Изменники Рима

Глава ХХІІ

Командующий Корбулон разглядывал двух офицеров, стоявших перед его походным столом, с ледяным презрением. Дождь барабанил по крыше шатра из козьей шкуры, и одна сторона вздулась там, где ветер дул с востока. Перед ним лежали вощеные таблички с отчетами, подготовленными двумя мужчинами, относительно засады на обозный поезд. Они сделали ему устные доклады после того, как достигли армейского лагеря у Тапсиса, и с тех пор Корбулон поговорил с рядом других офицеров и людей из сирийской когорты, македонской турмы и уцелевших возниц повозок, пытаясь понять, что произошло. Он потребовал письменные отчеты от двух задействованных старших офицеров, чтобы они были доступны ему для использования в качестве доказательства, если он будет призван к ответственности за инцидент по возвращении в Рим.

Он вызвал Макрона и Орфита в штаб, чтобы сообщить им о своих выводах и распределить вину за катастрофу. «И это была катастрофа», — подумал Корбулон. Был уничтожен весь осадный эшелон и половина фургонов с припасами. Ситуация усугублялась тем, что погонщики уцелевших телег сбрасывали припасы с телег, чтобы облегчить их при отступлении. Что касается сирийских вспомогательных сил, сопровождавших поезд, одна центурия была почти уничтожена, а другие потеряли в совокупности еще шестьдесят человек. С учетом еще тех, кто все еще болен или выздоравливает от ран, когорта потеряла треть своей силы.

Он прочистил горло. — Я не питаю себя иллюзиями, что мне придется в полной мере познать печальные последствия нападения на обозный поезд. Достаточно сказать, что без осадных машин я буду вынужден держать нашу колонну под Тапсисом до тех пор, пока не будет построено или закуплено дополнительное оружие, а это может отбросить нас на несколько месяцев. Из-за каменистой почвы невозможно копать мины под стенами врага, а любая лобовая атака имеет мало шансов на успех и в любом случае будет стоить слишком много жизней. Я не могу позволить себе потерять здесь людей, которые мне понадобятся, если я начну войну с Парфией весной. Итак, мы застряли здесь, пока у меня не появятся новые осадные орудия, чтобы прорвать оборону. И ответственность за эту прискорбную ситуацию лежит на тебе, префект Орфит. Во-первых, тебе не следовало доверять этому человеку Термону. Он мог казаться одним из нас, но события доказали обратное. Ты проявил непродуманность, приняв его слово за чистую монету.

— Сначала я опасался его, господин, но там был брод, как он и сказал, так что у меня были основания ему доверять.

— Я здесь говорю, префект. Не перебивай меня снова и не говори, пока не получишь специального разрешения.

— Да, господин, но я…

Корбулон бросил на него мрачный взгляд. — Я не буду предупреждать тебя снова.

Орфит кротко кивнул, когда его командир продолжил. — Если человек, называющий себя Термоном, будет схвачен, он встретит смерть за то, что предал нас врагу. Во-вторых, ты не удосужился убедиться, что этот брод можно безопасно пересечь фургонам, когда Термон сказал тебе иное и предложил сместиться к новому броду. Твоим приказом было присоединиться к основной колонне как можно быстрее и самым прямым путем. Вместо этого ты позволил Термону заманить тебя глубже на контролируемую повстанцами территорию. Это заставило тебя попасть в ловушку, расставленную для вас повстанцами. В-третьих, ты не выполнил свой основной долг по защите осадного и продовольственного обоза. Оставив повозки под защитой всего одной центурии, пока ты отправил свою когорту в какое-то приключение, ты подверг опасности жизненно важные припасы и осадные машины. Мы знаем, что в итоге вышло. Тебе есть что сказать в свою защиту?

Орфит нервно сглотнул, прежде чем ответить. — Господин, я увидел возможность нанести сильный удар по врагу. Если бы нам удалось окружить лагерь и заманить в ловушку повстанцев, мы бы одержали значительную победу. По моему мнению, я взял на себя инициативу и двинул своих людей вперед, чтобы атаковать лагерь противника.

— События показали, что твое суждение не стоит даже этого дешевого воска, на котором написан твой отчет. Что касается инициативы, я считаю, что тебя мотивировала исключительно перспектива личной славы. В любом случае лагерь просто использовался как приманка, чтобы выманить тебя подальше от повозок. И не было бы никакой значительной победы в любом случае. Или была бы?

