Измена. Не фригидная жена (СИ)

Глава 17

После девяти и после начала часов посещения в палату втискивается Карина. Она делает это быстрее, чем врач до конца открывает двери, и ставит на пол огромный пакет с продуктами. Ее поспешность выбивает из меня короткий смешок, после которого в голове начинает предупреждающе пульсировать боль.

— Крошка моя, я все ногти сгрызла от волнения…

Она бросается на меня и обнимает. Волосы Карины падают мне на лицо.

После секундной расслабленности, я крепко обнимаю ее в ответ, прижимаю к себе руками. Вчера после всего случившегося, отойдя немного, я в первую очередь позвонила Карине. Ее уверенные «все будет хорошо» подействовали гораздо лучше, чем слова Дамира по дороге сюда.

— У тебя вроде гель-лак.

— Гель, не гель, смотри, — она показывает мне ноготь на указательном пальце, на котором не хватает кончика, и мы заходимся смехом. — Я кое-что принесла тебе… Ладно, — она взмахивает рукой и встает, — принесла все, что сумела дотащить. Фрукты, овощи, сок и…

— Не стоило, Карин…

— Стоило, стоило. Я идиотка. Полная идиотка, — эмоционально заявляет она. — Я должна была чем-то помочь тебе и…

— Карин, спокойно, все хорошо, — я беру ее за руку и усаживаю на кровать, чтобы прекратила суетиться. Жду, пока она оторвет глаза от пакета и посмотрит на меня, наконец. — Я не потеряла его, не потеряла, — выразительно говорю, поглаживая второй рукой плоский пока живот. — Клянусь тебе, вчера, когда я ехала в машине и чувствовала, что остались какие-то минуты, секунды, когда я думала, что потеряла его, все остальное просто перестало иметь смысл.

— Я понимаю, — тихо говорит она.

— Я так сильно корила себя за то, что думала о Дамире, а не о ребенке. Переживала, говорить ли о беременности, переживала уезжать ли из города… Постоянно меня что-то волновало, а должен был только он. Теперь только он важен, — говорю я, легонько усмехаясь. — Буду считать это жизненным уроком.

Карина кивает и вздыхает:

— Врачи что-то еще сказали?

Я смотрю на список с назначения на тумбочке, вспоминаю, какой насыщенный день я вчера провела. УЗИ, КТГ плода, гинекологический осмотр, а анализов столько… Думала, что они выкачают из меня литру крови. Оказалось, что я почти здорова — коррекция прогестерона, витамины, фолиева кислота, спазмолитики и почти «постельный режим», по словам моего врача, должны исправить ситуацию.

Потом я позвонила маме, потом своей начальнице — сказала, что не смогу, к сожалению, прийти на работу завтра, послезавтра, а, возможно, уже никогда…

В палате тепло и тихо, и несмотря на обстоятельства, из-за которых я сюда попала, мне нравится. Комната светлая и большая. Я единственная пациентка. Ощущения, конечно, странные. Будто я два месяца бежала, не сбавляя темп, преодолевая одну преграду за другой, но потом упала. Упала, зато смогла остановиться и взглянуть на свою жизнь.

Наверное, так на меня действуют успокоительные. Жизнь кажется простой.

Без всяческих допущений.

Свой план побега я составляла всю ночь.

Врачи согласились отпустить меня через два дня — чтобы угроза повторных спазмов миновала. И к этому времени Карина — единственная, на кого могу положиться, — должна будет подготовить все, что нужно.

Мне неудобно просить ее об этом…

Но выхода не остается.

Дамир теперь в курсе беременности. Я понятия не имею, как он отреагирует. Я планирую и дальше стоять на своем. На обязательном разводе. И исчезнуть потом.

— Карин, у меня к тебе будет огромная просьба…

— Все сделаю, — серьезно заявляет она.

«За что мне такой человек в жизни попался?» — спрашиваю я себя.

Ладно, сантименты в сторону — не время.

— Я хочу поскорее уехать из города. И мне нужна твоя помощь с… организационными моментами. Поможешь?

