История шрамов

22. Как мы ужинали всей семьей

Констанцин-Езёрна, Польша

Богатый пригород Варшавы

Сегодня

Мне уже начинало казаться, что ничего плохого с нами произойти не может. Что вот он — наш райский уголок, и пройдет еще немного времени, и мы освоимся в этой стране, я выучу язык, стану работать, и Альк перестанет бояться угрозы со стороны семьи, и вообще — все и впрямь будет в порядке.

С самого утра Альк с сестрой уехали в город — Тсара давно уговаривала брата уделить ей время и провести вместе хотя бы день в местах, что были им значимы с самого детства. Я же нисколько не возражала остаться в одиночестве, хозяйничая по дому. Похоже, подобное разделение напрягало только Алька, в то время как мы с Тсарой были полны энтузиазма перестать бояться мифических угроз. Я и вовсе постоянно уверяла парня, что со мной все будет в порядке.

Уже ближе к вечеру, услышав, как открываются автоматические ворота, и во двор заезжает машина, я с радостью была готова бежать встречать ребят, а в порыве нетерпения даже выглянула в окно, чтобы посмотреть, как те подходят к дверям.

И замерла в ужасе, когда поняла, что автомобиль мне совершенно не знаком.

Во мне моментально взыграла паника. Первым инстинктом было — собрать вещи и бежать. Бежать, бежать, бежать, без оглядки, но эта мысль сразу же разбилась о суровое понимание реальности: Алька здесь не было. И как предупредить его, я не знала. Мобильников у нас все еще не было по соображениям безопасности. Стационарный телефон, что стоял в кухне на первом этаже?..

Вторым инстинктом было сидеть здесь тихо, словно мышка. Не высовываться из спальни. Чтобы меня не заметили. А потом уже, когда Альк вернется, тихо выскользнуть...

Плохой план. Еще хуже предыдущего. Очень подозрительно. И расщелкивается на раз.

Притвориться прислугой? Сокурсницей Тсары? Бред, я сразу же сдам свой уровень владения польским с налетом американского акцента, вздумай этот человек заговорить со мной.

Поэтому я решила действовать по ситуации. Не прятаться, никак не выдавать своего волнения, спокойно реагировать на происходящее. Спуститься вниз и взглянуть в глаза тому, кто бы это ни был.

Еще бы сердце так предательски не колотилось.

Незнакомец открыл дверь своим ключом. Вошел в дом так, словно был здесь хозяином, снял солнцезащитные очки -- и остановил взгляд на мне, совершенно безразличный и равнодушный. Я сразу поняла, кто передо мной. Слишком уж сильно было семейное сходство с Альком, пусть и передавшееся через поколение. Так что первая догадка, которая возникла в моей голове, когда я только увидела чужой автомобиль в окно, подтвердилась.

— А вы, должно быть, мисс Боуман. Ну, расскажите мне, мисс Боуман, как вы оказались в доме моей внучки? Ведь некоторое время назад вы учились в школе с другим моим внуком.

Внутри меня все оборвалось, когда я услышала этот мягкий, вкрадчивый тон. Еще более угрожающий, чем бывал у Алька, когда тот был в ярости. Я постаралась не принимать совсем закрытой позы и даже попыталась расслабиться, хотя я была уверена, что все равно выдаю свое волнение с потрохами.

— Да уж, — мрачно отозвалась я. — Дорога сюда была не самой приятной. Вы сюда за мной приехали?

Старик, который внешне, честно говоря, мало походил на обычного старика, с ответом не спешил. Очевидно, что он чувствовал себя хозяином положения. И явно хотел показать, что разговор со мной — не главная его задача здесь. Куда важнее ему было осмотреть вальяжно дом, отмечая про себя, что, где и как лежит.

Впрочем, оставлять меня в покое Дариуш не собирался.

— Знаете, мисс Боуман, родные имеют свойство беспокоиться о своих отпрысках... Особенно, если не могут их найти. Вот о вас, к слову, очень беспокоился отец...

