Извращенная принцесса

37

ГЛЕБ

— Муж? — Спрашивает она, как только за ним закрывается дверь. Ее брови идеальной формы изгибаются в удивлении, когда она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, ее ониксовые глаза блестят, должно быть, от удовольствия.

— Это был единственный способ, которым они разрешили бы мне находиться в комнате с тобой, а Габби слишком мала, чтобы оставаться одна. — Я сохраняю ровный голос, хотя по шее к ушам ползет странный жар.

Мэл смущенно улыбается.

— Ну да. Конечно. Извини.

Я пожимаю плечами.

— Это не твоя вина.

К моему удивлению, ее глаза вдруг заблестели от непролитых слез, и я не могу понять, почему. Должно быть, травма от всего, что произошло с тех пор, как она позвонила, настигает ее. Но в стиле Мэл она облизывает губы, сглатывает эмоции и храбро улыбается мне.

— Слава богу, что это было всего на три дня, верно? — Шутит она.

Глубокая боль сжимает мою грудь, и я киваю.

— Точно.

Я должен помнить, что Мэл позвонила мне в состоянии сильного стресса. Ничего не изменилось.

Ей просто нужен был выход.

Дверь со щелчком открывается, прерывая тягостный момент, когда входит медсестра.

— Мисс О'Мара, я слышала, вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы мы могли одеть вас и подготовить к работе, — мило говорит молодая брюнетка.

— Я принес для тебя одежду, — говорю я, жестом указывая на один из стульев. — Я пойду… возьму машину напрокат и встречу вас у входа.

Мэл кивает, крепко сжимает Габби и прижимается щекой к макушке своей дочери. Молчаливый сигнал о том, что она не хочет упускать ее из виду. И когда медсестра подходит к больничной койке, я бесшумно выскальзываю из палаты.

Аренда не занимает много времени. Я бросил машину старика, как только представилась возможность, потому что, даже если бы ее не объявили в розыск, люди Винни наверняка пришли бы за ней. Я взял напрокат простой седан вместе с автокреслом и через полчаса подъехал к входу в больницу.

Медсестра выкатывает Мэл в инвалидном кресле, когда я выхожу из машины и подхожу, чтобы открыть дверь со стороны пассажира.

— Правда, я в порядке, — настаивает Мэл, пока медсестра везет ее прямо к машине, а Габби сидит у нее на коленях.

— Таковы правила больницы, — заверяет ее медсестра, запирая шины.

Пока я поднимаю Габби из лаборатории ее мамы, Мэл шатко встает с инвалидного кресла и опирается на заднюю дверь.

— Я могу пристегнуть ее, — настаивает она, когда видит, как я пристегиваю автокресло Габби.

— Боишься, что я сделаю это неправильно? — Сухо спрашиваю я, вскидывая бровь. И прежде, чем она успевает придумать подходящий ответ, я добавляю: — Ты можешь перепроверить мою работу с переднего сиденья. — Я дергаю подбородком, молча приказывая ей сесть в машину, пока она не опрокинулась.

На мгновение она выглядит так, будто собирается спорить — типичная Мэл, но потом кивает и поворачивается, чтобы забраться на пассажирское сиденье.

Когда я оборачиваюсь к Габби, она смотрит на меня напряженными зелеными глазами, и от ее торжественного выражения у меня замирает сердце. Обычно дети пугают меня. Они такие маленькие, хрупкие и их легко расстроить. Но Габби не похожа на большинство детей. Она такая… спокойная. Вдумчивая, хотя, судя по ее размеру, ей не больше двух лет.

Я пытаюсь ободряюще улыбнуться, когда заканчиваю пристегивать ее, и надеюсь, что выражение лица не выглядит слишком натянутым. Оно наверно ей кажется чужим.

Закрыв дверь, я обхожу машину спереди и сажусь за руль.

— Где мы? — Спрашивает Мэл, оглядываясь по сторонам, когда мы выезжаем на улицу.

— Милфорд. Я не хотел возвращаться в Нью-Хейвен. Подумал, что там нас будут искать с большей вероятностью.

— Ты…? Как мы сюда попали? — Спрашивает она.

— А это имеет значение? — Я не думаю, что ей нужно знать о старике. Это ничего не даст, кроме беспокойства.

— Габби сказала, что ты унес нас в лес…, — говорит она, явно не желая оставлять эту тему.

Вздохнув, я бросаю взгляд на Мэл.

— Один старик увидел аварию и остановился, чтобы помочь.

Глаза Мэл расширяются, и я всерьез задумываюсь о том, чтобы оставить все как есть. Это не ложь и гораздо менее отвратительно, чем правда. Но я не могу заставить себя сказать ей ничего, кроме правды. Я ненавижу нечестность. За всю жизнь я натерпелся от нее с лихвой, и мне не нужно привносить ее в наши и без того натянутые отношения.