— Нет, господин, — кротко ответил Орфит.

— Нет, господин, — передразнил Корбулон. Он глубоко вздохнул и нетерпеливо выдохнул через нос, прежде чем возобновить властным тоном: — Префект Орфит, я считаю, что ты подверг опасности людей, поставленных под твое командование, а также припасы и снаряжение, жизненно важные для действий армии в настоящей кампании. Я также нахожу очевидным, что ты не подчинился данному тебе приказу. Если бы центурион Макрон не доложил мне, что ты хорошо служил под его началом после того, как он принял командование, и проявил храбрость, сражаясь в первой линии своей когорты, я без колебаний лишил бы тебя командования и уволил тебя из армии. Смелость и дисциплина — вот две основы, на которых строится успех римской армии. Ты проявил себя в одном из этих качеств и потерпел неудачу в другом, и усугубил свою неудачу тем, что пренебрег здравым смыслом.

— Как ты знаешь, согласно традиции, неспособность подразделения выполнять свои приказы — это неспособность всех людей в этом подразделении. По этой причине тебе и твоей когорте будет отказано в пребывании в лагере, и вы будете спать под открытым небом, без палаток. Вам также откажут в пайках, кроме ячменя. Ваше наказание продлится четыре месяца. Четвертая сирийская когорта должна немедленно покинуть лагерь. Любой из ее людей, включая раненых, найденных здесь после полудня, будет забит камнями. Выполнять!

Орфит выпрямился, отсалютовал, а затем заколебался, как будто собирался что-то сказать. Однако он передумал и быстро повернулся, чтобы выйти из палатки полководца.

Корбулон проводил его взглядом, а затем обратил внимание на Макрона, который спокойно стоял во время унижения префекта. — Ты считаешь, что мое наказание Орфита и его людей слишком сурово, центурион?

— Не мне судить, господин. Это твоя работа.

— Но у тебя же есть мнение, не так ли?

— Конечно, господин. Но мнения подобны дыркам в заднице — они есть у всех нас. Вот почему я не сомневаюсь в вашем решении. Командующий должен отдавать приказы, и, как только они будут отданы, для меня вопросы на этом заканчиваются.

— И именно поэтому ты заслужил ранг центуриона. Но ты еще и человек, Макрон. Так что из любопытства прошу тебя уважить меня своим мнением.

Макрон осторожно посмотрел на него. — Это приказ, господин?

— Это должно быть приказом?

— Это поможет.

— Тогда да, это приказ. Выкладывай.

— Очень хорошо, господин. Я думаю, вы поступили правильно. Префект заслужил это, хотя для его людей это немного сурово. Они сражались достаточно хорошо, но центурионы не пытались подвергнуть сомнению его приказы. Они должны были что-то сказать. Другим подразделениям будет полезно увидеть, что случится с теми, кто облажается. Сирийским парням будет неуютно несколько месяцев, но они извлекут ценный урок. Возможно, это даже закалит парней и префекта. Я так думаю, господин.

Корбулон ухмыльнулся. — Значит, мы единомышленники, центурион Макрон. Конечно, в том, что касается осады, мы все еще находимся по-прежнему в самой заднице. Я послал людей обыскивать арсеналы провинции в поисках осадного снаряжения и попросил все, что губернатор Сирии может мне выделить.

— Удачи с этим, господин. Не секрет, что Квадрат уже приготовил это все для вас.

— Да уж, верно. А пока нам нужно будет построить все, что сможем, из подручных средств. Сложность будут составлять железные компоненты. Квартирмейстер говорит, что он может достаточно легко установить кузницу, но ему потребуются слитки и формы из Тарса. Нам также нужно будет начать добывать пищу дальше на случай, если дополнительные припасы все еще не дойдут до нас. Мы зачистили территорию вокруг Тапсиса, поэтому нам нужно отправить колонны в холмы. Я поручаю тебе это сделать. В рамках твоих полномочий исполняющего обязанности префекта лагеря.

— Префекта лагеря? — Макрон удивленно поднял брови. Этого поста удостаивались только самые высоко зарекомендовавшие себя и уважаемые центурионы. — Да, господин. Спасибо, господин.

