Воды воспоминания отхлынули столь же резко, как и подступили к ресницам. На тройном распутье стоял человек в черных одеждах. Одеждах, которые носят в ордене вестники ночи. Изорванный плащ хлопал на ветру, а вытянутая вверх длиннополая шляпа больше походила на капюшон. Рот странника надежно скрылся за маской милхимика для фильтрации воздуха, но поверь мне, он поморщился от привкуса воспоминаний. Как кот брезгливо передергивает лапой, попав в воду, так и мрачный путник постарался поскорее забыть его. Неприятное прошлое, оно словно делало его слабее, уязвимее. Он больше не узнавал в нем себя. Там был кто-то другой, наивный, с открытыми для мира глазами, готовый верить всему. А здесь стоял совсем другой человек. Огромной глыбой гранита высился перед ним указывающий путь камень. Он был похож на него. На тот холодный путеводный кусок скалы из воспоминаний.
Конь всхрапнул позади, вскопал землю копытом, оставив на ней еще одну рытвину. Он снова потребовал двигаться дальше. Человеку тоже было не по себе. Холодок пробежал по его спине. Здесь осерение проникло далеко на юг. Все пространство кругом, на сколько хватало глаз, было отравлено серой землей, и только лес впереди горел зеленым огнем жизни. Путник опустил голову. Длинный и черный орденский плащ хлестнул по кожаным сапогам с защитными вставками из металла.
Он перехватил свой арбалет. На ручке его оружия взвилась перевязь. А на ней звякнул жетон на отстрел остылых. Мрачный жнец беспокойных мертвецов посмотрел вперед. Его плотные, прилегающие к самой маске, очки блеснули двумя алыми молниями в покрасневших прядях, висящего над лесом Титана Йодкейма. Светила синего свода. Близился покров ночи.
Ты хочешь узнать о прошлом этого мира? Скажу прямо — я не лучший рассказчик. Посмотри вперед, друг. Титан небосвода — Йодкейм идет всегда по своему обычному пути, грозя вскоре скрыться в дальних горах. Там он, согласно легендам, сразится со всем злом этого мира и победит в битве с Тлекорцем Учеником. Вспомнив это имя изгоняющий, а если судить по его арбалету, то это был именно убийца нечисти, сплюнул на землю, приоткрыв свою защитную маску.
Хочешь знать почему его зовут Учеником? Вынужден тебя разочаровать — я и сам не знаю. Уж слишком рано меня извлекли из семьи орденские приспешники, а им нет дела до легенд. Им важно лишь то, чтобы мы хорошо убивали беспокойных мертвецов. Чтобы не умирали каждый раз встретив остылого на своем пути. Впрочем, сейчас речь не об ордене, а о легенде. На чем я остановился? Ах да… Но в той древней схватке сам Йодкейм погибнет, чтобы заново родиться за морем и пойти по своему пути, снова вернувшись на континент с запада и Светлого Материка, откуда пришли и первые корабли. Только идти он будет по синему своду, а не плыть по Великому Мрачному Пределу, чтобы еще издали осветить своей гривой волос древний остров и одноименный столичный град — Янтаресвет Великий. Убийца остылых осмотрел свою перчатку.
Первая дорога развилки шла к замку лорда-мятежника, который решил больше не служить Короне Могильного Мохховика. И вот его владение лежит в запустении, а слуги остыли и бродят среди руин замка на одинокой скале. Многие мелкие лорды старались обрести больше самостоятельности, или даже независимость. Теперь, когда серая земля распространяется столь стремительно, что даже я не узнаю тех цветущих мест, где некогда был. Все пожрало гиблое осерение. И потому Крепость Рух убивает каждого, кто приблизится ближе десяти метров к Вторым Воротам Света. И это теперь, когда Первожрец Хотта бежал с островов из янтарной столицы в Крепость Рух. Он украл с собой «Ребенка Титана Йодкейма» и провозгласил земли громовых птиц — Последним Владением Света. Теперь, когда подлый Культ Костей влияет на разум Императора Ретриха Могильного Мохховика, правитель лишь посмеется в ответ посланцу и его бедам. И выпьет больше вина, рассматривая через грани бокала его подданных — мелких букашек с незначительными проблемами. Многие пытались, но не у всех получалось.