Если до этой секунды я еще старалась держать себя в руках, и притворялась такой же хищницей, как и он, и мы оба ходили по кругу, принюхиваясь друг к другу, то сейчас он вынудил меня сделать первую ошибку. Я поддалась на провокацию и показала эмоции.

— Он не отец, — рыкнула я. — Отчим.

— Если бы я хотел сказать — отчим, я бы так и сказал.

Взгляд, долгий. В разы тяжелее, чем у Алька. Мне понадобилось даже какое-то время, чтобы понять смысл услышанного.

— Мой отец мертв, — даже усмехнулась я. — Если вы об этом.

— Занятно, — равнодушно протянул Дариуш, скидывая наконец пальто и направляясь к столу в гостиной.

Он явно хотел, чтобы я начала расспрашивать. Фигня. Даже если мой биологический отец жив, а мать однажды наврала, рассказав мне красивую сказку… Плевать. Я не стану поддаваться на провокацию деда Алька во второй раз. Он ведь этого и хочет. Сбить меня с толку, дав хоть какую-то мотивацию не держаться за парня, с которым я сюда приехала. Черта с два. Даже если мои гребанные мамочка и папочка решат возникнуть сейчас на этом пороге вслед за этим идиотом и предложат мне крепкую и счастливую семью, о которой я мечтала все детство — я все равно пошлю их к дьяволу. Потому что теперь я на стороне Алька, несмотря ни на что.

— Я налью вам чего-нибудь выпить, — чуть севшим голосом сказала я, проходя на кухню. Мысль моя пока еще не до конца оформилась, но взгляд, когда я подходила к холодильнику, уже упал на стационарный телефон. Что с ним делать? Как их предупредить?

И, когда я открывала дверцу, чтобы достать бутылку холодной воды, мой взгляд упал на листок с цифрами, прикрепленный магнитом к холодильнику. Тсара оставляла его неделю назад на случай, если вдруг что-то случится... Мы с Альком им так и не воспользовались, но возможность позвонить хозяйке дома в любой момент все равно грела душу. Этакий спасательный круг.

Который мог мне сейчас помочь. Очень даже.

Налив воду в стакан, я вернулась к старику.

— Мисс Боуман, неужели вы думаете, что звонок им что-то изменит? — старик даже не поднял на меня взгляда, когда я вновь подошла к нему, с маньяческим рвением перфекциониста поправляя рукава рубашки и перепроверяя пуговицы на них.

— Не знаю. А как вы думаете? — не без язвительности в голосе ответила я, садясь на стул напротив.

— Они всё равно сюда вернутся. Оба. Так что не усложняйте ситуацию и не делайте глупостей, пока мы их ожидаем. Никому из нас не нужна здесь иммиграционная служба. У вас ведь, наверняка, нет визы или второго гражданства.

Последним старик несколько погасил мою язвительность в отношении него. У меня даже внутри горла что-то свело от резко подступившего кома слез, но я быстро взяла себя в руки. Мой собеседник же демонстративно осмотрел стакан и даже принюхался, прежде чем сделать глоток принесенной мной воды.

— Как там ваш отчим, кстати? Он так переживал, когда оказалось, что пропала ещё и его машина, но прав-то у вас не имеется. Довольно занятно, что в один момент его кредитка перестала спонсировать все магазины с алкоголем, в которых он отмечался по пути в... Калифорнию, кажется. Довольно занимательный выбор пути. И явно не заслуга моего внука. У того ума не хватит на хитрые ходы вроде этого. Тут чисто женское мышление.

