Изменники Рима

Глава I Осень 56 г. н. э

— Вот они, — пробормотал центурион Макрон, глядя на дальнюю сторону тренировочного поля, где небольшое облако пыли указывало на приближение колонны солдат. Он закончил жевать конец веточки аниса и отбросил потрепанный кусок в сторону, а затем сплюнул, чтобы удалить волокнистую мякоть изо рта. Он повернулся и увидел своего командира, прислонившегося к стволу ближайшего кедра и дремлющего в тени. Трибун Катон был стройным мужчиной лет двадцати с небольшим. Его темные волосы накануне были коротко острижены, а щетина делала его похожим на новобранца. Во сне его лицо выглядело бы безмятежным и молодым, если бы не белый шрам, пересекающий поперек рваной диагональной линией лоб и правую щеку. Он был ветераном многих кампаний и выглядел соответствующим образом. Рядом с ним лежал его пес, Кассий, большое дикое с виду животное с жесткой коричневой шерстью. Одно из его ушей было искалечено в его прошлой жизни до того, как Катон спас животное годом ранее, когда они проводили кампанию в Армении. Он положил свою голову Катону на колени, и время от времени его хвост удовлетворенно взмахивал.

Макрон какое-то время молча смотрел на Катона. Хотя он отслужил вдвое дольше, чем молодой человек, он пришел к выводу, что опыт — это еще не все. У хорошего офицера также должны быть мозги. «И мускулы», — он мысленно добавил в свой список. Последнего Катону, возможно, не хватало, но он восполнил это смелостью и стойкостью. Что касается самого себя, Макрон с готовностью согласился с тем, что опыт и мускулистость были его главными качествами. Он улыбнулся, размышляя о причинах, по которым они с Катоном были близкими друзьями так долго. Каждый из них восполнял одно качество, которого не хватало другому. Это хорошо служило им почти пятнадцать лет, пока они сражались в кампаниях по всей Римской империи, от морозных берегов Рейна до жарких пустынь восточной границы. У этих двух офицеров был завидный послужной список и шрамы, свидетельствующие о том, что они проливали кровь за Рим.

Однако Макрон начал задаваться вопросом, сколько еще он сможет искушать богинь Судьбы. До сих пор они его щадили, но должно наступить время, когда даже их снисходительность иссякнет. Станет ли причиной его смерти удар вражеского меча, копья или стрелы, или что-то бесславное, вроде падения с лошади или болезни, но он чувствовал, что момент приближается. Еще больше он боялся калечащей травмы, которая оставит его неполноценным мужчиной до конца своих лет.

Он нахмурился при таких мрачных мыслях. Пять лет назад он бы никогда о таком и не подумал. Но теперь он чувствовал, что его мышцы были напряжены по утрам, а в конце тяжелого дневного марша у него возникала болезненная боль в коленях. Что еще хуже, он больше не двигался так быстро, как в расцвете лет. Это не должно вызывать удивления. «В конце концов», напомнил он себе, «он уже прослужил в армии более двадцати шести лет». Он имел право потребовать своего увольнения, получить награду и небольшой земельный надел, как причиталось ему, и выйти на пенсию. Но он решил не делать этого просто потому, что не мог представить себе жизнь вне армии. Это был его дом, а Катон и другие были его семьей.

Но теперь в его жизни появилась женщина.

Он улыбнулся, когда его разум наполнился образом Петронеллы: смелой, дерзкой и красивой — именно такую и ценил Макрон. Она была хорошо сложена, с темными глазами на круглом лице, и хотя ее язык мог быть острым, ее задушевный смех прогревал его сердце насквозь. Отчасти из-за нее, а отчасти из-за бремени своих лет Макрон все больше и больше думал об увольнении из армии. И все же он чувствовал себя виноватым, когда поймал себя на том, что подумывает подать прошение об отставке. Как если бы он предал людей под своим командованием и, что более важно, подвел своего друга, трибуна Катона.

Он бы еще обдумал это в деталях, но сейчас на это не было времени. Надо было работать.

Макрон прочистил горло, подходя к трибуну. — Господин, сирийские парни прибыли.

Катон открыл глаза и моргнул, увидев яркий солнечный свет прямо за ветвями кедра. Собака подняла голову и вопросительно посмотрела вверх. Катон коротко похлопал ее по шее, затем поднялся на ноги и расправил плечи, производя быстрый мысленный расчет. — Не очень то они торопились. Они должны были быть здесь в полдень, то-есть не меньше часа назад.

