Избранные произведения в одном томе

Семейный человек

Стюарт Рейли отыскал свое место в «Компьютерз спешл» — стратоджете, на котором ежедневно доезжал из делового центра Нью-Йорка до своего пригородного дома на севере Нью-Хэмпшира, — в буквальном смысле не чувствуя ног и ничего не видя.

Только привычка, годы повторений одного и того же действия, привела Стюарта Рейли на обычное место у окна рядом с Эдом Грином; привычка заставила его указательный палец нажать кнопку в спинке переднего сиденья; привычка приковала его взгляд к вечернему выпуску новостей на крошечном экране, хотя ни одно чувство не восприняло ни одного стремительного, возбужденного сообщения.

Он смутно услышал визг, с которым взлетел стратоджет, но исключительно привычка заставила его ноги крепко упереться в пол, а брюшные мышцы — напрячься под охватившим тело ремнем безопасности. И это означало, понял Стюарт Рейли, что вот-вот наступит минута, когда привычка ничем ему не поможет — когда ему ничто не поможет. Только не в самой ужасной ситуации, в какую мог попасть человек в 2080 году от Рождества Христова.

— Трудный денек, Стью? — спросил Эд Грин громким от пива голосом. — Выглядишь чертовски усталым.

Рейли почувствовал, как шевелятся губы, но звук не сразу выбрался из горла.

— Да, — наконец ответил он. — День был не из легких.

— А кто заставлял тебя работать на «Солнечные минералы»? — поинтересовался Эд, словно отвечая на резкое возражение. — Все эти межпланетные корпорации одинаковые: давление, давление, давление. Счет должен быть готов сейчас, сию минуту, сию секунду, потому что грузовой корабль на Нептун отправляется, а следующий будет только через шесть месяцев. Вся меркурианская корреспонденция должна быть надиктована, потому что… Кому знать, как не мне? Я вкалывал на «Внешнепланетную фармацевтику» пятнадцать лет назад, и сыт по горло. Нет, мне подавай непыльную работенку с недвижимостью и счетами в деловом центре Нью-Йорка. Тихо. Надежно. Спокойно.

Рейли тяжело кивнул и потер лоб. Голова у него не болела, о чем он сожалел. Что угодно, лишь бы не думать.

— Конечно, денег там немного, — пророкотал Эд, переключаясь на другую сторону вопроса. — Денег немного, но и язвы нет. Возможно, я до конца жизни останусь в двухдетной категории — зато эта жизнь будет долгой. В моем офисе мы никуда не спешим и не нервничаем. Мы знаем, что старый добрый Нью-Йорк стоит здесь давным-давно — и будет стоять еще долго.

— Да, — ответил Рейли, по-прежнему глядя прямо перед собой. — Будет. Нью-Йорк будет стоять еще долго.

— Почему такой мрачный тон, дружище? Ганимед тоже никуда не денется! Никто не сбежит с Ганимедом!

Фрэнк Тайлер наклонился к ним с заднего сиденья.

— Как насчет партии в семикарточный стад, парни? — поинтересовался он. — Нам нужно убить еще полчаса.

Рейли совершенно не хотелось играть в карты, но он был слишком благодарен Фрэнку, чтобы отказаться. Его коллега из «Солнечных минералов» слушал Грина — как и, вынужденно, все остальные пассажиры — и один понимал, какие муки неосознанно причиняет Рейли агент по недвижимости. Вероятно, Тайлер чувствовал себя все более неуютно, а потому решил отвлечь Грина любым возможным способом.

Как мило с его стороны, подумал Рейли, когда они с Эдом развернули кресла лицом к Фрэнку. В конце концов, его перевели в отдел Ганимеда через голову Фрэнка; другой на месте Тайлера обрадовался бы, услышав о неприятностях Эда. Но только не Фрэнк, он не вурдалак.

Это была обычная игра для четверых. Брюс Робертсон, книжный иллюстратор, сидевший слева от Фрэнка Тайлера, поднял с пола свое огромное портфолио, чтобы положить его на колени вместо стола. Фрэнк вскрыл новую колоду, и они сняли ее, чтобы определить сдающего. Выиграл Эд Грин.

