Измена. Не фригидная жена (СИ)

Глава 2

Карина подъезжает через пятнадцать минут, сигналит.

Я встаю, перехожу дорогу и сажусь в ее ярко-красный «Мерседес».

— Сейчас поговорим или дома?

— Давай дома, — чуть приподнимаю губы.

Карина не пытается спорить. Может быть, я слишком плохо выгляжу. Или она заметила, что я мелко дрожу. Холодными руками я пристегиваю ремень и бросаю на заднее сидение маленькую сумочку.

В машине тепло, кондиционер работает на полную.

Отъехав на приличное расстояние, Карина тихонько включает радио, а я поворачиваюсь к окну, смотрю куда-то, но ничего перед собой не вижу. Эта ночь будет первой без Дамира за два с половиной года. Карина всегда твердила мне, что мы были не разлей вода. «Даже слишком», — тихо добавляла моя подруга.

Она желала мне только добра, я знаю.

Я смотрю на свою жизнь ее глазами и осознаю, что у меня ничего не осталось, кроме Дамира. Ну, еще работа в риэлтерской конторе. Машина. И все. У меня нет увлечений и планов на выходные, которые бы не касались мужа. У меня не осталось друзей, кроме Карины.

Я — классический пример женщины, полностью растворившейся в мужчине.

Не знаю, как дальше буду жить, потому концентрируюсь на бытовых вопросах. Думаю, стоит ли завтра заехать в дом, пока Дамир будет на работе, и забрать немного вещей, средств гигиены, косметичку? Измена не является достойным оправданием, чтобы не прийти на работу.

Но если я вернусь в дом, заново переживу весь сегодняшний ужас.

— Милая, Дамир знает, что ты со мной? — спрашивает Карина.

Она бросает на меня осторожный, наполненный сочувствия, взгляд, словно по минному полю шагает. Я присматриваюсь к ее лицу. Красная помада, которую так любит ее Аслан, стерлась ближе к середине губ, но дорогая подводка и стойкие тени на месте — делают ее глаза большими и даже темнее, чем обычно.

— Нет, не знает.

— Я могу отправить ему сообщение.

— Не надо.

— Слушай, тебе все-таки стоило ему сказать…

Нет. Нет, я не вынесу этого. Если Карина начнет убеждать меня позвонить и рассказать Дамиру, что я еду к ней (словно ему не все равно), я клянусь, что сейчас что-нибудь разнесу в салоне.

— Он мне изменил, — я впервые признаюсь в этом вслух.

Слова задерживаются у меня во рту, горькие, неприятные.

Я не собиралась вываливать это на нее по дороге. Но… Так уж получилось.

— Я застала Дамира с рыжей девушкой в постели.

Внешне ничего не меняется. Мир не схлопывается, Карина не охает на всю машину, автомобиль продолжает мерно катить по проспекту. Проходит несколько секунд и до нее все-таки доходит.

— Что-что?

— В нашем доме. В моей постели. И нет, это не ошибка, — добавляю я, прокручивая в голове наш с Дамиром разговор.

— О боже. Подожди, я не понимаю. В голове просто не укладывается, — она стучит по рулю ладонями. — Я бы на кого угодно подумала, но только не на Дамира…

— Значит, ты ошибалась, как и я.

— Мне так жаль, Вита… Не представляю, что ты сейчас чувствуешь, но я рядом, окей? Все, что могу для тебя сделать, я сделаю, — Карина поворачивается и улыбается, но глаза остаются грустными.

— Спасибо тебе.

Я пока не готова рассказывать обо всем.

Слишком болезненная тема.

Дамир не только обвинил меня в неспособности родить ему малыша, но и назвал холодной. Я понимаю, что он имел в виду. После Нового года на меня повесили столько работы, что к вечеру я валилась с ног. Я отказывала Дамиру чаще, чем раньше. Чаще, чем собиралась.

Если же у нас все-таки был секс, то какой-то…

Скомканный и короткий.

Со временем добавились гормональные проблемы. Врач советовал нормализовать сон, избавиться от стресса, гулять на свежем воздухе и надеяться, что однажды все получится. С тех пор близости стали больше походить на технический инструмент зачатия, чем на способ получить удовольствие. Мы делали это в определенные дни. Иногда почти на ходу.

Дамир впрыскивал семя в надежде, что мой организм даст ему то, что нужно.

И шел на работу, или в душ, или спать.

Мы перестали быть изобретательным в постели, перестали говорить после. Когда мы давали друг другу клятвы, я пообещала, что не позволю рутине испортить то, что к нас было. Волшебное чувство любви. И все-таки позволила.

— Дай угадаю, эта твоя грустная задумчивость на грани депрессии… — врывается в рассуждения Карина. — Ты винишь себя? Я права? Вспоминаешь, как…

— Карин, я устала.

В голове столько мыслей, что она сейчас, наверное, развалится на куски.