Стоило ему заговорить об отчиме, как я тут же внутренне расслабилась. Думает, что меня этим можно пронять. Я же, напротив, улучила мгновение, чтобы успокоиться и прийти в себя. Заглушить вообще все эмоции и заставить себя перестать испытывать что-либо. Какой вообще смысл пытаться увиливать и извиваться, если этот самовлюбленный кретин явно знает, о чем говорит? Потому я даже не вздрогнула внутренне, когда услышала снаружи шум машины, въезжающей во двор. Что-то мне подсказывало, что вряд ли стоит ожидать новых непрошенных гостей, так что…

— Без глупостей, мисс Боуман, — улыбка в одно мгновение исчезла с лица старика.

Взгляд его стал настолько тяжелым и грозным, что и представить было сложно, что на уме у этого маньяка. И от этого все барьеры, что я пыталась построить внутри себя, тут же рухнули. Плевать на меня и то, что он знает о моем прошлом. Даже на депортацию плевать. Сердце начинало гудеть и болеть, сковывая даже легкие, не позволяя нормально дышать, когда я думала об Альке, который вот-вот войдет в эти двери, и о том, что я ничего не могла для него сделать. Попытаться сбежать? Оглушить этого старика? Ты сделаешь этим только хуже, Ванда.

Может, попытаться действовать чисто в своей манере? Быть с дедом Алька честной и открытой? Хуже вряд ли будет. Он все равно обо всем знает. И, скорее всего, даже о том, что мы вместе. Так что если я проявлю чувства по отношению к его внуку — насколько это повлияет на дальнейшее? Ну неужели он настолько ненавидит Алька, что станет играть на этом?

Раздумывать стало некогда, когда я услышала звук поворачивающегося в двери ключа.

— Пожалуйста, — не помня себя и не осознавая, что говорю, я поднялась со своего места и присела на корточки перед дедом Алька, беря его руку в свои ладони. — Вы столько проехали ради него... Значит, вы его любите. И если вы его любите, прошу, не трогайте его. Он этого не заслужил. Ему и так пришлось очень тяжело.

Альк меня бы, пожалуй, пиздецки сильно отчитал, узнай, что и как я говорю человеку, который столько над ним издевался. Но это был порыв души. Когда чувства преобладали над разумом целиком и полностью.

Старик скривился и тут же выдернул руку.

— Не смей заикаться о любви, малявка. И о том, что я должен чувствовать.

Я хотя бы попыталась. Винить меня в том, что я хотела как лучше для Алька, было нельзя. Хотя я дала себе внутреннюю пощечину сразу же, как услышала ответ старика. Но все эти ощущения были просто ничем в сравнении с тем, что я испытала, когда Альк с Тсарой появились на пороге. Они заходили так стремительно, потому что точно знали кого и что они увидят.

— Как я и думал, — вместо приветствия сказал дед внуку, — Хоть в чём-то я тебя правильно воспитал - в помощи слабым и никчемным.

— Ванда, иди к Тсаре, — абсолютно безэмоциональным тоном бросил мне Альк.

Самое ужасное — я не могла с ним спорить. Обещала когда-то, и с тех пор всегда беспрекословно слушалась. Все, что я могла сейчас, это лишь посмотреть на него. Посмотреть на Тсару.

Отойти к ней и взять ее за руку.

— Ты такой предсказуемый, — дед Алька все не унимался, — Тсара, прекрасно выглядишь. Удивительно для того, кто живет в этой дрянной стране.

— Спасибо, — тихо отозвалась девушка, невольно делая шаг назад.

— Ты ведь из-за меня здесь, — Альк со всей присущей ему прямотой и безрассудством, напротив же, сделал шаг вперед, словно бы стремясь прикрыть нас обеих своей спиной.

Старик же начал расстегивать пуговицы на рукавах своей рубашки.

Это было отвратительно. Бояться за того, кто тебе дорог, и не мочь сделать совершенно ничего. Словно на моих же глазах хотели линчевать моего же ребенка. Или расстрелять всю мою семью... При всем при этом, мне нельзя было плакать. Нельзя было ничего говорить. Лишь знать, что сейчас чувствует Альк — я сама это чувствовала когда-то. Когда ты знаешь, что никто в целом мире не сможет тебя защитить. И что твой обидчик, он здесь, в этой комнате, и ты никуда от него не денешься. Абсолютная, беспросветная безысходность.

