История шрамов

15. Как мы вели откровенные разговоры

Трасса US-101 — US-99

Хилдбург, Калифорния — Кертин, Орегон

Я молча заняла водительское сиденье, давая тем самым Альку понять, что вести машину с раненой рукой — плохая идея. Понадеялась, что он не станет противиться, потому что спорить с ним у меня не было уже никаких сил.

Сколько мы проехали? Учитывая мой опыт вождения и не такую высокую скорость, как мог набирать сам Альк, плюс нашу совместную усталость — казалось, что совсем немного. Но я понимала, что нужно дожать до вечера и какого-нибудь совсем захудалого мотеля, хотя в этой части Калифорнии, как ни крути, не было бедного пригорода. Мы приближались к границе с Орегоном, и при самом наилучшем раскладе нам следовало ее миновать — от Калифорнии тошнило уже во всех смыслах этого слова.

Так и случилось, что солнце уже заходило, а мы все ехали. Практически без остановок. Мне хотелось сдохнуть от усталости, но я старалась никак этого не показывать. К тому же, от мысли о том, что мы удаляемся с каждым километром от совершенного преступления, становилось немного легче.

— Как твоя рука? — спросила я в очередной раз, когда увидела краем глаза, что Альк зашевелился, просыпаясь.

Как ни странно, я не говорила почти все это время. Старалась сосредоточиться на дороге, но было что-то еще. Словно какой-то внутренний барьер, который не позволял мне дурачиться со своей обыкновенной болтовней.

Словно подсознанию это казалось совсем неуместным теперь.

— Нормально, — буркнул парень, но по его слабому голосу, который я запомнила еще тогда, во время его болезни, я поняла, что ни хрена нормального. Пора делать гребанную остановку и искать ночлег.

Поэтому, стоило мне увидеть вдалеке огни придорожного мотеля, я не раздумывая свернула к нему. Водитель из меня был так себе — по крайней мере, я так решила, потому что, по ощущениям, за целый день пути мы проехали очень мало. Альк смог бы преодолеть это расстояние часов за шесть пути, не больше. Я успокаивала себя тем, что мы, по крайней мере, как-то двигались. Хотя могли бы остаться на месте из-за его ранения, как тогда, с болезнью.

Однако, стоило мне хлопнуть дверью пикапа, как я тут же ощутила непривычную прохладу, что было роскошью для южных штатов. Мы двигались на север. И это придавало сил.

Альку давалось с трудом даже такое простое действие, как выход из машины. Я уже начинала понимать, что ночка снова предстоит та еще. Добирались мы до номера с трудом, не говоря уже о том, чтобы уговорить парня поесть, сделать перевязку и помыться. Меня несколько напрягало на уголке сознания то, как на нас косился хозяин мотеля — сложно было скрыть наш не самый здоровый внешний вид, но я старалась отодвинуть эту мысль подальше.

— Завтра тебе будет лучше, — снимая в очередной раз намокшие сукровицей бинты, сказала я Альку. — Ведь правда же?

Да, Ванда, медсестра из тебя так себе, раз больной должен успокаивать тебя, а не наоборот.

"Больной", кстати, выглядел совсем хреново. Потому я и боялась, что ему может стать хуже, и я тогда совершенно не буду знать, что с этим делать.

— Мне сейчас нормально, — снова в своей манере ответил Альк. — Просто надо руку завтра зафиксировать. И дезинфицировать перед каждой перевязкой. А ещё в ближайшей аптеке купить противовоспалительные какие-нибудь.

Каждый раз, когда я обрабатывала его руку и смотрела на рану, вспоминала, какой же все-таки Даррен придурок. И все больше укреплялась в мысли о том, что многое бы поставила на то, чтобы самой нанести ему несколько смертельных ножевых. Не за себя даже — хотя и поэтому тоже; а потому что портил жизнь всем тем, кто хоть как-то обо мне заботился.

Альк вообще не должен был связать свою жизнь с моей, если бы не случай. И всего этого с ним бы не произошло, не реши он мне помочь.

— Никак не могу избавиться от мысли, что ты слишком много для меня делаешь, — молодец, Ванда, "что на уме, то и на языке", — И что я ничего не могу сделать для тебя взамен.

