21

МЭЛ

Я не свожу глаз с неоновой вывески, направляющей меня к лестнице. Я не уверена, что смогу дождаться лифта, потому что расстаться с Глебом гораздо сложнее, чем я могла себе представить. Мышцы вибрируют от напряжения, и я напрягаюсь, ожидая, что он последует за мной. Схватит меня за запястье и не отпустит.

Но он отпускает.

Его дверь мягко закрывается за мной.

И я не смею оглянуться.

Распахнув дверь, я мчусь вниз по лестнице, борясь со слезами, которые грозят поглотить меня. Утрата, которая может захлестнуть меня, если я позволю ей случиться. Потому что я чувствую сильное влечение к Глебу, и я опасно близка к тому, чтобы снова потерять себя для него. Но я не могу ему доверять. У меня здоровое недоверие к мужчинам вообще, и на то есть очень веские причины. Поэтому, невзирая на свои чувства, я должна следовать своим инстинктам. Потому что я не хочу узнать, насколько болезненным будет предательство, когда выяснится, что он так же контролирует и хочет использовать меня, как и все остальные.

Сердце замирает в горле, и я прижимаю руки к груди, выходя на прохладный ночной воздух поворачивая к дому. Габби ждет меня там. И мне отчаянно нужно ее обнять.

Пока я целеустремленно иду по улице, в голове проносятся яркие воспоминания о моей жаркой встрече. Жгучий зеленый взгляд Глеба, тепло его мягких губ, впивающихся в мои. Боль от того, что он заполнил меня так полностью, что я могла разорваться на две части. И пульсирующее удовольствие, когда он так нежно трахал меня после.

Остатки нашего времени, проведенного вместе, скользят по моим внутренним бедрам, напоминая о кульминационной эйфории, умопомрачительном блаженстве от того, что он кончил внутрь меня. Мой позвоночник покалывает от осознания того, что он жаждет меня так же яростно, как и я его. И в то же время это пугает меня. Именно поэтому я убежала.

Я не потрудилась надеть лифчик или трусики, прежде чем уйти. Мне безумно хотелось уйти оттуда. Потому что я знала: если останусь, он начнет допытываться, почему я не хочу уезжать из Бостона. А он такой невероятно проницательный, что я знала, что не смогу долго скрывать от него правду. Но я не могла рассказать ему о Габби. Я понятия не имею, как он может отреагировать на то, что у меня есть его ребенок, и не хочу рисковать, рассказывая ему, когда Глеб может быть таким властным. Несомненно, он будет в ярости от того, что я скрывала от него все это время. Что, если он решит забрать у меня Габби из-за этого? Или, что еще хуже, вдруг она ему не нужна и мы не будем ему нужные? Мысль о том, что кому-то может быть не нужна моя дочь, это выше моих сил. Но дети — это огромная ответственность, и, как доказал мне мой отец, не все хотят быть родителями.

Я не могу рисковать.

Я не могу рисковать счастьем Габби. И я отказываюсь отказываться от своей свободы — даже ради любви.

Трясущимися руками я отпираю входную дверь женского дома и вхожу внутрь так тихо, как только могу. Затем я поворачиваю засов, чтобы запереть за собой дверь.

— Я уже начала волноваться, — тихо произносит Киери из-за моей спины, заставляя меня чуть ли не выпрыгнуть из кожи.

После встречи с Глебом я слишком напряглась. Прижав руку к сердцу, я оборачиваюсь и вижу, что она стоит в тусклом подъезде. Все лампы уже погашены, остальные девушки дома и дети спят.

— Ты позже, чем обычно, — замечает она, скрестив руки на груди. И хотя я знаю, что она не осуждает девушек, которые предпочитают проводить время с мужчинами вне работы, она также не заинтересована в том, чтобы быть няней после положенного времени.

Чувство вины скручивает мой живот, потому что я оставила ее намного позже нашего двухчасового комендантского часа.

— Мне очень жаль, Киери. Сегодня вечером в клубе произошел инцидент. Мистер Келли отозвал меня в сторону, чтобы поговорить об этом. — Это не ложь, но я все равно чувствую себя неловко, потому что знаю, что опоздала не из-за этого. И все же я не могу заставить себя говорить о Глебе. Ни с кем. От одной мысли о нем у меня ужасно пульсирует в груди.

— Ты одна из немногих девушек, которым никогда не нужно объясняться. Я знаю, что ты не заставишь меня ждать без необходимости, — мягко говорит Киери. — Я просто начала волноваться, вот и все.

— Мне очень жаль. Этого больше не повторится, — обещаю я.

— Ты в порядке? — Спрашивает она, вглядываясь в мое лицо с неподдельным беспокойством. — Ты выглядишь так, будто увидела призрака.

Ее наблюдение до жути точно, и если бы я не ощущала реальное доказательство существования Глеба в боли между бедер, то могла бы задуматься, не является ли сегодняшняя ночь каким-то призрачным сном.

— Я в порядке, — говорю я и улыбаюсь. — Все хорошо с Габби?

— Ангел, как всегда, хотя она проснулась и спрашивала тебя минут десять назад.

Сердце разрывается от мысли, что моя маленькая девочка искала меня, а меня здесь не было. Я направляюсь в детскую, где Киери укладывает детей спать каждый вечер в восемь часов.

В комнате стоят четыре двухъярусные кровати и три детские кроватки. Только несколько верхних коек сейчас заняты двумя старшими детьми, которые, вероятно, не захотели просыпаться, чтобы перейти, когда их мамы вернулись домой. Обычно младших собирают и возвращают в материнскую комнату, когда девочки возвращаются с работы.