— Обычные ставки? — спросил он, тасуя карты. — Десять, двадцать, тридцать?

Все кивнули, и Эд начал сдавать. Но болтать не перестал.

— Я говорил Стью, — объяснил он голосом, наверняка долетавшим до пилота в герметично закрытой кабине, — что недвижимость хороша для кровяного давления, если не для других целей. Жена постоянно твердит мне перейти в более энергичную сферу. «Мне так стыдно, — говорит она, — женщина моего возраста — и всего двое детей. Стюарт Рейли на десять лет младше тебя, а Мариан уже родила четвертого. Будь ты настоящим мужчиной, тебе тоже было бы стыдно. Будь ты настоящим мужчиной, ты бы что-нибудь сделал». Знаете, что я отвечаю? «Шейла, — отвечаю я, — проблема в том, что счастливой тебя может сделать только тридцать шесть — эй».

Брюс Робертсон озадаченно поднял взгляд.

— Тридцать шесть — эй?

Эд Грин хохотнул.

— А, счастливчик холостяк! Погоди, пока женишься! Тогда и узнаешь, что такое тридцать шесть — эй. Тридцать шесть — эй заменит тебе еду, питье и сон.

— Тридцать шесть — эй, — тихо объяснил Фрэнк Тайлер Брюсу, забирая деньги, — это форма, которую заполняют, когда подают прошение в БСП на очередного ребенка.

— О. Разумеется. Я просто не знал номера. Но погоди минутку, Эд. Экономическое положение — лишь один из факторов. Бюро семейного планирования также учитывает здоровье родителей, наследственность, атмосферу в доме…

— Что я говорил? — возликовал Эд. — Холостяк! Неоперившийся бездетный холостяк!

Брюс Робертсон побледнел.

— Однажды я женюсь, Эд Грин, — произнес он сквозь стиснутые зубы. — И у меня будет больше детей, чем ты когда-либо…

— Ты прав, что экономическое положение — лишь один из факторов, — миролюбиво вмешался Фрэнк Тайлер. — Но этот фактор самый важный, и если в семье уже есть дети и они в хорошей форме, именно его будет учитывать БСП, принимая решение.

— Именно! — Эд хлопнул рукой, и карты заплясали по столу-портфолио. — Возьмем моего шурина, Пола. День и ночь жена твердит: Пол то, Пол это; неудивительно, что я знаю о нем больше, чем о самом себе. Пол владеет половиной «Грузового синдиката Марс-Земля», поэтому он в восемнадцатидетной категории. Его жена несколько ленива, ей плевать на внешние показатели, так что у них всего десять детей, но…

— Они живут в Нью-Хэмпшире? — спросил Фрэнк. Мгновение спустя Стюарт Рейли заметил, что Фрэнк смотрит на него с искренней озабоченностью. Он явно пытался сменить тему, чувствуя, что направление, которое приняла беседа, лишь усугубило страдания Рейли. Возможно, это отразилось на его лице.

С лицом нужно что-то делать: через несколько минут он встретится с Мариан. Если не проявить осторожность, она сразу догадается.

— В Нью-Хэмпшире? — презрительно спросил Эд. — Мой шурин, Пол? С его деньгами? Нет, сэр! Никаких трущобных пригородов! Он живет в настоящей сельской местности, к западу от Гудзонова залива, в Канаде. Но, как я говорил, они с женой не слишком ладят, и обстановка у них дома не очень благоприятна для детей, если вы понимаете, о чем я. Думаете, у них возникают проблемы с тридцать шесть — эй? Да ни в жизни! Они заполняют форму — и наутро получают ее, сплошь покрытую синими «одобрено». По мнению БСП, какого черта, с их деньгами они могут позволить себе первоклассных нянек и детских психологов, а если, повзрослев, дети по-прежнему будут испытывать какие-то проблемы, к их услугам будет лучшая психотерапия, какую можно купить.

Брюс Робертсон покачал головой.

— Мне это кажется неправильным. В конце концов, потенциальным родителям ежедневно отказывают из-за плохой наследственности.

