Изабелла Прекрасная

ГЛАВА 31

— Он знает, что ты сделал, — сказала Изабелла, все еще измученная и бледная, когда Роджер Мортимер присоединился к ней в Вестминстере.

— Что я сделал?

— Иначе он не прислал бы ко мне ту женщину, которая бальзамировала тело короля.

— Ты что, спятила? Почему ты ее отпустила?

Мортимер редко показывал, как он встревожен, но сейчас он без устали ходил взад и вперед по опочивальне королевы между постелью и камином.

— Я, наверно, упала в обморок…

Он смотрел на нее, грыз ногти — он всегда так делал в минуты нерешительности и тревоги.

— Ты ведь не думаешь, что я нарочно подстроил все эти ужасы? Всем занимался Гурни. Мое указание сводилось лишь к одному: пленник должен умереть так, чтобы все думали, будто он умер естественной смертью.

— Естественной?!

Она приложила руки к ушам, словно пыталась заглушить страшные крики Эдуарда.

— Значит, вы решили убить его? Ты и Орлетон? Записка на латыни была дешевым трюком, чтобы получить мое согласие?!

Мортимеру было не обязательно отрицать или признавать ее обвинение. Дело сделано, и надо думать об ином.

— Ты полагаешь, та женщина начнет болтать? Что в Беркли уже все знают?

Изабелла неуверенно пожала плечами.

— В любом случае, там были солдаты. Наверно, им хорошо заплатили, чтобы они не распускали языки.

— И они боятся, что с них могут спустить шкуру, — добавил он со вздохом облегчения.

— Все равно поползут слухи, ты сам знаешь.

Он согласно кивнул.

— Уже появились слухи, что Эдуард жив и находится в Корфе. Так часто бывает…

— Ты хочешь сказать, люди верят подобным слухам спустя три месяца после того, как аббат Токи похоронил его в Глочестере?

— Ты же знаешь, как быстро слухи распространяются странствующими монахами и разносчиками товаров. И простые люди им охотно верят.

— Пусть лучше они верят этим фантазиям, чем подозревают гнусное убийство!

Изабелла устало опустилась в кресло и сидела, вертя на пальцах кольца.

— Ужасно, что ваш сын знает всю правду.

— Я старалась придумать побольше развлечений для него и его супруги, чтобы отвлечь его мысли от этого… и от нас…

— Главное, чтобы ему не представилась возможность поговорить с Линкольном или с кем-нибудь из братьев его отца.

— Линкольн — его опекун. Он будет недоволен и станет еще больше не доверять нам, если мы не позволим ему беседовать с Недом наедине.

— Опекунство можно было возложить на меня, — продолжал ворчать Мортимер. — Дракон сказал мне, что Линкольн, Норфолк и Кент уже готовят и вооружают своих людей.

— Он шпионит для тебя, не так ли?

— Он служит мне с той поры, как ему удалось последовать за мной во Францию. И мне нужны шпионы, — грубо ответил Мортимер. — Если рядом и существует продажная душа, так этой твой родственничек Кент. Это он распространяет слухи за границей, что Эдуард был убит. И теперь про это знает молодой Нед. Как было бы славно, если бы Нед поехал за границу на несколько месяцев, пока все не утрясется!

Нед, юноша, был так удобен для выполнения его планов, но Нед — молодой супруг, знающий к тому же слишком много, уже становился для него неудобен. Каждый раз, когда Изабелла видела его, возмужавшего, — такого же роста, как и Мортимер, — она спрашивала себя, сколько же Англия сможет терпеть их обоих?

Но события во Франции были не менее важны для нее. Поэтому она на некоторое время постаралась не думать о случившемся в Англии и даже позабыть страшную смерть Эдуарда II. Она вдовела всего лишь несколько месяцев, когда умер ее брат Карл, не оставив наследника. Сложилась такая ситуация, о которой он часто беседовал с ней. Изабелла начала подумывать о том, что она осталась единственным ребенком Филиппа Красивого.

— Если бы я не родилась девушкой, сейчас стала бы полновластным королем Франции! — хвасталась она. Изабелла начала строить смелые планы в отношении своего старшего сына. — Карл как-то говорил мне, что Нед может в один прекрасный день стать весьма важной персоной. Нед нравился ему больше, чем этот кузен Валуа, которого французская знать хочет посадить на трон. А ведь юный Эдуард Плантагенет на троне Франции мог бы объединить обе наши страны и не дать закончиться династии Капетингов.