— Ты доказал, что готов, центурион. Мне хорошо известен твой послужной список, но я оставляю за собой право не выносить окончательные суждения до тех пор, пока у меня не возникнет непосредственный опыт оценки способностей офицера. Ты оперативно среагировал и грамотно командовал, спасая обозный поезд. В ближайшие месяцы этой армии потребуются такие опытные участники кампании, как ты. Парням будет тяжело. И я позабочусь о том, чтобы офицерам было так же тяжело, — кивнул полководец сам себе. — Это могло оказаться чем-то вроде замаскированного благословения. Армии нужен вызов. Здесь нужна дисциплина. Ее нужно закалить перед тем, что ждет нас впереди. Больше не будет терпимости к мелким нарушениям или пренебрежению правилам. Со щитом иль на щите, а?

Макрон кивнул. — Со щитом иль на щите, господин.

Погода стала быстро меняться, когда октябрь сменился ноябрем. Дождь шел все чаще, и дороги с землей в лагере, сильно обожженные месяцем ранее, превратились в липкую трясину. Деревья вырубали в близлежащих лесах и с трудом перевозились, чтобы предоставить бревна для основных дорог в лагере и вокруг. Как только стало ясно, что армия будет зимовать у Тапсиса, солдаты начали строить более прочные укрытия, используя все материалы, оставшиеся от руин поселения между лагерем и городом, а также то, что можно было изыскать в окрестностях. В течение нескольких дней импровизированные укрытия из полос ткани и кожи, натянутые на наспех срезанные ветки, были заменены каменными ветрозащитными блоками, покрытыми деревянными черепицами, удерживаемыми сосновыми ветвями и небольшими камнями. Вскоре лагерь приобрел вид крестьянской деревни, но с несколько более упорядоченной планировкой.

Несмотря на то, что ремонт моста был завершен и конвои с припасами начали приходить в лагерь, смена сезона означала, что река становилась все более раздутой. Инженерам постоянно приходилось ремонтировать дальнейшие повреждения и одновременно пытаться укрепить мост. Подъем воды также означал, что броды, найденные римлянами, больше не использовались, и если мост снова рухнет, единственный альтернативный маршрут снабжения добавит почти 150 км к пути любого конвоя. Такое отклонение вызвало бы дальнейшие осложнения. Поскольку маршрут будет вести повозки через территорию, контролируемую повстанцами, им потребуется сильный эскорт, и этим людям, а также погонщикам и тягловым животным потребуются повозки для перевозки их пайков, тем самым уменьшив пространство для припасов, необходимых для армии, разбившей лагерь под Тапсисом. Даже при текущем положении дел, ухудшающаяся погода задерживала доставку припасов в лагерь. В результате солдаты в лагере были вынуждены голодать, так как по приказу командующего урезали рацион. При том, что фуражные группы Maкрона изо всех сил пытались найти достаточно провианта, чтобы восполнить дефицит.

Ближайшие деревни и фермы были сожжены повстанцами, прежде чем они отступили за стены Тапсиса, а поселения, находившиеся дальше от города, были вовремя предупреждены о приближении римлян и сделали все возможное, чтобы спрятать свои запасы еды или эвакуировать их, до прихода римлян. Время от времени Макрону удавалось застать жителей врасплох и захватить хороший улов зерна, сыра, вяленого мяса и даже немного вина, а также небольшие стада коз и случайных свиней или коров.

Те местные жители, которым не удалось спастись, были закованы в кандалы и отправлены обратно в лагерь для работы на осадных сооружениях, возвышающихся вокруг Тапсиса. В дневное время группы пленников трудились вместе с римскими солдатами, чтобы вырыть ров, выходящий из главного лагеря вокруг холма, на котором был построен город мятежников. Грунт был свален к краю рва и утрамбован, чтобы образовался вал. Сверху в него вбивали заостренные колья, образуя частокол, башни которого поднимались каждые сто шагов. В четырехстах метрах по обе стороны от главного лагеря были построены два небольших лагеря, в которых размещалось по когорте легионеров.

Спустя чуть больше месяца после прибытия колонны город был полностью изолирован, и не было ни возможности вырваться, ни надежды на спасение извне. Теперь начались земляные работы, чтобы новые осадные машины могли вступить в строй сразу после их прибытия. Мятежники уже раскрыли диапазон, на который может стрелять их оружие, поэтому Корбулон приказал своим инженерам спроектировать и начать строительство более мощной катапульты, которая могла бы метать снаряды в стены с безопасного расстояния.

Соответственно, перед лагерем, недалеко от почерневших руин поселения, была построена укрепленная оградка. Внутри была сложена куча камней, и люди использовали железные долота и молотки, чтобы придать камням примерно стандартную форму и размер.