— Наследственность — это одно, — возразил Эд. — А окружение — совсем другое. Первое нельзя изменить, второе — можно. И поверьте мне, мистер, лучше всего меняют окружение деньги. Д-Е-Н-Ь-Г-И: деньги, наличность, золотишко, бабло, зелень, старые добрые монеты. Если у тебя достаточно денег, БСП считает, что у твоего ребенка должен быть хороший жизненный старт — особенно под присмотром бюро в первые годы. Твоя очередь, Стью. Эй, Стью! Ты оплакиваешь последнюю ставку? Ты ни слова не сказал за пятнадцать минут. Что-то не так? Тебя ведь не уволили?

Рейли постарался взять себя в руки. Поднял карты.

— Нет, — сипло ответил он. — Меня не уволили.

Мариан ждала на аэродроме в семейном шаттле. К счастью, ее переполняли слухи, и она была не слишком внимательна. Она странно глянула на него лишь однажды, когда он ее поцеловал.

— Слабовато, — заметила она. — Раньше у тебя получалось намного лучше.

Он впился ногтями в ладони и попытался изобразить каприз.

— Раньше я не был таким слабым. Тяжелый день в офисе. Будь мила и нежна со мной, дорогая, и не жди от меня слишком многого.

Мариан сочувственно кивнула, и они забрались в маленькое судно. Двенадцатилетняя Лиза, их первый ребенок, сидела на заднем сиденье с Майком, последним ребенком. Лиза звучно чмокнула отца и протянула ему младенца для поцелуя.

Рейли пришлось заставить себя поцеловать сына.

Они поднялись в воздух. С аэродрома разлетались во все стороны шаттлы. Стюарт Рейли смотрел на проносившиеся внизу крыши пригородов и пытался решить, когда скажет жене. После ужина, это хорошее время. Нет, лучше подождать, пока все дети лягут. Когда они с Мариан останутся вдвоем в гостиной…

В его желудок словно упал холодный камень, как днем после обеда. Сможет ли он вообще заставить себя сказать ей?

Он должен. Выбора нет. Должен, причем сегодня.

— … если бы я когда-либо верила хоть одному ее слову, — говорила Мариам. — Я сказала ей: «Конни Тайлер — не такая, и хватит об этом». Помнишь, дорогой, как в прошлом месяце Конни навестила меня в больнице? Конечно, я знала, о чем она думает. Она смотрела на Майка и говорила себе, что если бы Фрэнк, а не ты, возглавил отдел Ганимеда и получил прибавку в две тысячи территов, сейчас она бы рожала четвертого ребенка, а я бы навещала ее. Я знала, о чем она думает, потому что на ее месте думала бы точно так же. Но она совершенно искренне сказала, что никогда не видела такого очаровательного, здорового младенца. И пожелала мне через год пятого ребенка — совершенно искренне, не ради вежливости!

Пятого ребенка, горько подумал Стюарт Рейли. Пятого!

— … так что решать тебе. Что мне сказать Шейле, если она придет завтра и снова начнет этот разговор?

— Шейле? — тупо спросил он. — Шейле?

Мариан нетерпеливо тряхнула головой над панелью управления. — Шейле Грин. Это жена Эда, помнишь? Стюарт, ты слышал, о чем я говорила?

— Конечно, дорогая. О, э-э, больнице и Конни. И Майке. Я слышал каждое слово. Но при чем тут Шейла?

Мариан обернулась и уставилась на него. Огромные зеленые кошачьи глаза, однажды приманившие Стюарта к незнакомой девушке через весь танцпол, были очень сосредоточенными. Она щелкнула переключателем, позволяя автопилоту вести шаттл заданным курсом.

— Что-то случилось, Стюарт. И это не просто тяжелый день в офисе. Что-то серьезное. В чем дело?

— Позже, — ответил он. — Я скажу тебе позже.

— Нет, сейчас. Скажи сейчас. Я ни секунды не вынесу, пока ты такой.

Он выдохнул, не отрывая взгляда от проносившихся внизу домов.

