Избранная грешником

Глава 22

МАРИЯ

Боль, от которой у меня леденеет кровь, вырывает меня из темноты. Я трясу головой, пытаясь разобрать окружающую обстановку сквозь затуманенное зрение. В голове всплывают воспоминания об аварии и нападении, по венам разливается адреналин.

Я обнаруживаю, что сижу на стуле, а мои запястья скованы за спиной наручниками.

Они настолько уверены в себе, что даже не потрудились связать мне ноги.

Одержи победу. Тебе она нужна.

Принятие более удобного положения заставляет всю мою грудь погрузиться в ад боли.

— Иисус, — хнычу я.

Будем надеяться, что это всего лишь сломанные ребра, и у тебя нет внутреннего кровотечения.

Металлическая дверь со скрипом открывается, и входят двое мужчин. Когда они замечают, что я в сознании, они смеются.

Один из них подходит, чтобы встать передо мной. Пристально глядя на него, я спрашиваю:

— Кто ты?

— Имена не имеют значения. — У него сильный акцент.

Я качаю головой и посмеиваюсь:

— Да ладно. Я, по крайней мере, хочу знать, кого собираюсь убить. — Когда он просто смотрит на меня сверху вниз, я спрашиваю. — Почему ты забрал меня? Чего ты хочешь?

Его верхняя губа изгибается, когда он усмехается:

— Мне нужны только части твоего тела, которые я буду посылать одну за другой твоему мужу.

Никаких переговоров. У меня нет времени.

Держа руки за спиной, они не могут видеть, как я начинаю сильно давить на большой палец. Я опускаю голову, чтобы они не заметили вспышку боли, когда я выворачиваю большой палец. Боль острая, как будто я его отрываю.

Боже милостивый.

Ты в порядке.

Дыши.

Нет, это тоже больно. Неглубокий вдох.

Сосредоточься.

Медленно я освобождаю левую руку от наручников и надеваю металл на костяшки пальцев правой руки, чтобы потом использовать его для удара.

Я так благодарна за все, чему научил меня папа. Благодаря ему я могу хотя бы попытаться спастись.

Поднимая голову, я встречаюсь взглядом с ублюдком, который, похоже, является лидером.

— Сожми зубы, — говорю я прямо перед тем, как подскочить и врезать наручниками ему в челюсть.

Я быстро перемещаюсь за стул, затем принимаю оборонительную стойку.

— Не стойте просто так. Давайте сделаем это, — насмехаюсь я над ними, мой взгляд мечется между мужчинами и выходом.

Главарь сплевывает кровь на пол, затем достает из кармана пистолет, целится мне в ногу и нажимает на спусковой крючок.

Пуля попадает мне в бедро, и пронзительная боль швыряет мою задницу на грязную землю. Я сдерживаю крик, но он переходит в хныканье.

Я слышу шаги, и когда поднимаю голову, тыльная сторона пистолета врезается мне в висок, лишая меня сознания.

_______________________________

ЛУКА

Мы с Виктором в комнате охраны просматриваем видеозапись, на которой албанцы выходят из частного самолета в аэропорту Лос-Анджелеса.

— Эти ублюдки просто продолжают приходить, — бормочет Виктор. — Кого, блять, ты разозлил?

— Понятия не имею. В следующий раз оставь одного в живых, чтобы мы могли это выяснить.

Виктор усмехается, когда звонит мой телефон. Видя, что это номер стойки регистрации в вестибюле, я отвечаю:

— Котрони.

— Сэр, для вас конверт. Курьер сказал, что это срочно. Мне отнести его наверх?

— Да, я в комнате охраны.

Я заканчиваю разговор и только тогда замечаю сообщение от Марии.

Я собираюсь навестить своих родителей.

Улыбка растягивает мои губы. Хорошая девочка.

— Если ты занимаешься сексом по телефону с моей сестрой, стоя прямо рядом со мной, я, блять, оторву тебе яйца, — бормочет Виктор.

Я издаю лающий смешок, затем снова смотрю на экран. Там один албанский ублюдок в толстовке, и мы не можем хорошенько рассмотреть его лицо.

— Что-нибудь известно о другом парне? — Спрашиваю я, глядя на программу распознавания лиц, сканирующую его лицо через систему.

— Нет.

Стук в дверь заставляет меня выпрямиться, и когда я открываю ее, администратор из вестибюля вежливо улыбается мне.

