Иван. Жизнь, любовь и поводок глазами собаки

Моя прекрасная богиня любви

В течение всей следующей недели после того жестокого нападения моя мать неустанно зализывала мои раны и я блаженно купался в ее внимании. Мой левый глаз был утрачен безвозвратно, но в остальном я выздоровел и продолжал расти вместе с остальными щенками, питаясь самым сладким в мире молоком нашей матери.

«Взгляни сюда! Тут щенки!» — прогремел однажды чей-то голос. Похоже, этот кто-то не заметил меня под слоем соломы, потому что следующее, что я помню, — это невероятная тяжесть, которая страшным ударом опустилась на мою голову и вдавила ее в пол. Не иначе как он на меня наступил! Моя нижняя челюсть словно отделилась от головы, после чего я потерял сознание.

Это был последний раз, когда я видел свою мать.

Очнувшись, я обнаружил, что нахожусь в каком-то ярко освещенном помещении. Я был в клетке вместе с одной из моих сестер, а также несколькими другими незнакомыми мне собаками. Тут же лежала кое-какая еда. До этого момента я не ел твердой пищи, и за каждый кусок теперь приходилось бороться.

Некоторые собаки — оптимисты. Для них миска с едой всегда наполовину полная. Другие же являются пессимистами, и в их представлении миска наполовину пустая. Позже, после моего погружения в русскую литературу, я понял, что имею склонность к визионерству: мне представляется абсолютно пустая миска, и я тут же спешу претворить это видение в жизнь, моментально съедая все, что в нее положили. Бывают ситуации, когда не стоит тратить время на смакование еды, — иначе просто-напросто останешься голодным. Что-что, а этот урок я усвоил хорошо.

Вокруг все говорили о моем чудесном спасении, и это ставило меня в тупик. Как можно назвать спасением то, что тебе наступили на голову и оторвали от родной семьи? Насколько я понял, мне предстояло находиться в этом незнакомом месте до тех пор, пока мне не найдут новый дом. Но вместе с тем доносились слухи, будто не все собаки находят себе нового хозяина и некоторых в таком случае приходится усыплять. Мне эта идея казалась по меньшей мере странной. Чего-чего, а спать щенку, который полон энергии и сил, хочется меньше всего! Единственное, что я знал наверняка, — это то, что мне очень не хватает матери!

Мне нравились люди, которые обо мне заботились, и, похоже, я им тоже понравился. Каждый раз, обращая на меня внимание, они не могли сдержать смех. «Вы только взгляните на его морду! — говорили они. — Как же его так угораздило?» Понятное дело, что я не мог рассказать им о случившемся, но мне было приятно доставлять им радость. Конечно, не всегда, но в целом это здорово — веселить людей. Только бы моя внешность не сыграла со мной злую шутку.

«Такого сможет полюбить только родная мать», — сказала одна из посетительниц, и, похоже, она говорила со знанием дела. Через некоторое время ко мне подошел мальчишка и воскликнул: «Это какой-то изуродованный скунс, а не собака!» Очень важно, каким тоном люди говорят те или иные вещи. Их смех может радовать, а может причинять боль. Поэтому, когда люди начинали смеяться, меня зачастую это немного раздражало и порой возникало желание их укусить. Я не хочу сказать, что мне не терпелось их покусать. Просто от их смеха мне становилось как-то не по себе.

Однажды к моей клетке подошла женщина, которая навсегда изменила мою жизнь. Увидев меня, она расхохоталась, а я, припав животом к полу, безотрывно смотрел на нее своим единственным глазом. Мое сердце бешено колотилось и готово было выпрыгнуть из груди. Никогда раньше я не видел такого сияющего лица, как у этой женщины. Для меня она раз и навсегда стала… Прекрасной Богиней Любви!

У нее были темные густые волосы, свободно струившиеся по плечам, и светло-карие глаза, в которых светились ум и радостный задор. Я не большой поклонник викторианской литературы, и, к сожалению, тот период культурного декаданса сравним с нынешним положением вещей. Однако эта незнакомка представляла собой потрясающий образчик женской красоты, который сразу же напомнил мне одно из первых изображений Офелии работы Уотерхауса 1889 года, где запечатлена ослепительно прекрасная дева с длинными волосами, с тоской смотрящая куда-то вдаль мимо художника. Однако, в отличие от той меланхоличной девицы с плотно поджатыми губами, моя богиня все время лучезарно улыбалась. Да-да, хотите верьте, хотите нет, но она не могла сдержать улыбки, причем глядя не на кого-нибудь, а именно на меня! В тот самый момент меня перестала мучить тоска по матери. Мысль о том, что я никогда ее не увижу, моментально улетучилась, и моя прекрасная богиня стала моей новой мамой, причем самой лучшей из всех матерей! Я был готов всецело отдаться в ее заботливые руки!

Она пришла в компании нескольких детей, которые все время орали, а один из них даже пускал слюну, прямо как я. Мы друг другу сразу же понравились. Было такое ощущение, что мы знакомы целую вечность, но она… именно она целиком и полностью завладела моим сердцем. А затем моя богиня сделала то, чего никто из посетителей раньше не делал: она достала меня из клетки. Оказавшись в ее руках, я прильнул к ее шее и начал фанатично облизывать ее лицо языком. Она вскрикнула от удивления, рассмеялась и еще сильнее прижала меня к груди. Тогда я понял, что это судьба.

Гуляя вместе с ней по зданию, я гордо шагал впереди нее, изо всех сил делая вид, что она уже является моей хозяйкой. Каждый раз, когда я оборачивался и смотрел на нее и на тех детей, они весело смеялись. Моя прекрасная богиня все время разговаривала со мной и улыбалась, и я знал, что это из-за моей внешности. Она даже сказала, что, по всей видимости, ей не остается ничего другого, кроме как взять меня к себе домой. Я до сих пор помню ее слова о том, какая у меня густая шерсть и какой смешной прикус. Наше с ней общение показалось мне вечностью, полной блаженства, и я даже почувствовал, как слезы наворачиваются мне на глаза. А затем случилось самое страшное — нечто худшее, чем быть покалеченным собственным отцом или придавленным чьим-то тяжелым ботинком: она посадила меня обратно в клетку и ушла прочь.