— «Юпитерианские химикаты» сегодня купили шахту «Кеохула».

— И какое отношение это имеет к тебе?

— Шахта «Кеохула», — мучительно объяснил он, — единственная полностью работающая шахта на Ганимеде.

— Я все равно… боюсь, я все равно не понимаю. Стюарт, пожалуйста, объясни мне односложными словами, и быстро. В чем дело?

Он поднял глаза и увидел, как она напугана. Она понятия не имела, о чем он говорит, но у нее всегда были отличные инстинкты. Почти телепатические.

— После продажи шахты «Кеохула» — за хорошие деньги — «Солнечные минералы» сочли нецелесообразным содержать базу на Ганимеде. Они закрывают ее, немедленно.

Мариан в ужасе закрыла рот руками.

— И это означает… означает…

— Это означает, что им больше не нужен отдел Ганимеда. И его глава.

— Но они не могут вернуть тебя на прежнюю должность! — воскликнула она. — Это слишком жестоко! Они не могут понизить тебя, Стюарт, ведь после повышения ты завел очередного ребенка! Должен найтись другой отдел, другая…

— Их нет, — произнес он, еле шевеля картонным языком. — Они сворачивают деятельность на всех спутниках Юпитера. Пострадал не только я. Картрайт из отдела Европы, Маккензи из отдела Ио — оба старше меня по званию. С настоящего момента «Солнечные минералы» планируют уделять основное внимание разработкам на Уране, Нептуне и Плутоне — и свернуть все остальные.

— А как насчет этих планет? «Солнечным минералам» понадобятся главы их отделов, ведь так?

Рейли беспомощно вздохнул.

— Они у них есть. И помощники глав. Хорошие специалисты, которые знают свое дело и занимаются им долгие годы. Предвосхищая твой следующий вопрос, дорогая, скажу, что я беседовал с «Юпитерианскими химикатами» насчет перевода. Ничего не выйдет. У них уже есть отдел Ганимеда и человек, который очень неплохо им руководит. Весь день я пробовал зайти с разных сторон. Но завтра вернусь в «Поставки руды».

— К своей старой зарплате? — прошептала Мариан. — Семь тысяч территов в год?

— Да. На две тысячи меньше, чем получаю сейчас. На две тысячи меньше минимума для четырех детей.

Руки Мариан поднялись к глазам, которые внезапно наполнились слезами.

— Я этого не сделаю! — всхлипнула она. — Нет! Нет!

— Дорогая, — сказал он. — Милая, это закон. Что мы можем поделать?

— Я ни в коем, ни в коем случае не стану выбирать, какого… какого ребенка отдать!

— Я снова получу повышение. Глазом не моргнешь, как буду зарабатывать девять тысяч территов. Даже больше. Вот увидишь.

Она перестала плакать и тоскливо посмотрела на него.

— Но если ребенка отдали на усыновление, родители не могут забрать его обратно. Даже если их доход вырастет. Тебе это прекрасно известно, Стюарт, как и мне. Они могут завести других детей — но никогда не смогут вернуть лишнего ребенка.

Конечно, он это знал. Это правило сформулировало БСП, чтобы защитить приемных родителей и стимулировать усыновление в семьи высших категорий.

— Нужно было выждать, — сказал он. — Проклятье, нужно было выждать!

— Мы выждали, — напомнила он. — Выждали шесть месяцев, чтобы убедиться в надежности твоего положения. Помнишь тот вечер, когда мы пригласили на ужин мистера Хэлси, и он сказал, что ты отлично справляешься и определенно продвигаешься вверх? «У вас еще будет десять детей, Рейли, — сказал он, — и вот мой совет: начните как можно скорее». Это его собственные слова.

— Бедняга Хэлси. На протяжении всего совещания управляющих он избегал встречаться со мной взглядом. Только когда я собирался уходить, он подошел и сказал, что ему очень жаль, что он поставит меня в следующий список на повышение. Но он заметил, что почти все сокращаются; это был плохой год для внеземной продукции. И, вернувшись на мое старое место в «Поставках руды», я потесню человека, который его занял. Он откатится вниз и потеснит всех остальных. Настоящий ад.