Оба офицера прищурились, глядя на сухую землю, простирающуюся от леса. Вспомогательная пехота Четвертой сирийской когорты шла по тропе, ведущей из города Тарс к тренировочному полю. Они были лишь одним из подразделений армии, которую собирал командующий Корбулон, чтобы вести войну с давним восточным врагом Рима, Парфией. Несколько вспомогательных когорт и два легиона находились в лагере под Тарсом, всего более двадцати тысяч человек. Катон подумал, что это была бы впечатляющая цифра, если бы не плохое качество подготовки большинства людей и их снаряжения. Следовательно, не могло быть и речи о начале кампании раньше весны. Тем временем Корбулон приказал своим людям усердно тренироваться, пока снаряжение и запасы продовольствия свозились для обеспечения армии в будущем походе.

Со своей стороны, сирийской когорте было приказано совершить шестнадцатикилометровый марш-бросок по местности, окружающей город, прежде чем отправиться на тренировочное поле, чтобы провести учебную атаку на линию укреплений, которую люди Катона возвели неподалеку от него справа. Она представляла собой дистанцию в сотню шагов от края до края с воротами по середине линии обороны. Преторианцы Второй когорты уже выходили из тени, чтобы занять свои позиции вдоль утрамбованного земляного вала, увенчанного деревянным частоколом. Перед ними был ров и предвратный мостик, завершавшие общую картину укреплений.

Катон окинул своих людей опытным взглядом и почувствовал знакомую волну гордости, захлестнувшую его сердце. Эти солдаты в своих выцветших белых туниках и пластинчатых доспехах, без сомнения, были лучшими людьми, служившими в армии командующего Корбулона. Они уже доказали свою ценность в боях в Испании и в кампании прошлого года в Армении. Мысль о последнем ослабила гордость Катона, когда он вспомнил о людях, которых он потерял, пытаясь посадить на армянский престол ставленника римлян. Триста выживших составляли чуть более половины того числа, которое вышло из своих казарм на окраине Рима, когда когорта была отправлена ​​на восток, чтобы действовать в качестве эскорта Корбулона. Когда они, в конце концов, вернутся в город, их семьи будут сильно опечалены, равно как и возникнет необходимость найти замену павшим для обучения.

«Надеюсь, — подумал Катон, — что процесс обучения пройдет быстрее, чем это было в случае с подразделениями с восточной части Империи». Слишком долго они служили гарнизонными войсками, поддерживая порядок среди местного населения и следя за сбором налогов. Очень немногие из них когда-либо участвовали в кампаниях, и им не хватало боевой подготовки и опыта. Корбулон провел последний год, собирая свои силы для предстоящего вторжения в Парфию, и многие из солдат были плохо экипированы и не были готовы к войне. Сирийские ауксилларии, наступавшие на преторианцев, были типичными для солдат низкого качества, бывших под командованием Корбулона.

Собака ткнулась носом в руку Катона, а затем вскочила, уперев длинные передние лапы ему в грудь, пытаясь лизнуть его лицо.

— Назад, Кассий! — Катон оттолкнул его. — Сидеть!

Тотчас же животное присело на задние лапы, все еще виляя кончиком хвоста.

— По крайней мере, хоть кого-то можно обучить, — сказал Макрон. — Я начинаю задумываться, не лучше ли нам иметь стаю собак, а не этих бездельников.

Офицер, ехавший во главе сирийской колонны, крикнул, когда он поднял руку, и солдаты остановились. Не дожидаясь разрешения, некоторые из мужчин опустили свои копья и щиты и склонились, задыхаясь. Командир развернул своего коня и поскакал обратно по колонне, ругая своих подчиненных и яростно жестикулируя.

Макрон покачал головой и сплюнул в сторону. — Тренировка сегодня — это очередное убожество, а?

Катон кивнул. Было достаточно легко представить себе хаос, который скоро накроет истощенных ауксиллариев. — Готовь наших людей. Я хочу, чтобы они максимально горячо встретили сирийцев, когда они пойдут в атаку. Им нужно понять, что мы не в войну играем. Лучше сейчас несколько ушибов и переломов, чем заставить их думать, что это будет легкая прогулка в Парфию.

