Изабелла Прекрасная

ГЛАВА 19

Изабелла все же увиделась с Роджером Мортимером перед рассветным утром, перед тем, как он отправился в Уэльс. Лошади, сопровождавшие его людей, уже нетерпеливо перебирали копытами, а он послал Жислен, чтобы она разбудила королеву.

— Мне необходимо поблагодарить Ваше Величество за то, что вы предупредили меня по поводу земель Элеоноры де Клер, — быстро и без всякого вступления произнес он, когда она вышла к нему. Светильники не горели, он стоял в тени, и Изабелла не могла разглядеть его лица. Но он говорил весьма гневно, как человек, не привыкший, чтобы ему диктовали условия.

Она была в смущении, только он один мог ее смутить.

— Вы поэтому так спешите в Уэльс? Эймер де Валенс сообщил мне, что вы и мой дядя убедили многих использовать силу, если потребуется, чтобы избавиться от Деспенсеров, — сказала она, чувствуя, как повторяется старая история.

И поймала себя на мысли, что старается простыми словами выразить свои чувства, как волнующаяся неопытная девчонка.

— Король не может ожидать от меня ничего иного, когда наследие Гилберта было поделено на моем пороге между двумя людьми, которые ненавидят меня более всего на свете.

Он источал ненависть к ее супругу, которая словно полыхала в ее покоях, и он не делал никаких усилий, чтобы скрыть ее. Казалось, он воспринимал ее партнерство как нечто должное. Она не стала протестовать, но подошла ближе и уселась в нише окна.

— Де Одли, супруг другой племянницы де Клер, мне кажется, не станет досаждать вам! — заметила она, как бы разбирая тактическую позицию, которая касалась лично ее. — В любом случае, вы не протестовали, когда Гавестон владел землями Маргарет.

— Гавестон не рвался к политической власти. Его соблазнял блеск приобретений, чтобы он мог наслаждаться жизнью. Но вы более других должны понимать, что Хьюго Деспенсер — один из самых амбициозных людей в Англии. Это мои земли, мои замки, с помощью которых он собирается карабкаться к власти.

Мортимер приблизился к ней и поставил ногу на край ниши. Он стучал кулаком по камню, чтобы подчеркнуть силу своих слов.

Но он стоял совершенно спокойно, что подчеркивало его твердость. Хотя он многого достиг в жизни, но берег движения, как и слова.

— По всему Уэльсу они, как кровопийцы, высосали все доходы Мортимеров до последнего. Мы управляли нашими поместьями, а взамен охраняли границы. Я бы мог учинить волнения, когда Роберт Брюс и Черный Дуглас боролись с Эдуардом в Шотландии. И мы всегда сохраняли верность Англии. Но сейчас…

— Пемброку тоже не по душе перераспределение земель!

Мортимер резко рассмеялся:

— Пемброк выступит со мной и сыном Херфорда и Беркли, чей замок охраняет долину Северн. Но неужели вы думаете, я допущу, чтобы это случилось?

— Все говорят, что вы умеете удерживать то, что принадлежит вам.

— Если король спровоцирует меня, я покажу ему, как отбирают то, что принадлежит ему.

Он не двигался и не касался ее, но его глаза так смело смотрели в ее глаза, что она понимала: он рассуждает не только о королевстве Эдуарда.

Она встала и в упор взглянула на него. Она старалась сделать это, не теряя достоинства.

— Вы забыли, милорд, что король Эдуард — мой супруг!

— Так ли это?

При виде его презрительной усмешки Изабелла покрылась холодным потом, ибо знала, что он скажет дальше.

— Или, может быть, он — просто любовник Хьюго Деспенсера?

— Как вы смеете? — воскликнула Изабелла.

Она подняла руку и сильно ударила его по щеке, отвесив звонкую пощечину. Но он лишь пожал плечами, словно стряхивая с себя ее ярость, как собака стряхивает капли воды со шкуры.

— Спросите Пемброка. Спросите вашего шталмейстера, который так предан вам. Спросите любого!

— Почему мне нужно спрашивать их или вас? Я прожила в любви с Эдуардом немало лет и родила ему детей. Я давно все знаю!

— Он так много времени проводит далеко от вас в последнее время, — напомнил он ей. В его голосе прозвучало какое-то невыносимое чувство жалости к ней.

— И что теперь все говорят? Опять о короле и его любовнике?