Мариан высушила глаза направленными волнами из обдувателя на приборной панели.

— Мне достаточно нашей проблемы, Стюарт. Чужие меня сейчас не интересуют. Что нам делать?

Он откинулся назад и поморщился.

— Лучшее, что мне пришло в голову, это позвонить моему адвокату. Клив обещал, что заглянет сегодня после ужина, чтобы обсудить с нами все дело. Если выход существует, Клив его найдет. Он работал со многими апелляциями к БСП.

Мариан склонила голову, благодаря мужа за усилия.

— Это начало. Сколько времени у нас есть?

— Завтра утром я должен заполнить форму по избыточности. У нас есть две недели, чтобы выбрать… ребенка.

Мариан снова кивнула. Они сидели, позволяя автопилоту вести шаттл к точке назначения. Некоторое время спустя Стюарт Рейли протянул руку и взял ладонь жены. Ее пальцы конвульсивно сомкнулись на его пальцах.

— Я знаю, кого отдать, — произнес голос за их спинами.

Оба резко обернулись.

— Лиза! — выдохнула Мариан. — Я про тебя забыла! Ты слушала!

Пухлые щечки Лизы блестели от слез.

— Слушала, — призналась она. — И знаю, какого ребенка отдать. Меня. Я старшая. Именно меня нужно отдать на усыновление. Не Пенни, не Сьюзи и не Майка, а меня.

— Замолчи, Лиза Рейли. Мы с твоим отцом решим, как поступить. Скорее всего, ничего не случится. Вообще ничего.

— Я старшая, а значит, отдать на усыновление нужно меня. Так говорит мой учитель. Он говорит, что маленькие дети с-страдают сильнее больших. И еще говорит, что это хорошо, потому что тебя наверняка усыновит очень богатая семья, и у тебя будет больше игрушек, и лучшие школы, и… и все прочее. Учитель говорит, что поначалу будет немного г-грустно, но с тобой произойдет столько всего хорошего, что… что ты будешь очень счастлив. А еще учитель говорит, что так должно быть, потому что это закон.

Стюарт Рейли с силой ударил по сиденью.

— Достаточно! Твоя мать сказала, что решать будем мы с ней.

— А кроме того, — с вызовом продолжила Лиза, вытирая лицо рукой, — кроме того, я не хочу быть членом семьи с тремя детьми. Все мои подруги — из семей с четырьмя детьми. Мне придется снова дружить со старыми убогими друзьями, и я…

— Лиза! — рявкнул Рейли. — Я еще твой отец! Хочешь, чтобы я это продемонстрировал?

Молчание. Мариан переключилась на ручное управление для посадки. Взяла у двенадцатилетней дочери младенца, и они все выбрались из шаттла, не глядя друг на друга.

Прежде чем войти в дом, Рейли улучил момент, чтобы переключить домашнего робота с «работы в саду» на «обслуживание столов». Затем последовал за жужжащей металлической фигурой внутрь.

Проблема заключалась в том, что Лиза была права. При прочих равных условиях для усыновления обычно выбирали старшего ребенка. Для нее этот опыт будет намного менее травмирующим. А Бюро семейного планирования тщательно подберет родителей из множества претендентов и проследит, чтобы переселение прошло как можно спокойней и радостней. Первые несколько лет детские психологи будут дважды в неделю навещать ребенка, помогая ему максимально полно адаптироваться к новому положению.

Кем окажутся новые родители? Возможно, кем-то вроде шурина Эда Грина, Пола, чей доход намного превосходит размеры семьи. Так бывает по разным причинам: ленивая, чуждая условностям жена, скрытая стерильность одного из партнеров, внезапная гистерэктомия. В общем, нечто, не позволяющее достичь единственного значимого престижа.

Можно владеть шаттлом последней модели — купив его в кредит и выплачивая сумму, равную твоему доходу за десять лет. Можно иметь огромный дом в дорогой, заполненной поместьями Манитобе, где высшее звено менеджеров делового центра Нью-Йорка соседствует со своими коллегами из деловых центров Чикаго и Лос-Анджелеса; дом, стены в котором покрыты панелями из редкой марсианской древесины, дом, оснащенный всевозможными роботами, — а также закладную на него, которая медленно, но верно заключит тебя в финансовое рабство.