Как только защита батареи была завершена, были вырыты первые штурмовые траншеи, зигзагообразно огибавшие поселение с каждой стороны, а оттуда вверх по склону в сторону города. Когда стена будет наконец прорвана, траншеи обеспечат солдатам укрытие, чтобы подобраться как можно ближе к Тапсису, прежде чем они бросятся в пролом. Несмотря на дождь, земля была твердой для обработки, и почва была заполнена камнями и валунами, которые приходилось выкорчевывать или раскалывать. По мере того, как траншеи приближались к стенам, метательные машины повстанцев время от времени выпускали залпы камней, чтобы запугать рабочих, но в траншеи практически не было попаданий, и никто не пострадал.

С наступлением ночи температура упала почти до нуля, и дежурным приходилось продолжать движение, пытаясь не замерзнуть и не уснуть. Решение командующего ввести строгую дисциплину было доведено до сведения всех в рядах осаждающих, и солдаты знали, что, если их обнаружат спящими при исполнении служебных обязанностей, они будут подвергнуты казни от рук своих товарищей в соответствии с правилами. «Пока еще не было казней», — размышлял Макрон, обходя лагерь однажды ночью, проверяя, правильно ли часовые задают вопрос и принимают верный пароль. Правда, несколько солдат были жестоко избиты за незначительные нарушения правил, такие как явка на утреннее построение с неполным комплектом снаряжения, несоблюдение требований по содержанию и чистке снаряжения в соответствии с применяемыми стандартами или пребывание за пределами лагеря без разрешения. Остальные быстро извлекли уроки из таких примеров и позаботились о том, чтобы нарушения не повторились.

Что действительно беспокоило Макрона, так это настроение парней. В рядах солдат всегда были ворчуны, но их присутствие, как правило, подпитывалось добрым юмором их товарищей. Однако сейчас в лагере царила напряженная атмосфера. Он заметил, что солдаты замолкали всякий раз, когда присутствовали офицеры, и исчезли обычные шутки, которыми он любил перекинуться с рядовыми. Вместо этого люди относились к его приближению настороженно и не встречали его взгляда, если он не обращался к ним напрямую. По опыту он знал, что длительный голод и холод плохо сказываются на моральном духе, но железная дисциплина, навязанная командующим, только усугубляла кислую атмосферу. Макрон больше не был уверен, что попытки Корбулона укрепить солдат приносят плоды. Хорошая дисциплина — это одно, но она должна укреплять уверенность, а не страх и негодование.

Он добрался до одной из сторожевых вышек на стороне лагеря, откуда открывался вид на сирийскую когорту, и поднялся по ступеням. Часовой не спал, и после короткого вопроса и ответа Макрон оперся на деревянные перила башни и посмотрел на канаву. В отличие от тех, кто находился в лагере, сирийцам было отказано в разрешении на строительство убежищ, и они были вынуждены продолжать спать на открытом воздухе. Пятеро мужчин уже умерли от воздействия все более суровой погоды, и еще больше будут потеряны с наступлением зимы. Костры мерцали на голом участке земли, на котором они переносили свое наказание, и люди собирались вокруг них, чтобы согреться от жгучих укусов ветра, который несся с гор на севере. Макрон пожалел их на минуту. К несчастью, они были наказаны за то, что в значительной степени было виной префекта Орфита, но их страдания послужили суровым предупреждением для людей из других частей о судьбе, которая ожидала тех, кто не выполнил свой долг.

Внезапный громкий крик из сердца лагеря привлек его внимание, он отвернулся и перешел на другую сторону башни. Вокруг костров и жаровен, горящих возле хижин штабов, были лужи света. По их сиянию он увидел небольшую группу мужчин, слоняющихся около квартирмейстерских складов. Пока он смотрел, толпа разошлась, и двое мужчин катались по земле и дрались. Остальные начали подключаться к драке.

— Вот дерьмо…

Макрон поспешил вниз по лестнице и как можно быстрее побежал навстречу драке. Приближаясь, он отчетливо слышал гневные крики, разносящиеся по лагерю. Обогнув линию укрытий, он увидел впереди бурлящую толпу, темную на фоне свечения жаровен. Он пробивался сквозь праздно стоявших людей в глубину толпы.

— А ну-ка организовали мне проход! — проревел он. — Офицер идет. А ну двигайтесь!

Некоторые мужчины оглянулись и поспешно отстранились, увидев гребень на его шлеме. Другие реагировали медленнее, словно бросая ему вызов, и Макрон отталкивал их со своего пути.

