Изменники Рима

Глава XV

— Какой счет нам выставил сегодня мясник? — спросил Корбулон, стоя со своими штабными офицерами и глядя на город, вырисовывающийся над черепичными крышами и оштукатуренными стенами поселения, лежащего между Тапсисом и римским лагерем.

Макрон сверился со своей дощечкой. — Трое преторианцев убиты, пятеро ранены, трое из которых должны вернуться в строй. Восемь легионеров убиты, девятнадцать ранены. Хирург считает, что двенадцать человек должны полностью выздороветь. Два мула…

— Мулы? — повернулся к нему Корбулон.

— Да, господин. Они были запряжены в телегу, которую использовали фуражиры, когда здание над ними получило прямое попадание и рухнуло. Тем не менее, из них получится приличное рагу.

«Тушеное мясо, это чертовски досадно», — подумал Корбуло. — Нам нужны все мулы, которых мы сможем достать.

Макрон кивнул. Скромные вьючные животные были жизненно необходимы для перевозки припасов. Они и их погонщики были почти так же ценны, как и люди, участвовавшие в боях.

— А как насчет трибуна Лепида?

— Хирургу удалось удалить наконечник стрелы, но, по его словам, лопатка трибуна была сломана. Его рука будет почти бесполезна.

— Как в принципе и остальная его часть, — задумчиво заметил Корбулон. — В любом случае я собирался отправить его обратно в Рим, когда срок его службы закончится. Он может отправиться домой со своим боевым ранением, чтобы произвести впечатление на плебейских избирателей. Они ценят такие вещи гораздо больше, чем любую реальную компетенцию.

Макрон был склонен более сочувственно относиться к солдатам, которые были искалечены во время службы Риму и затем были вынуждены пристраиваться хоть как-то вновь на гражданке. Конечно, все было по-другому для таких, как Лепид, который происходил из привилегированной семьи. Ему никогда не придется заниматься физическим трудом или голодать, а его искалеченная рука станет почетным знаком и облегчит его политическую карьеру. «Он не будет чрезмерно страдать», — подумал Макрон, ответив же своему начальнику. — Пожалуй, это так, господин.

— Что-нибудь еще?

— Это все, господин.

Корбулон собрался с мыслями. — Завтра на рассвете похороним тех, кого мы потеряли сегодня. Я хочу, чтобы каждый из наших солдат был свидетелем. Наши товарищи погибли в результате отказа врага соблюдать обычаи войны. Повстанцы не имеют чести и не заслуживают пощады. Я хочу, чтобы вы объяснили это своим людям. Наша цель здесь более не в том, чтобы убедить народ Тапсиса прекратить восстание и снова занять свое место среди наших союзников. Теперь наша цель — уничтожить Тапсис и сделать показательный пример из этого человека, Ордонеса, и всех, кто следует за ним, независимо от того, делают они это добровольно или нет. Мы отомстим за наших мертвых, господа, самым безжалостным образом, чтобы никто не сомневался в последствиях предательства Рима. Когда мы вторгнемся в Парфию, что неизбежно произойдет, крайне важно, чтобы наши линии коммуникаций были безопасными. Мы не можем позволить, чтобы какие-либо повстанцы угрожали нашему тылу.

Он сделал паузу, чтобы убедиться, что его офицеры поняли ситуацию. — Чтобы обеспечить захват Тапсиса, предстоит проделать большую работу. Я хочу, чтобы город был взять в блокаду, чтобы никто не мог покинуть его или пробраться внутрь. Завтра мы начнем земляные работы от лагеря и полностью окружим холм. Я хочу ров и вал с башнями через каждые пятьдесят шагов. Для этого потребуется больше людей, больше труда и, прежде всего, больше припасов. С этой целью кавалерия завтра отправится в путь, прочесывать окрестности в поисках провианта. Крестьяне здесь ничем не отличаются от других; они наверняка спрятали запасы, которые не смогли уничтожить. Нам нужно найти эти припасы. Меня не волнует, кого нужно пытать, чтобы заставить их раскрыть, где спрятана их еда. Я считаю, что каждый мужчина, женщина и ребенок в этом жалком маленьком городе-государстве — допустимая потеря на пути к нашей цели.

— В то же время будет много людей, прячущихся в лесах и на холмах. Нам нужно собрать их, чтобы они работали на нас. Таким образом, если повстанцы почувствуют соблазн попробовать несколько дальних выстрелов, чтобы помешать нашей работе, они убьют только своих собственных людей и сократят дальность действия своих машин, пока они находятся среди наших. Соответственно, мы можем скорректировать ход земляных работ. Когда прибудет наш осадный обоз, мы установим батарею, чтобы пробить стену.