Макрон ухмыльнулся и отдал римский салют, прежде чем зашагать прочь вдоль возведенного вала. Он остановился посередине и повернулся к преторианцам. Им было выдано учебное оружие: плетеные щиты, деревянные мечи и пилумы с тупыми деревянными концами. Хотя такое оружие предназначено для нанесения меньшего ущерба, чем настоящее, оно все же может наносить болезненные удары и травмы. Он поднял свой витис — трость из виноградной лозы — символ власти центуриона и похлопал головкой сучковатого жезла по ладони своей свободной руки, обращаясь к людям ясным, громким голосом, который он отработал до совершенства за долгие годы для обучения солдат и командования ими в бою.

— Время для небольшой тренировки, ребята! Там почти шестьсот ауксиллариев. В два раза больше, чем нас, но это все равно никчемные шансы для них, — он сделал паузу, чтобы позволить мужчинам усмехнуться и поскалиться. — Тем не менее, если хотя бы один из этих праздных ублюдков переберется через вал, то все центурии до последнего человека будут вычищать латрины в течение месяца. А поскольку остальных парней будут кормить сливами, вы так погрузитесь в дерьмо, что будете мечтать о свежем воздухе!

Преторианцы захохотали, и Макрон позволил им прочувствовать момент и в следующее мгновение взмахом витиса, он заставил их замолчать. — Никогда не забывайте, мы — Вторая преторианская когорта, лучшие парни во всей Императорской гвардии. А теперь давайте покажем этим сирийским бездельникам, почему!

Он с диким ревом рванул жезлом в ​​воздух, и преторианцы последовали его примеру, нанеся воображаемый удар закругленными наконечниками своих тренировочных пилумов в небо, проревев свой боевой клич. Макрон подбодривал их еще мгновение, прежде чем отвернулся и зашагал обратно, чтобы присоединиться к Катону и его собаке. Оставшееся ухо Кассия насторожилось при звуках криков, и теперь он снова встал на четыре лапы, его задняя часть покачивалась, а его пушистый хвост метался из стороны в сторону. Катон снял с пояса прочный кожаный поводок и привязал его к обшитому железом ошейнику собаки, пробормотав: — Ты не можешь есть сирийцев… Плохо для морального духа.

Крепко ухватив поводок, он выпрямился и посмотрел через открытое пространство на сирийцев. Центурионы и опционы были заняты выстраиванием своих людей в линию фронта напротив вала. Катон увидел, что шеренги были плохо выровнены, даже когда офицеры толкали и выстраивали вспомогательных пехотинцев на позицию.

Макрон стоял, положив конец трости себе на плечо, и глубоко вздохнул. — Трахни меня Марс, ты когда-нибудь видел такой поток дерьма? Я бы не стал ставить на то, что эти ребята смогут вырваться хотя бы из рулона мокрого папируса. Если они когда-нибудь выступят против парфян, им лучше молиться, чтобы враг покончил с собой смехом, иначе у них не будет и шанса. Металлический отблик на дороге позади сирийцев привлек внимание Катона, и он увидел несколько приближающихся всадников. Они были без головных уборов, но с блестящими нагрудниками. — Похоже, что Корбулон заинтересовался сегодняшними учениями.

Макрон стиснул зубы. — Тогда его ждет небольшое разочарование, господин.

Они наблюдали, как командующий и его штабные офицеры объезжают дальний фланг сирийской когорты, прежде чем отойти на небольшое расстояние для наблюдения. Катон взглянул на префекта, командовавшего ауксиллариями, и почувствовал краткий укол жалости к массивному и лысеющему мужчине. Пакций Орфит был достаточно приличным офицером. Он служил центурионом в легионе на границе с Рейном, прежде чем был назначен командиром сирийской когорты всего месяц назад, и только начал подготовку своих людей для предстоящей кампании. И теперь на него ложилось дополнительное бремя проведения боевых учений под пристальным вниманием своего командующего.

Когда когорта сформировалась в две линии по три центурии, Орфит спешился, снял свой щит и шлем с седельных лук и вооружился, чтобы возглавить строй. Как и преторианцы, ауксилларии были снабжены учебным оружием, которое было тяжелее их полевого снаряжения и, несомненно, только усиливало их очевидное истощение. Орфит подождал, пока штабная группа со знаменосцами и буцинаторами не займет свое место между двумя линиями, затем подошел к головной части своей когорты и отдал приказ наступать. Солнечные лучи на их шлемах поблескивали, когда строй двинулся вперед.

Макрон еще мгновение понаблюдал, прежде чем с неохотой отметить: — По крайней мере, они могут идти в ногу. Префект должен быть уже за это благодарен.