— Мико застрелил его, и после того, как они последовали за нами в лес, я вернулся и забрал его машину, так как она ему больше не понадобится. — Мой тон ровный, я не отрываю глаз от дороги. И по оглушительной тишине рядом со мной я понимаю, что Мэл думает о человеке, погибшем от руки моего брата. От меня не ускользает тот факт, что если бы я не уехал из Бостона тогда, когда уехал, на его месте так легко мог бы оказаться я — еще один Мико — холодный, жестокий, расчетливый. Может, я и не лучше, но, по крайней мере, не такой.

Чем дольше тянется между нами тишина, тем глубже я погружаюсь в свои мрачные мысли. Потому что, по правде говоря, в глазах Мэл, вероятно, не имеет значения, что я стал лучшей версией себя, которую только можно представить. Я все равно недостаточно хорош.

Я полезен. Это очевидно. И надежный готовый прийти ей на помощь. Но это не то, что она ищет. Честно говоря, я не знаю, что именно. На несколько мимолетных мгновений мне показалось, что это так. Каждый раз, когда она прикасается ко мне, мне кажется, что я — то, что ей нужно.

А потом ее слова подтверждают обратное.

На самом деле, ее слова варьируются от желания получить меня до нежелания видеть меня снова. Так что мне остается читать лишь незначительные замечания, как в больнице, когда она узнала, что я назвался ее мужем. Слава богу, это длилось всего три дня. Три дня, пока она была без сознания. Уверен, это было большим облегчением для нее, ведь мысль о том, что я женат на ней, так ужасна.

Что со мной не так?

Я размышляю над тем, что Мэл не нравится идея быть замужем за мной, когда она дала мне понять, что позвала меня только для того, чтобы спасти жизнь себе и своей дочери, я тут совершенно ни при чем. Не то чтобы я когда-нибудь решил не защищать Мэл и ее дочь. Я всегда приду за ней, несмотря на боль, которую она мне принесет. И теперь, когда я знаю Габби, я уверен, что продал бы душу, чтобы и она была в безопасности. Но от этого правда не становится менее болезненной.

Я в их жизни — всего лишь щит, который нужно отбросить, как только опасность минует.

Если действия Винсента Келли и научили меня чему-то, так это тому, что, если я хочу уважать желания Мэл, мне нужно отпустить ее.

— Ты… злишься на меня? — Тихо спрашивает Мэл, прерывая мою задумчивость.

Я смотрю в ее сторону и вижу беспокойство в ее ониксовых глазах.

— С чего бы мне на тебя злиться? — Спрашиваю я.

— За то, что ты… приехал за мной. За то, что тебе пришлось рисковать жизнью, чтобы снова помочь мне.

Сглотнув эмоции, я возвращаю взгляд на дорогу и сжимаю руль до побеления костяшек пальцев.

— Я не злюсь за то, что мне пришлось приехать за тобой.

— Но…? — Спрашивает она, когда я прерываю себя, потому что выражать свои чувства, это не то, в чем я преуспел.

— Похоже, я тебе нужен только тогда, когда на кону стоит твоя жизнь. — Я качаю головой. — И, конечно, я бы предпочел, чтобы ты попросила о помощи, а не отказывалась от нее. Но я просто думал… надеялся… — Я сжимаю челюсти и снова качаю головой.

Нет смысла говорить о желаниях. Мне нужно смотреть в лицо реальности, а реальность такова, что Мэл не хочет того, чего хочу я.

— Я получил сообщение громко и ясно, — заверяю я ее, бросая взгляд в ее сторону, чтобы увидеть, как она пристально наблюдает за мной. — Я провожу тебя и Габби туда, где, по твоему мнению, вы будете в безопасности, а потом тебе больше никогда не придется меня видеть.

— Глеб, я… — начала Мэл, потом отвернулась от меня, кусая губы. И за долю секунды до того, как она опустила глаза, я уловил в них чувство вины.

Ей не нравится причинять мне боль. И я могу оценить ее сочувствие, даже если это ничего не исправит.

— Думаю, для нас обоих будет лучше, если мы пойдем разными путями, — заявляю я.

Тогда ей не придется видеть мою боль, когда я вижу ее каждый день, и я смогу притвориться, что мое холодное, безжизненное сердце не кровоточит от того, что я рядом с ней и не могу быть с ней. С глаз долой, из сердца вон, верно? Но я никогда не переставал думать о Мэл, не совсем. Просто со временем эти мысли стали реже.

Надеюсь, со временем я смогу вернуться к этому состоянию.

С пассажирского сиденья меня встречает тишина, Мэл не спорит, что только подтверждает правильность моих предположений. Она тоже это знает.

Наконец она заговорила, но не более чем шепотом.

— Я понятия не имею, куда идти. У меня нет семьи. Киери… она — самое близкое, что у меня было с тех пор, как умерла мама. Но сейчас я не могу туда вернуться.

Мое сердце разрывается от этого признания. Отчасти поэтому Мэл и осталась под защитой Велеса, потому что у нее не было семьи, к которой можно было бы вернуться — ну, дядя, который продал ее клану Живодеров. Но ему просто повезло, что я не выследил его и не убил.

— Мы можем поговорить с Петром. Он знает, что делать.