Когда дверь открывается, я щурюсь от яркого света фонаря, с непривычки бьющего в глаза и прикрываю их пальцами.
— Только тихо, девки наверняка еще спят.
В комнату медленно, стараясь ступать неслышно, заходит Шелли и второй, щуплого вида паренек на котором мантия висит как на вешалке. Старые доски пола едва слышно скрипят, когда они проходят вперед.
Я смотрю на них, стоя за тяжелой занавеской и руку холодит железная кочерга, которую мне дала Клем.
— Если что, одного удара по башке должно хватить, — сказала она и юркнула в другую комнату.
— А что если они испугаются? — спрашивает щуплый паренек.
— Клод, я тебя уверяю, они обрадуются! Ублажить инквизитора — это большая честь, а деньги их обрадуют еще больше.
Шелли встряхивает кошелек с монетами и довольно ухмыляется.
— Не зря же нам платят такое щедрое жалованье. Нужно же на что-то его тратить.
— Что-то у меня нехорошее предчувствие, — пищит Клод и озирается по сторонам.
— Не бойся мой маленький негодник, женщина — это совсем не страшно.
Они проходят в другую комнату, в ту самую, где обычно сплю я.
— Здравствуйте, мальчики, — слышу я голос Клем и в следующее мгновение до моих ушей доносится звук хлесткого удара. А потом что-то с грохотом падает на пол, словно мешок картошки.
— Стоять! — кричит клем, и я вижу, как из комнаты, навстречу мне вылетает перепуганный до смерти Клод. Я могу только представить, как он перепугался, увидев меня, с кочергой в руке и с пульсирующим кровавым светом медальоном послушницы на груди.
Он встает на месте и замирает, как заяц, открыв рот.
— Еще шаг и окажешься с проломленной башкой на полу, дружочек, — говорит Клем и забирает из дрожащей руки юнца бутылку с веселящим зельем, которую ему, похоже, доверил нести Шелли.
Юнец дрожит всем телом и фонарь, который он держит во второй руке, создает зловещие пляшущие тени на стенах.
— Ого, — говорит Клем, — я такого дорогого и не пила никогда. Смотри, Элис, это что-то явно не для бедных.
— Простите, — пищит Клод, заливаясь потом, — я не хотел ничего такого, можно я, пожалуйста, пойду?
— В каком это смысле, пойду? Вы же с приятелем только пришли, и уже хотите уйти? Вам что-то не понравилось?
— Все понравилось…
— Ну так и присаживайся, как тебя, Клод, верно? Присаживайся и чувствуй себя, как дома. Посидим, выпьем, поболтаем о жизни.
Клод косится на лежащее на полу бездыханное тело инквизитора Шелли и сглатывает.
— Я не имел никакого злого умысла, я вообще не хотел сюда идти. Это все Шелли. Он меня вынудил. Он все время заставляет меня делать то, что я делать не хочу, все время предлагает вещи, которые недостойны инквизитора. И сейчас я не хотел сюда идти, клянусь вам.
— И девственности лишиться ты не хотел, мальчик? — спрашивает клем и подходит к нему совсем близко.
— Не хотел…
— Значит, ты ревностный служитель и никогда не отходишь от истинного пути?
Она тянет его за воротник и приближает его лицо к своему.
— Да…
— И ничто на свете не сможет тебя переубедить? Почему же тогда твое тело говорит об обратном? Может быть, на самом деле, ты хочешь, но боишься себе признаться?
— Не знаю… — говорит он уже неуверенно.
— А я тебе нравлюсь? — шепчет она ему на ухо.
— Нет… То есть, да, но мне нельзя думать о таком, мисс. Я давал обет целомудрия и это важная часть….
— Если ты поможешь мне снять эти чертовы амулеты и выбраться отсюда, получишь все, что хочешь. Нас сюда привезли специально для епископа и лучше нас нет никого. Вот только отдаемся мы лишь по своей воле. Что бы ни говорил твой приятель, мы не просто шлюхи, которые готовы спать с кем угодно за пригоршню монет. Ты поможешь нам, а мы тебя отблагодарим. Хочешь, это буду я одна, хочешь вместе с подругой, или по очереди. Как угодно. Твои самые яркие фантазии станут реальностью. У тебя ведь были грязные фантазии, Клод?
— Нет… — шепчет он.
— Не ври мне, мальчик. Скажи, правду. Никто не узнает. Шепни на ухо.
Я слышу, что он что-то шепчет Клем на ухо и отвожу взгляд, поражаясь и отчасти даже восхищаясь методами Клементины. Если ей удастся переманить этого юнца на нашу сторону, то возможно, он действительно сможет помочь нам удрать отсюда.
Пока клем продолжает обрабатывать юнца, я подхожу к лежащему на полу Шелли и трогаю его пульс. Сердце едва бьется, но я все равно боюсь, как бы он не очнулся. Клем застала его врасплох, но если бы не это, мы бы с этим здоровенным мужиком не справились.
— И ты можешь это сделать?
— Но они узнают…
— Когда пыль уляжется, мы будем уже далеко отсюда. Никто не узнает, что ты помог нам. Они войдут, увидят вскрытые покои, увидят бездыханного инквизитора и поймут, что мы сбежали из за него. А ты будешь спокойно спать у себя, словно тебя тут и не было.
— Если вы не хотите быть здесь, почему они вас держат?
— Хороший вопрос, — говорит Клем. — Я бы лично задала его тому мерзкому старикашке, но боюсь, мне вряд ли представится такая возможность.
— Вы о ком?
— О вашем епископе, мерзкий ублюдочный подонок с серыми глазками.
— Нельзя так говорить о святейшем.
— Похоже, святейший он только для наивных мальчиков, вроде тебя. Ну так, что, сделаешь ты доброе дело, или так и будешь трястись? Станешь мужчиной, или останешься наивным кроликом?
Несколько секунд Клод молчит, а потом, словно решившись, отвечает.