Катон кивнул и ткнул большим пальцем в сторону вала. — Лучше поднимайся туда с парнями.

— Ты не участвуешь в веселье, господин?

— Нет. Просто понаблюдаю.

Макрон пожал плечами, затем отсалютовал и побежал вдоль вала внизу, чтобы подобрать свое оружие и присоединиться к своим людям. Катон остался наедине с собакой. «Иногда», подумал он, «лучше было стоять в стороне от таких учебных тренировок, чтобы получить общее впечатление, так как было легко упустить важные детали, находясь в самой гуще событий». Он хотел увидеть со стороны, как его собственная когорта проявит себя во время учений.

Сирийские ауксилларии неуклонно сокращали дистанцию, а затем Орфит отдал приказ остановиться. Его люди подтянулись и выровняли свои шеренги под криками офицеров, прежде чем строй окончательно остановился и стал ждать следующей команды.

— Вторая центурия! Приготовиться к построению черепахой!

Кассий натянул поводок, и Катон оттащил его назад, наблюдая, как ауксилларии в центре линии фронта выстраиваются в колонну. Когда они были готовы, их командир выдвинулся в первый ряд и отдал приказ. — Построение черепаха!

То, что последовало за этим, было настолько плохо, как того и ожидал Катон. Те, кто стояли в первом ряду, должны были выставить свои щиты в сторону противника до того, как второй ряд поднимет их над головой, а затем каждый ряд по очереди. Вместо этого многие люди двинулись, чтобы поднять свои щиты, как только был отдан приказ, вызывая хаос, и врезаясь в людей вокруг них и сталкиваясь щитами с окружающими рядами. И снова воздух наполнился проклятиями и выкрикиванием инструкций младших офицеров, пытающихся восстановить порядок. В конце концов, Орфит был вынужден спуститься вниз по колонне, наблюдая за усилиями каждой шеренги по принятию строя. С вала донесся рваный хор насмешек и смеха, пока преторианцы наблюдали за ними.

Когда, наконец, последняя центурия была готова, Орфит вернулся на свое место и отдал приказ своей когорте продвигаться. Люди двух фланговых центурий начали расширять свои ряды, готовясь бросить свои тренировочные пилумы. В то же время они держали свои щиты так, чтобы их ободы закрывали большую часть их лиц. Оглянувшись на вал, Катон смог разглядеть гребень шлема Макрона, когда центурион поднял свое собственное копье и ждал, пока сирийцы подойдут на малую дистанцию. Насмешки и смех утихли, и на тренировочном поле воцарилась относительная тишина, когда люди с обеих сторон приготовились вступить в бой. Катон смотрел с профессиональным одобрением. Так и должно быть. Учения были серьезным делом. Именно качество их подготовки позволило армиям Рима доминировать на огромном пространстве Империи и побеждать варваров, которые смотрели на ее богатства с завистью.

— Готовьте пилумы! — проревел Макрон.

Мужчины на валу занесли назад руки и расставили ноги пошире, прежде чем метнуть пилумы. — «Они остановились, словно скульптуры атлетов», — подумал Катон, когда сирийцы подошли ближе, осторожно укрываясь за своими плетеными тренировочными щитами.

— Метай пилумы! — прокричал Макрон.

Преторианцы распрямили руки и бросили оружие в воздух с рваным хором кряхтения. Катон наблюдал за темными на фоне ясного неба «стрелами», направлявшимися к ауксиллариям. Солдаты в первом ряду остановились как вкопанные, вызвав нарушение строя, так как те, кто шел позади, врезались в передние ряды. Тем не менее, у них хватило времени нырнуть за свои щиты, пока тренировочные пилумы летели вниз. Их легкая конструкция и притупленные наконечники означали, что травм будет мало, но инстинкты ауксиллариев заставляли их колебаться и укрываться, как они это делали бы в реальном бою. Однако их офицеры должны были продолжать гнать их вперед.

— Не останавливаться! — проревел Орфит. — Продолжайте двигаться! Продвигайтесь!

Он высчитывал темп, пока черепаха продвигалась вперед, а фланговые центурии не отставали с обеих сторон. На валу новые пилумы передавались солдатам вдоль частокола, и преторианцы поднимали их, готовясь к новому залпу. Но нападавшие уже успели приблизиться к валу, их центурион справа от линии уже поднял меч и крикнул своим людям.

— Первая центурия! Стой! Пилумы на изготовку! Метай!