Отвратительное чувство, на самом деле. Особенно, когда в твоей голове то и дело возникает та тирада Алька под названием "вот что я думаю о помощи таким как ты..."

И в последнее время я вспоминала о ней все чаще и чаще.

— Я разве просил что-то взамен? Или как-то дал понять, что мне это необходимо? — я заметила, как Альк нахмурился и стиснул челюсти. Его ощутимо разозлили мои неуместные душеизлияния.

— Не злись, — устало выдохнула я, принимаясь за бинты. — Считай, что у меня такой дурацкий способ сказать "спасибо". И сообщить, что... В общем, ты всегда сможешь на меня рассчитывать. Не обращай внимания, я просто из тех людей, которым некоторые вещи нужно проговаривать вслух. Хотя, если тебе не нравится, я могу заткнуться.

За прошедшие сутки с перебинтовыванием раны я поднаторела настолько, что уже закончила, пока высказывала свою неловкую тираду. И теперь волей-неволей пришлось поднять на Алька глаза. Хотя что-что, а встречаться с ним взглядом я в последнее время совсем не любила. Слишком много неловких воспоминаний перед внутренним взором.

Он мне не ответил. Лишь выдернул из моих рук футболку, чтобы надеть ее самостоятельно, без моей помощи. Я оставила Алька, надеясь, что он уснет к тому моменту, как я вернусь, а сама отправилась в душ. Его молчание сейчас говорило лучше любых слов.

Ванная здесь была еще паршивее, чем во всех мотелях до этого. Или это контраст после того дома богачей? Неважно. Одежда, которую я взяла с собой, мне тоже решительно не нравилась. Но делать было нечего — приходилось довольствоваться всеми этими шортами и майками, потому что другой одежды теперь нет и не предвидится. Впрочем, по мере продвижения на север я собиралась раздобыть теплые вещи, потому как пока теплая одежда была лишь у Алька, а из осени мы плавно перекочевывали в зиму, которая только в Калифорнии была теплой, но чем ближе мы были к границе с Канадой, тем сложнее могло становиться по пути.

Когда я вернулась, то обнаружила Алька в том же положении, каком и оставила. Нужно было хотя бы попытаться отвлечь его от боли и мыслей, которые уже успели загрузить по полной программе. Потому я поддалась первому порыву, который во мне возник, а именно — схватить пульт от телека и прильнуть к парню на кровать с левой стороны.

— Нам повезло, — весело, словно бы ничего не случилось, сказала я. — Здесь хотя бы телевизор есть. Не представляешь, какая тоска была сидеть в таких мотелях и пялиться в стену... Не уверена, что мы и так наткнемся на что-то путное, конечно... Уже совсем поздно, и в такое время на половине каналов посредственное кино, да фильмы для взрослых... О, "Назад в будущее"! Вот это удача! — я даже присела на мгновение, делая громче.

— Никогда его не смотрел, — наконец хоть как-то отозвался Альк.

— Ничего страшного, я тебе сейчас все расскажу, — конечно же, на фильм мы попали не сначала, но это не убавило у меня энтузиазма в его просмотре. В конце концов, какая разница, чем пытаться отвлечь Алька? К слову, я так же понимала, что ему может не зайти то, каким наивным отчасти и добрым был фильм; да и юмор он мог не оценить. Впрочем, попытаться я могла, и половина успеха должна была заключаться именно в том, что он смотрит эту киноленту со мной.

Не помню, когда в последний раз сама смотрела телек с кем-то, но в детстве, когда мы еще собирались семьей или друзьями, все хором говорили, что в такие моменты меня просто не заставить молчать.

— Смотри, Марти по ошибке прилетел в прошлое... Та машина — это машина времени. Крутая, правда? И он сейчас придет к доку, но док ведь из прошлого, и он еще не знает, что эту машину времени изобретет... — приходилось пояснять сюжет, чтобы наверстать упущенное начало, — А еще этот парень помешал встрече своих родителей, и вот эта девчонка — его мама, и теперь она в него... В общем, что это я, — устраиваясь поудобнее на плече Алька, я решила наконец замолчать и позволить ему самому отвлечься на просмотр.

— …Никогда не понимала, как можно быть таким придурком, — вздыхала я и ворочалась, когда по сюжету главный хулиган начинал доставать положительных героев.