— Сначала инвалид, потом труп, — с дотошной скрупулезностью, чеканя каждое слово, дед Алька закатывал рукава, будучи словно полностью увлеченный этим делом, не бросая на внука даже взгляда, — Я же говорил тебе сдерживать себя. Постоянно твердил, что если уж уродился монстром, то научись его контролировать.

— Ты приехал за этим? Чтобы засадить меня в тюрьму? — Альк по-прежнему оставался невозмутим.

Инвалид. Труп. Тюрьма. Монстры. Контроль. Депортация. Миграционная служба.

Тюрьма. Труп. Тюрьма.

Все сказанное в коротком диалоге Алька и его деда, все, что этот страшный человек успел наговорить мне — все эти слова бились изнутри черепной коробки, не давая мне ни шанса успокоиться. А Альк своими словами дал понять, что у меня нет ни шанса ему помочь. Ведь если бы это было так — он бы не поступил так со мной. Не прогнал только из желания защитить. Я только бы мешалась под ногами, а значит, нам и впрямь с Тсарой следовало не показываться им на глаза какое-то время.

Старик не ответил Альку. Только отчего-то хмыкнул и внезапно поднял взгляд, оборачиваясь к нам с Тсарой. Та слегка двинулась вперед, словно хотела закрыть меня собой.

— Брысь отсюда, — впервые повысив голос, рыкнул он, делая шаг по направлению к нам. — Обе.

— Нет, — шепнула я было Тсаре, но та моментально сжала мою руку за запястье и дернула за собой в сторону лестницы.

Вот и все. Я ничего не смогла сделать.

Оказавшись в комнате, я повела себя слишком предсказуемо для себя самой. Как зверек, пойманный в ловушку — даже не попыталась из нее выбраться. Замерла, лишь бы лишние движения и попытки бороться за жизнь не тревожили и без того переломанные кости. Смирилась с болью.

На все попытки Тсары завести со мной диалог я не реагировала. А потом и вовсе ушла в ванную, запирая за собой дверь. Вспомнились старые привычки — отгораживаться от страшного мира, в котором живет монстр, за струями горячей воды из душа. Сколько я так просидела — неизвестно. Я безумно боялась, что даже здесь, сквозь шум воды, услышу звуки борьбы и ударов. Не хотелось представлять, что происходит там, внизу. Перед глазами стояли синяки и ссадины Алька, которые были на нем в самом начале нашей поездки...

Но я не этого страшилась больше всего. Самое ужасное было то, каким он тогда был. Замкнутым, жестоким и жутко несчастным. И этот старик мог снова сделать моего Алька таким.

Это было хуже побоев и даже убийства. И я никак не могла на это повлиять, потому что Альк не позволяет мне быть рядом. А даже если и позволит — меня может не хватить на то, чтобы вытащить его из этой задницы снова. Потому что теперь я и сама боюсь. Очень, очень боюсь. Сильнее в разы, чем боялась своего отчима. Я знала, на что способен Даррен... А этот старик был совершенно непредсказуем.

Альк ради меня убил того, кто был для меня самым ужасающим кошмаром на свете. Мне же не хватит и капельки силы на то, чтобы попытаться хоть как-то защитить его. Никогда я себя не ощущала настолько беспомощной и бесполезной. И, пожалуй, мне еще никогда не было настолько больно.

Опомнилась я только тогда, когда в дверь постучала Тсара и сказала спускаться к ужину. К ужину? Она это серьезно? В душе затеплилась надежда. Эти двое помирились? Может, все еще будет хорошо?

Наспех одевшись, я спустилась вниз и, разумеется, в первую очередь бросилась к Альку, чтобы обнять. Мне нужно было убедиться, что все в порядке, и показать ему ровно то же самое — мол, я рядом, всегда буду, пока ты этого хочешь, только не отдаляйся и не позволяй этому человеку уничтожать тебя морально, как это было раньше.

