Избранная лирика

I

Smile of the Moon! — for so I name

That silent greeting from above;

A gentle flash of light that came

From her whom drooping captives love;

Or art thou of still higher birth?

Thou that didst part the clouds of earth,

My torpor to reprove!

II

Bright boon of pitying Heaven! — alas,

I may not trust thy placid cheer!

Pondering that Time to-night will pass

The threshold of another year;

For years to me are sad and dull;

My very moments are too full

Of hopelessness and fear.

III

And yet, the soul-awakening gleam,

That struck perchance the farthest cone

Of Scotland's rocky wilds, did seem

To visit me, and me alone;

Me, unapproached by any friend,

Save those who to my sorrows lend

Tears due unto their own.

IV

To-night the church-tower bells will ring

Through these wild realms a festive peal;

To the new year a welcoming;

A tuneful offering for the weal

Of happy millions lulled in sleep;

While I am forced to watch and weep,

By wounds that may not heal.

V

Born all too high, by wedlock raised

Still higher — to be cast thus low!

Would that mine eyes had never gazed

On aught of more ambitious show

Than the sweet flowerets of the fields

— It is my royal state that yields

This bitterness of woe.

VI

Yet how? — for I, if there be truth

In the world's voice, was passing fair;

And beauty, for confiding youth,

Those shocks of passion can prepare

That kill the bloom before its time;

And blanch, without the owner's crime,

The most resplendent hair.

VII

Unblest distinction! showered on me

To bind a lingering life in chains:

All that could quit my grasp, or flee,

Is gone; — but not the subtle stains

Fixed in the spirit; for even here

Can I be proud that jealous fear,

Of what I was remains.

VIII

A Woman rules my prison's key;

A sister Queen, against the bent

Of law and holiest sympathy,

Detains me, doubtful of the event;

Great God, who feel'st for my distress,

My thoughts are all that I possess,

О keep them innocent!

IX

Farewell desire of human aid,

Which abject mortals vainly court!

By friends deceived, by foes betrayed,

Of fears the prey, of hopes the sport;

Nought but the world-redeeming Cross

Is able to supply my loss,

My burthen to support.

X

Hark! the death-note of the year

Sounded by the castle-clock!

From her sunk eyes a stagnant tear

Stole forth, unsettled by the shock;

But oft the woods renewed their green,

Ere the tired head of Scotland's Queen

Reposed upon the block!

I

Луны улыбка! Назвала я

Так эту ласку с высоты

От той, что теплится, питая

Унылых узников мечты,

Пронзая тучи светлым оком.

В моем бездействии жестоком

Мне шлешь упрек безмолвный ты!

II

О светлый дар любви Господней,

Мне утешенья нет, увы,

Сегодня, ночью новогодней,

Надежды, отлетели вы.

Что впереди? Печаль без меры.

Грядущие мгновенья серы,

Неумолимы и мертвы.

III

А все же этот свет лучистый,

Упав в тюрьму, как на сосну,

В лесах Шотландии скалистой,

Он навещал меня одну,

Которую друзья забыли,

Иль, плача, здесь со мной делили

Свою печаль, свою вину.

IV

Сегодня колокольным звоном

Вдруг огласится вся страна.

Беспечно дремлющим мильонам

Людей не будет и слышна

Та песня радостного чуда,

А я без сна томиться буду,

Рыдать и тосковать одна.

V

Увы! Рожденной так высоко

Упасть так низко с высоты…

Когда б мое не знало око

Иной на свете красоты,

Чем цветики простые в поле,

Я б не испытывала боли, —

Что, сан мой, придаешь мне ты!

VI

Меня, коль правда есть на свете,

Прекрасною звала молва,

А красота стремится в сети

Любви, познав ее едва,

И страсть мертвит цветы до срока,

И преждевременно жестоко

Седеет наша голова.

VII

Отличье злое, ты излито,

Чтоб жизнь связать цепями мук.

Все, чем владела я, — забыто,

Все из моих бежало рук.

Но, несмотря на все страданья,

Ужасней их воспоминанья

И прошлого малейший звук.

VIII

Владеет женщина ключами

Темницы, где влачу я дни,

И равнодушными очами

Глядит на горести мои.

Господь, одно просить я смею,

Ведь мысли — все, что я имею,

Так в чистоте их сохрани.

IX

Прощай, желанье быть спасенной,

Которым тешатся рабы.

Обманутой и обойденной

Игрушке страха и судьбы

Один лишь крест остался ныне

Усладой в горестной пустыне,

Где тщетны слезы и мольбы.