Поспешная последовательность приказов вызвала разрозненную реакцию сирийцев. Утомленные своим форсированным маршем, многие солдаты не могли бросить тренировочные пилумы достаточно далеко, и древки взрыхляли горсти земли у подножия вала или падали в ров. Катон решил, что меньше половины ударило по частоколу и по людям, стоящим за ним. Преторианцы подняли щиты, и древки с грохотом разлетелись в сторону, за исключением одного удачного броска, который попал одному из солдат в плечо. Он отступил на шаг, прежде чем потерять равновесие, и покатился по задней части вала в облаке пыли и рыхлой почвы.

Как только солдаты на другом фланге поняли, что их товарищи выпустили залп, они последовали их примеру с таким же небольшим эффектом. Напротив, второй бросок преторианцев был хорошо организован, и дротики с грохотом упали на щиты ауксиллариев с коротким грохочущим стаккато, в результате чего у некоторых из наиболее нервных людей щиты выпали из рук.

Орфит продолжал считать темп, пока вел черепаху к узкому мостику перед воротами, где стоял Макрон. По обе стороны единичные солдаты хватали тренировочные пилумы, лежавшие на земле в результате обмена залпами, и швыряли их обратно в противника, дополняя постоянный взаимный поток древков. Когда черепаха достигла мостика, Орфит приказал своим людям остановиться. И Катону стало интересно, что собирался делать префект дальше. Штурмовые лестницы находились в тылу среди резервной линии из трех центурий. Последовала короткая пауза, пока их вынесли вперед и пропустили через черепаху, готовые быть приставленными к валу для начала штурма. Тогда начнется схватка один на один между ауксиллариями и преторианцами, и он не сомневался, что его когорта, хотя и будет в меньшинстве, сможет удержать вал.

— Построиться в штурмовой пандус! — крикнул Орфит. Сразу же передовые ряды черепахи перебежали вперед и подняли щиты, упершись свободными руками в балки ворот. По мере того, как следующие ряды продвигались вверх, добавляя свои щиты и принимая более низкую позу, мост перекрывающихся щитов начал образовывать пандус, ведущий к частоколу.

Катон удивленно напрягся, а затем неохотно улыбнулся. Он не ожидал такого смелого маневра, особенно от подразделения, которому он был готов дать статус третьесортного. — «Ну-ну», — тихо подумал он, понимая, как долго они этому, должно быть, тренировались.

Некоторые преторианцы вдоль частокола были столь же удивлены и наклонились вперед, чтобы понаблюдать за Орфитом и его людьми, пока их офицеры не стали кричать, чтобы они не смотрели вниз.

— Похоже, наш друг Орфит более чем изобретателен. — Катон прищелкнул языком и погладил уши Кассия.

Собака повернула голову набок и быстро облизнула пальцы хозяина, а затем осторожно двинулась вперед, пока ее не задержал натянутый поводок.

— Не терпится вцепиться, а? Не в этот раз. Эти люди на нашей стороне, мальчик.

Катон снова сосредоточил свое внимание на валу. Новое построение было почти завершено, и центурия, которая следовала за черепахой, выдвинулась вперед, чтобы подняться по импровизированному штурмовому пандусу. Впереди их ждали преторианцы, нацелив тренировочные мечи через края плетеных щитов, готовые нанести удар. Но среди них не было и следа шлема с гребнем Макрона. Катон нахмурился, гадая, что случилось с его другом в тот момент, когда собака отвлекла его. Его сбили с ног? Или соскользнул с вала? В это было трудно поверить, так как Макрон обладал острым чувством опасности, свойственным ветерану, а также устойчивостью в пылу битвы. Так что же случилось?

Он заметил, что за воротами собралась группа солдат, в полцентурию или около того, плотным строем. А над ними их товарищи уже начали дуэль с первыми из ауксиллариев, которые достигли палисада, деревянные мечи ударяли по плетеным щитам, шлемам и обнаженным конечностям тупым деревянным «лезвием». Один из сирийцев уже пытался перелезть через частокол, чтобы закрепиться на проходе над воротами.