Впрочем, это не отменяло того факта, что меня до сих пор саму трясло от пережитого ужаса и переживаний.

— Я в порядке, — совсем тихо отозвался он, невесомо погладив меня по волосам.

В данную секунду это было пределом того хорошего, что можно было ожидать. Увидеть Алька живым и здоровым и услышать от него, что он в порядке. Старик сидел на своем прежнем месте, а Тсара и впрямь решила заняться ужином, накрывая на стол.

Удивительные они все-таки все люди. Мне до сих пор было сложно свыкнуться с тем, что каждый из них был способен вот так взять себя в руки и продолжить общаться, хотя только что здесь все попахивало чуть ли не концом света.

— Хорошо, — коротко ответила я Альку, решив, что мне нужно сделать последний рывок и отпустить его сейчас, чтобы помочь Тсаре. Сыграть в их непонятную мне всем сердцем игру. Внутри меня разрывало стремление собрать вещи и уехать как можно скорее, но здесь было все заведено иначе. Никто ничего не говорил. Не объяснял. Не думал, что делать дальше и как выпутываться. И это угнетало не меньше остального.

Вся эта ситуация все больше стала напоминать неприятные дни из детства, когда мама только вышла за Даррена. Я тогда тоже закрывалась в комнате, сбегая от звуков ударов, ее криков и понимания, что он с ней делает. А потом так же выходила и старалась спокойно есть завтрак, который она готовила. Никто не обсуждал происходящее — мне было слишком страшно спросить, что происходит, а маме было слишком страшно все это прекратить.

И теперь снова причиняют боль тому, кого я люблю, пожалуй, люблю больше самой жизни, а я не только не могу ничего с этим поделать, более того — вынуждена смотреть в глаза этому старику, сидя с ним за одним столом и нарезая хлеб для ужина с ним, как смотрела в глаза Даррену. Притворство, что семья существует и все может еще наладиться.

Вдвоем с Тсарой мы справились быстро. Пока она разбиралась с едой, я помогла ей с посудой, приборами, напитками и всем прочим. Есть не хотелось от слова совсем, но я знала, что должна быть здесь. И если уж не для того, чтобы поддерживать видимость нормальности происходящего, то хотя бы для того, чтобы быть рядом с Альком. Сжимать его руку под столом.

И, как выяснилось впоследствии, тоже стать мишенью.

— Мисс Боуман, так вы из Техаса? И ваши родители?

— Только мама, — я все еще избегала смотреть в глаза старику.

— Только мама... — с непонятной ухмылкой на лице он зачем-то повторил за мной мою же реплику. — Мама — это прекрасно. Жаль, что она умерла так рано.

— Она не умерла, — вспыхнула я с ответом, не успев над ним подумать.

Кажется, старик только этого и ждал.

— Занятно. А как же тогда вышло, что вам пришлось жить с отчимом вместе?

— Она ушла, — пришлось снова спрятать взгляд, причем ото всех. — И все.

Зачем я добавила последнее — неизвестно, но ожидала, что это позволит закончить разговор.

— Ты ведь прекрасно знаешь её биографию. К чему это? — Альк, похоже, решил, что нужно вмешаться.

— По-твоему мне больше нечем заняться, а только личные дела твоих девок изучать? — повысив голос, его дед тут же переключился на новую мишень.

Альк опустил взгляд. Мне оставалось же сжать под столом его руку чуть сильнее.

— А тебе вот стоило бы об этом позаботиться прежде, чем тащить кого-то в постель, — старик явно решил воспользоваться добивающим маневром, — И как вы планируете жить дальше, мисс Боуман? У вас не то, что визы, даже элементарного знания языка нет, — очевидно, он снова решил переключиться на меня. — Хотя, конечно, из Польши определенно легче перебраться в любую другую страну Евросоюза, чем из Америки. Как удобно, что мой внук направился именно сюда. Да ещё и будучи при этом финансово обеспечен.

