Около двенадцати мне звонят с работы.
Выдергивают из комфортной среды, напоминая, что за дверью есть мир. И с этим миром нужно взаимодействовать, если я не хочу стать иждивенкой.
Мы с Дамиром к этому моменту уже проходим стадию бушующей эйфории и возвращаемся к стандартным, скучным вопросам. Например, где он будет жить до рождения малышки, как мы с ним будем взаимодействовать. В идеале этот разговор мне бы стоило начать с заявления: «да, я тебя прощаю, Дамир» или «нет, я тебя пока не могу простить».
Но я снова не знаю, что делать.
Все мое сознательное стремится оставить Дамира внутри, сделать так, чтобы он даже за пределы квартиры не выходил, был моим, моим, моим… Но есть и другая точка зрения — может быть, я слишком рано принимаю его назад? Может, Карина имела в виду что-то другое, говоря, что я должна «его протестировать»? В голове у меня вспыхивает картинка, в которой Дамир преодолевает полосу препятствий…
Усмехаясь, я поднимаю глаза на настоящего Дамира у меня на кухне.
— В городе меня ничего не держит, — пожимает плечами, не переставая крутить в руках смартфон. — Ты не против, если я буду где-то рядом с тобой, малышка?
— Я не против, даже за.
Он кивает, легко усмехаясь.
Пока я обдумываю, как бы выразить свою следующую мысль — что Дамиру пока, наверное, лучше подыскать временную квартиру, — он сам об этом заговаривает:
— Кстати, у меня есть на примете несколько вариантов, недалеко от тебя. Даже пешком пройтись можно.
— Звучит самоуверенно, — я приподнимаю бровь, хотя злости в моих словах нет.
Ехал сюда, и планировал, что останется.
— Это была надежда, Вит.
— Надежда, что…
— Надежда, что мы сможем создать семью. Сделать то, что из-за меня с первого раза не получилось, — он засовывает телефон в карман и поднимается. Идет ко мне, останавливается за шаг. — Я все понимаю, Вит. Не тороплю тебя. Просто я хочу, чтобы ты понимала, что я приехал за тобой. И я буду тебя добиваться.
Между нами остается сантиметров пятнадцать свободного пространства. И смотря ему в лицо, я не могу не заметить, что на губах у него осталась сахарная пудра — мой абсолютно не секретный банальный ингредиент для блинчиков и других домашних сладостей.
Рука на автомате тянется к его губам.
Я касаюсь большим пальцем нижней губы и провожу по ней, стирая белый след.
Он приоткрывает рот, скорее инстинктивно, чем осознанно, тянется ко мне. Руки Дамира оказываются на моих плечах, и почти сразу сползают к талии. Его парфюм, его теплота, его присутствие рядом кружат мне голову, мешая думать…
Я вспоминаю, как он касался меня этими руками везде, как нежно целовал и заставлял кричать. Гормоны, это все чертовы гормоны… Или нет? Оказавшись в объятиях, я безотрывно смотрю Дамиру в лицо, словно в замедленной съемке вижу, как он наклоняется ко мне. Паника смешивается в голове с похотью. Не в силах больше ждать и сомневаться, я тоже двигаюсь и сталкиваюсь с ним губами.
Стону в поцелуй, не в силах удержаться… Почти забытое ощущение. Его поцелуй.
Он осторожно раскрывает губы языком, и я позволяю ему, на слабых коленях упираясь в стол. Дамир определенно знает все тайны моих губ, знает, чего я хочу, к чему стремлюсь и от чего теряю голову. Я сдаюсь вихрю страсти, ощущая, как каждое касание его языка к моему приносит волнение в самых глубоких уголках души.
Мысли растворяются, а мир вокруг теряет форму, оставляя наше единение. Я чувствую, как он тяжело дышит, находясь на том же краю страсти, что и я. Его руки блуждают по моему телу, исследуя каждый изгиб, каждую крошечную деталь, щекоча и распаляя. Язык Дамира танцует в ритме моих стонов, которые уже становятся совсем неприличными… Мои руки, словно протягиваясь к нему, находят его волосы, и я берусь за них.
Стол дрожит под напором его движений…
Дамир скользит губами по моей шее, пряча дыхание в изгибах нежной кожи; находит чувственные точки, вынуждает меня прикрывать глаза от удовольствия. Я опускаю руки вдоль его спины. Он приближается к моему уху, слегка приоткрывая губы, шепчет, как ему давно хотелось сделать это со мной, это и многое другое… Он пробуждает чувства, которые давно были забыты, словно открывает дверь в замкнутый сад, наполненный ароматами страсти и желания.
Не знаю, что выводит меня из ступора… Сигнализация вдали, понимание, что меня ждут на работе, или что-то другое. Но явно не тот факт, что я целуюсь с бывшим мужем на кухне, чувствуя себя самой счастливой дурой на свете… Хвала богам, я все же решаю оставить дверь в этот чертов сад пока что закрытой. Всему свое время — приоткрыли, заглянули, и вон.
Я отстраняюсь от Дамира, прекрасно понимая его растерянный, даже немного дезориентированный вид. У меня те же чувства! Те же чувства. Как будто дорогу мне преградил огромный шлагбаум, и я только что стукнулась об него лбом.
— Прости? — спрашивает он.
Я хихикаю, запоздало прикрывая рот.
— Не то. Не стоит.
Он кивает. И опускается на корточки. Смотрит на мой животик и осторожно целует его — прямо через ночную рубашку.
Поднимается и тянется ко мне.
Дамир оставляет поцелуй у меня на щеке.
— До вечера тогда?
С трудом я вспоминаю, что он собирался съездить домой и взять вещи…
— До вечера.
