Измена. Я тебя (не) прощу (СИ)

Глава 47. Ночные посиделки

Приоткрываю глаза, чтобы тот, кто рядом не понял, что я не сплю.

Старые морщинистые руки поправляют мое одеяло.

— Я тебя разбудила, доченька? Я руки твои цапнула, а они как лед, вот и решила укрыть тебя.

В комнате сумрак. Сейчас день или ночь? Силуэт человека рядом видно плохо, он выглядит, как призрак. Но по голосу понимаю, кто здесь

— Баб Насть, я так испугалась. Мне такой сон страшный снился, что Артур меня душит, а тут вы. Как я вам рада. Сейчас какое время суток? — хочу встать и приобнять бабушку, но капельница и обещание врачу меня сдерживают.

— Час ночи почти. Мужика своего бывшего не бойся. Да кто ж этого Артура к тебе пустит. Тут ребята такую деятельность развели, я на Ванька смотрю, а он из парня прям мужиком становится. Посадят Артура.

— Посадят..? У него же ребенок будет.

— Он возможность стать отцом посрал, какой он отец, когда беременную жену гонял? Никакой, вот и выбросить его из головы, не нужен он там.

— Не только моего ребенка. У Артура любовница беременная.

— Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд. Ты и о ней думать успеваешь. Она-то о тебе не думала, еще пожалей ее.

— Она могла и не знать обо мне. Да и ребенок ни при чем. Вы-то как в гуще событий оказались?

— А как без меня-то. Знаешь, я и в молодости бойкою была, и никуда это от меня не делось. Я за доброе дело не боюсь пострадать. И, знаешь, девонька, я бы тебя к родителям твоим больше не отпускала. Запретить я тебе не могу, но то, как они себя сейчас ведут, даже мне стыдно. Ты не слушай их, что никому не нужна будешь, что нужно, во что бы то ни стало семью сохранить. Ничего у вас там сохранять. Тем более, тут у нас такие претенденты. Потом про женихов, отдыхай. Тебя-то хоть покормили?

— Мне Иван что-то принес, но я пока не ела. Не знаю, можно или нет.

— Иван? Это прям хорошо. Ты к нему присмотрись потом, как полегче станет. Он, конечно, не Олег, денег столько у него нет. А может и никогда не будет.

— Я деньгами уже наелась, хочу тихой и спокойной жизни, без всего вот этого. А семьи у меня теперь нет… при живых родителях — сирота, — эмоции притуплены. Видимо, мне что-то дают или вкололи для спокойствия.

— Как это нет, что ты придумываешь. Да, прошлой семьи нет, но есть новая. Ты, ребенок, я в конце концов. Олег с Иваном. Сестра тут твоя была, тоже счастливым человеком не выглядит. Я там краем уха слышала, что ее мать тоже на детоубийство натолкнула.

— Я только недавно об этом узнала, тогда еще подростком была, не понимала, почему Алина к Севе ушла. И меня беспокоил вопрос, как она из сытой и достаточно обеспеченной жизни ушла к парню, у которого толком ничего не было. Квартирка крохотная, машины тогда не было. Ну… по меркам моей семьи, Алинка ушла к нищеброду. А теперь я очень понимаю, как и почему это произошло. И все эти шмотки, деньги ушли не просто на второе место, они даже не в десятке ценностей.

Бабушка садится рядом, достает пучок спиц и серый моток ниток. Быстро набирает петли.

— Ты молодец, что за ребенка борешься. Не волнуйся, все у твоей дочки будет. Я ей пинеток навяжу, сначала, конечно, тебе вот носки. А то ноги ледянючие, а должны быть в тепле.

— Дочка… я пока не уверена, что беременность сохранилась. Кровило сильно. И что теперь непонятно, завтра сделают узи. И будет видно.

— Все там сохранилось. Поверь, если бы надежды не было или все было бы печальнее, чем нам кажется, то тебя бы уже выскаблили. — Баба Настя морщится на этих словах. — Конечно, дочка. Господь не дает дебильным отцам сыновей, чтобы род по мужской линии не рос. Вот у твоего отца две дочери.

— Может, это совпадение. Артур же как-то у Глеба Михайловича появился.

