— Ну, что, Змей, — Последнее слово Глеб выплюнул, как с грязью растер. Словно не прозвище друга произнес, а ругательство. — Рассказывай свою версию. Даю тебе… — Глеб бросил взгляд на наручные дорогие часы, которых я раньше никогда на нем не видела. И только сейчас поняла, что они все-таки, как могли, скрывали свой реальный статус. Вопрос только зачем? Настолько не уверены во мне? К прозрачной пустоте примешалось немного багровой злости.
— Даю тебе ровно двадцать минут.
Вдруг злое и глумливое выражение с лица Глеба ушло, он устало откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
К красновато-злой пустоте прибавилась изрядная доля сочувствия.
Было видно, что Глеб устал, устал постоянно все контролировать, держать всех в узде.
Возможно, только мы и были отдушиной в его напряженной жизни и, одновременно, его слабостью. Если сейчас Тим не разрешит ситуацию, то у Глеба не останется никого, кроме сестры.
Я вспомнила ту надменную барышню, что выходила из квартиры Саши… Такую сестру я бы точно не хотела. И что там заявил Тим? Это она наняла тех двух мордоворотов? Зачем? Ревность? Или хотела насолить Саше или все-таки не Саше?
Тим глубоко вздохнул, я ясно различила зубовный скрежет. Вся следующая фраза оказалась наполнена сарказмом, как тем самым змеиным ядом.
— Тебе вкратце или с доказательствами?
Зачем он провоцирует Глеба? Даже невооруженным глазом видно, что тот едва-едва сдерживает эмоции, чтобы не наорать или не сделать что похуже.
Взгляд с тревогой метался между мужчинами. Они, как два тигра в клетке, — еще кружили, но если начнется драка, будет плохо всем.
Глеб на вопрос Тима внезапно со злобой расхохотался, взял со стола несколько подшитых вместе листов стандартного формата и швырнул ими в Тима. Не попал.
Листы с тихим “шмяк” упали в шаге от него. Тим не спеша сделал этот недостающий шаг, наклонился и поднял листы, впиваясь в их содержание взглядом.
Прошли несколько томительных минут.
Глеб напряженно, с прищуром, разглядывал Тима, словно стараясь проникнуть тому в голову. Тим рассматривал бумаги. Я видела только затылок и напряженную спину.
Наконец, Тимофей отмер.
Хоть лица его я по-прежнему не видела, но, казалось, сейчас оно должно излучать просто невиданное удивление. Так и оказалось, голос был полон им:
— И ты правда считаешь, что я балуюсь подставными боями? Белый, какого хрена?! — Вторую фразу Тим уже рычал. Удивление сменилось гневом и разочарованием.
— Мне что ли по-твоему бабла мало?!
Глеб продолжить не дал:
— Бабла всегда мало! Как и власти. Особенно, когда в жизни появляется особенная женщина… Не так ли, Змей?
— Блядь, Белый, только Лену в это дерьмо еще не впутывай!
— Так она уже в этом, как ты выразился, дерьме, по самые уши!
— Совсем окосел? Еще скажи, что это она подставные бои организует!
Мужчины орали друг на друга, не сдерживая эмоций. От холодной сдержанности ничего не осталось. Сейчас передо мной были не просто партнеры, а друзья, которым есть что сказать друг другу. Только вот ничего хорошего они почему-то не говорили.
И в каком это дерьме интересно я замешана?
Я наблюдала за всем, как за фильмом, отстраненно, словно я и не я вовсе.
Мозг совершенно не справлялся с объемом противоречивой информации. Тим сказал, что Глеб в чем-то не прав, Глеб в том же обвиняет его и меня. Но вот незадача, я вообще не понимала о чем они. Нет, догадка, конечно, была — речь шла об основном бизнесе Глеба. Клуб был лишь прикрытием для других делишек.
— Нет, она всего лишь инсценирует! Например, нападение в парке? Скажешь, не было?! Вовремя пришел, да? Не пострадала?! А ничего, что нападение по договорчику?!