— Это старый запутанный вопрос — о прямом престолонаследовании по женской линии или же по мужской, но боковой, или через поколение, как предписывает Салический закон, — заметил Мортимер. Ему нужно было думать сейчас о более важном — о собственной безопасности. — Хотя я должен признаться, мне, по крайней мере, так кажется, что может начаться напряженность в отношениях между Англией и Францией. И она будет продолжаться лет сто!

От мысли, что ее сын может рассчитывать на французский трон, Изабелла еще более высокомерно относилась к Англии. В свете того, что у нее появился новый интерес к событиям в стране по другую сторону Ла-Манша, ее намерения в отношении страны, где она была королевой, становились все менее и менее знаменитыми для нее. Поэтому она стала править, как говорится, спустя рукава и допускала такие вещи, кои, она и сама знала, могут обидеть народ страны. Она даже перестала скрывать свою связь с Мортимером.

Неожиданно Изабелла поняла, что ей легче заинтересовать французским престолонаследием Неда, чем Мортимера. И она постоянно твердила сыну:

— Только подумать, что сын Капетинга будет преклонять колена в вассальской присяге перед Валуа!

Изабеллу радовало, что Нед проявлял живой интерес к французскому трону. Она надеялась, что в подходящий момент он покинет Англию и сие поможет ему отвлечься от обстоятельств смерти отца.

С явной неохотой король Англии, который был также графом Гиеньским, вновь пересек Ла-Манш, чтобы принести вассальскую присягу за Гиень. Но на сей раз ему пришлось преклонить колена не перед добрым и милым дядюшкой, а перед своим кузеном из другой династической ветви. Нед его, конечно, считал узурпатором и возненавидел из-за унизительной для него присяги.

— Подождите, пока я достигну совершеннолетия и буду иметь хорошую армию, — в открытую заявил он своему окружению перед тем, как уехать.

— Да, он очень скоро достигнет совершеннолетия, — недовольно пробормотал Мортимер.

— И станет отцом, если судить по тому, что говорят дамы Филиппы, — заметила Изабелла. О, как она не желала становиться бабушкой!

— Все вместе взятое поможет ему забыть о Беркли, — сказал Мортимер. Он надеялся, что Нед подольше пробудет за границей, пока он сам разберется с заговором, который плел Линкольн, готовя в народе мятеж.

— Я не думаю, что он когда-нибудь что-то забывает, — вздохнула Изабелла. Ей так хотелось, чтобы Нед все еще оставался мальчиком и не мужал столь быстро. Она боялась, что ее бесстрашный и вероломный любовник вздумает поквитаться с ее сыном.

С привычной жесткой хваткой Мортимер стремительно подавил слабые попытки Линкольна поднять мятеж тем, что разорил его земли дотла, так что тот не собрал воедино и половины своих вассалов. Казалось, Мортимером владеет неутомимая жажда власти. Но Изабелла понимала, что по мере того, как росло отвращение к нему, он старался лишь удержать то, что ему принадлежало.

— Хотел бы я расправиться с Кентом так же легко, как и с Линкольном! Он мне так мешает своими тайными поползновениями, — сказал он, возвратившись из похода в более хмуром настроении, чем прежде. — Он — один из тех, кого трудно в чем-либо обвинить. Человек, который действует на две стороны. Но мне известно, что он пытается убедить своего брата Норфолка присоединиться к нему и сформировать партию, которая вышвырнет нас — как убийц — и сделает Неда полновластным королем.

— Если бы его можно было убедить в безумной версии, что Эдуард еще жив, — заметила Изабелла со смешком, в котором было мало веселья. — Тогда бы он примолк. А он и есть милый молодой глупец, который может поверить в любой вздор.

— Ты действительно так считаешь?

— Мы всегда дразнили его за излишнюю доверчивость. Я тебе говорила, что он такой же мечтатель, как сэр Джон Геннегау.

— Орлетон говорил мне об этом только вчера. Он считает, что Кента можно убедить в чем угодно, если мы только узнаем о его намерениях.