— Прошу прощения, господин.

Корбулон повернулся на голос и кивнул. — Что случилось, префект Косин?

— Если снаряды их машин смогут долетать до наших, то они смогут уничтожить батарею задолго до того, как она пробьет стену.

Корбулон нахмурился. — Хорошее замечание. Однако я не ожидаю, что у них будет что-нибудь в масштабе, сопоставимом с нашими онаграми.

— Не знаю, господин. В конце концов, они выше нас. Даже самый скромный онагр может превзойти все, что есть в осадном эшелоне.

— Мы скоро узнаем наверняка, — кратко ответил командующий. — А если нам понадобится оружие побольше, то, клянусь богами, я его сделаю. Между тем, нам нужно будет укрепить переправу через реку, чтобы не допустить повторения прежнего разгрома, и установить заставы для охраны дороги в Тарс.

Когда масштабы предприятия стали очевидны для офицеров, Макрон заметил, что некоторые из них обменялись тревожными взглядами. Их движение не осталось незамеченным и Корбулоном. Он откашлялся и продолжил командным тоном. — Эта экспедиция станет намного более сложной операцией, господа. Но это необходимо, если мы хотим войти в Парфию, не беспокоясь о том, что нас ударят кинжалом в спину. Это также будет для нас возможностью. Я уже планировал вывести армию в горы для тренировок и укрепления войск. Теперь это будет не просто упражнение. Им придется столкнуться с настоящим врагом и вынести лишения и дискомфорт настоящей кампании. Пора армии повоевать по-настоящему.

Макрон одобрительно кивнул, как и многие другие. Он почувствовал прилив профессионального волнения от этой перспективы, а затем и чувство вины за то, что ему пришлось отложить свое возвращение к Петронелле. Он сказал ей, что экспедиция Корбулона в горы будет быстрым делом, и теперь стало ясно, что это уже не так. Осада могла длиться несколько дней, месяцев и даже лет. Беглый осмотр естественной защиты Тапсиса и прочности стен и башен, защищающих единственную возможную линию атаки, показал, что командующий Корбулон и его армия столкнулись с серьезной проблемой. Тем не менее, взятие города всегда обещало добычу и рабов. Если Макрону повезет, его доля добычи зажжет блеск в глазах его жены, и она найдет в своем сердце желание простить его. Но сначала он должен сообщить ей эту новость. Его улыбка несколько померкла, когда он задумал написать необходимое письмо. Это потребовало бы тщательного рассмотрения, а он не умел писать. Если бы только Катон был здесь, чтобы дать ему совет. Он точно знал, что нужно было написать, чтобы успокоить Петронеллу.

— Вот дерьмо! — воскликнул один из центурионов и указал на город. В сгущающихся сумерках Макрон увидел огненный шар, поднявшийся над стеной и пролетевший курсом на фоне первых звезд, появившихся в ночном небе. Раздался слабый рев пламени, когда он рухнул в сторону поселения и пробил крышу со снопами искр и разбитой черепицей. Мгновение спустя на здания упали новые пылающие свертки, и колеблющееся свечение между группами домов показало, что начался пожар.

Макрон повернулся к полководцу. — Господин, мне следует взять несколько человек, чтобы потушить пожар?

Корбулон покачал головой. — Мы уже потеряли достаточно людей сегодня, центурион.

— Но там еще есть припасы и материалы, господин. Они нам понадобятся для укреплений и лагеря.

— Может быть, но это того не стоит. — Корбулон смотрел, как пламя лизало небо, и затем смиренно добавил: — Пусть горит.

Пока люди в лагере наблюдали за происходящим, на поселение обрушился непрекращающийся шквал зажигательных средств, вызвавший новые пожары, которые неуклонно распространялись по заброшенным зданиям, пока поселение не загорелось из конца в конец, и гигантские языки пламени не осыпали звездное небо, отбрасывая свои лучи на окружающую долину более чем на километр. Жар от пожара прогнал часовых с вала, обращенного к поселению, и даже там, где он стоял рядом с командующим, Макрон вздрогнул от вспыхнувшей волны жара, захлестнувшей лагерь. В его уши ударил шум ревущего пламени, пронзенный грохотом обрушений, когда бревна зданий рушились в самом сердце этого ада. Пространство вокруг поселения наполнилось крысами, собаками и кошками, когда огонь выгнал их из укрытий и заставил бежать в ночь.