— Еще скажи, что она сама наркоты наглоталась!
— В точку! Надо же было как-то Красавчику в штаны залезть!
Это было обидно.
Нет. Не так.
Это обвинение добило.
Если в инсценировке покушения еще можно было разбирать различные варианты, сомневаясь. Но вот жрать всякую дрянь, чтобы тебя смогли оттрахать. Причем все, кто захотят.
И это говорит он, мужчина, которые обещал, что ее никогда никто больше не обидит.
Мужчина, который делал ее мир счастливей, а жизнь ярче.
Мужчина, которому она настолько была нужна, что он не брезговал еще двумя мужиками в их постели…
Я с широко открытыми глазами, тихо пятилась назад, к двери, уже не вслушиваясь в те обвинения, что Глеб и Тим кидали друг другу.
— Куда, блядь, собралась?! — И столько ненависти, столько злости, столько… В нем ничего не осталось от того Глеба, которого я знала. Совершенно чужой человек, которому в общем-то все равно на мои чувства. Свои, он, видимо, с легкостью забыл. А может их и не было?
Я всхлипнула и выскочила за дверь, не оглядываясь…
Сзади раздался мат, грохот, звуки ударов. Но никто не выскочил из кабинета, пока я неслась по коридору, давясь рыданиями и ничего не замечая вокруг. Выскочила в знакомую дверь, в шумную танцующую толпу. Музыка била по ушам, меня толкали и не обращали никакого внимания.
Дверь, как же найти дверь в этом хаосе…
Свет, мигающий, дрожащий, ослеплял, постоянно двигающиеся люди сбивали с толку.
Наконец, уже практически отчаявшись, выскочила на улицу.
Там тоже была толпа, но уже не такая плотная, опять же: отсутствовала музыка и резкое, неприятное освещение.
Вдыхая уличный загазованный воздух полной грудью, старалась продвинуться подальше от клуба.
Минут через десять свернула в какой-то двор и устроилась на лавочке на детской площадке.
Итак, что я сделала?
Сбежала, трусливо сбежала, оставляя Тима самого разбираться с обезумевшим Глебом.
Тим сильный, сам должен справиться. А я… А я все-таки потеряла сегодня Глеба. После всего, что услышала…
Он не имел права, чтобы ни случилось, он просто не имел права…
А я ведь так отчаянно, так искренне старалась ему верить. Доверять. Но старалась только я. Глеб… А что Глеб? Что ты вообще заладила Глеб да Глеб. Он не просто Глеб, он Белый.
Он сможет и без тебя.
И тебе придется дальше жить без него.
Единственное беспокойство, которое проскальзывало, чтобы не начал преследовать и мстить.
Если Глеб втемяшил себе что-то в голову, ой, как не просто оттуда эту мысль выбить.
А оказаться наказанной из-за нелепых подозрений…
И все же, почему меня выставили виновной в покушении на меня же? И кто знал все подробности? Я, Тим и двое из парка. и, получается, заказчик. И если заказчиком выступает и правда сестра Глеба — неприятностей в дальнейшем мне не избежать.
Только вот что именно послужило поводом? Неужели мои отношения с Сашей?
Черт… Эти мужчины слишком дорого мне обходятся.
Отчаянно хотелось курить. А ведь я никогда не курила. Довели.
Задумчиво погладив выкрашенную в веселенький желтый цвет лавку, поднялась и уже гораздо медленнее побрела на выход со двора. Вокруг шумело бабье лето, дни стали короче, дневная жара сменялась зябкой прохладой. Парное летнее тепло смыли дожди, лившие целую неделю.
Еще не до конца просохшая земля парила, оставляя на коже влагу.
Бурный прилив эмоций сменился несколько вялыми размышлениями о дальнейшем. Не могу же в самом деле ходить постоянно остерегаясь очередного нападения. Ну, то, что конфеты неизвестно от кого жрать не надо я, допустим, запомнила.