— Орлетон! Его ум сводится лишь к уловкам и хитростям!

Хотя умный и хитрый прелат получил Винчестер в благодарность за оказанные услуги, она никогда не простит его за подлый обман, когда он перенес запятую. Изабелла более всего ненавидела его за интриги, кои он замышлял и искусно воплощал в жизнь.

— Если тебе кажется, что здесь еще слишком много живых Плантагенетов и что нужно выбирать между моим сыном и сводным братом Эдуарда II, волю которого ты должен подавить, тогда пусть это будет брат умершего короля! — резко сказала Изабелла. — Я могу доказать, что мой ум не менее острый, чем ум милорда епископа. Я покажу ему живого Эдуарда в Корфе — конечно, на расстоянии и в сопровождении охраны — и, если я не ошибаюсь в Эдмунде, то он вскоре начнет передавать ему письма с предложением о помощи и пожеланиями жизненного благополучия.

Даже Мортимер, жестокий приграничный лорд, посмотрел на нее с ужасом.

— Покажешь ему живого Эдуарда?! — переспросил он.

Чтобы позлить его и чтобы показать, насколько женщина может быть умнее мужчины, Изабелла подошла к зеркалу и начала беспечно подводить сажей глаза.

— Была изваяна статуя из воска, чтобы нести перед похоронной колесницей, — начала она почти небрежно, чтобы он не понял, какой ужас ее обуял, когда она первые узнала про это. — Подобные статуи, как правило, сберегаются. Я заплатила за нее большие деньги — 40 шиллингов мастеру по изготовлению свечей. Наверняка она и доселе хранится в подвалах у монахов Глочестера.

— Ты хочешь внушить ему, что Эдуард живой и что он спит?

Изабелла поставила горшочек с сажей и легко пересекла покои, чтобы поцеловать его в щеку.

— Нет, глупец! У тебя совсем нет воображения. Посадить его в кресло — перед пылающим очагом. Как будто он ужинает или играет в шахматы.

Итак, они договорились, что странствующий монах, ставленник Орлетона, передаст Эдмунду Кенту, что он видел короля, его сводного брата, живым, когда тот гулял по крепостной стене замка Корфа. И он должен будет так заинтриговать Кента, что он сам захочет отправиться в Корф, и там встретится с привратником, который за мзду якобы втайне от коннетабля сэра Джона Деверилла позволит ему переодеться слугой и ненадолго заглянуть из-за занавесей в Залу, где при мерцающем свете свечей он увидит своего сводного брата, одетого в королевскую красную мантию, сидящего в задумчивости в кругу обитателей замка за ужином. Правда, король в течение нескольких минут не будет ни улыбаться, ни разговаривать. Но Кент сможет узнать любимые черты, и на него более подействует, что брат так задумчив и молчалив.

Конечно, он импульсивно написал Эдуарду, как и предвидела Изабелла. Писал, что будет верить ему, как брат, обещал вызволить его из крепости и помочь вернуть трон. И сделал необдуманный постскриптум, что многие важные люди Англии поклялись помочь ему в достижении сей благородной цели. Как было договорено, подкупленный привратник передал письмо Девериллу, а тот, в свою очередь, переправил его Мортимеру. Теперь было достаточно доказательств. Письмо, написанное рукою Кента. Он писал, что 5 000 человек готовы восстановить короля на его законном троне. Он и не подозревал, что видел восковую фигуру! В Винчестере Кента обвинили в предательстве, и он был приговорен к смертной казни. Все прошло так легко.

Своей хитростью королева перещеголяла даже епископа!

Но было трудно найти палача…

Мнение народа начало резко меняться. Ведь улучшения в жизни, которые обещали им при возвращении королевы, так и не случилось. Наоборот, стали происходить более странные и страшные события. К тому же островная Англия никогда не доверяла иностранцам. Французские Капетинги и Мортимер из Уэльса были у власти всего лишь несколько коротких месяцев, а Плантагенеты правили многие годы!

Герцог Кент, каким бы плохим лендлордом он ни был, был сыном великого Эдуарда I. Исполнитель приговора из Винчестера тихонько куда-то выехал, и никого нельзя было уговорить занять его место. Город, когда-то бывший столицей Англии, притих и стал угрюмым. Сочувствующие из Хэмпшира стояли вокруг эшафота и группами, глядя на одинокую охраняемую фигурку, которая терпеливо ждала своей казни, являя храбрость доблестных Плантагенетов.