Увы, сейчас ей было совершенно невыносимо слышать сплетни, узнавать, как хихикали соглядатаи во дворцах и простолюдины в грязных тавернах. Ее все страшно оскорбляло… Роджер Мортимер не ответил ей, он с восхищением наблюдал за тем, как королева срывала королевский подарок к Рождеству — ожерелье со своей шеи. Она просто задыхалась от ярости, потому что не могла признаться, что уже не любит короля, и ее не волнует, с кем он проводит время.

— Как же вы хороши в гневе, Изабелла! — сказал он после паузы. — Когда я буду разрушать Глеморганшир, я буду делать это и ради вас. И получу от этого огромное удовольствие!

Он говорил так, как будто они были ровней. В шоке она забыла свой гнев:

— Почему вы мне рассказываете о своих планах? — спросила она напрямик.

— Разве я не повторял вам неоднократно, что мы — партнеры по жизни?

— Но почему вы доверяете мне? Откуда вам известно, что я не стану предупреждать короля, как предупредила вас совсем недавно?

Она посмотрела на него, и ей стало неловко из-за того, что у него на щеке алело пятно от ее пощечины. Оно было заметно даже на его задубелой коже. Когда он шагнул к ней, она не стала останавливать его. Он крепко прижал ее к своему телу, так что она ощутила мощное биение его сердца. Он наклонился и с силой впился в ее маленький ротик. Это был долгий поцелуй обладания и капитуляции. Когда он перестал ее целовать, они оба поняли, что она никогда не оттолкнет Мортимера.

— Именно поэтому, — ответил он.

Она тяжело опустилась на стоящий рядом стул. Изабелла не могла бы сказать сейчас, любила она его или ненавидела? Но в то мгновение это было неважно Он волновал ее так, как ни один мужчина! Он воспламенил ее чувства! В его крепких объятиях ее покинула воля к сопротивлению, коей она всегда так гордилась. Впервые в своей жизни она встретила мужчину, который мог командовать ею.

— Женщина, подобная вам, не предназначена для полубрака, — обронил он. Он был таким нежным, но владел собой гораздо лучше Изабеллы.

Когда они осознали, как много значат друг для друга, даже то, что он сказал о Деспенсере, не имело уже никакого значения. Изабелла понимала, что сейчас он покинет ее, и думала только о том, что касалось ее лично, даже в безделице.

— Я тоже в долгу перед вами, Роджер! Но, в отличие от вас, гордого уэльсца, я радуюсь этому, — промолвила она, улыбаясь и откидывая назад локон волос, который выбился из-под ее замысловатого головного убора. — Я не успела поблагодарить вас за так пригодившиеся нам повозки с провизией.

Он засмеялся и пожал плечами. Он был так великолепен в этот момент!

— Я видел английских женщин в Лэдлоу, которые смогли выбраться к родственникам за границу. Они все были изможденные и серые от голода, и в груди у них не было молока, чтобы кормить младенцев. Мне не хотелось, чтобы ваша красота увяла так же, как у них!

Изабелла даже вздохнула от удовольствия.

— Вы вспоминали обо мне? Я все еще красива?

— У вас есть зеркало, тщеславная вы женщина!

— Зеркала лгут. Женщина может обладать совершенными чертами лица, но быть лишена шарма, который порой есть у простушки! Зеркало женщины — глаза мужчины.

— Тогда посмотритесь в мои глаза.

Он поднял ее со стула и снова прижал к себе. Но он был опытным обольстителем и не стал целовать ее. И она могла пока удовлетворить любовный голод только тем, что старалась запомнить каждую черту его лица, каждую морщинку, которую оставила у него на лице трудная жизнь. Густые рыжеватые брови, шрам на левой щеке, широкий и чувственный рот…

— Но вас не будет здесь, чтобы я могла ни в чем не сомневаться. Вы уезжаете отсюда, — пожаловалась она. — А что Джоанна, ваша жена, она очень красива?

— Красива, но холодна.

— Мне говорили, что у Вас есть дети.

Он не успел ответить. Послышались приближающиеся шаги и голоса придворных дам, и она неохотно отошла от него.

— Вы из-за них покидаете меня так рано и спешите в Вигмор?

Во дворе резко заржал конь. Был слышен нетерпеливый стук копыт. Он доносился со стороны улицы Святой Маргариты. Послышались мужские голоса. Когда дамы вошли в комнату, чтобы одеть ее, лорд, хранитель границ королевства, взял свои перчатки и накинул на плечи изящный зеленый плащ.

— Вы вскоре узнаете, почему я уезжаю, мадам, — сказал он официально и наклонился, чтобы поцеловать ее руку.