А сколько еще вокруг таких вроде бы невинных вещей, что на самом деле, при чьей-то нездоровой фантазии, будут нести угрозу для здоровья и жизни?
Червячок, возникший еще в нелепой ситуации с документами снова завозился внутри, намекая на детали, что я все-таки упускаю.
А ведь и правда не складывается…
Острые эмоции: обида на Глеба и разочарование, поглотившее с головой, приглушились. И отдавали тупой, но сильной и постоянной болью в левом подреберье. А еще в голове и правой пятке.
В голове — это понятно, а что случилось с пяткой? Какие глупости в голову приходят, когда сознание старается обезопасить себя…
По-хорошему, мне бы сидеть и рыдать, а не получается. Слишком много слез пролила из-за них и так. Глухое раздражение, боль в глазах от так и невыплаканных слез и тугой спазм в горле — вот и все на что я оказалась способна. А, да, еще и пятка… Камешек там что ли?
Я наклонилась и сняла туфлю, вытряхивая. А ведь и правда камешек, как раньше не заметила? Вспомнилось, как однажды у Иринки, во время поездки летом за город к речке, камень застрял в мягкой подошве. Острый такой попался, проколол даже кожу на ноге. Немного. крови и не было почти. Да только Иринка так ругалась и еще пол дня хромала.
Да, хорошие были дни…
А в голове проносились образы: зеленый шлепок, проколотый насквозь злосчастным камнем, капля крови на грязной от пыльной дороги пятке, хмурая Иринка бурчащая забавные ругательства по поводу нового шлепка, китайцев-бракоделов и странных камней “неужели за столько лет не могло сточить?!”, грубый голос “она даже рассказала где сокращать путь будет…”
гду сокращать путь будет…
сокращать путь…
Неприметная тропинка наискосок от аллеи, начинающаяся за одной из лавочек. На ней практически никогда никого не встретишь. Не ходят там нормальные люди — по кустам.
А мы с Иринкой нашли и очень радовались тайному лазу. удобно. А еще эта тропинка создавала необъяснимое чувство уединения. Ты вроде все слышишь, а никого не видишь и тебя не видит никто.
— Девушка, девушка… Девушка! Вам плохо?! — Теплые руки сжимали мои пальцы. Даже не теплые, очень горячие. Взволнованный женский голос требовал ответить, но губы не слушались, тело словно окаменело. Не чувствовала ни рук, ни ног, перед глазами мелькали смутные силуэты, без четкости. Только слух оставался, даже немного обострился. К первому женскому голосу присоединились еще: женские, детские, какой-то мужчина требовательным тоном вызывал скорую.
Страх…
Навязчивый страх, что так и останусь: телом со слухом. Ни двигаться, ни есть самостоятельно, ни помыться, ни почитать. Ни-че-го.
Сознание металось и выло в черепной коробке и очень медленно погружалось в темноту. Последнее, о чем подумалось осознанно, что я обещала Красавчику на завтра сделать лимонное желе… И не сделала, не успела… Как он там без нас?
Выныривала из темноты резко. Раз — и вот я вся уже с этим миром. Изображение от яркого света чуть плыло, но уже не так страшно, как перед обмороком.
Сразу начала шевелить конечностями, они с трудом, но поддавались. От облегчения глаза заслезились, опять подернув пеленой белый потолок, сил повернуть голову не осталось. Лежала, прислушивалась к себе, никаких ощутимых повреждений не почувствовала. Прислушалась к окружающему миру, заодно принюхалась.
Да, ощутимо пахло больницей, специфический запах ни с чем не спутаешь.
За дверью приближались шаги и вместе с ним голос, знакомый голос…
Тим… Он. Сердце забилось. Удивительный человек, даже тут меня нашел.
-..Саша, не психуй. Мне сегодня уже одного придурка на мои седины хватило.
Значит, с Сашей общается. Тоже придумал, "седины". Хотя да, местами в шикарной гриве седина уже пробивалась.