— Ты точно решила?

— Да. Да! — почему-то я снова начинаю улыбаться. Ей. Миру. Ребенку. Видимо, у меня в крови и правда много препаратов. — Я все еще люблю мужа и у меня сердце разрывается на части, что я так его оставлю. Но не я начала, не я изменила. Ради малыша я должна уехать. Все решено.

Следующий час мы обсуждаем, что мне и ей предстоит сделать.

Я займусь работой и вещами, а Карина — моим спасением — подберет мне город в пределах двухсот километров и квартирку желательно недалеко от женской гинекологии или станции метро. Мы составляем списки и советуемся на ходу. Торопимся, ничего не перепроверяем даже.

Я планирую самое безумное решение в жизни… Взять и уехать с двумя сумками в руках и щепоткой надежды. Но именно принятое решение и дает мне силы жить. Новый план заряжает меня энтузиазмом и мне просто некогда о чем-то жалеть.

Я знаю, что мне придется поговорить с мужем. С почти бывшим мужем. Знаю, что он будет искать встречи со мной, захочет посмотреть в глаза и переспросить: «значит, это наш ребенок?». Еще я знаю себя, характер, и чувства, которые пока не смогла вытравить. Я не могу быть настолько жестокой с ним, чтобы даже не попрощаться. Я планирую сбежать, но в моих планах нет принципиальной изоляции ребенка от Дамира — пока нет. Если он согласится не мешать, пообещает, что его папаша не будет вмешиваться, возможно…

Все может быть, скажем так.

Не буду загадывать наперед. Просто не могу после позавчерашнего…

Я хочу быть здесь.

Жить сегодня и наслаждаться каждой минутой беременности.

В журналах пишут, что для женщины это «волшебный период», утверждают, что даже внешность меняется, румянец появляется… Я смотрю в маленькое зеркальце на тумбочке возле больничной кровати и вижу бледную напуганную девушку. Вот и все… До чего меня довел Дамир, стараясь угодить папочке? Чем больше проходит времени, тем больше я начинаю злиться на него. Мое лицо сухое, слез больше нет.

В дверь стучат в двенадцать.

Я заканчиваю собирать сумку на выписку, поднимаюсь, ставлю ее на больничное покрывало. Вещей мало, в сумке только сменная одежда, которую занесла мама (кстати, от нее я вдоволь наслушалась, что надо срочно молить Дамира принять меня назад), белье и подарки от Карины.

Дамир входит, и я замираю. У него в руках букет роз.

Огромный букет роз в золотой бумаге.

Розы мои любимые, белоснежные, как первый снег в декабре. Дамир на их фоне кажется черным пятном. Он одет именно так, как я люблю. Джинсовый костюм черного цвета, а под ним белая рубашка.

На его лице нет даже намека на улыбку. Он растерян. И я тоже.

Что-то во мне ломается от такого неожиданного подарка. Я не думала, что когда-то снова увижу его… Таким. Но вслед за этим откровением, за секундами скрытой радости, в душу поселяется старая добрая знакомая, злость. Я все помню. Помню, как Дамир хотел ребенка. Теперь я для него снова ценный экспонат? Из-за беременности. Теперь я девушка, которой стоит дарить цветы? Ведь я рожу ему наследника. Так? Клянусь, если сделает ко мне хотя бы один шаг, я запущу эти розы прямо в его физиономию.

— Привет.

— Здравствуй, Дамир.

Я сажусь на край кровати ближе к окну. Не делаю ни единой попытки забрать букет. После мига острых сомнений, Дамир кладет цветы на соседнюю пустую койку, подходит ко мне, в тишине садится рядом.

Я хочу пересесть, но у себя в голове решаю, что это ребячество.