В этот же самый момент послышался рев, когда Макрон и преторианцы открыли ворота и устремились вперед, выкрикивая боевые кличи. Ауксилларии, составлявшие штурмовой пандус, расстроили свои ряды. Горстка мужчин, пробивавшихся наверх к битве, упала и скатилась в ров с обеих сторон, прежде чем строй рассыпался и превратился в смешавшуюся массу людей, изо всех сил пытавшихся удержаться на ногах. Затем Катон увидел, что ворота были открыты, и гребень Макрона покачивался над схваткой, в этот момент он и его люди двинулись вперед, отбрасывая нападавших и заставляя еще больше людей упасть в канаву. Префект Орфит попытался сплотить своих людей в конце дороги, но уже не было времени удержать их, поскольку преторианцы ворвались в их беспорядочные ряды. Катон в последний раз мельком увидел Орфита, прежде чем тот был сбит с ног, затем его люди развернулись и отступили перед натиском Макрона.

Кассий снова потянул за поводок. Он напрягся и жалобно посмотрел на Катона.

— Ты хочешь играть?

Собака завиляла хвостом, и Катон ослабил хватку. Кассий тут же рванулся вперед, поводок захлестал вслед из стороны в сторону.

Катон пожал плечами. — Какая случайность…

Многие преторианцы уже карабкались вниз оборонительных сооружений и устремились из ворот, преследуя отступающих сирийцев, грубо сбивая их с ног. Кассий мчался среди них, прыгая на людей с обеих сторон, пробираясь сквозь хаос. Катон смотрел еще мгновение, прежде чем двинуться вперед, прикрыв ладонями рот и глубоко вздохнув.

— Вторая преторианская! Стой! Довольно, парни!

Ближайший из его людей повернулся и послушно остановился. Те, кто находился дальше, должны были нанести последний удар своим противникам, прежде чем последовать их примеру, когда офицеры передали команду. Макрон отдал приказ центуриям строиться, затем с веселой усмешкой наблюдал, как сбитые ауксилларии с трудом поднимались на ноги, поднимая свое снаряжение и, спотыкаясь, поплелись через тренировочную площадку туда, где уже стояли остальные их товарищи, переводящие дыхание и с опаской поглядывавшие на преторианцев. Катон заметил гребень шлема префекта, когда Орфит сел и покачал головой. Он подошел к нему и, наклонившись, протянул руку. Орфит моргнул и прищурился, увидев нависшую над ним фигуру, прежде чем понял, что это был Катон.

— Похоже, твои люди не склонны брать пленных, трибун Катон, — выдохнул он, затем закашлялся, чтобы прочистить горло.

Катон усмехнулся. — О, они достаточно счастливы, чтобы брать пленных в качестве военных трофеев. Но, боюсь, было бесполезно щадить ваших ребят.

Они схватились за предплечья, и Катон поднял офицера на ноги. Орфит быстро отряхнулся, осматривая тренировочное поле и увидел, как последние из его людей похрамывают, чтобы присоединиться к остальным своим товарищам. Затем он взглянул на Корбулона и увидел, что командующий напряженно сидит в седле, а его офицеры с виду оживленно обмениваются комментариями в его сторону.

— Я не думаю, что командующий доволен тем, как прошла тренировка.

— Не воспринимай это слишком плохо, — ответил Катон. — Использование пандуса было изящным ходом. Я этого не ожидал.

— Но это не принесло нам много пользы, не так ли?

— Не в этот раз, — признал Катон. — Но вы выступили против моих преторианцев. И такие люди, как Макрон, знают почти все уловки из книги и знают, как им противостоять.

Раздался хор гневных криков с другой стороны тренировочного поля, и офицеры оглянулись и увидели, что Кассий оттеснил несколько человек в сторону и бегал вокруг них, покусывая любого, кто пытался вырваться.

— Не мог бы ты отозвать свою кавалерию, трибун? Я думаю, что он наделал достаточно хаоса.

Катон засунул два пальца в рот и пронзительно присвистнул. Кассий остановился и оглянулся. Катон снова присвистнул, и пес бросил на жертву последний взгляд полный тоски, а затем резко повернулся и бросился к своему хозяину.

— Я должен тебе выпивку, когда в следующий раз увижу тебя в офицерской столовой, — сказал Орфит. — Тебе и этому чертовому дикому человеку, центуриону Макрону.

Они обменялись кивками, прежде чем Орфит резко зашагал прочь, чтобы взять на себя командование своей когортой, пытаясь сохранить как можно больше достоинства. Кассий подбежал и резко остановился, его бока вздымались, когда его длинный язык высунулся из задыхающихся челюстей. Катон взял поводок и направился к Макрону, стоявшему перед преторианцами, выстроенными перед валом. Солдаты стояли непринужденно, плетеные щиты были составлены на землю, пока они смеялись и шутили.

— Хорошая работа, центурион. Это было быстрое решение.