И подобные комментарии я выдавала чуть ли не каждые десять минут. Замирая в напряжении, когда происходили драки, или пританцовывая ногой, когда играла задорная, с детства знакомая музыка.

Но при этом я отчего-то время от времени то и дело переводила взгляд на лицо Алька. Сперва — чтобы удостовериться, что он все же смотрит, и какие эмоции при этом испытывает. После — проверяла, не уснул ли он, потому что дыхание его стало совсем ровным. А совсем уж потом — видимо, потому что мне нравилось на него смотреть. Словно он стал для меня родным человеком.

Не могу представить, что со мной будет, когда наши пути однажды разойдутся. Эти несколько недель в дороге стали целой вечностью. Я успела вообще позабыть о том, каково это -- справляться самой, без него. Как бы то ни было… Я точно буду очень сильно скучать.

Почему я вообще об этом думаю?

Судя по рассеянному взгляду Алька, он тоже думал о чем-то своем, совершенно не интересуясь происходящем на экране. Впрочем, мне хотелось верить, что этими своими комметариями, болтовней и попытками вести себя, словно ни в чем не бывало, мне удалось хоть сколько-нибудь его отвлечь.

И в какой-то момент, когда парень наконец подал голос, я в этом убедилась.

— Не хочешь прокатиться? Я поведу, — осторожно погладив меня по волосам, Альк выскользнул из моих объятий, намереваясь встать.

Я вскочила с кровати почти с тем же энтузиазмом, что и Альк. Единственное, в чем я сомневалась в ту секунду, так это то, стоит ли ему садиться за руль в таком состоянии.

— Ты уверен? — решила я уточнить на всякий случай, кивнув не его руку. Она все еще двигалась слабо, так что... Впрочем, если он уже решил, сейчас все равно был не тот момент, чтобы спорить.

Хоть я и понятия не имела, куда он мог вот так решить направиться на ночь глядя. Сейчас, наверное, ни один магазин не работал уже.

— Не зуди, — беззлобно отмахнулся от меня Альк, и я была не прочь последовать этому наставлению.

Ехали мы совсем недолго — до ближайшего супермаркета, вяло мигающего неоновой вывеской в темноте.

— Жди здесь. И никому не открывай даже окна, — жестко отрезал Альк, прежде чем выйти из машины, хлопнув громко дверью.

Каждая минута ожидания внутри казалась мне вечностью. Я видела, что он пошел в телефонную будку и не выходил из нее безумно долго. Я успела накрутить себе все, что угодно — и что он связывается с родными, и с копами, и черт знает с кем еще. Конечно же, холодный рассудок мне говорил, что он просто, скорее всего, звонит сестре. Я же сама недавно ему сочувствовала, что он не может связаться с "любимым человеком". Так что, быть может, ему поможет этот звонок, там, где не могу помочь я.

— Это тебе, — вернувшись, Альк бросил мне на колени бумажный пакет. Внутри оказался свитер и пара банок пива.

— Я собираюсь напиться сегодня, так что тебе придётся поддержать меня. Не хочу становиться ещё и алкашом, — с этими словами парень развернул тачку и двинулся обратно к мотелю.

Все грустные мысли тут же испарились из моей головы. Настолько, что какое-то время обратной дороги мне пришлось потратить на восхищение.

— Это охренеть, как вовремя, Альк! Я про свитер... или это кардиган? Черт знает, как правильно назвать... Но про пьянку, наверное, тоже охренеть как вовремя. Нам обоим не помешает расслабиться. Знаешь, в Вашингтоне, должно быть, еще холоднее... Скорее бы до него добраться! Чем дальше от Калифорнии, тем спокойнее. Знаешь, в детстве я ее так любила... А теперь настроена больше никогда сюда не возвращаться. А ты?

Снова ничего не значащая болтовня всю дорогу обратно до мотеля. Свою банку пива я открыла только в номере, усаживаясь в кресло напротив кровати и полностью кутаясь в купленный Альком кардиган, благо, его длины хватало, чтобы прикрыть ноги тоже.

Как мало нужно человеку для счастья, ага. Ну или по крайней мере для того, чтобы снова почувствовать себя комфортнее.