Одинокие стены и камни, вот что осталось от этого замка. Имя местного лорда ушло из страниц летописей, и теперь никто не знает, кто там жил. Возможно, если бы была жива деревня подле замка, то люди бы еще помнили, но ее не пощадило осерение. Люди либо ушли, либо погибли от голода. "Быть может, Свет будет милостив к их душам", — с яростью подумал я, спустив стрелу из арбалета в неосторожно приблизившегося ко мне восставшего. Тот издал возглас, чем-то похожий на удивление и осел на землю. Мертвый стражник мятежного лорда резко попытался вырваться, пригвожденный стрелой к земле. Он махал руками, сбив несколько изумрудно зеленых грибов, вылезших из-под забрала его шлема. Одна из латных перчаток слетела, обнажив черную гнилую плоть. Он начал стонать и рваться вперед, но я знал, что у него ничего не выйдет.
"Охотник определился с дорогой. Охотник пойдет по длинному пути", — снова зазвучали слова пророчества оракула Света Йодкейма. Охотник поедет прямо в Темнолесье. Там еще есть живые. Деревня в половине дня пути.
Почему охотником был выбран центральный путь? Потому что последняя дорога вела назад. Через запустевшие земли и небольшой мостик, где некогда он рос, и шла к карликам и северянам. А человек и не знал об этом и не догадался, почему его посетило воспоминание, что с таким рвением охотник старался отбросить от себя. Вернее, он знал, ведь именно у такого камня его отдали Ордену. Вот только у этого или у другого — охотник не помнил. Он медлил, пытаясь понять, но не догадался, слишком здесь все изменилось. Он вскочил в седло и поскакал в сторону Темнолесья. Камней было много, а он был один…
…
До вырубки возле поселения я добрался, имея всего две стрелы в колчане. Лесные твари ели их, как не в себя. Сожрали они и лошадь. Весьма потрепанный и уставший, весь в грязи, в мелких порезах, я больше походил на остылого, чем на живого человека, после того как убегал от ночного хищника — иссиня-когтя, крупной и опасной лесной кошки. Почему я убегал от преследователя? Ответ прост — мне за них не платят. А таких как он — очень много.
Пошатываясь, я шел вперед к частоколу. Еще издали жители заметили меня и выстроились на стенах с оружием. Старый городничий, и вовсе не хотел мне открывать, не верил, что кто-то смог преодолеть ночью лес. Приказал арбалетам дать залп в меня, перепутал с остылым путником — обычное дело. Но он сразу передумал, когда черная стрела вонзилась в метре от его головы.
— Это-о-охотник! — Истошно завопил, как в последний раз, старик. Жидкие и редкие пряди волос, не знавшие стригущего, взметнулись во все стороны, а глаза безумно завращались. Я уже подошел достаточно, чтобы рассмотреть его образ. Глупая пальба прекратилась. Деревенские жители разве что в противоположную сторону не стреляли, настолько ужасна была точность их стрельбы. Кто-то из них умудрился разрядить арбалет себе в ногу. Поэтому под шумок, пока было не до него, один кучерявый с веснушками паренек продолжал перезаряжать арбалет и выпускать стрелу за стрелой, дорвавшись до такого занятия. Пришлось старосте приблизиться и отвесить вразумляющий подзатыльник, да лично конфисковать оружие.
— Тебе что, пажитник уши забил? Али приказов не слышал? — отчитал ребенка старик.
Цепи ворот загрохотали, и я закрыл сердце рукой в черной перчатке от взметнувшейся пыли, когда они с грохотом ударились об землю. Больше на инстинктах, чем с какой-либо пользой. В Ордене нас так и учили — "Кто закроет лицо рукой — тот труп! Закрывать нужно сердце!" Пыль развеялась и мне навстречу осторожно вышли два бойца в полудоспехах. Я про себя подумал, что видел такие только в замке Феанот у танцовщиц графа — не прикрывали они ровным счётом ничего.