Каждое его слово попадало прямо в цель. Но я нашла в себе силы не опускать головы, встретившись с прожигающе-тяжелым взглядом старика.

— Это было мое решение. И по поводу страны, и поводу билетов, — снова вмешался Альк.

— О, я не сомневаюсь, — каждый раз, отвечая внуку, старик невольно повышал голос, пусть всего и на мгновение. — Тебе ещё предстоит отработать каждый потраченный цент в этой глупой подростковой выходке. Ты же не думал, что это будет безвозмездно. Тем не менее, я возвращаюсь к вопросу о вашем будущем, мисс Боуман.

Если бы Альк не вмешивался и не дал мне воочию убедиться в том, какой этот старик мерзкий кретин, я бы, пожалуй, так и продолжила стараться слиться с мебелью и поменьше отсвечивать, как планировала в начале ужина. Когда он спрашивал про мать, меня это не злило и не вызывало особо каких-то эмоций. Но с каждым мгновением этого отвратительного диалога, оттеняемого мирным позвякиванием ножей и вилок, внутри меня словно бы что-то надламывалось и окончательно расслаблялось. То, как глава этого семейства позволял себе обращаться с внуками, нельзя было оправдать ничем. А вот то, как он обращался конкретно с Альком… Это подводило меня к черте, за которой я уже ни о чем не жалела и совершенно себя не контролировала.

Я продолжала все это время бесстрашно смотреть в глаза старику, нисколько этого не стесняясь.

— Мне лестно, что вы беспокоитесь о моем будущем, — абсолютно безэмоциональным и вежливым тоном ответила ему я. — Ко мне, кстати, можно по имени обращаться. Если хотите. А вы... ммм... Мистер?.. — я нетерпеливо закусила губу, явно ожидая, что дед Алька представится.

— Раз имеете наглость жить в моем доме, могли бы и раньше об имени справиться, — невозмутимо ответил старик.

— Как хотите, — отзеркалила его невозмутимость я. — В моих планах на будущее мы с Альком, вопреки вашему желанию, проживем долгую счастливую жизнь, причем — как можно дальше от вас. Выкарабкаемся, найдем работу, друзей, соседей, однажды купим прекрасный дом, и все будет хорошо. Поженимся и родим детей, но только вы их никогда не увидите. Может, хотя бы тогда задумаетесь о том, что не стоило вести себя здесь и сейчас, как полнейший кретин.

Напряжение в эти секунды возросло до такой степени, что ощущалось почти физически. Краем глаза я видела то, как округлились испуганные глаза Тсары, почувствовала даже, как слегка дрогнули пальцы Алька в моей руке под столом. Эти двое явно не ожидали подобных слов от меня. Да что там, даже я не ожидала. Но мне было плевать в эту секунду. Я не думала о последствиях сказанного, да что там — вообще ни о чем не думала.

Старик же ответил не сразу. Медленно откинулся на спинку стула, принимая расслабленную позу, и, прикрыв рот платком, позволил себе откашляться. Он явно был болен. Я смотрела все это время на него и пыталась найти в нем хоть что-то, что заставит меня к нему проникнуться, как к человеку. То, что заставит испытать чувство вины за сказанное — ведь даже тогда, на парковке, когда Альк повел себя как мудак, я сразу извинилась, потому что знала, что была не права.

А сейчас я была права. Я не могла, не хотела относиться к этому тирану уважительно. Даже несмотря на то, что я понимала частичкой сознания, что вести себя нужно иначе. Что хорошего он сделал для Алька и что может сделать? Не представляю, что он сам испытывает в эти мгновения...

Впрочем, что бы я сама ни чувствовала, это не повод все лишь сильнее портить. А я, кажется, испортила. Сама уговаривала Алька не вмешиваться тогда и не заходить в дом, чтобы не сталкиваться с отчимом, и что теперь? Сама лезешь на амбразуру. И кому от этого лучше? От твоих мнимых попыток его защитить?