— Молодой король приедет и спасет его, — говорили горожане друг другу.

— Помяните мое слово, он приедет верхом и вихрем проскачет через городские ворота И прикажет мясникам Мортимера, чтобы они оставили в покое его любимого дядю!

Но для казни хитро выбрали воскресенье, когда Эдуард обеспокоено ждал, что его любимая Филиппа в Вудстоке разродится и подарит ему сына. Мортимер прекрасно знал, что в тот момент Нед не мог думать ни о чем ином, кроме Филиппы и будущего младенца! И когда солнце опускалось за крепостную стену, человек, который подрядился исполнить кровавое дело за то, что спасли его грязную шкуру и выпустили из темницы, кромсал и дробил бедную голову графа Кента. Он с трудом отделил голову Плантагенета от шеи…

— Он был самым приятным из них из всех! Я плела заговор из самолюбия. Я так желала одержать верх над Орлетоном в состязании ума и хитрости! — каялась Изабелла, когда ей принесли последние вести. Теперь жизнь ее любовника была в безопасности, и она была счастлива, что Маргариты нет на свете. Вдовствующая королева так любила ее и так волновалась по поводу впечатлительности и доверчивости своего младшего сына — Кента. Если бы Маргарита была жива, от скольких зол она могла бы уберечь Изабеллу…

«И Нед в безопасности», — подумала она ночью, когда осмелилась прислушаться к голосу страха, который в последнее время все чаще звучал в ее сердце. Страх, что всякое новое недовольство может дать ее сыну реальную власть, и тогда Мортимер «так же позаботится о нем, как это он сделал с его королем-отцом»…

«Роджер Мортимер клялся мне, что ему не нужна корона. Но двое взрослых мужчин никогда не смогут мирно делить власть…»

Недовольство против Мортимера все возрастало, и расправа с графом Кентским резко изменила соотношение сил. Изабелла с ее здравым смыслом прекрасно понимала, как все ненавидят Мортимера. А ее планы в связи с Францией так же не увенчались успехом.

Все спрашивали себя, кто этот уэльсец, что губит их династическую ветвь Плантагенетов? И он посмел продать королевский титул Шотландии за 20 000 фунтов? В чьи сундуки попали эти 20 000 фунтов? Когда он захватил лучшие земли Эдмунда Кента и передал их своему сыну Джеффри, стала протестовать даже Изабелла. Она думала о новорожденном сыне Неда и Филиппы, его также назвали Эдуардом. Изабелла решила, что у него не должно быть соперников в лице сына супруги Мортимера.

— Тогда ночью в Париже, когда мы откровенно обсуждали все, что каждый из нас желал бы совершить, мы договорились, и ты поклялся, что править будет Нед! — резко напомнила она, боясь, что он сможет добиться любой поставленной перед собой цели. — Не кажется ли тебе, что у тебя с той поры слишком разгорелся аппетит? Уж не хочешь ли ты примерить на свою голову корону?

Он снова поклялся, что у него нет подобных намерений и что он когда-нибудь вернется обратно в Уэльс и станет там править. Но, хотя он редко лгал ей, у Изабеллы не стало легче на сердце. Она знала, что одно зло влечет за собой другое, и что у сильного мужчины — даже незаметно для него самого — крепнет стремление к власти. Изабелле была нестерпима мысль, что ее сын, который мог бы стать великим французским королем, лишится какого-нибудь титула или новых земель, которые могут достаться сыну леди Мортимер.

Изабелла уже не получала наслаждения от его ласк с того дня, как к ней подослали Друсциллу Данхевед. Ее сын знал, что она, Изабелла, делит ложе с убийцей его отца! Он нарочно подослал к ней ту женщину. Это для нее, Изабеллы, стало страшным наказанием за ее грехи! Пока она живет на земле и дышит, она никогда не забудет ту страшную ночь в замке Ноттингем, когда она выслушала жуткий рассказ. Порою, когда ей кто-то рассказывал легкомысленную историю, или же она обсуждала государственные дела, она вдруг замирала, вперив перед собой невидящий взгляд. Она переставала слышать голоса окружающих, в ушах звучал только голос Друсциллы, ровный, бесстрастный: «Они заставляли его сидеть подле отхожего места… парочка раскаленных железных прутов торчали из очага… Я ничего не могла сделать… Нет, на нем не было ни отметины…»

Изабелле лишь иногда удавалось убедить себя, что этого просто не могло быть, что это ночной кошмар, слишком ужасный, чтобы он мог случиться в жизни.