— Ты погляди, живой человек! — Воскликнул один из стражников. Златовласый даже попробовал тыкнуть в меня пальцем, чтобы убедиться, что перед ним не наваждение, но замер на полпути, столкнувшись с моим тяжёлым взглядом.
— Да он охотник на тварей, а значит уже — труп… — Ответил деловито второй, но вынужден был остановиться на полуслове, арбалетный болт уперся ему прямо в лоб. Меня пошатывало, что придавало картине еще большей изящности.
— И почему же я труп? — Требовательно спросил я, — "О! Мне и, правда, было очень интересно!" Очень медленно, как бы нехотя, деревенские во второй раз подняли свои арбалеты и направили на меня.
— Ты это, не серчай, разве вы все, кто побывал в горах, ну это… не стали полуживыми, потому вы и лицо закрываете, — Он почти задыхался. Судорожно сглотнул, бросил косой взгляд на товарища за моей спиной, тот развел руками, растерявшись. Я внимательно изучил, как по его лбу струится пот. Он и глаза выкатил из орбит. Как же его трясет!
— Нет, не стали. — Я отстегнул маску с лица свободной рукой. Замок щелкнул. Маска захрустела резиной и бумагой, показав мое лицо. А затем я убрал арбалет в крепление на спине и вошел в поселение. Если стражники хотели меня обыскать, то, похоже, уже передумали.
Тем временем староста деревни спустился. Его поддерживали сразу двое молодцев, было видно, что спуск со стены из частокола был для него уже неподъемной ношей. Оказавшись внизу, он оперся на узловатую, но отполированную палочку.
— Давненько. — Начал он свою речь, и прищурившись посмотрел на меня, — Давненько мы здесь не видели путников, а вот вашего брата на моем веку лет десять не видно было.
— Твари спускаются с гор все более опасные, неофиты Ордена все чаще гибнут в схватках. Все силы уходят на сдерживание, почти никто не выдерживает пять лет, чтобы окончить службу и вернуться в мир живых.
— А вы, стало быть, выжили? — Спросил деревенщина. "Вот спросил — так спросил", — подумал я. Сбитый с толку вековой мудростью, я даже задумался о былом. Из своего прошлого я помнил многое урывками. Как прошел обряд посвящения в стражи поста, и как очнулся после пяти лет забвения лежа на спине в снегу.
Тогда была оттепель, снег был мокрый, но запомнилось мне небо, оно было серебристо-белым, как жемчужина. Я их видел, еще будучи послушником ордена, разгружая коробки в порту. Из них еще орденский травник потом варил что-то. Голубые отсветы пробивались между клубящихся облаков, где-то высоко струились пряди Йодкейма, лаская мое лицо. Пели какие-то дивные птицы, перескакивая с ветки на ветку сосны. Именно тогда я осознал, что мой долг Ордену выплачен, что я свободен.
Догадавшись, что ответа он не получит, старейшина достаточно противно пошамкал губами. Посмотрел на своих провожатых, словно забыл, где они находятся, или искал у них поддержки и подсказки. А потом снова собравшись с мыслями обратился ко мне:
— Мы рады приветствовать вас в нашей деревне, милсдарь. Какое дело вас привело? — Почесал седые и редкие волосы староста. Я видел три большие коричневые родинки на его голове сквозь редеющую седину.
— Граф из замка Феанот собирается в следующем месяце проехать к Костеграду, и ему нужно, чтобы охотники почистили Рубежный Тракт от особо опасных тварей полога и остылых. Особенно остылых.