Габби сегодня самая младшая, и моя крошечная двух с половиной годовалая малышка лежит с открытыми глазами и смотрит на дверь. Большой палец уютно устроился между ее губами. Но как только я вхожу, она убирает его, чтобы сесть.

— Мама? — Зовет она, ее крошечный голосок печален. — Мне приснился плохой сон.

— Моя милая девочка, — бормочу я, засовывая сумку за спину, чтобы взять ее на руки. Дав ей наши традиционные обнимашки с потиранием носов и лба я прижимаю ее к себе и вдыхаю ее сладкий детский запах. Затем я тихо несу ее к входу в детскую, чтобы не разбудить остальных.

Ее маленькие пальчики обвиваются вокруг моих волос, и она сонно склоняет голову к моей шее.

— Хочешь рассказать мне о своем сне, булочка? — Предлагаю я, поднимаясь по лестнице на второй этаж.

Она отрицательно качает головой, несомненно, наполовину заснув, раз уж мы отправились в постель. Потирая мягкими кругами ее спину, я нежно успокаиваю ее. Мне всегда неловко будить ее посреди ночи. Но она еще не настолько взрослая, чтобы спать внизу самостоятельно. Несколько раз, когда я пыталась, она просыпалась с плачем. Поэтому, чтобы компенсировать это, я стараюсь давать ей спать по утрам как можно дольше. Но мой маленький комочек энергии редко спит долго. Я не возражаю, даже если это означает, что я сплю всего несколько часов. Каждая минута, проведенная с дочерью, мне очень дорога.

Повернув ручку в нашей комнате, я тихо проскальзываю внутрь и закрываю за собой дверь. Затем я тихонько пробираюсь к двухместной кровати Габби, стоящей в углу комнаты. Стянув одеяла, я укладываю ее на мягкий матрас. Но она еще не совсем спит. Я знаю это, потому что ее маленькие пальчики сжимают мои волосы в кулачок — явный признак того, что она не хочет, чтобы я уходила.

— Я здесь, булочка, — обещаю я, наклоняясь ближе, чтобы покрыть мягкими поцелуями ее круглое лицо. Может, у нее и потрясающие зеленые глаза Глеба, но у нее мои выдающиеся щеки и заостренный подбородок, которые придают ей очаровательную форму сердца.

Она улыбается, ее веки сонно опускаются. И пока я плотно укрываю ее одеялами, дыхание Габби становится все более ровным и глубоким. Я задерживаюсь даже после того, как освобождаю ее пальцы от своих волос. Обводя легким прикосновением нежные черты ее лица, я смотрю на нее сверху вниз. И мое сердце переполняется любовью и преданностью.

Вот что значит отдать кому-то свое сердце. И моя маленькая девочка полностью украла мое.

Ради нее я готова на все. Без колебаний.

Она — единственное, что имеет значение, и причина моего существования.

Если бы вся любовь была такой, я бы с радостью доверила свое сердце мужчине. Быть матерью — самое приятное, что я когда-либо делала, гораздо более значимое, чем моя мечта о модельном бизнесе. И хотя упоминание Глеба об этом сегодня вечером вернуло меня к давно похороненным мечтам, мне не нужно ничего этого, чтобы быть счастливой.

Все, что мне нужно, — это Габби. Все остальное — это то, что я делаю, чтобы защитить ее, чтобы заботиться о ней.

В слабом лунном свете, проникающем через наше единственное окно, я изучаю ее невинное лицо, то, как ее губы складываются в мягкую букву "О", когда она спит. Боже, она напоминает мне Глеба во многих мелочах — ее способность так легко читать мои эмоции, то, как она наблюдает за людьми, читает ситуации и думает, прежде чем вступать в бой. Она такая же тихая, как он, и такая серьезная для девочки ее возраста, как и Глеб, всегда осторожная.

Слезы обжигают горло, и там поднимается комок. Я тяжело сглатываю, борясь с неожиданной волной эмоций. Я так долго пыталась забыть о Глебе, а после сегодняшней встречи с ним в моем сердце словно прорвало плотину, выпустив все сдерживаемые чувства, которые я к нему испытывала.

Иногда я сомневаюсь, правильно ли я поступила, скрыв от него Габби. Мне кажется, что это эгоистично — иметь ее только для себя. Я так и представляю их вместе, серьезные глаза наблюдают друг за другом, образуя глубокую, молчаливую связь, которую они, кажется, развивают без усилий. Но каждый раз, когда я пересматриваю свой выбор, я прихожу к одному и тому же выводу. Чтобы защитить свою дочь, я должна держать ее подальше от этого мира — его мира. Мира мужчин. Потому что, как и я, она станет лишь вещью, которой можно обладать. И как только я открою эту дверь, я передам контроль.

Я должна быть сильной ради своей маленькой девочки. Стоять на своем. Сохранять свою независимость. У нее будет хорошая жизнь, безопасная жизнь. В которой ни один мужчина не причинит ей вреда.

Я позабочусь об этом.

— Я так люблю тебя, Габби, — бормочу я, откидывая ее шелковистые локоны со лба. — Мама никогда не позволит, чтобы с тобой что-то случилось. Ты вырастешь большой, сильной и счастливой. Ты можешь мечтать даже о луне и звездах, моя булочка, и вместе мы сделаем это. Хорошо?

Габби тихонько кивает во сне, прижимаясь к подушке, и мое сердце сжимается. Наклонившись, я в последний раз целую ее в висок. Затем я медленно поднимаюсь с ее кровати, чтобы смыть с себя события этой ночи.

Загрузка...