Более часа Макрон и остальные мужчины в колонне стояли, завороженные зрелищем. Затем, наконец, он повернулся и направился к линиям палаток, обозначенным для преторианцев, хотя настоящих палаток там не было. Большинству мужчин приходилось лежать на импровизированных постельных принадлежностях из кустов и веток, покрытых запасными сагумами. Те, кто первыми попали в поселение, вернулись с набором кожаных чехлов для повозок и рулонов льняной ткани, из которых можно было сделать укрытия. Но большинство из них будет спать под открытым небом, как они это делали с тех пор, как переправились через реку три дня назад. По крайней мере, сегодня вечером они согреются у огня. Макрон мрачно улыбнулся про себя.

Он нашел центуриона Метелла сидящим на задней части небольшой повозки, которую вытащили из поселения и вручную потащили обратно в лагерь.

— Для чего это? — спросил Макрон.

— Припасы, господин. — Метелл приподнял кожаный полог, чтобы увидеть мешки с зерном, набор кувшинов, полосы соленой баранины и кружочки сыра. — Это то, что мы получили от добычи на марше, и то, что мы нашли в поселении. Я подумал, что будет лучше хранить все это в одном месте и под охраной.

— Отличная идея. Были ли проблемы с попытками солдат утаить еду?

— Нет, господин. По крайне мере мне не известно. Они подчиняются вашим приказам. То же самое и с офицерами.

Макрон весело склонил голову набок. — Обычно самый первый человек, который, как я подозреваю, помогает себе с припасами, является квартирмейстер, но, учитывая, что это ты…

Метелл улыбнулся в ответ. — Не волнуйтесь, господин. Если я поймаю себя на том, что краду что-нибудь из повозки, я себя побью так, что очень нескоро забуду.

— Вот это дух, — похлопал его Макрон по плечу. — Ладно, тебе лучше начать готовиться к выдаче сегодняшнего рациона. Я прослежу, чтобы за раз приходила одна центурия. Убедись, что все они получат справедливую долю. Я не хочу, чтобы вспыхивали ссоры или препирательства. Приступай.

Он отправился в шестую центурию и приказал центуриону Порцину прислать по одному человеку из каждого контуберния для сбора пайков, а затем провел обход других центурий когорты, чтобы разъяснить систему раздачи. В то время как Метелл тщательно отмерял припасы, некоторые из мужчин начали разводить костры, используя камни и землю, чтобы обеспечить основу для небольших железных решеток, на которых они готовили еду. У каждого контуберния был свой котел, в котором они варили зерно и мясо, из которых готовилась тушеная мясная похлебка, которую деканы разливали по личным котелкам. Вскоре успокаивающий запах древесного дыма и еды разнесся над рядами палаток, и люди собрались у костров, ожидая, когда их накормят.

Макрон прошелся по кругу, обмениваясь шутками и делая паузу для коротких обменов мнениями, пока он оценивал настроение когорты. Удовлетворенный состоянием духа преторианцев, он выдал пароль дежурной центурии, которой командовал Порцин, а затем присоединился к людям из штаба своей центурии: своему заместителю, опциону Пантеллу, четырем писцам, буцинатору, знаменосцу когорты и солдату, несущему изображение императора. Для него было оставлено место рядом с костром, и он с благодарностью присел на корточки, согретый огнем для готовки и жаром за спиной со стороны горящего поселения. Он ткнул большим пальцем через плечо.

— Лучше извлеките из этого максимум удовольствия, ребята. Когда эти развалины догорят, скоро снова станет холодно.

— И к этому нам нужно будет кажется привыкать, господин, — сказал Пантелл.

— Сплетни распространяются быстро, — заметил Макрон. — Но ты прав. И не говори мне, что ты действительно верил в эту чушь о том, что все это закончится в считанные дни, и мы сможем вернуться в таверны и кабаки Тарса.

Пантелл пожал плечами. — Я надеялся.

— Да брось, мы солдаты, это то, за что нам платят. И будет еще лучше, когда мы возьмем Тапсис, у нас будет много добычи. Мы все прекрасно справимся с этим. А тарсские шлюхи не любят никого более, чем римского солдата, отягощенного серебром.

— А за это я выпью. — Знаменосец поднял флягу и отхлебнул вина. Макрон поймал его взгляд и приподнял бровь. Мужчина передал флягу своему соседу, затем стал беспомощно наблюдать, как она пошла по кругу, пока не была возвращена ему почти пустой.