— Говорят, что сильно нервное истощение или нервный срыв. Такое бывает из-за неприятных новостей, например. — Пауза. — Да откуда я знал?! Я не хотел сталкивать лбами, вернее, не думал. да, блядь, не думал! Кто же знал, что эта шалава меня опередит, причем даже не на шаг, а на целую милю. — Пауза. — Не знаю. — Пауза. — Не думал. Если отдадут, то сегодня заберу, если нет, останусь с ней в больнице, с лечащим уже договорился. Ага, знакомый. — Пауза. — Мне и самому теперь страшно. Лишь бы Белый никакой фортель не выкинул… Мы проигрываем во времени, не нравится мне его состояние. Он совсем обезумел. Сейчас или мне серьезно подгадит, или Ленке жизнь портить начнет. Красавчик, мониторь все корпоративные сайты и странички, может пакость какую выкинуть, а лучше еще своего друга, ну, который типа хакер, привлеки. Да откуда я знаю, бывают или нет! Сам знаешь… — Пауза — Да, перезвоню.
Разговор уже с минуту продолжался прям за дверью, глаза открыть не успела, как дверь, чуть скрипнув, отворилась и кто-то зашел. Не надо быть провидцем, чтобы понять, кто.
Чуть прохладные пальцы прикоснулись к моим, наверное, теплым. С таким трепетом и нежностью, что внутри защемило. Тим… Я чувствовала, как его тепло окутывает, его уверенность передается через поверхности соприкосновения ладоней, разносится по всему телу нервными окончаниями. Забота. Ласка. И Страх. Он все-таки присутствовал, Тим опасался? Боялся? За меня? За себя? За Красавчика? Как много в одном прикосновении…
Отреагировать не успела, пока собиралась силами открыть глаза, в палате раздался слегка манерный голос:
— Ну, как наша пациентка? Спит еще? — Тим чуть крепче сжал мою руку.
Я все-таки заставила себя поднять чугунны веки, с поддержкой мужчины, это оказалось сделать гораздо легче. Только открыла и тут же встретилась с встревоженным взглядом серых глаз.
Чуть дрогнули уголки губ в улыбке.
Тим громко выдохнул и уткнулся лбом в грудь:
— Как же ты нас напугала…
Подняв руку, зарылась пальцами в так любимые мной волосы. Каждое движение удавалось все легче легче, словно тело вспоминало как надо работать. И что все-таки работать надо, а не разлеживаться.
— У тебя синяк на лице и губа разбита… — Тихо отметила изменения во внешности Тима.
— У него еще и ребро сломано, и гематомы по корпусу. — Произнес все тот же незнакомый томный голос. Тим поднял голову и с таким возмущенным раздражением бросил взгляд в сторону. врача, что любой другой на его месте бы испугался. Тем более зная, кем является Тимофей. А этот стоял и, как ни в чем, ухмылялся. При этом разглядывая Тима… Странно разглядывая. Я внимательно следила за эскулапом, который все-таки отлепился от стенки и подошел ко мне, бесцеремонно оттерев бедром Тима.
Причем так. как это сделал бы женщина, вроде как ничего особенного, но потереться успел.
Тим окаменел, прожигая в спине врача дыру. Но тот снова не вел и ухом. Вот это выдержка у мужика…
Или все-таки у не совсем мужика, или у совсем не мужика?
От этой мысли захихикала. Тим помрачнел еще больше, взглядом обещая скорую расправу, как только пойду на поправку.
И в уголках губ врача, что склонился и давал команды следить за пальцем и прочие в том же духе, тоже появилась улыбка. Едва заметная, но черти в глазах говорили о многом.
— Ну, что, Елена, никаких настораживающих реакций не наблюдаю, но полежать, как минимум до завтра, придется. Утром возьмем дополнительные анализы и там уже будет видно, что делать с вами дальше. Не беспокоили в последнее время головные боли, снижение аппетита или отсутствие сексуального желания? Или странные реакции, ранее не свойственные, на привычные вещи?