— И теперь они хотят, чтобы я поехала на север в Ноттингем, — жаловалась она, когда Мортимер настоял в Совете, чтобы созвать Парламент именно там.

— Почему члены Парламента не могут собраться в Вестминстере, как это принято обычно?

— Потому что отношение к нам в Лондоне сильно изменилось за последнее время. Ты давно не бывала на улицах!

— Ты хочешь сказать, это произошло из-за того, что Филиппа стала королевой? И весь город полон флагов, и горят костры в честь ее первенца? И люди перестали приветствовать меня?

— Я подхожу ко всему гораздо шире. Эдуард, как оказалось, более страшен нам мертвый, чем живой. Ноттингем расположен в самом сердце Англии. Там есть хорошо обученный гарнизон, и в замке очень крепкие стены.

— Послушай, любовь моя, ты, наверно, просто очень устал, — пыталась успокоить его Изабелла. — Ты же победил почти всех наших врагов. И, кажется, Нед сейчас ничего не имеет против нас. Филиппа вдохнула в него жизнь. Он становится почти таким же жизнерадостным, каковым был его отец во времена Гавестона. Танцы, пирушки, развлечения…

— Ваши романтические англичане довольны, что ими правит молодая пара — король и королева.

— Молодая влюбленная пара, — уточнила Изабелла со вздохом зависти.

При имени фаворита к ней вернулось почти забытое настроение радости и веселья. Как было бы хорошо почувствовать себя вновь молодой, веселой, красивой и беззаботной! Даже сейчас, когда она чувствовала себя утомленной, и была всего лишь королевой-матерью, все-таки рядом с этой простушкой, фламандской девочкой, как бы хороша та ни была для Неда, она, Изабелла Прекрасная, оставалась ослепительной, а Филиппа была похожа на розовощекую с белой кожей молочницу! Скоро все соберутся в Ноттингем на заседание Парламента. И опять начнутся свары и ссоры с ее любовником, и Мортимер станет подавлять короля и перекрикивать остальных. У нее зрел план, как хотя бы немного развлечься. Она размышляла об этом и тогда, когда Мортимер давал распоряжения своим помощникам, где и как разместить в замке членов Парламента, настаивая, чтобы не более двух личных друзей короля были туда допущены.

— Милорд, пожалуйста, занимайтесь своими делами, — убеждала она Мортимера. — Вам надо ехать вперед, а я завтра последую за вами с моими придворными дамами. Мне хотелось бы путешествовать более спокойно.

Она отсылала его вперед, потому что ей так хотелось отдохнуть от его присутствия и от его агрессивной любви. Проехать по городам и деревням одной, греясь в лучах народного обожания, слушать, как люди приветствуют ее. Ей нужно было восстановить самоуважение и вновь ощутить силу своего очарования. Нед и его молодая супруга уехали из столицы. Настало ее время, чтобы проделать это путешествие! Послезавтра Михайлов день, все будут толпиться на улицах. Роджер прав! Она давно не ездила верхом по столице. И если ей придется ехать в Ноттингем, то сначала она понежится в лучах народной любви! Мортимер уже уехал, а Нед вернется позже, чтобы открыть заседание Парламента.

В предвкушении радости она постаралась прекрасно выглядеть утром в Михайлов день. Но теперь приготовления занимали у нее гораздо больше времени. Она долго сидела у зеркала и довела нескольких своих дам до слез. Она выбрала наряд из красновато-рыжей парчи с золотом. Этот цвет подчеркивал белизну ее кожи. Изабелла использовала давленые розовые лепестки, чтобы вызвать на щеках нежный румянец. Она заставила выщипать ей брови, подкрасить губы и с помощью помады замаскировать морщинки под тщательно подведенными глазами. Она втерла масло гиацинта в ладони рук и за ушами. И если ее отражение в зеркале выглядело уже не таким свежим, как прежде, Изабелла все еще была прекрасна. Ее волнующую красоту подчеркивал почти монашеский головной убор вдовицы!