Вино не развеяло опасения Пантелла, и он смотрел на котел, обращаясь к своим товарищам. — Если мы не возьмем Тапсис в ближайшее время, мы все еще будем здесь, когда придет зима. Здесь, в горах, очень быстро станет намного холоднее. Запомните мои слова. А еще будет дождь. Много дождя.

В этот самый момент Макрон почувствовал, как что-то мягко ударило его по щеке. Он моргнул и посмотрел вверх, и на его обнаженный лоб упала еще одна капля дождя. Шум полившего на землю дождя и звон капель, падающих на броню, неуклонно перерастали в то, что, как он надеялся, не превратится в проливной дождь.

— А теперь посмотри, что ты сделал, — кисло сказал он, глядя на опциона. — Так искушать судьбу.

Пантелл робко посмотрел на остальных. — Я только сказал, ребята…, что боги повеселятся над нами.

— Ой, да пошел ты, — прорычал знаменосец, накидывая сагум на плечи и натягивая капюшон на голову. — В следующий раз держи это при себе, а?

Командир контуберния, старший писарь, наклонился над котлом и немного помешал его черпаком, чтобы проверить консистенцию тушеной похлебки. — Готово, парни. Пора нам навалиться.

Макрон получил котелок первым, убедившись, что писарь соскребает черпаком по дну котла, чтобы получить несколько кусков мяса, которые там плавали. Он быстро поел перед тем, как передать свой котелок одному из других писарей, чтобы тот почистил его и вернул в его походную сумку, затем встал и расправил плечи, возвращаясь к горящему поселению. Пламя уже начало угасать еще до того, как пошел дождь, и он надеялся, что оно погаснет, прежде чем оно сожрет всю оставшуюся еду и полезные материалы в зданиях. Словно в ответ на его молитвы, пламя начало уменьшаться и разделяться на несколько меньших очагов. Его люди, однако, стонали и жаловались, стараясь прикрыться плащами. Ветераны из их числа гидроизолировали свои сагумы с помощью заплат из животного жира и высмеивали дискомфорт тех товарищей, которые еще не научились выживать в горной кампании.

Макрон пожелал им спокойной ночи и поспешил к повозке, которую охраняли Метелл и двое его людей. Забравшись в заднюю часть фургона, он залез под кожаный полог и спрятался от дождя. Там, прислонившись к мешкам с зерном, он опустил подбородок на грудь и быстро погрузился в глубокий сон под аккомпанемент непрерывного звука дождя и далекого грома, когда молнии сверкали над горами, окружающими Тапсис.

Серое рассветное небо показало, что обширный лагерь, окружавший повозку, за ночь превратился в болото. Дорожки между рядами палаток были залиты грязью, а землю усеяли большие лужи. Многие из мужчин проснулись и обнаружили, что лежат в ледяной воде, их одежда промокла. Горстка небольших костров все еще горела в поселении, и тонкие столбы дыма клубились в воздухе. Большинство зданий превратились в почерневшие руины. Снаружи стены Тапсиса казались Макрону почти неприступными, когда он, глядя на них, вылезал из повозки, и потирая спину, зевал. Он был голоден и думал о том, чтобы что-нибудь поесть, когда один из писарей Корбулона, хлюпая сквозь грязь, подбежал к нему.

— Центурион Макрон, господин! Командующий шлет тебе свои приветствия и желает, чтобы ты присоединился к нему как можно скорее.

Макрон знал, что «как можно скорее» означало немедленно.

— Очень хорошо. — Он отломил кусок хлеба от буханки в одном из мешков в фургоне и откусил. Хлеб был черствым, но мучительный голод в желудке был таким, что даже самая простая еда казалась восхитительной. Пережевывая, он последовал за клерком обратно через лагерь, мимо промокших солдат, оживающих под свинцовыми облаками, которые грозили дальнейшим дождем. Воздух был прохладным, и он молился, чтобы осада не продлилась до зимы, как предположил Пантелл. Не потребовалось много усилий, чтобы вообразить резкий холод в гористой местности, окружавшей Тапсис. Любые припасы, доставленные из Тарса, должны будут пробиваться сквозь снег и лед горных дорог, и хотя командующий мог рассматривать такие условия как полезное средство для укрепления своей армии, это не сильно подбодрило бы моральный дух.

Штаб Корбулона был значительно в более хороших условиях за счет древесины, мебели и кожаных укрытий, которые были извлечены из поселения до того, как здания были подожжены повстанцами. Там была группа грубо скомпанованных палаток, и доски были уложены на грязь непосредственно вокруг них, а также внутри. Макрон отдал честь двум преторианцам из центурии Николиса, стоявшим на страже у входа в самую большую палатку, и нырнул сквозь створки полога. Посередине сооружение поддерживал большой столб, а задняя панель была удалена, обеспечивая свет для работы. Полководец сидел за столом и что-то писал на вощеных табличках. Сбоку стоял забрызганный грязью кавалерист.