Макрон ухмыльнулся. — Услышать такое из твоих уст, это безусловно похвала, господин. Конечно, мне и ребятам немного помогли. — Он похлопал Кассия по голове, за что был вознагражден лизанием рук.

— Есть травмы?

— Несколько синяков. Не о чем беспокоиться.

Катон удовлетворенно кивнул. — Хорошо.

Их прервал топот лошадиных копыт, когда командующий и его штаб подскакали и повернулись лицом к расстроенным рядам вспомогательной когорты. Корбулон выглядел старше своих сорока девяти лет: седой, с глубоко морщинистым лицом и широко опущенными уголками рта, из-за чего выражение его лица казалось кислым и суровым.

— Префект Орфит! — проревел он. — Собери своих чертовых людей! Я не допущу, чтобы они слонялись, как кучка зевак в праздничный день!

Несчастный префект отсалютовал, а затем приказал своим офицерам, чтобы солдаты выстроились. С громкими криками, щедрым использованием витисов и жезлов опционов, шаркая калигами, шесть центурий сирийской когорты заняли свои места и встали по стойке смирно под злобным взглядом их командующего. Когда, наконец, они выстроились, Корбулон щелкнул поводьями и направился на своем коне вперед строя. В его выражении лица можно было безошибочно определить, с каким презрением Корбулон смотрел на них. Он вернулся на свое прежнее место перед центром когорты, чтобы обратиться к ней.

— Это была самая нелепая демонстрация, которую я когда-либо видел от любого подразделения во всей римской армии, — объявил он резким, громогласным тоном. — Вы не только не смогли сохранить хоть какой-то приличный темп на марше, но и не смогли сохранить строй. О боги! Банда одноногих бродяг могла бы сделать это лучше. Если и это было не так уж плохо, то вы тащились на тренировочное поле, словно группа новобранцев в свой первый день. Насколько я могу судить, ваше снаряжение находится в плохом состоянии, и у некоторых из вас даже нет полного комплекта. Центурионы! Я хочу, чтобы вы занесли в списки имя каждого человека, который не явился в полном комплекте, положенном по уставу. Без исключений. Офицеров включая. Те, кто пришел не готовым к войне, будут спать под открытым небом до конца месяца, и им будут выдавать только ячменную кашу для питания. — Он повернулся в седле, показывая на вал. — Что же касается того, что со смехом можно назвать вашей атакой на подготовленную оборону, я клянусь перед Юпитером Наилучшим Величайшим, что стайка девственниц-весталок создала бы больше проблем врагу.

Некоторые из преторианцев рассмеялись, прежде чем резкие проклятия опциона не заставили их замолчать.

Корбулон на мгновение посмотрел на сирийцев, прежде чем продолжить их распекать. — Если это все, на что вы способны, выступая против парфян, я обещаю, что только один из десяти сможет пережить этот поход. Возможно, вы позабавили наших друзей-преторианцев, но могу вас заверить, что парфяне не будут смеяться, когда придут за вами. За вами и всеми остальными солдатами Восточной армии, которые всю жизнь сидели на своих толстых задницах в удобных гарнизонах.

— Жизнь была для вас слишком легкой, но теперь все изменилось, парни. Когда наступит весна, мы начнем вторжение в Парфянскую империю. Это будет величайшее испытание римской военной мощи на востоке со времен Марка Антония. Для тех, кто доживет до окончательной победы, добычи будет достаточно, чтобы сделать всех нас безмерно богатыми. Для тех, кто падет по пути, останется только безымянная могила на обочине пыльной дороги, которая скоро будет забыта. Такая судьба ожидает вас, если вы не сможете проявить себя намного лучше, чем вы только что это сделали.

— Слишком долго вы просто играли в солдат. Теперь вы должны отработать все полученные монеты Рима. Вы должны заработать их, проливая пот и кровь. Вы должны укрепить свое сердце и мышцы и упрочить свою решимость. Вы должны следить за своим снаряжением. Если ваши доспехи слабы и изношены, они вас не спасут. Если ваш клинок заржавел и затупился, он не убьет за вас. Если ваши калиги изношены, они не унесут вас далеко, и вы отстанете, чтобы враг схватил и прирезал вас. А противник, с которым мы сталкиваемся, возможно, самый грозный противник, с которым когда-либо сталкивался Рим. О, я знаю, некоторые говорят, что парфяне развращены и слабы, носятся в развевающихся одеждах и с накрашенными глазами, как женщины, но те, кто представляет их такими, глупы и станут легкой добычей врага. Не дайте себя обмануть: парфянин –

опытный воин. Он скачет так, как будто родился в седле. Он может стрелять верхом так же устойчиво и точно, как если бы он стоял на земле. Парфянская конница подобна течению реки. Она огибает препятствия и беспрепятственно движется дальше, пока ее путь не преграждает плотина. Мы будем этой плотиной. Мы будем линией скал, которую враг не сможет пройти. Даже мощь их закованных в доспехи катафрактов не сломит нас. На наших щитах, на наших копьях и мечах они разорвутся в клочья. И тогда мы одержим победу!