Да еще и так бездарно.

— Забавно, насколько часто партнёр является отражением своего возлюбленного. Мне всегда хотелось верить, что мой внук встретить умную, сознательную и, самое главное, взрослую по разуму девушку, которая бы сумела обуздать его нрав и обучить жизни в этом мире. Возможно, она бы даже оказалась прекрасным поводом для перемирия между нами. Но, увы, отброс притянул отброса.

Кровь отхлынула от моего лица, потому что только теперь я начинала понемногу понимать, что натворила.

— Вы забываетесь, мисс Боуман. Если вы думаете, что перед вами старик на грани старческого слабоумия, то вы гораздо глупее, чем мне могло показаться на первый взгляд. И если вы решили, что то, что вы в итоге оказались здесь и сейчас, в этой стране, с этими людьми лишь благодаря какому-то чуду или, вот умора, благодаря стараниям моего внука, то вам пора избавиться от девчачьих иллюзий. Сколько вы его знаете? Месяц? Два? Полгода?

Старик рассмеялся, но тут же снова закашлялся. Кашлял он страшно, долго, разрывая гробовую тишину, что установилась негласно между всеми остальными участниками ужина. Боже, я снова это сделала… Поддалась гребанной истерике. Как тогда, на парковке… Только вот только что я, кажется, из природной вредности налепила жвачку на лобовое стекло деда Алька.

И парой тумаков я на сей раз не отделаюсь.

— …Вы можете строить сколь угодно планов на будущее. И о замужестве, и о детях, и о прочих женских глупостях. Но, поверьте мне, очень сложно воплощать всё это в жизнь, будучи в разных странах. Или же, когда один из партнеров за решеткой.

Несмотря на то, что я понимала, что должна была вести себя иначе, в моей душе зрела самая настоящая ненависть.

— Мой внук практически вычеркнут из семейного реестра. При этом на нем нанесение особо тяжкого вреда, угон, подделка документов, убийство, нелегальное пересечение границ... И плюс к этому вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступлений. Не подскажешь мне, Альк, какая высшая мера наказания за это в некоторых штатах?

— Пожизненное лишение свободы, — абсолютно бесцветным голосом отозвался Альк.

— Надо же, что-то в твоей голове да имеется. Не зря время на тебя тратил.

— Не зря, — наконец тихо сказала я, вмешиваясь в их разговор. — Простите, я только, кажется, все порчу, — в это мгновение я сжала руку Алька под столом, чтобы дать понять, что извиняюсь я перед ним, — Но Альк действительно хороший человек. Все, что вы сказали... Это только сломает ему жизнь. Если вы злитесь на меня, что я втянула его во все это и он меня защищал, это понятно, но Альк не заслужил...

Мне не нравилось говорить об Альке так, словно его здесь нет, поэтому я окончательно опустила взгляд и замолчала. Похоже, все, что бы я ни сказала, будет только во вред. Если бы это было уместно, я бы и вовсе ушла, но оставлять Алька и Тсару одних было бы слишком. Так что я решила стойко вытерпеть все нападки этого старика до конца, засунув свою злобу и ярость подальше.

— Вы уже всё испортили, мисс Боуман, — резко перебил меня старик, снова закашлявшись.

— Перестань, — резко одернул его Альк.

“Вы уже все испортили, мисс Боуман”. Я медленно убрала руку с пальцев Алька, невольно забиваясь в кокон. От этих слов старика в моей душе что-то окончательно сломалось и оборвалось.

— Сколько я тебе дал времени на переезд?

Весь остальной их диалог теперь доносился до меня словно сквозь толщу воды. Мне приходилось делать над собой усилие, чтобы вслушиваться в разговор Алька и его деда.

— Неделю.

