Измена. Отбор для предателя (СИ)

3

— Тебя больше нет, — говорит он тихим глубоким голосом. — Для всех ты мертва, в том числе и для нее. Не заставляй меня принимать решение, которого я хотел избежать и подчинись. Ты должна исчезнуть. Я так решил.

Его властные черты заостряются и я вижу образ проступающего сквозь них черного дракона с пылающими глазами.

— Ты даже не дашь мне попрощаться с ней? — спрашиваю я. — Почему ты так жесток, Ивар? Ведь я же любила тебя, я отдала тебе все, что у меня было.

— Не устраивай истерик, Элис, ради блага нашей дочери. Ты уже натворила довольно бед, которые теперь расхлебывать мне. Не впутывай в это еще и дочь. Смирись с тем местом, что я определил для тебя и будь благодарна. Не заставляй меня жалеть о моем милосердии по отношению к тебе.

— Благодарна? — шепчу я делая шаг навстречу Ивару.

За спиной я слышу приближение шагов слуг, их гулкая поступь звучит как роковые барабаны, отсчитывающие мгновения до моей смерти.

Они пришли. Сейчас они заберут меня и уже не отпустят. Сейчас они разлучат меня с ней навсегда.

Я падаю на колени перед мужем и заливаясь слезами прошу его:

— Пожалуйста, ради всего хорошего, что было, — дай мне хотя бы попрощаться с ней.

Но лицо его ничего не выражает, ни намека на жалость, ни намека на сострадание. Только маска безразличия и отвращения.

Я чувствую, как за моей спиной встают люди и кладут мне тяжелые руки на плечи.

— Простите, князь, — сдавленно говорит распорядитель, кланяясь чуть ли не до пола. — Я виноват, я готов ответить.

— Ответишь, Даррен. Каждый из вас ответит. — Говорит он шепотом, — Уведите ее отсюда, она напугает ребенка. Делайте то, что было велено.

Он отворачивается с Лили на руках и я слышу ее сонный голосок.

— Папа, а братик уже появился?

— Нет, дочка, — говорит Ивар, братик появится попозже.

— А где мамочка?

— Мамы сейчас нет.

— Я здесь! — кричу я, но мой голос едва слышно. Из горла вырывается только тихий всхлип.

Меня выволакивают из комнаты и закрывают дверь детской.

Отрешенно, словно со стороны, я наблюдаю за тем, как меня тащат обратно. Словно со стороны вижу себя, пытающуюся вырваться, но руки и ноги не слушаются.

Вижу как они связывают меня и сажают на стул, а передо мной встает грузная фигура цирюльника.

Слышу оглушительный звук ножниц у самого своего уха, остригающих волосы. Распахиваю глаза и вижу, как на пол летит один золотой локон за другим. Мои драгоценные волосы, волосы, которые я не стригла ни разу в жизни, падают на грязный пол, по которому топчутся сапоги цирюльника.

Я смотрю на это словно бы со стороны. Золото в грязи.

Это не может быть правдой. Мама! Пожалуйста, скажи, что это сон.

— Сохрани то, что можешь, девочка, — слышу я шепот у самого своего уха. Волосы отрастут, раны затянутся. Но память останется. И когда придет время, ты все вернешь.

— Я не могу, это конец, — сотрясаюсь я в рыданиях, чувствуя, что сердце вот вот разорвется от нестерпимого горя. — Я не смогу пережить это.

Еще один щелчок лезвий и еще один золотой локон падает на пол. Голове становится холодно.

Что это за голос?

Я пытаюсь оглядеться по сторонам.

— Не вертите головой, госпожа, — грубо говорит цирюльник, грузный мужик с большим красным носом и клочковатой бородой. — А то, чего доброго, ухо вам отхвачу или глазья выколю ненароком, ножницы остры.

Его равнодушная мозолистая рука крепко держит меня за затылок, чтобы я не дергалась.

— Как я могу вернуть все? — спрашиваю я, словно сквозь сон, обращаясь к голосу, что слышала у себя в голове.

— Волосья-то отрастут, госпожа, — говорит цирюльник. Так заведено, их стригут, они отрастают. Это вашему благородтву ножницы отродясь были неведомы, а обычных девок стригут то и дело. Ежели волос хороший, то дамам обеспеченным на украшение пригоден. Ежели плохой, то в печь.

Он продолжает что-то говорить, но я чувствую, что весь мир начинает кружиться, сердце в груди тяжело бьется и в глазах внезапно темнеет.

— Найди наследие, которым пренебрегла, — слышу я голос, перед тем, как совсем потерять сознание.