4

Грубые мужские руки хватают меня со всех сторон, дергают и тянут меня. Сгнившие зубы скалятся в сладострастных улыбках. Я пытаюсь отвернуться, пытаюсь высвободиться, но они лишь смеются, видя мою беспомощность. Они сдирают с меня одежду и хохочут, подбадривая друг друга.

— Пожалуйста, не нужно.

— Такая юная, такая красивая, мы с тобой позабавимся.

— Нет, пожалуйста.

Я чувствую, что сердце мое вот вот выпрыгнет из груди. Лихорадочно смотрю по сторонам, пытаясь найти хоть кого-то… И в ужасе вижу среди них Ивара. На голове его черный капюшон, он смотрит равнодушно, и лишь глаза его едва заметно светятся.

— Пожалуйста, скажи им, Ивар.

Но он лишь качает головой, продалжая безмолвно наблюдать, как люди терзают меня, царапая грязными ногтями мою нежную кожу.

— Прикажи им остановиться, пожалуйста, ради всего святого!

— Так тебе и надо, неверная, — говорит он, и равнодушно глядит, как они впиваются своими зубами в мое тело.

И тут я просыпаюсь от собственного крика.

Хватаюсь за сердце и дышу, как раненное животное, шумно и отчаянно.

— Тише, тише, глупая, не кричи, разбудишь мать Плантину. Она будет недовольна. — слышу я сдавленный шепот откуда-то сбоку и чья-то рука накрывает мой рот.

Не могу понять, где я нахожусь. Вокруг темно, все ходит ходуном и меня шатает из стороны в сторону.

— Где я?

— Головой ударилась? — шепчут в ответ. — Мы на пути из города. Не помнишь, как тебя поймали солдаты?

— Какие солдаты?

— Ну точно пришибленная. По случаю смерти своей женушки, наш князь совсем сдурел, и решил выслать всех шлюх из города. Она, говорят, умерла родами, вместе с его наследником. Кто видел его, говорят на нем лица нет. Так страдает. Уж мы бы его утешили, верно девчонки?

Снова сдавленный смех, теперь уже со всех сторон.

— Подождите, — говорю я, — но я не должна быть здесь, мне нужно домой, к моим девочкам, в замок…

— В замок? Так ты что же, не просто шлюха, а из благородных?

Сдавленный смех с другой стороны.

— Расслабься. Тут никто не осудит. Уж больно личико у тебя чистое, и зубки все на месте. Видать недавно в нашем деле. Да и скажу тебе откровенно, я тоже не считаю себя шлюхой. Мы тут все святее матери первого дракона, именно поэтому едем в монастырь.

Еще одна вспышка смеха и приглушенное шипение.

Я начинаю различать силуэты людей, сидящих напротив меня и по сторонам. Очевидно, мы едем в какой-то большой повозке, человек двенадцать, не меньше. Все обриты наголо и все девушки, одетые в пеструю рваную одежду.

Я трогаю свою голову и нащупываю вместо своих прекрасных золотых волос лишь колючий ежик бритого черепа. Мои волосы, они остригли их. Я вспоминаю грубые руки цирюльника, вспоминаю всю ту страшную ночь и меня начинает колотить сильная дрожь.

Ужасный сон, сменился не менее ужасной реальностью. Я чувствую запах немытых тел, ощущаю колючие, плохо оструганные доски сиденья, гляжу на храпящую старуху монахиню, которая спит в углу, подложив под голову подушку и только теперь начинаю осознавать, что произошло на самом деле.

Прошедшие несколько дней вспоминаются, словно все было в тумане, словно я была окутана непроглядным саваном бредовой лихорадки.

Я слышала голоса, видела каких-то людей. Меня куда-то вели, кто-то что-то мне говорил, но все это было словно не со мной.

Пытаюсь остановить рвущиеся наружу слезы, но они льются не спрашивая меня. Текут по подбородку, стекают по шее и попадают на ворот грубой серой рубахи.

— Я не должна быть здесь, — говорю я, — я нужна им, моим дочкам…

— Смотрите, сиятельство плачет, — шипит откуда-то грубый женский голос.

— Заткнись, Мати, — говорит та девушка, что разговаривала со мной, — иначе я вырву твой грязный язык и скормлю первой встречной собаке.

— Если надо поплакать, можешь плакать, говорит девушка и приобнимает меня за плечи, накрывая голову своей рукой. Я плачу на ее плече и ругаю себя за то, что не могу сдержаться.

— Простите, — говорю я.

— Ничего, все в порядке. Меня зовут Клементина, это шлюшье имя, но оно мне нравится. А как меня матушка назвала, будь она проклята, я уже и не помню.

— Элис, — говорю я и вытираю слезы, — приятно познакомиться.

— Элис, совсем как покойную женушку князя, — слышится комментарий от кого-то. — Ну точно, светлость.

— Заткнулись все! — Вдруг слышу я истошный вопль из угла. — Раскудахтались, куры проклятые. Я вам покажу!

Старуха три раза бьет в стену возле себя, после чего повозка останавливается.

— Кто шумел? — требовательно орет она и я вижу даже в полутьме, как из ее рта вырываются слюней, орошая тех, кто сидит рядом.

Сразу несколько пальцев молча указывают на меня.

— Сиятельство орало во сне, — говорит обладательница грубого голоса. — А мы пытались ее утихомирить. Она думает, что чем-то отличается от нас и ей тут не место.

— Не место?

Старуха встает на ноги и пригибается, чтобы не удариться об крышу повозки. В два шага она подходит ко мне и хватает меня за ухо.

— Тварь ты такая, мать Плантина покажет тебе, где твое место.

Старуха буквально выдирает меня со скамьи, хватая огромными сильными ручищами и швыряет в конец повозки, а потом выкидывает на в дорожную грязь. Я едва успеваю подставить руки, чтобы не удариться лицом, но больно бьюсь коленками.

Слышу, как она спрыгивает вслед за мной, и тяжело дыша, приближает свое лицо к моему.

Загрузка...