Альк же, не церемонясь, высыпал содержимое второго пакета с покупками на стол. Куча чипсов, бутылка водки, таблетки, бинты.

— Завтра мы никуда не едем. Меня ждёт жёсткое похмелье, — таблетки Альк запивал прямо из бутылки с водкой.

Я что-то слыхала о том, что не стоит мешать прием лекарств с алкоголем, но решила и теперь “не зудеть”. К тому же, что-то мне подсказывало, когда тебе нужно одновременно заглушить боль от ножевого ранения и совершенного убийства, тут уже не до заботы о печени.

— Сегодня разрешаю тебе спросить меня обо всем, о чем давно хотела. Только в голову не лезь и мозг не выноси.

Удивительное дело. Когда тебя ни о чем не спрашивают, ты можешь трепаться не переставая; но стоит кому-то сказать "расскажи о чем-нибудь" — и вот ты уже не можешь вымолвить ни слова. Так и теперь — за время нашей поездки в моей голове возникало тысячу вопросов, которые я хотела бы задать Альку, но стоило ему сказать, мол, валяй, спрашивай, я не могла выбрать какой-то один единственный, самый важный вопрос.

И все это не отменяло того, что я все равно могла подорваться, потому что Альк был, как ни крути, гребанным минным полем. И если раньше я к этому полю перелезала кое-как через забор, то теперь он мне словно собственноручно открыл на него калитку.

Впускал к своим скрытым снарядам через парадный вход. До чего любезно... Но я ведь знала, что все равно буду слоном в посудной лавке. То есть — залезу туда, куда не следует.

— От чего ты бежишь? — это было больше вступлением, чем вопросом. Я не была круглой дурой, потому как смогла сообразить, что Альк ушел из дома из-за своей семьи. Вероятно, из-за одного определенного его члена. Но это никак не отвечало истинной сути вопроса. Все равно, что я ответила бы, что сбежала из дома из-за отчима. Правдиво, но при том — несусветная ложь, призванная скрыть истинное положение вещей.

— От деда и его тотального контроля, — сделав еще один большой глоток, ответил Альк. — Он хотел засунуть меня в военную школу за то, что я сделал одного хуя, который нарывался, инвалидом. Я отказался. А дальше пошли его обычные методы «убеждения». Вот я и нашёл выход.

Я была готова почти к любым его рассказам, но внутри все равно все сжалось от неясной боли за другого человека. Странное ощущение.

— Знаешь, как в ФБР приучают к жестким тренировкам? — кажется, такое количество водки на пустой желудок сделало Алька чуть более словоохотливым, чем обычно. — А я знаю: заставляют почувствовать боль от и до. Сродниться с ней.

Я знала одно — что не могу вот так сидеть в кресле, когда Альк сидит почти что в одиночестве в противоположном углу комнаты. Поэтому я встала и пересела на краешек кровати, не приближаясь слишком сильно и все еще держа минимальную дистанцию.

Почему-то мне в тот момент казалось, что Альку так будет проще.

— Чего он от тебя хотел? Зачем... Все это делал?

Мне хотелось уже сейчас заткнуться. Обнять его и сказать, что я его понимаю, как никто. Что мы уже далеко, и что дед до него не доберется...

Что он уже свободен, и что нам осталось совсем чуть-чуть.

Но я решила, что раз уж Альк сам решил завести этот разговор, значит ему в какой-то мере и самому нужно выговориться. Потому и старалась задавать нейтральные, наводящие вопросы.

— Воспитать из меня мужика, как я подозреваю, — еще один глоток, — Зачем же ещё. В этом плане лучше у него спрашивать. Я никогда не знал, что творится у него в голове.

Да, откровенно говоря, не очень-то и хотел знать.

Мое сердце к этому моменту не выдержало. Ну не могла я не сопереживать тому, кто мне дорог, выслушивая сплошь слова о пережитой им боли.

— Мне жаль, что с тобой все это произошло, — с этими словами я дотронулась до его свободной руки. И тут же, не давая Альку ответить, добавила уже веселее: — Главное, что теперь он тебе уже не указ. Ведь правда же?

Может, именно поэтому Альк не хотел ничем делиться с такой, как я. Уж слишком наивную и посредственную реакцию я выдавала. И мало думала, прежде чем говорить. Кто знает, может, я своими словами делала только хуже. Но в ответ парень только ухмыльнулся каким-то своим мыслям. Быть может, даже нашел мои слова в некоторой мере смешными. Какая разница?