— Конверт, сэр.

— Спасибо. — Я беру у нее конверт и закрываю дверь. Я разворачиваю конверт и хмурюсь, когда в нем нет никаких бумаг. Перевернув его, что-то блестящее падает из него, подпрыгивая на полу.

Кровь в моих венах превращается в лед, и сильная дрожь сотрясает землю у меня под ногами.

Нет.

Словно в трансе, я наклоняюсь и беру обручальное кольцо.

— Что это? — Спрашивает Виктор. Я слышу, как скрипит его сиденье, когда он встает. — Лука?

Вскакивая, я распахиваю дверь и кричу:

— Стейси!

Администратор вздрагивает, быстро оборачиваясь.

— Сэр?

— Кто дал тебе конверт?

— Парень-курьер.

Я поворачиваюсь к Виктору.

— Покажи записи с камер наблюдения в вестибюле.

Он приступает к работе, бормоча:

— Не хочешь просветить меня, зачем я это делаю?

Мой желудок опускается на дно, а сердце съеживается до размера гребаной горошины.

Боже, нет.

В моем сердце острая боль, когда необузданный страх отбрасывает меня на шаг назад.

Мария.

Опуская глаза на кольцо у себя на ладони, мой голос звучит хрипло, когда я говорю:

— Это обручальное кольцо Марии. Его доставили нам.

— Что? — Виктор медленно встает, шок искажает черты его лица.

Я достаю свой телефон и набираю ее номер. Когда он переходит на голосовую почту, воздух со свистом вырывается из моих легких.

— Блять!

Только не это. Что угодно, только не это.

Я пробую набрать номера Льва и Ивана, но происходит то же самое.

— Блять, блять, блять, — кричу я, гнев начинает смешиваться с паникой, сдирающей кожу с моей груди.

Виктор садится и начинает печатать, как будто от этого зависит сама его жизнь. Секундой позже он говорит:

— Тихуана. Она в гребаной Мексике.

Облегчение, которое пронзает меня изнутри, заглушается шоком от того, что ее уже перевезли через границу.

— У тебя есть устройство слежения на ней? — Спрашиваю я. — Пожалуйста, скажи мне, что это не то, что она может потерять.

— Это заложено у нее под кожей. — Виктор похлопывает себя по плечу. — Покрыто татуировкой.

Слава гребаному Христу.

— Поехали, — рявкаю я, гнев кипит в моих венах.

Я выбегаю из офиса и только собираюсь нажать на номер дяди Алексея, как Виктор говорит:

— Не делай этого. Это не то, что ты скажешь ему по телефону.

— Если я не дам ему знать, то мне конец.

— Мы поедем в особняк. Мы расскажем ему все с глазу на глаз и попросим его и моего отца помочь. Мы справимся с этим как семья.

Мы спешим выйти из здания и забраться в G-Wagon. Я выжимаю газ, наплевав на правила дорожного движения.

Когда мы въезжаем в элитный район, в котором находится особняк, нас останавливают, потому что дорога перекрыта из-за аварии. Я как раз собираюсь дать задний ход, когда узнаю внедорожник.

— Господи, блять, Боже. — Я распахиваю дверь и подбегаю ближе.

Три тела накрыты, а внедорожник перевернут так, что стоит на крыше.

— Вы не можете войти. Это место преступления, — кричит полицейский. Я игнорирую мужчину и поднимаю первую простыню, и обнаруживаю мертвого албанца. Следующим оказывается Лев, а затем Иван.

Виктор разговаривает с полицейскими, и я понятия не имею, что он им говорит, но они оставляют меня в покое.

Я смотрю на внедорожник, и мой взгляд фиксируется на чем-то, похожем на куриную царапину.

Жива.

— Мария, — стону я, почти падая на колени. Спеша к Виктору, я говорю. — Она жива. Поехали.

— Видеорегистратор, — говорит он, нагибаясь к внедорожнику и вытаскивая из него карту памяти.

Мы едем по другой дороге к особняку и останавливаемся перед ним с визгом шин.

Отец Виктора распахивает дверь, бросает на нас один взгляд, затем кричит:

— Алексей, тащи сюда свою задницу. Что-то случилось.