X

Внимай! На башне замка четко

Удар раздался роковой,

Ее глаза блеснули кротко

Тем звуком вызванной слезой.

Но много лет промчалось мимо,

Пока она, тоской томима,

На плахе обрела покой.

Let other bards of angels sing,

Bright suns without a spot;

But thou art no such perfect thing:

Rejoice that thou art not!

Heed not tho' none should call thee fair;

So, Mary, let it be

If nought in loveliness compare

With what thou art to me.

True beauty dwells in deep retreats,

Whose veil is unremoved

Till heart with heart in concord beats,

And the lover is beloved.

Кто вышел солнцем, без пятна,

Тот ангелов и пой.

Ты в "совершенства" не годна,

И тут я схож с тобой.

Твоей не видят красоты,

Но я, моя душа,

Я, Мэри, всем твержу, что ты

Безмерно хороша:

Не тем, что видеть всем дано,

А видным — лишь двоим,

Когда сердца слились в одно

И любящий любим.

Ethereal minstrel! pilgrim of the sky!

Dost thou despise the earth where cares abound?

Or, while the wings aspire, are heart and eye

Both with thy nest upon the dewy ground?

Thy nest which thou canst drop into at will,

Those quivering wings composed, that music still!

Leave to the nightingale her shady wood;

A privacy of glorious light is thine;

Whence thou dost pour upon the world a flood

Of harmony, with instinct more divine;

Type of the wise who soar, but never roam;

True to the kindred points of Heaven and Home!

Небесный пилигрим и менестрель!

Иль кажется земля тебе нечистой?

Иль, ввысь взлетев и рассыпая трель,

Ты сердцем здесь с гнездом в траве росистой?

Ты падаешь в гнездо свое средь трав,

Сложивши крылья, пение прервав!

К пределам зренья, выше уносись,

Певун отважный! И любовной песней

Тебя с твоими не разлучит высь,

Долину с высоты чаруй чудесней!

Один ты можешь петь средь синевы,

Не связанный сплетением листвы.

Оставь тенистый лес для соловья;

Среди лучей — твое уединенье;

Божественней гармония твоя,

Над миром льющаяся в упоенье.

Так и мудрец парит, вдаль не стремясь

И в небе с домом сохраняя связь!

Scorn not the Sonnet; Critic, you have frowned,

Mindless of its just honours; with this key

Shakspeare unlocked his heart; the melody

Of this small lute gave ease to Petrarch's wound;

A thousand times this pipe did Tasso sound;

With it Camoens soothed an exile's grief;

The Sonnet glittered a gay myrtle leaf

Amid the cypress with which Dante crowned

His visionary brow: a glow-worm lamp,

It cheered mild Spenser, called from Faery-land

To struggle through dark ways; and, when a damp

Fell round the path of Milton, in his hand

The Thing became a trumpet; whence he blew

Soul-animating strains — alas, too few!

Не хмурься, критик, не отринь сонета!

Он ключ, которым сердце открывал

Свое Шекспир; Петрарка врачевал

Печаль, когда звенела лютня эта;

У Тассо часто флейтой он взывал;

Им скорбь Камоэнса была согрета;

Он в кипарисовый венок поэта,

Которым Дант чело короновал,

Вплетен, как мирт; он, как светляк бессонный,

Вел Спенсера на трудный перевал,

Из царства фей, дорогой потаенной;

Трубой в руках у Мильтона он стал,

Чье медногласье душу возвышало;

Увы, труба звучала слишком мало!

How art thou named? In search of what strange land,

From what huge height, descending? Can such force

Of waters issue from a British source,

Or hath not Pindus fed thee, where the band

Of Patriots scoop their freedom out, with hand

Desperate as thine? Or come the incessant shocks

From that young Stream, that smites the throbbing rocks.

Of Viamala? There I seem to stand,

As in life's morn; permitted to behold,

From the dread chasm, woods climbing above woods,

In pomp that fades not; everlasting snows;

And skies that ne'er relinquish their repose;

Such power possess the family of floods

Over the minds of Poets, young or old!

Поутру рано или в час, когда

Закат горит последним блеском света

И в сумрак вечера вся даль одета,

Взгляни, поэт задумчивый, тогда

На водопад, где бурная вода,

Как в логе лев, бушует. Нет предмета

Ужаснее! Дух страшный водомета

В венце из камня, кудри, борода

Струят потоки — воссидит над урной,

Скрывая днем свой облик. Он струит

По бархату лугов поток лазурный

Или, встречая на пути гранит

Обрушенный, обломки гор, гремит

И пенится чрез них волною бурной.