— Я же тебя знаю. Ты всегда во всем винишь себя.

— Карин, пожалуйста, оставь меня в покое, — тверже говорю я.

Отворачиваюсь к окну, втискиваюсь в сидение, словно собираюсь уснуть. Я больше не уверена, что у меня хватит сил разговаривать с ней. Утро вечера мудренее, так же говорят. Надеюсь, что утром эмоциональные качели в голове поутихнут и я приду к каким-то выводам.

Мы почти не разговариваем, пока едем к ее квартире, молча поднимается на лифте, молча заходим внутрь. Но когда Карина усаживается на диван и распахивает объятия, чтобы я присоединилась к ней, я так и делаю. Сажусь рядом и кладу голову ей на плечо. Становится чуточку легче.

Карина оставляет меня одну, предварительно проинструктировав по всевозможным вопросам. Теперь я знаю, что в холодильнике у нее есть остатки картофельной запеканки, если проголодаюсь, а возле микроволновки лежит шоколадка — вдруг захочу сладкого.

Карина просит разбудить ее, если мне вдруг станет одиноко, больно или я захочу высказаться. Я киваю, понимая, что не буду делать ничего из предложенного. Аппетит испарился и вряд ли вернется в ближайшее время, а разговор с подругой мне не поможет.

Мне нечего сказать ей по поводу Дамира. Я не хочу обсуждать его с ней.

Или с кем-нибудь еще.

Я больше не знаю его. Не узнаю.

Наверное, стоит разобраться со своими открытиями без чужих советов.

Я укладываюсь на кровать.

На один бок, затем на другой. Подушка кажется слишком твердой, под одеялом сразу становится жарко. То ли расшатанные нервы, то ли беременность… Но что-то с моим телом явно не так.

Я честно стараюсь заснуть минут сорок. Отгоняю от себя прочь вопросы. Но стоит немного ослабить оборону, как они прорываются и впиваются в кожу мелкими иголками. Я задаюсь вопросом, где мой муж сейчас и с кем проводит время? С тех пор как мы неловко попрощались на лестнице, он не звонил и не писал мне.

Если бы Дамир позвонил родителям, мама бы уже висела на телефоне.

Выходит, он им тоже не звонил.

Удовлетворился моими словами, что я поеду к родителям, и продолжил жить дальше, ублюдок, словно и не случилось ничего важного. Знаю, что не должна представлять Дамира в постели с любовницей и рисовать в голове эти бессмысленные дурацкие картинки, как они ужинают в нашей гостиной, смеются по дороге в постель, сбрасывают с себя одежду. Но мозг, кажется, неподвластен мне полностью. Эти картинки везде.

Я закрываю глаза, и они сразу набрасываются, погружают в их счастье.

— Нет, я так не могу… — шепчу я.

В темной комнате никто не слышит.

Я сжимаю руками подушку и, наконец, даю волю слезам.

Я сдерживала их весь день, старалась казаться «нормальной» перед всеми этими людьми. Но теперь я больше не сдерживаюсь и выплакиваю всю свою боль, обиду, сожаление. Хнычу, сжимаю подушку, тихо кричу, прикусываю себе губу.

Скрутившаяся в позу эмбриона, я сама себе кажусь маленьким ничтожным никому не нужным человеком. Перед глазами всплывает образ Дамира, его улыбки, адресованные мне, и его прикрытые от удовольствия глаза с ней. Я понимаю, что все кончено. Это точка, которой я подсознательно боялась в отношениях с Дамиром. Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем я решаю, что пора хотя бы вытереть лицо. Подушка мокрая, горло ужасно першит от спазмов, нос не дышит. Руки подрагивают, когда я подношу их к отечному лицу. Боюсь, что утром из зеркала на меня будет смотреть чудовище.

Но потом происходит странная вещь.

Я засыпаю.

Прямо на мокрой от слез подушке. Недосып взял свое.

Утром я переживаю одно из самых ужасных пробуждений в жизни. И не из-за физического самочувствия, а из-за трех секунд безмятежности и резкого возвращения в боль вслед за ними. Воспоминания загружаются, как файлы в компьютер, измена Дамира встает передо мной четко и ясно. Путанные сны, в которых меня обнимали руки Дамира, были иллюзией. Приподнимаясь на локтях, я осматриваю комнату в поисках телефона.

Нахожу его на тумбочке.

Там одно сообщение от коллеги и уведомление из YouTube.

И ни одного от мужа-предателя.

Через пять минут в комнату осторожно заглядывает Карина.

На ней кружевной домашний костюм, почти такой же и на мне тоже — только цвет отличается. Карина считает, что мне идут темные оттенки. Например, темно-синий…

— Доброе утро, дорогая. Выглядишь ужасно, — констатирует она. — Но у меня есть хорошее средство. Крепкий кофе.

— Кофе не помешает, — тру я чувствительные глаза.