— Что, блять, происходит? — Рявкает дядя Алексей, появляясь в дверях. Его глаза останавливаются на моем лице, затем он делает шаг назад. — Не смей говорить мне, что моя малышка... — Его голос затихает, и он поворачивается к нам спиной, глубоко вдыхая.

— Марию похитили, — говорю я, не скрывая волнения в голосе. — Когда она ехала к вам, их сбили с дороги. Это в паре кварталов отсюда.

— У меня есть карта памяти видеорегистратора, — говорит Виктор, входя в дом.

— Я хочу увидеть, что случилось с моей дочерью и кто, блять, посмел прикоснуться к ней, — рычит дядя Алексей, когда мы все следуем за Виктором.

Мое сердце все еще колотится в груди, во рту пересохло от шока. Такое чувство, будто меня ударило током, мой разум гудит от энергии, но я не могу сосредоточиться достаточно долго, чтобы все это обрело смысл.

Виктор засовывает карту памяти в свой ноутбук и получает доступ к записи с видеорегистратора. Он быстро перематывает запись на начало сегодняшнего дня, и я мельком вижу дорогу. Внезапно все становится размытым, когда внедорожник попадает под удар, его трижды переворачивает, прежде чем он резко останавливается, открывая нам вид на грузовик и два седана.

— Гребаные албанцы, — бормочу я, когда мужчины выбираются из своих машин. Сильная ярость пронзает меня с силой урагана.

Дядя Дмитрий открывает свой ноутбук и начинает печатать, говоря:

— В доме на том углу есть камера наблюдения у ворот.

Виктор бросает взгляд на ноутбук своего отца, протягивает руку и открывает совершенно другой экран.

— Так быстрее. Ты стареешь.

— Отъебись, — бормочет его отец, когда они получают доступ к камере, с которой открывается лучший вид на улицу.

Ужас охватывает меня, когда я вижу, как Мария выползает из-под обломков. Она пытается встать.

— Сломанные ребра, — стонет дядя Алексей. — Моему ребенку трудно дышать.

Поднимая руку, я хватаю себя за волосы, наблюдая, как моя жена скидывает туфли и принимает боевую стойку.

— Господи, — шепчу я, когда она бросается на ближайшего к ней мужчину и одним движением валит его на землю.

— Это моя девочка. Борись, — подбадривает ее дядя Алексей, его дыхание учащается. — Мне нужен звук! — он кричит, когда она что-то говорит.

Виктор берет ноутбук у своего отца и перематывает, затем набирает что-то в коде на другом экране, прежде чем снова нажимает кнопку воспроизведения.

‘Вы знаете, кто мои отец и муж? Вы имеете хоть какое-нибудь гребаное представление, кто мой брат?’ — Она болезненно втягивает воздух, затем ее тон становится убийственно спокойным, когда она говорит, ‘Вы покойники’.

‘Koha për të vdekur, kurvë,’ — говорит один из албанцев.

— Время умирать, шлюха, — бормочет нам Виктор перевод.

Осознание того, что это произошло после того, как она нацарапала сообщение на внедорожнике, вырывает мое сердце из груди.

Я не могу смотреть, как она умирает.

Блять, нет.

Я делаю шаг назад, но мои глаза остаются прикованными к экрану, когда я наблюдаю, как все мужчины нападают на женщину, без которой не могу жить.

— Я... — Мое дыхание учащается, когда я наблюдаю, как она борется со всеми силами, что у нее остались. Мои эмоции выходят из-под контроля, и у меня перехватывает горло.

Она отбивается от четырех мужчин в своем и без того раненом состоянии, прежде чем один из них ударяет ее. Обе мои руки запускаются в волосы, и, клянусь, я чувствую боль, которую она испытывает, когда падает на дорогу.

Тем не менее, моя женщина с трудом поднимается на ноги, спотыкается, затем падает на колени.

‘Я пыталась, папочка,’ — хрипит она.

Я хочу вырвать воздух из своих легких и отдать его ей.

Мария заваливается на бок, теряя сознание, и когда ублюдок перекидывает ее через плечо, внутри меня все замирает.

Когда я смотрю, как они загружают ее в один из седанов и уезжают, гнев сменяет беспокойство, страх, потрясение.

Неистовая ярость захлестывает меня, я опускаю руки и глубоко вдыхаю.

Я иду за тобой, мой маленький боец. Просто держись.

— Время, блять, поохотиться, — рычит дядя Алексей, в его голосе слышна смерть.