Военный билет № 0676852. Баллада

...уже мою вызывали букву

последнее сняв я присел на стул

но ожидание затянулось

и я как вырубился

I

– Зовут! – от сна меня растолкали,

я молча встал и не помню как шагнул

туда, где в спортивном зале

сидел районный ареопаг.


Они за красным сукном сидели,

архонты наши, кто сам, кто зам,

и нас, раздетых, глазами ели,

а мы толклись, прикрывая срам.


Они сидели, а мы стояли,

и между нами медперсонал

рост, вес, объем груди и так дале

живой досматривал матерьял.


И каждый был абсолютно голым,

не обнаженным и не нагим,

а как преступник перед Престолом,

который в Страшном суде судим.


И гол не так, как натурщик в классе

перед мольбертами обнажен,

а гол насквозь, как в последнем часе

бывает тот, кто на свет рожден.


Я старше был, я учился в вузе

и подлым умыслом был согрет,

что пару месяцев прокантуйся –

и все, и белый дадут билет.


Ну не обидно: уже с дипломом,

уже зачисленный в некий штат,

стоять дрожа перед дуроломом,

сжимая мысленно автомат.


Не то чтоб страх обуял, однако

с трубою вскакивать и – отбой!

Нет, злее ватника и барака

была казарма с ее кирзой.


И вот в спортзале – прощай, карьера! –

среди расчисленной толчеи

под крестовиною для обмера

стою, глаза подымаю и –


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


II

Мы с ней учились и жили рядом,

и говорили, я нравлюсь ей,

а я неопытным был вожатым

в ту местность, где искуситель-змей.


Гремит каток, убегают лыжи,

теряет спицы велосипед.

Чем греза дальше, тем проза ближе:

вальсок, соскок и физкульт-привет!


О, глупый, первый, неповторимый

и трижды непоправимый миг

длиною в вечность, где с жалкой миной

на поле боя ты, выпускник,


бездарно робок... А сад за школой

и вправду райский, в колючках роз...

...И вот стою перед нею голый,

к тому ж – цветущий фурункулез.


И это ты? до чего же глупо.

Сказать бы лучше: и это я?

А дальше – ступор, а дальше грубо

как в цехе бухает кровь моя.


Пока в перчатку дудит проктолог,

и марсианская его рука

державна, а перст полномочный зорок

и в позу ставят призывника;


пока багровое отверните

он слышит над головой приказ,

а он при нищенском реквизите,

и муза не подымает глаз;


пока он Марсом трикрат затыркан,

не Марс уже, а скорей Арес,

он видит кожей, спиной, затылком,

он чует жгущий призор небес;


еще он в списках... давленье 200

и пульс 140–160...

главврач нахмурен... сказать по чести,

уже не рекрут, а экспонат.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Бывают встречи! Вчистую списан.

Гипертония. Ну повезло!

Но он-то знает, каким стриптизом

его контузило и спасло.


III

Я шел своих навестить недавно,

звенела осенняя нищета,

и свежий холм нарывал как травма,

едва присыпан и без креста.


И я увидел ее: сказали

две даты все, что я мог спросить.

И это ты? я сказал глазами,

и было невыносимо быть.


Я девушек многих любил, а вышло,

контужен был и спасен одной.

Но если что из меня и вышло,

то ты, пожалуй, тому виной.


Я жив твоим попеченьем детским,

а если убит – убит давно.

Пришло рассчитаться за все, да не с кем –

просрочено и уценено.


И я подумал еще про финиш,

когда под вагоном стучал мотор.

Любовь и раскаяние – они лишь

и держат нас, остальное вздор.


А там, в окне, отлетал куда-то

пейзаж с подтеками фонарей:

пожарка с крышей военкомата,

и клуб, и что там – скорей, скорей!


А может, это одно и было,

я думал, в голый глядясь простор,

ведь то, что саднит, дает и силы

не умирать, остальное вздор.

1996

Загрузка...