Корбулон сделал паузу, чтобы его слова проникли в сознание, прежде чем продолжить мрачным тоном. — Но этого никогда не случится, пока вы порочите репутацию Рима, как сегодня. Я не вижу перед собой солдат, достойных этого имени. Я вижу только ленивые ошметья некогда гордой когорты, люди которой чтили свое знамя и своего императора. Это должно измениться. Если этого не произойдет, вы все станете падалью для парфянских стервятников. Префект Орфит!

Командир когорты выступил вперед. — Господин!

— Это твои люди. Ты устанавливаешь стандарты. Если с этого момента они вновь потерпят неудачу, то это будет потому, что ты потерпел неудачу. А если ты подведешь меня, я тебя не пожалею. Я требую от своих офицеров самого лучшего. Если они не могут выкладываться на полную, им не место в моей армии. Это ясно?

— Да, господин!

— Тогда проследи, чтобы эти люди были обучены должным образом. Те, кто не соответствует требуемому стандарту, будут списаны без обычных отступных. Это касается всех остальных подразделений под моим командованием. Включая легионы, — он кивнул через плечо. — И преторианцев.

Катон и Макрон быстро переглянулись.

— Это заходит слишком далеко, — тихо сказал Макрон. — Это воспримут не особо-то благосклонно в наших рядах.

— И в Риме, как только об этом узнает Нерон, — добавил Катон. — Если есть один урок, который усвоил каждый император, так это то, что нельзя пренебрегать привилегиями преторианской гвардии.

— Тоже весьма верно подмечено, — с чувством ответил Макрон.

Корбулон бросил на когорту последний взгляд испепеляющего презрения, прежде чем крикнуть Орфиту: — Разойтись! — Затем, развернув лошадь, он ударил пятками, пустил ее в галоп и повел своих штабных офицеров обратно к главным воротам Тарса, пропав в вихре пыли.

Катон посмотрел вслед еще мгновение, прежде чем взглянуть на сирийцев. — Не совсем то вдохновляющее обращение, которое требовалось этим людям от своего командира.

— Это именно то, что им было нужно, — ответил Макрон. — Они — куча дерьма, и они это знают. Чем раньше Орфит придаст им форму, тем лучше.

Катон кивнул. — Корбулон был прав в одном. Если они не будут готовы, когда придет время встретиться с парфянами, то они уже почти мертвы.

Макрон хмыкнул. — На этой радостной ноте — каковы будут твои приказы, господин?

Катон ненадолго задумался. — Парням можно было бы заняться физической подготовкой. Прогони их вокруг города пару раз, прежде чем распустить.

— Да, господин.

— Увидимся, когда ты закончишь. И не жалей их, центурион.

— А разве можно по-другому?

Катон кивнул, дернул Кассия за поводок и направился к городским воротам с собакой, бегущей рядом с ним.

Макрон же повернулся к преторианцам, многие из которых все еще скалились по поводу учиненной сирийцам взбучке. То, что между подразделениями любой армии имелось конкурентное соперничество, было фактом. Легионеры чувствовали превосходство над ауксиллариями, вспомогательные когорты возмущались высокомерием легионов, и обе группы солдат ненавидели преторианцев. Если в ту ночь кто-нибудь из сирийцев столкнется с людьми Макрона в городских питейных заведениях, это неизбежно приведет к неприятностям. В этом случае единственное, что было важно для Макрона, это то, что преторианцы сегодня нанесли другой стороне чертовски хороший пинок под зад.

Он глубоко вздохнул, глядя на поредевшие ряды преторианской когорты, и, мрачно нахмурившись, проревел: — Чего вы, Плутон бы вас побрал, fellatores, ухмыляетесь? Вы не будете смеяться, когда узнаете, что вас ждет! Стройся! Щиты наверх! Готовься к маршу!