Дети же — дети были определенностью. Нельзя было завести ребенка в кредит, нельзя завести ребенка, понадеявшись, что дела пойдут в гору. Ты заводил ребенка лишь после того, как БСП, сочтя вас с женой надежными с точки зрения наследственности и окружения, решало, что ваш доход достаточно велик, чтобы обеспечить ребенка всем, чего он заслуживает. Каждый ребенок в семье представлял собой лицензию, которую БСП выдавало только после тщательного расследования. И это был статус.

Вот почему от тебя не требовалась информация о работе или рекомендации, когда ты покупал что-нибудь в рассрочку, если ты обладал лицензией на шестерых детей. Клерк просто записывал твое имя, адрес и номер лицензии — и все. Ты выходил из магазина с покупкой.

На протяжении всего ужина Рейли думал об этом. Он почувствовал себя вдвойне виноватым из-за понижения в «Солнечных минералах», вспомнив свою первую мысль в то утро, когда прибыла лицензия на Майка. Это было триумфальное теперь нас пустят в загородный клуб, теперь они нас пригласят. Разумеется, он обрадовался разрешению на очередного ребенка — они с Мариан любили детей, и чем больше, тем лучше, — но у них уже было трое; именно четвертый ребенок означал большой прорыв.

— Что ж, — сказал он себе, — какой отец чувствовал бы себя иначе? Даже Мариан на следующий день после рождения Майка начала звать его «наш загородный сын».

То были счастливые, гордые дни. Они с Мариан вышагивали, словно юные монархи по дороге на коронацию. Теперь же…

Кливленд Боттигер, адвокат Рейли, явился, когда Мариан ругала Лизу за нежелание ложиться в постель. Мужчины отправились в гостиную, где домашний робот смешал им коктейли.

— Не стану подслащивать пилюлю, Стью, — сказал адвокат, раскладывая содержимое портфеля на старинном кофейном столике, который Мариан ловко соорудила из армейского сундука начала XX века. — Выглядит паршиво. Я просмотрел последние решения БСП, и в их свете твоя ситуация выглядит паршиво.

— Есть ли хоть какой-то шанс? С какой-то позиции?

— Именно это мы и попробуем выяснить сегодня.

Мариан вошла и свернулась клубочком на диване рядом с мужем.

— Ох уж эта Лиза! — воскликнула она. — Я чуть ее не отшлепала. Она уже считает меня посторонним человеком, который не может ей указывать. Это сводит с ума.

— Лиза настаивает, что отдать на усыновление нужно ее, — объяснил Рейли. — Она услышала, как мы это обсуждали.

Боттигер взял лист, исписанный заметками, и встряхнул его.

— Разумеется, Лиза права. Она старшая. Теперь давайте рассмотрим ситуацию. Вы двое поженились при годовом заработке в три тысячи территов, минимуме для одного ребенка. Это Лиза. Три года спустя благодаря повышениям ваш доход вырос на две тысячи. Это Пенелопа. Еще полтора года — еще две тысячи. Сьюзан. В прошлом году, в феврале, ты возглавил отдел Ганимеда за девять тысяч в год. Майк. Сегодня тебя понизили, и ты вернулся к семи тысячам, то есть верхнему пределу трехдетной категории. Я передал суть?

— Передал, — ответил хозяин. История моей взрослой жизни, подумал он, в двух предложениях. Ни слова о том, как Мариан едва не потеряла Пенни, или о том, как домашнего робота замкнуло возле манежа, и на голову Сьюзи пришлось наложить шесть швов. Ни слова о том…

— Хорошо, Стью, давай сперва рассмотрим ваши финансовые возможности. Кто-либо из вас может рассчитывать на получение крупной суммы денег, например, наследства? Нет ли у вас объекта недвижимости, который может заметно вырасти в цене?

Они переглянулись.