Но к тому времени, когда она уже была готова, Изабелла почувствовала себя усталой. Она стала обдумывать, как сделать так, чтобы был доволен Мортимер, и уговорить молодого короля не брать в свиту более чем двоих друзей, и кого из них будет спокойнее поместить в замке. Может быть, лорда Монтегю из Солсбери? Он был такой приятный человек и всегда казался спокойным. Он любил музыку и обожал охоту. Пока Изабелла ехала впереди своего эскорта, почти все ее мысли уже были в Ноттингеме, поэтому она не сразу поняла, почему вокруг воцарилась странная тишина.

На улицах было многолюдно, и все глазели на проезжающую мимо них королеву. Изабелла не ошиблась — все улицы были запружены народом. Но с той поры, когда она в последний раз проезжала по Лондону, люди многое переосмыслили. Кругом распространялись страшные слухи о смерти Эдуарда II.

Все знали, что регалии Шотландии были вынесены из сокровищницы и возвращены Брюсу. И хотя коронационный драгоценный камень не вернули, знаменитый Черный Крест Святой Маргариты, который носили все англо-саксонские короли, был отослан вместо него. Люди не могли этого простить! И ко всему прибавилась страшная кончина Эдуарда Плантагенета.

Когда Изабелла проезжала через дворцовые ворота, она услышала, как какая-то женщина громко закричала:

— Глядите, вон едет волчица!

Голос был таким пронзительным, что Изабелла погруженная в собственные мысли, обернулась, чтобы взглянуть, о ком женщина кричит с такой злобой. И вдруг ощутила подозрительную тишину, и ей стало не по себе. Она посмотрела вниз на молчащих людей. Почему они все молчат? Почему ей никто не машет и не бросает вверх шляпы? Почему от них веет леденящим душу холодом? Ей не доставляет никакой радости ехать среди молчаливой мрачной толпы! Но лица были не только мрачными и неприветливыми, от них исходила какая-то угроза.

Изабелла поразилась: «Уж не поблекла ли ее красота, и не разочарованы ли люди?»

В последнее время ее часто гложет, отравляет жизнь эта мысль.

Королева осторожно потрогала пальцем уголок глаз: «Не наложила ли она слишком много краски»? И вдруг она снова услышала пронзительный возглас. На сей раз кричал мужчина.

— Вон едет волчица, пожирающая мужчин!

Когда ее кавалькада скакала через Чаринг-Виллидж, группа подмастерьев подхватила крик и начала скандировать со ступеней Креста Королевы Элеоноры, где когда-то люди собирались, чтобы никто не сорвал ее объявление о вознаграждении за голову Хьюго Деспенсера:

— Волчица! Волчица!

У городских ворот шлюхи из Кок-Лейн, торопясь, подбежали в своих грязных платьях и тоже принялись орать:

— Волчица! Французская шлюха!

Они орали, смеялись и делали похабные жесты!

И только тогда Изабелла окончательно поняла, что это на нее они все смотрят с такой ненавистью. На нее показывают пальцами. На нее, Изабеллу Прекрасную! Они ведь так обожали ее! Изабелла всегда могла легко заставить их делать то, что ей было нужно. Не может быть! Но, к сожалению, это была правда. Как же она сглупила, что поехала одна! Если бы здесь был Роджер Мортимер, они не посмели бы так себя вести! Он бы заставил своих воинов разогнать чернь!

С мрачным лицом Изабелла вонзила шпоры в коня и помчалась вперед. Она сжалась от криков. Все, что угодно, только бы убраться подальше от ненавистных воплей.

— Волчица! Французская волчица!

Теперь они называли ее так!

Пока она на полном скаку неслась по городу мимо собора Святого Павла и через Олдгейт, вся ее свита тоже пришпоривала коней. Наконец они выехали на спокойную северную дорогу. Ей вдруг примнилось, будто ненавистные крики стихли, и раздался спокойный нежный голос Маргариты: «Пока тебя защищает любовь людей, ты в безопасности!» И издали донеслось:

«Милосердный Боже, прости ее, она разрушила их любовь!»