Пока я думаю, что же делать дальше, Дамир берет и вторгается в мое личное пространство. Одну руку он кладет мне на плечо, а второй обнимает за спину. Прижимает так сильно, что я пару секунд вдохнуть даже не могу. А так хочется… Так хочется наполнить легкие его запахом, ощутить его тепло через все слои одежды. Парадокс, но человек, от которого я всеми правдами и неправдами отстранялась, обволакивает меня спокойствием, которого я уже месяц не ощущала. Из-за того, что мы не виделись так долго, прикосновения кажутся еще острее. Мне даже чудится, что я ощущаю, как бьется его сердце. Или это мое сейчас выпрыгнет из груди от волнения?

— Виталина, — отстраняется он, гипнотизируя меня большими темными глазами. — Даже не знаю, с чего начать…

После наших объятий — да, да, всего лишь объятий — Дамир тоже выглядит растерянным. Не знаю, радует это меня или беспокоит. Я даю ему возможность собраться с силами, и со словами тоже.

— Я не поздравил тебя…

— Ты многого не сделал, когда должен был, — срывается с моего языка. — И много сделал из того, что не должен был.

Он опускает голову. Соглашается.

— Зачем ты пришел?

— Хочу извиниться перед тобой. За… За все, наверное.

— Тебе отец велел извиниться?

Он смотрит на меня шокировано.

— Что, прости?

— А что мне еще думать, Дамир? — повышаю голос я. Встаю и скрещиваю руки на груди. — Ты бросил меня, потому что папочке нужен наследник. Господи, меня это задевает даже больше, чем твоя измена… Вот почему я не сказала, — наставляю на него палец, — потому что знала, что ты поступишь именно так. Придешь и попросишь вернуться к тебе.

— Я не за этим пришел.

Он тоже поднимается на ноги.

Букет на второй койке притягивает взгляд, абсолютно чужеродный предмет.

— А зачем?

— Хотел тебя увидеть.

— Зачем тебе меня видеть? — внутри начинает бурлить гнев. Я вся — как вулкан перед извержением. Но мне нельзя волноваться. Нельзя, черт возьми. Этот человек все еще имеет на меня колоссальное влияние. Пришел, обнял, и я уже не знаю, на какую стенку лезть от изобилия абсолютно разных чувств к нему.

— Виталина, я знаю, что у нас сейчас все очень сложно и запутанно…

— Точнее, мы разводимся. Ты же не забрал заявление, надеюсь? — быстро добавляю.

Между нами пролегает пауза, глубокая как Марианская впадина.

Я с трудом успокаиваю дыхание.

— Я не забирал заявление, — медленно отвечает Дамир. — Но только по той причине, что ты бы этого не захотела.

— А ты уже не хочешь разводиться?

— Я и не хотел.

— Отец посоветовал, — понимающе киваю я, хотя не могу скрыть сарказм.

Господи. Как я могла это пропустить, когда выходила за него? Как Дамир мог допустить такое? Я не думала, что на него кто-то на земле мог иметь настолько сильное влияние. Он не тряпка, не слабак, я видела, каким он мог быть на работе, каким он был, отстаивая наши семейные интересы. Зависимость от отца открывает Дамира с новой стороны, которая мне никогда уже не понравится.

— Давай я скажу, что ты можешь сделать для меня, — собираю я себя в кулак. Потому что этот разговор надо заканчивать. Чем ближе он находится, тем сильнее мне хочется прижаться к нему и попросить, чтобы снова стал моим защитником, чтобы погладил по волосам и сказал: «тебе не нужно никуда бежать, маленькая, я никому не дам вас обидеть».

«В твоих мечтах, Виталина», — отвечает мне внутренний голос.

— Конечно, я слушаю.

— Отпусти меня. Сейчас. Я не буду вынашивать ребенка рядом с тобой и этим ненормальным… Твоим отцом, Алексеем. В постоянном стрессе я не смогу этого сделать, понимаешь? Я перееду в другой город. Не знаю, насколько. Я свяжусь с тобой сама, когда буду готова, мы договорились? — выразительно смотрю на него. — И мы разведемся, Дамир. Я бы, конечно, предпочла, чтобы твой отец не знал о ребенке, но… Вряд ли ты сумеешь ему соврать. Это же не то же самое, что врать своей жене, — криво усмехаюсь ему.