Мое временное рабочее место — вплоть до декрета находится в уютном офисе бизнес-центра «Волна», на втором этаже и за дверью с золотистой вывеской «Катарина».
Именно так — владелица нашей небольшой «женской» компании пять лет назад была слишком восхищена тем фактом, что адвокат сумел отсудить у ее мужа почти сто тысяч долларов, а значит она могла начать дело своей жизни — открыть риэлтерскую контору. Думать о названии было некогда, на помощь пришла болгарская форма ее же имени — Катерина… Потом, как рассказывала мне начальница, подпирая мой стол внушительным бедром, у нее возникали иногда мысли поменять название на что-то «солидное и дорогое»…
— Но знаешь, милочка, — продолжала она доверительно, — как подумаю, сколько придется переоформлять… Пусть уже будет!
— Мне нравится ваше название. Оно выгодно выделяется на фоне всяких… «Олимпиков» и «Элитов», я так думаю.
— Милочка, а ты права, — посмотрела на меня внимательно Катерина. — Как ты говоришь тебя зовут, милая голубушка?
Так, можно сказать, началась дружба.
Катерина велела обращаться к ней «на ты», в конце концов, между нами было всего двенадцать лет разницы; а я взамен попросила почаще называть меня по имени… Примерно раз в неделю мы ходили вместе в небольшой ресторанчик, где я ела какой-нибудь салат, наблюдая за тем, как Катерина поедала второй бифштекс подряд.
Она говорила, что просто любит жизнь.
Любит еду, алкоголь, секс, мужчин, дорогие вещи. У нее все есть, хотя она и намекает иногда, что за ласку ей приходится платить. Катерина вообще не перестает удивлять меня своей открытостью, откровенностью, прямотой.
От такой подружки ничего не скроешь.
— Вита! — громогласно объявляет она о моем прибытии даже раньше, чем я успеваю поздороваться с девочками. — Ко мне, — делает широкий жест и скрывается за дверями. Я смеюсь, бросаю сумку на свой рабочий стол, и медленно, немного покачиваясь, иду в кабинет начальницы.
— Привет, Кать.
— Ну?! Как там прошло воссоединение? Дамир просил прощения?
— Ох… Просил, просил. Дай отдышаться хотя бы, — я присаживаюсь на мягкий диванчик в углу. — Кстати, Павловы не согласились на тот дом, что я показы…
— Нет, пока нет. Да это и не важно, не согласятся они, согласятся другие, дом же чудесный, — на одном дыхании произносит она. — Ты мне про мужа скажи.
— Ну… Все прошло хорошо.
— Детали, — сотрясает она руками.
— Мы говорили, да… — киваю, и она тоже, — много говорили. Он рассказал, что оборвал связи с отцом, юридические я имею в виду, и… Ну. Вроде бы и все, да?
Я тяну время, отчетливо понимая, что рассказывать Катерине о Дамире было довольно опрометчиво. Правда, выхода у меня не было, Катерина устроила настоящий допрос, чтобы выяснить, как долго я смогу работать в офисе, как долго дома, и планирую ли я после декрета работать здесь на полную ставку. Мне пришлось честно сообщить об обстоятельствах хаотичной смены места жительства и причинах, побудивших меня.
— Ты что сама-то решила?
— Я позволила ему остаться в городе.
— В квартире? — охает Катерина.
— Нет, Дамир будет жить отдельно.
— Ну это разумно, да… Потому что тебе же нельзя, ну, ты понимаешь, — подмигивает Катерина, и усаживается рядом со мной. — А если такой мужик рядом, кто удержится?
Я тактично молчу.
Хочется сказать, что, вот, я бы удержалась, но на моих губах недавно высохла слюна Дамира, так что… Промолчать — это и вправду разумно.
— Слушай, а ты же мне обещала его фото показать. Помнишь? Сказала: «как приедет и если мы что-то решим в позитивном ключе, бла, бла…» Показывай Дамирчика.
Катерина смешно закусывает губу, пока я берусь выполнять обещание.
В телефоне у меня множество фото мужа, но все они еще со времен «до измены». Я ничего не удаляла, не стирала, хотя, признаюсь, моменты слабости случались. Выбираю один из самых свежих снимков, на котором Дамир в черном пиджаке и белой рубашке усмехается прямо в мою камеру.
— Божечки мой! — давится воздухом Катерина. — Такой брюнет, а эти глаза… Линия подбородка, а фигура… Боже. Сейчас кислородное голодание у меня наступит от такой красоты… — обмахивается ладонью. — Так значит твоя малышка будет брюнеткой, и с карими глазами, вот это типаж!
— Почему брюнетка…?
— Ну, смотри, — отдает она телефон, — ты блондинка, глаза голубые. Это рецессивные гены. А у него — темные глаза и темные волосы — доминатные, — она неожиданно снова выхватывает телефон. — Ух, я бы сказала, что у него не только гены доминантные, Вита…
— Так, — беру смартфон обратно. — Вернемся к моей дочери.
— Точно, да. Так что… Будет девочка больше на папу похожа.
— Папина дочка, — усмехаюсь я.
От дальнейших расспросов Катерины меня неожиданно спасает клиент.
До самого конца рабочего дня она то подмигивает мне, то посмеивается. Почему-то все вокруг уверены, что у нас с Дамиром что-то будет. Раздражает.
Еще больше раздражаю себя я сама, ведь думаю о всяких альтернативах, так сказать, приятных и безопасных для здоровья. Еще думаю проверить, как поживает моя плацента, вдруг ситуация выровнялась и мне уже можно… «Мда, — говорю я сама себе вечером, — ну ты даешь, Вита, ну и приоритеты у тебя»…