— Рубежный Тракт? — Задумался старейшина. — Он проходит южнее, прямиком возле старого замка. Вот помню в старые времена, там была деревушка Сгулли. То-то тогда было веселье! К нам и караваны заезжали, и времена были. Не то что сейчас…
Я закусил губу, понимал же, что эта глухомань на отшибе. Но я также знал, что местные быстрее введут меня в курс дела. Мне нужно было понять, что беспокоит деревню, и что в этих землях представляет опасность.
Со стены сбежал другой мальчишка, похожий, как две капли воды, на богатырей за спиной старика. Я осмотрелся. Деревенские жители, спускающиеся со стены, все они, по сути, были на одно лицо, как близкородственная родня, — "Похоже, уже много лет живут здесь в изоляции, в этой самой глуши. А ведь правда, куда им идти? Вокруг — осерение, оно-то и сделало их невольными узниками этой чащобы." Мальчишка протянул мне мою черную стрелу, завернутую зачем-то в белый платок:
— Ваша стрела, сударь, — С поклоном он протянул мне свое великое сокровище. Я поблагодарил его и взял инструмент. Как только мальчишка отдал свою ношу, он сразу убежал куда-то и скрылся среди дворов. Посмотрев на распинающегося старосту деревни о богатом прошлом, веселых днях, частых заездах южных торговцев и теперешних суровых условиях жизни, я решил, что пора брать инициативу в свои руки. Так и до гибели Йодкейма можно вести переговоры.
— Темные времена настали! Говорю вам, — Погрозил пальцем осипший от длинной речи старик.
— Есть ли у вас черные стрелы? — Перебил я старейшину.
— У нас черных стрел нет, господин охотник, — Начал качать головой старожила. Он качал ей удивительно долго.
— Не совсем так, — Ответил один рослый мужчина, сопровождавший старика, — У нас стрел действительно нет, но рядом с нами есть старинный склеп. В нем десять лет назад похоронили другого охотника.
Я кивнул. Получалось, что и стрелы, если у него оставались, нужно искать рядом с ним. Десять лет назад Орден выдавал почти каждому охотнику свой арбалет. Но все меняется, лишь общий закон выглядит незыблемым. Повеление Императора Могильного Мохховика категорично, как обоюдоострый нож — "Кто украдет у охотника его имущество, да будет казнен, и если кто из охотников украдет у других, да будет так же, да будет предан смерти."
Старожила снова чуть было не затянул свою прошлую речь про былые дни, воспользовавшись паузой.
— Есть ли какое-то беспокойство в деревне? — Я попытался заглянуть в глаза старика. Он моргнул и остановил свою шарманку, стоял и хлопал глазами.
— Что вы имеете в виду? — Наконец вопросительно посмотрел на меня старик.
— Не пропадали ли охотники? Все ли дети здоровы? — Меня начало немного мутить, слабость давала о себе знать.
Другой человек, спровадивший со своим напарником старейшину со стены, усмехнулся. С мощной шеей и рабочими плечами, он, однако, затряс своим круглым пузом.
— Есть такое. Отчего же не быть, обыденное дело. Охотники то и дело пропадают, дети, будто серой земли лизнутые, тоже болеют, или когда, вот, моровой серостью с севера дует, то же, — Это был весьма красноречивый насмешливый взгляд. Похоже, я ему не нравился, и из-за каких-то убеждений он меня презирал.
Я посмотрел вниз, а потом исподлобья — глаза в глаза со смеющимся сопровождателем старика:
— Лихо какое не случалось? Такое, чтобы вся деревня боялась и ничего делать не могла, — твердо произнес я.
Все вокруг замерли. Как-то похолодело. Другой здоровяк поежился, а старейшина продолжил:
— Было-было! Дело, значится, такое приключилось… — Начал он вспоминать и волноваться. — На той неделе, помню, как не давеча, вчера то было. Принесли к нам трех наших деревенских охотников, все бледные, словно света Йодкейма никогда не видели. Так и не смогли поминальную реликвию в склеп поставить.
— Ясно, — кивнул я. — Что-нибудь еще?