— Ой, он вообще не от него мог быть, — бабушка заговорчески подмигивает. — Свекровка твоя меня удивила. Представляешь, на сына заявление написала. Плакала, как на похоронах кричала, но писала. Сильная женщина, спасения и твоего хочет. И за сына болит душа.

— Они ее теперь со света сживут. Светлана Леонидовна и до этого в тихом аду жила. А теперь свекор ей не простит произошедшего. Думаю, что вылезет и то, что она меня спрятала. И про то, что мужчина у нее есть.

— Справится, она сильная. Может, начнет жизнь с нуля, не старуха ведь еще. И с внучкой тебе сможет помогать. Все перемелется, и мука будет.

Заурчало в животе. Есть хочется, но боюсь даже кусочек булки съесть, вдруг потом наркоз или что. Для поддержания сил капают глюкозу, но желудку от нее никак не легче.

— Да не мучай ты себя, кефира попей, чаю? Ты ж не на пытках.

Снова заходит врач.

— А вы тут что делаете? Ночь на дворе! — говорит, как будто шипит, не могу понять — злится или нет.

— Дочка, — баба Настя привстает, смотрит на доктора. — Я же старая, у меня бессонница. Дома я буду на продавленном диване крутиться, я ж все равно не усну. А тут польза. Полы помыть могу, судно принести или вынести. Вы на возраст не смотрите, я еще крепенькая.

— Спасибо, — врач смягчается. — На таких, как вы мир держится. Девочки, есть хотите?

— А можно? — кажется, мой желудок прилип к спине. Я бы и сухарю была рада.

— Можно. И вам можно. Вы же у нас не по ОМС лежите.

— По чем мы лежим? — бабушка сдвигает очки на нос, скашивает глаза, как будто это поможет в понимании фразы.

— Вы в платном отделении. И здесь другие условия — посетители могут находиться круглосуточно, еда, телевизор, если надо.

— О как. — Баба Настя от неожиданности крутит головой. — Неужто отец хоть что-то сделал для Лины.

— Нет, контракт на Олега Демьянова составлен. Ужин вам скоро принесут Лин, вы, пожалуйста, сильно пока на еду не налегайте. Организм на терапию хорошо отзывается, но выдыхать пока рано.

Врач что-то нажимает на планшете, отсматривает на мониторе показатели.

— Да дочка у нее будет.

Врач заинтересованно улыбнулась.

— Если вы не против, я с вами немного посижу. А про дочку вы серьезно? Еще даже по Узи ничего не понятно.

— Да зачем мне ваши узи. Я в них ничего не понимаю. Мне сон снился, мы с Линкой по лесу ходим, и она только лисички в корзину складывает. Я у нее спрашиваю, а большой гриб, почему пропустила. Она мне — для дочки только лисички нужны. Мои сны всегда сбываются. Я даже поспорить согласна на… — бабушку осматривает палату. — На два мотка шерсти. Вам потом из них носки свяжу.

Женщины смеются, а у меня уходит тревога.

Если у меня будет дочка — она будет Анечка. Мы с тобой все сможем. Теперь мне есть ради кого жить, бороться. А еще у нас есть Ба! Хоть она по крови и не наша, но кому это важно.

Тихонько стучат в дверь, девушка заносит еду в контейнерах. Мне омлет и овощной салат. У бабушки меню разнообразнее, но для меня, что неважно, сейчас я и огурцу очень рада.

— А ваши родственники без скандала жить умеют? — доктор смотрит на меня. — Ваш, как я понимаю, свекор — высокий такой, с залысинами и высокой линией роста волос. С какой-то роженицей поругался. Ее по скорой привезли, кто из них первый набросился, не знаю. Она на него кидается, он что-то орет.

— Ну и ну, стыдоба.

— Вот это да! Это, наверное, любовница моего мужа рожать приехала. Неожиданно. Если на Глеба Михайловича кинулась, значит, знает — кто он.

— Санта Барбара у вас тут, не иначе.

— А в какой она палате? — бабушка хитро щурится. — Пойду, хоть одним глазком гляну, на кого нашу Лину эта тварь поменяла.

— Женщина, вы что такое говорите. Ничего я вам не скажу. Еще одной драки и скандала мне не хватало. Да и в предродовой она, потом после родов, ее на другой этаж отправят.

Интересно, свекровь знает? Нужно будет ей потом сообщить, вдруг это для нее тоже важно.