— Ну а ты что? Тот ублюдок мертв. Зачем тебе дальше тащиться в Канаду? Ведь тебя явно он терроризировал в одиночку. Иначе бы приперся с кем-то ещё.

Его вопрос на мгновение поставил меня в ступор, но уже в следующее я улыбнулась, придвигаясь к Альку еще ближе и забираясь на кровать с ногами.

— Ну уж нет, так нечестно, — веселым голосом ответила я. — Сегодня ты отвечаешь на вопросы. Вот и ответь — хочешь, чтобы я ехала с тобой дальше?

К сожалению, только озвучив, я поняла, по какому опасному лезвию хожу. И ведь даже на алкоголь не спишешь — я выпила его от силы пару глотков. Что ты будешь делать, если он сейчас скажет "нет"? Снова сведешь все в шутку? А сможешь ли?

Альк несколько помрачнел, снова прикладываясь к бутылке.

— Ответь сама на свой вопрос, основываясь на прошлом, — неоднозначно протянул он, стараясь на меня не смотреть.

Но у меня отчего-то немного отлегло от сердца, когда я услышала его ответ. Я снова улыбнулась и придвинулась еще ближе, аккуратно перекладывая его раненую руку на подушку повыше, проверяя, все ли в порядке с бинтами.

— Уже ответила. И поэтому собираюсь ехать с тобой до конца. Да, ты прав — бежать мне больше ни от кого не нужно... Но и останавливаться незачем. А тебе я пока нужна. И ты мне нужен. Зачем что-то менять, если именно сейчас все просто и понятно?

Альк был прав. Мне не нужно было от него слышать прямое "я считаю тебя своим другом", чтобы знать — мы нужны друг другу так же, как обычные люди нуждаются в своих друзьях. Я уже давно перестала пытаться давать названия той связи, что есть между нами. Партнеры? Приятели? Да какая к черту разница. Нас связывает общее дело, а что будет после — разберемся с этим потом.

— Ну вот, — все так же неоднозначно бросил Альк, выдавая с потрохами то, как ему неприятны были разговоры о чувствах. — Так что я категорически не понимаю, к чему подобные вопросы.

— Чтобы ответить на твой собственный. Зачем мне самой "тащиться в Канаду", — процитировав его собственное выражение, перездразнила его я.

Да уж, отвлечь от мрачных мыслей его не получится. Сколько бы я тут ни веселилась, пытаясь изобразить то, что все на самом деле не так уж и плохо, похоже все и впрямь было совсем худо. А значит, придется вернуться к неприятному разворошению его прошлого.

Я легла вплотную к Альку, боком, с той лишь разницей, что я улеглась на живот, подпирая подбородок локтями. Наверное, к этому моменту уже можно было сделать вывод, что я совершенно ничего не знаю о соблюдении человеческой дистанции. Все, что мне было ведомо — так это то, как шарахаться от прикосновений, если мне самой было неприятно, и пользоваться вовсю, не видя в них никакой двусмысленности, если начинала человеку доверять. Как это было с Альком.

— Почему ты решил напиться? — возвращаться к "неприятным" темам я решила издалека. Впрочем, теперь, когда я могла видеть лицо Алька почти в упор, я сразу увижу, если он вдруг не захочет в какой-то момент отвечать. Так что теперь я продвигалась по минному полю чуть увереннее.

— Странный вопрос для того, кто является свидетелем убийства, — фыркнул Альк, скептически осматривая количество водки, остававшееся в бутылке. — Угадай с трёх раз. За каждый неверный ответ я буду подливать тебе в пиво немного вот этого зелья. Кстати, где твое пиво?

— Вот черт, — наигранно возмутилась я, — А я уж думала, ты не заметишь, что я отвлеклась от своей четко поставленной задаче составлять тебе компанию и не давать напиваться в одиночку. А что до ответа... Дело ведь явно не в том, что ты хотел устроить развеселую вечеринку, — хоть я и хотела говорить это веселым тоном, вышло явно мрачновато. — И что до нашего убийства... Он был невероятно конченным придурком, Альк. Если расскажу, насколько, тебе станет легче, или бесполезно?