— Гребаные центурионы, — пробормотал голос поблизости.

Макрон резко остановился. — Кто это сказал? Кто из вас, ублюдки, долбанный трус, прячущийся в толпе? — Он медленно повернулся. — Я спрашиваю!?

Никто не осмеливался заговорить, пока они отстранялись от него.

— Пфф! — Макрон презрительно фыркнул, затем продолжил движение сквозь толпу, пока не вышел на открытую площадку между солдатами позади него и группой преторианцев, дежуривших на страже. Под остриями их копий лежали трое легионеров. Центурион Игнаций стоял сбоку с обнаженным гладием в одной руке и мешком в другой.

— Что, во имя Юпитера, здесь происходит? — спросил Макрон.

Некоторые голоса в толпе начали сердито выкрикивать, и Макрон вскинул руки вверх, повернувшись к ним. — Закройте свои долбанные рты! — проревел он. — Или я приду туда, и вырву ваши гребаные языки и использую их для выделки моих калиг! Я говорю с центурионом, а не с вами, придурки. Тишина там!

Толпа успокоилась, когда он посмотрел на них, и только когда он убедился, что разговор будет услышан всеми, он повернулся к Игнацию. — Что происходит?

Игнаций использовал свой меч, чтобы указать на легионеров на земле. — Мы поймали этих людей, выходящих из задней части одной из складских хижин. Они пытались убежать, но подошли люди из ближайших укрытий и задержали их. Как только они обнаружили, что грабят склады, они начали их избивать и драться из-за мешков, которые они успели прихватить с собой. Я позвал штабную стражу, чтобы они помогли мне разобраться с ними, увести этих троих подальше от толпы и прижать их. Потом явились вы, господин.

Макрон положил руки на бедра и повернулся лицом к толпе. — Вернитесь к своим обязанностям и по местам! Прямо сейчас. Исполнять!

Сначала реакция была незначительной; большинство мужчин вызывающе смотрели в ответ из мрака, их враждебные выражения лиц были видны только в свете жаровен.

— Я сказал, двигаться! — заорал Макрон. Последний человек, который повернется и вернется в свое укрытие, почувствует мою трость на своих плечах! Опционы! Приведите своих людей в движение!

Его приказы подхватывала горстка младших офицеров в толпе, которая быстро начала расходиться по мере того, как люди уходили в темноту, что-то бормоча друг другу. Макрон подождал секунду, затем снова повернулся к преторианцам. — Хорошо, поднимите этих троих на ноги.

Копья были подняты, и легионеры грубо поднялись с земли, чтобы встретиться взглядами. В свете пламени он увидел, что их лица в синяках и крови. Они смотрели на него настороженно.

— Значит, вы думали, что организуете себе дополнительные пайки, не так ли? — Макрон плюнул на землю. — Вы в полном дерьме, мальчики. Вас исхлестают, а затем я заставлю вас копать ямы под латрины до конца долбанной кампании.

— Что все это значит? — спросил его голос, и он повернулся в сторону штабного шатра и увидел шагающего к ним Корбулона в штанах и сандалиях с плащом на обнаженных плечах и груди. Преторианцы стояли прямо перед своим полководцем, и Макрон повернулся к нему и отсалютовал.

— Прошу прощения, господин, но эти люди были обнаружены при воровстве припасов. Их поймали парни из другой когорты. Центурион Игнаций внушил толпе немного здравого смысла, и теперь они возвращаются к своим позициям.

— Воровство, что? — Корбулон встал перед тремя мужчинами. — Были ли мы голодны? Значит, вы думали, что будете брать еду из уст товарищей…

Мародеры от стыда опустили головы, а командующий сделал шаг вперед и ударил человека по центру. — Смотреть вперед, когда с тобой разговаривает офицер, черт тебя побери!

Легионеры расправили плечи и вскинули головы, глядя прямо перед собой, в то время как Корбулон пристально смотрел на каждого из них по очереди. — У всех в этой армии одна и та же проблема на складах. Включая меня. Никто не получает особого отношения. Так скажите мне, почему эти трое думают, что они исключение?

Легионер слева, на несколько лет старше остальных, закашлялся. — Мы голодаем, господин. Еды хватает едва ли, чтобы поддерживать наши силы. Если это продолжится, то мы будем не в силах драться. Вот что я сказал парням. Это была моя идея, господин.

— Как тебя зовут?