— Наши семьи, и моя, и Стюарта, — медленно ответила Мариан, — принадлежат к трехдетной или четырехдетной категории. С недвижимостью туго. И все, чем мы владеем, помимо дома, мебели и шаттла, это правительственные облигации и немного акций «Солнечных минералов», которые стоят не намного больше, чем то, что в них вложили давным-давно.

— С доходами все ясно. Тогда, ребята, скажите мне…

— Погоди секунду, — перебил Рейли. — Почему с доходами все ясно? А если я найду подработку, буду работать по выходным или по вечерам здесь, в Нью-Хэмпшире?

— Потому что лицензия на ребенка основывается на доходе с учетом нормальной тридцатичасовой рабочей недели, — терпеливо объяснил адвокат. — Если отцу приходится подрабатывать, чтобы достичь нужного уровня дохода или поддерживать его, значит, ребенок намного реже видит своего родителя и, выражаясь юридическим языком, «лишается нормальных привилегий нормального детства». Помни, права ребенка имеют высшее значение в современном законодательстве. Это не обойдешь.

Стюарт Рейли уставился в стену.

— Мы можем эмигрировать, — тихо сказал он. — На Венере и в других колониях нет контроля рождаемости.

— Тебе тридцать восемь, Мариан — тридцать два. На Марсе и Венере предпочитают молодых, совсем молодых людей, не говоря уже о том, что ты — офисный работник, а не техник, не механик и не фермер. Я очень сомневаюсь, что тебе дадут постоянную внеземную визу. Нет, финансовые возможности исключаются. Остается «особое затруднение». Кто-нибудь из вас может придумать какую-нибудь апелляцию в этом ключе?

Мариан увидела соломинку и вцепилась в нее.

— Возможно. Когда я рожала Майка, мне делали кесарево сечение.

— Хм. — Кливленд Боттигер взял другой документ, изучил его. — Согласно твоей медкарте, причина заключалась в положении ребенка в матке. Это не должно отразиться на твоей способности иметь детей. Что-то еще? Например, неблагоприятное психологическое заключение по части Лизы, из-за которого ее сейчас не рекомендуется передавать другим родителям? Думайте.

Они подумали. И вздохнули. Ничего не было.

— Как я и полагал, Стью. Ситуация определенно выглядит паршиво. Советую вам подписать эту бумагу и отдать завтра вместе с формой по избыточности. Я уже ее заполнил.

— Что это? — спросила Мариан, тревожно всматриваясь в лист, который он им вручил.

— Прошение об отсрочке исполнения. На основании того, что Стью прекрасно справлялся со своей работой, а значит, понижение будет временным. Как только БСП отправит сотрудника в твой головной офис, все раскроется, но так мы купим немного времени. У вас будет лишний месяц, чтобы выбрать ребенка, а там — кто знает? — вдруг что-то да подвернется. Лучшая работа в другом подразделении, очередное повышение.

— Сейчас я не найду лучшей работы в другом подразделении, — с отчаянием произнес Рейли. — Мне повезло, что есть хотя бы эта, в сложившейся ситуации. А повышения можно ждать не раньше чем через год.

Снаружи на лужайку с визгом приземлился шаттл.

— Гости? — удивилась Мариан. — Мы никого не ждем.

Ее муж покачал головой.

— Гости! Последнее, что нам сейчас нужно, это гости. Посмотри, кто это, Мариам, и попроси их уйти.

Она покинула гостиную, по дороге взмахом велев домашнему роботу наполнить пустой стакан Боттигера. Ее лицо застыло в болезненной гримасе.

— Не понимаю, почему БСП должно так строго и дотошно интерпретировать законы контроля рождаемости! — воскликнул Стюарт Рейли. — Неужели нельзя предоставить человеку небольшую отсрочку?