— Нет, хотя. реакции, возможно…
— Да? И какие же? — Мужчина продолжал пытливо меня рассматривать. Именно рассматривать, словно не знал, чего от меня ожидать в следующий момент.
— Ну, я подверглась изнасилованию и меня какое-то время. тошнило от мужчин. — Промямлила, пунцовея.
— О! Ну, реакция не такая уж и ненормальная. Вы в полицию обращались? Нет? А можно узнать почему? — Тут он с подозрением глянул на Тима. Тот в ответ сверлил врача холодным взглядом.
— Так сложилось… — Пожала плечами. — Это не он, не смотрите на него так!
— Понятно. — Вынес для себя какой-то вердикт человек в белом халате и решил, ну надо же, представиться. — Кстати меня зовут Соловьев Борис Константинович и я — ваш лечащий врач. Специализируюсь на нервных расстройствах.
У меня аж глаза от опасения расширились:
— Я сумасшедшая по вашему?
Блондин со слегка специфически-смазливыми чертами лица, эдакий няшка, еще и слишком ухоженный, состроил серьезную физиономию.
— Ни в коем случае. Но, судя по тому, как описывали Ваше состояния очевидцы и фельдшеры скорой помощи, понаблюдать за Вами надо. — Борис Константинович опять покосился в сторону Тима.
У меня закрадывались сомнения по поводу его ориентации. И с каждым взглядом в сторону Тима этих сомнений становилось все больше и больше.
Но тут в палату вошла медсестра с подносом, на нем лежали таблетки и, мама моя, шприцы.
— Так что будете работать со мной. — Весь смех и вся томность из голоса и взгляда исчезли, стоило появиться мед персоналу. Мужчина как-то весь собрался, глаза заледенели, в голосе превалировали превосходство и властность.
Пришедшая девочка с обожанием смотрела на врача. Тот даже не поворачивал головы, когда давал ей указания по поводу моего лечения, одновременно записывая что-то в анамнез.
— Когда будут результаты обследования, сразу их ко мне на стол. И молодого человека устройте на ночь в палате. Если кто-то будет с претензиями, скажете, распоряжение от меня, если захотят, то пусть предъявят мне их лично.
И столько стали и сарказма оказалось в последней фразе, что стало понятно — кто придет возмущаться, очень об этом пожалеет.
— Елена, выздоравливайте, хорошо кушайте и, главное, не нервничайте.
С этими словами он вышел, а у сестрички, которая то краснела, то бледнела в его присутствии, вырвалось громкое:
— Уф…
— Такой строгий? — Поинтересовалась, по-прежнему с опаской рассматривая содержимое медицинского подноса.
— Не то слово!
— А так и не скажешь…
— Да мы тоже так думали. Как пришел, за ним начали бегать все свободные и не только женщины больницы. Ну как же — целый заведующий отделением, красавчик, не занятый. А он как включил режим монстра, так и все. Теперь только радуются, на глаза лишний раз если не попадутся. Выйдите, пожалуйста, — обернулась она к Тиму, — мне нужно сделать уколы.
Я умоляюще смотрела на Тима, он только ухмыльнулся, покачал головой и тихо закрыл за собой дверь.
Но он еще вернется и я с него не слезу, пока не расскажет все: и по поводу Глеба, и по поводу Красавчика и его сестры. Странный доктор отвлек от размышлений, но теперь вопросы зароились с новой силой. Слишком долго эти трое создавали вокруг меня информационный вакуум. Последствия мне не понравились.
Пусть или рассказывают хотя бы большую часть. Или… Или что? Выставить я их все равно не выставлю. Что же, придется, как Карлсону, применять "укрощение и дуракаваляние".
И еще Иринка. Я почти содрогнулась от боли. Что же ты, Иринка, наделала? А, главное, за что?
И тут я услышала, как за дверью заиграл рингтон на телефоне Тима. Соблазнительное латино почему-то на этот раз звучало тревожно…