«Под тутовым деревом в горном саду…»

* * *

Под тутовым деревом в горном саду,

в каком-то семействе, в каком-то году,


с кувшином вина посреди простыни,

с подручной закуской – лишь ветку тряхни,


с мыслишкой, подкинутой нам тамадой,

что будем мы рядом и там, за грядой,


Амо и Арсений, Хухути и я,

и это не пир, а скорей лития.


Как странно, однако, из давности лет

увидеть: мы живы, а нас уже нет.


Мы рядом, мы живы, и я под тутой

еще и не старый, еще молодой.


Закатная мгла освежила траву.

Цикада окликнула Саят-Нову.


Из давности, из наваждения лет

кузнечик откликнулся ей вардапет.


Вот! роды прейдут, и державы сгорят,

и сад промысловый пожрет шелкопряд,


и речь пересохнет, но из году в год

цикада семнадцатилетняя ткет,


а рядом сверчок, безъязыкий толмач,

смычком высекает свой варварский плач.


Деместикус, дектикус, коноцефал,

да кто бы им имя какое ни дал,


личины меняя, он тот же, что был,

Амо и Арсений под сению крыл,


словесная моль, дегустатор октав,

скажи: каннибал – и не будешь не прав.


Напарники литературных декад,

здесь самое место нам, в цехе цикад.


А что же в остатке? сухая картечь,

лишь воздухом запечатленная речь...


Я вижу, как мы под тутою лежим,

как живо темнеет, как сякнет кувшин,


но миг или век – все равно дефицит,

как жизнь промелькнула, и смерть пролетит.

2000

Загрузка...