Закончив, я решила, что все же нужно вернуться к своей задаче зарабатывать себе похмелье на пару с Альком, и приподнялась, чтобы потянуться за своей банкой пива. Хотелось скорее расправиться с этим, чтобы больше не отвлекаться на алкоголь. Как ни странно, я не испытывала потребности напиваться вообще. Значит ли это, что я монстр, раз во мне нет совершенно никакого чувства вины? Разве что за Алька — из-за того, что ему пришлось взять на себя столько дерьма из-за меня.

Но не из-за смерти Даррена. Ей я была только рада. И если это значило, что я и сама дерьмовый человек — пусть так.

— Нет, не станет, — после некоторой паузы ответил Альк.

Этого я и боялась. Что только в фильмах герои могут убивать злодеев налево и направо. В реальности же… Такое остается с человеком на всю жизнь.

— Но вот от этого станет, — чуть веселее добавил парень, легонько прислоняясь бутылкой к моей банке пива. — Эх, надо было ту гитару стырить. Сейчас самое время для неё…

Я не стала говорить ему возникшие вдруг невовремя мысли о том, что алкоголь — это лишь временное решение. К тому же, я мало чего в этом смыслила. Альк — взрослый мальчик, способный сам решить, что ему поможет. И если ему так легче — кто я такая, чтобы даже на мгновение задумываться о том, чтобы ему помешать?

— Все соседи бы из соседних номеров сбежались, — усмехнулась я. — Но я бы с удовольствием послушала еще раз. Играешь ты очень проникновенно. Расскажи об этом, — вместо того, чтобы формулировать вопрос, я решила пойти ва-банк, — Как ты научился и что это за песни. Наверняка за этим стоит очень интересная история.

Кажется, этот вопрос был куда уместнее. Если в нашей ситуации вообще существовали “уместные” вопросы. Потому как Альк хмыкнул и почти что улыбнулся. Или дело было в алкогольном опьянении?

— Учился я сам, от скуки. А песни мне таскала Тсара. Польские тоже… Она переводила их на английский и заставляла меня учить их. А затем просила играть её подружкам, когда они на ночёвки приходили. Ох ну и рыдали же они, — с последними словами Альк улыбнулся более отчетливо, явно погружаясь в счастливые воспоминания.

Теперь, когда я знала, что Тсара — его сестра, изменилось многое. В том числе и то, что я не боялась ранить его чувства неловкими расспросами про отношения. А воспоминания о семье... какими бы горькими они ни были, они наполнены все же иными эмоциями. Светлыми и правильными. Если говорить о тех членах семьи, что не портили нам жизнь, конечно же.

И от меня не укрылись изменения в лице Алька. Они были неуловимыми, но все же заметными на таком близком расстоянии.

— Какая она? — раз уж Альку приятно вспоминать о сестре, я решила продолжить эту тему. — Мы бы с ней подружились? Я помню лишь, что она красивая, но больше ничего.

— Она непростой человек. В детстве меня постоянно тиранила и гоняла, говоря, что раз она прожила дольше моего, то и о жизни знает поболее меня, а потому я обязан её слушаться. Затем был период подростковой замкнутости, когда мы практически не общались, а она старалась быть «не такой, как все». Родители ей всё позволяли, так что в какой-то мере они её избаловали. Но это не видно с первого взгляда. А в конце средней школы наш дед стал появляться дома чаще, это повлияло на наш быт, Тсара стала более спокойной, но более замкнутой. Она умеет сходиться с людьми, но трудно сказать, насколько она этого хочет по-настоящему.

Допив к этому времени свое пиво, я могла себе позволить снова лечь у него под боком, аккуратно, чтобы не задеть раненое плечо. Альку явно нравилось говорить о сестре. Как и обо всем, похоже, что касалось спокойных дней его семейства. Он не сказал мне ровным счетом ничего — в его словах правды о человеке было немного, и понять ничего о Тсаре было невозможно, но я уверена — спроси Алька о себе, и он расскажет такие же общие факты, не углубляясь в суть. Но то, КАК он о ней говорил... Как неуловимо улыбался одними уголками глаз или наоборот незаметно хумрился, когда снова заводил речь про деда — мне говорило это само по себе о многом.