По лицу Дамира пробегает тень.

Он явно шел сюда не за тем, чтобы попрощаться. Не знаю, зачем. До сих пор не знаю, что творится в его голове.

Мне все равно (по крайней мере, я пытаюсь себя в этом убедить).

— Так мы договорились с тобой или нет?

Дамир не хочет принимать решения.

На секунду он даже умудряется убедить себя, что не может…

Физически не в состоянии взять и решить в одночасье их с Виталиной судьбу. Дамир не может выбросить из головы свой наибольший страх: что, если она сейчас возьмет сумку, выйдет из палаты и он, возможно, больше никогда ее не увидит?

Дамир уже не знает жену, не в состоянии прогнозировать ее следующий шаг.

Он просто смотрит на Виту, стараясь впитать ее образ в кожу, в мышцы и кости — чтобы она осталась в его теле навсегда. Он жаждет еще одно объятие, жаждет прижаться к его губам, как раньше, опуститься на колени и поцеловать в животик. Он уверен, что она тоже мечтала об этом. Но пока эти картинки проносятся в воспаленном сознании Дамира, ничего не происходит.

Виталина вздыхает, показывая, что устала ждать. Снова не оправдать ее ожиданий — на это он неспособен. Если ей нужно вынашивать ребенка вдали от него, так тому и быть. Дамир бросает взгляд на букет, который Виталина определенно не собирается забирать с собой. И на это она тоже имеет полное право. Он должен благодарить жену за то, что вообще разговаривает с ним после случившегося.

— Хорошо. Все будет, как ты хочешь, — соглашается Дамир.

Смотрит ей в глаза, чтобы поверила.

— Что именно?

— Я отпущу тебя. Я попробую… Попробую держаться на расстоянии. И я ничего не скажу отцу о нашем с тобой ребенке.

Она сужает глаза, пытаясь просканировать его на честность.

— Хорошо.

Вита несмело берет сумку в руки и проходит мимо него. Почти незаметно замирает и идет к двери. Не оборачивается. Дамир близок к панике, он не может вот так с ней попрощаться. В его ушах звучит «хорошо», нос щекочет едва ощутимый запах ее парфюма. Аромат, который она оставляла на подушке утром.

— Но я не исчезну из твоей жизни, Вит, — бросает он ей в спину. — Я все исправлю.

Он знает, что слова звучат глупо.

Звучат фальшиво.

Под этими словами нет фундамента из реальных дел, одни обиды и предательство. Пока он лишь портил, не в состоянии сохранить то, что имел.

Виталина нажимает на дверную ручку и выходит. Но она услышала.

Дамир специально задерживается в палате, давая возможность жене спокойно добраться до стоянки, и сесть в автомобиль к Карине. Отныне он должен планировать каждый шаг с учетом надобности беречь Виту. Дамиру хочется треснуть себя за то, что лишь ребенок поселил в его голове эту элементарную мысль: Виту нужно было беречь. Всегда.

Он садится на пустую койку и смотрит на букет, который выбирал со всей тщательностью — а он даже не коснулся рук Виталины. Ну что… Значит, так нужно.

Отпустить, чтобы снова завоевать. Вернуть. Сделать своей уже навсегда и без всяких условностей. И стать образцовым отцом для своего ребенка.

Цветы остаются в больнице.

По дороге Дамир вспоминает брата. Давным-давно, когда он только сбежал из дома, они тайком встретились у его друзей. Тимур выглядел плохо, он носил единственный спортивный костюм, который поместился в рюкзаке, и ел вермишель быстрого приготовления, вместо красной рыбы и деликатесов, к которым привык. Дамир даже не знал, что сказать, увидев, как Тима потрепало за неделю в изгнании.

Но брат и не думал падать духом.

Он хлопнул Дамира по спине, наворачивая сэндвичи, которые он ему принес.

— Не смотри на меня жалобно. Я знаю, ради чего я это делаю. Сегодня я на дне, чтобы завтра подняться, — заявил он.

Столько лет Дамир не понимал.

Но сегодня до него начало доходить.