— Они и предоставляют, — напомнил ему адвокат, аккуратно собирая бумаги в портфель. — Определенно предоставляют. После того как ребенок одобрен и зачат, родителям дозволяется снижение дохода на девятьсот территов — на случай непредвиденных обстоятельств. Однако две тысячи, целых две тысячи…

— Но это нечестно, чертовски нечестно! Ты родил и вырастил ребенка, а какое-то мелкое бюро мирового правительства забирает его у тебя…

— Рейли, не будь ослом! — резко произнес Боттигер. — Я твой адвокат, и я помогу тебе, насколько позволяют мои профессиональные способности, но не стану сидеть и слушать, как ты болтаешь ерунду, в которую сам не веришь. Планирование семьи на мировом уровне либо имеет смысл, либо нет. Мы либо делаем каждого ребенка желанным и ценным, даем ему надежный шанс на достойную, счастливую, полную жизнь — либо возвращаемся к безответственным, беспорядочным способам деторождения, что практиковались в прошлые века. Мы оба знаем, что разумное семейное планирование сделало мир намного лучше. Форма тридцать шесть — эй — это символ семейного планирования, а форма по избыточности — обратная сторона медали. Одно не может существовать без другого.

Рейли повесил голову и развел руками.

— Я с этим не спорю, Клив. Просто… просто…

— Просто сейчас у тебя неприятности. Мне жаль, действительно жаль. Но мое мнение таково: если клиент приходит ко мне и говорит, что случайно пролетел на своем шаттле над закрытой зоной, я использую все свое юридическое образование и все грязные трюки, чтобы он отделался как можно меньшим штрафом. Однако если он говорит, что правила движения никуда не годятся, я теряю терпение и прошу его замолчать. То же самое касается и законов контроля рождаемости: это свод правил, повышающих эффективность репродуктивного движения человеческой расы.

Голоса в коридоре внезапно смолкли. Мариан издала странный звук, нечто среднее между визгом и криком. Мужчины вскочили и кинулись к ней.

Мариан стояла рядом с Брюсом Робертсоном. Ее глаза были закрыты, и она упиралась рукой в стену, словно боясь упасть.

— Прости, что огорчил ее, Стью, — быстро произнес книжный иллюстратор. Он был очень бледен. — Понимаешь, я хочу усыновить Лизу. Фрэнк Тайлер рассказал мне, что произошло сегодня.

— Ты? Ты хочешь… Но ты холостяк!

— Да, но мой доход позволяет мне пятерых детей. Мне разрешат усыновить Лизу, если я смогу доказать, что обеспечу ей такой же хороший дом, как и женатая пара. И я смогу. Я хочу лишь, чтобы она официально взяла фамилию Робертсон — мне все равно, каким именем она пользуется в школе или с друзьями, — и она останется здесь, а я буду обеспечивать ее. БСП сочтет это лучшим домом.

Рейли уставился на Боттигера. Адвокат кивнул.

— Так и есть. Более того, если биологические родители выражают какое-либо пожелание насчет возможного усыновителя, чаша административных весов обычно склоняется в их сторону. Но зачем вам это, молодой человек?

— У меня будет ребенок — официально, — ответил Робертсон. — Ребенок, о котором я смогу рассказывать, которым смогу хвастаться, когда другие хвастаются своими детьми. Я устал быть бездетным холостяком. Я хочу быть кем-то.

— Но однажды ты захочешь жениться, — возразил Рейли, обнимая жену, которая протяжно выдохнула и повернулась к мужу. — Жениться и завести собственных детей.

— Нет, не захочу, — тихо сказал Брюс Робертсон. — Пожалуйста, никому не говорите, но в моей родословной есть амавротическая идиотия. Выйти замуж за меня согласится только бесплодная женщина. Сомневаюсь, что я когда-либо женюсь, но детей у меня точно не будет. Это… это мой единственный шанс.

— Ах, дорогой, — счастливо всхлипнула Мариан в объятиях Рейли. — Это сработает. Действительно сработает!

— Все, чего я прошу, — неуверенно продолжил иллюстратор, — это разрешения иногда приходить сюда, чтобы повидать Лизу и узнать, как она живет.

— Иногда! — воскликнул Рейли. — Можешь приходить каждый вечер. В конце концов, ты будешь почти членом семьи. Почти? Ты будешь членом семьи, дружище, ты будешь нашей семьей!