И, действительно, вскоре об этом узнала вся Англия. Пока король называл Томаса Ланкастера предателем и собирался вступить с ним в борьбу в Йоркшире, Роджер Мортимер созвал своих друзей, приграничных лордов, и разгромил то, что перешло в собственность Элеоноры де Клер, дотла. А когда ее тщеславный новый супруг появился, чтобы с радостью вступить в новые владения, там не осталось ничего, кроме сожженных деревень и потоптанных пастбищ. Мортимер взял столицу Ньюпорт в свои руки. Через четыре дня он покорил Кардифф, главный опорный пункт всего Глеморганшира, затем еще и Керфилли. Когда в Англии услышали об этом, все призадумались. Но присущее им сознание, что за совершенные грехи приходится платить, успокоило их совесть. Кроме того, они не терпели нового фаворита короля и не очень жалели о случившемся.

Несмотря на прежнюю солидарность с супругом, сердце Изабеллы пело от радости. Вот тот мужчина, который защитит свои права и отомстит ее врагам. Но Уэльс был так далеко, и она жадно дожидалась новостей. Мортимер мог соединиться с Ланкастером. Боясь, что король предпримет ответный шаг, Изабелла даже потихоньку желала, чтобы он сделал это. Потом она услышала, что Эдуард разгромил Ланкастера и взял его в плен в каком-то местечке под названием Боробридж. Он маршировал во главе армии, и это придавало храбрости его солдатам. Но слухи о том, что Ланкастер был в сговоре с шотландцами, положили конец его былой популярности.

— Это должно быть в Йоркшире, потому что они отвезли Ланкастера в замок Понтефрект, — заметила Изабелла, изучая карту своего супруга. — Мне никогда не приходило в голову, что Эдуард сможет так решительно сокрушить бедного герцога!

— С ним был Бадлесмер, но он сумел удрать! — сказал Гудвин Хотейн.

— А ведь он и есть причина всей этой свары, — вздохнула Бинетт.

Через несколько дней Жислен пришла к ней в спальню, держа в руках смятое письмо, и на глазах ее выступили слезы.

— О, мадам, Роберт прислал его из Йоркшира!

— И что он там пишет, кроме того, что любит вас? Что-нибудь важное? — сердито спросила ее Изабелла. Она сама так волновалась и была зла, потому что она, королева, не получила письма от Эдуарда.

Золотоголовая Жислен присела у ее ног на низкой скамеечке. Первое любовное письмо было для нее слишком ценным, чтобы доверить его чужому глазу. Она прижала его к груди.

— Да, мадам! Поэтому я пришла, чтобы рассказать это вам, Ваше Величество. Он пишет, что милорда Ланкастера привезли из Боробриджа в Понтефрект. С ним были привезены примерно сотня его сообщников. Его заставили ехать на спотыкающемся белом пони, который был слишком мал для его роста. Он выглядел так жалко, и люди, собравшиеся вдоль дороги, смеялись и оскорбляли его. Когда его судили, он постоянно повторял: «Пусть Господь Бог помилует меня, ибо у короля нет жалости!»

— Его судили? Моего дядю Плантагенета? Он же внук Генриха III, как и ваш король! За что его судили?

— Измена, мадам, — объяснил Хотейн, увидев, что плачущая испуганная девушка ничего не может объяснить королеве. — Доказано, что он вел переговоры с шотландцами, надеясь собрать сильную партию, чтобы противостоять королю и Деспенсерам. Что он взял вознаграждение — 40 000 фунтов и предал Ваше Величество и милорда принца, согласившись, чтобы вас взяли в заложники, но при условии, что никто из вас не пострадает.

Изабелла встала, судорожно схватившись рукой за горло.

— Но ведь наказание за предательство — смертная казнь! О, Бинетт! Жислен! Когда король ехал из Лидса с прекрасной армией, чтобы припугнуть баронов, я даже представить себе не могла, что все может так повернуться. Мне казалось, что мой дядя прислушается к голосу разума. Я даже полагала, что они вернутся вдвоем, и мы все снова станем друзьями, но сейчас я понимаю…

Теперь она поняла, как все обстояло, когда Гавестон оказался в опасности. Хотя сначала возмущение короля было вызвано ее обидами, но теперь он полностью был на стороне Хьюго Деспенсера. И его капризный, изворотливый ум будет бороться со всеми, кто попытается, удалить от него нового гнусного фаворита.