У них были по-своему близкие отношения. Это можно было понять еще по тому, что Альк звонил ей каждый раз. И как менялся после этих разговоров. Похоже, для него и впрямь было самым правильным решением ехать именно к ней. Тсара не допустит того, чтобы Альк занимался самоуничтожением. Судя по всему.

Отвлекшись на собственные мысли, я и сама не заметила, как приподняла руку и погладила Алька по щеке.

— Тебе идет, — совершенно не отслеживая, что делаю и что говорю, тихо сказала я.

Не знаю даже, что я имела в виду — его пробившуюся за несколько дней щетину на лице или расслабленную полуулыбку, что на нем то и дело возникала. Скорее, и то, и другое. И что в этом моменте, открывшийся мне, доверивший свои потаенные мысли, такой близкий — он был и вправду потрясающим. Очень родным и уютным.

Альк перехватил мою руку за запястье, практически не позволив дотронуться до своего лица. На мгновение нахмурившись, он тут же расслабился и даже как-то лукаво прищурился.

— Ты так хочешь меня завалить? – усмехнулся он, отпуская мою руку.

Мне пришлось несколько нервно сглотнуть и невольно отстраниться. Я не совсем понимала, к чему Альк ведет. Впрочем, если подключить логику, догадаться не трудно. “Завалить”... Какой же он все-таки вредный, несносный, отвратительный кретин.

И самое обидное в этом то, что он, похоже, и впрямь не видит моих искренних и светлых порывов по отношению к нему. Я не понимала, почему — то ли оттого, что ему плевать, что я в своей голове постоянно отметала, то ли потому что не верил мне.

Ну что же, парень, сегодня же вечер твоих ответов на мои вопросы. А ты достаточно пьян, чтобы я поняла, будешь ты мне врать или нет.

Сглатывая подобравшиеся к горлу слезы обиды от его хлестких слов, я абсолютно серьезно проговорила:

— Ты хочешь снова оттолкнуть меня, верно? Объясни, почему ты это делаешь?

Альк лишь устало прикрыл глаза и откинулся на подушку.

— Секс без отношений — это бред. Если нет эмоциональной привязки, то зачем телесная близость. А отношения ведут к той же эмоциональной привязке, которая обрывается очень тяжело и больно. У меня было достаточно таких обрывов, чтобы понимать все последствия подобного и обходить их стороной.

Я снова вздрогнула, когда он прямо заговорил о... мягко скажем, неприятной мне теме. "Телесная близость". Где он вообще выражений так понахватался?

— О, так ты спрашивал серьезно, — мрачно усмехнулась я, даже не зная, как реагировать. Боже, Альк — такой Альк... И, что самое ужасное, на него даже обижаться и злиться бесполезно. И потому, вздохнув, я снова придвинулась к нему ближе, снова облокачиваясь на плечо.

— Не знаю, вспомнишь ли ты на завтра мои слова или нет, но так даже лучше. Ты — моя единственная опора сейчас, — хоть я и пыталась говорить отстраненно и с усмешкой в голове, голос все равно предательски дрогнул, — Мой друг... Единственный мужчина, которому я когда-либо так доверяла. Ты мне нужен. И мне не все равно, что у тебя на душе и на сердце. Понимаешь? — я даже приподняла голову, чтобы снова посмотреть ему в лицо. — Называй это как хочешь, привязки, или отношения, или еще куча этих твоих дурацких слов... Но мне не все равно. Вот что я хочу тебе показать, когда я рядом. А не... Все эти твои предположения насчет... В общем, ты понял.

— Зачем тогда поцелуи, если я твой друг и опора? — Альк хитро прищурился, — У меня просто не совсем в голове это складывается. Тебе ведь явно неприятна телесная близость. Но при этом ты позволяешь её со своей стороны, когда пожелаешь. Но стоит тронуть тебя, как ты сжимаешься в комок. Так как у тебя это работает?

Это, безусловно, было очень тяжело. Но в то же время, начав говорить о таких сложных вещах, как наши чувства, перешагнув за границу дозволенного, мне словно дышать стало как-то внутренне легче.

И даже каверзные вопросы Алька даже не вызывали больше такого возмущения.