Макрон подошел и прокашлялся. — Вы посылали за мной, господин.

Корбулон взглянул вверх. — Центурион Макрон, у меня для тебя есть работа. Этот человек только что принес известие от Орфита. Похоже, префект допросил одного из местных жителей, который обнаружил пригодный для использования брод в нескольких километрах вверх по течению от моста. Поэтому он предполагает повести обоз и арьергард к этому броду и пересечь реку, чтобы присоединиться к нам, пока продолжаются ремонтные работы на самом мосту.

— Это хорошие новости, господин.

— Что ж, я на это надеюсь. Но я не могу избавиться от некоторых опасений по поводу того, что Орфит будет бродить по горным тропам на вражеской территории. Мне нужен опытный офицер, который возьмет на себя командование арьергардом и позаботится о том, чтобы он благополучно достиг Тапсиса. Ты лучший офицер, которого я могу представить, поэтому я посылаю тебя.

Макрон не мог скрыть своего удивления. — Но господин, префект Орфит выше меня по званию.

Корбулон постучал концом стилуса по вощеной табличке. — Уже нет. Это твои полномочия принять командование, пока арьергард не достигнет лагеря. Как только я поставлю на него свою печать, ты будешь ответственным. Я также передал македонской когорте приказ, чтобы одна из ее турм была готова ехать с тобой, чтобы убедиться, что ты воссоединишься с арьергардом, — он сделал паузу, чтобы указать на человека, стоящего рядом с ним. — Это опцион Фокий из сирийской когорты. Он сможет предоставить подтверждение твоих полномочий, если это будет необходимо. Поскольку я понятия не имею о местонахождении этого брода, который, как утверждает Орфит, он нашел, я предлагаю тебе держаться как можно ближе к реке, пока ты будешь искать арьергард. Когда найдешь их, перехватывай командование у Орфита и как можно быстрее доставь сюда припасы и осадный поезд. Нам нужны припасы, и я хочу, чтобы это оружие было собрано и пробило стены Тапсиса. Не рискуй по пути. Каждую ночь ты будешь строить укрепленный лагерь. Я скорее предпочту прождать тебя ненамногим больше, чем буду рисковать. Это ясно?

— Да, господин.

— Хорошо. Кто после тебя старший центурион в преторианской когорте?

— Центурион Порцин, господин.

— Тогда скажи ему, что он командует во время твоего отсутствия, — коротко подумав Корбулон, затем кивнул. — Это все. Возьми любое снаряжение, которое тебе понадобится, а опцион найдет тебе лошадь. Я хочу, чтобы ты отправился в путь как можно скорее.

Корбулон поспешно закончил писать полномочия, затем прижал кольцо-печатку к воску, закрыл табличку и протянул ее Макрону.

— Итак. Пусть Фортуна сопутствует тебе, центурион, и да поможет доставить мне мои онагры в целости и сохранности.

Легкий дождь все еще падал, когда Макрон выводил свой небольшой отряд из лагеря. Ауксилларии из кавалерийской македонской когорты уложили свои длинные плащи, чтобы прикрыть седельные сумки, и как можно лучше повесили щиты на спины, защищая тем самым себя от ветра. Дорога, изношенная и сильно изрезанная, когда римляне подходили к городу, теперь была покрыта грязью и лужами. Макрон приказал сойти с нее и продвигаться по более твердой поверхности сбоку.

Незадолго до полудня они достигли точки, где дорога вела в горы, окружавшие равнину Тапсиса. Макрон снова посмотрел на город и очертания римского лагеря под ним. Если у командующего были опасения насчет Орфита, то у Макрона были опасения насчет самого себя. Хотя он был совершенно уверен и компетентен в своей роли офицера, сражающегося в непосредственном бою, и вполне мог взять на себя временное командование когортой, он беспокоился о возложенной на него задаче. Ставки были высоки. Без обоза колонна командующего должна была бы отказаться от осады и подарить повстанцам победу, которая могла бы спровоцировать новые восстания и поставить под угрозу стабильность восточной части Империи в то время, когда Рим столкнулся с угрозой войны с Парфией. Макрону казалось, что исход всего дела зависит от успеха посольства Катона и его собственного прохода с арьергардом к Тапсису. Если кто-то из них потерпит неудачу, Империя заплатит высокую цену.