— Встаньте, Жислен, — приказала она девушке. — Пришлите ко мне писца с бумагой и перьями. Я отправлю письмо королю. Я должна помешать ему расправиться с моим бедным дядей.

Но не успела Жислен отправиться выполнять поручение, как Хотейн ее остановил. Оказывается, он был в курсе всех событий.

— Разве сэр Роберт не сообщил вам? — спросил он, и его плоское простоватое лицо было таким бледным, как тогда, когда вечером он обнаружил Дракона у дверей королевской спальни.

— Скажи мне, в чем дело, Гудвин?

Он беспомощно развел руками и стоял какой-то грустный перед своей королевой.

— Слишком поздно! Не надо писать, Ваше Величество, — произнес он.

— Слишком поздно? — почти неслышно переспросила королева. — У вас есть какие-то более поздние новости?

— Я пытаюсь рассказать вам, Ваше Величество. Кажется, король призвал к себе несколько лордов, бывших в его армии, и сформировал из них совет. Он сам вел судилище в Зале Понтефрект.

Он бросил взгляд на Бинетт, словно прося совета. Во дворце ходили слухи, что королева опять тяжела после последнего визита к ней короля, и бедный слуга боялся, что может повредить королевскому плоду. Но Изабелла приказала ему продолжать, и у него не осталось выбора.

— Они признали его виновным, мадам. Он же выступил против короля и получил деньги от Брюса. И поэтому… его приговорили к смертной казни.

Изабелла покачнулась, и Бинетт поспешила к ней на помощь.

— Вы слышали, что сказал Гудвин? — воскликнула она. — Эдуард сделал это! Он приговорил моего дядю к смерти!.. Дядюшка Томас был глуповатым, помпезным и неспокойным. Я это прекрасно понимаю. Но ему приходилось мириться с этими наглыми Деспенсерами. И он был так добр ко мне, когда я только приехала в Англию и была так одинока и несчастна.

Изабелла спрятала лицо на тощей груди Бинетт, и старая женщина постаралась утешить ее. Королева собралась с силами, и у нее появилась искорка надежды.

— Но они должны привезти его в Лондон. Видимо, это произойдет в Тауэре? Тогда я смогу лично просить у короля за дядю.

Она взглянула на своих преданных друзей.

— Почему вы молчите, Гудвин? Почему вы все так смотрите на меня?

Гудвин упал на колени перед нею.

— Потому что они отрубили ему голову через несколько часов в Понтефректе.

Изабелле показалось, что в покоях стало темно, и взволнованные лица ее дам поплыли перед ней. Но ярость помешала ей потерять сознание. Она, рыдая, упала в кресло.

— Они нарочно сделали это. Король нарочно сделал это! Чтобы я не смогла написать моему брату в Париж, и чтобы никто не смог помешать им, — рыдала и стонала она. Ей было все равно, если кто-то мог ее слышать. Она понимала: Эдуард знал, что если бы ей удалось поговорить с ним, она смогла бы убедить его не казнить человека, который, несмотря на все его ошибки, был частью их семейства. Она вдруг осознала, что этот проклятый Деспенсер заставил его действовать с такой бесчеловечной поспешностью.

Она оплакивала дядю, потому что он был ниточкой, соединявшей ее с родственниками во Франции. Они так часто болтали втроем с Маргаритой. Она велела своим дамам надеть траур и сама тоже оделась в траурные одежды, хотя ей так не шел черный цвет. Но ее чувство к Томасу Плантагенету можно было выразить как грусть, подкрепленную поведением Эдуарда. Его ни в коей мере нельзя было сравнить с ее горем по поводу смерти Маргариты. Она и сейчас страдала, что ее нет рядом. Ей так не хватало ее советов и любви. Но все тотчас вылетело из ее головы, когда узнала, что оба Мортимера — дядя и племянник — находятся в Тауэре.

Воспользовавшись тем, с какой быстротой он избавился от Ланкастера, Эдуард молниеносно повел свою армию на запад, чтобы наказать своих приграничных лордов и союзников за то унижение, которому они подвергли Деспенсера. Он созвал их всех к себе, однако они отказались предстать перед его очами. Но у него вдруг появилась какая-то необъяснимая энергия, как это было, когда опасность грозила его дорогому Гавестону, и это помогло ему захватить Мортимеров.

«Наверное, его всегда волновали только двое мужчин — Гавестон и Деспенсер», — подумала ночью Изабелла, страдающая от бессонницы. Все ее симпатии были на стороне узников Тауэра, томящихся среди серой громады его стен.