— Супер, сейчас все сделаю.

Нет, я не хочу кофе.

И тем более не хочу пирожное, которое предлагает Карина.

Однако я не вижу другого варианта провести этот день — нужно жить, делать хотя бы что-нибудь из своей прошлой жизни. И нормально питаться — если не ради себя, то ради моего ребенка.

Пока я впихиваю в себя сладость, запивая маленькими глотками кофе, Карина напротив рассказывает, как они отпраздновали день рождения ее Аслана.

Так себе отпраздновали, если честно.

Говорит, что его друзья — это «невоспитанные дикари-иностранцы», поэтому любые мероприятия с ними превращаются в полнейший цирк. Именно по этой причине я больше не хожу на праздники Аслана, но Карине об этом вслух я, конечно, не говорю. Может быть, она выбрала странного мужчину для семейной жизни, но он хотя бы остается верным ей. Ну, мне хочется так думать.

— Ты сказала ему, что поехала за мной? — уточняю я.

— Не-а. Зачем? Я сказала ему, что отравилась дурацким рыбным салатом, что мне плохо и поэтому нужно выпить лекарство и прилечь, — потягивается она.

— Иначе он бы тебя не отпустил?

— Милая моя, — Карина ласково отводит чашку от моего лица, — мужчине не обязательно говорить правду всегда и обо всем. Если хочешь знать мое мнение, то… Я бы назвала обязательными такие, знаешь, безобидные женские тайны. Потому что у мужчин эти тайны есть, поверь…

— У нас с Дамиром было иначе, — натянуто отвечаю я.

— Разве?

— Не надо…

— Нет, послушай меня. Ты рассказывала ему все, ты посвящала ему все время, даже перестала ходить на пилатес вместе со мной. Куда это вас привело? — спрашивает она. И сразу же осекается. — Ты не виновата. Даже наоборот, ты слишком хороша для этого козла, он тебя не заслуживает. Он не ценит тебя, Вита.

— К чему это все? — я вспыхиваю вслед за ней. — Заслуживаю, не заслуживаю… Чувствую, мне придется наслушаться этого бреда от каждого, кому я буду рассказывать про измену Дамира. Суть совсем в другом, я выбрала именно его.

— Милая, я вижу, что тебе очень больно…

— Я полюбила его.

— А он тебя предал. Не ты первая, не ты последняя женщина, которая выбрала не того парня. У тебя вся жизнь впереди! — она поднимает чашку, словно собирается сделать тост. — Тебе нужен мужик, нормальный, который будет тебя ценить и станет достойным отцом твоего малыша.

И она туда же…

Фиаско.

Я вымучиваю улыбку, хотя внутри все сжимается от спазма.

Карина не замечает моей заминки и продолжает хвалить.

Я такая умничка, что не бросала лечение, а Дамир, считает она, не заслуживал ребенка. Может быть и так, но судьба дала мне его. Нам. И Дамир — его отец.

— Слушай, кажется, я только что поняла суть проблемы… Тебе не удавалось забеременеть, потому что… Да жизнь просто берегла тебя. Представь, что бы было, будь ты беременна сейчас от Дамира? А так — ты свободная женщина. Молодая, красивая и полностью здоровая!

Невыносимо сидеть и слушать ее предположения. Еще немного и Карина придет к выводу, что это «вообще все к лучшему» и «он мне не подходил»…

— Да, Карин. Наверное.

Никак не наберусь смелости сказать подруге правду.

Я каждый день мечтала увидеть две полоски на тесте, а теперь эти полоски так усложнили мою жизнь. Господи. Поверить не могу, что я так подумала о моем малыше. «Усложнил жизнь»…

Титул «худшая беременная года» отправляется к Виталине Сергеевой.

— Вит, ты когда собираешься с ним поговорить? С Дамиром.

— Что? — я с горем пополам допиваю кофе и встаю из-за стола. — Не знаю. Наверное, придется, но не сегодня.

— Я бы не затягивала. Вам нужно разобраться в том, что это значит.

— Я знаю, что это значит, — на меня снова накатывает злость, но не на Карину, а на мужа. — И я пока не могу.

Ее там не было вместе со мной.

И она не видела спокойное лицо Дамира.

Это было совсем не так, как показывают в кино, где вслед за женой из дома выбегает муж, желая «все ей объяснить», вымолить прощения, хотя бы поговорить. Холод и пренебрежение, с которым он смотрел на меня, до сих пор встают перед глазами. Дамир не пытался оправдаться.

И не пытался меня остановить.

Интересно, он бы иначе поступил, зная, что я ношу под сердцем ребенка?

Я выхожу из кухни, возвращаюсь в гостевую спальню Карины и закрываю за собой дверь. Решаю отправить маме сообщение, чтобы не волновалась. Потом просматриваю корпоративную почту и… Вздыхаю. На понедельник назначен осмотр дома. И варианта пропустить у меня нет.