— Верно. Но теперь я не желаю видеть мисс Боуман в этом доме завтра, когда проснусь. А ты, мне думается, как истинный джентльмен, не оставишь девушку в чужой стране. Тем более, учитывая ваши отношения.

Смысл сказанного доходил до меня пусть и плохо, но все же доходил. У них была договоренность. Но из-за моих слов дед Алька теперь отыграется на нем сильнее, выгнав нас из дома уже завтра. И, словно уже сказанного было мало, он продолжал:

— Те деньги, что ты потратил, ты теперь должен вернуть за месяц. Иначе я обращусь в Интерпол.

— Дедуля, пожалуйста… — даже Тсара наконец подала голос, попытавшись повлиять на старика и схватив его за предплечье.

Он же лишь раздраженно выдернул руку из ее хватки.

— Я не стану просить с него платы за все твои растраты из-за любви к тебе, słowik, — обращаясь к Тсаре, ответил старик, поднимаясь из-за стола. — В остальном же, Альк, ты меня услышал. Из-за вас обоих, motłoch, я весь аппетит растерял. Тсара, принесёшь мне через полчаса чай в кабинет.

Не дожидаясь ответа, он направился к выходу из комнаты.

Пару мгновений стояла ужасающая тишина.

— Вот ужин и закончен, — тихо и совершенно безжизненным тоном подвел черту Альк, поднимаясь из-за стола следом.

Я была абсолютно и точно права, когда сказала, что все только порчу. На меня словно бы в один момент свалился груз того, что я натворила. С самого начала, когда Альк только-только ввязался в это путешествие со мной. Ведь если подумать, только я тянула его дальше за собой... Кто знает, сколько бы он протянул тогда со своим путешествием без машины. Скорее всего, дед нашел бы его очень быстро, вернул в семью, и не было бы этого пиздеца, который сейчас Альку грозил. Он бы не растратил семейных денег, не совершил столько преступлений, ведь все они, абсолютно все связаны со мной... И угон машины, и подделка документов, и пересечение границ. И убийство.

Боже, во что я его только втянула. И его дед очень справедливо открыл мне на все это глаза.

Как я могла быть такой дурой, что решила, будто я даю ему больше, чем беру. Уверилась в том, что для какого-то черта нужна ему — но это ни шло ни в какое сравнение с тем, что я у него отняла. И осознание всего этого в один момент пригвоздило меня к месту.

В комнату я поднималась молча. Даже не зная, за что взяться в первую очередь. Моих личных вещей здесь даже не было, а все, что было, мне по сути не принадлежало. Все, что мне оставалось — это вытащить старый рюкзак, с которым я сюда приехала.

Меня не пугали жизненные сложности навроде отсутствия крыши над головой или денег в кармане. Это было ерундой, с которой бы я точно справилась. А вот чувство вины, с которым я теперь никогда не справлюсь, размазывало больше всего. До этого ужина я была точно и абсолютно уверена, что я права. Что вместе с Альком мы все преодолеем. Что я смогу отгородить его от всего... И помогу ему справиться со всем, что бы ни случилось.

Теперь же все это разлетелось в пух и прах.

Самое ужасное было то, что я не знала, что делать дальше. Как поступить правильно. До этой секунды я делала так, как говорил мне Альк — и считала, что это самое верное. Не думала, как все это скажется на нем, потому что считала, что он царь и бог, и точно знает, как лучше. Теперь же я увидела другую сторону медали, которая слишком больно била по нему, а я этого не замечала. В моей голове серьезно зрел план свалить отсюда в одиночку, но рациональная часть меня понимала, что я могу испортить все окончательно. Я не могла гарантировать того, что не сделаю только хуже. Но и отдаваться воле судьбы и позволять решать все за себя я больше не могла, потому что такое бездействие все глубже затягивало Алька в бездну, из которой будет очень тяжело выбраться.

Уснуть я не могла, как это всегда бывало из-за сильного стресса. Одевшись в свою старую одежду и взяв на всякий случай рюкзак, я спустилась вниз.