— Как сказал мой внук, здесь есть старинный склеп, — указал направление рукой староста деревни. — В нем раньше мы всех хоронили, но там теперь кто-то завелся опасный, рычит и ревёт, а соваться внутрь и проверять кто там не хочется.
"Внук?" — Я еще раз пробежал взглядом по широким плечам молодца, тот гордо залыбился мне в ответ, поймав мой сонный и косой взгляд.
— Понятно, — Снова кивнул я, и перешел к скользкой теме, — Чем платить будете?
В этот момент появился мальчонка. В руках он нес тряпицу, полную чего-то тяжелого. Старейшина махнул ему рукой, подзывая подойти ближе к себе.
— Мой правнук — смышленый малый, — потрепал по голове ребенка и пошамкал губами старик.
Мужчина, что стоял справа, развернул кулек и показал мне содержимое. Здесь были и драгоценные яшмовые с изумрудами серьги, и серебряное оббитое золотом колье, и украшенный золотом перстень, такого богатого содержания, что и у графа Феанота, такого не встретишь. Здесь же лежало чье-то обручальное кольцо, с подписью "Люблю тебя Т.Т.", похоже, деревенские читать не умеют. Инкрустированный турмалином гребень без двух зубцов для волос из какого-то редкого сплава. Горсть каких-то причудливых старинных вещиц, что я задумчиво покрутил в руках. О их предназначении мне было неизвестно. И еще где-то сорок монет золотом под всеми этими драгоценностями. Я с трудом переборол желание взять больше, чем положено по кодексу Ордена. "Прострелить бы тебе башку этой черной стрелой", — пронеслись воспоминания о словах скупого наемника, путешествовавшего как-то со мной. Тем временем, заметив мою заминку, деревенский староста продолжил:
— Путники и караваны к нам редко заезжают… — пожаловался старик. — Мы уже и не помним, сколько это стоит? Наверное, много, да?
Снова посмотрев на старейшину, я ответил:
— Я возьму только столько, сколько стоит моя работа, не больше. — Взял две золотые монеты с его руки. А в мыслях пронеслось: "Как же! Хоронят они в склепах! Нет, только расхищают его ценности."
У всех на лицах отобразилось крайнее изумление. Видимо, они и не догадывались, обладателями какого богатства являются. Молодцы, стоявшие за спиной старика, переглянулись. И один из них поскорее взял золото себе. Мальчишка опустил голову, так и не дождавшись мешка с монетами, пнул придорожный камень.
— На утро раз черных нет… Мне нужны простые стрелы. Пройти по лесу до склепа будет нелегко. Хищники у вас здесь опасные. А сейчас я бы хотел поспать, устал с дороги.
— Ступай в крайний дом справа, там Ревва живет. У нее не так давно муж умер, приютит тебя, значится, на ночь, — пояснил старик.
Я слегка приподнял свою заостренную шляпу и отбыл. Спать хотелось ужасно. Мальчишка метнулся вперед, видимо, чтобы предупредить местную обитательницу.
Когда я пришел, все было уже готово. Женщина пригласила меня за стол и поставила немудреную тарелку в виде плоской доски с мясом и листьями. Я взял мясо рукой и сделал несколько укусов, почти не жуя, проглотил. Пообещав что-то приготовить еще для меня, она скрылась в соседней комнате. Я взял бутылку с какой-то настойкой и хлебнул чего-то очень крепкого. Это стало последней каплей.
Пышка хотела попотчевать меня чем-то еще, но я не был особым гурманом, поэтому обнаженная женщина обнаружила меня спящим лицом в салат. Возле горящего камина меня разморило, и стоило только присесть, как я сразу уснул. Два дня в пути верхом, следуя по одному из самых опасных регионов Империи. Еще бы! После такого любой, даже самый крепкий, бы отрубился. Поэтому при первой же возможности тело взяло свое, ощутив себя в безопасности.
Женщина вздохнула и, сложив ногу на ногу, села в кресло, налив крепкого напитка. Будить опасную черную птицу, залетевшую ей в дом? Охотника? Убийцу остылых? Она не решилась.