— Потому что мне тяжело, Альк, — прямо и серьезно ответила ему я. — Но я стараюсь это преодолеть. Ты вызываешь во мне желание это преодолевать. Почему ты думаешь, что нельзя быть и другом, и опорой, и парнем? — я уже начинала чувствовать, как явно сбалтываю лишнее, отчего заливаюсь невольно краской, но плевать. Как говорится, "горит сарай, гори и хата". — Я делаю так, как чувствую. Без каких-либо потаенных желаний, намеков и задних мыслей. И не знаю, как еще тебе это объяснить.

Я успела лишь увидеть, как Альк усмехнулся, да потянулся к тумбе, чтобы отставить бутылку. А после… Одним быстрым и неуловимым движением перехватил меня за талию, переворачивая на спину и вжимая в кровать.

Я даже о том, что у него больная рука, не успела подумать. Гребанный алкоголь…

— То есть, говоря обо всех этих отношениях ты готова и на что-то подобное? -- все так же хитро промурлыкал он мне в лицо, склоняясь близко-близко.

Разумеется, в первую же секунду в моей душе поднялось единственное знакомое мне чувство в таких ситуациях — дикой паники, но я, сцепив зубы, постаралась его побороть.

— Знаешь ли, я не готов постоянно ждать только твоих прикосновений. Я люблю быть единоличным собственником во всех смыслах, — с этими словами он прикоснулся к моим волосам, заправляя прядь волос за ухо.

Совсем как тогда. В первые мгновения нашего знакомства. Когда он пытался меня запугать, интуитивно давя на самое больное… Нет уж. Это Альк. Посмотри в его лицо, Ванда. В эти знакомые желтые глаза, которые тебе улыбаются.

Он не причинит тебе вреда. Никогда. Отнюдь — он защищает тебя ото зла, которое таится за каждым углом. Даже от самой себя.

От этих мыслей я тут же расслабилась, стараясь выровнять дыхание и не отводить взгляда от лица парня. И в ту же секунду испытала нечто иное. Совершенно незнакомое. То, что до этого мысленно называлось мной "энергия" Алька — теперь снова накрыло меня с головой, перемешиваясь с волной жара, охватившей все мое тело и снова заставляющей щеки гореть.

Я не знала, что это за чувство, но могла сказать точно, что мне определенно нравилось, что он так на меня смотрел. И трогал мои волосы, будучи настолько близко, что я слышала его дыхание, пропитанное насквозь алкоголем.

— Если я тоже буду этого хотеть, — наивно и открыто ответила я. Глупо, конечно, словно можно было вообразить, что Альк вообще способен к принуждению в таких вопросах. — А ты... — с этими словами я потянулась рукой, которая была ближе к нему, чтобы снова прикоснуться к его щеке. — Мне даже это нравится. Потому что это ты.

Неожиданно для меня Альк в ответ лишь бессвязно что-то промычал и скатился с меня на бок.

— Нет, так не интересно. Ты должна была как обычно сжаться, постараться отпихнуть меня, все дела. Что же переменилось?

Кто бы мог подумать. С Алька сталось даже подшучивать столь наглым образом над предметом моей психологической травмы. Какая прелесть.

Встав с кровати, он нетвердой походкой направился в душ. А я села на кровати, обхватив колени и стараясь обдумать то, что только что произошло.

Я точно знала, что не злилась на Алька.. Не знаю, что он мог сделать или сказать теперь такого, чтобы всерьез меня разозлить или обидеть. Особенно после сегодняшнего откровенного разговора. Разумеется, я знала, на что иду, доверяя и открываясь ему — да, он, похоже, самый вредный и несносный парень на свете, но мне отчего-то было все равно.

Как и он, должно быть, понимал на что шел, когда открывался мне. Понимал же, что я от него теперь не отстану?

Когда Альк вернулся, безумно вкусно пахнущий чистотой после душа и каким-то своим мужским запахом, я уже абсолютно не стесняясь забралась к нему в полудреме под одеяло и прижалась всем телом, совершенно уже не думая о том, насколько приемлемы мои действия.

Потому что я добилась своего. Альк не сможет меня оттолкнуть сильнее, чем сегодня — потому как уже признался, для чего и почему это делал. И, как мне показалось, мы договорились, что каждый из нас согласен с позицией другого.