Все, что окружало меня мгновение назад, теперь полностью исчезает, оставляя в памяти только чувство неясной потери, словно после пробуждения от очень глубокого и приятного сна, который хочешь удержать, но чем больше стараешься, тем тяжелее это сделать.
Я вижу свои руки, лежащие на сундуке и поднимаю взгляд на волка. Он внимательно смотрит на меня своими яркими желтыми глазами и я отмечаю в нем какую-то неуловимую перемену, словно глядя на него теперь, я вижу больше, чем видела раньше.
— Что это было? — спрашиваю я его, словно он в состоянии мне ответить. Но он, конечно, молчит. Волки ведь не разговаривают. Однако, глядя на него мне кажется, что я почти могу прочитать его мысли.
Перевожу взгляд обратно на сундук под моими руками и отрываю ладони от него. Дается мне это с трудом, потому что, кажется, словно они прилипли к нему и как будто он не хочет отпускать их.
В это же мгновение сундук, который казался таким крепким, буквально разваливается на части, оставляя после себя лишь груду сгнивших от времени деревяшек.
Сбитая с толку, я разгребаю эту кучу, чувствуя себя обманутой. В голове проносятся обрывки слов женщины, которая была в этом странном видении.
Она сказала, что я должна получить дар матери, от которого та отказалась ради меня… Но, похоже, я, пройдя весь этот путь, получила лишь горстку сгнившего дерева..
И тут мои руки натыкаются на что-то… Как будто какой-то ремень… Что это такое?
Тяну за него, и через мгновение вытягиваю из груды трухлявых деревяшек что-то вроде сумки из плотной кожи, отмечая с удивлением, что она выглядит так, словно только что покинула руки мастера, ее сделавшего. Держа в руках сумку, вдруг осознаю, что начинаю чувствовать под пальцами легкую вибрацию, которая стремительно нарастает, а в следующее мгновение я вижу руки собственной матери, которая касается этой кожи, вижу, как она забирает что-то из сумки, потом, как отдает кому-то ее, потом я вижу как сумку начинают разбирать по частям, пока она не превращается в набор лоскутов. В следующее мгновение я вижу быка, мощного и сильного, яростно бьющего копытом. И тут понимаю, что это такое.
Я отпускаю сумку и видение пропадает. Передо мной снова просто вещь.
Я снова трогаю ее и чувствую, что могу проследить историю этой кожи, до самого зарождения быка, из которого ее сделали и дальше, до того быка, который породил этого. Мне стоит большого усилия остановить мелькающие картины прошлого, от которых мое дыхание перехватывает.
Осторожно трогаю пол у себя под ногами и понимаю, что могу проследить историю дерева из которого был сделан этот пол, увидеть людей, которые его укладывали в этом доме, увидеть тех, кто пилил это дерево на доски, увидеть тех, кто срубил его и увидеть все те годы, когда дерево стояло в лесу и росло, набираясь сил. Я вижу, как оно становится все меньше и меньше, вижу, как ветви его убывают, как ствол становится тоньше, пока дерево не превращается в молоденькое деревцо, а потом и в крошечное семечко, которое достают из земли и кладут в мешочек с другими семенами.
Останавливаю бег времени назад и пытаюсь отмотать все вперед, обратно, до того времени, когда дерево стало доской, а доска стала частью пола.
Вижу ноги моей матери, что ступала по этой доске. Потом вижу легкие детские ножки, бегающие по ней, едва касаясь. С волнением осознаю, что это мои ноги, только тогда, когда я была маленькой девочкой. Вот я встала на месте и стою на этой доске. Мама что-то говорит мне, но я слышу лишь низкий гул, лишь то, что остается от человеческого голоса, когда он отражается от дерева. Шаг и я больше не вижу себя. Я трогаю другую доску, на которую маленькая я встала следом и продолжаю прислушиваться к разговору, постепенно начиная различать сквозь дерево голос матери. Она подходит и берет меня на руки, теперь я могу слышать ее голос более отчетливо.
— Я люблю тебя, доченька, ты мое солнце.
Я отрываю руки от пола, изо всех сил сдерживая слезы. Перебарываю искушение, чтобы продолжить слушать звуки прошлого. Понимаю, что если буду делать это достаточно долго, дойду и до того момента, когда покинула дом матери, а после и до того момента, когда приезжала сюда с Иваром…
Нет, сейчас я не готова это видеть.
От напряжения руки мои трясутся так, словно я только что пыталась обуздать быркающуюся лошадь. Похоже, попытки заглянуть в прошлое этих вещей отнимают очень много сил и пользоваться этим нужно с умом.
Ничто не дается даром…
Осторожно беру в руки сумку, заставляя себя изо всех сил не заглядывать в прошлое этой вещи, чувствую, что силы мои не безграничны, и что если я буду продолжать и дальше бездумно тратить их, то потеряю сознание прямо здесь.
Стоит мне сосредоточиться на том, чтобы не пользоваться даром, я с облегчением чувствую, как силы возвращаются ко мне.
Осторожно расстегиваю сумку и пальцы мои натыкаются на корешок книги, лежащей внутри. Вытаскиваю и непонимающе смотрю на обложку.
— Ничего себе! Как ты умудрилась его разбить? — слышу голос Блэйка из за спины и дергаюсь всем телом от неожиданности, так что книга чуть не падает из моих рук.
Инквизитор подходит к груде трухлявых деревяшек и рассеянно пинает их ногой.
— Оччень странно, я был уверен, что он намного крепче … Я так понимаю, то что ты держишь в руках, это и есть то самое хваленое наследие?
Я прижимаю книгу к груди, как будто это великая драгоценность, словно пытаюсь защитить ее.
— Мы же вроде бы заодно? Не так ли? Разве я не помог тебе дотащить этот чертов сундук с самого берега?
— Помог…
— И что? Ты не доверяешь мне? Покажи хотя бы ради чего ты притащила нас всех сюда.
Его глаза блестят в свете свечей и я вижу, как его разбирает любопытство. Вижу в нем мальчишку, который изо всех сил желает узнать чужую тайну.
Он протягивает руку.
— Покажешь?