— Легионер Гай Селен, господин. Вторая центурия, третья когорта, Шестой легион.

Корбулон повернулся к ближайшему преторианцу. — Найдите мне командира третьей когорты. Я хочу, чтобы он немедленно доложил мне здесь.

Преторианец отсалютовал и убежал в темноту, а Корбулон снова обратил внимание на легионера. — Похоже, ты прослужил с орлами больше нескольких лет.

— Да, господин. Девять лет.

— Девять лет? Тогда у тебя нет оправдания, чтобы не осознавать важность дисциплины и правил. Тебе также известно максимальное наказание за кражу во время активной кампании против врагов Рима.

— Да, господин.

— И каково наказание?

Селен заколебался, а затем взглянул на Макрона. — Пожалуйста, господин, центурион сказал, что нас должны избить и, мы будем рыть выгребные ямы.

— Да что ты? — Корбулон посмотрел на Макрона и приподнял бровь. — Это правда?

— Да, господин.

— Тогда, может быть, ты мог бы напомнить мне, каково максимальное наказание за кражу?

— Смерть, господин.

Корбулон кивнул. — Верно, смерть.

— Простите меня, господин, — прервал его Селен. — Как я уже сказал, это была моя идея. Эти двое из последнего набора. Они еще новенькие. Они не заслуживают смерти. Если вы собираетесь кого-нибудь казнить, казните меня, а этих парней побейте.

— Молчать! Не тебе решать, кого и как наказывать. Это моя прерогатива, легионер Селен. Ты переступил черту. Я принял решение. Все трое приговорены к смерти. Приговор должен быть подтвержден письменно вашему командиру и приведен в исполнение людьми вашей же центурии.

Макрон увидел, что нижняя губа одного из молодых людей дрожит, и почувствовал укол разочарования оттого, что легионер может показаться таким слабым. В то же время он чувствовал, что мог бы принять предложение Селена, будь он командующим. Одна смерть послужит примером, препятствующим дальнейшему воровству. Казнь всех троих была пустой тратой двух человек, которые, если бы у них была возможность, могли бы превратиться в достойных солдат, как только извлекут уроки из этого опыта.

Из темноты выбежала фигура. Старший центурион Третьей когорты. Он обменялся приветствием с командующим, прежде чем Корбулон указал на приговоренных.

— Центурион Пуллин, ты узнаешь этих троих?

Пуллин подошел ближе и кивнул. — Да, господин. На лицо. Но они не из моей центурии.

— Но они из твоей когорты?

— Да, господин.

— Их поймали на краже еды с продовольственного склада. Я приговорил их к казни.

— Казни? — удивился Пуллин, но в мгновение ока его самообладание восстановилось. — Да, господин.

— Ты возьмешь их под свою стражу и проведешь казнь с первыми лучами солнца. Они умрут от рук своих товарищей, как того требуют правила.

— Да, господин. Я позабочусь об этом.

— Еще кое-что, Пуллин. Там, где есть один человек, готовый украсть, будет больше. Поскольку трое из твоих солдат сговорились сделать это, я боюсь, что проблема может быть широко распространена в твоей когорте. Я объясняю это плохим руководством. Твоим руководством. Поэтому ты возьмешь свою когорту из этого лагеря и присоединишься к сирийским ауксиллариям. Ваши люди будут на таком же пайке, и вы, как сирийцы, будете спать под открытым небом. Кажется, что примера префекта Орфита и его людей было недостаточно для остальной армии. Возможно, они извлекут уроки из судьбы ваших людей. Я не допущу, чтобы хорошие солдаты жили рядом с ворами, центурион Пуллин. Ты понимаешь?

Центурион, казалось, собирался возразить, но потом передумал и кивнул.

— Да, господин. Я отдам приказы с первыми лучами солнца.

— Ничего подобного ты не сделаешь, — надменно возразил Корбулон. — Сделай это сейчас. Я хочу, чтобы твоя когорта вышла из этого лагеря, и ты немедленно отдашь приказ. И я знаю, к чему может привести неуместная преданность некоторых солдат своим товарищам. Если кто-либо из этих людей сбежит до того, как будет приведено в исполнение их наказание, то те кто их охранял, займут их же места.

Пуллин с отчаянием посмотрел на Макрона, но тот отказался показать какую-либо реакцию на судьбу другого офицера. Командующий сказал, и вопрос был решен.

Пуллин сглотнул и кивнул. — Да, господин. Немедленно.