако, поскольку этот прибрежный анклав еще не был официально включен в границы независимого палестинского государства, он по-прежнему относился, согласно данным Центрального бюро статистики Израиля, к контролируемым территориям, и совокупная численность арабского населения Израиля и этих территорий превышала численность евреев. Между тем все те, кто был обеспокоен проблемой сохранения еврейского большинства, считали тикающей демографической бомбой даже 1,39 млн арабов, населявших собственно Израиль и Восточный Иерусалим.

Своей первоочередной задачей Шарон считал необходимость оградить израильских граждан от действий террористов, особенно самоубийц, проникающих на территорию страны. Создаваемая по его инициативе система бетонных заграждений, заборов из колючей проволоки под напряжением и армейских контрольно-пропускных пунктов, оборудованная телекамерами наблюдения, продолжала свой путь через внутренние районы Иудеи и далее, в направлении бывшего “Малого треугольника” Западного берега и горных массивов Самарии. Это “временное” заграждение в целом выполняло свою задачу — защищать от нападения граждан как Израиля в границах 1967 г., так и за Зеленой чертой. Это ограждение (при некоторых его отклонениях к востоку) в целом проходило достаточно близко к основным еврейским поселениям, расположенным восточнее Зеленой черты. Но разве единственной задачей этого заграждения было обеспечение безопасности? Что же все-таки определяло линию границы, которую хотело окончательно провести правительство Израиля: Зеленая черта или “отклонения” забора безопасности? Активисты израильской организации по защите прав человека Бе-Целем (Гл. XXXIX. Пасынки Израиля) были убеждены в том, что речь все-таки идет об “отклонениях”. В ежегодном отчете Бе-Целем, опубликованном в сентябре 2005 г., отмечалось, что стратегия израильского правительства предусматривала строительство “дополнительных” окружных заграждений, а также находящихся под израильским контролем шоссейных и подъездных дорог по всей территории Западного берега. При реализации этих стратегических планов в полной мере Израиль мог взять под свой контроль (как минимум, организационно-технический, а то и физический) до 47 % всей территории Западного берега, тем самым оставив в распоряжение палестинцев лишь 53 %.

Впрочем, если критики Шарона и относились по-прежнему со скептицизмом к мысли о том, что политическое руководство Ликуда вроде бы наконец-то осознало значимость существующей демографической реальности, то они недооценивали “тихую дипломатию” Вашингтона по отношению к забору безопасности. Завязнув в иракской трясине, администрация Буша твердо решила не допустить новой вспышки интифады в Палестине. Во время частых визитов Шарона в Белый дом, в ходе длительных консультаций с президентом США и его советниками, стало предельно ясным, что поддержка, которую американская сторона оказывает идее модифицированного забора безопасности, является отнюдь не безусловной. Американцы и в самом деле не возражали против расширения забора — но лишь с тем условием, чтобы он охватывал три основные группы поселений непосредственно к востоку от Зеленой черты 1967 г. Как накануне, так и после выборов Буша на второй срок и он сам, и его окружение высказывали явное несогласие с израильскими попытками отступить от этого сценария. Они воспринимали “временную” конфигурацию забора безопасности как намерение изменить окончательные границы, установленные в ходе переговоров. Таким образом, новая “гибкость” Шарона, то есть позиция, занятая им в 2004–2005 гг., была результатом американского нажима на Израиль. Максималистские территориальные планы Ликуда подлежали решительному пересмотру.

С учетом этих пересмотренных планов, новый забор безопасности (и, соответственно, границы в рамках “окончательного статуса”) должны были охватывать от 10 % до 12,5 % территории Западного берега за пределами Зеленой черты и при этом включать лишь 1 % арабского населения Западного берега — то есть всего 12–13 тыс. человек. Однако и при этом арабское меньшинство, остающееся на израильской территории, должно было в конечном итоге получить возможность обмена территориями с Израилем — таким образом, чтобы обеспечить арабам возможность компактного проживания со своими соотечественниками. К тому же за пределами забора безопасности оставалось порядка 14 % еврейских поселенцев, что должно было заставить их перебраться в одну из трех основных — и защищенных — групп поселений. Собственно говоря, Эгуд Ольмерт уже высказался в том смысле, что поселенцам “с вершин холмов” следует не ждать окончания переговоров об “окончательном статусе”, а начинать подготовку к добровольной эвакуации.

В конце концов, однако, понимание необходимости следовать рекомендациям и, возможно, даже подсознательное желание эвакуироваться как можно скорее — все это определялось не столько логикой или логистическими выкладками, сколько аспектами психологического характера. Из общего числа в 415 тыс. евреев, поселившихся на территории Западного берега и в Восточном Иерусалиме, порядка 270 тыс. выбрали себе место жительства за пределами границ 1967 г. в основном по причинам экономическим или определяемым как “улучшение качества жизни”, причем зачастую в ответ на щедрые финансовые стимулы, которые были предложены в начале 1990-х гг. правительством страны и, в частности, тогдашним министром жилищного строительства Ариэлем Шароном (Гл. XXXIII. Цена возобновления территориальных приобретений). Еще 80 тыс. человек, согласно оценкам, поселились в еврейских кварталах Восточного Иерусалима также исходя из аналогичных прагматических соображений, хотя в их случае можно говорить еще и о благочестивых чувствах (близость к “святому городу”). Однако по меньшей мере 65 тыс. евреев, поселившихся в Восточном Иерусалиме, так же как и в небезопасных районах Иудеи и Самарии, были религиозными сионистами, сторонниками территориальных приобретений. Всякая надежда на то, что они добровольно и мирно покинут свои поселения, была нереальной. Таким образом, приступая к реализации своего плана постепенного сокращения численности поселений, Ариэль Шарон мог не сомневаться в том, что его ожидают трудности, возможно, самые значительные из числа тех, что стояли перед ним на протяжении всей его политической карьеры.